Текст книги "Сильнее страха (СИ)"
Автор книги: Улия Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Ну вот, дорогая Арерия, ты, наконец, дома. Или, почти что дома.
Видя, что по своей воле она не приблизиться, Аалеки улыбнулся и стремительно подошел к ней сам, поднес ее руку к губам и медленно поцеловал, а потом, сделал паузу, разглядывая ее близко темными ужасными глазами, в которых, как в зловещих безднах, вспыхивали поочередно интерес и радость, граничащая с безумием. Тонкие ноздри его подрагивали, впитывая ее запах.
Рене молчала, страх окончательно парализовал ее.
– Ты рада меня видеть?.. Ну конечно, хоть и боишься, что я сержусь, не так ли?.. Но я не сержусь. Теперь не сержусь. Раньше, когда ты была далеко от меня – да, но теперь, все место в моей душе заняла радость. Бедняжка, ты похудела и побледнела! Это было так неумно с твоей стороны – скрываться от меня, который… так заботился о тебе! Но, слава Эгорегозу, ты снова со мной. Пойдем, сядем. Ты дрожишь, и я боюсь, как бы твои колени не подкосились от слабости… Надеюсь, ты не больна? Нет?.. Нет, конечно, я бы уже знал, ведь приборы на входе уже провели диагностику.
Он усадил ее в кресло и приблизил к ней свое, сел, и снова наклонился к ней, разглядывая. Он словно пытался проникнуть внутрь нее каждым своим действием, а в глазах все время вспыхивал жадный красный огонек. Он, очевидно, рвался исследовать ее состояние уже сейчас, но сдерживал себя пока, оставляя самое интересное на будущее, и находя немалое удовольствие уже в предвкушении.
– Итак, ты вернулась ко мне… Вернулась сама. Что же послужило причиной, Рери?
Она молчала, тогда Аалеки взял ее руку в свои, и начал поглаживать, как всегда пред болью…
– Вы искали меня, – поспешно прошептала она чуть слышно сухим треснувшим голосом.
Аалеки улыбнулся, ощутив свою прежнею власть над ней, но тотчас спрятал радость.
– Поэтому ты убегала от меня эти долгие, долгие шесть лет. Но почему ты вернулась?
– Устала убегать.
Он выпустил ее руку, откинулся назад, на спинку кресла и улыбнулся холоднее.
– Это полуправда. То есть ее маленькая часть. Ты, неверное, совсем забыла меня, если думаешь, я не пойму это по твоим глазам, голосу… А вот я не забыл тебя. Я все время тебя помнил. Поэтому и искал. Знаешь, я просто глазам своим не верю, ты так восстановилась!.. Я не ошибся в тебе, ты – особенная! Никто еще не восстанавливался полностью, после пяти месяцев в лаборатории, но ты смогла!.. Связная речь, высокоорганизованное мышление, на лице мелькает отражение адекватных и очень разнообразных эмоций… Это прекрасно! Знаешь, пока я искал тебя, я все время тобой гордился, ты мыслила на полшага, иногда на шаг вперед, и прежде чем меня осеняла догадка, ты исчезала! Конечно, я не мог тебя не искать, глупышка! Хотя не все мои коллеги были согласны со мной в этом вопросе. Многие считали, что ты – выработанный материал. Вот недоумки!.. Но, согласись, они не знали тебя так, как знал я! И вот, наконец-то ты со мной!.. Так почему же ты вернулась? Соскучилась?
– Нет.
Аалеки засмеялся.
– Тяжело слышать, но похвально, что ты начала говорить правду… Кстати, твой голос звучит немного ниже чем обычно. Тебе нужно выпить чаю.
Он взял со стола маленький хрустальный колокольчик и позвонил. В ответ на мелодичный звон двери раскрылись, пропуская того же синего робота, в руках которого был поднос с чайными принадлежностями.
– Спасибо, Дорлей, поставь здесь.
Робот медленно поставил поднос, и налил чаю Рене. Подавая чашку, он нечаянно коснулся ее рукой. Рене вздрогнула и невольно отдернула руку, пролив чай: – робот не был роботом, это был живой планетник, лабораторный объект, превращенный Аалеки в робота. Она с ужасом и состраданием смотрела теперь на него, неловко и медленно убирающего обломки чашки, и холодный пот струился по ее спине. В лучшем случае это было и ее будущее.
