Текст книги "Эти бессмертные"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

В памяти всплыла Бригитта. Юная, чистая и свежая, не только телом, но и душой, гибким стройным телом и нежной незамутненной душой. Подобная нежному стебельку молодой травы, которому предстоит стать корнем могучего дерева. Точнее, предстояло, потому что теперь, когда лоно родоначальницы осквернено демоном, ни о каком дереве не может быть речи. Никогда дети Бригитты не станут воителями. Дети милой Бригитты, любимой, Людвиг любил ее, не так, как повелителя, но тоже любил. А теперь любимое существо осквернено и изнасиловано…

– Как Бригитта перенесла осквернение? – спросил Людвиг.

– Очень тяжело, – ответил раб. – Она сильно расстроена, постоянно плачет и почти не спит. Кроме того, она страдает от тяжелой работы, которую ей поручает демон.

– Какой работы? – не понял Людвиг. – Погоди… Он что, сделал из нее холопку?!

Раб молча кивнул. Людвиг почувствовал, как в его груди закипает бешенство.

– Пойдем, – сказал он. – Покажешь мне дорогу.

Они пошли. Они шли прямо на садящееся солнце, оно слепило глаза, и от этого на глазах наворачивались слезы. Да, именно от этого, воители не плачут, вместо них плачут те, кому они несут боль и смерть. Месть воителя неизбежна и неотвратима, и тем более неотвратимо наказание презренному рабу. Демон может сколько угодно называть себя воителем, бароном, но по сути своей он раб. Обычный раб, не имеющий никакого понятия о чести и достоинстве. Творящий одну мерзость за другой, и сколько он натворит еще, если его не остановить…

Солнце садилось. Скоро начнут сгущаться сумерки, и когда Людвиг подойдет к месту боя, наверное, уже совсем стемнеет. Так даже лучше – Людвиг не будет соблюдать ритуал боя с равным противником, он просто оборвет жизнь преступившего закон раба. И никто не упрекнет Людвига в трусости.

Мастер смерти неожиданно остановился и сказал:

– Мы пришли, ваше высокоблагородие.

Они стояли перед оросительной канавкой, разделяющей два холопских участка. Участок впереди ничем не отличался от других подобных участков, разве что был несколько более запущен – грядки не перекопаны, сорняки не выкорчеваны, а от сарая к компостной яме тянулась грязная полоса, как будто глупый холоп протащил через весь участок тачку с помоями, не обращая внимания на падающую наружу грязь. На полпути к хижине, прямо на голой земле, прислонившись спиной к стволу дерева, сидела женщина-холопка, грязная и отвратительная, она смотрела на Людвига, и ее взгляд был тупым и безразличным.

– Хорошо, – сказал Людвиг. – Оставайся здесь и ни во что не вмешивайся.

Он перешагнул канавку и ступил на землю, которой суждено стать полем боя, первого настоящего боя Людвига, когда за спиной нет повелителя, готового в любую секунду прийти на помощь. Такого боя, исход которого зависит только от сражающегося воителя, как и должно быть в настоящем бою. Впрочем, нет, это не бой, это просто наказание раба.

Внутренний голос сказал Людвигу, что сейчас не самое подходящее время подыскивать оправдания тому, что ты еще не сделал. Когда демон будет повержен, когда ты попрешь ногами его бездыханное тело, только тогда можно будет рассуждать о том, что это было наказание презренного раба. А пока демон полон сил и смертельно опасен, лишь глупец может убеждать себя в ничтожности противника. Сейчас надо собраться и сконцентрироваться, главное – победа, а рассуждать о причинах, характере и ходе поединка можно будет потом.

Людвиг сложил руки в жесте файрбола, все чувства напряглись и обострились, взгляд не отрывался от хижины, где, скорее всего, прячется демон, а периферическое зрение охватывало весь участок, тщательно отслеживая все движения. Исход поединка должен решиться первым ударом, который будет внезапным и сокрушительным. Обнаружить демона, пока он не обнаружил тебя, и ударить – что может быть проще?

