Текст книги "Сильнее страха (СИ)"
Автор книги: Улия Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
От всех этих мыслей у нее выступила испарина. Точно после тяжелой физической работы!
Она встала и подошла к зеркалу, вытереть лоб, и вдруг увидела свое отражение… Все-таки это началось!.. По ее коже, по лицу, шее, рукам, груди прокатывались цветные пятна, точно сполохи по небу, они так меняли ее лицо, словно это уже была не она, а планетник, мутант… но не человек… Не человек! Она всей кожей почувствовала на себе печать Эгорегоза. Они пометили ее, как собственность, как предмет, который всегда будет принадлежать их лабораториям. Навсегда. И рано и поздно, они вернут его. Страх тотчас дал о себе знать, холодом пробежав по спине, и осел прямо в сердце, вызвав тоску и головокружение. Со страхом она справиться не смогла, поэтому, сползла на пол, под стол, забилась в самый угол, обхватила колени руками и застонала, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.
Тоно, пришедший звать ее на завтрак, там ее и нашел.
Увидев, как он смотрит на нее, Рене уткнулась в колени, спрятав лицо и руки. Она испугалась, что если пятна еще не прошли, он увидит, узнает, почувствует всю безнадежность ее ситуации. Не то, чтобы это что-то изменило, но он мог… испугаться ее. Наверное, это оказалось бы последней каплей.
Тоно увидел лишь ее страх. Тогда жалость, и… любовь заговорили в нем столь ясно, что он слышал теперь каждое их слово, вернее был их покорным глашатаем.
– Рене!.. Что, что случилось?.. Господи, да что тебя так напугало?… Что-то вспомнила, плохое?.. Ничего, со временем, все забудется, поверь… Милая, не бойся меня, я ведь тебе друг… Я твой друг! Ну же, иди ко мне! Пожалуйста!.. Не бойся…не бойся…
– Уходи!..
– Иди ко мне!.. я не обижу тебя… только обниму…
Рене только трясла головой, тогда он сам осторожно, чтобы не испугать ее еще сильнее, приблизился к ней и протянул руки, чтобы обнять. Рене плача сопротивлялась, отворачивалась, избегая его рук, но потом замерла, уткнувшись лбом в его грудь. Только вздохнула глубоко, как перед прыжком, а потом замерла, прислушиваясь к уже знакомым ритмичным звукам сокращения его сердечной мышцы.
Тоно опять осторожно привлек ее к себе и с нежностью, и с волнением. Теперь каждый раз, касаясь Рене, Тоно думал, что эти изверги пытались обречь ее на полное одиночество. Они сделали ее столь болезненно восприимчивой к прикосновениям, чтобы она никогда не могла справиться со своими страхом, и чтобы никто не смог помочь ей. Но он не допустит, чтобы она и дальше так мучилась. Со временем она привыкнет, боль отступит… Как же иначе!
И еще он подумал, что это ничего, что она не любит его сейчас, пока ему было достаточно своей разверзшейся, как звездная пропасть, любви, и ее присутствия рядом. Любовь, пожалуй, еще пугала и его самого, но он принял ее, принял, как всякий сильный человек, сразу, как неизбежное. Теперь он думал, как сделать так, чтобы она перестала его бояться, и научилась доверять. И он считал, что время здесь на его стороне. Она узнает его и привыкнет. Со временем, и полюбит. Он же, со своей стороны сделает для этого все.
Планета, на которую они сели, была не похожа на огромный Мен. Рене бывала там несколько раз, поэтому испугалась, увидев в иллюминатор маленький туристский космодром, а не огромный космодром Мена. Тоно, склонившись над ней, улыбнулся ее страху:
– Это Сеннг, третья луна Мена. Ты бывала здесь, когда-нибудь?
– Нет. Зачем мы здесь?
