Текст книги "Пристрелочник (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
* * *
Половина женщин человечества – вся Азия! – ходит в штанах. В Европе и на Руси штаны на бабе – крайняя непристойность. Почти вся Африка – колыбель человечества! – ходит топлесс и без штанов вообще. Мужчина, влезший в джинсы – вызывает насмешки всего племени. Особенно – женщин. «Хи-хи-хи! Спрятал потому что нечего!».
Настоящие хомнутые сапиенсы – только там! Топлесс и легс-фри. В остальных местах – метисы с примесью неандертальцев.
«Пристойно» – всегда только «здесь и сейчас».
США, Юта, 21 век, кампус:
– Так идти нельзя, непристойно.
Факеншит! Да у нас вся Россия твёрдо знает, что американские кампусы – гнездо разврата, территория непотребства, цитадель наркомании, кубло гомосексуализма и рассадник мировой финансовой олигархии! Какая тут вообще пристойность?!
– Дорогая, тебе в штанах – пристойно. Почему мне, мужику, в штанах нельзя? Феминизмом заколдобило?
– Можно хоть в чём. Но одежда для ног должна закрывать колени. Общее правило для всех. У нас универ – мормонский.
Я уже рассказывал: запона – праздничная одежда девушки. По сути – простыня с дыркой для головы посередине. На бёдрах передняя и задняя части связываются шнурками.
Одна мелкая деталь: в оригинале – по всей «Святой Руси» и в сопредельных странах – запона носится на рубаху. А не на тело. Как устроила нам Марана.
Уточню: на голое тело. Вымытое, выбритое, голодное, испуганное, дрожащее… молодое нагое женское тело.
* * *
Мило. Простенько. Но – чистенько. Значительно лучше, чем были утром в своих мятых и грязных тряпках и платках. И смотрятся так… вразумлённо. Без ненужных сюрпризов, взбрыков и поползновений.
Всё-таки, тотальное обривание «под ноль», как и не менее тотальная клизма – здорово меняют человека. В дополнение к зрелищу кровавой сечи, гибели и утрате родных и близких, личному присутствию при казни колом и топором, потере собственной свободы и всей прежней жизни.
Существенно воздействует на систему ценностей и набор типовых реакций. Появляется некоторая… вразумлённость.
Народ заволновался. Массы сразу возжелали. Ну там… дёрнуть за верёвочку, отвернуть краешек, запустить ручечку… Пришлось внести ясность:
– Девки эти – не рабыни мои. Ибо у нас тут – рабов нет и быть не может. Они – полонянки. Взяты нами с бою. Никому не принадлежат. Кроме города нашего Всеволжска. Подчиняются мне, Воеводе Всеволжскому. И тому лицу, которое я над ними поставлю. Как и вы все. Проданы быть не могут. Они должны служить, исполняя хорошо всякое моё слово. Служба им, как во Второзаконии сказано – шесть лет. После – могут идти, куда хотят, вольно.
* * *
На Руси таких называют «челядь». Отличая военнопленных, «полон» от «холопов» – урождённых, купленных, само-продавшихся, и от «закупов» – рабов условных, до отработки долга. Именно из челяди, из захваченных на войне людей, формировалось изначально рабское сословие на «Святой Руси».
Отменив рабство, право личного владения «орудием говорящим», имущественную принадлежность человека человеку, в своём городе, я ввожу внешне близкий, но по сути – иной институт ограничения личной свободы. Немцы-военнопленные, в лагерях в СССР – рабы? Японцы, загнанные в лагеря в США после Пирл-Харбор? Осужденные преступники в ГУИН?
Я ссылаюсь на Второзаконие, на Пятую книгу Моисееву. Это для «Святой Руси»… – ну очень большое милосердие и просто апофеоз демократии!
«Если продастся тебе брат твой, Еврей, или Евреянка, то шесть лет должен он быть рабом тебе, а в седьмой год отпусти его от себя на свободу; когда же будешь отпускать его от себя на свободу, не отпусти его с пустыми [руками], но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего: дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой…».