Грязная женщина издала нечленораздельный звук и вдруг вскочила на ноги слитным грациозным движением, и Людвиг с ужасом понял, что эта грация хорошо знакома ему, а эта женщина… Что он сделал с Бригиттой?!

Ненависть затопила душу Людвига. Нет больше ни времени, ни желания соблюдать правила, какие бы они ни были. Грязная тварь, способная на такое, должна быть истреблена не как заблудший раб, а как ядовитая жаба, себе на горе осмелившаяся перейти дорогу воителю. Получай, демон!

Мир осветился ослепительной вспышкой, файрбол отделился от сцепленных рук Людвига и отправился в полет, издавая зловещий шипящий свист. Огненная полоса рассекла воздух и вонзилась точно в темный дверной проем холопской хижины, а в следующее мгновение этот проем осветился изнутри пламенем. И еще один файрбол, и еще один, гори, демон! Ни одно целебное заклинание не спасет от пламени, бушующего в тесной каморке, превращающего ее в жуткое подобие закрытого очага. Жарься, демон, и пусть боль, пронзающая тебя в эти мгновения, последние мгновения твоей жизни, пусть она не покинет тебя в последующих перерождениях, пусть она возвращается ночными кошмарами, и да не познаешь ты счастья, и…

Сзади донеслось негромкое покашливание. Холодея внутри, Людвиг начал оборачиваться, уже понимая, что не успевает.

– Эти одеяла давно стоило сжечь, – произнес из-за спины голос демона.

И стало темно.

9

Впервые за последние дни Бригитта ощутила некое подобие удовлетворения. Павел все-таки поставил на место несущего грязь, обругал и заставил копаться в дерьме, там, где ему самое место. Бригитта смотрела, как бывший мастер смерти морщит нос, как выгибается всем телом, стараясь увернуться от поганых брызг, и наслаждалась зрелищем. Теперь ты поймешь, тварь, каково это – быть униженным! Жаль, что Бригитта не владеет боевой магией, а то она объяснила бы это более подробно и доходчиво. Может, попросить Павла научить ее чему-нибудь? Нет, ей противно даже разговаривать с ним, он еще больший мерзавец, и то, что сегодня он за нее заступился, ничуть не извиняет тех подлостей, что он уже успел натворить.

Ивернес наполнил тачку пометом и поволок к зловонной яме. Колесо подпрыгивало на кочках, грязь сыпалась через борта, мастер смерти забавно дергался, переступая через упавшее на землю дерьмо. За тачкой оставался поганый след. Интересно, этот дурак довезет до ямы хоть что-нибудь?

Довез. Опрокинул тележку и отскочил в сторону, боясь запачкаться. Зря боишься. Ты еще можешь избежать грязи, пятнающей тело, но душу тебе никогда не отчистить, она замарана навсегда. Как же приятно наблюдать, как тот, кто раньше унижал других, сам подвергается унижению…

Ивернес остановился на краю ямы и некоторое время задумчиво созерцал опрокинутую тачку. Затем выкрикнул что-то неразборчивое и пошел прочь. Бригитта обрадовалась – он решил покинуть их с Павлом. Раньше он много говорил о высоком предназначении потрясателя вселенной, он так гордился, что сопровождает потрясателя с самого начала пути! А теперь потрясатель повелел ему лично вычистить дерьмо – и вся гордость испарилась, как не бывало. Какая же низкая и подлая душа у мастера смерти! Хорошо, что он больше не будет осквернять своим присутствием воздух, которым она дышит.

Когда он проходил мимо Бригитты, она сказала:

– Ты правильно поступаешь. Уходи и не возвращайся.

Ивернес вымученно улыбнулся и ответил:

– Ты ошибаешься. Я вернусь.

И ушел торопливым шагом, почти что вприпрыжку, как будто больше всего на свете боялся, что она начнет задавать вопросы.

Она осталась сидеть в той же позе. Когда Ивернес скрылся из виду, ей захотелось вскочить и крикнуть ему вслед что-нибудь злое. Но она подавила это желание – во-первых, глупо, а во-вторых, лень. Зачем прыгать, скакать и кричать? Гораздо приятнее сидеть, ни о чем не думать и ждать конца.

