Текст книги "Капитан "Оспрея" и другие рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Третья тетива

– Любовь? – сказал ночной сторож, рассеянно смотревший с берега, как один шкипер старался достать багром другого на проходившей мимо него барже. – Не говорите мне о любви, достаточно я пострадал из-за нее. Должны были бы существовать общества трезвости против любви, как они существуют против пьянства, и члены этого общества должны были бы также носить ленточки, но конечно не привлекательного вида. Я видел столько же бед, причиненных любовью, сколько и пьянством, и курьезно то, что одно часто ведет к другому. Любовь, после того как она пройдет, часто ведет к пьянству, а пьянство часто ведет к любви, и человек, прежде чем успеет отрезвиться от нее, связывает себя на всю жизнь.

Моряки чаще всего поддаются ей; они так мало видят женщин, что естественно составляют себе высокое мнение о них. Чтобы увидеть их обратную сторону, надо стать ночным сторожем, который находится целый день дома. Если бы люди начинали свою жизнь с должности ночных сторожей, то было бы вдвое меньше влюбленных мужчин.

Я помню одного милейшего парня. Он всегда носил при себе портрет своей возлюбленной, и один только этот портрет подбодрял его в течение четырнадцати лет, проведенных им на пустынном острове, на который он попал после кораблекрушения. Наконец, его нашли и привезли домой, где она все еще ожидала его и не вышла ни за кого замуж. И вот, мало того что он провел четырнадцать лет на пустынном острове, ему пришлось просидеть еще десять лет в тюрьме: она так подурнела, что он ее застрелил.

Еще был Джинжер Дик, рыжеволосый парень, о котором мне уже приходилось рассказывать вам[6]6
  Трое друзей – Джинджер, Питер и Сэм, довольно часто появляются в рассказах у Джекобса. См. «Усыновление», «Все три – капитаны», «Филантроп», «Скверный случай».


[Закрыть]. Однажды, когда он жил вместе со старым Самом Смолем и Питером Руссетом в Уаппинге, он влюбился и наделал этим страшную кутерьму.

Они только что вернулись из плавания и находились всего только одну неделю на берегу, когда оба товарища Джинжера заметили в нем перемену к худшему. Он был очень уж смирен и тих и потерял влечение к пиву. Он ничего не ел и только рассеянно ковырял в тарелке и, вместо того чтобы выходить по вечерам с Питером и Самом, уходил из дому один.

– Это любовь, – сказал Питер Руссет, качая головой, – и пока он не вылечится от нее, ему будет все хуже.

– Кто девушка? – спросил старый Сам.

Питер не знал, и ночью, когда они вернулись домой, он спросил у Джинжера. Последний сидел на постели со взором, устремленным вдаль, обняв колени, и ничего не отвечал.

– Кто на этот раз дурачит тебя, Джинжер? – спросил старый Сам.

– Занимайся своими делами, а меня оставь в покое, – ответил Джинжер, как бы внезапно пробудившись ото сна и приняв очень свирепый вид.

– He из-за чего обижаться, товарищ, – сказал Сам, подмигивая Питеру. – Я спросил только на тот случай, чтобы помочь тебе, если смогу.

– Ну, так ты можешь мне помочь тем, что не доведешь до ее сведения, что ты мне товарищ, – очень зло возразил Джинжер.

Сначала старый Сам не понял этих слов; когда же Питер объяснил, то он хотел его поколотить за то, что он, Питер, пробует исказить слова Джинжера.

– Она не любит жирных стариков, – сказал Джинжер.

– А! – воскликнул старый Сам, не придумавший что ему отвечать. – А! Разве? А! А! В самом деле!

Он разделся, лег в постель рядом с Питером и целый час не давал ему спать, громко рассказывая о всех девушках, за которыми он в своей жизни ухаживал, и в особенности об одной девушке, которая падала в обморок всякий раз, как видела рыжего мужчину или обезьяну.