Закон Моисея толкует о рабах из своего народа. Но мне-то… с моей общечеловекнутостью и гумнонизмом… Чем славяне, угро-финны, тюрки… – хуже евреев? Или – лучше?
«В Англии нет еврейского вопроса. Потому что мы не считаем евреев умнее себя» – Черчилль прав. Я – не считаю. Я просто беру и заимствую. Всё, что для дела годится.
И конструктивно дорабатываю.
У Моисея речь о соплеменниках. Через полторы тысячи лет критерий этнической общности заменился критерием религиозным. Об опережающем росте численности иудейских общин в средневековых городах Черноморья я уже…
У меня тут куча племён, поэтому ждать полторы тысячи лет – не буду, правило применяется для всех православных христиан. Только. Остальные… – срок считать после принятия крещения.
Во Второзаконии дальше описана ситуация, когда освобождаемый – от хозяина уходить не хочет. Тогда прибить ему ухо к двери и считать рабом вечно. У меня «хозяин» – юридическое лицо, город Всеволжск. Поэтому «пирсингом в дверях» заниматься не будем, а запустим «программу реабилитации и трудоустройства». Собственно, я и рассчитываю, что они из-под моей власти не уйдут. Не захотят, не смогут. А место таким «свободным людям» у меня – найдётся.
По сути, заменяю одну форму несвободы – «раб» на другую – «зек», предлагая в качестве «мороковки» третью – «гражданин».
* * *
Эти женщины – часть вражеского отряда. Они кормили, одевали, обслуживали врагов. Соучастницы. За соучастие – наказаны. Ограничены в правах и принуждаемы к исполнению обязанностей. В отличие от обычной святорусской челяди – не пожизненно, а временно. На шесть лет. Можно – меньше.
– Ежели кто из вольных людей захочет поять челядинку в жёны, то такому – быть. И впредь быть вольными – обоим.
Факеншит! Между делом поломал коренной закон русской жизни: «В робу – холоп».
Ванька-терминатор! Дерьмократизатор и либерастлитель! Подмыватель основ и разъедатель обычаев! Древних традиций и традиционных устоев…! Исконную посконность… терминируешь!
Фигня! Протрите очи! Это ж не рабыни, это ж… – зечки! Другая сущность. С, естественно, другими возможностями.
Мда… Традиции – это система. Выдёргивая одну, нужно действовать систематически. В смысле: корректно залепить образующуюся дырку, сохраняя прочее полезное окружение.
Тут есть несколько очевидных вариаций, которые надо отсечь, прописать в законе. Нужен новый закон. Срочно «Всеволжскую Правду» придумать!
– Девок этих поручаю заботам главы моего дворцового приказа Агафье. А ещё велю этим девкам не отказывать людям вольным, кто похочет, в… в «разгрузке чресел молодеческих».
Восторженный рёв радостной мужской толпы перекрыл мои слова. Пришлось дождаться тишины. В которой прозвучал тяжёлый голос Домны:
– Не дело задумал, Иване. Козлы твои зае… замучают девок до смерти. И промеж себя передерутся.
– Ты историю Аггея слышала? Вот же, не зае… не замучили. Святая молитва сберегла, сил дала, терпения. Богородица – заступница. Истовая молитва христианская – защитит. Тех, кто истинно уверует.
Заодно – и основание для добровольного крещения. Чтобы не… не до смерти. Тут крыть нечем – классика теологии. Господь защитит. Ибо всемогущ. Или – нет. Если грехов много или молитва – не от сердца.
Теперь «добрым молодцам» по мозгам:
– За свары из-за баб – накажу по-своему. По «люто-зверски». Девки красные – вовсе не нужны станут. До скончания века. Что, добры молодцы, все услыхали? Все ли поняли? Наперёд скажу: у меня милости нет, кто напакостит – не ищите после.
Парни приутихли и стали тишком строить догадки насчёт того, как выглядит в подробностях моё обещание: «Девки красные – вовсе не нужны станут». Варианты обсуждались… Как это, как это?! Двумя кирпичами…?! Блин, я бы не додумался! Богатая у ребятишек фантазия. Надо запомнить.
