Текст книги "Эти бессмертные"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Ничего не вышло, Хортон был прав, герцог неспособен правильно воспринять явление потрясателя. Но как же обидно! Теперь все будут думать, что Иф предал повелителя, и, что самое обидное, они будут правы. Конечно, те воители, что встанут на путь добра, поймут, чем руководствовался Иф, принимая тяжелое решение, но остальные-то не поймут! Впрочем, какое Ифу дело до остальных? Мир перевернется, ничто не останется прежним, первые станут последними, а последние первыми. Теперь Иф понял, какие первые станут последними – те, кто не смог или не захотел принять путь добра. Жаль, что в их число вошел герцог Хин, но теперь уже ничего не поделаешь.

Да и не очень-то жаль, честно говоря. Иф никогда не любил своего повелителя, ни сексуально, ни как-либо еще. Уважал – да, боялся – несомненно, а любить – нет, не любил. Да и какая может быть любовь при такой разнице в силах и опыте? Для герцога Хина нет разницы, барон перед ним или простой раб, при нужде он прихлопнет любого из них, как надоедливую муху: раз и все – нет больше человека. На что надеется Хортон? Герцог убьет его, а потом убьет… потрясателя вселенной… Но этого нельзя допустить!

Иф застыл на месте, как пораженный молнией раб застывает на мгновение, прежде чем рассыпаться прахом. Надо что-то делать, но что он может реально сделать?

Силовые линии исказились, бой начался. А Иф как раз между Хином и Хортоном, его же сейчас убьют, если не один, так другой…

Иф сформировал магический щит и упал на землю – так удобнее прикрываться от боевых заклинаний. Первое заклинание не заставило себя ждать – со стороны деревьев, под которыми засел Хортон, пришла волна, она ударила в землю рядом с Ифом, земля вздыбилась, Иф вскочил и едва успел привести в действие «полет крысы», как прямо под ним разверзлась трещина. Отсидеться не получилось, надо убегать, все равно его скромные силы ни на что не повлияют в этом бою. Впрочем, какой это бой, это избиение. Хортон вскоре растратит все свои невеликие силы, Хин нанесет ответный удар – и этот удар будет сокрушителен.

Иф мчался над самой землей, уходя вбок, подальше от кипящего котла смертельной магии, которой он все равно не смог бы противостоять. Краем глаза он отметил, как в небе с треском и ревом развернулось белое полотнище рукотворного смерча, брошенного мимо цели.

Внимание Ифа привлекла ворона. Обычно эти птицы хорошо чувствуют магию, боятся ее и стараются убраться как можно скорее из района битвы волшебников. Но эта ворона летела навстречу Ифу, причем очень быстро, намного быстрее, чем обычно летают вороны, она надрывалась из последних сил, чтобы…

Да она сейчас врежется в него! Иф заложил вираж, ворона тоже изменила направление полета и почти достала Ифа, она пронеслась мимо него так близко, что он ощутил на себе ветер от ее крыльев. А в следующую секунду ворона врезалась в землю, волна боли ударила по ушам, крупные комья и мелкие камни ударили по спине, порыв ураганного ветра подхватил Ифа и швырнул в сторону, прочь от места гибели вороны.

Оглушенный барон рухнул на землю и покатился, заклинание полета распалось, а собрать его заново не получалось, оглушенный разум отказывался сосредоточиться. Ноги Ифа провалились в очередную трещину, он уцепился руками за край, кое-как подтянулся и выбрался за мгновение до того, как ее края сомкнулись. А затем Иф увидел невероятную, жуткую картину.

Герцог Хин мчался по воздуху, преследуемый целой стаей ворон. Он пикировал, он вышел из пике у самой земли, и это было слишком поздно. Вороны падали вокруг него, подобно граду, они взрывались, и каждый взрыв бил в магический щит герцога ветром и осколками. Герцог мгновенно скрылся за стеной сплошного дыма, Иф ждал, когда он вылетит с другой стороны, но он все не вылетал и не вылетал. А потом клубы дыма рассеялись, и Иф понял, что бой окончен. Герцог мертв.