Прошел час, а может, и четыре часа, Бригитта не следила за временем. В ее поле зрения появился Павел, он подошел и сел рядом с ней. Вопросительно заглянул ей в глаза, но она не ответила на его взгляд ни словом, ни жестом. Сидела и молчала, глядя прямо перед собой.

– Бригитта, – начал Павел. – Я давно хотел сказать тебе… А куда, кстати, подевался Ивернес?

Бригитта пожала плечами. Раскрывать рот было лень.

Павел продолжал говорить, путаясь, запинаясь и с трудом подбирая слова:

– Прости меня, Бригитта. Я не хотел… то есть хотел, конечно… Но я не думал, что это так на тебя подействует. Я думал, ты легче перенесешь это… ну, я имею в виду, когда заклинание рассыпается…

Бригитта скептически хмыкнула.

– Конечно, – сказала она. – Ты тоже легко перенес это, когда очнулся, а тебя…

Павел скорчил страдальческую гримасу и взмахнул рукой – то ли вбивал в землю невидимый столб, то ли творил неведомое заклинание.

– Я знаю, – сказал он. – Я все понимаю, как ты себя чувствуешь, и все такое. Я виноват, да. Но у меня не было другого выхода!

– Другой выход есть всегда, – заявила Бригитта. – Надо только не бояться перерождения.

Странное дело, первые слова, произнесенные Бригиттой, пробили невидимую и неощутимую завесу, закрывающую ее разум от внешнего мира. Как будто она спала и видела страшные сны, а теперь проснулась и поняла, что те сны – это реальность. Затекшее тело потребовало движения, она встала, и Павел поднялся на ноги вместе с ней. Зачесалось лицо, Бригитта провела по нему рукой, и на щеке обнаружилась какая-то короста. Она отковырнула кусочек, понюхала…

– Вот дерьмо! – воскликнула Бригитта.

Павел засмеялся.

– Вот именно, – сказал он. – Извини, я не над тобой смеюсь, то есть над тобой, но не со зла. Пойдем, умоешься.

Бригитта подошла к лохани с водой, окунула руки в маслянистую жижу, помедлила, но все же решила умыться. Грязнее, чем сейчас, она все равно не станет.

Вода освежила ее. Она огляделась вокруг и приняла в себя красоту мира – зелень травы, пение птиц, и даже неприятный запах застоявшейся воды больше не казался таким отвратительным. А ведь жизнь продолжается, поняла Бригитта.

Все это время Павел стоял в двух шагах, смотрел на нее и как будто хотел что-то сказать, но не решался. Глупое зрелище – барон боится обидеть рабыню, а скорее даже, холопку. Все дело в том, что Павел все еще считает себя рабом, никак не привыкнет к своему новому статусу, он просто боится принять его, так же как Бригитта боится принять свойновый статус. Хотя чего ему бояться? Не Людвига же! Повелитель, помнится, говорил, что Людвиг не очень силен в боевой магии. Хотя кто их разберет, этих воителей…

Павел подошел к ней сзади и обнял за плечи.

– Прости, – прошептал он в самое ухо. – Я не хотел тебя обидеть, я не думал, что это будет так.

– А как ты думал? – спросила Бригитта, ее голос был преисполнен горечи и уныния. – Ты думал, лорду Хортону все равно, кто и как попользовал родоначальницу новой породы?

– А какое ему дело до этого? – удивился Павел, кажется, искренне. – Я же гены не портил…

Бригитта повернулась к нему. Внезапно ей стало наплевать на свой статус, его статус, судьбу, перерождение и вообще все высокие понятия.

– Ты дурак или притворяешься? – резко спросила она. – Ты все испортил! Родоначальницу выращивают с детства, порченая женщина никогда не станет корнем породы. Ты сломал мою судьбу! Теперь я никуда не гожусь, только в рабыни для наслаждения, я даже в холопки не гожусь, а ты все пытаешься меня заставить! Сам выгребай дерьмо за собой, я тебе не помощница! Лучше убей меня, чем так мучить!

Павел стоял неподвижно, виновато свесив голову, и вид у него был такой, будто каждое слово Бригитты било его сильнейшей боевой магией. А когда Бригитта закончила свою речь, он развернулся и, ни слова не говоря, пошел прочь. Навсегда?

