Текст книги "Взлет индюка (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Алиса стиснула зубы и процедила:

– Не напоминай мне об этом.

– Комплекс Синдереллы, – сказал Джон.

– Чего? – не поняла Алиса.

– Комплекс Синдереллы, – повторил Джон. – Есть такая сказка, очень поучительная. Жила-была одна юная леди по имени Синдерелла, ее мать умерла, отец женился на другой леди и вскоре тоже умер. Мачеха стала Синдереллу обижать и травить, а та обижалась и плакала, потому что была дура. Однажды Синдерелла обиделась особенно сильно и помолилась Кали, чтобы та организовала, чтобы Синдерелла вышла замуж за дьякона. Кали подумала: «Совсем девчонка одурела! Вообще не понимает, к каким богам с какими молитвами обращаются!» Но Синдерелла молилась каждый вечер, начала жертвы приносить, мышей, там, воробьев всяких… короче, совсем утомила богиню. Тогда Кали подарила Синдерелле туфли за двадцать долларов, еще десять долларов дала просто так, и велела идти на дискотеку. Пошла Синдерелла на дискотеку, закупилась коноплей на всю десятку, упоролась вусмерть и потеряла одну туфлю. Стала ходить всюду и искать туфлю, пристала к одному дьякону, типа, ты не видел мою туфлю? А он решил приколоться и говорит: «Давай, я тебе вдую, а потом скажу, где туфля». Ну, и вдул. И так ему понравилось, что он взял, да и поженил на ней сам себя. Он ведь тоже упоротый был. Наутро проснулся, вспомнил, что было, а уже поздно. Синдерелла-то хоть и глупая была, да не совсем. Говорит ему: «Я тебя в доме не держу, хочешь – уходи. Но все имущество оставь мне, как по закону положено». Дьякон сначала хотел ее зарезать, но тут подвалила ее мачеха с дочерьми от первого брака, стала денег требовать, слово за слово, схватился дьякон за меч, да и порубил всех, кроме Синдереллы. Синдерелла перепугалась, стала плакать, рассказывать, как мачеха над ней издевалась, короче, пожалел ее дьякон, решил не убивать. Заплатил в управу штраф за убийство мачехи, из ее же наследства заплатил, и стали они с Синдереллой жить долго и счастливо. Вот такая сказка.

– В Идене эту сказку по-другому рассказывают, – сказала Алиса.

– Сказки всегда по-разному рассказывают, – сказал Джон. – Это устное народное творчество, в нем мутации мемов особенно сильны.

– Не надо пудрить мозги умными словами, – сказала Алиса. – Мемы, мутации… Я так и не поняла, комплекс Синдереллы – это что?

– Это когда девчонка выходит замуж слишком удачно, – сказал Джон. – В сказке Синдерелла прожила с дьяконом долгую счастливую жизнь, но в жизни так не бывает почти никогда. Настоящая Синдерелла, не сказочная, неизбежно вспоминает свою прежнюю жизнь и злится. В том числе и на мужа. Потому что он знает, какая она была раньше, когда еще не была замужем. Вот представь себе, пригласили дьякона с Синдереллой на праздник, зашел разговор о садизме, а дьякон и говорит: «А вы знаете, когда моя супруга была девочкой, ее мачеха над ней так издевалась, так издевалась, вот, например…»

– За такое убивать надо, – заявила Алиса. – Дьякона, я имею в виду. Тайна личности…

– Всех не переубиваешь, – сказал Джон. – А если даже переубиваешь, тебе станет грустно и одиноко. Ты зря стесняешься своего прошлого. Люди и орки на тебя смотрят и думают: «Ну и дура». Но не ругают, а добродушно посмеиваются. Потому что они тебя любят. Ты такая милая… Иди ко мне, киса.

– Обойдешься, – заявила Алиса и хлопнула Джона по руке. – Я сегодня не в настроении.

– Ну и ладно, не больно-то хотелось, – сказал Джон. – Пойду, пройдусь. Если кто меня будет искать, я в казарме, у телок.

– Ты меня тоже травишь! – догадалась Алиса. – Вы все надо мной издеваетесь!

Джон улыбнулся и сказал:

– Прости, милая, не смог удержаться. Я на самом деле пойду в парке погуляю. Меня Рокки приучил размышлять, по парку прогуливаясь, так действительно лучше думается. Не скучай, милая. И подумай над тем, что я тебе говорил.