На следующий день Питер Руссет все разузнал и сообщил Саму, что предмет Джинжера – черноволосая и черноглазая конторщица в таверне "Веселые Лоцманы" и что она вовсе не желает и разговаривать с Джинжером.

Когда они в эту ночь ложились спать, то Питер снова заговорил с Джинжером о его любви и, к своему удивлению, увидел, что на этот раз Джинжер вполне вежлив. Когда Питер сказал ему, что готов сделать для него все, что будет в его силах, то Джинжер был очень тронут.

– Я не могу ни есть, ни пить, – сказал он самым печальным тоном: – я не сплю, а целую ночь лежу и думаю о ней. Она так не похожа на других девушек; она… Когда я тебя тресну, Сам Смоль, то будешь ты меня знать. Можешь производить эти дурацкие звуки перед теми, кому они нравятся.

– Это от кусочка яичной скорлупы, попавшей мне в горло сегодня за завтраком, Джинжер, – возразил Сам. – Мне хотелось бы знать, думает ли и она о тебе всю ночь, лежа без сна.

– Я в этом уверен, – сказал Питер Руссет, слегка толкнув Сама в бок.

– He унывай, Джинжер! – воскликнул Сам. – Я знавал девушек, у которых были самые необыкновенные вкусы.

– He обращай на него внимания, – сказал Питер, удерживая Джинжера. – Как идут твои дела с нею?

Джинжер застонал и, спустив ноги с постели, устремил глаза в пол, a Сам отправился на свою постель, которая так тряслась, что Джинжер пригрозил сломать ему шею.

– Я не виноват, что кровать трясется, – возразил Сам, – не я ее сделал. Если любовь превращает тебя, Джинжер, в такого неприятного человека для твоих друзей, то тебе лучше бы поселиться одному.

– Я, Джинжер, слышал кое-что о ней сегодня, – сказал Питер Руссет. – На набережной Буль я встретил парня, которого знавал раньше, и он мне сказал, что она водила компанию с неким Билем Луммом, кулачным бойцом, и что с тех пор как его бросила, она не хочет ни на кого больше смотреть.

– Разве она уж так любила его? – спросил Джинжер.

– He знаю, – ответил Питер, – но парень сказал мне, что она несогласна ни с кем выходить гулять, кроме как с другим каким-нибудь кулачным бойцом. Полагаю, что гордость не позволяет ей этого.

– Так это прекрасно, Джинжер, – заметил Сам, – тебе только остается сделаться кулачным бойцом.

– Если я еще услышу твои глупости… – воскликнул Джинжер, подскочив на постели.

– Вот это справедливо, – сказал Сам. – Хватай за горло каждого, кто будет стараться сделать тебе добро. Как это на тебя похоже, Джинжер. Что мешает тебе сказать ей, что ты кулачный боец из Австралии или тому подобное? Она никогда не узнает, что это неправда.

Сам встал с постели и поднял руки, так как Джинжер направился к нему; но когда оказалось, что он хотел только пожать Саму руку, то Сам похлопал его по спине и улыбнулся.

– Попробую. – сказал Джинжер. – Я готов произнести какую угодно ложь ради нее. Ах, Сам! ты не знаешь, что значит любовь.

– И я ее знавал, – возразил Сам и, усевшись снова на постель, принялся рассказывать своим товарищам о всех любовных приключениях, какие мог припомнить, пока Питер Руссет, утомившись наконец слушать, не сказал, что, смотря на него теперь, трудно поверить, что он был так опасен для девушек и что его теперешнее лицо служит ему в осуждение.

Услыхав это, Сам замолчал, но среди ночи имел неприятность с Питером, так как разбудил его, чтобы сообщить то, что он только что подумал о его лице.

Чем больше Джинжер думал об идее Сама, тем больше она нравилась ему и в следующий же вечер он повел Питера Руссета к "Веселым Лоцманам". Он заказал портвейн, который считал напитком более высокого класса, чем пиво, и тогда Питер Руссет заговорил с мисс Тукер сообщил ей, что Джинжер кулачный боец из Сиднея, где он побил всех, кто выступал против него.

