Текст книги "Сильнее страха (СИ)"
Автор книги: Улия Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
2 часть
До Мена их ждало семь дней полета. Срок не большой, учитывая масштабы Познанной Вселенной, но и не малый, учитывая, что теперь Тоно решил быть с Рене более терпимым. Конечно Рене, привыкшую к его придиркам и вспышкам раздражения, но совершенно не ожидавшую, что гнев сменится на милость, эта перемена пугала.
В первый же день Тоно подробнейшим образом показал ей корабль. Терпеливо и очень доступно, как ребенку, он объяснял ей, как работают системы жизнеобеспечения, где они расположены, и как контролировать их работу. Рене достаточно было взглянуть на ресурсную таблицу в компьютере, чтобы понять все тонкости, но она тоже проявила терпение, внимательно выслушивая самые подробные инструкции Тоно в течение двух дней. К концу второго дня он, довольный ее «хорошей памятью» и «сообразительностью», сказал:
– Теперь ты кое-что знаешь. По возможности, будешь мне помогать. Нет, особенно не пугайся, пилотировать лодку я тебя не заставлю, да и вообще… не думай, что я хочу сбросить на тебя часть своих обязанностей. Просто… ты довольно сообразительна, для женщины, я думаю, азы летного дела освоишь запросто. Ну, а что не запомнишь, так ведь я рядом!
Тоно был очень доволен собой и считал, что Рене, как любая другая девушка на ее месте, должна быть очарована и польщена его вниманием и терпением. И потом, он снизошел до того, что потратил на ее обучение уйму времени и сил, а это заслуживает живейшей признательности. Но с этой девушкой было что-то не так, потому что она вовсе не была очарована: несмотря на всю его доброту, она по-прежнему держалась отчужденно и осторожно. Последнее время, она просто пряталась от него, то в кухне, то в подсобке. Однако он не терял надежды. Он никогда не терял надежды. У него был большой опыт общения с девушками, на основании которого он решил, что этой просто нужно дать больше времени, чтобы она осознала все его великодушие и почувствовала к нему горячую благодарность, которая позже перейдет в обожание. Так было всегда. Просто случай тяжелый. Но не безнадежный. Да и к тому же, еще не все приемы обольщения были применены.
К вечеру четвертого дня, Рене не смогла избежать его внимания, как не старалась, внутреннее пространство «Лего» было слишком маленьким для этого, а Тоно явно скучал, и, что еще хуже, был настроен романтически.
– Послушай, ты все время то с тряпкой, то на кухне. В конце концом, я не рабовладелец какой-нибудь! Оторвись от работы, давай отдохнем сегодня, как следует!.. Что скажешь?.. О боже, да брось ты тряпку, и иди сюда.
Он сам отобрал у Рене тряпку, закинув ее куда-то через плечо, и потянул Рене за собой. Ей пришлось подчиниться, и через минуту она уже сидела в рубке управления на кресле Фредо, а на столике перед ней стояли свечи и довольно милая, хоть и простая посуда – стол был сервирован к ужину.
Тоно, обхватив руками подлокотники кресла так, что ей было некуда смотреть, кроме как на него, заявил:
– Сегодня ты моя гостья! Сейчас я сам накормлю тебя ужином, какой ты еще никогда не ела!
Надо ли говорить, как «рада» была Рене. Он принес ужин – какое-то жаркое из птицы с фруктами, потом налил ей вина, и, усевшись поудобней, в собственном кресле начал экзекуцию вопросами.
– Послушай, у меня есть тост: выпьем за тебя, ведь ты оказала нам с Фредо немалую услугу… И я должен признать, что… вообщем, твой поступок достоин уважения. За Рене, которая спасла Фредо, и помогла Тоно!
Рене послушно выпила, и сосредоточилась на еде, так как это давало возможность избегать его взгляда. Тоно наблюдал за ее реакцией.
– Ну, что скажешь о моей кухне? Вкусно?
– Да. Спасибо.
– Только спасибо? Но что ты скажешь о вкусе цыпленка «тиорео», потому что это он и есть?