Бригитта осталась одна, вокруг расстилался цветущий мир, но для нее он был пуст и печален. Все бессмысленно, жизнь не продолжается, это только видимость жизни. Перерождение грядет, надо лишь дождаться. Сидеть и ждать.

Она вернулась к тому самому дереву и снова погрузилась в пустой и бессмысленный сон наяву, она наблюдала, как тени от предметов становятся длиннее, это происходило прямо на глазах, как будто время многократно ускорило ход. Она потеряла счет времени.

А потом ее внимание привлекла неясная тень, мелькнувшая на самом краю зрения. Это был Людвиг, вначале она не поверила своим глазам, приняла его фигуру за обман зрения, но это все же был Людвиг.

«Ну вот и конец, – подумала Бригитта. – Это хороший конец, он уважит мою просьбу, мне не будет больно».

10

– Лучше убей меня, чем так мучить! – кричала Бригитта.

Павел слушал ее и чувствовал, как глубоко внутри поднимается не гнев, нет, а пустота, черная бессмысленная пустота. Она права, Павел был готов подписаться под каждым ее словом, и от этого ему было особенно горько и обидно. Обидно, когда тебя оскорбляют незаслуженно, но во сто крат больнее, когда ты понимаешь, что вся брань в твой адрес – абсолютная правда, на все сто процентов. Павел не мог слушать ее дальше, он развернулся и ушел.

Бригитта права, он ничем не лучше барона Трея, тот тоже не хотел ничего плохого, когда собирался изнасиловать Павла. Так, наказать строптивого раба, обычное дело, ничего особенного. И кому какое дело, что при этом чувствует сам раб? Он – просто игрушка, живая самодвижущаяся игрушка, деталь пейзажа, объект, но не субъект, если размышлять в философских терминах. А это неправильно, когда живому человеку отказывают в праве быть субъектом, быть тем, чьи чувства и планы достойны того, чтобы принимать их во внимание. Конечно, люди бывают разные, вот холопы, например, разве это люди? Живые землеройные машины, управляемые речевым интерфейсом да еще заложенной в детстве программой. Но Бригитта – живая женщина, пусть глупая и сварливая, но живая. Может, в теории переселения душ есть своя правда? Может, действительно лучше верить в счастье в следующем воплощении, чем всеми силами пытаться продлить свою текущую жизнь? Или верить в рай и ад? Вера даст силы спокойно принять поражение, не унижая себя скотскими поступками, не перечеркивая судьбы тех, кто имел несчастье оказаться рядом с тобой. Что там говорилось про потрясателя вселенной? Промчится от заката до рассвета, как метеор… или как кто он там промчится? Или это вообще не про него? Может, Ивернес прав и Павлу действительно суждено стать антихристом местного разлива? Конец света, правда, местной мифологией не предусмотрен, разве что локальный – горы трупов, реки крови, море огня, орды жуков и червей…

А самое мерзкое то, что от Павла почти ничего не зависит. Он не управляет судьбой, наоборот, судьба тащит его по предначертанному пути, где каждый следующий шаг вытекает из предыдущего. Нет, какая-то маленькая доля свободы в действиях Павла есть, каждый шаг случаен, но общее направление движения предначертано пророчеством. А финальных состояний всего два – или принять предназначение потрясателя, о котором все время талдычит Ивернес, или пойти и убить себя об стену. Третьего не дано. Но что делать, если ты не готов ни к тому, ни к другому?

Глупый демон тешил себя бестолковыми детскими мечтами – мир погряз в мракобесии, я вам покажу, что такое прогресс… Ага, одной девушке уже показал. Не зря пришельца из иной вселенной называют здесь демоном, такова его сущность, каждый его шаг несет горе и страдание. Трей, Бригитта… Ивернес куда-то подевался, не случилось ли с ним чего… Нет, Трея не жалко, он сам виноват, он сделал все, чтобы быть убитым, но тенденция настораживает… Нельзя лезть со своей магией в чужой муравейник, здесь свои правила, а если уж полез – будь готов, что тебя не поймут и все извратят. Да ты и сам ни черта не понимаешь в их жизни. Каким изящным казалось это решение – одно «ду ду ду ду ду», и девчонка любит тебя, ты ее повелитель до гроба или там костра. Можно, конечно, обновить психотропное заклинание, она снова станет счастлива, но ты-то знаешь, что это морок, неправда, что искусственно наведенное счастье не бывает настоящим, это такое же счастье, как кайф от наркотика. А наркотики убивают если не тело, так душу точно. А Павел никого не хотел убивать.