Потрясатель вселенной подтвердил свою мощь, воистину он – сильнейший воитель во всей империи. Естественно, не считая императора, но императора как-то глупо сравнивать с обычным воителем. Его и человеком-то непонятно можно ли считать.

Жаль герцога. Конечно, он сам виноват, что не последовал путем потрясателя, но часть вины лежит и на Ифе. Надо было лучше подготовиться к этому моменту, доложить не как получится, а как положено – четко и ясно, начиная с самого важного. Заставить сюзерена услышать и воспринять то, что он должен был услышать и воспринять. А Иф не сумел это сделать, и эта неудача ляжет тяжким бременем на его последующее воплощение. Но что делать, придется терпеливо переносить тяготы и лишения вечной жизни. Впрочем, это будет не скоро, во всяком случае, теперь на это можно надеяться.

Иф стоял над телом герцога. Хин был как живой, лишь около ушей, носа и рта подсыхали тонкие ручейки растекшейся крови. Страшное сотрясение воздуха вытрясло душу из бренного тела, а великая, непревзойденная магия, которой обладал покойный, не смогла ему помочь. Потому что никто не в силах противостоять потрясателю вселенной.

А вот и он неторопливо приближается, осторожно перебираясь через глубокие раны в теле земли. А с другой стороны приближается граф Хортон… Впрочем, граф ли он теперь? Кто займет место покойного Хина – граф Хортон или барон Павел? И не передерутся ли они прямо сейчас за наследство герцога? Нет, не должны, Хортон слишком умен для этого, а Павел много раз говорил, что не стремится к власти, и, похоже, не врал.

– Так вот какой ты, северный олень, – пробормотал Павел, глядя на поверженного врага.

Будь душа Ифа не столь закалена многолетними тренировками, он бы прослезился. Потрясатель не стал глумиться над мертвым противником, а отдал ему должные почести, сравнив с мифическим зверем, общепринятым идеалом строгой и самодостаточной красоты и мощи. Непонятно, почему северный… Но потрясатель часто изъясняется непонятно.

С другой стороны подошел Хортон. Он выглядел куда хуже Павла – смертельно уставший и измученный. В бою ему пришлось опорожнить свой источник магической силы если не полностью, то близко к тому, и это не дало ему ничего. Потому что он не потрясатель вселенной.

– Ну что, герцог? – обратился к нему Павел. – Поздравляю с победой.

Хортон вяло отмахнулся.

– Да разве ж это победа? – задал он риторический вопрос. – Признаю себя дураком и неудачником, моя ловушка не сработала, а почему – сам не понимаю. Зато твои вороны показали себя великолепно.

Павел поморщился и тоже задал риторический вопрос:

– Да разве ж это великолепно? Он едва не ушел от них, заложил бы вираж чуть выше и ушел бы. И конец нам тогда всем, кроме вот него, – он указал на Ифа.

Хортон зябко передернул плечами и сказал:

– Бррр… – И добавил: – Но не будем о грустном. Пойдем в замок, передохнем, пообедаем. Надо Флетчеру сказать, пусть готовит поход на Гусиный Пик. И еще вассалов пусть собирает, они должны знать, что потрясатель вселенной явился и выступает на нашей стороне.

Павел посмотрел на Хортона, как будто тот не констатировал всем известный факт, а обозвал демона нехорошим словом. Как будто потрясатель на самом деле не верит в свое предназначение или, хуже того, стесняется его. Нет, этого не может быть, это просто минутная слабость овладела им или вообще какая-нибудь посторонняя мысль!

– Пойдем, герцог, – сказал Павел. – Пойдем, отдохнем, хватит на сегодня потрясений.

