Текст книги "Капитан "Оспрея" и другие рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Предложение

I.

Мистер Роберт Клерксон сидел задумчиво у камина и курил. Он только что вернулся с похорон своего соседа, с которым прожил всю жизнь бок-о-бок и который оказался его счастливым соперником в любви. Он сидел и думал о том, как жизнь человека недолговечна, и как иногда смерть его доставляет оставшимся после него хлопоты и заботы.

Размышления его были прерваны громким стуком в дверь, выходившую прямо на улицу. В ответ на его предложение войти, дверь эта тихо отворилась и на пороге показался средних лет человек небольшого роста, с грустным и задумчивым выражением лица. Он вошел медленно, неслышно и тихо затворил за собою дверь.

– Добрый вечер, Боб, – проговорил он трогательным голосом. Я зашел посмотреть, как ты себя чувствуешь после похорон. Бедный наш Фиппс! И подумать только, что его уже больше нет среди нас! Я почти скорее согласился бы умереть сам, чем потерять его, но, конечно, только "почти".

Мистер Клерксон молча кивнул головой.

– Сегодня здесь, а завтра там, – продолжал мистер Смисон, садясь на стул. – Итак, наконец-то она будет принадлежать тебе, бедняжка!

– Да, он сам пожелал этого, – ответил мистер Клерксон глухим голосом.

– Какое великодушие с его стороны, – заметил его собеседник, – все говорят это… Скажи пожалуйста, сколько лет прошло с тех пор, как вы оба стали ухаживать за ней?

– В июне будет ровно 30 лет, – ответил мрачно хозяин.

– Вот что значит выдержка и терпение, – продолжал опять мистер Смисон, – ведь, если бы ты походил на других и уехал бы отсюда, где бы ты находился в данное время? И пропала бы тогда награда за твою верность и долготерпение! Фиппс превосходно обеспечил свою жену.

– Обеспечил? – воскликнул мистер Клерксон. – Да ведь он ничего не оставил ей, кроме обстановки и 50 фунтов стерлингов, которые ей выдадут из страхового общества, – вот и все.

Мистер Смисон смущенно заерзал на своем стуле и нерешительным голосом проговорил:

– Я, собственно, намекал на то, что он обеспечил ее, дав свое согласие на ее брак с тобой.

– Ага! – воскликнул хозяин, – да, да, конечно!

– А ведь она была прехорошенькая в дни молодости, не правда ли?

Мистер Клерксон молча кивнул головой.

– И я уверен в том, что и теперь еще она кажется тебе такой же, как была раньше, – продолжал сентиментальный мистер Смисон. – Вот это всегда и удивительно в любви! На этот раз ты можешь быть спокоен, Боб, она не уйдет от тебя.

Мистер Клерксон задумался, мрачно уставившись на огонь. Тридцать лет подряд он играл роль отвергнутого ухаживателя и верного друга. Он рассчитывал играть эту роль по крайней мере лет 50 или 60. Он сожалел о том, что у него не хватило мужества отвергнуть нелепое предложение, сделанное ему покойным Фиппсом, или ответить сразу отрицательно на поздравления друзей, посыпавшиеся на него потом со всех сторон. А вышло так, что весь Литтл-Мольтон имел теперь право думать, что наконец-то его верное, любящее сердце, после тридцати лет ожидания и мучений, будет вознаграждено по заслугам. Общественное мнение утверждало, что покойный Фиппс поступил в высшей степени великодушно, еще при жизни сосватав свою жену и ее верного поклонника.

– Уже поздно для меня начинать новую жизнь, – сказал, наконец, мистер Клерксон задумчиво.

– Лучше поздно, чем никогда, – подхватил весело его собеседник.

– Что-то говорит мне, что я недолго проживу на этом свете, – проговорил мрачно мистер Клерксон, враждебным взором окидывая своего гостя.

– Какие пустяки! – воскликнул тот, – вот ты женишься, так эти мрачные мысли пропадут сами собой. Ты будешь не один, будет с кем прожить те деньги, которые ты скопил.

– Я вовсе не собираюсь проживать своих денег с кем бы то ни было. А накоплено у меня немало. У меня вот этот дом, где я живу, затем три дома в Тернерс Лэн и наконец в банке у меня около шестисот фунтов стерлингов.

Глаза мистера Смисона засверкали.

– Я подумывал о том, – медленно и с расстановкой продолжал Клерксон, – чтобы оставить все свое состояние какому-нибудь честному, трудолюбивому человеку, обремененному большой семьей. Впрочем, теперь об этом не стоит и говорить.