Как легко говорить «живи и дай жить другим». Забудь и прости. Но он не может здесь жить и не хочет умирать. Инстинкты заставляют барахтаться до конца, даже если ты понимаешь, что от твоих барахтаний один лишь вред и никакой пользы.

Впрочем, а почему он решил, что приносит вред? Трей сам виноват, нечего было бросаться куда не следует с членом наперевес. Бригитта… а что Бригитта? Если Павел одолеет Хортона, она станет-таки родоначальницей новой породы, ее мечта сбудется. Да даже если не одолеет… Граф Хортон – неглупый человек, с ним можно договориться. Поделиться заклинаниями в обмен на неприкосновенность для себя и для Бригитты, да еще комфортные условия для жизни. Выдавать ему по одному заклинанию в год, ему это выгоднее, чем удовлетворить жажду мести и лишиться неведомой магии. Он же не дурак, поймет, в чем выгода. А Бригитта… Ну да, нехорошо получилось, но что теперь, не гадить двадцать дней подряд? На будущее запомним – нельзя насиловать чужую рабыню, если она тебе симпатична, хорошее разумное правило. Ну, не знал я его, ну, виноват, простите, теперь буду знать. Да, глупо, по-детски, но теперь-то уж что поделаешь? Не в петлю же лезть! Да и где тут ее найти, петлю-то?

Павел сориентировался и направился домой, а точнее, в то место, которое временно стало его домом. Только временно. Дауншифтинг может быть хорошим делом, но не до такой же степени! Павел обязательно придумает, как обеспечить себе достойную жизнь в этом мире, он прольет кровь, если будет нужно, но не просто так, а только по необходимости. Не нужно лишних жертв, их и так уже многовато стало. А если судьба не будет благосклонна – что ж, против судьбы не попрешь. По крайней мере, сложат красивую песню о коротком, но ярком пути демона. А может, чем черт не шутит, есть все-таки жизнь после смерти?

Впереди, за деревьями, сверкнуло и зашипело. Что-то яркое и быстрое промчалось справа налево и куда-то врезалось с отчетливым стуком. Затрещал огонь. Файрбол?

Павел пригнулся и быстро перебежал к живой стене колючего кустарника, на котором росли зеленые ягоды (местный аналог незрелой малины?). Выглянул в узкий просвет между кустами и улыбнулся.

Барон Людвиг Фанарейский метал файрболы (не сплошные, одиночные) прямо внутрь хижины, она красиво освещалась изнутри бушующим пламенем. Неподалеку, у полюбившегося ей дерева, сидела Бригитта, она с любопытством наблюдала за происходящим. Павла никто не видел, он с трудом поборол искушение выскочить из-за кустов и заорать: «БУУУ!»

Стараясь ступать неслышно, он приблизился к Людвигу сзади, принял подходящую стойку и негромко кашлянул. Людвиг вздрогнул и начал поворачиваться, медленно, недопустимо, позорно медленно. Павел успел произнести вслух:

– Эти одеяла давно стоило сжечь.

И лишь закончив фразу, отправил Людвига в нокаут. Никакой магии, простой, честный удар кулаком в подбородок.

Глава седьмая

1

Людвиг лежал на спине, широко раскинув руки, его глаза уставились в пасмурное небо невидящим взглядом. И таким же невидящим взглядом смотрел на поверженного врага Павел. Странно, удар был не очень сильным, костяшки пальцев почти не болят, таким ударом нельзя убить. Но почему тогда Людвиг не встает и не шевелится?