Глава девятая

1

Столько воителей не собиралось в Муралийском замке еще никогда. Герцог Хортон собрал всех своих вассалов, а те, в свою очередь, привели своих вассалов, не оставив на хозяйстве вообще никого, здесь были все, вплоть до самого последнего безземельного воителя. Это было беспрецедентно, Хортон сознательно нарушил устоявшиеся правила, чтобы вассалы уяснили, что случившееся здесь не укладывается ни в какие законы и традиции. Каждые два-три тысячелетия случается, что граф бросает вызов герцогу и занимает его место, но никогда раньше не бывало, чтобы графу помогал в бою потрясатель вселенной.

Только теперь Павел осознал, какой мегазвездой он стал. Старые бароны с неподвижными, будто каменными лицами смотрели на него с плохо скрываемым ужасом. Поле боя, на котором Павел и Хортон уничтожили Хина, говорило само за себя, оно не нуждалось в комментариях. Обширная территория, перемолотая и перепаханная судорогами земли невероятной силы, а внутри нее, чуть в стороне от центра – небольшой островок, не только перепаханный, а как будто обработанный бороной, да не обычной бороной из суковатой ветки, а мифической золотой бороной, которой обладал какой-то персонаж холопских сказок. И повсюду разбросаны серые перья, они окружают каждую воронку, не оставляя сомнений в том, как с этим полем произошло то, что произошло. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы поставить себя на место покойного герцога и наглядно представить себе, что бывает с теми, кто пытается противостоять потрясателю вселенной. Особенно поражало воителей, что Хортон, даже выпив очередную холопскую душу, сильно страдал от истощения магических сил и выглядел сущим ходячим мертвецом, а у Павла никаких признаков истощения не было. Дескать, прихлопнул герцога одним пальцем, как комара, и не устал совсем, надо будет – еще десяток прихлопну. Но не объяснять же им, что бой был скоротечным, что почти все это время Павел просидел в укрытии, а единственный удар, что он нанес, достиг цели лишь по чистой случайности. Не допусти Хин роковую оплошность, лежать бы сейчас на этом поле не Хину, а Павлу.

Павел чувствовал себя странно и нелепо. К какой бы компании он ни приближался, все разговоры стихали, бароны и воители смотрели на потрясателя вселенной и ждали то ли распоряжений, то ли пророчеств. Лишь обрывки разговоров достигали ушей Павла, и Павел не знал, как реагировать на то, что он услышал в этих обрывках. Воители думают, что Павел – величайший маг во всей империи, что он пророк, что он даст им новые законы и настанет счастливая жизнь с медовыми реками и кисельными берегами. Допустим, он действительно великий маг и действительно может поделиться с ними кое-какими знаниями. Но давать новые законы… Он уже пытался говорить о любви и доброте, к чему это привело? Хортон использовал эти слова как новый вид психотропной магии, причем ему даже не пришлось сильно извращать их суть. Так, сместил кое-какие акценты…

Павел нашел Хортона в кабинете. Новоявленный герцог расхаживал по комнате из угла в угол, что-то бормоча себе под нос. Увидев Павла, он улыбнулся и заявил:

– Речь готовлю. Тебе тоже придется выступить перед воителями. Скажи им что-нибудь про доброту и не слишком старайся все разъяснить, они все равно ничего не поймут. Это будет такой ритуал – потрясатель вселенной выступил перед вассалами и наполнил их сердца гордостью, что они лично его слушали. Еще скажи им, что новые заклинания, которые ты открыл, ты передашь самым близким вассалам.

– А у меня будут вассалы? – спросил Павел. – Ты все-таки решил мне отдать Муралийский замок?

Хортон снова улыбнулся, на этот раз весьма ехидно.

– Ты мыслишь слишком мелко для потрясателя вселенной, – заявил он. – Мы все твои вассалы, и я в том числе. Я не говорю об этом вслух, но считается, что ты как бы послан абстрактным творцом, чтобы улучшить устройство нашего общества, дать новый толчок развитию, новое понимание справедливости, ну и так далее. Только не надо явно говорить об этом, тогда вассалы начнут задавать конкретные вопросы, а как отвечать на них, я еще не решил. Лучше, когда все это будет как бы подразумеваться.