4

Серьга ожила, когда Длинный Шест почти закончил умываться.

– Тебе повезло, – сообщила она. – Не ты один по степи шаришься. Выбирайся наверх, залезай на лошадь и объезжай овраг с юга. Давай, шевелись, живо!

Длинный Шест поспешно натянул рубаху, выбрался наверх, сел на лошадь и стал объезжать овраг с юга, удаляясь от предполагаемого местонахождения отеля. По дороге серьга разъясняла ему, что делать дальше, и когда Длинный Шест заметил на горизонте трех конных орков, он уже понял замысел Джона. Длинный Шест пришпорил лошадь и поскакал наперехват.

Орков на самом деле было только двое, третий всадник оказался человеком. Судя по всему, отряд работорговцев – экспедитор и два помощника. Направляются, очевидно, в Оркланд за партией рабов, а с дороги съехали, потому что испугались микроядерного взрыва.

– Что, жабенок, тоже припекло? – обратился к Длинному Шесту экспедитор. – От конвоя отбился? Ух, попадет же тебе!

– Вы ошибаетесь, добрый господин, – ответил ему Длинный Шест. – Я ни от кого не отбился.

– Нечистый! – в ужасе воскликнул один из орков.

– У меня пятьдесят долларов есть, – сказал Длинный Шест. – И еще одна интересная бумажка. Если добрый господин обучен грамоте, могу показать.

– Покажи, – велел добрый господин.

Длинный Шест осадил лошадь, чтобы между ним и всадниками образовалась безопасная дистанция, и развязал седельную сумку. Вытащил непромокаемый пакет, вскрыл…

И обнаружил две вещи. Во-первых, пакет оказался не совсем непромокаемым. А во-вторых, поддельная индульгенция, якобы выписанная кардиналом Рейнбладом, оказалась куда худшего качества, чем полагал Джон. Буквы расплылись до полной нечитаемости. Длинный Шест сжал серьгу пальцами и прошептал:

– На поддельную бумагу вода протекла, ничего не читается, расплылось.

– Скажи ему, что это водяные знаки, – посоветовала серьга.

– Вот, добрый господин, извольте ознакомиться, – сказал Длинный Шест и протянул бумагу.

Человек-экспедитор взял бумагу и некоторое время разглядывал. Несмотря на то, что буквы расплылись, было видно, что он держит ее вверх ногами.

– А это правда, что один такой лист доллар стоит? – спросил он.

– Два доллара, – подсказала серьга.

– Два доллара, – ответил Длинный Шест.

Человек покачал головой и почмокал языком.

– Там водяные знаки, – сказал Длинный Шест.

– Сам вижу, что водяные знаки, – сказал экспедитор и сунул бумагу себе в карман.

– Во жучила, – сказала серьга. – Свою смерть себе в карман сунул, дурак. Теперь про деньги давай.

– Я хочу купить у доброго господина чистую рубаху, – сказал Длинный Шест. – Плачу пятьдесят долларов.

– Сто долларов, – сказал добрый господин.

– Ой, – сказал один из орков.

Длинный Шест вытащил бластер. Убедился, что мощность выстрела установлена на минимум и снял оружие с предохранителя.

– Ой, – сказал добрый господин. – Так бы сразу и сказали, почтенный… гм…

Похоже, он хотел сказать «почтенный орк», но язык не повернулся выговорить эту бессмыслицу.

Длинный Шест поставил бластер на предохранитель и убрал обратно в кобуру.

– Плачу пятьдесят долларов за чистую рубаху, – повторил он. – Кстати, я ехал с вами от самой столицы.

– Мы не из столицы едем, – сказал человек. – Мы из Крэкборо, крэкборские мы.

– Значит, я ехал с вами от самого Крэкборо, – сказал Длинный Шест. – Меня зовут Топорище Пополам, я твой помощник. Я чистокровный орк, такой чистокровный, что тупее некуда. Меня можно ругать и привлекать к работам, но в меру. Вы куда направляетесь?

– В Иден, – сказал экспедитор.

– Почти по пути, – сказала серьга.

– Почти по пути, – повторил Длинный Шест. – Короче. Держи двадцать долларов, еще тридцать получишь, когда наши пути разойдутся.

– Поклянитесь тремя богами, что не обманете, – попросил экспедитор.