Наши дамы были крайне раздражены появлением новеньких. Точнее – переключением фокуса общего мужского внимания.
Практически каждый «штаноносец» посчитал своим долгом погладить бритых наголо полонянок по голове, отодвинув им локоток, подуть в голые подмышки, и отвернув край запоны, убедиться в безволосости лобка. Глазам ребята не верят – «нам бы понадкусивать…». Негромкое непрерывное повизгивание полонянок от множества жадно тянущихся мужских ручек – окончательно возмутило прежних жительниц Стрелки. «Боевые соратницы» переглянулись, дружно встали из-за стола, задрали носики и возмущённо шипя, стайкой удалились.
* * *
«Проститутки – это необходимость. Иначе мужчины набрасывались бы на порядочных женщин на улицах» – мудрости от Наполеона я верю. Как и собственному чутью в части накаляющейся атмосферы в коллективе.
Но эти дуры…! Я же о вас забочусь! Вы ж сами ко мне прибежите и будете плакать! Размазывая сопли по синякам на личиках и заходясь в истерике от вида подранных подолов! Будете требовать страшных казней. Для моих людей. Для своих товарищей.
И будете правы: насилие без разрешения – преступление. Монополия на насилие принадлежит государству. То есть – мне.
Факеншит! Предвидение неприятностей никогда не являлось сильной стороной хомнутых сапиенсов. Воланд прав:
«Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!».
У самок этого вида… непредусмотрительность просто зашкаливает.
«Беда нечаянно нагрянет
Когда её совсем не ждёшь.
И днём и ночью – больно станет
И ты ревёшь…».
То, что они воспринимают как оскорбление – снижение собственного статуса, своей общественной ценности, всеобщего коллективного внимания – на мой взгляд… именно таковым и является. «Снижением».
«Слишком хорошо – тоже нехорошо» – русская народная мудрость. «Чувство снижения» – есть, а «чувства мозгов» – нет.
«Для женщин нет такой проблемы,
которой им бы не создать».
Собака ест без насыщения. Может умереть от обилия корма. А женщина? От избытка мужского внимания? – Да запросто!
Люди – разные. Их «разность», обычно – по Гауссу. Так и называется – «нормальное распределение». В смысле – есть маловероятные «хвосты» с придурками. И совершенно незачем умножать их количество. Вот я и уменьшаю вероятность… эксцессов. Весьма для моих дам неприятных. А они… фыркают.
Плевать. Но есть вопросы дисциплины.
Разруха, господа, разруха! Дерьмократия торжествует, феминизм рулит, либерастия одолевает! Ушли из-за стола даже не спросив разрешения у старшего! Это ж прямое оскорбление хозяину и остальным гостям! Полное моральное разложение! Молодёжь нынче пошла… совершенно невоспитанная! Вежества не разумеют, места своего не знают! Надо указать. И на место – поставить. Или – положить? А то, понимаешь, вертихвостки-то эти… одурев от внимания, заинтересованности и восхищения окружающих, впали, не побоюсь этого слова, в наркотическое опьянение и социально-сексуальную эйфорию…
«Всяк сверчок – знай свой шесток» – русская народная мудрость. Повышает адекватность и управляемость коллектива. Для чего, в немалой мере, презентация данного сервиса и была произведена столь демонстративно и публично.
Первая реакция дурёх – предсказуема. Теперь они ночку подумают и… и вторая реакция будет более соразмерной их «сверчковости». Причём, в отличие от первой – менее синхронной. Что тоже – познавательно. В плане личностных свойств и социальных ролей.
Проведение лёгких провокаций в группе подопечных – обязательный элемент работы с новым коллективом. Позволяет, в частности, выявить психологически неустойчивые или идеологически враждебные персонажи. Показывает неформальных лидеров и очерчивает ориентированные на них группы. Применяется, в частности, в центрах адаптации иммигрантов в европейских странах. Так что – вполне демократично, либерально, прогрессивно и общечеловечно.