– Это планета-заповедник, или планета-парк. Туристы приезжают сюда провести отпуск, в основном пожилые люди, семьи с детьми, ну и школьники, конечно, на экскурсию. На всей планете всего два городка. Один – для туристов, с отелями на любой вкус, а второй для ученых. Здесь прекрасный климат, вернее, многоклиматические условия, что хорошо для роста растений.
– Зачем мы здесь?
– Да расслабься ты, я должен навестить здесь друга. Отдать ему посылку, которую захватил еще на Пб, зная, что нам по пути. Правда, сначала я думал, послать ее с Мена, но раз мы так быстро управились с пропусками, можно и зайти, разве нет? Увидишь, он чудно здесь устроился.
Она посмотрела ему в лицо, пытаясь прочесть его мысли. Он что-то не договаривал!
– Ты говоришь правду? Всю правду?
– Ты совсем не доверяешь мне, да? Не понимаю, почему… Я ведь ни разу тебя не обманул.
– Тогда скажи начистоту!
– Что сказать?! Мы идем навестить Эмма! Только и всего!
Рене замолчала. Она все же не верила ему.
– Рене!.. Не понимаю, чего ты боишься! Пожалуйста, поверь мне… я ведь теперь отношусь к тебе по– другому… Разве ты не видишь?… Теперь все иначе, потому что тайны кончились, верно? И потом, не в моих правилах предавать кого-либо. Мы просто навестим Эмма. Он – чудесный человек… он столько перенес, и остался человеком!..
Тут Рене вздрогнула и с ужасом посмотрела на Тоно. Но тот, не подозревая о причине ее страха, продолжал ее уговаривать.
– Он психолог и целитель… У него открылся дар. Ты поговоришь с ним несколько минут, и тебе станет легче!
Рене сжалась. Так вот что!.. Он решил ее вылечить. Наверное, он считает ее душевнобольной!.. В этом он может и прав… У нее все еще болит то место, где должна находиться душа, и откуда ее изъял для опытов Аалеки… И все же, она не позволит кому-либо копаться в своей ране снова, пока она еще не в клетке, по-крайней мере.
– Ты хочешь определить меня в лечебницу?
– Господи, что ты еще придумаешь!.. У меня и в мыслях этого не было!
– Тогда я подожду тебя на «Лего».
– И зря. Эмм – человек действительно замечательный. Мы познакомились давно, еще когда был жив мой отец. Он был тогда пилотом, а раньше, еще до того, как его встретил отец, он работал на Базе, но думаю, ты его не знаешь, это было почти двадцать лет назад. Потом, он ушел оттуда… Я знал его уже как отчаянного парня, опытного и успешного контрабандиста. Но однажды, его корабль с грузом захватили пираты, и он попал в рабство. После плена в Темных Галактиках, он здорово изменился. Мы с Фредо не на шутку беспокоились за него одно время… но он нашел себя. Здесь, на Сеннге, он выращивает цветы… Вообще-то, он теперь не очень-то разговорчив, но нам будет рад, я знаю. Пойдем!.. Я слово даю, что мы вернемся через пару часов. И потом… буду откровенен. Я не могу оставить тебя здесь одну. Ты ведь сбежишь, верно?..
– Нет! Пожалуйста, Тоно, обещаю, я не сбегу! Ты можешь поставить на стартер защиту первой степени!.. Я просто не могу пойти… Неужели ты не понимаешь, я не могу ни с кем говорить о том, что я была в плену!.. Я жалею, что сказала тебе!..
В ее голосе послышалось такое отчаянье, что он невольно схватил ее за руки, удерживая, чтобы она снова не забилась как дикий зверек в угол.
– Рене, Рене, послушай меня! Успокойся, и послушай. Я не выдам твоей тайны никому. Ни одной живой душе не скажу! Даю слово. Слово пилота! Теперь поверишь, дурочка?.. Что до Эмма… Он будет тебе другом, обещаю!..
– Я не могу говорить ни с кем! Прошу тебя, избавь меня от этой пытки!