Эта просьба возмутила Длинного Шеста. Не столько сама просьба возмутила, сколько униженная интонация. Захотелось рявкнуть: «Ты человек, существо высшей расы, как тебе не стыдно!» Но вслух Длинный Шест произнес совсем другое.

– Сейчас я тебе тремя пульками поклянусь, – сказал он.

Через час экспедитор Роберт Нован, сопровождаемый тремя рабами, въехал на территорию отеля. Господин Нован зарегистрировался сам, зарегистрировал рабов, и они пошли ужинать: господин в господскую едальню, рабы – в рабскую. В обоих заведениях этим вечером обсуждали страшный взрыв на дороге. В господской зале по ходу обсуждения выяснилось, что господин Нован находился к эпицентру взрыва ближе всех прочих, и он рассказал много интересного, и чем дольше он рассказывал, тем больше подробностей вспоминал. А рабы господина Нована ничего интересного не рассказали, потому что все трое оказались необычно тупыми даже для орков, особенно Топорище Пополам – тот, который с дурацкой серьгой.

Ближе к ночи в господскую едальню отеля зашел местный шериф и стал опрашивать свидетелей взрыва. Вначале свидетелей нашлось много, но когда выяснилось, что свидетелям придется задержаться до приезда следователя, сразу вдруг оказалось, что взрыв никто сам лично не видел, только чужие россказни слышал. В итоге шериф собрал с несостоявшихся свидетелей сорок долларов взяток, и был очень рад. Потому что никакой следователь ехать сюда не собирался, шериф все выдумал.

5

Герман вызвал Джона за час до полудня, позже, чем Джон рассчитывал. Очевидно, переоценил эффективность работы современной полиции.

– Чрезвычайное происшествие на Иденском тракте, – сообщил Герман. – Похоже на взрыв «Фебоса». Убито три человека, один выжил. Пришел в сознание, дает показания, но, говорят, такие бредовые… Короче, поехали, сам послушаешь.

В полдень они уже были в больнице Святой Терезы. Выживший оказался рыцарем по имени Саймон Хаунд, неполных восьми тысяч дней от роду, рыцарское достоинство унаследовал, меч в руках никогда не держал, разве что под наркотой, но всегда таскал его с собой, потому что это круто. Отец Саймона, сэр Брайан Хаунд, был богатым землевладельцем, так что Саймону не было прямой необходимости где-либо работать или служить. Поэтому он не работал и не служил, а убивал время в низких развлечениях. Трое погибших отличались от Саймона только именами и второстепенными деталями судеб и характеров.

– Едем мы, значит, в баню в Сент-Агнес, – рассказывал Саймон. – Едем, никого не трогаем, хорошо едем, быстро, глядим, а посередь дороги орчила на кляче прется. Вилли и говорит, типа, давайте сначала его проучим, а уже потом в баню к телкам. Ну, тормознули его, а он такой, типа, ворон считает, варежку раззявил, тут встрепенулся, конечно, стал прощения просить. А Вилли ему говорит, ты, типа, не прощения проси, а отсоси у моего жеребца, а потом мы, типа, подумаем, как тебя дальше наказывать.

– Покушение на порчу чужой собственности, – пробормотал Герман себе под нос.

Саймон услышал и возмутился:

– Да какая порча, ваше преосвященство?! От него ж не убудет, это ж низшая раса! Да и не стал бы Вилли, наверное… Мы ж так, типа, шутили!

– Вот и дошутились, – констатировал Герман. – Давай дальше рассказывай.

– Да кто ж знал-то! – воскликнул Саймон. – Короче, по ходу, этот орчила говорит с понтом, я, типа, секретное задание выполняю, и так говорит, что ежу ясно, что кровь у него нечистая.

– Тут подробнее, – потребовал Герман. – Если пошел такой разговор, он должен был представиться. Имя орка, имя хозяина?

– Да не помню я, – сказал Саймон. – Пол, кажется, или Питер. Не помню. А как раба звали – тем более не помню. А, вот еще вспомнил! Он грозился самому кардиналу пожаловаться! Типа, мой хозяин к нему в кабинет дверь ногой открывает…

– Питер Пейн и Топорище Пополам, – неожиданно подал голос Джон.

– Точно! – воскликнул Саймон. – Как вы догадались?

– Дьякон Пейн действительно заходит к его божественности без доклада, – объяснил Джон. – Этот орк вам не угрожал, он правду говорил.