Глава 364
Однако, есть и более специфические случаи: Гапа взбесилась совершенно. На мой совет организовать и упорядочить использование нового, чистенького и довольно миленького, двуногого городского имущества, она встала за столом и зарычала на меня:
– Ты что думаешь?! Что я буду за этими бл…ми смотреть? Может, мне им ноги раздвигать да за твоими кобелями подмывать?! Хрен тебе! Ноги моей у тебя не будет! И ни одна из наших баб к тебе не придёт! Вон, подстилки эти ощипанные пущай тебя греют! В очередь с остальными… жеребячествующими!
«Бабий бунт». «Забастовка с сомкнутыми коленями». И – открытым ртом. Своеволие и неповиновение. Мятеж, бардак и фрустрации.
Пришлось вытянуть свой берёзовой дрынчик и дёрнуть её за рукав. Она снова свалилась на лавку рядом со мной.
После произнесённой отповеди в мой адрес, Гапа выглядела… очень привлекательно. Ярость, возмущение добавили блеска глазам, динамики губам… Так бы и… и поцеловал. А приходится – воспитывать:
– Ты забылась. Ты – в воле моей. Ни законы человеческие, ни желания твои – не властны над нашим уговором. Ты навечно моя роба. И ты сделаешь по слову моему. «Ноги не будет»… Будет. Придёшь. Ляжешь. Хоть бы и прямо здесь. На этом столе. Посреди этого собрания. Задерёшь подол. Раздвинешь ноги. Подмахнёшь. Расстараешься.
Она кипела от гнева. И вдруг… испугалась. Увидела сжимающийся на дрючке мой кулак. Нет-нет! Я её никогда…! Просто она видела… случаи… когда я этой… палочкой-выручалочкой… мозги вправлял и на путь истинный наставлял.
Ещё трясла отрицательно головой, пыталась выдернуть руку. Но ничего не говорила, не спорила, лишь неотрывно глядела мне в глаза, в лицо. Где снова по-волчьи, под вздрагивающими, пытающимися сложиться в уверенную улыбку, губами, чуть видны были клыки.
Потом опустила голову и чуть слышно прошептала:
– Д-да. Г-господин. О-ох… пресвятая заступница…
Я оглядел присутствующих. Наша беседа шла вполголоса, основная часть застолья была занята сами собой. Но здесь, на моём конце стола, установилась тишина. Ближники, приближённые – внимательно, затаив дыхание, следили за нашим спором.
«Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку» – древнеримская мудрость.
Какой «бычок» не считает себя «Юпитером»? Хотя бы – чуть-чуть… локально, временно, приблизительно… «На минуточку».
Обезьянничание в природе хомнутых сапиенсов. Если кому-то дозволено не выполнить приказ – почему и другой не может проигнорировать команду? Если баба может фыркнуть, послать, не сделать…
«Слаб на баб»? «Но он не дозволял женщинам владеть его умом» – из жития Боголюбского. «И за борт её бросает. В набежавшую волну» – из песни про Степана Разина.
– Ты придёшь. Когда я позову. И сделаешь. Что я велю.
– Д-да. Г-господин.
Она сидит красная, чуть кивает головой в платочке. Тоже успела, вскользь, краем глаза оглядеть застолье. Ей стыдно, страшно, неизвестно. Она ждёт какого-то моего очередного причудливого «психа».
Мои решения иногда совершенно неожиданны, непредсказуемы для туземцев. Просто потому, что я вижу иное, знаю иное, имею другую систему ценностей, не традиционную, не «святорусскую». Нелюдь. Другие границы допустимого. Воспринимаемые аборигенами как отсутствие границ вообще.
«– Ты что?! Краёв не видишь?! – Я свои – вижу. А что ты моих не различаешь – твоя печаль».
Как это грустно. Когда тебя не понимают. Когда никто не может одобрительно подмигнуть или укоризненно вздохнуть. Потому что не может оценить твои успехи или неудачи. Не видя твоих «берегов», твоих границ.
Я – опечален, она – ждёт. Возможно – приказа лечь на стол и публично отдаться. Возможно – мне. Под восторженные крики, клики и вопли подпившей толпы. Возможно – всей толпе. Возможно – с последующей посадкой на кол. Каковая технологическая возможность была внезапно продемонстрирована сегодня днём. Казнь за мятеж.