– Кому ты хотел оставить все? – едва слышно прошептал мистер Смисон, стараясь совладать со своим волнением.

Но мистер Клерксон покачал головой.

– Об этом не стоит теперь говорить, Джордж, – продолжал он грустно, не без злорадства поглядывая на своего приятеля, – ведь теперь я должен буду оставить все своей жене. Впрочем, может быть, это и к лучшему, не стоит заботиться о других.

– Какие пустяки, – резко промолвил мистер Смисон, – кому ты хотел оставить все, говори!

– Тебе, Джордж, – грустно и ласково ответил мистер Клерксон.

– Мне? – воскликнул тот, задыхаясь от радости. – Мне?

Он вскочил с места, бросился к своему другу и стал горячо пожимать ему руки.

– Я очень жалею, что сказал тебе об этом, Джордж, – отвечал мистер Клерксон, очень довольный своей маленькой местью. – Ведь я только напрасно огорчил тебя, ведь все равно этого не может быть теперь.

Мистер Смисон мрачно скрестив руки за спиной, глубоко задумался, глядя в огонь.

– По-моему, Фиппс поступил очень беззастенчиво, – проговорил он наконец медленно, – это прямо нахально с его стороны: возложить на тебя все заботы о своей жене. Многие не согласились бы на это. Ты слишком добр, Боб, вот в этом вся и беда.

Мистер Клерксон вздохнул.

– А он и воспользовался этим, – продолжал его приятель возмущенным тоном. – Если бы я был на твоем месте, я бы не женился на ней, я бы ей так и сказал это прямо в лицо. Ведь если хочешь, это даже неблагородно по отношению к ней: бедная женщина, она никогда не простит тебе этого обмана!

– Но ведь все уверены в том, что свадьба состоится, – заметил мистер Клерксон.

– Пускай каждый заботится о себе и не вмешивается в чужие дела, – резко оборвал его мистер Смисон, – послушай Боб, если мне удастся выручить тебя из этой западни, кто поручится мне, что ты действительно оставишь все свое состояние мне?

– Если тебе действительно удастся выручить меня, – с жаром произнес мистер Клерксон, – то я ручаюсь тебе, что все мое состояние без остатка перейдет к тебе после моей смерти. У меня нет родных и мне положительно все равно, кому оно достанется после меня.

– Это верно, что ты говоришь? – спросил его Джордж, пристально глядя ему в глаза.

– Это так же верно, как то, что я сижу здесь, – отвечал, мистер Клерксон, ударяя себя в грудь.

Они пожали друг другу руки.

II.

Долго еще после того, как ушел его гость, мистер Клерксон все еще сидел у камина и думал. Как одинокий человек, он довольствовался весьма малым и мог жить на свои сбережения, но, как мужу м-с Фиппс, ему снова придется приняться за прежние занятия, которые он бросил вот уже три года назад. М-с Фиппс обладала характером столь решительным, что не раз уже он благодарил Бога за то, что она выбрала когда-то в мужья не его, а его друга.

Медленно, но чувствительно, она уже сковывала его своими узами. Два дня спустя после похорон вдова уехала на шесть недель к своей сестре, но радость, испытанная им при известии об этом отъезде, была испорчена с самого начала тем, что он должен был доставить вдову и ее вещи на вокзал и проводить ее. Она оставила ему ключ от своего дома и строго наказала, чтобы он каждый день ходил поливать ее герани, а две канарейки были перенесены к нему в дом, чтобы он мог все время ухаживать за ними и смотреть, чтобы они не скучали без своей хозяйки.

– Она это сделала нарочно, – со злостью говорил мистер Смисон, – она старается связать тебя по рукам и ногам.

Мистер Клерксон только грустно поник головой и заметил:

– Я надеюсь на тебя, Джордж.

– А что, если ты забудешь полить герани и дашь умереть канарейкам, как будто они скончались с тоски по ней? – предложил ему вдруг приятель, нерешительно посматривая на него.

Но мистер Клерксон только содрогнулся.

– Ведь это было бы своего рода предостережением для нее, не так ли?

Мистер Клерксон вынул из кармана несколько писем, положил их на камин и грустно произнес:

– Она пишет мне каждый день о своей герани и о канарейках, а я должен отвечать ей, – так как же я могу забыть полить цветы или накормить птиц?

– Надеюсь, она не пишет тебе ничего про свадьбу? – с испугом осведомился мистер Смисон.

– Нет, она сама ничего не пишет об этом, но зато я получил два письма от ее сестры.