– А мы-то откуда знали?! – возмутился Саймон. – Мы ж думали, это какой-то полукровка поганый, мы ж не знали, что он на попов работает!

– За базаром следи, – посоветовал Герман.

– Ой, простите, ваше святейшество, – смутился Саймон.

– Продолжай, – сказал Герман.

– Ну, короче, Вилли за меч взялся, а этот орчила его как шандарахнет эльфийской гранатой!

– Ты лжешь, – вмешался Джон. – Топорище Пополам ни за что не стал бы тратить гранату на такое дерьмо, как вы. Он бы отобрал меч у твоего Вилли, засунул бы ему в задний проход и провернул три раза. А потом вы бы отсосали у его жеребца все по очереди. Может, так и было?

– Нет, у него кобыла была, – сказал Саймон.

Герман захохотал.

– Да я не то имею в виду, – смутился Саймон. – Я правду говорю! Взял гранату и как шандарахнет! Как засверкало, как загрохотало!

– Светошумовая граната, – догадался Герман.

– Он же на лошади был, – сказал Джон. – Она бы понесла.

– Так она понесла! – подтвердил Саймон. – Я когда очухался, гляжу, кругом пепел, кровища, в глазах рябит, а потом гляжу, там, ну, как бы, если от центра ехать…

– На востоке, – подсказал Герман.

– Да, на востоке, – согласился Саймон. – Гляжу на восток, а там такой как бы гриб поднимается… А этот… пидорище…

– Топорище, – поправил его Джон.

– Ну да, орчила этот самый, – кивнул Саймон. – Короче, полукровка этот, у него лошадь понесла, он ее ловил долго, а потом вернулся, посмотрел так с понтом и говорит: «Да они тут мертвые все!» И поехал куда-то.

Герман и Джон допрашивали Саймона еще полчаса, но больше ничего существенного не узнали. Внешность орка-убийцы Саймон описать не смог, дескать, эти жабы все на одно лицо. Как связан взрыв на дороге с предыдущими событиями – тем более не смог объяснить.

– Надо к Пейну наведаться, проверить, точно ли Топорище Пополам там был, – сказал Джон, когда они вышли из больницы.

– Я потом пошлю кого-нибудь, – сказал Герман. – Думаю, надо сначала на место съездить, посмотреть своими глазами. Я вот чего не понимаю. Если эта граната была обычная, фугасная, откуда вспышка? А если она была светошумовая, почему труп в таком состоянии? Ты же помнишь, что доктор говорил.

– Возможно, это бластер был, – предположил Джон. – Если мощность выстрела неправильно выставить…

– Точно! – воскликнул Герман. – Хотя нет, не сходится. Поправь меня, если я ошибаюсь, Топорище Пополам – личный слуга Питера Пейна, дипломированный телохранитель, прошел курс выживания в дикой природе, волчара еще тот. Да он бы этих мальчишек двумя пальцами порвал бы! Зачем он за бластером полез?

– На этот вопрос можно придумать сотню разных ответов, – сказал Джон. – Например, упоротый был. Причем не коноплей, а опиумом. Ехал, наслаждался гармонией природы, ворон считал, и тут набегают юнцы, ломают кайф…

– Таким путем все что угодно объяснить можно, – сказал Герман. – Давай второй вариант.

– Это был не Топорище Пополам, – предположил Джон. – Какой-то другой орк-воин, не такой искушенный в рукопашной. Драться побоялся, сразу схватился за ствол.

– Кроме Топорища, больше некому, – возразил Герман. – Все остальное сходится.

– Тогда третий вариант, – сказал Джон. – Стрелял не он. Кто-то другой спрятался неподалеку и наблюдал. А сам Топорище не ехал куда-то на восток, а только делал вид, а на самом деле стоял на стреме.

– Слишком много дополнительных сущностей, – сказал Герман.

– Сам знаю, – вздохнул Джон.

Осмотр места происшествия добавил информации, но суть яснее не стала. Версия Джона подтвердилась – стреляли из бластера. Пулька угодила Вилли куда-то в туловище и превратила половину его тела в смесь мясного фарша и горячей плазмы, а вторую половину живописно разбросала вокруг. Двухсотдолларовая породистая лошадь, на которой ехал Вилли, получила тяжелые ожоги и контузию, несовместимую с жизнью. Саймона ударной волной сбросило наземь, он отделался легкими ожогами и сотрясением мозга, фактически, легким испугом. Оставшиеся два рыцаря удержались в седлах, но управление лошадьми утратили начисто. Лошади понесли их на восток, и…

– Прямо в эпицентр, – констатировал Герман.