Что могла сказать Рене, которая не чувствовала вкус пищи уже много лет, после плена?.. Она могла лишь сделать вид, что восхищена. Пожалуй, еще она могла бы сделать химический анализ продуктов, которые ела, поскольку подобная чувствительность появилась у нее после перенесения серии опытов на органах вкуса и пищеварения, но Тоно ждал похвал, а не анализа.
– Вкус… необычный. Вкусно.
– Еще бы, это ведь редька, черная редька! Я специально просил мариновать цыпленка в ее растворе пятнадцать часов, зато теперь, как видишь, вкус особый. Густой и сочный. А аромат?.. Чувствуешь переливы специй и пряностей?.. Я специально придерживал это блюдо для особого случая. Еще вина?
– Хорошо.
– Правда, хорошо? – спросил он, внезапно остановив руку, и взглянул на нее лукаво, точно поймал с поличным, – То есть тебе хорошо со мной?
Она смутилась и сказала:
– Да, конечно…
Тоно увидел ее поднявшиеся плечи, и поспешно отступил, сменив тему.
– Нам лететь еще два дня. Потом мы станем на Бероиде, таможенной базе Мена, оформим разрешение посетить Мен. Правда придется немного помучиться в очереди, там всегда двух – трех часовые очереди в которых придется самим стоять, пока идет осмотр корабля таможенниками и техслужбой, иначе пропуск не выдадут…. получение пропуска займет день не меньше. Бюрократия просто процветает!.. Ну а на Мене разыщем мою приятельницу, и попробуем добыть пропуск на Би как можно скорее. Там, я надеюсь, проволочек не будет. Ну а на обратном пути остановимся на денек на Веффе, навестим Фредо. Что скажешь?
Рене не привыкла, чтобы с ней советовались, и смутилась.
– Да, конечно…
Тоно был несколько разочарован, он привык к другой реакции на внимание, обычно его благодарили хотя бы взглядом. Видимо, это сложный случай. Что ж, в конце концов, это было даже интересно. Спортивный интерес.
Он отвернулся к иллюминатору и сказал:
– Сегодня почти не трясет. Космос чист. Не одного метеорита. Удивительно!
– Да.
– Тебе нравиться летать? Сам космос?
Рене непроизвольно напряглась при мысли о космосе. У нее вырвалось горячее:
– Нет!
Тоно сразу заинтересовался, нащупав любопытную тему для разговора. Наконец-то, он что-нибудь узнает о ней!
– Что так? Нагрузки ты переносишь вроде неплохо. Что же тогда?… Боязнь замкнутого пространства?
Ей пришлось отвечать. Вернее, выдумывать расплывчатый ответ.
– Я где– то читала, что раньше люди верили в то, что космос – это древнее чудовище, поглотившее по ошибке все самые страшные миры, и теперь, когда он так активно осваивается, открывшее пасть, чтобы снова выпустить их на свободу.
– Забавно! А как же приключения, авантюры, сказочно прекрасные планеты и еще не открытые новые цивилизации, ожидающие твоего корабля, разве ты не напичкана всей этой романтикой, подобно сотне – другой любителей? Ведь, конечно, из-за этого ты хотела стать механиком, училась на курсах, изучала книги, вкалывала на лодках без отпуска?
– Нет. Не поэтому.
– Так почему?
Она не сразу нашлась с ответом.
– Хотела лучше зарабатывать и… чувствовать себя уверенней.
– Хм, – Тоно усомнился, но настаивать не стал, – Так значит, ты не романтик?
– Должно быть, романтика умерла во мне от тоски… вместе с надеждами. В то, что жизнь легка и приятна, и вся как одно большое приключение, я никогда особенно не верила. Но в юности, как и всех, наверное, у меня тоже были надежды. Но это было очень, очень давно…
– Ты ведь не считаешь себя старой? С такими-то волосами!..
Он снова потерял осторожность и терпение. Для Тоно это было так привычно, между делом сказать комплимент женщине, просто так, без особого умысла, просто от хорошего настроения и подсознательного желания сделать приятное, понравится… это было как… погладить собаку, улыбнуться ребенку, это ничего не значило!.. Но Рене испугалась и встала.
– Завтра так многое предстоит сделать, подготовить корабль к техосмотру… Трудный день. Мне нужно выспаться, извини.