За своеволие – любое наказание. Да и вообще: воля господина – превыше всего. Любая. И это – радость. Радость служения. Истинного и всеобъемлющего. «Отдай самоё себя». А для этого: «Познай самоё себя».
Задание мачехи Золушке перед балом – очень полезно. Что ты хочешь? Что ты можешь? Что для тебя важно? Что – важнее всего? Какую цену готов платить?
Гапа, по-прежнему не поднимая глаз, тянется рукой к узлу платка – развязать. Уже говорил: женщины здесь начинают раздеваться с головного убора.
Я останавливаю, поднимаю её лицо, чуть глажу пальцами. По щекам, по губам… У неё на глазах выступают слёзы.
– Ну-ну, Гапушка, полно красавица, полно грустить да злобится. Устала, бедненькая, суматошный был денёк, притомилася. Иди-ка к себе, отдохни, выспись.
Она судорожно вздыхает, начинает подниматься… и вдруг целует мне руку.
Нет, это не «поцелуй господской длани», это… просто прикосновение, просто… прижать ладонь к щеке, к губам.
Замереть. Очистить душу. Поверить в прощение. Вздохнуть.
Ушла.
Какая женщина! Так бы и… и не отрывался.
Так. О чём это я тут?
Провокация прошла успешно. Управляемость восстановлена. Вредные сомнения одного из ключевых персонажей моего окружения выявлены и устранены. В будущем, в критических ситуациях – поведение будет более… исполнительным.
Последней, хватанув стопку «крепкого на бруньках», выбирается Домна. Она в конфликт не лезет. Просто типа вспомнила о делах на поварне. А вот Мара и не собирается уходить. Наоборот – облизывается на Сухана.
Ещё за столом – «бабушка-прошмандовка» из брошенных войском. И 6 бритеньких полонянок. Устало однообразно повизгивающих с закатившимися уже глазами в ошалении от непрекращающихся прикосновений множества мужских ручонок со всех сторон во всех плоскостях.
Пора сваливать. Начальство не должно перегружать отдых подчинённых своим присутствием.
– Ивашко. Остаёшься за старшего. Проследи, чтобы тут… безобразий не случилось. Повторять, как с княгиней литовской – не надо. А вон ту… пойдём-ка со мной. Гуляйте ребятки. Но – без приключений.
* * *
Ивашко поступил классически: отделил «а поговорить?» от «а повеселиться?». Желающие поесть и выпить остались за столом. Пятерых язычниц загнал в пустой балаган, и стал запускать народ. В порядке выслуги лет и социального статуса. Контролируя процесс, прежде всего – по критерию гигиены и отсутствия членовредительства. Сходно с системами контроля, использованных в вермахте, рейхсхеере и дай-Ниппон тэйкоку рикугун. Отечественный опыт… как-то не вспомнился.
Эффективность участников оценивалась коллективно. Как на новгородском вече – восторженными или презрительными громкими возгласами: «кто кого перекричит». Естественно возникший в таких условиях элемент соревновательности едва не привёл к появлению тотализатора. Не случилось исключительно из-за отсутствия наличных денежных средств у «участников забега» и зрителей.
Наша «бабушка-прошмандовка» добровольно и с большим интересом приняла на себя часть обязанностей. Особенно – в части проведения предварительных водных процедур молодым соискателям.
Разнообразные комменты в её исполнении, рассказы об обширном «боевом прошлом», забавные истории из личных «трудовых подвигов», подвигли молодёжь на экзерсисы, негативно оцененные Ивашкой. Однако «ростовский обычай», известный всему русскому войску в исполнении Новожеи и хорошо усвоенный нашей «бабушкой святорусского секса», был широко внедрён и многократно опробован. Наряду с более традиционными методами.
В целом – праздник удался. Все желающие получили массу позитивных ярких впечатлений. Общий эмоциональный фон в коллективе резко улучшился, что обеспечило заметный рост производительности труда и укрепление исполнительской дисциплины. Ребятки ещё несколько дней хихикали, вспоминая подробности своих похождений. Многие пожелали повторить, продолжить и разнообразить.