– Ладно. Уговорила. Тогда просто составь мне компанию. До его дома идти около часа. Прогуляемся. Если хочешь – рот не открывай, только пойдем! Эмм не станет сам настаивать, он хороший человек, это правда!.. Прошу тебя! Ну же, пойдем!
Было ясно, он не оставит ее в покое. Пришлось идти.
Сеннг был удивительно красивой планетой. Даже сам космодром помещался в огромном лесопарке. Едва миновав туристический городок, они сразу оказались в лесу. Огромные деревья с большими широкими листьями и морщинистыми от старости стволами, поросшие седым мхом, тропинки, неровные от переплетенных корней деревьев, засыпанные мягкой душистой листвой, разнообразные птицы и насекомые, совершенно ручные, все это было похоже на сказочные декорации, но все было живым и имело густой глубокий запах.
– Их посадили специально, такие деревья не росли раньше на Сеннге. Животных тоже привезли и приручили. Это все для туристов, чтобы они увидели природу, к которой привыкли по телевидению и фильмам. А вот возле дома Эмма как раз естественный лес планеты. Там все другое, – пояснил Тоно.
Они миновали туристическую зону, перешли транспортную дорогу, и снова оказались в лесу. Теперь и, правда, лес стал иным. Деревья здесь росли не грузные и мощные, а ровные и стройные, высоко несущие свои густые кроны. Нижний же ярус леса состоял из трав, чьи изогнутые стебли создавали сложный узор. Между стройными стволами и нижним ярусом разлился солнечный свет, наполняя пространство теплым и мягким сиянием. Дышалось легко, тропинка была теперь очень узкой, но такой сухой и ровной, что по ней шлось без затруднений.
Рене шла вслед за ним, не замечая ничего вокруг. Ее очень тревожила встреча с незнакомым человеком, и, еще больше – поведение Тоно, который неожиданно стал слишком заботлив… Она все гадала, что он задумал, но не могла разгадать его планы.
Вскоре, они вышли на поляну, окруженную лесом со всех сторон. Посредине стоял домик, увитый растениями от крыши до нижней ступени крыльца так, что он, казалось, вырос в центре клумбы, поскольку его ковром окружали цветы. Ничего подобного Рене еще не встречала: цветы были хороши не только все вместе, образуя цветом сложный запутанный узор, но и каждый из них был в отдельности неповторим, был особенным. И главное, они источали ароматы, и поэтому Рене не смогла пройти мимо, как прошла мимо прекрасных деревьев и трав, хмуро спеша за быстрым шагом Тоно. Теперь же она, оглушенная тонкими запахами, невольно остановилась, наклонилась, разглядывая затейливые формы лепестков, гармонию цвета в каждом. Рене была немало удивлена, что среди такого множества похожих, совсем не видит одинаковых. Кроме того, вдруг, ей показалось, что и цветы, потянулись к ней, вглядываясь в ее лицо, и будто даже… пытаясь ее запомнить!
Едва они подошли, как из домика вышел высокий плечистый мужчина, одетый, как обычно одеваются садовники, поглощенные созданием красоты вокруг себя, невзрачно, в вытянутый и поблекший от времени кардиган, прикрытый серым фартуком, и старые брюки. Он спокойно и тепло улыбнулся Тоно, протянув ему руку для пожатия.
– Привет, Эмм! Сто лет не виделись!
– Здравствуйте! Добро пожаловать, друг мой!
– Рене, это и есть Эмм, мой старый друг. А это моя жена, Рене.
– Чтож, я очень рад, нашему знакомству, Рене, и тому, что ты Тоно, нашел ту, кого искал! Прошу вас, проходите в дом.