Тоно почувствовал, как гнев закипает в нем. Его оскорбляла и изумляла сама мысль, что он домогается женщины, которой неприятен и не нужен, и которая не приятна и совершенно не нужна ему!.. Черт, она все время ставит его в глупое положение!.. Это теперь-то, когда он так добр к ней! Вот так благодарность!
– Черт, что это ты так поспешно бежишь от меня? Почуяла какую-то опасность?.. Вот что, запомни – ты меня как женщина не интересуешь, ясно? Запомни раз и навсегда, потому что мне надоели эти твои маниакальные подозрения! – сказал он с прежней презрительной и злой усмешкой, не без усилия удерживая внезапный гнев.
Рене поспешно сказала:
– Прости… Это было глупо с моей стороны. Просто я не понимаю шуток. Извини, пожалуйста…
Она виновато опустила голову. Тоно усмехнулся, но остыл.
– Ладно. Довольно извиняться. Я тоже виноват… не могу привыкнуть к твоей дикости.
– Нет, нет, это я… Прости… Спокойной ночи.
Тоно снова хотел было обидится, но передумал, представив, что проведет долгий вечер в одиночестве.
– Постой!.. Ну, хватит дуться друг на друга. Знаю, что ты отличаешься от других, что ты не любишь комплементов, но все время забываю об этом… Больше не буду, разве что нечаянно… Посиди со мной еще! Не хочу провести еще один вечер в полном одиночестве, без товарища. Теперь, когда Фредо в больнице… Ты понимаешь?.. Полчаса.
Она нехотя вернулась, не желая снова ссориться.
– Ладно.
– Вечера в космосе длинные, и если не вымотаешься за день как следует, так и не заснешь. Вообще-то, я люблю космос. Я чувствую себя здесь в движении, чувствую жизнь, живу. И еще сюрпризы, случайности… вообщем, когда ты не один, с хорошим товарищем, скучать не приходиться. Я начал летать с отцом, мне тогда было двенадцать. Он не был первоклассным пилотом, но очень любил полеты. Первый свой корабль, старую развалину, которую постоянно приходилось ремонтировать, он купил только в сорок. До этого отец жил как все, обитал на маленькой скучной планетке, ходил на службу, но потом вдруг понял, чего хочет по-настоящему, и в один прекрасный день он все бросил и стал свободным пилотом. Может, он надеялся найти где-нибудь свое счастье… Тогда я этого не понимал, не мог понять. Я долго злился и даже ненавидел его за то, что он нас бросил. Для матери это был удар, вскоре после его бегства она заболела и через несколько месяцев умерла, уверенная, что он уже не вернется. После ее смерти я полгода жил в чужих семьях, у знакомых и даже не знакомых, пока отец не вернулся за мной. Сначала мы плохо ладили, из-за моего гнева… Но потом, позже, я понял, и даже зауважал его за этот поступок. В космосе он стал другим – решительным, смелым, чего я никогда не замечал в нем, пока он служил в банке. Он был счастлив!.. Отец и меня приучил к полетам. А когда мне исполнилось пятнадцать, он умер… сердечный приступ во сне. Просто заснул, а утром, я никак не мог его разбудить. Впервые пришлось самому сажать лодку… И у меня остался только наш старый корабль, да еще космос. С тех пор я многое освоил из летных дисциплин. Где я только не был!.. Космос велик, и этим все сказано. Конечно, я не особенно верю в открытия миров, полных сокровищ и тайн, и в прочую чушь, но думаю, что я еще не нашел то, что принято называть судьбой или удачей, короче говоря, мое собственное сокровище. Но я ищу. И не остановлюсь, пока не найду. И это мне нравиться, мое сердце поет, когда я на «Лего» и мы в открытом космосе, потому, что это и есть мой дом. Пожалуй, я счастлив здесь. А ты? Ты провела почти всю жизнь на своей родной планете?
– Не совсем… Я училась… потом, прилетела на Пб 6731…
– А твои родители?
Рене напряглась по привычке. Зачем он задает столько вопросов! Вопросы о ней самой всегда тревожили ее, потому, что напоминали ей лабораторию Аалеки. Он тоже сразу выяснил все о ее чувствах к родителям. Возможно, это после его вопросов она поняла, что они для нее всегда значили больше, чем она для них. Впрочем, она и раньше это знала.