Аалеки с удовольствием посмеялся, наблюдая за Рене, и взялся сам разливать чай, отпустив Дорлея.
– Да, дорогая, когда-то Дорлей был существом самостоятельно мыслящим. К сожалению, теперь он может лишь выполнять незамысловатые инструкции. Уже и это хорошо. К сожалению, у него очень слабые адаптивные навыки, не то, что у тебя. Можешь себе представить, всего месяц прошел со дня начала лабораторных работ, а мне уже пришлось послать его на восстановление, настолько он был истощен! Ты продержалась, если помнишь, одиннадцать месяцев!.. Но я уже говорил что, таких, как ты, я больше не встречал.
Передавая хрупкую чашку, он не удержался от удовольствия сделать замечание:
– Зеленый, с запахом трав. Как ты любишь.
Рене, приняв чашку, не удержалась и снова вздрогнула – почувствовала прикосновение пальцев Аалеки, который специально скользнул по ее руке быстрым ласкающим движением, точно проверяя на ощупь качество материала.
Он знал ее новые привычки. Он продолжал собирать всякую информацию о ней, она ведь по– прежнему интересовала его, как объект исследований…
– Да, дорогая, ты мне по-прежнему интересна и нужна, – сказал он в ответ на ее мысли, – иначе я не потратил последние несколько лет на твои поиски. Сердце мое чуть не разорвалось, когда я узнал о твоем побеге. Я ведь с таким нетерпением ожидал твоего возвращения от Руалудая, разработал новую серию опытов… не таких интенсивных, чтобы ты не заболела снова. А ты так неосмотрительно сбежала! Как ты могла?!.. Я так волновался за тебя! Я знал, что тебе нелегко придется в том, прежнем мире, знал, что люди покажутся тебе, измененной, слишком назойливыми и чужими, что ты всего будешь бояться, а оттого попадать в самые кошмарные ситуации! Никто из людей не будет на тебя похож, и никто не сможет оценить тебя по достоинству. Ты будешь страдать от непонимания и одиночества… Впрочем, я уверен, никто никогда не понимал тебя так, как я. Почему ты не пьешь? Чай уже остыл, а ты ведь любишь горячий…Видишь, я все о тебе знаю!
Рене не могла заставить себя выпить хотя бы глоток. Все что принадлежало ему, было для нее ядом, она в этом не сомневалась.
– Какие глупости, я вовсе не хочу тебя отравить! – сказал он возмущенно, поставив свою чашку обратно на стол, – По-твоему, я для этого так долго тебя искал? Где твоя логика, Рери? Я лишь хочу, чтобы сегодня ты была моей гостьей.
– А завтра?
Он улыбнулся, в глазах ярче вспыхнул огонек, предвестник ее будущих мук.
Тоска пойманного в ловушку зверя возросла настолько, что ей хотелось завыть. Она смотрела теперь в его сторону, не видя, взгляд, как и тогда, раньше скользил мимо своего мучителя, и это ему не понравилось.
– Дорогая, тебе не хорошо? Что такое? Ты устала?.. Соскучилась по Тоно?.. Да, он у меня.
Она немного оживилась при произнесенном имени, и тут же почувствовала боль. Аалеки откинулся назад, вполне довольный.
– Так вот что заставило тебя вернуться! Ты привязалась к этому жалкому пилотишке. О, прости, говоря о нем так пренебрежительно, я, наверное, задел твои чувства!.. Но, честно говоря, он не произвел на меня хоть сколько-нибудь значительное впечатление! Он как все!.. Так же как и многие другие пилоты, самоуверен, заносчив, не воспитан. Храбриться, но в глубине, твой Эсседа все еще испуганный ребенок, сирота, брошенный отцом. Самое смешное, он считает себя способным противостоять мне! Он заявил, что убьет меня, если я причиню тебе вред! «Вред»! Как будто он может постичь то, что происходит между нами!.. Он понятия не имеет как относительна сила, здоровье, и все его чувства к тебе!.. Не знает, как быстро он предаст тебя, начнет просить, умолять, унижаться!.. Он не пара тебе. И я берусь тебе доказать это за пару опытов!.. Согласен, неважный каламбур, зато правдивый! Господи, Рери, да его геройства на неделю не хватит! Будто ты не знаешь!.. Не понимаю твоего выбора! Искренне не понимаю! Видимо, это страх и желание найти защиту заставили тебя испытывать к нему какие-то эмоции, или может, он чем-то напомнил тебе отца?… Это не серьезно. Теперь, когда ты снова под моей защитой, и защитой Эгорегоза, он не нужен тебе, верно?