– Угу, – согласился Джон. – Давай дальше не пойдем, от этих бомб, говорят, радиация бывает… Лучше по кругу обойдем.

Они обошли эпицентр по кругу и убедились, что никакие следы наружу не ведут. Оба рыцаря нашли свою кончину в огне микроядерного взрыва, их распылило на атомы вместе с лошадьми и имуществом. Это не вызывало никаких сомнений.

– Ничего не понимаю, – сказал Герман.

– Я тоже, – кивнул Джон.

– Давай попробуем след Топорища Пополам проследить, – предложил Герман. – Ты, вроде, в следах разбираешься?

Джон подтвердил, что в следах разбирается, но дальнейшее показало, что он то ли преувеличил свои способности, то ли соврал. Джон протропил след орка-убийцы только на милю, а затем безнадежно потерял. А пока пытался отыскать, сам натоптал столько, что дальше искать стало бессмысленно. Джон сильно переживал неудачу, смущался и поминутно извинялся, приговаривая:

– Что же я как лох последний…

Вначале Герман утешал товарища, а потом махнул рукой. Хочет убиваться – пусть убивается. Джон еще немного поубивался и перестал.

– Прежде всего, нужно вот что выяснить, – сказал Герман. – То, что эти придурки заехали точно в эпицентр – случайность или нет?

– Каждая микроядерная бомба падает точно в эпицентр, – процитировал Джон древний анекдот.

– Вот и я о том же, – кивнул Герман. – В данном случае фугас заложили на обочине, это по выжженной траве видно. Может, он автоматический был? Не по радио подрывался, а от внутренних датчиков?

– Вряд ли, – покачал головой Джон. – Он же тогда неизвлекаемый получается. А народу здесь шастает много, магистральный тракт все же. Трудно угадать, тот ли, кого ждешь, первым пройдет. Вдруг ему по нужде приспичит надолго, кто-нибудь другой обгонит…

– Сам понимаю, что вряд ли, – согласился Герман. – Но больше в голову ничего не лезет.

– Я думаю, надо ближайшие отели проверить, – предложил Джон. – Саймон говорил, Топорище Пополам ехал на восток. Если он решил не возвращаться в столицу, а продолжить путь…

– Сомневаюсь я, что он так решил, – сказал Герман. – Но ты прав, проверить стоит. Дай-ка, я карту посмотрю.

Герман посмотрел карту и обнаружил, что ближайший отель находится совсем рядом, всего-то в получасе езды. В этом отеле их ждал сюрприз.

– Вот идиот! – воскликнул Герман, когда обнаружил в книге учета гостей имя Топорища Пополам. – Чего он другим именем не назвался?

– Не рассчитывал, что Саймон выживет, – предположил Джон. – Помнишь, что Саймон говорил? Орк вернулся к трупам, убедился, что все мертвые, и поехал дальше.

– Он не мог убедиться, что другие два рыцаря тоже мертвы, – сказал Герман. – Если его не ослепило бластером, то микроядерным взрывом точно ослепило.

– Он мог вернуться к дороге и проверить следы, – сказал Джон.

– Или он все-таки был не один, – сказал Герман. – А кстати… Гляди!

Топорище Пополам действительно был не один. Он был зарегистрирован как раб-помощник некоего господина Роберта Нована из города Крэкборо, экспедитора работорговой компании «Дженсер Тоудз». Господина Нована сопровождали три раба: Луковый Росток, Сладкий Камень и Топорище Пополам.

– Три раба, – отметил Герман. – Три, а не два. Обычно экспедиторы по трое ездят, господин и два раба. Третий – лишний. Какие обязанности можно ему поручить? Даже не представляю.

– Если этот хмырь действительно экспедитор, он, наверное, не в первый раз здесь ездит, – сказал Джон. – А этот отель вряд ли получится миновать, очень хорошо он расположен, повезло хозяину.

– Точно! – согласился Герман. – Сейчас проверим.

И стал листать книгу назад.

Роберт Нован упоминался в книге еще трижды. Все три раза его сопровождали Луковый Росток и Сладкий Камень. Топорище Пополам не упоминался больше ни разу.