Она не помнила их, вернее почти не помнила. В их жизни, несмотря на то, что они ее любили, всегда было нечто гораздо более важное – работа. О ней же заботилась бабушка, пока не умерла, Рене помнила ее не очень хорошо, ей тогда было пять, а в шесть лет ее отдали в Школу. Что касается родителей, она лишь надеялась и молилась, чтобы они не забыли ее и… любили настолько, чтобы почаще быть рядом. Она отчетливо помнила лишь некоторые ощущения, связанные с их присутствием. Мама часто держала ее за руку. Чувствовать ее руку было так спокойно, так тепло. А отец рассказывал ей истории. Его голос звучал неторопливо, словно перед его глазами находилось все то, о чем говорил, и мягко, когда он обращался к ней. И сейчас, после пережитого, ей было не просто вспоминать об этом – ей всегда не хватало их любви. Правда, ее воспоминания о семейном счастье были скудны. И хуже всего, что из памяти совсем стерлись лица. Во сне, когда ей снилась мама или отец, или их тени, она плакала. Они так были нужны ей!
Наверное, поэтому, Аалеки довольно-таки быстро удовлетворился этой информацией и убрал тему из своих опросников. Тем более, что даже под угрозой боли сказать о них было больше нечего. Но самое ужасное, что он был прав, абсолютно прав в своих выводах:
– Дорогая моя, – говорил он, касаясь тонкими пальцами ее щеки, – не удивительно, что ты так быстро привыкаешь к боли… это не феномен, это…одиночество. Вот чего ты боишься по настоящему! Готова терпеть любую боль, лишь бы не это, верно?… Видишь, я знаю твои сокровенные мысли… Бедняжка моя, ты все время думаешь, что тебя бросят, да?.. Не бойся. Только не я.
После этих разговоров ее мышление начинало искажаться. Во-первых, она начала думать, что если бы он не так сильно мучил ее и других… она полюбила бы его всей душой…
И, во-вторых… что она попала в плен, и терпит все эти муки единственно из-за родителей, пренебрегавших ею ради работы. Это были страшные разрушительные мысли. Она гнала их прочь, но они возвращались. В первое время клетке, после опытов и боли, она обычно проклинала родителей, а потом, плача и стеная, вымаливала прощение и просила участия, если не помощи и защиты у их теней.
– Рене?… Ты далеко?
Рене вернулась в настоящее. Тоно с удивлением следил за нарастающей тоской в ее лице. Она быстро опустила голову.
– Мои родители умерли.
– Кто они были?
– Не помню. Они давно умерли.
Он понял, что она лжет, но промолчал. Решил, что у нее, должно быть, плохие воспоминания о семье и детстве, и пожалел ее, невольно.
– И все же, как тебе полет?
– Ничего.
– «Лего» – хорош, уж можешь мне поверить, на плохих лодках я налетался, будь здоров, поэтому и собрал его сам, многое переконструировал вместе с Фредо…
– Да, «Лего» действительно неплохой корабль.
Тоно усмехнулся.
– Ты еще новичок, чтобы понять это до конца. Впрочем, для новичка ты очень неплохо пилотировала его на Рер.
– Я даже не знаю, как это и получилось…
– Получилось. Не знал, что ты умеешь пилотировать, да еще на низких траекториях! Это может не каждый.
– Нас учили… на курсах.
– Чтож… Похоже, ты способная!
– Меня тоже поразило твое пилотирование, Тоно, там, на Рер. Тебе удалось очень точно рассчитать курс, чтобы зависнуть прямо надо мной. И так быстро! На это уж точно не многие пилоты способны!
Тоно самодовольно и, одновременно простодушно улыбнулся, точно, знал, что это не совсем хорошо, но просто не смог не выразить удовольствие. Рене замечала такое только у детей.
– Оценила!.. Чтож, это и вправду было неплохо, а учитывая обстоятельства, так просто превосходно, – он посмотрел на Рене, ожидая продолжения, благодарности за спасенную жизнь и восхищения его талантом пилота и не только, но она молчала. В который раз она ставила его в тупик. Впрочем, возможно это было из-за неуверенности в себе. Тогда он сменил тактику.