– Да.
– Прекрасно. Тогда скажи мне: «Он мне не нужен!»… Ну, давай же!
– Он мне не нужен.
– Слишком вяло и неуверенно. Еще раз, и, пожалуйста, энергичнее! Ну?
– Он мне не нужен.
– Господи, где твой чарующий голос, который мне снился каждую ночь?
– Он мне не нужен!
– Еще громче!
– Он мне не нужен!
– Ладно, на сегодня, довольно. Я вижу, ты побледнела и дрожишь: верный признак стресса. Прости, я не хотел тебя утомить. Впрочем, ты сама виновата: я скучал по тебе так долго и так сильно, что все же немного зол на тебя… немножко!.. Прости, просто ты небезразлична мне!
Он наклонился совсем близко и взял ее за подбородок.
– Моя девочка!.. Ну, скажи мне, что и ты хоть немного скучала по мне! Я, пожалуй, поверю, даже если ты солжешь, потому, что очень хочу верить! Ну?
– Да.
– Да?
– Я скучала.
Он приблизил свое лицо еще ближе, и она невольно зажмурила глаза – ей показалась, что сейчас он проникнет внутрь и начнет свои исследования изнутри. Как червь, заберется в головной мозг, а потом проползет в сердце, высосет все соки и оставит после себя только боль и пустоту.
Но Аалеки лишь глубже вдохнул ее запах, и вздохнул.
– Ты устала… Чтож, сегодня ты отдохнешь, поспишь, как следует, а завтра мы прибываем на Тейю. Идем, я сам устрою тебя.
Он провел ее по белым коридорам в маленькую комнату, всю оббитую мягким материалом. Рене поняла для чего – для того, чтобы жертва, оставшись одна и осознавши, что она в ловушке, не смогла причинить себе вред, пытаясь покончить с собой.
– Ну, вот, эту ночь ты проведешь здесь. Не правда ли, уютно? Я сам выбрал цвет обивки – зеленый… помнишь, Рери? Как в моей лаборатории. Знаешь, большинство предпочитает изумрудный и оливковый оттенки, но тебе, как и мне, всегда нравился желтозеленый, я знаю. Зайдешь сама?
Она покорно зашла и села в угол, привычно обхватила руками колени и спрятала лицо.
– Ну, вот, ты почти дома. Поспи. Я буду рядом.
Он действительно находился рядом. Он сидел всю ночь у скрытого окна в каюте за стенкой, и не сводил с нее глаз. Но напрасно: Рене не поменяла позу и не пошевелилась, всю ночь.
Утром, когда до Тейи оставалось немного, он сам принес завтрак.
– Рери, дорогая, доброе утро!
Она не пошевелилась.
– Дорогая, я принес тебе завтрак! Посмотри!.. Твой чай!
Ему пришлось наклониться, поставить поднос на пол, и приподнять ее лицо за подбородок. Оно было серым, взгляд – тусклым и безжизненным. Аалеки заволновался.
– Дорогая?.. Ты больна? У тебя неважный вид!.. Может, плохие сны? Тебя и раньше мучили кошмары. Дело в этом, не так ли?
Да, это случалось. Как-то она проснулась ночью в лаборатории вся в слезах, и он, услышав ее как-то, интуитивно, или случайно, тоже проснулся, и пришел ее успокоить. Он долго сидел рядом, успокаивая ее, пока она не уснула снова.
– Конечно… Тебе снова приснилась тень родителей, ты просила их о защите, но они снова тебе отказали?… Да, моя бедняжка, это плохой сон… Ну, ничего, сейчас ты немного поешь и все придет в норму, не правда ли? Ведь я-то с тобой!
Она не ответила.
– Рене!
Он легко встряхнул ее безвольную руку. Она прерывисто вздохнула и выдохнула. Апатия не ушла, взгляд оставался мутным, но она послушно ответила:
– Да.
– Поешь!
– Да.