– Надо компанию проверить, – сказал Джон.

– Это ничего не даст, – сказал Герман. – «Дженсер Тоудз» я знаю, Звонкий Диск про них много рассказывал. Он однажды одного парнишку чистокровного отвел к их ветеринарам, чтобы порез на морде зашили. Девять дней парня в больнице промариновали, чуть заражение крови не устроили. Уродом стал, глаз потерял. Козлы! Но компания настоящая, не подставная. Думаю, этот Нован просто подзаработать решил. Прикинь, едешь ты в чистом поле, и вдруг подъезжает к тебе орчила громадный и говорит: «Всюду будешь говорить, что я с тобой, плачу двадцать долларов».

– Я бы за двадцать долларов не согласился, – сказал Джон.

– Ну, допустим, пятьдесят, – пожал плечами Герман. – А если на пятьдесят не соглашаешься, он достает бластер и говорит: «Тогда расплачусь пульками».

– Кстати! – воскликнул Джон. – До меня только сейчас дошло. На Топорище Пополам должны были следы остаться! Ожоги, кусочки мяса прилипшие… Хотя он умыться мог, это же не пустыня, тут ручьев хватает. Тормозишь лошадь, спускаешься в любой овраг…

Они опросили возможных свидетелей. Да, был вчера какой-то лишайный орк, от него, вроде, бульоном попахивало. Какая рубаха на нем была? Какая-то была. Грязная ли? Да кто ж на это смотрит? Не наложница, чать. Да, был тут один орк, очень большой, на вышибалу похожий. Но вроде не лишайный. Хотя кто его разберет? Ветеринар-венеролог его не осматривал, нет в штате отеля ветеринара-венеролога. И вам спасибо, ваше преосвященство, за благословение. На ночь не останетесь? Ну, приезжайте еще.

6

В скверике, разбитом во внутреннем дворе казармы номер три, есть несколько скамеек, чтобы боевые братья и сестры, не занятые текущими делами, могли спокойно отдохнуть, посидеть на свежем воздухе и набраться сил перед следующими подвигами. Книжку почитать или просто цветами полюбоваться.

На одной скамейке сидела Алиса и курила косяк. Обычно курильщики выглядят веселыми и довольными жизнью, но Алиса была мрачна, а глаза у нее были красные и опухшие – то ли мало спала, то ли много плакала.

Мимо шла Бродячка. Окинула Алису рассеянным взглядом, нахмурилась, цокнула языком и присела рядом. Алиса подозрительно посмотрела на нее, мрачно хмыкнула и отвернулась.

– Что ж ты, девочка, так убиваешься? – спросила Бродячка. – Смотреть на тебя жалко.

– Тебе-то какое дело? – огрызнулась Алиса. – Жалко – не смотри.

Бродячка вздохнула.

– Боевые сестры должны заботиться друг о друге, – сказала она.

Алиса злобно рассмеялась.

– Да какая ты боевая сестра? – спросила она. – Подстилка ты. Что в тебе Звонкий Диск нашел – не понимаю.

Бродячка вздохнула еще раз.

– А что в тебе Джон нашел? – спросила она.

Алиса мечтательно улыбнулась и снова помрачнела.

– Ты так убьешь себя в конце концов, – сказала Бродячка. – Злишься, бросаешься на всех, злоупотребляешь… Будешь продолжать – бросит тебя Джон.

Алиса уронила недокуренный косяк и расплакалась. Бродячка отложила вязание, которое начала раскладывать на коленях, придвинулась к Алисе и обняла ее за плечи.

– Поплачь, милая, поплачь, – приговаривала она, поглаживая юную самку по спине. – Легче станет.

– Легче не становится, – сказала Алиса сквозь слезы. – Убери руку, я не лесбиянка!

Бродячка переместила руку, теперь она гладила Алису по голове.

– Тебе голову помыть надо, – сказала она.

– Мыла уже, – сказала Алиса. – От салата такие колтуны – ничем не убираются. Может, постричься коротко?

– Лучше не надо, – сказала Бродячка. – Длинные волосы тебе идут. Ты такая красивая…

– Толку-то… – пробормотала Алиса.

– Зря ты так говоришь, – сказала Бродячка. – Красота – это сила. Не абсолютная, но сила. Будь у меня такое тело, как у тебя…

– То что? – спросила Алиса. – Звонкому Диску не дала бы? Получше бы кого нашла?