– Знаешь, я, наверное, должен извиниться, я вел себя раньше довольно грубо, придирался ко всему… Видишь ли, когда полет проходит слишком гладко, я становлюсь раздражительным. Не могу сидеть, сложа руки! И нечего не могу с собой поделать. Кроме того, как ты понимаешь, у меня были причины сердиться на тебя… Вообщем, ты должна простить меня за хамство.
– Ничего. Я понимаю.
– Ты все понимаешь… – он осторожно приблизился к ней с какой-то странной трогательной усмешкой, точно сломанной маской прикрывавшей нечто совершенно иное. Должно быть, это был его любимый прием покорения женщин. Даже Рене признала его силу. В голубых глазах и выражении лица пряталось что-то беззащитное, живое, за что хотелось любить. Но не для нее. У нее не было будущего, ни с кем.
– Глаза слипаются. Я пойду спать. Извини меня. Спокойной ночи.
И она ускользнула от него. Спаслась бегством. Рене по-прежнему часто видела Эгорегоз во сне. Она сжимала зубы, стонала и ворочалась. Ей снился Аалеки, с ласковой улыбкой твердящий, что ей придется вернуться. Он говорил об этом, как и о грядущих опытах, невозмутимо и уверено, как о неизбежном. Он снова посвящал ее в свои планы, показывал новых лабораторных объектов, укладывал ее на стол… Этого она уже вынести не могла, и просыпалась.
В одну из таких ночей Тоно проснулся первым, разбуженный ее громкими стонами.
– Этого еще не хватало! Она еще и спать не дает! – проворчал он и поднялся.
Желая ее разбудить, он протянул руку, чтобы встряхнуть ее как следует, да так и замер, увидев лицо. Рене спала, сжавшись в комок, а по ее лицу и телу пробегали судорогами страдания, и она громко и со всхлипами вздыхала, пытаясь подавить свою муку, сжимала губы и мотала головой.
– Эй!.. Вот это да!.. Должно быть, ей опять сниться свой ад. Я, конечно, мало ее знаю, но подозреваю, что она это вполне заслужила. Впрочем, ладно, так и быть, на сей раз я ее избавлю от этого, хоть она и не оценит… Эй!.. Эй! Да проснись же ты!
Рене, проснувшись, замерла и, по-привычке, осторожно приоткрыла глаза.
– Все в порядке, ты здесь, на «Лего»… Ты так стонала! Что тебе снилось?
– Боль…
– Боль?
Рене пришла в себя окончательно и вздохнула.
– Страшный сон. Извини.
Она встала и пошла на кухню. Сон был таким явным, что ее трясло, как от холода. Тоно пошел за нею. Любопытство пересилило сонливость.
– Ну, раз уж мы оба проснулись, по твоей вине, может, расскажешь, что тебе снилось? Говорят, это помогает, чтобы избавиться от кошмаров!
– Мне бы не хотелось вспоминать. Извини. Это ведь только сон.
– Ты прямо загадка ходячая! В каждом кармане по секрету! – сказал он, сразу обидевшись и насторожившись.
Она промолчала, опустив голову. Тогда он рассердился.
– Черт с тобой и твоими секретами! Я иду спать.
– Не уходи, – прошептала она невольно, боясь остаться одна с воспоминаниями в темноте.
– Что еще?
– Я… Извини. Конечно, иди.
– Я могу побыть с тобой, если ты хочешь. Все равно, сон уже перебил.
– Это все так, ночные страхи. Не обращай внимание.
– Что, монстры, маньяки? – он снова усмехнулся, но как-то иначе, мягче.
– Да… мне снилось, что я в плену… У монстров.
– Они что, мучили тебя?
Она вздрогнула и потупилась, и он, из жалости, сменил тему.
– Ладно, раз уж мы проснулись, давай пить чай. Подогрелся?
Они прибыли на Бероид поздно ночью. Тоно специально запланировал это время прибытия, чтобы поменьше стоять в очереди в таможню, однако, еще из иллюминатора они увидели очереди из планетников и людей, застывшие в измученных позах перед окошками таможенных служб.