Девушка по-видимому моментально изменила свои чувства к Джинжеру и ее красивые черные глаза с таким восхищением взглянули на него, что с ним чуть не сделалось дурно. Она сразу же заговорила о его боях и, когда он наконец собрался с духом, чтобы попросить ее выйти с ним на прогулку в воскресенье, она видимо была в восторге.

– Это доставит мне очень милое развлечение, – сказала она улыбаясь. – Я когда-то прогуливалась с кулачным бойцом и с тех пор, как отказалась от него, начала думать, что мне уже никогда больше не придется иметь кавалера. Вы не можете себе представить, как мне было скучно.

– Должно быть, – согласился Джинжер.

– Вы вероятно чувствуете особую склонность к кулачным бойцам? – спросил Питер Руссет.

– Нет, – ответила мисс Тукер. – Не совсем так. Я, видите ли, не могу взять никакого другого кавалера ради его же безопасности.

– Почему? – спросил недоумевающий Джинжер.

– Почему? – повторила мисс Тукер. – Да из-за Биля же. Он так ужасно ревнив. После того, как я его бросила, я гуляла с молодым человеком по имени Смит. Он тоже был красивый, крупный, сильный молодец и я никогда не видывала такой перемены в человеке, какая приключилась с ним после того, как он попал в руки Биля. Я не могла поверить, чтобы это был он, и сказала Билю, что он должен стыдиться самого себя.

– А он что сказал? – спросил Джинжер.

– He спрашивайте меня, что он сказал, – ответила мисс Тукер, отвернувшись. – Не желая поддаваться, я еще попробовала выйти на прогулку с молодым человеком по имени Чарли Уэбб.

– Что случилось с ним? – спросил Питер Руссет, так как она замолчала.

– He могу говорить об этом, – ответила мисс Тукер, подняв стакан Джинжера и смахнув пыль с прилавка. – Он встретился с Билем и я увидела его шесть недель спустя, в тот момент, когда его отправляли из больницы в приморскую санаторию. После этого Биль исчез.

– И он далеко уехал? – спросил Джинжер, стараясь говорить равнодушным тоном.

– О, он вернулся! – ответила мисс Тукер. – Вы будете видеть его достаточно часто, но прошу вас, во что бы то ни стало не выдавайте ему, что вы кулачный боец.

– Почему же? – спросил бедный Джинжер.

– Чтобы сделать ему сюрприз, – ответила мисс Тукер. – Пусть он набросится на вас, на свою погибель. Этот драчун получит урок, которого не ожидает. He бойтесь зашибить его. Подумайте о бедных Смите и Чарли Уэббе.

– Я думаю о них, – медленно произнес Джилжер. – Скажите… Биль… ловко… работает руками?

– Н-да, – ответила мисс Тукер. – Но конечно он далек от вашей марки, так как известен только в наших краях.

Она ушла, чтобы прислужить новоприбывшему гостю, а Джинжер Дик старался встретиться глазами с Питером, но никак не мог, и когда мисс Тукер вернулась, он сказал, что ему пора уходить.

– В воскресенье, ровно в четверть четвертого, здесь у входной двери, – сказала она. – И смотрите, не надевайте своего лучшего платья, потому что Биль наверное будет тут слоняться. Я об этом позабочусь.

Сказав это, она протянула руку Джинжеру и он почувствовал, как по его спине пробежала дрожь, продолжавшаяся все время, пока он не вернулся домой.

Он не знал, идти ли ему в воскресенье или не идти, и если бы не Сам и Питер Руссет, он вероятно остался бы дома. И не потому, что он был трусом, так как он всегда был готов пуститься в драку и вообще не плошал при этом, но он навел некоторые справки относительно Биля Лумма и убедился, что в его руках ему будет не лучше, чем котенку в зубах бульдога.