Тут я снова воспользовался опытом «всего прогрессивного человечества». Из множества разных примеров первым на ум пришёл Освенцим:
«Система мотивации для узников концлагерей, обычно именуемая Frauen, Fressen, Freiheit (бабы, жрачка, свобода), была введена в мае 1943 года. Для ударников производства предусматривалось особое вознаграждение: право на более частую переписку, дополнительное питание, возможность приобретать сигареты, и даже увольнения из лагеря (для узников германской национальности). Самым трудолюбивым и послушным выдавались боны стоимостью в две рейхсмарки на посещение лагерного борделя».
У меня тут ничего в части Fressen, Freiheit – нет. Остаётся только одно. Не использовать хоть какую мотивацию к интенсивному труду – загубить людей. «Я готов подписаться на любой кипеж, кроме голодовки» – голодовка и так у нас маячит постоянно. Рейсхмарок у меня нет, но неплохо пойдут и напиленные из дерева кругляши с вырезанными номерами. Которые выдают «передовикам производства».
Девки трудились ударно: при 180 самцах на 6 выделенных самок… Даже при 14-16-часовом рабочем дне моих парней на лесоповале загрузка полонянок оставалась раза в два выше, чем у «тружениц Освенцима» в зимнее время. Хотя, конечно, существенно меньше, чем у японцев в их «станциях утешения». Но и дать им отсыпаться после трудовых ночей – было бы чрезмерной для нас роскошью. В качестве бригады прачек они дополнительно вносили посильный вклад в построение города светлого будущего.
Ни одна из них не пережила эту зиму. Две пытались бежать и провалились под лёд на реке. Остальные умерли от болезней. Какой-то вариант ОРЗ. Впрочем, в ту зиму я потерял четверть тех, кто сидел за столом на празднике победы над муромскими язычниками. Тяжёлые условия жизни, разнообразные несчастные случаи, но, более всего – непрерывный труд «на пределе», истощали ресурсы организмов и делали их добычей даже и лёгких, обычно, заболеваний.
Мой выбор меня разочаровал. Девка была хоть и фигуриста, но абсолютна индифферентна.
Ложись. – Стоит. Положишь – лежит. Как манекен. Только воет сквозь зубы. То – громче, то – слабее. На вопросы не отвечает, команды не выполняет… Доска с дыркой. Кукла с подогревом. Ткни – колышется. Тоска. Дура клиническая? Потом дошло: у девки уровень паники зашкаливает. Сегодняшний бой, невиданные казни, ужас принудительных гигиенических процедур, страх чужого окружения… Я попытался как-то словами… Бестолку. Слышит, но не разумеет. Совершенно. Ну и ладно. Устанавливаем её удобным и малоподвижным образом. Чтобы не растеклась и… Скучно.
Не будем терять время – позвал Трифену.
Она была уверена, что я заставлю её… в паре с этой, чуть тёпленькой. И собиралась упорно… воспротивиться. Как-то… по сатьяграхе – ненасильственно. Очередной Махатма Ганди в юбке. Ломать девочку? А зачем? Что я – «злыдень писюкастый»?
– Трифа, вынь из сундука книгу. Которая – «Хорошо бы». Открой чистую страницу. Пиши заголовок: «Казни и их способы».
* * *
И вновь «меня терзают смутные сомнения». Насчёт коллег-попаданцев.
Прогрессор-одиночка вынужден управлять аборигенами. «В одну харю» – прогресса не построишь. Одним из элементов туземной системы управления являются казни. Конкретно: публичные, кровавые, «садистические». До конца 18 века казнь – публичное воспитательное мероприятие. Попав в любую предшествующую эпоху вы обязаны присутствовать, наслаждаться и испытывать чувство глубокого удовлетворения.
Некоторые коллеги «стиснув зубы», «сдерживая рвотные позывы», участвуют в таких мероприятиях в качестве зрителей. Малоэффективно и опасно: туземцы прекрасно ловят эмоциональное состояние и удивляются – «белый сагиб недоволен проявлением справедливости?». Это если вы – «сагиб». Если нет… – есть немалый шанс оказаться на том же эшафоте.