Не смотря на согласие, и готовность выполнять его команды, она не взяла ложку. Аалеки сам вложил ложку в ее вялую руку, но Рене не смогла подносить ее ко рту, и похоже не помнила ни само действие, ни назначение еды. Ему пришлось кормить ее самому: напоминать действия: брать еду с ложки, жевать, глотать, дышать… За ночь она превратилась в равнодушного робота, как Дорлей, и выполняла только простые инструкции! За ночь!.. Это ужасно расстроило Аалеки, но по опыту зная, как могут быть хитры объекты лаборатории, лишь бы избежать или отсрочить активные опыты, он не отчаялся. Он допускал, что это, возможно, только имитация, притворство, или легкое нарушение мозгового кровообращения, вызванное стрессом. С последним они справятся вместе с Зоонтенгеном. Он специалист по мозгу. Но если это притворство… Он выяснит. Скоро.
Они подлетали к Тейе. Коричневая планета снова уныло смотрела на Рене со всех огромных мониторов, расположенных в каюте, куда он привел ее, в круговую по стенам, точно окна. Но на сей раз страха она не испытывала, она вообще ничего не чувствовала, как не старался Аалеки.
Корабль сел с ошеломляющей быстротой, демонстрируя удивительную, особенно для такого большого корабля, маневренность.
Когда люк открылся, Аалеки протянул ей руку и сказал:
– Ну, вот мы и дома. Пойдем. У нас сегодня много работы!
Рене поднялась без малейшего проявления неудовольствия. Двигалась она теперь медленно и неловко, как во сне.
Увидев, что на Тейе неважная погода, ураганный ветер с песком, Аалеки заботливо надел на нее какое-то одеяние, и приподнял капюшон.
– Ну вот, так-то лучше, моя девочка. Теперь тебе не попадет песок в ушки… Еще несколько шагов и мы совсем дома… прежде чем начать, я угощу тебя горячим чаем. Что?… Ты даже не посмотришь по сторонам? А вдруг Тоно идет следом? Да, вот он, его ведет Дорлей!
Он попытался поймать ее на самую простую ловушку, но она никак не отреагировала на имя «Тоно». Аалеки был разочарован.
– А ты хочешь его увидеть? Ну, смелее! Кивни хотя бы! Хочешь? Отвечай!
Он нетерпеливо встрехнул ее за плечи, и она пробудилась от безмыслея:
– Да.
– Хочешь его увидеть? Хотя бы издали?
– Да.
– А что, если я оставлю вас наедине? Минут на десять… Ты этого хочешь?
– Да.
– А хочешь, я отрежу от него несколько аппетитных кусочков?
– Да.
– Так что же ты хочешь больше? Увидеть его или чтобы я его разрезал?
– Да.
– Что «да»?!
– Нет…
– Ответь мне, Рери, я сделаю так, как ты захочешь, даю слово! Ты хочешь увидеть Тоно?.. Да или нет?
– Да…Нет… Не знаю… да… нет…
Он вышел из себя и ударил ее по щеке, резко, но не сильно, как обычно делал в лаборатории, когда его пациенты начинали терять с ним связь, проваливаясь в нереальность, а работа с ними еще не была окончена. По бледной щеке медленно расплылось красное пятно, более она никак не отреагировала на удар, даже не моргнула. Тогда он остановился напротив нее и сжал ее лицо руками, заставляя смотреть себе в глаза – невыносимая пытка для большинства его пациентов.
Рене не сопротивлялась, бессмысленно и тупо смотрела она сквозь него, а из уголка рта вдруг вытекла слюна.
Аалеки закусил губу: объект, на поиски которого ушли годы, был потерян! Утрачен за ночь!.. Нет, этого просто не может быть! И не будет. Он не привык так просто сдаваться.
После стерилизации, в холле их встретил Зоонтенген.
– Итак, я вижу, вы возвратились не с пустыми руками. Поздравляю. Долгие усилия оправдали себя? Он здоров?
– Да. Полностью!
– Неужели? – даже удивление в его тонких устах прозвучало холодно и сдержано. Он вынул тонкую металлическую трубочку и посветил ей в глаза, сканируя прибором мозг. Аалеки смотрел за его движениями, заметно волнуясь.
– Хм… Почему вы так решили? Мозговая активность слабая. Можно сказать – объект близок к катотоническому ступору, если еще не впал.
– Я сам говорил с ней вчера! Все было замечательно! И мышление, и физиология, все! – с отчаяньем проговорил Аалеки.
– Что же случилось?
– Не понимаю! Пока, не понимаю.
– Совет это не одобрит.
– Вы скажете им?
Зоонтенген пожал плечами.