Сам и Питер были в восторге и говорили об этом как о дивертисменте, а старый Сам еще сказал, что будь он молодым, он бы вышел на бой с шестью Билями Луммами, прежде чем отказаться от девушки. Он собственными руками вычистил в воскресенье платье Джинжера, и, когда последний пришел, Сам и Питер последовали за ним в некотором отдалении, чтобы наблюдать за соблюдением правил боя.

Близ "Веселых Лоцманов" Джинжер увидел только одного мужчину, крепко сложенного молодца с толстой шеей, очень большими руками и носом, видевшим когда-то лучшие дни. Он пристально посмотрел на Джинжера, затем засунул руки в карманы брюк и плюнул на мостовую. Джинжер прошелся немного дальше двери, затем вернулся, и только что он подумал, что может рискнуть уйти, ввиду того, что мисс Тукер не выходила, как отворилась дверь и она показалась на пороге.

– Я не могла найти шпильки для шляпки, – сказала она, просовывая руку под локоть Джинжера и улыбаясь ему.

Прежде чем Джинжер успел произнести хоть одно слово, человек, которого он заметил, вынул руки из карманов и направился к нему.

– Отпустите руку этой дамы, – сказал он.

– He отпущу, – ответил Джинжер, так крепко прижимая руку мисс Тукер, что она чуть не вскрикнула.

– Отпустите ее руку и поднимите свои руки, – повторил парень.

– He здесь, – возразил Джинжер, который не спал всю ночь и думал, что ему делать, если он встретит Биля Лумма. – Если вы желаете подраться со мной, то нам следует это сделать там, где нас не прервут. Когда я нападаю на человека, то желаю, чтобы дело было чисто сделано.

– Чисто сделано! – возразил пораженный незнакомец. – Да знаете ли вы, кто я такой?

– He знаю, – ответил Джинжер, – да и знать не желаю.

– Меня зовут, – произнес парень медленно и отчетливо, – Билем Луммом.

– Какое ужасное имя! – воскликнул Джинжер.

– Иначе известен под прозванием Уаппингского боксера, – продолжал Биль, подставляя свое лицо прямо к лицу Джинжера и уставившись в него глазами.

– Хо! – фыркнул Джинжер, – любитель!

– Любитель? – закричал Биль.

– Так мы все в Австралии назвали бы вас, – сказал Джинжер. – Меня зовут Диком Дустером и я известен как сиднейский кулачный боец. Я убил трех человек на арене и ни разу сам не был побит.

– Ладно, поднимайте руки, – сказал Биль, сжимая кулаки и направляя их в физиономию Джинжера.

– Говорю вам, что не на улице, – возразил Джинжер, продолжая крепко держаться руки мисс Тукер. – На днях я заплатил пять фунтов штрафа за то, что побил одного человека на улице, и судья сказал мне, что во второй раз я так легко не отделаюсь. Вы найдете какое-нибудь хорошее, спокойное местечко и в один прекрасный день я с удовольствием собью с вас голову.

– Я бы предпочел, чтобы вы сбили ее сейчас, – сказал Биль. – Я не люблю ожиданий.

– В четверг после полудня, – произнес Джинжер очень твердым голосом. – Тут есть один или два джентльмена, желающих взглянуть на образчик моей работы прежде, чем держать за меня пари, и мы можем соединить приятное с полезным.

С этими словами он удалился вместе с мисс Тукер, а Биль Лумм остался на мостовой, почесывая затылок и смотря ему вслед, точно он не знал, как это все понять. Биль простоял так добрых пять минут, затем, спросив Сама и Питера, которые стояли тут же и слушали их разговор, не нужно-ли им чего-нибудь, отправился расспрашивать своих товарищей, что они знают о сиднейском кулачном бойце.

Джинжер Дик был так покоен и доволен, что Сам и Питер вовсе не могли его понять. Он даже не хотел практиковаться в боксировании об подушку, которую снарядил для него Питер, и когда получил от Биля Лумма извещение о том, что найдено спокойное место на болотах Ли, то он одобрил его как очень удобное.