– Пророка из меня делаешь, – констатировал Павел. – Только ты не учитываешь, что пророки обычно плохо кончают. И их ближайшие сподвижники – тоже.

– А куда нам с тобой деваться? – ответил Хортон вопросом на вопрос. – Дней через сто нам придется держать ответ перед императором, и это будет непросто. Одно дело, когда разбирается дело обычного узурпатора, и совсем другое дело – когда этому узурпатору тысячи воителей поклоняются сильнее, чем самому императору. В такой ситуации проще договориться с наглым выскочкой, чем уничтожать его.

– Раньше ты не говорил, что придется держать ответ перед императором, – заметил Павел.

– Проблемы надо решать по мере поступления. Раньше главной проблемой был Хин, теперь – император.

– А что это за император такой? – спросил Павел. – Он вообще человек? Имя у него есть?

– Наверное, есть, – пожал плечами Хортон. – Только его никто не знает. Человек ли он – наверное, да. То есть раньше был. Когда достигаешь такой магической мощи, как у него, уже непонятно, можно ли считать тебя человеком. Магия – она ведь не только боевая, с ее помощью можно менять собственную природу. Любой воитель умеет залечивать раны, сильный маг может оживлять мертвых, ты вот, например, петуха оживил, но это лишь самые простые проявления магии. Я могу обходиться без пищи, если вдруг потребуется, подпитывать свое тело только волшебством. Это неудобно, слишком много сил уходит на поддержание жизни, но возможно в экстренной ситуации. А для императора обходиться без пищи – сущая ерунда. Он сильнее любого другого воителя, про него рассказывают много странных вещей, хотя толком никто ничего не знает. Достоверно известно только то, что он живет на горе Губерт, это единственная гора во всей империи с тех пор, как великие маги сровняли землю, чтобы придать ей максимальное плодородие. Говорят, у императора нет замка, он в нем не нуждается. Если бы Хин остался жив, он мог бы рассказать точнее, он посещал гору Губерт, когда император присваивал ему герцогский титул. Я-то императора никогда лично не видел, я о нем знаю только по легендам и слухам, а им не всегда можно доверять. Говорят, что император силой магии может мгновенно переноситься на большие расстояния, видеть происходящее в любом месте империи, менять течение времени и направлять судьбы туда, куда ему хочется. Только я не думаю, что его сила ничем не ограничена, потому что это приводит к логическому парадоксу. Сможет ли всесильный маг сотворить камень, который сам не сможет поднять?

Павел усмехнулся.

– Я знаю этот парадокс, – сказал он. – Его можно разрешить сотней разных способов.

– Сотней? – удивился Хортон. – Мне известны только двенадцать. Но это неважно, важно другое – для императора мы с тобой как назойливые комары, которые пока не кусают, а пищат в отдалении. Можно прихлопнуть, но лень протягивать руку. Когда император узнает, что мы с тобой свергли Хина, возможно, он решит, что руку пора протянуть. Но если он увидит, что комаров уже не два, а две тысячи, он поймет, что переловить всех – слишком утомительное дело. И тогда он задумается, как решить эту проблему с минимальными усилиями, и у нас появятся шансы немного оттянуть перерождение. Однако пойдем к народу, они уже заждались. Пора им узнать потрясателя вселенной поближе.

– А тебя не смущает, что ты их обманываешь? – спросил Павел. – Ты создаешь красивую легенду, но мы-то с тобой знаем, что было на самом деле.

– Ну и что? – удивился Хортон. – Думаешь, это будет первая красивая легенда, не полностью основанная на реальных событиях? Я думаю, реальных легенд вообще не бывает, легенда на то и легенда, чтобы быть красивой, а реальность не красива, она обычна. И еще об одном нельзя забывать – когда легенда захватывает души людей, она сама становится реальностью. Пойдем, Павел, будем творить реальность.