Повторю: цель публичной казни не наказание преступника, но внушение чувства стабильности, законопослушности, правильности. Уверенности. В государе, в справедливости, в правосудии, в неизбежности наказания. В разумности и осмысленности жизни.
«Делают – что должно».
Как конкретно?
Сэр Томас Мор, автор «Утопии» осуждён в 1535 году с формулировкой:
«влачить по земле через всё лондонское Сити в Тайберн (обыкновенное в старом Лондоне место казней), там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он ещё не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту».
В самый день казни, ранним утром 6 июля, Мору объявили королевскую милость: ему только отсекут голову. Тогда-то лорд-канцлер и сказал: «Избави Боже моих друзей от такой милости».
Четвертование применялось в Великобритании до 1820 года. Во Франции так казнили цареубийц и отцеубийц. Убийц и воров вешали. Виновных в убийстве с отягчающими обстоятельствами и разбое – колесовали. Еретиков, поджигателей и содомитов отправляли на костер. Фальшивомонетчиков опускали в кипящее масло. Привилегия дворян – казнь через отсечение головы топором или мечом.
Средневековая казнь это, прежде всего, не смерть, но жизнь. Жизнь казнимого под пытками перед толпой. Которую он развлекает (или пугает – как кому нравится) своими криками и судорожными движениями. Цель – психологическое, политическое, идеологическое воздействие на зрителей. Внушение. Воспитание. Поэтому они столь длительны, столь кровавы.
Иногда зритель – конкретен. Казнь любовника первой жены Петра Первого на «персидском колу» была публичной. Но конкретную женщину специально привезли на площадь, и бывший муж приставил к ней двух солдат. Чтобы они не позволяли ей отворачивать голову и закрывать глаза.
Цель казни – воспитание живых. В Средневековье от такой формы педагогики для массового сознания – никуда не деться. Иначе попандопуло теряет в своей эффективности. И – собственную жизнь вместе со всем прогрессизмом.
Твоё личное мнение – не интересно. Есть – «объективная реальность, данная нам в ощущениях». Конкретно – социум. Изволь соответствовать.
Не можешь испугать – не годен править – пшёл в холопы. Или – в покойники.
Вот я устроил «посадку на кол». Это потрясло. Моих, муромских, полон. Слышимыми воплями казнимого, видимыми его муками.
Но повторное применение будет иметь меньшую, быстро снижающуюся эффективность воздействия. «Воздействия» – не на наказуемых – им одинаково. Просто по физике с физиологией. А вот массовое сознание…
«Вчера в крематорий… позавчера в крематорий… Да сколько ж можно?!».
Второй недостаток… грязно, знаете ли. Трудоёмко, медленно… Противно. Извините.
Нужно что-нибудь такое… «чик-чирик». Но – потрясает.
Нужен новый, неизвестный здесь, противоестественный для средневекового человека, способ публичной казни. Не приедающийся.
Почему попандопулы не прогрессируют в этом поле? Брезгают? Не рискуют сравниться с изобретательностью предков в части публичного умерщвления себе подобных? А зря – есть уникальные способы. Со свойствами, которые позволяют воздействовать на массы неординарно. В здешних терминах: колдовство, чертовщина.
Гильотина – изобретение Великой французской революции.
Подобные орудия казни использовались и прежде. «Планка» – в Германии и Фландрии в Средние века. У англичан скользящий топор – «Галифакская виселица», «маннайя» – из Италии времён Ренессанса, «Шотландская дева» – из Эдинбурга.
На «Святой Руси» – аналогов нет. И есть в этом процессе… некоторая свобода. Которая позволяет каждое представление сделать оригинальным, импровизационным. Как «Принцесса Турандот».
Гильотина датируется 1789 годом, когда доктор Жозеф-Игнас Гильотен предложил правительству более гуманный способ казни.