– Ну, Джинжер, я должен сказать, что мне нравится твоя смелость, – сказал Питер Руссет.

– Я всегда говорил, что Джинжер храбр, – сказал Сам.

Джинжер кашлянул и попробовал улыбнуться свысока. Наконец он сказал:

– Я думал, что у вас больше смекалки. Неужели вы воображаете, что я пойду?

– Что?! – воскликнул старый Сам негодующим тоном.

– Неужели ты уклонишься от боя? – спросил Питер.

– Уклонюсь, – ответил Джинжер. – Если вы воображаете, что я собираюсь быть разбитым вдребезги кулачным бойцом ради того, чтобы показать свою храбрость, то ошибаетесь.

– Ты должен идти на бой, Джинжер, – сказал старый Сам очень строго. – Теперь слишком поздно отступать. Подумай о девушке. Подумай о ее чувствах.

– Ради твоего доброго имени, – добавил Питер.

– Я никогда не буду больше разговаривать с тобой, Джинжер, – продолжал старый Сам, сжимая губы.

– И я также, – прибавил Питер Руссет.

– Подумать, что нашего Джинжера назовут трусом, – сказал старый Сам, содрогнувшись, – да еще в присутствии девушки.

– Самой прелестной девушки в Уаппинге, – прибавил Питер.

– Послушайте, – вскипел Джинжер, – замолчите-ка вы оба. Я не пойду и конец. Я не боюсь обыкновенного человека, но избегаю кулачных бойцов.

Старый Сам сел на край своей постели и изображал собой истинную картину отчаяния. Наконец он сказал:

– Джинжер, ты должен идти ради меня.

– Ради тебя? – переспросил Джинжер, вытаращив глаза.

– Я рискнул деньгами, – отвечал Сам. – To же самое сделал и Питер. Если ты не пойдешь, то все пари будут сняты.

– И это будет для вас барышом, – сказал Джинжер. – Если бы я пошел на бой, то вы, как пить дать, проиграли бы.

Старый Сам кашлянул и посмотрел на Питера; Питер кашлянул и посмотрел на Сама.

– Ты не понимаешь, – мягко заговорил Сам. – He часто приходится в нынешние тяжелые времена добыть себе денег.

– Поэтому мы поставили все свои деньги на Билля Лумма, – прибавил Питер. – Это самый верный и самый легкий способ заработать. Видишь ли, мы знаем, что ты не кулачный боец, а другие этого не знают.

Бедный Джинжер посмотрел на них, а затем назвал их всеми возможными словами, какие только приходили ему на язык, но они, поглощенные мыслями о барыше, не обратили на это никакого внимания. Они позволили ему свободно высказаться, а на ночь привели с собой еще двух матросов, державших пари против Джинжера и, несмотря на это, так полюбивших его, что они не намерены были расстаться с ним до окончания боя.

Джинжеру пришлось уступить, и на следующий день, в двенадцать часов, они все отправились к назначенному месту. Мистер Вебсон, – хозяин "Веселых Лоцманов", коротенький, жирный мужчина лет пятидесяти, с которым Джинжеру приходилось разговаривать раза два, отправился вместе с ними и все время, до станции, не переставал восхвалять выбранное место: оно очень удобно для такого рода времяпрепровождения, совершенно уединенное, с прелестной мягкой травкою для падения побитого, над головами неумолчно поют жаворонки.

Компания села в поезд на Гомертон, и так как был уже полдень, то носильщики были поражены, увидев, какое множество людей едет этим поездом. Удивлен был и Джинжер. Тут были хозяева половины Уаппингских трактиров и все они курили длинные сигары. Два полисмена с доков, сменившиеся с полудня, в частном платье, – один с неистовой зубной болью, а другой с умирающим младенцем. Все были игривы как котята, а хозяин "Веселых Лоцманов" указал Джинжеру, какие в сущности благоразумные люди полисмены. Кроме этой публики было еще множество матросов, даже шкиперов и они почти все тоже курили длинные сигары и поглядывали на Джинжера одним глазком, а на уаппингского боксера другим.