2

Вся площадь перед парадным крыльцом Муралийского замка была заполнена воителями, Иф не смог сосчитать их, он досчитал до девяноста девяти и понял, что не знает, как называется следующее число. Никогда еще Иф не видел столько воителей в одном месте.

Это были вассалы Хортона и вассалы его вассалов. Все воители Муралийского Острога собрались вместе, они все знали друг друга, они разбились на тесные группки вокруг своих баронов, но эти группки не были замкнуты, время от времени то один, то другой воитель переходил от одной компании к другой, один лишь Иф был здесь чужим.

На него косились с любопытством, без враждебности, но с небольшой опаской. Его все знали, и это неудивительно: основной помощник герцога в боевых операциях – личность неизбежно известная. Раньше его боялись, ему оказывали почести почти как герцогу, потому что каждый барон и граф знал: если перед тобой стоит барон Иф – жди в гости герцога. А теперь воители недоумевали, почему герцог Хортон сохранил жизнь ближайшему сподвижнику своего поверженного врага. Вряд ли они уже успели задуматься над этим достаточно глубоко, вряд ли в их умах уже родилось слово «предательство», но это лишь вопрос времени.

Иф понимал, что назвавшие его предателем будут правы. Он действительно предал сюзерена, действительно перешел на сторону врага. Будь этим врагом не потрясатель вселенной, а обычный воитель, восставший против принятого порядка вещей, поступок Ифа заслуживал бы презрения. Но потрясатель вселенной не может быть врагом, разве что по недомыслию. Скоро все эти люди поймут это – и тогда…

На крыльцо замка вышел Хортон, за ним следовал Павел. Все разговоры стихли, наступила тишина, и в этой тишине Хортон громогласно провозгласил:

– Возлюбленные вассалы мои!

Иф улыбнулся. Он видел, как на лицах суровых воителей появляется плохо скрытое недоумение. Почему лорд сказал не «верные», а «возлюбленные»? Ничего, скоро они поймут.

Хортон тем временем продолжал:

– Я собрал вас здесь в связи с уникальным, исключительным событием. Случилось то, что никогда еще не случалось за всю историю империи. В нашу вселенную явился потрясатель. Многие из вас полагают, что пророчество о потрясателе вселенной – просто красивая сказка, придуманная рабами и холопами. Некоторые из вас знакомы с трудами знаменитых философов, которые подвергали легенду о потрясателе критическому анализу и делали вывод о неистинности данного пророчества. Не скрою, до последнего времени я сам разделял такое мнение, лишь совсем недавно я поверил в потрясателя вселенной и примкнул к нему. Не скрою, это едва не стоило мне жизни. Вы видели, что потрясатель сделал с покойным лордом Хином. Если бы я помедлил еще немного, моя участь была бы решена так же.

Хортон сделал короткую паузу, перевел дыхание и продолжил:

– Воитель по имени Павел, которому предписано судьбой потрясти вселенную, не родился в нашем мире, а явился извне в ритуале призвания демона. Я лично проводил этот ритуал, и я счастлив, что именно мне довелось сделать первый шаг, направивший вселенную на путь потрясений. Не скрою, я не сразу понял, кого именно мне довелось призвать из-за грани миров. Поначалу я относился к демону Павлу неподобающе, однако я не успел совершить непоправимого. Как бы то ни было, я принес извинения, и потрясатель вселенной принял их.

Хортон бросил взгляд на Павла, ожидая подтверждения, потрясатель мрачно кивнул. Иф отметил, что потрясатель необычно мрачен для такого торжественного момента. Неужели его смущают воздаваемые ему почести?

– Лорд Павел принес в наш мир необычную магию, – продолжал Хортон. – Вы видели поле, посреди которого лежит мертвое тело сэра Хина. Каждый из вас смог оценить мощь и необычность примененной потрясателем боевой магии. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что каждый из вас представил себя на месте покойного и оценил свои шансы против потрясателя вселенной. Я подтверждаю эти оценки. Лорд Павел – сильнейший воитель империи, а если кто-то из вас несогласен с этим, пусть бросит ему вызов здесь и сейчас!