– Они и без меня это увидят, или прочтут в вашем отчете, если в ближайшее время его состояние не измениться.
– Измениться! Я, во всяком случае, в это верю! И вы бы поверили, если бы говорили с ней вчера!.. Разве только… кровоизлияние?
Зоонтенген снова посветил ей в глаза.
– Нет. Обширное кровоизлияние, во всяком случае, исключено.
– Вы уверены?.. Простите! Конечно, иначе вы бы не сказали… Значит, кровоизлияние можно исключить. Признаюсь, я немного беспокоился по этому поводу. Тогда у меня точно есть шансы вернуть ее!
– Думаете, это только имитация?
– Думаю, это возможно. Она ведь уже была в таком состоянии.
– Даже в этом случае, вам надо поторопиться. Вы ведь знаете, если ступор имитируется успешно и долго, вполне возможно, что и сам мозг в это поверит, тогда вторично произойдут физиологические изменения. Поражения будут так же глубоки и необратимы, как если бы ступор вызвала болезнь или шок.
– Да, я знаю. Но что мне делать?!..
– Вы не знаете, что делать?
– Простите, я не о том.
– Я бы начал с болевой чувствительности. Если дело только в притворстве, это сработает, если начать со средней или чуть выше средней дозы.
Аалеки нежно погладил Рене по щеке, где все еще краснел след его от руки.
– Начать с боли теперь, когда она сама вернулась?.. Это может убить ее… Нет, я попробую иначе…
– Как угодно.
Аалеки повернулся к Зоонтенгену:
– Простите, учитель. Я благодарю вас за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу и нашли время для осмотра, ведь у вас, как я знаю, так много работы! И, конечно же, благодарю Вас за совет. Возможно, я воспользуюсь им… позже.
– Не благодарите. Пустое. И я больше не учитель вам, коллега. Ваши достижения в области науки уже сейчас поражают воображение. Желаю вам успеха и в дальнейшем.
В дверях своего лифта, прежде чем закрыть дверь, он сказал:
– И все-таки поспешите. Ему нравиться состояние ступора, еще немного и даже сильная боль окажется бессильна. Вы теряете его.
– Ее! – невольно поправил его Аалеки, с тревогой и нежностью огядывая ее снова и снова.
– Что, простите?
– Ее. Я имею ввиду, что объект женщина…
– Женщина?
Зоонтенген, который обращал внимание на пол объектов только на опытах, связанных с изучением половых органов, был поражен. Он осуждающе взглянул на своего бывшего ученика.
– Осторожнее, коллега. Надеюсь, все же не это послужило причиной того, что вы так расточительно тратили время и силы на его… ее поиск. Впрочем, это ваше дело. Совет через три дня, вы знаете.
– Благодарю.
Двери лифта Зоотенгена закрылись, унося его в свою лабораторию к прерванной работе, а Аалеки провел Рене в свой лифт.
Он по-прежнему держал ее за руку. Другой рукой он снова осторожно провел по ее лицу, смакуя ощущения.
– Нет… на этот раз я тебя не потеряю, на этот раз мы справимся! Верно? Ну конечно.
Он взял ее покорную руку и повел за собой. Мягкий свет коридоров Эгорегоза замелькал перед ней, она не могла сосредоточить внимание на маршруте и его деталях, не хотела. Потом Аалеки открыл перед ней дверь, и она увидела… Тоно.
Он был в комнате изолятора, тесной, пустой и тусклой, оббитой мягким материалом.
– Рене! – он бросился к ней и обнял.
Он не изменился. Все тот же Тоно, в комбинезоне пилота, светлые волосы, от которых исходил запах свежего ветра и луга, растрепались. Рене слышала за спиной щелчок – Аалеки закрыл дверь, но это не значит, что он не наблюдал за ними здесь. Он сейчас удобно устроится у мониторов. Конечно, здесь есть приборы, записывающие их встречу, чтобы позже он мог вновь и вновь анализировать их чувства друг к другу.
– Рене!.. Зачем ты вернулась?… Или они все-таки нашли тебя?.. Они заставили тебя вернуться?… Рене! Любимая… Ты молчишь! Боишься, что они наблюдают за нами? Он ушел, и здесь никого нет, а камеры только две: в полу и на двери, я наступил ногой на нижнюю, и закрыл тебя спиной, они не увидят нас какое-то время, пока не перепрограммируют… Пожалуйста, скажи мне что-нибудь!.. Рене!