– Бейте сильно и прямо, – сказал тихим голосом хозяин Джинжеру, когда они вышли из вагона и пошли по дороге. – Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую простуду, – ответил Джинжер, поглядывая на боксера, шедшего впереди, – раздирающую головную боль и острую боль во всей левой ноге. He думаю…

– Ну, это ничего, – возразил хозяин. – Вам стоит только крепко бить. Если вы победите, то мне в карман попадет сто фунтов, и я уделю вам пятифунтовик. Понимаете?

Они прошли по нескольким переулкам, шедшим в различных направления, и, перебравшись через реку Ли, попали на болота. Действительно место было, как сказал хозяин, словно нарочно сделано для боя.

Небольшого роста парень из Майль-Энда был выбран третейским судьей, а Билль Лумм, сняв платье, стоял и смотрел, как Джинжер раздевается, медленно складывая свою одежду. Затем они двинулись навстречу друг другу, причем Билль шагал более крупными шагами чем Джинжер, и они пожали друг другу руку, после чего Билль моментально одним ударом перевернул Джинжера вверх тормашками.

Хозяин "Веселых Лоцманов", поставивший на Джинжера, на коленях ухаживал за ним и говорил, что это совсем ничего и что кровотечение из носа признак здоровья!

Но случилось так, что Джинжер настолько обезумел, что не нуждался больше в подбадривании, а хотел только одного – убить Билля Лумма.

В следующей схватке он получил два-три удара, от которых у него зазвенело в голове, но затем, овладев собой, он попал прямо в цель, запустив кулак в челюсть Билля, что удивило их обоих: Билля потому, что он не ожидал, что Джинжер может бить так сильно, Джинжера потому, что он не думал, чтобы кулачные бойцы имели какие-нибудь чувства.

Они сцепились и вертелись, а хозяин похлопал Джинжера по спине и сказал, что если у него будет когда-нибудь сын, он желает, чтобы этот сын походил на него.

Джинжер был удивлен своими собственными действиями, а также были удивлены старый Сам и Питер Руссет, и когда Джинжер в шестой раз повалил Билля, Сам побледнел как смерть. Джинжер был весь в отметинах, но он прилип к своему противнику, и оба полисмена, которые поставили свои деньги на Билля Лумма, заговорили о своих обязанностях и о том, что следует остановить бой.

На десятой схватке Билль ничего не видел, и даром тратил силы, нанося удары по воздуху, а один раз даже по третейскому судье. Джинжер, выждав удобный момент, нанес страшный удар в подбородок Билля, повалил его и затем оглянулся, отыскивая колени хозяина.

Билль сделал вид, что хочет подняться, когда было провозглашено: "начинай", но не мог, и третейский судья, державший платок у носа, заявил, что победа осталась за Джинжером.

To был самый торжественный момент в жизни Джинжера Дика. Он сидел как царь, страшно улыбаясь, и голос Сама, платившего свой проигрыш, звучал для него как музыка, несмотря на слова, которые тот нашел удобным произнести. Питера же Руссета так трудно было заставить раскошелиться, что, казалось, завяжется новый кулачный бой, но он в конце концов все-таки расплатился и ушел, сказав Джинжеру часть того, что думает о нем.

Много было ссор, но все-таки платежи были произведены наконец, a хозяин "Веселых Лоцманов", бывший в отличном настроении вследствие выигранных им денег, отдал Джинжеру обещанные пять фунтов и довез его в кэбе домой.

– Славно ты работал, парень, – сказал он. – Нет, не улыбайся. Когда ты улыбаешься, кажется, будто голова сейчас свалится с твоих плеч.

– Надеюсь, что вы расскажете мисс Тукер, как я боролся, – попросил Джинжер.

– Расскажу, парень; но тебе лучше, ради вас обоих, не видать ее некоторое время.

– Я думаю, что мне надо полежать денька два в постели, – сказал Джинжер.