Дураков не нашлось. Воители стояли и молчали, некоторые бросали быстрые взгляды друг на друга, некоторые не отрывали взгляда от Хортона, произносящего историческую речь. Вызов никто не бросил.

– Прекрасно, – заявил Хортон. – Я рад, что вы обладаете достойным здравомыслием. Потому что исход поединка с потрясателем вселенной предрешен. Три воителя бросали ему вызов: Трей, Иф и Хин, и только один из них – барон Иф жив и стоит среди вас.

Иф почувствовал, как краснеет под сотнями взглядов. В памяти вдруг всплыло забытое слово «сто», именно так называется число, которое идет после девяноста девяти.

– Потрясатель вселенной пощадил барона Ифа, – продолжал Хортон. – Потому что лорду Павлу открылось, что барон Иф сражается с ним не из недостойных побуждений, а по недомыслию, что, будучи пощажен, барон Иф встанет на сторону потрясателя вселенной и будет преданно служить ему, не щадя собственной души. Я правильно говорю, барон Иф?

Иф машинально ответил:

– Так точно, ваша светлость.

И лишь произнеся эти слова, подумал, что на самом деле все было не совсем так. Иф не собирался ни с кем сражаться, лорд Павел (почему лорд, кстати?) сам напал на него, скрытно, из засады, без всякого вызова. Их бой не был честным, а когда Иф потерпел поражение, Павел не оборвал нить его судьбы милосердным ударом, а долго мучил и пытал, заставляя предать лорда Хина. Но это все мелкие детали, в главном Хортон, несомненно, прав. Иф действительно встал на сторону потрясателя и действительно служит ему, не щадя собственной души. Тот, кто щадит собственную душу, никогда не предаст повелителя ради чего бы то ни было. А Иф предал лорда Хина.

3

Хортон оказался великолепным оратором. Павел стоял справа и чуть позади от него, смотрел на толпу и видел, как в глазах воителей медленно, но верно разгорался огонь веры. Речь Хортона завораживала, Павел понимал, что он лжет в каждой второй фразе и рождает новую легенду, причудливо смешивая правду и ложь. Наверное, так обычно и рождаются легенды, и неважно, о чем конкретно они повествуют – о подвиге героев-панфиловцев или о демоне, явившемся из иных измерений, чтобы потрясти вселенную. В какой-то момент Павел начал чувствовать, что сам верит в то, о чем говорит Хортон. И не просто верит, но гордится собственной причастностью к великим событиям и даже немного завидует воителям, стоящим внизу, – в отличие от него, они не знают, что в реальности все происходило не так красиво, как рассказывает Хортон. И когда Хортон сказал, что сейчас передаст слово потрясателю вселенной, это застало Павла врасплох.

Он смотрел на толпу, а толпа смотрела на него сотнями глаз и ждала продолжения спектакля. А Павел не знал, о чем говорить. Единственное, что он знал точно – что ему ни за что не произнести такую складную речь, какую только что произнес Хортон. Однако что-то говорить надо.

Павел откашлялся и начал немного смущенно:

– Я даже не знаю, с чего начать. Мне так многое нужно сказать вам, но я уверен, что большую часть моих слов вы не поймете правильно. Вы совсем другие, чем я, мой родной мир отличается от вашего куда сильнее, чем показалось мне поначалу, когда я только попал к вам. Многое простое и понятное вам удивительно мне, а другие вещи, простые для меня, удивительны вам. Хортон считает, что мои знания потрясут вашу вселенную, возможно, он прав, я не берусь судить об этом с уверенностью. Но пока такой исход кажется мне вполне вероятным.

Павел помолчал. На площади перед замком стояла мертвая тишина, воители терпеливо ждали. Странно, что не было слышно пения птиц, не иначе кто-то отпугнул их простым заклинанием, чтобы не мешали слушать историческую речь потрясателя вселенной. А в легенде, которая опишет сегодняшнюю речь, наверняка будет сказано, что птицы молчали, внимая речи потрясателя.