В поле зрения появилась Бригитта, медленно подошла к поверженному барону и встала перед ним на колени. Наклонилась, взяла безвольно повисшую руку, прижала к своей груди и неподвижно застыла. Она не плакала, запас ее слез, похоже, окончательно истощился. Она просто замерла в коленопреклоненной позе, как надгробная статуя, она словно окаменела. В ее глазах отражалась вселенская скорбь, огромное, всепоглощающее горе. Она ведь любила его, по-настоящему любила, так искренне можно печалиться лишь о том, кого любишь по-настоящему. А Павел его убил. Не зря его назвали демоном, он несет в этот мир только боль и смерть. И неважно, что мир и так полон боли и смерти, это не смягчающее обстоятельство, а, наоборот, отягчающее.

Рука Людвига, не та, которую сжимала Бригитта, а другая, дернулась и заскребла по земле. Бригитта ахнула.

– Ты жив! – воскликнула она.

И начала тормошить Людвига, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. На глазах у нее выступили слезы, и это были слезы радости. Павел смотрел на нее и завидовал ей, внезапно он понял со всей ясностью, что во всем мире нет никого, кто станет горевать, если Павел умрет, и радоваться, если он избежит смерти. Он никому не нужен, он чужак, ни одна тварь не станет по нему плакать, когда его мертвое тело будет так же лежать на сырой земле.

Людвиг открыл глаза, сфокусировал взгляд на Бригитте, его лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Бригитта! – воскликнул он. – Милая!

Павел отвернулся. Смотреть на то, как обнимаются и целуются влюбленные, было неприятно. Его никто не будет целовать так искренне и так исступленно. Разве что Павел скажет «ду ду ду ду ду», но это совсем не то, настоящую любовь заклинанием не пробудить. Это так же глупо, как пытаться достичь истинного счастья, вгоняя в вену наркотик.

Ничего не видящий рассеянно-счастливый взгляд Бригитты скользнул по Павлу, остановился, радостная улыбка исчезла с ее лица. Бригитта вздрогнула и испуганно замерла. Людвиг тоже замер, а потом медленно-медленно отстранился от девушки, повернул голову и увидел Павла.

Они смотрели друг на друга: Людвиг с испугом, медленно переходящим в угрюмую решимость, Павел – с безразличием. Они молчали, сейчас нечего говорить, время слов прошло, пройдет еще несколько секунд, Людвиг соберется с духом и атакует. Павел не знал, станет ли он защищаться. Может, это и есть его судьба – погибнуть от файрбола, выпущенного воителем, защищающим любимую?

Людвиг сложил руки в жесте порождения файрбола. Руки Павла сами собой дернулись и повторили этот жест, но чуть по-другому – левый указательный палец не поверх правого среднего, а под правым безымянным, и еще мизинец согнут немного иначе. Сейчас море огня вырвется на свободу и…

Не вырвется. Бригитта встала между бойцами, широко раскинув руки. Она смотрела на Павла умоляющим взглядом, каким мама-крыса может смотреть на голодного кота, подбирающегося к ее крысятам. Этот взгляд говорил: «Убей меня, если хочешь, но не трогай тех, кого я люблю». Вслух Бригитта ничего не говорила, слова были лишними, да и не факт, что она могла сейчас выговорить что-то осмысленное.

Павел улыбнулся, его улыбка была грустной.

– Не смотри на меня так, я не собираюсь убивать твоего парня, – сказал он. – Совет вам да любовь, ребята. Людвиг, я был не прав, прости меня, если сможешь. Только расцепи пальцы, если хочешь говорить, а то я могу не выдержать, у меня и так нервы на пределе.

Людвиг скосил глаза на свои руки, снова перевел взгляд на Павла и спросил:

– О чем мне разговаривать с тобой? Ты изнасиловал ее, изглумился, сломал судьбу…

Людвиг накручивает себя, этими словами он пытается придать себе решимость. Из него не получится хороший воитель, подумал Павел, настоящий воитель не тратит время на слова, он атакует немедленно, без лишних эмоций, не думая ни о чем, кроме того, что противника надо убить.

– Да, я был не прав, – сказал Павел. – Ты хочешь бросить мне вызов? Бросай, я приму его. Только пусть Бригитта потом не жалуется на одиночество.