Мистер Смисон вскочил с места и взволнованно прошелся раза два по комнате.

– Вот так женщины всегда поступают! Они никогда не просят ничего прямо, а идут окольными путями.

Мистер Клерксон только вздохнул.

– Да, и сестра ее пишет, что бедная вдова ни за что не хочет выехать из того дома, где она была так счастлива, и какой бы для нее был сюрприз, если бы я этот дом к ее приезду отделал бы заново.

– Так, значит, она решила, что ты должен жить в ее доме, когда женишься на ней? – спросил Смисон задумчиво.

Мистер Клерксон, с сожалением посмотрел на свою комфортабельную комнату, где он сидел, и еще раз вздохнул.

– Она пишет еще, чтобы я переговорил насчет отделки дома с обойщиком Дигсоном.

Мистер Смисон снова зашагал по комнате, потом вдруг остановился и спросил:

– Ты никогда не обещал жениться на ней?

– Нет, все это решили без меня, и не говорил никогда ни слова о свадьбе. Ведь не мог же я сказать Фиппсу, что не хочу жениться на ней, когда все стояли вокруг постели умирающего и смотрели на него, как на героя, поразившего всех своим великодушием.

– В таком случае она не может сама назначить день свадьбы, пока ты не заговоришь об этом, и поэтому ты должен быть осторожен и ничего не обещать ей. И как только она напишет, что возвращается домой, ты уезжай в Лондон и оставайся там как можно дольше.

III.

Мистер Клерксон в точности исполнил это предписание и, когда м-сс Фиппс вернулась домой, она узнала, что Клерксон три дня назад уехал в Лондон по делам, оставив герань и птиц на попечение мистеру Смисону. Но из рук последнего она получила только пустую клетку с подробным описанием того, как вылетели обе птички, а герань оказалась засохшей и никуда не годной.

– Это случается иногда с цветами, – заметил мистер Смисон, – и когда они начнут гибнуть, их уже ничего не может спасти.

М-сс Фиппс поблагодарила его.

– Вы очень любезны, что приняли на себя все эти заботы, – сказала она. И если когда-нибудь вам придется поручить мне что-нибудь в свою очередь, я с удовольствием приму на себя эту обязанность. Когда вернется мистер Клерксон, он говорил вам об этом?

– Он еще сам не знает, когда вернется, – стремительно заявил мистер Смисон, – он может быть пробудет в отсутствии один месяц, а может быть и полгода. Все зависит от того, как пойдут его дела.

– Он поступил чрезвычайно деликатно, – сказала м-сс Фиппс, – я положительно тронута его вниманием.

– Деликатно? – переспросил мистер Смисон с недоумением.

М-сс Фиппс утвердительно кивнула головой.

– Вы не знаете его так хорошо, как я, – проговорила она с любовью, – он уехал из-за меня, я в этом уверена.

Мистер Смисон только сжал губы и ничего не сказал.

– Когда он почувствует, что время настало, он вернется сам, – продолжала его собеседница, поднимая глаза к небу. – Он пожертвовал ради меня своими удобствами и уехал, я этого никогда не забуду.

Мистер Смисон недоверчиво кашлянул.

– Я ничего не буду делать в доме до его возвращения, – продолжала м-сс Фиппс, – я уверена, что он хочет присутствовать сам при ремонте дома, он так любил его всегда. Да, никогда не знаешь, что ждет нас впереди!

Мистер Смисон передал весь этот разговор письменно в Лондон мистеру Клерксону, и продолжал и дальше сообщать ему о всех дальнейших поступках вдовы. Благодаря просьбам и убеждениям, ему удалось таким образом продержать мистера Клерксона в Лондоне целых три месяца. Но в это время в Литтл-Мольтоне уже поднялись разговоры.

– Они уже начинают подозревать, в чем дело, – сказал мистер Смисон своему другу в день его приезда из Лондона, когда они опять сидели вместе в его уютной комнатке. – И если ты будешь вести себя осторожно и обдуманно, скоро и она поймет, в чем дело. Ведь, к счастью, она не может назначить дня свадьбы, раз ты еще не делал ей формального предложения.

Мистер Клерксон согласился с его доводами и, когда на другой день посетил вдову, то был с ней так холоден и формален, что она решила, что дела в Лондоне расстроили его. В гостиной обои были уже содраны и мистер Дигсон, обойщик, белил стены.

– Я подумала, что с этим нечего ждать, – заявила м-сс Фиппс, – ведь стены белят везде одинаково, но завтра мистер Дигсон принесет обои и вы придете помочь мне выбрать их.