– Смотрите, – сказал Павел и протянул руку вперед и немного вверх.

«Зиг хайль», – промелькнула в голове непрошеная дурацкая мысль.

Заклинание Павла опустилось на грядки и поля ближайшего холопского участка. Тысячи, а может, и миллионы разных насекомых поднялись в воздух, образовали рой, и этот рой завис в воздухе метрах в двухстах от толпы воителей. А теперь преобразование биологической ткани… сделано. И финальный аккорд – обычный банальный файрбол.

Файрбол ударил в облако преобразованных насекомых, и оно вспыхнуло ослепительным шаром термобарического взрыва. Ударная волна прошла по полю и площади, пригибая растения, поднимая пыль и теряя свою силу с каждым пройденным метром. Когда она достигла толпы, она всего лишь ударила по ушам воителей оглушительным хлопком, перешедшим в раскатистый рев. Хотя и это было весьма впечатляюще.

– Вы видели, как легко я сделал то, что сделал, – сказал Павел. – Если ты знаешь, как вмешиваться в тонкие пласты ткани бытия, не нужно тратить много магической силы, не нужно тратить десятилетия на упорные тренировки. Заклинание, что я показал, доступно каждому из вас. И не только оно. Но сейчас я буду говорить не о заклинаниях.

Павел почувствовал, что в горле у него пересохло. Жаль, что в этом мире нет традиции выставлять докладчику графин с водой и стакан. Но что уж тут поделаешь…

– Я буду говорить вот о чем, – продолжал Павел. – Каждому из вас знакомы правила обращения с заклинаниями. Каждое заклинание принадлежит сюзерену, который держит в руках нити жизней и судеб своих вассалов. Все это правильно и оправданно в тех условиях, в которых вы живете, но попробуйте задуматься: а что, если можно жить по-другому? Когда сюзерену нет нужды опасаться, что вассал превзойдет его в магической силе. Когда вассалу нет нужды заискивать перед сюзереном, опасаясь попасть под зачистку. Когда два человека могут свободно беседовать, не задумываясь о том, какое положение в обществе занимает каждый из них. Когда люди прежде всего люди, а лишь потом вассалы и сюзерены. Я знаю, вам это кажется нелепым, но такой мир возможен, это мир, из которого прибыл я.

«Я тоже впадаю в демагогию, – подумал Павел. – Не говорю откровенной лжи, но умалчиваю о тысячах различных нюансов, без упоминания которых мои слова не сильно отличаются от лжи. Наверное, это общая судьба всех пророков».

– Есть простой способ жить так, как я говорю, – продолжал Павел. – Это очень просто, надо всего лишь возлюбить своего ближнего. Не так возлюбить, как вы привыкли, я не призываю долбить друг друга в анус или куда придется, это ваше личное дело, не имеющее к любви прямого отношения. Я говорю о такой любви, когда ты желаешь счастья и благополучия тем, кого любишь, когда твое счастье невозможно, когда несчастен твой ближний. Я говорю о том, что каждый должен любить каждого. Не тратить силы и нервы на выяснение отношений – кто кого сильнее и круче, не придавать значения мелким обидам. Если твой ближний ударил тебя – не спеши мстить, возможно, он сделал это нечаянно. Найдутся те, кто станет злоупотреблять добротой окружающих, но их не будет много, я вас уверяю. Потому что жить в любви и доброте не только полезно, но и приятно. Попробуйте, и убедитесь сами. Достаточно всего лишь сказать вассалу не «повелеваю», а «прошу», не ругать за нечаянную ошибку и не забывать хвалить за хорошо сделанное дело. Не копить заклинания в тайной книге, а делиться ими с сюзереном и своими… Я знаю, в вашем мире нет нормальных семей, поэтому мне трудно описать простыми словами то, к чему я призываю. Но представьте себе, что вы связаны узами более тесными, чем узы, привязывающие вассала к сюзерену, и что эти узы симметричны, что они не предполагают возвышения одного и унижения другого.