Изнутри дом был чистеньким и уютным. Светлые занавески с оборочками, совершенно белая скатерть на столе под окном, полки с посудой и книгами, камин и кресло-качалка подле него. На стене висели старые часы ручной работы: резной деревянный домик, с клумбой и искусно вырезанным цветком с закрытыми лепестками, и циферблатом над ним, неторопливый ход которых, казалось, успокаивал слишком быстрый жизненный ритм, поддерживая внутри дома покой и умиротворенность.
Эмм заметил, как внимательно Рене рассмотрела часы.
– Они старые, а ходят. Но вот механизм с бабочкой, вылетающей из цветка, к сожалению сломан. И все же я ими дорожу, уж очень приятный ход, кстати, это подарок Тоно… Он очень внимателен к друзьям.
– Да…
Видя, как она вся подобралась и замкнулась, Эмм повернулся к Тоно.
– Ну что ж, садитесь к столу, я заварю чай.
– Не откажемся. Особенно, если ты угостишь нас тем вареньем, что баловал меня в прошлый раз!
Эмм улыбнулся:
– Не забыл? Азенграсовое варенье. Из лепестков и стеблей азенграса. Это весенний цветок, Рене. С виду он неказистый, серый, зато зацветает один из первых, и имеет чудный аромат и дивный по вкусу маслянистый стебель. Я собираю только перезрелые листья и цветы, мешающие дальнейшему цветению, не нарушая корневую систему, и не губя само растение, поэтому цветы отдают мне самое лучшее. Варенье у меня еще есть, но сегодня я хотел бы угостить вас еще более изысканным кушаньем. Из онерикса!.. Это тоже растение, сочные листья желтого цвета. Такой нежный запах и вкус!.. Увидите.
Он достал из старого деревянного шкафчика тщательно закупоренную маленькую баночку, аккуратно выложил часть желтой густой массы в вазочку, снял с огня чугунный чайник, заварил сухую траву с приятным запахом, потом закрыл чайник теплым колпачком, и пока он настаивался, налил им воду в скромные, тонкого фарфора чашечки. Все это он проделал очень ловко, что казалось странным для такого крупного мужчины с большими сильными руками.
Когда все было готово, он сел пить чай вместе с ними. Тоно сразу заговорил об общих знакомых, о походах и приключениях, в которых принимали участие оба они в прошлом. Эмм слушал его, кивая головой, с мягкой улыбкой разделяя с ним воспоминания, но Рене отлично видела, что делал он это более ради Тоно, нежели ради самих воспоминаний, которые, очевидно, давно утратили для него свою привлекательность. Рене, предоставленная своим мыслям, смотрела в открытое окно. Оттуда выглядывали любопытные головки высоких цветов, чувствовался легкий непоседливый ветер, приносящий ароматы из разных уголков сада, жужжали насекомые, дальше, в лесу, пели птицы. Рене думала, что, если бы не дивный ход, часы бы только мешали, поскольку время здесь наверняка подчиняется каким-то своим законам. Вот и сейчас, спроси ее, и она не смогла бы сказать, сколько времени они здесь находятся: может минуты, а может несколько часов, но, пожалуй, это не имело значение. Главное, ее оставили в покое, и значит, это было хорошее время.
И тут Тоно взглянул в сторону часов, и воскликнул:
– О, боже, Эмм! Я совершенно забыл… Мы ведь привезли тебе подарок – часы!..
– Неужели? С таким же приятным ходом? Спасибо, друг мой…
– Не за что. Вот они…
Он достал коробку, которую принес и… с озабоченным лицом достал оттуда часть мотора.
– Господи, да что же это?…О, понял!.. Прости Эмм, я перепутал коробки! Вот ведь ерунда!..
Это, конечно, было неправдой, он оставил часы нарочно, и догадаться об этом было не сложно. Предвосхищая его предложение сбежать, Рене встала:
– Я схожу за ними на «Лего», а вы побеседуйте пока. Не беспокойтесь, дорогу я запомнила.