Бродячка покачала головой и сказала:

– Нет, ему все равно дала бы. Я ж люблю его, обормота такого.

– Тебе хорошо, – сказала Алиса. – Ты обормота любишь. Он, небось, про комплекс Синдереллы тебе не рассказывает. Я когда с Джоном разговариваю, такой дурой себя чувствую…

– Ты и есть дура, если с Джоном сравнивать, – сказала Бродячка. – Он такой умный, начитанный, сильный… Посмотришь в первый раз – заморыш заморышем, а как поближе познакомишься… Иногда аж страшно становится.

– С ним все время страшно, – сказала Алиса. – Он же бог. Я для него как собачка домашняя. Тебе хорошо, вы со Звонким Диском почти равные, а Джон… Он мне вчера такую жуткую вещь сказал… Ты, говорит, нашла себе самца слишком удачно. Как Синдерелла того дьякона. Не будет, говорит, у нас счастливой жизни. Потому что ты будешь вспоминать свое жуткое прошлое, и злиться.

– А что у тебя в прошлом жуткого было? – заинтересовалась Бродячка. – Вроде ничего такого не было.

– Я на каторге была, – сказала Алиса.

– А я тысячу дней Отвязной Патти прислуживала, – сказала Бродячка. – Это хуже, чем каторга.

– Хуже каторги ничего не бывает, – заявила Алиса. – Ты просто не знаешь. Если бы не Джон…

– А ты ребеночка заведи, – посоветовала Бродячка. – Лучшего производителя, чем Джон, ты по-любому не найдешь. Он вначале ругаться будет, но потом перестанет. Он у тебя добрый и любит тебя.

– Стану человеком – заведу, – заявила Алиса.

Бродячка немного помолчала, затем спросила:

– Слушай, Алиса, а ты никаких голосов не слышишь? Демоны, ангелы, пришельцы с Земли Изначальной…

– Не слышу, – ответила Алиса. – Их Джон часто слышит, он с другими богами разговаривает.

– Да ну? – изумилась Бродячка. – Это как?

– Ну как… – замялась Алиса. – Как бы это объяснить… Замирает, смотрит в одну точку и молчит, а потом снова нормальным становится. И говорит, типа, боги мне сказали то-то. Или ничего не говорит. А иногда ложится на кровать и медитирует, бывает, часа по подряд валяется. Он такой жуткий становится… Глаза под веками шевелятся, гримасничает, рожи корчит, иногда пальцами так перебирает…

– Странно, – сказала Бродячка. – Никогда бы не подумала. Он обычно такой уравновешенный…

– Он не сумасшедший, – резко сказала Алиса. – Он бог.

– Это он тебе сам говорил? – спросила Бродячка.

– Типа того, – кивнула Алиса. – Ну, не то чтобы так конкретно… Он очень редко о себе конкретно говорит, обычно он ничего не подтверждает и не отрицает. Я сама догадалась. Видела бы ты его в Оркланде, в штрафном загоне…

– А какой он бог? – спросила Бродячка. – Марс, Локи, Гермес, Джизес?

– Он не говорит, – покачала головой Алиса. – Говорит, потом расскажу, когда время придет. Когда я человеком стану. Шестьдесят дней осталось.

– Гм, – сказала Бродячка.

– Я не сумасшедшая, – заявила Алиса. – Через шестьдесят дней Джон сделает меня человеком. И Длинного Шеста тоже сделает. Может и тебя сделать, если попросишь.

Бродячка хихикнула.

– Нет уж, я как-нибудь обойдусь, – сказала она. – Мне и так неплохо. Ты бы тоже лучше приняла бы свою судьбу и не мечтала зазря. А то действительно как Синдерелла.

– Да пошла ты, сука! – заорала Алиса, встала и пошла прочь.

Бродячка проводила ее сочувственным взглядом и стала раскладывать вязание. Через минуту к ней подошел Звонкий Диск, сел рядом, обнял, они стали целоваться.

– Ну как? – спросил ее Звонкий Диск через несколько минут, когда губы устали.

– Лучше, чем я боялась, но хуже, чем ожидала, – ответила Бродячка. – Шизофрении нет.

– Отлично! – обрадовался Звонкий Диск.