– Мы знаем, что это за узы, – вмешался Хортон. – Все, кто идет за потрясателем вселенной, связаны этими узами. Пока нас немного, но мы распространим слово потрясателя по вселенной, и она будет потрясена. И последние станут первыми, и этими первыми станем мы. Судьба предоставила нам великую честь – сопровождать первые шаги потрясателя, и я призываю вас не посрамить эту честь. Я должен признаться: я тоже вел себя недостойно, копил недозволенную магию, относился к вам без должного уважения, считал вас пылью под своими ногами. Но теперь слово потрясателя дало всходы в моей душе, и каждый из вас стал дорог мне, как дорог каждый любимый человек.

Хортон сделал паузу, и Павел воспользовался ею.

– Знаете, в чем главная проблема вашего мира? – спросил он. – Вы не делитесь знаниями, вы копите заклинания и относитесь к ним как к величайшей ценности. Ваши знания о мире отрывочны и разрозненны, вы разучились постигать тайны вселенной. Великие маги прошлого оставили достойный багаж знаний, но вы не преумножаете его, а растрачиваете. Ваш мир погряз в мракобесии, но я верю, что любовь и доброта все изменят. Они позволят вам делиться знаниями, не боясь, что ваш ближний обратит их против вас. Я знаю, в это трудно поверить, но я сделаю так, что вы мне поверите. Я буду учить вас магии, и на мои уроки сможет прийти каждый, кто согласен жить по законам доброты. То, что я только что показал, станет доступно каждому, идущему по пути добра. И тогда мы увидим, сможет ли добро защитить себя.

Хортон склонился к уху Павла и прошептал тихо-тихо, чтобы никто не услышал:

– Ты гений.

4

– Интересно, – сказал Пан. – Гляжу на этого демона и не могу поверить, насколько он стал силен. Я ведь видел его вскоре после призвания, ничего особенного в нем тогда не было. Раб как раб.

– Не ты один его видел, – заметила Изольда. – Мы все его видели, когда Людвиг сражался с Хайроном. А Людвиг, по-моему, присутствовал при его призвании. Правда, Людвиг?

Людвиг кивнул.

– Ты непочтительно обращаешься к сюзерену, – заметила Техана. – Путь доброты не должен отменять правил вежливости. Не так ли, ваше высокоблагородие?

Людвиг едва сдержался, чтобы не скривить губы в гримасе отвращения. Уже не в первый раз Техана подкалывает его подобным образом, и не упрекнешь ее ни в чем, формально она не нарушает правил вежливости.

– Я не так хорошо знаю путь добра, как лорд Павел, – сказал Людвиг. – Но мне кажется, что вежливость состоит не в формальном произнесении подобающих слов, а в добром отношении к собеседнику. По-моему, добро проявляется в том числе и в том, чтобы не унижать своих ближних, тыкая пальцем в каждую допущенную ошибку. Доброта – это умение прощать. Я напал на потрясателя вселенной, я не бросал ему вызова, а просто сжег файрболом то место, где, как я думал, он прятался. Но он был в другом месте, он подошел ко мне сзади, незамеченный, он мог убить меня, но всего лишь оглушил. А потом, когда я пришел в себя, он простил меня. Он произнес тогда много добрых слов, я не запоминал их и не смогу теперь повторить, но тогда он, пожалуй, впервые заговорил о доброте. И потом, когда он узнал, что раб Ивернес предал его, он не стал наказывать этого раба.

– Разве доброта распространяется на рабов? – удивился Пан.

Людвиг пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Никогда об этом не задумывался. Думаю, обычно нет, потрясатель сделал исключение для Ивернеса, потому что тот помогал ему, когда они оба были рабами. Потрясатель назвал это правило каким-то необычным словом, я не вспомню его сейчас.

Неожиданно подал голос обычно молчаливый Устин.

– Твои разговоры с потрясателем надо записывать, – сказал он. – В будущем это станет важной частью легенды о пророке доброты.