Тоно, не моргнув глазом, отозвался:
– Отлично! Рене, будь так добра!..Но, черт!.. Ты же не знаешь, где они у меня храняться!.. это особый старинный механизм и я боялся повредить его в дороге, поэтому положил… как бы объяснить?.. Нет, еще будешь искать и сломаешь, а механизму, все-таки более ста лет! Придется идти мне самому.
– Хорошо, я с тобой. Помогу нести…
– Милая, я бы рад, но кто же поможет Эмму убрать со стола? Ты же знаешь, я терпеть не могу мыть посуду… А ему это тоже не желательно… артрит – пренеприятная вещь, верно, Эмм?
Эмм взглянул на Тоно и промолвил:
– От помощи я никогда не отказываюсь.
– Тоно… – сказала она, беспомощно протянув к нему руку.
– Я быстро. И не бойся, – Тоно наклонился к ней ближе, – Я вернусь за тобой, даю слово. Через полчаса!
– Тоно…
– Пока!
Коварный Тоно, зная, как Рене отреагирует, резко наклонился, якобы чтобы ее поцеловать, а когда она невольно отпрянула, стремительно исчез за дверью. Эмм неторопливо встал, и молча принялся убирать со стола.
– Извините, мне придется избавиться от остатков и помыть посуду прямо сейчас – мои растения очень чувствительны к запахам. Если сразу все не убрать, завтра все пространство вокруг дома будет покрыто мертвыми цветами… Нужно только опустить все в серебряную воду и насухо вытереть. Вы поможете мне?
Рене хотела мыть посуду, но Эмм попросил ее вытирать чашки полотенцем, а мытьем занялся сам. Он рассказывал ей что-то о растениях из его сада, но Рене не слушала, она с тоской ожидала, когда он начнет задавать вопросы. Эмм, отлично понимая ее настроение, не спешил, стараясь заинтересовать разговором. Однако, время шло, а Рене оставалась напряжена.
– Вы любите цветы?
– Не думаю. Боюсь, нет.
– Разве их красота не затрагивает Вас?
– Они красивы, конечно. Но красота – это только оболочка. Внутри я их не вижу.
– Да, вы правы, так чаще всего и бывает, только внешняя оболочка красива… Но цветы как раз и состоят из внешности.
– Тогда они единственное живое совершенство.
Эмм кинул на нее мягкий взгляд. Его лицо было испещрено мелкими морщинами до такой степени, что все черты, кроме глаз, словно стерлись от времени, а вот глаза, голубые, и по-детски ясные, светились.
– А как вы относитесь к другим растениям?
– Не знаю… Деревья… мне нравились деревья… раньше.
– О, я тоже люблю деревья, но здесь в моей любви больше нуждаются цветы. Уж за одно это их нельзя не любить, согласитесь. Если тебе есть что дать, то сердце всегда само находит того, кто в этом больше нуждается, и начинает любить. Возможно, это и есть самый главный закон счастья, не правда ли?… Одаривать того, кто в этом действительно нуждается… Вы молчите, а я все болтаю. Должно быть, я вам порядком наскучил?
– Нет.
– Мне показалось, когда вы пили чай… Как давно, вы перестали ощущать вкус?
– Давно. Несколько лет, – отвечала она неохотно.
По спине пробежал холодок – началось.
– Тоно сказал, что вы недавно поженились…Годовщина уже была?
– Нет.
Эмм неожиданно повернулся к ней и особо внимательно, пристально заглянул в глаза.
– Что вас так мучает?.. Чего вы боитесь?
– Ничего.
Рене подняла плечи и спряталась от его взгляда. Но не успела.