На Бероиде, планете-воротах к Мену, одной из трех планет-столиц Познанной Вселенной, был построен один из самых современных космопортов ПВ. Мен был огромной планетой, а Бероид ее единственными воротами, поэтому космопорт и почтовые склады занимали почти всю площадь планеты. Требования к космопорту, с которого одновременно могло стартовать больше тысячи кораблей и лодок, были высокими, поэтому оборудование здесь постоянно совершенствовалось и обновлялось. Рене это вспомнила, едва они вступила на идеально ровное покрытие космодрома, моментально впитывающее большое количество грязи и воды, отчего воздух на Бероиде всегда был сухой и достаточно чистый. Они пошли мимо грузовых кораблей-великанов, мирно остывающих от многогодовых перелетов в своих лунках. Здесь, на земле космодрома они подавляли своей мощью, и размером, но в безмерном пространстве космоса, они тотчас растворялись ничтожными частицами – вечная проблема относительности. А вот небольшие корабли, «лодки» – на языке космопилотов. От них так и струилась энергия космоса, их скорости, как правило, были не очень высокими, но маневренность гораздо выше, чем у собратьев-великанов. Как правило, лодки принадлежали частным владельцам и в отличие от огромных кораблей, курсирующих по одному маршруту, за свою летную жизнь побывали в самых разных уголках Вселенной, и сердце Рене сжалось от страха за судьбу их экипажей. Чуть поодаль от их сектора, Рене увидела несколько «Ринго», и тоскливо оглянулась, невольно ожидая, и боясь, увидеть знакомых пилотов, но корабли стояли одни, владельцы, очевидно, ожидали своей очереди в таможне.
Перед окошком таможни их посадочного сектора растянулась огромная лужа. Видимо, дождь прошел совсем недавно, а покрытие в этом месте имело дефект, яму, оставленную, скорее всего, особенно тяжелым грузовым транспортом. Дождевая вода, скопившись в этой части космодрома, разлилась небольшим озерком, обойти его было не просто, оно касалась краями ближайших лунок. Тоно не собирался сворачивать, и Рене, подходя к луже, невольно начала прикидывать, насколько она глубока, и насколько сильно она промочит ноги.
Неожиданно Тоно повернулся к ней, сунул папку с документами, а сам подхватил ее на руки, и быстро, так быстро, что она не успела даже испугаться, как следует, перенес ее через лужу. Еще минута и они уже заняли место в очереди. Рене, не ожидающая от всего остального мира, ничего кроме равнодушия и боли, была поражена этим неожиданным вниманием. И, кроме этого, ее кожа, обычно такая чувствительная даже просто к перемене одежды, не отозвалась на его прикосновение острой болью, как раньше… Может быть, она привыкла к его рукам?…
Тоно, увидев растерянность на ее лице, только усмехнулся.
Очередь состояла из нескольких синих планетников, красивого эльфессца, с желтой блестящей кожей на трех ногах, и двух малочисленных экипажей людей. Все они томились в ожидании на идентификацию личности как минимум час, поэтому, успели освоиться. Синие планетники играли в азартную игру с эльфессцем, а люди, кто спал, а кто, сидя прямо на покрытии, смотрел карманные телевизоры. Тоно тут же познакомился с соседями и пристроился к игрокам. Рене решила присесть на покрытие, но место не было чистым, всюду валялся мусор, и пока она оглядывалась по сторонам, Тоно уже раздобыл где-то ящик, и молча поставил перед ней. Расположившись теперь со всем удобством, Рене закрыла глаза. Это была чужая планета, но ей было здесь хорошо. С космодрома слышалось мерное рычание двигателей, на планету каждые несколько минут садились корабли и лодки, или взлетали снова. Отовсюду неслись оживленные голоса людей и планетников, из динамиков негромко звучала музыка, работали грузовые транспорты. Если бы не темное небо, никто не подумал бы, что это происходит ночью. Она всегда любила большие планеты. Еще даже до… она подавила судорогу, которая всегда приходила с воспоминанием об Эгорегозе. Удивительно, но она