Глаза Людвига расширились, то ли от изумления, то ли от гнева.

– Что ты несешь?! – воскликнул он. – Рабам не бросают вызов! Рабов наказывают, даже если раб – демон!

– Я уже не совсем раб, – улыбнулся Павел. – По вашим законам я ношу титул барона. Видишь ли, я убил Трея…

Людвиг нахмурился.

– Ивернес ничего не говорил мне об этом, – сказал он.

– Ивернес? – удивился Павел.

Бросил быстрый взгляд в сторону, продолжая контролировать Людвига периферическим зрением, и увидел мастера смерти, стоявшего в стороне и отстраненно наблюдающего за происходящим.

– Ивернес! – позвал Павел. – А ну-ка, иди сюда и расскажи, что за дела у тебя с Людвигом?

– Ивернес сказал мне, что ты предал лорда Хортона, – заявил Людвиг. – Что демонская магия проснулась в тебе, ты похитил Бригитту и бежал в мою землю. Что он готов проводить меня туда, где ты поселился и пытаешься спрятаться от моего гнева, изображая холопа. И еще он сказал, что ты заставляешь Бригитту убирать дерьмо за птицами.

– Ивернес! – рявкнул Павел. – Что за дела?! Подойди сюда и объяснись.

– А что тут объяснять? – печально сказал Ивернес. – Потрясатель вселенной должен исполнять свой долг, а ты никак не можешь решиться. Я попытался помочь тебе.

– Потрясатель вселенной? – изумленно выдохнул Людвиг.

– Помочь? – спросил Павел. – Как помочь? Ты хотел, чтобы я убил этого парнишку и совсем озверел? Так?

– Так, – согласился Ивернес.

Он был совершенно спокоен, стоял в расслабленной позе и смотрел в глаза того, кого считал повелителем, спокойным немигающим взглядом.

– А еще я подумал, – добавил он, – что если ты не захочешь убивать его, ты убьешь меня. Это тоже поможет тебе принять предназначение. Кровь должна пролиться, а чья это кровь – в пророчестве не сказано. Но она должна пролиться, потому что пророчество должно начать исполняться.

– Кровь пролилась! – заорал Павел. – Кровь Трея уже пролилась, нет необходимости никого убивать, даже для твоего дебильного пророчества, на которое я клал с прибором!

Ивернес ничего не ответил на эти слова, лишь многозначительно хмыкнул.

2

Перед входом в хижину лежала небольшая кучка хвороста. Ее сложили демон и его раб Ивернес, сейчас они копошились на краю участка, собирали следующую порцию. Демон сказал, что хочет устроить торжественный ужин, как принято делать в их демонской вселенной. Развести костер прямо на открытом воздухе, убить курицу, ощипать и зажарить над костром, проткнув тушку острой палкой. Вот только хворост для костра демон и раб собирают очень медленно, они больше разговаривают, чем работают. Бригитта не понимала этого, ясно же, что бывший мастер смерти достоин смерти, такие преступления не прощаются, надо просто убить его и забыть о нем. Может, демон хочет сначала выяснить какие-то подробности о преступлении? Или о пророчестве? Или просто помучить его перед смертью, поговорить с ним, как будто простил, а потом казнить? А ведь это вполне может быть правдой, демон достаточно жесток для этого.

От воспоминания о перенесенной жестокости Бригитту передернуло. Рука Людвига, обнимающая ее плечи, слегка напряглась. Бригитта разместилась поудобнее и положила голову на плечо возлюбленного.

– Не бойся, девочка, – сказал Людвиг. – Все страшное позади, теперь все будет хорошо. Я тебе обещаю.