– Но есть паранойя, – продолжила Бродячка. – Она вбила себе в голову, что Джон – бог. Когда она была на каторге, у нее в голове что-то подвинулось, а когда Джон ее с каторги вытащил, она решила, что он бог. Наверное, молилась всем богам, типа, спасите, пожалуйста, а раз Джон ее пожалел, значит, молитвы помогли, и поэтому он бог.

– Дурацкая логика, – сказал Звонкий Диск.

– Какая дура, такая и логика, – пожала плечами Бродячка. – Она еще про Джона другую странную вещь рассказала. Как бы у Джона у самого шизофрения не началась… Она говорит, он с богами разговаривает.

Звонкий Диск рассмеялся.

– Она, наверное, имеет в виду, что он иногда замирает, когда задумывается, – сказал он.

– Да, именно это, – кивнула Бродячка. – Как ты догадался?

– Мы однажды с Джоном курили, обсуждали эту его странность, – сказал Звонкий Диск. – Он о ней знает, говорит, это вроде нервного тика, ну, как бы привычка дурная…

– Не трудись объяснять, – сказала Бродячка. – Я знаю, что такое нервный тик. Патти одно время с психоаналитиком жила, а он так любил о своей науке рассказывать… Трахает и нудит…

– Сейчас ревновать начну, – нахмурился Звонкий Диск.

– Ах, все обещаешь, обещаешь… – сказала Бродячка и игриво улыбнулась.

Они снова стали целоваться.

7

Поход Длинного Шеста продолжался без приключений. Ни Роберт Нован, ни два его раба не создавали никаких проблем, первоначальный испуг прошел, Длинный Шест снова стал получать удовольствие от путешествия. Немного побаливали бедра, отвыкшие от долгой езды верхом, но это терпимо.

Все-таки, не так уж сильно он облажался. В чем-то даже хорошо – втроем путешествовать куда легче, чем в одиночку. Особенно в диких краях, где по ночам кто-то должен сторожить. Джон, правда, говорил, что в случае опасности предупредит, но кто его знает… О тех рыцарях он не предупредил.

Роберт Нован оказался неплохим мужиком, глупым, но не злым. Единственное, что в нем напрягало – он сразу признал безоговорочное превосходство Длинного Шеста. Все время заискивал, спрашивал разрешения по любому поводу – можно ли уже привал сделать, нравится ли почтенному этот отель или лучше тот, не приказать ли рабам осмотреть копыта лошади почтенного… Длинный Шест понимал, что он по всем статьям круче этого человечишки, но он привык считать свою расу низшей, и такое подобострастное отношение его коробило. Он всегда мечтал о равноправии орочьей расы, и вот в одной отдельно взятой компании это равноправие осуществилось, а ему не по себе. И еще рабы Роберта совсем не соответствовали мечтам о равноправии – настолько тупых существ даже в Оркланде трудно встретить. Длинный Шест однажды выразил удивление по этому поводу, и Роберт ответил ему:

– Ну, дык, ума-то им не надо. Расседлать, оседлать, корм задать, почистить, копыта обработать, костер разжечь, похлебку сварить…

– За колонной присматривать, – продолжил Длинный Шест.

– Да боги с вами, почтенный! – воскликнул Роберт. – Да ни в жизнь! За колонной особые рабы присматривают, в каждой колонне четыре охранника идет, иногда пять. Их прямо в Оркланде готовят. Дети полубоссов обычно или сами полубоссы. Бывает, провинится кто-нибудь или, наоборот, сам захочет мир посмотреть… Орки – они же почти как люди, они разные бывают.

– Да что ты говоришь, – улыбнулся Длинный Шест.

Роберт смутился, покраснел и принялся сбивчиво извиняться.

И вот их совместный путь подошел к концу, об этом ему сообщил Джон через серьгу. Длинный Шест успел уже отвыкнуть, что серьга разговаривает, даже испугался чуть-чуть.

– Стой! – приказал Длинный Шест. – Роберт, здесь наши пути расходятся. Спасибо за компанию, желаю удачного путешествия и хорошей прибыли.

– Тридцать долларов, – напомнил Роберт.

– Двадцать, – поправил его Длинный Шест. – Тридцать долларов я тебе тогда отдал, теперь только двадцать должен.

Роберт состроил обиженное лицо, как у ребенка, который вот-вот заплачет.

– Тридцать долларов, – повторил он. – Я помню, вы мне двадцать давали, а тридцать должны остались.