впервые подумала о жизни до плена без боли. Обычно она гнала мысли о прошлом. Оно связывало ее с вопросами Аалеки, поэтому также было проклято, как сами воспоминания о плене. И вот теперь боль, наконец, начала оседать, ей стало как-то спокойней, поэтому и пришли мысли о той, далекой, утраченной жизни. Этот современный космодром на маленькой планете напоминал ей Базу, Школу…Ей нравилась Школа. Было приятно осознавать, что ты становишься умнее, что к тебе относятся с уважением. Это была визитная карточка Школы – блестящие мастера высшего класса, их наставники, к ученикам всегда относились с уважением, с первого дня, а ученики просто боготворили своих учителей. Впрочем, никому и в голову не пришло бы говорить об этом поклонении вслух, любовь выражалась самоотверженной учебой. Рене удивилась своим мыслям – она снова сама вспомнила прошлое, добровольно, и это не вызвало острую боль и стыд. Только горечь…
По очереди прошло оживление: совсем рядом сел огромный военный крейсер, сверкающий даже сквозь слой пыли. Его двигатели были столь мощны, что звук стал доступен восприятию слухового аппарата только секунду-другую после приземления. Потому как быстро и точно он сел, было понятно, что пилотирует крейсер космопилот Базы. Рене снова закрыла глаза – это не имело для нее особого значения.
Но через какое-то время она услышала ропот недовольства, и невольно взглянула, любопытствуя, чем это вызвано.
К окошку таможни, совершенно игнорируя очередь, пробирались два человека в военной форме. Судя по всему большие чины, потому что левые части их черных элегантных костюмов сияли алмазными ромбами и полосками, как звездное небо. Особенно у старшего, красивого мужчины лет тридцати восьми.
– Посторонись! – объявил один из планетников, с насмешкой, – Эти ребята не станут ждать! Еще затопчут!
– Еще бы! Очередь не для них!
– У нас срочное задание, – холодно проронил младший. Он сказал это довольно небрежно, брезгливо переступая через игровое поле планетников, и уж точно, не тоном извинений. А старший, с ранней сединой в темных густых волосах, вообще проигнорировал намек.
– Как же, задание! Держи карман шире!.. У вас зуд в одном месте, а не задание! – сказал Тоно, и все засмеялись.
– Осторожно, это Дрего, второй министр безопастности ПВ… – вполголоса предупредил сосед Тоно.
– Да по мне хоть хвост свиньи, только бы в очередь встал, как все!
Старший офицер оглянулся, обдав шутника ледяным взглядом. Тоно с обычной насмешкой принял взгляд, и с вызовом скрестил руки на груди. Сзади него на ящике сидела Рене. Офицер, излив во взгляде всю глубину презрения, совсем уже было отвернулся, чтобы проследовать дальше, но вдруг остановился и порывисто повернулся к ним снова, впившись глазами в ее лицо. Рене тотчас прокляла свое любопытство, заставившее ее так не вовремя открыть глаза, потому что она узнала его, а он – ее. Это был Арс Дрего, пилот из ее далекого обесценившегося прошлого. Они познакомились, кажется, на ежегодных курсах повышения квалификации. Да, их определили в пару, при работе над навигацией. Его тогда поразила ее осведомленность в использовании новой технологии, а может и еще что-то, она не помнила… и не хотела помнить. Они только начали встречаться, когда… когда все произошло. Боже, даже тогда, до плена они не были близко знакомы, теперь же они были друг для друга просто ничем!.. Зачем же впустую тратить на припоминание силы!.. Ведь прошло столько лет!..
Рене невольно закрыла глаза, моля: «Уходи, уходи, пожалуйста, уходи!..»
Только бы он не подошел к ней! Только не это!.. Она умерла для прошлого, и ее прошлое похоронено в архивных записях Базы.
Но он уже был рядом, более того, он схватил ее за руки.
– Арерия! О, боже, Арерия, ведь это ты?.. Ты!? Боже, ты жива!
Она ничего не отвечала, мечтая исчезнуть, испариться, растаять… или еще лучше – умереть. Было больно – ее руки горели в его руках. Будет еще больнее… Господи, сейчас он начнет спрашивать!..