Рене молчала, но против ее воли сердце забилось чаще. Если она выдаст себя, это доставит ему лишнюю боль. Но долго ей не выдержать!
– Милая, ты молчишь… Я только чувствую, как бьется твое сердце…Не надо было тебе возвращаться, но что об этом сейчас говорить!.. Ты здесь из-за меня?.. Я виноват перед тобой. Помог им невольно! Как дурак, попался! Мне сообщили по электронной почте, что ты у них, и я, хоть и сомневался, не стал рисковать, сдался. Я не мог иначе, я боялся тебя потерять… А потом тот смазливый тип хлипкого вида сказал, что теперь то ты сама придешь им в руки!.. Я готов был убить и его, и себя! Но с другой стороны, теперь мы вместе!.. Ну, что такое?.. Ты сердишься на меня?
Он спросил это так мягко, пытаясь поймать ее пустой взгляд. Она медленно отвернулась, стараясь держаться, хоть и поняла, что это лишь дело времени. Аалеки выбрал правильный путь лечения ее ступора.
Тоно не понимая, сдвинул брови:
– Тебе нельзя говорить со мной? Они запретили?.. Или ты просто не узнаешь меня?… Рене! Я – Тоно! Посмотри на меня!.. Да что же такое происходит?!.. Господи, они, что… Они снова мучили тебя?
В его голосе прозвучала такая тревога и отчаянье, что выдержать этого она не смогла.
– Нет…Тоно.
– Слава богу! Ты заговорила! – он с облегчением крепко ее обнял, – Я уж думал, что потерял тебя!
– Через это еще предстоит пройти нам обоим, – прошептала она дрожа.
– Ничего, милая, ничего, мы справимся… я что-нибудь придумаю, не бойся! Главное, мы вместе!
У Рене закружилась голова от страха, вызванного его словами. Он на что-то надеется! Здесь!.. Он не знал, еще ничего не знал об этом месте!.. Какую же боль они ему причинят! И это она, только она виновата в этом!
– Нет, Тоно, нет! Так только хуже!.. Я не хотела возвращаться… я знала, так будет только хуже для нас двоих… И не смогла. Я навредила тебе, и скоро ты возненавидишь меня, и все, что со мной связано… этого я боюсь больше боли, гораздо больше… Аалеки знает это. Нет, не спорь, ты просто еще не знаешь, что нас ждет… Тоно, теперь они примутся и за тебя! Они почувствуют, что ты сильный, и тогда они все сделают, чтобы сломать тебя, и растоптать то, что ты ко мне чувствуешь… Здесь это любимый вид спорта, доставлять своим жертвам боль всех видов и заставлять самых сильных ползать на коленях, выпрашивая отсрочку… Не спорь, не показывай им, что ты еще не сдался!.. Просто смирись и терпи, и делай все, что они тебе велят, все! И не думай обо мне… Я бы сказала, – забудь меня, но и сама не смогла это сделать, когда пришло время выбирать… Во всяком случае, знай, что я все пойму, я пойму, что ты им подчинился под пыткой, поэтому ты должен поступать так, как подсказывает тебе инстинкт самосохранения. Пожалуйста, забудь о гордости, чести, о прочих чувствах! Здесь они не уместны. Спасай свою жизнь… Никто не может противостоять им здесь… Никто!.. Смирись с этим, Тоно. Поверь мне, так лучше, со мной уже это было! Теперь мне уже не так больно, а рано или поздно, придет избавление.
– Любимая, не говори так, я не дам тебе умереть!.. И не бойся ничего, – с нежностью сказал Тоно, поцеловав ее, как взрослый испуганного ребенка, – теперь здесь и я, и вместе мы сможем то, что ты не могла сделать одна…
– Нет! Не сможем! Не надо надеяться!
– Мы сможем. Надо верить! А сейчас скажи мне, что любишь меня и веришь… Скажи мне!
Рене не успела ответить, дверь камеры открылась, и на пороге появился Аалеки с двумя роботоподобными планетниками. Планетники вцепились в Рене и оторвали ее от Тоно, как тот не сопротивлялся. Тоно еще не знал, что после опытов их порог болевой чувствительности настолько опустился, что они даже не понимали, что он их бьет, поэтому не реагировали на удары.