– О, боже!.. Сколько боли!.. – сказал он потрясенно, невольно шагнув к ней, – Вы пережили многое!.. Извините, я телепат. Не беспокойтесь, я умею хранить секреты! Нет, нет, я обещаю, никто не узнает, даже Ваш муж, если не хотите! Даю слово. Тоно просил вам помочь… Мы с ним давние приятели, я помню его еще мальчиком, он один из немногих, кто знает обо мне почти все… Я тоже прошел через испытания. Правда, моя рана гораздо легче. Как-то я попал в плен и три месяца провел в лагере, в Темных Галактиках. Немного страданий, унижений, шоковых зрелищ… там и открылась моя способность читать мысли, а, может, это мой организм сам изменил мозг, чтобы как-то компенсировать страх, чтобы я не сошел с ума… не знаю. Да это и неважно. Мне удалось довольно быстро сбежать. Посчастливилось. С тех пор я здесь. Но ты, бедняжка, все еще бежишь…
– Нет! Это не так! Со мной ничего особенного не произошло…
– Тебе нужно простить… по-крайней мере, попытайся простить, без этого не очиститься, не начать заново! Пока ты не простишь, ты будешь носить в себе всю эту боль, будешь ее по-прежнему чувствовать, а ведь она заслоняет от тебя жизнь.
Он был искренен, и он теперь знал… Днем раньше страх не позволил бы ей открыться, даже после этого, но Тоно сломал ее единственную защиту, выудив признание, и теперь она уже не могла прятаться в молчании. Рене не выдержала:
– Простить?!.. Я тоже когда-то изучала психологию, но то, с чем столкнулась, нельзя вписать в рамки этого предмета!.. Это нельзя пережить, и остаться как все, нельзя!.. Простить! Начать с начала!.. Это невозможно. Они уничтожили меня, сожгли, разрезали на мелкие кусочки, развеяли в прах… Я умирала в муках сотни раз, однажды почти до конца… Господи, кто из живущих может похвастаться тем, что видел воочию, и не в бреду, как из собственного тела извлекают внутренние органы?.. Как плавиться до углей ноги или руки, когда ты еще в сознании?.. Кто был свидетелем трепанации собственного головного мозга?… Нет. Таких немного. А может и вовсе – нет. И после всего, что со мной сделали, я не такая как все… Я даже среди людей жить не могу, я уже не человек! Нет, о прощении здесь речь не идет!..
Она вдруг вспомнила Аалеки. Изысканная вежливость была его стилем. Когда он проводил опыт один на один с нею, после причинения чудовищной боли, он гладил ее руку и шептал:
– Прости… Я причинил тебе боль… Это не нарочно. Я знаю, знаю, тебе больно…очень больно… Бедняжка моя! Ты простишь меня?
И она отвечала: «да». Когда она говорила «нет», он улыбался и усиливал болевое воздействие.
… Простить и забыть? Так просто! Нет, прощением от страха ей не избавиться.
– У тебя есть мужество, девочка, и недюжинное, раз ты до сих пор борешься со страхом!..
– Борюсь? – прошептала Рене, изнемогая от душивших ее мук, – я все время испытываю страх, иногда такой сильный, что начинаю желать, чтобы они, наконец, уже нашли меня, чтобы все эти муки ожидания кончились, я готова снова оказаться в клетке, терпеть боль, лишь бы не бежать, не думать днем и ночью когда и где они меня найдут!.. Разве это мужество?!
– Да, пережить такое не просто… Ничего милая, ты справишься! Чтобы выздороветь, всегда нужно время. Такая глубокая рана, не царапина, она будет затягиваться долго, но и у нее есть свой срок. Наберись терпения. О, я знаю, у тебя его очень много.
Эмм осторожно и медленно, словно к пугливому зверьку, протянул руку, и лишь потом опустил ладонь ей на голову и погладил… точно так, как в детстве делал отец. У него тоже были большие мягкие ладони. Рене словно нырнула в ледяную воду и вынырнула под теплым солнцем.
– Я верю, ты справишься… Время и любовь – лучшие лекари для любой раны, поверь мне! Тоно поможет тебе.
Она снова встрепенулась.
– Тоно? Что он может против такой силы, даже если захочет!..