– Это самое лучшее, что ты можешь сделать, – одобрил хозяин, – и, смотри, никогда больше не выходи на бой с Биллем Лумом. Держись подальше от него.

– Это почему? Я побил его один раз, могу побить его и в другой раз, – обиделся Джинжер.

– Побить его? – повторил хозяин и вынул изо рту сигару, как будто собирался заговорить, но снова вложил ее в рот и выглянул в окошко.

– Да, побить его, – повторил Джинжер. – Вы присутствовали и видели.

– Он нарочно допустил, чтобы ты его победил, – шепотом объяснил хозяин. – Мисс Тукер узнала, что ты не кулачный боец (по крайней мере, я это узнал от нее) и сказала Биллю, что если он действительно настолько сильно любит ее, что сможет покорить свою греховную гордость, допустив, чтобы ты победил его, то она будет иного о нем мнения. Господи, да он мог, если бы пожелал, в одну минуту смять тебя. Он только играл с тобою.

Джинжер выпучил на него глаза, точно не верил своим ушам.

– И г р а л? – повторил он, легонько дотрагиваясь кончиками пальцев до своего лица.

– Да, – подтвердил хозяин, – и если он когда-нибудь снова ударит тебя, то ты убедишься, что я говорю правду.

Джинжер опустился как мешок и попробовал думать. Затем он произнес слабым голосом:

– Собирается-ли мисс Тукер снова водить с ним компанию?

– Нет, – ответил хозяин, – можешь быть спокоен на этот счет.

– Так значит, если я выйду с нею гулять, то мне снова придется драться с Биллем, – сказал Джинжер.

Хозяин обернулся к нему и потрепал его по плечу, ласково говоря:

– He волнуйся, парень, раньше времени и смотри, ради нас всех, – держи про себя то, что я тебе сказал.

Хозяин довез Джинжера до его квартиры, пожал ему руку и, дав его хозяйке шиллинг, приказал ей достать бифштекс и наложить его на физиономию своего жильца. Джинжер прямо лег в постель и то, как он обошелся с хозяйкой, когда она принесла ему зажаренный бифштекс, доказывало, до чего он был расстроен.

Прошла неделя, прежде чем он мог рискнуть показаться на глаза мисс Тукер. Наконец в один прекрасный день, в семь часов вечера, он почувствовал, что больше не может ждать и, почистив себя в продолжение целого часа, отправился к "Веселым Лоцманам".

Он был так счастлив, думая о том, как снова увидит ее, что совершенно забыл о Билле Лумме, и его поразило как ударом грома, когда он увидел своего врага у дверей трактира. Билль, увидя Джинжера, вынул руки из карманов и пошел к нему навстречу.

– He хорошо сегодня, товарищ, – сказал он и, к великому удивлению Джинжера, пожал ему руку.

– He хорошо? – переспросил Джинжер выпучив глаза.

– Нет, – ответил Билль. – Он сидит в задней комнатке как улитка в своей скорлупе; но мы рано или поздно извлечем его.

– Его? Кого? – спросил Джинжер, все более и более недоумевая.

– Кого? – повторил Билль. – Да Вебсона, хозяина. He может быть, чтобы вы ничего не слыхали.

– Слыхал, что? – спросил Джинжер. – Я ровно ничего не слышал. Я всю неделю сидел дома из-за… сильной простуды.

– Вебсон и Юлия Тукер повенчались вчера в одиннадцать часов утра, – проговорил Билль Лумм хриплым голосом. – Когда я подумаю о том, как меня провели и что я выстрадал, то чувствую, что схожу с ума. Благодаря мне он выиграл сто фунтов, а затем получил девушку, из-за которой я согласился быть опозоренным. Мне и прежде приходило в голову, что он поглядывает на нее.

Джинжер Дик не сказал, ни слова. Он пошатнулся, оперся о стену, дико выпучив на Билля Лумма глаза, смотрел на него в течение добрых трех минут, а затем поплелся назад к себе на квартиру и снова лег в постель.

The Third String (1903)