Аалеки довольно улыбнулся:
– Она ответит позже на этот вопрос, Тоно. Но спасибо, что разговорил ее. Она так талантливо притворялась, что даже я, который знает ее лучше, чем кто-либо, даже я забеспокоился, не больна ли она. Но благодаря тебе, все стало на свои места. Я снова смогу ставить на ней полноценные опыты!
Тоно рванулся к нему, но Рене видела в руках Аалеки проклятую палку.
– Тоно! Не надо!
Но Тоно, даже и не успел понять, что произошло, как резко согнулся от боли пополам.
– Не волнуйся, милая, твой драгоценный Тоно быстро придет в себя. От этого еще никто не впадал в ступор.
Когда он вел ее по коридору, им встретились санитары из лаборатории Зоонтенгена, они катили за собой кресло для операционных объектов, и свернули к той же двери, откуда они вышли.
Аалеки, наблюдая, как кровь отливает от ее лица, улыбнулся, совершенно довольный произведенным эффектом:
– Да, угадала, они за Тоно. Не надо так реагировать, дорогая, ему придется привыкать жить здесь, как и всем остальным. Знаешь, боль в определенной дозе даже пойдет ему на пользу, я нахожу, что его характер оставляет желать лучшего. Разве ты не заметила? Он довольно своенравен и полон глупейшего самомнения! И, наконец, просто плохо воспитан. Прошу!
Он пропустил ее первой в свой лифт. Лифт ослеплял – стены, покрытые золочеными лепными узорами, чудные картины в изумительных рамках, удобный диванчик в том же стиле.
– Что, ты уже не помнишь мой лифт? Когда-то тебе понравился этот портрет, помнишь?
– Нет. Не понравился.
– О! Теперь ты разозлилась?! Зоонтенген придет в восторг, увидев тебя такую, хотя может и не выскажет это вслух… И мне ты такой нравишься еще больше! Моя девочка!
Он наклонился к ней близко, коснулся волос, лица пальцами. Рене стиснула зубы. Тоно!.. от нее теперь зависит Тоно, надо держать себя в руках.
Аалеки, легко угадав ее мысли, усмехнулся и отстранился.
– Ты устала. Ничего, сейчас отдохнешь. В своей клетке.
Он повел ее в лабораторию. Едва открылись двери, и она уловила тишину, наполненную шепотом и стонами, как ноги ее подкосились. И она упала бы на пол, если бы Аалеки не успел ее подхватить. Потом голова начал кружиться и ей стало все равно.
Она очнулась не в лаборатории, а в другом незнакомом ей месте.
Просторная комната. Звучит тихая музыка, какой-то легкий вальс. Ветерок раздувает светлые занавеси большого окна. На стенах висят картины с подсветкой, под одной из них находиться белый диван, на котором она и лежит. Еще ее внимание привлек стоящий посредине комнаты открытый аквариум с радужными орхидеями, и бабочками, живым фейерверком порхающими над цветами.
Аалеки стоял за мольбертом недалеко от окна. Наверное, его она меньше всего хотела видеть, поэтому увидела последним. Он тоже не сразу повернулся к ней, давая возможность полюбоваться собой. Он переоделся в белую рубашку и темные бриджи, а на ноги надел черные чулки и замшевые туфли с большими сверкающими пряжками, подчеркивающие его изящные маленькие стопы. Волосы были уложены блестящими локонами, и небрежно перевязаны сзади шелковой лентой. Он грациозно повернулся к ней и улыбнулся. Тем, кто не знал его, он показался бы сейчас прекрасным принцем, но Рене видела только чудовище, сидящее у него в голове и сердце, и ничего другого.
– Проснулась? Доброе утро, моя дорогая. Как ты себя чувствуешь?.. Ты не отвечаешь. А! Все еще думаешь, изображать ли дальше ступор?
– Я здорова.
– Рад слышать. Ты спала так крепко… Но, боюсь, тебе снова снилось нечто пугающее: ты сводила брови и дышала не ровно, бедняжка. Я даже хотел тебя разбудить, но подумал, что даже плохой сон тебе на пользу. Ты должна придти в форму перед началом нашей работы.
Он посмотрел на нее торжественно, точно взывал к личной ответственности. Оставив кисти, и вытерев руки, он подошел к ней и присел рядом, проверил пульс, посветил в глаза трубкой, аналогичной той, что была у Зоонтенгена.