– Захочет. Он ведь любит тебя, разве ты еще не поняла?.. Любит искренне, всем сердцем. И это с ним впервые, впервые я вижу своего друга таким… сильным… взволнованным… счастливым… Я познакомился с ним, когда ему было шестнадцать. Он был отчаянно храбр, и все время смеялся. Он до сих пор такой, и только немногие знают, как сильно он все это время тосковал по семье. Думаю, до тебя он просто боялся любить: он боялся, что любовь снова ранит его, как в детстве, когда распалась его семья. Он боялся боли, какую его отец причинил его матери и ему, когда оставил их… и позже, когда умер, оставив его совсем одного… Но теперь его сердце открылось для тебя. Не бойся, у него большая душа, и ему есть, что дать. И его чувство настоящее, ибо оно честное, и до конца, иначе он любить не умеет, я это знаю. Что касается силы… Знаешь, далеко не всегда побеждает сильнейший. Вот ты – хрупкая девушка, скрываешься, а значит, противостоишь тем монстрам уже столько времени! Одна!.. Слава богу, за то, что он послал тебе Тоно.
– Никто его не посылал! Я сама заставила его жениться на мне. И не потому, что полюбила… Я не могу никого любить.
– Почему? Боишься, что пустота в твоей душе начнет заполняться радостью?
– Я не хочу, не могу любить! Привязанность это самая большая боль!
– Боюсь, Рене, – тут Эмм снова ласково улыбнулся и погладил ее, – часть тебя еще сопротивляется, но часть, возможно, уже…
– Нет! Это не так!
– Бедняжка… Знаешь, ведь ты боишься прежде всего себя саму!.. Но со временем ты поймешь: ничто, никакой страх не может сравниться силой с этим чувством. Только это чувство, если оно подлинное, сильнее страха, сильнее смерти. Пойдем со мной. Я покажу тебе тех, кто спас меня.
Они вышли на крыльцо.
Вечер спускался мягко и ласково, приглушая яркий дневной свет. Солнце неспешно клонилось к горизонту, и пространство между стволами стройных деревьев наполнялось почти осязаемым золотом. Воздух мерцал. Цвет деревьев и переплетенных трав терялся до темно-коричневого. Птицы молчали. Казалось, благость пролилась на мир леса, на его обитателей, деревья, растения, цветы, и все они, потихоньку укрываясь наступающими сумерками, благодарно и истово, словно творя молитву за прожитый полный день, застыли.
Где-то за деревьями, откуда еще сочился оставшийся свет, угадывалась река с темными, глубокими заводями, в которых спало время. Ни звука, ни ветерка. И откуда-то рождалась иллюзия, что повсюду невидимые колокольчики звенят предельно высоко и тонко, чтобы души живых существ глубже прониклись таинством этого торжественного молчания. А посреди этой поющей тишины невыразимо прекрасные, но такие далекие в своей внутренней и внешней гармонии, стояли цветы. Рене показалось на минуту – они еще выросли, выпрямились и подняли свои одухотворенные головки высоко вверх, словно открылись теперь для общения с неземным.
Эмм прошептал:
– Смотри, они сейчас далеко отсюда, хоть их корни и крепко сидят в земле. В этот вечерний час их мысли полны любви самоотверженной, глубокой и бескорыстной. Они посвятили свои ароматы другим мирам, и я верю в то, что если любовь, которая теперь их переполняет, встретит на пути осколок метеорита, и тот будет согрет их дыханием. Думаю, этот аромат – чья-то надежда, чье-то счастье. Может, он побудит на создание нечто прекрасного, или спасет кому-то жизнь, а может, подвигнет на подвиг или просто на доброе слово, станет спасением от отчаяния и одиночества. Язык запахов, не знает преград и границ, он всем доступен. При всей их хрупкости, они так могущественны, всесильны и милосердны, когда любят!.. И это ли не счастье – быть с ними, заботиться о них, любить их пусть и обычной земной любовью?!.. Знаешь, рано утором, когда они только-только открываются свету, они узнают меня… и тогда часть их красоты словно переливается из их совершенного сердца в мое, страдающее и жаждущее. Это чудо!.. Без любви к ним, я бы умер… вернее, случилось бы худшее, я бы погиб.