– Вас так долго искали… Мы перевернули половину Вселенной, весь тот район, откуда поступил последний сигнал и близлежащие. Они потеряли надежду только через восемь месяцев, а я надеялся, ожидал новостей еще год!.. И вот, ты жива! Господи, Арерия, ведь после целого года поисков, мы похоронили вас, как это ни было ужасно!.. А ты жива! Почему же ты молчишь?
Он совсем не замечал жадного любопытства окружающих, а ведь все смотрели прямо на них. Даже его офицер. Ей пришлось отвечать ему.
– Все правильно, Арс, все кроме меня погибли.
– Но ты жива! Почему же ты не дала о себе знать?
– Так получилось, прости.
Дрего все пытался заглянуть еще раз в ее глаза.
– Арерия!.. Боже! Не могу поверить, что встретил тебя снова!
Все с интересом наблюдали за преображением второго министра безопасности в живого взволнованного человека, а он все еще не замечал вокруг себя никого кроме Рене.
– Что же ты здесь делаешь?
– Я… Прохожу… мы проходим таможенный досмотр. Это мой муж, Тоно Эсседа.
Дрего нехотя повернулся к Тоно, и рассеяно пожал ему руку, не сводя взгляда с Рене и явно что-то обдумывая. Тоно по-прежнему смотрел на него с усмешкой и вызовом, но и теперь, похоже, второму министру обороны было на это наплевать. Тут к Дрего осмелился обратиться сопровождавший его офицер:
– Командор, простите, но они уже ждут нас с бумагами…
Дрего повернулся к Рене, снова взяв ее за руку, точно принял решение, не расставаться с ней никогда.
– Мне надо идти, но я не могу вот так отпустить тебя и снова потерять, даже не поговорив, как следует. Я могу избавить вас от ожидания в этой очереди. Просто, оставьте документы мне, и будьте гостями на моем корабле в этот вечер. Мой офицер проводит вас… Рери, прошу, не отказывайся!.. Эсседа, я был бы очень рад принять вас на крейсере! Что скажите?
Не смотря на все презрение, у Тоно загорелись глаза: он никогда еще не был на таком огромном и великолепно оснащенном корабле. Другое дело, что его приглашали туда из-за Рене. Это унижало. И что это за знакомство?!.. Она и министр безопасности ПВ!.. Какова же его фиктивная женушка, робкая тихоня?!.. Дрожит, мнется, пытается отнять у Дрего руку, в которую тот вцепился, что есть силы. Так напугана!.. Притворство!.. Даже имя другое! Что же она за человек?.. Любопытство легко перевесило чашу презрения и сомнений: ведь если он не пойдет, то ничего о ней не узнает, а разгадка-то, возможно, близко!
Тоно сунул ему папку, и сказал:
– Ладно. Держите бумаги. Куда идти?
– Командор, позвольте, я возьму бумаги…
– Капитан, проводите моих гостей на крейсер. Бумагами займусь я сам. Арерия, я очень рад нашей встрече и просто не могу ее упустить. Я слишком долго этого ждал. Поверь, Рери, нам есть, что сказать друг другу!.. Прошу вас, дождитесь меня на крейсере!..
Он повернулся и пошел к таможне, а Рене только и оставалось, как последовать вместе с Тоно за офицером Прессом.
Это был потрясающий корабль. Даже коридоры, служебные посты и прочие, все было «покрыто» техникой буквально в несколько слоев. Перед входом их тщательно проверили приборами досмотра, и Рене невольно вспомнила стерилизацию Эгорегоза. Корабль был полон той же угрожающей мощи. Чувствовалось, что он один способен заменить флот.
Им предложили дожидаться Командора Дрего в его кабинете, удивительной комнате, похожей на маленькую залу во дворце. Расписные потолки и стены, окаймленные резными позолоченными карнизами и плинтусами, мебель, кресла и диваны и столики тонкой работы из красного дерева, вишневые шелковые покрывала на диванах, вишневый ковер на полу, и даже коллекция антикварных музыкальных инструментов.
– А командор неплохо устроился! – сказал Тоно, оглядевшись, – Только вот глаза немного режет от позолоты. Интересно, весь крейсер сияет подобным великолепьем?