«Гуманно» – это про меня. Ещё: быстро, чисто, гигиенично, технологично. Знакомо: я с гильотинами на производстве работал.
Добавлю, чисто для знатоков: гильотина – наиболее простой пример доказательства ошибочности массового представления о теории Эйнштейна: «Ничего не может двигаться быстрее скорости света».
Вот Козьма Прутков-инженер формулирует правильно:
«Нельзя бежать быстрее света. Да и незачем – никто не увидит и не оценит».
Рабочим элементом гильотины является скошенный нож. Представьте себе, что вы положили под такой нож горизонтальный лист бумаги. Дёрнули рычаг. Падающий нож будет разрезать лист в точке пересечения лезвия с бумагой. Скорость движения этой точки от одного края листа до другого зависит от скорости падения ножа. И от степени скошенности лезвия. Уменьшая угол скоса, делая лезвие более горизонтальным, можно добиться любой, сколь угодно большой, скорости движения этой точки. В том числе – и выше скорости света. При той же, достаточно невысокой скорости падения самого ножа.
Ибо закон Эйнштейна говорит о движении тел, обладающих массой. А точка пересечения – массой не обладает. Хотя вполне может служить примером бита информации.
По Суворову: «Удивить – победить». Понятно, что удивить аборигенов рассуждениями о скорости света, я не смогу – не поймут. Но есть более очевидные вещи.
Вопрос: остаётся ли сознание у отрубленной головы? – Да.
Нейрофизиологи говорят о 0.3 секундах. Наверное, они правы. Но есть свидетельства.
В 1793 году помощник палача ударил по лицу отрубленную голову жертвы – зрители утверждали, что лицо покраснело от гнева. Речь идёт о знаменитой Шарлотте Корде, убившей Жана Марата.
В газете «Революсьон де Пари» появилась заметка, осуждающая этот поступок. Палач Сансон счёл необходимым опубликовать сообщение, что:
«это сделал не он, и даже не его помощник, а некий плотник, охваченный небывалым энтузиазмом, плотник признал свою вину».
25 февраля 1803 года в Бреславле был казнен некто Троэр. Врач Вендт, получив голову из рук палача, приложил цинковую пластинку гальванического аппарата к одному из передних перерезанных мускулов шеи. Последовало сильное сокращение мускульных волокон. Затем Вендт стал раздражать перерезанный спинной мозг – на лице казненного появилось выражение страдания. Тогда Вендт сделал жест, как бы желая ткнуть пальцами в глаза казненного, – они тут же закрылись, словно заметив грозившую опасность. Затем он повернул отрубленную голову лицом к солнцу, и глаза снова закрылись. После этого Вендт дважды громко крикнул в уши: «Троэр!» – и при каждом зове голова открывала глаза и направляла их в ту сторону, откуда исходил звук, причем она несколько раз открывала рот, будто желала что-то сказать. Наконец, ей клали в рот палец, и голова стискивала зубы так сильно, что клавший палец чувствовал боль. Только через две минуты сорок секунд глаза закрылись, и жизнь окончательно угасла в голове.
Палач, исполнявший смертные приговоры в отношении французских дворян в конце XVIII века, рассказывал:
«Все палачи отлично знают, что головы после отсечения живут еще с полчаса: они так изгрызают дно корзины, в которую мы их бросаем, что корзину эту приходится менять, по меньшей мере, раз в месяц…».
Пожалуй, эта технология даст мне несовместимое: простоту, быстроту, гуманность и воспитательное воздействие на массовое сознание здешних туземцев. Мёртвые головы в моих руках будут демонстрировать мою власть над казнимыми в посмертье. По физиологии, по гальванике, просто – из-за ловкости рук. Как «задавил» муниципалов Изумрудного Города Урфин Джус, поедая шевелящихся в его пальцах червяков и пиявок. Сделанных из шоколада.
Здесь все верят в загробную жизнь. Парочка подмигивающих мёртвых голов убедит, что и там от меня не уйти.
* * *
– Трифа, напиши подзаголовок: «Гильотина». По краю рамы сделать надпись: Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate. И по-русски: «Оставьте всякую надежду вы, входящие».