Рене, привыкнув к подобным осмотрам в лаборатории, равнодушно скользила взглядом по стенам комнаты. Внимание ее привлекла картина напротив. Сама картина находилась в большой рамке, искусно выполненной из белого металла в виде огромного глаза. Полотно помещалось в глазу вместо радужки и зрачка. Оно изображало девушку, сжавшуюся в комок в углу клетки. Белая с синюшним оттенком кожа, тусклые темные волосы, опущенное на руки лицо. Отчетливо прорисованы были только глаза с застывшим в них криком отчаянья, с мольбой поднятые на зрителя.
Должно быть, в этот момент Аалеки коснулся ее кожи каким-то приспособлением, потому, что она испытала страх, шок, боль, и отвернулась от картины.
– Что такое? – спросил ее Аалеки.
Рене только посмотрела на него, но не ответила. Это было как раз в его духе – причинить боль, и участливо спрашивать о самочувствии.
– Ты все-таки очень бледна. Что, скучаешь по своему мужу?
– Да.
– Хочешь его увидеть?
– Да.
– Ну, так попроси меня об этом!
– Я прошу вас разрешить мне увидеть его.
Аалеки словно и нее слышал ее, и не видел. Он прислушивался еще к чему-то, далекому… Склонив голову набок, он какое-то время смотрел в пространство мечтательным взглядом художника. Очередная игра кота с мышью.
Так и есть. Все также отрешенно и мечтательно, словно думая о своем, Аалеки взял ее локон, обвил вокруг пальца и любовался теперь оттенками волос, создаваемыми отблеском света.
– Мне кажется, дорогая, – промолвил он, наконец, – фраза прозвучала фальшиво. Словно ты не так уж сильно хочешь его видеть. Возможно, это из-за того, что голос был лишен выразительности. Ты сказала фразу почти на одной ноте. Так не просят.
– Я прошу вас, – Рене опустила голову вниз.
– Лучше, – снисходительно сказал он, – но все еще недостаточно выразительно.
– Я прошу вас, позволить мне увидеть его!
– Хм… Знаешь, может, тебе стоит прибавить к словам жесты? Просьба всегда звучит более убедительно, если подобрать соответствующие жесты. Например, ты могла бы, взывая, протянуть ко мне руки, или встать на колени… В такой позе ты выглядела бы очень мило, и так беззащитно, что скорее всего, я бы не устоял.
Рене опустилась на колени и протянула к нему руки.
– Я прошу вас!
Аалеки все так же задумчиво перебирал ее локоны, его взгляд рассеяно скользнул в сторону окна. Руки Рене начали дрожать от напряжения, она с трудом удерживала их вытянутыми.
– Я прошу вас, – повторила она.
– Да, да. Я слышу, – отозвался он, наконец, поворачиваясь, – Но все напрасно, бедняжка! Ты достоверно воспроизвела жесты, но совершенно утратила нужную интонацию! Более того, ты утратила веру, в то, что я исполню твою просьбу, и подавила в себе желание!.. Рери, Рери, ты снова недооцениваешь меня. Я вовсе не хочу тебя помучить! Я просто хотел, чтобы ты привыкла связывать образ этого человека и фальшь, пустоту. Это ведь так и есть! Прости, но тебе надо привыкнуть к этому, и лучше, если твои иллюзии начнут исчезать прямо сейчас. Тебе будет не так… больно. Пока же, как я понял, ты к этому не готова. Ты совсем не веришь мне, и более того, ты все еще веришь ему, не так ли?
Он смотрел теперь ей в глаза, приподняв ее лицо за подбородок.
Она молчала.
– Ладно. Пусть так. Но, боюсь, ты ошиблась в нем. Он недостаточно тебя любит, а возможно, это чувство было в нем столь поверхностно, что уже теперь от него остались только воспоминания. Ты будешь разочарована, дорогая. Не говори потом, что я не предупреждал тебя! Дорлей, пожалуйста, отведи Рери в западную комнату.
Он позвонил в колокольчик и тотчас из-за портьеры появился синий планетник. Шаркающей походкой он проводил Рене в комнату, где она видела Тоно.
С ним что-то произошло, хоть внешне мало что поменялось. Он сидел на полу, обхватив колени и опустив голову вниз. Что-то в его фигуре было другое. Что-то от чужого Тоно. Какая-то уязвимость…У Рене, которая хорошо представляла через что ему пришлось пройти уже за эти несколько часов, заныло сердце от жалости к нему и чувства вины. Светлые волосы были сырыми от пота.