Эмм шептал так увлеченно, словно разговаривал не с ней, а с собой или с цветами. Рене осторожно заглянула ему в лицо и увидела, как безмерно, до капельки, он счастлив. Земное прошлое не касалось сейчас его души, не замутнило взор паутиной тревог, сожалений, воспоминаний или раздумий. Он обрел равновесие. Счастье.
И это заставило ее новыми глазами внимательней всмотреться в мир вокруг, ей так сильно захотелось найти свое счастье, хотя бы крупицу! Рене так нуждалась хотя бы в минуте такого покоя, хотя бы капле такого тепла! И она почти поверила, что это возможно, если она постарается, очень постарается…
Удивительно, но за какие-то несколько секунд, все поменялось, солнце опустило за горизонт свою тяжелую половину, и лес готовился встретить ночь. Травы, которых все еще касалась золотая кайма заходящего солнца, поблескивали робким желанием, но деревья, накрытые темнотой, погрузились в воспоминания о прошедшем дне, как в сон. Цветы, прощаясь на ночь, снова тихонько заговорили на своем чудном языке ароматов, но совсем не так как днем, нежнее, тоньше. От земли свежел прозрачный воздух. Тихо, словно в пол голоса, стрекотали, редкие насекомые. Замелькали ночные бабочки, чьи хрупкие крылья в последних лучах солнца, золотые и таинственные, словно колдовали над чем-то. Осторожно переговаривались птицы, боясь нарушить очарование засыпающего леса. Все вздохнуло, отходя от таинства. Теперь-то и спустится долгожданный покой. Ночная тьма скроет все – и изъяны, и красоту. И все живое обретет свободу, и от боли, и от совершенства.
Эмм был счастлив. Он жил этим и ради этого. Его душа цвела, питаясь своей любовью. И Рене так страстно захотелось почувствовать хоть каплю этого счастья, что она снова повернулась к лесу. И закрыла глаза, отчаянно надеясь на чудо.
Легкий ветерок или, может быть, крылья бабочки вдруг ласково коснулись ее щеки, не причиняя боли, тонкий аромат, сочившийся из цветов, отстранил от реального, и перенес в идеальный мир, где царит гармония и справедливость, и не было места страху. Рене, как долгожданное лекарство, жадно вдохнула в себя ощущения, звуки и запахи засыпающего леса. За это долгое мгновение ей все же удалось поймать и даже пережить нечто новое, волнующее и глубокое. Целый миг другой судьбы.
Всю обратную дорогу она молчала, погрузившись в новое впечатление. Впрочем, уже сейчас она не знала, не была уверена, удалось ли пержить это самой, или это было лишь воспоминание Эмма, одолженное ей на время. И все же, это было иначе, не как в ее привычном бесцветном мире. Впервые, все зло, что с ней случилось, показалось не таким уж значительным и реальным, страшные воспоминания притупились, чуть померкли перед лицом такой красоты.
Тоно, время от времени кидал на нее осторожные взгляды, но, видя ее успокоившееся лицо, не нарушал целительного, как ему казалось, молчания.
Сразу после старта, Рене легла спать. Тоно, конечно, не возражал. Он скорректировал программу автопилота для посадки на Мен, куда они должны были прибыть на утро, а потом пошел ее проведать. Впервые она спала, не сжавшись в комок и спрятав лицо, а как ребенок – разметавшись, но крепко, чуть приоткрыв рот. Тоно поправил сбившееся одеяло, присел на край койки и еще долго смотрел на нее, спящую. Чтож, дай бог, все наладиться.