– Нет, – возразила Бригитта, – хорошо не будет уже никогда. Спасибо, что успокаиваешь меня, но ты говоришь неправду, со мной больше не будет все хорошо. Я осквернена…

Людвиг напрягся, и Бригитта пожалела, что произнесла вслух это слово. Ему тяжело слышать это, он страдает – его возлюбленной пришлось перенести жуткое унижение, а он не смог ни помочь, ни даже отомстить. Хотя отомстить-то он смог бы, если бы осмелился. Да и сейчас еще не поздно, надо всего лишь собрать воедино внутреннюю силу, совершить нужные ритуальные действия, произнести сопутствующие слова и нанести магический удар, внезапный и безжалостный. Наплевать на все правила поединка, их нельзя применять к тому, кто не соблюдает никаких правил! Убить, уничтожить гнусную тварь, выползка из чужого мира, он, видите ли, собрался потрясти вселенную. Нет уж, потрясай свою, нам здесь никаких потрясений не нужно!

– Не волнуйся, милая, – повторил Людвиг. – Все будет хорошо.

– Ничего не будет хорошо, – сказала Бригитта, и эти слова прозвучали так злобно, что она сама удивилась этому. – Я думала, ты настоящий воитель, а ты трус, ты не боец, а…

В последний момент она осеклась, слово, которым не в меру наглые рабы называли ее любимого, так и не сорвалось с ее губ. Но Людвигу не нужно было его слышать, он и так знал, о чем она подумала. Те, кто любит и любим, редко нуждаются в словах, чтобы понимать друг друга.

Людвиг начал отстраняться, намереваясь встать. Его дыхание стало редким и размеренным, он сосредоточивал внутреннюю силу. И в этот момент перед внутренним взором Бригитты предстала страшная картина – ее любимый катается по окровавленной траве, зажав руками пустые глазницы, а страшный в своей невозмутимости Ивернес довершает начатое, потому что демон, видите ли, не желает пачкать руки.

Бригитта прижалась к Людвигу всем телом, повисла на нем, останавливая начавшееся движение и не давая подняться.

– Нет, милый, – шептала она, – не надо, не делай этого. Я люблю тебя таким, какой ты есть, не надо доказывать свою любовь, я и так в нее верю. Не позволяй мне потерять тебя навсегда, я не перенесу разлуку с тобой. Я чуть не сошла с ума, когда ты лежал передо мной, когда смотрел в небо пустыми глазами, я держала твою руку, но не могла проверить пульс, потому что я умерла бы, если бы его не нашла. Мне незачем жить без тебя, для меня нет никого, кроме тебя, во всем мире нет никого, кто мне дорог, как ты, не оставляй меня никогда…

Людвиг снова сел и расслабился, он попытался скрыть облегчение, но от Бригитты оно не укрылось. Да, ее любимый труслив и, в общем-то, жалок, но он хотя бы не отстраняется от ее оскверненного тела и изнасилованной души. И спасибо ему за это.

– Ты забыла еще одного воителя, который тоже любит тебя, – сказал Людвиг. – Лорд Хортон любит тебя ничуть не меньше, чем я.

Бригитта всхлипнула.

– Повелитель никогда не простит меня, – сказала она. – Я не оправдала его доверие, не сохранила в чистоте ни тело, ни душу. Я приняла семя демона, я радовалась этому, я была счастлива, его магия напитала меня наркотиком. Я ничего не соображала, но это не извиняет меня. Я его предала.

Людвиг прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке и осторожно повернул ее голову к себе.

– Глупая девочка, – сказал он, глядя ей в глаза. – Лорд любит тебя не за сыновей и дочерей, что ты ему родишь. Он любит тебя ни за что, просто так, просто потому что любит. Любовь не нуждается в причинах или оправданиях, она существует сама по себе. Лорд Хортон не отвергнет тебя, он…

Людвиг отвернулся от нее и мрачно посмотрел в ту сторону, где в зарослях кустов скрывались демон и раб. Бригитта понимала, о чем он думает – повелитель не станет терзаться страхом, он атакует и восстановит справедливость одним магическим ударом. Скорее бы он вернулся!

Людвиг тяжело вздохнул. Бригитта решила его успокоить.

– Не волнуйся, – сказала она. – Не надо себя терзать, ты все сделал правильно. Не твоя вина, что большее не в твоих силах. Есть более сильные воители и есть менее сильные, я люблю тебя таким, какой ты есть, я не обвиняю тебя, что ты не осмелился напасть на демона. Я понимаю, очень трудно бросить второй вызов после того, как…