– По почему вы сами не выберете их? – нерешительно заметил мистер Клерксон.

– Ведь я уже говорил ей это, – сказал Дигсон, поглаживая свою черную бороду. – Что понравится вам, понравится, конечно, и ему, а если нет, вы должны сделать, так, чтобы это ему понравилось.

– Но, может быть, вы сами поможете выбрать, – обратился к нему мистер Клерксон, с чуть заметной дрожью в голосе.

Мистер Дигсон спустился с лестницы, на которой стоял, и сказал:

– Ведь это и я ей говорил. Если бы м-сс Фиппс послушалась меня, я бы так отделал ей домик, что она и не узнала бы его.

– Ах, мистер Дигсон, вы так любезны, – с ужимкой заметила вдова.

– Нисколько, сударыня, я буду только счастлив, если мне удастся угодить вам.

Мистер Клерксон посмотрел на обоих и вдруг в голове его мелькнула странная мысль:

"Ведь он – вдовец, она – вдова, вот бы и поженились, что могло быть лучше этого?".

Конечно, мысль его была несколько фантастична, но, тем не менее, она могла осуществиться на деле, а ведь в таком случае все обойдется без помощи Смисона, и он не будет ему ничем обязан.

В конце недели надежды его стали заметно осуществляться. Ребенок, и тот увидел бы, насколько увлечение Дигсона было сильно, а м-с Фиппс, как известно, была уже далеко не ребенком. Мистер Клерксон с радостью соглашался с тем, что Дигсон гораздо лучше и красивее его и годится ей больше в мужья, чем он. Насколько он мог судить, вдова была того же мнения. Во всяком случае, она перестала даже намекать на предстоящую свадьбу с ним. Однажды он видел даже, как она сама красила дверь, а Дигсон помогал ей водить кистью. Он радостно улыбнулся и, успокоенный, пошел домой.

– Доброе утро, – раздался вдруг за ним чей-то голос.

– Доброе утро, Бигнель, – ответил он, узнавая одного из своих приятелей.

– Когда же, наконец, свершится событие? – спросил его тот.

Мистер Клерксон нахмурился.

– Что должно свершиться? – спросил он мрачно.

Мистер Бигнель понизил голос и прошептал ему на ухо.

– Ты должен торопиться, иначе ты потеряешь ее, запомни мои слова. Разве ты не видишь, что Дигсон ухаживает за ней?

Мистер Клерксон только пожал плечами.

– Он рассчитывает на ее деньги, – продолжал его собеседник, осторожно оглядываясь кругом.

– Деньги? – переспросил Клерксон, – но ведь у нее нет денег.

– Ну да, кому это знать, как не тебе! Я хотел только предупредить тебя, а, впрочем, это твое дело. Через полгода она будет кататься в своем экипаже: она самая богатая женщина во всем Литтл-Мольтоне!

Мистер Клерксон остановился и подозрительно взглянул на своего собеседника.

– Дигсон как-то напился недавно вечером и рассказал мне все, – продолжал тот, – она еще сама не знает, что ее ждет богатство от дяди со стороны матери. Но она каждую минуту может узнать это.

– Но откуда же Дигсон узнал это? – спросил Клерксон в недоумении.

– Этого он мне не говорил, но во всяком случае ведь не за ней же он ухаживает, а за ее деньгами. Только, пожалуйста, никому не говори, что я рассказал тебе все это.

Он пошел дальше, а мистер Клерксон остался стоять среди улицы в глубоком раздумье. Придя немного в себя, он пошел дальше, потом вдруг остановился, подумал еще немного и быстрыми шагами направился назад, к дому м-сс Фиппс.

Час спустя он вышел оттуда уже женихом, день свадьбы был назначен. Он шел радостно и быстро, как человек, только что устроивший весьма выгодное дело.

* * *

Литтл-Мольтон – небольшой городок, и поэтому все новости распространяются в нем с необыкновенной быстротой, но все же не так быстро, как мчался мистер Смисон к дому Клерксона, как только новость о помолвке дошла до него. Он ворвался в комнату своего друга и, задыхаясь, молча смотрел на него.

– Ты слишком быстро бежал? – спросил мистер Клерксон неуверенным тоном.

– Что это значит? – произнес, наконец, Джордж, задыхаясь, – после всех моих трудов, после нашего договора?..

– Я изменил свое решение, – с достоинством произнес мистер Клерксон.

– Вот как!

– Я успел как раз во-время, – продолжал мистер Клерксон торжественно, – еще один день, и вероятно было бы уже поздно. Ведь и так мне пришлось убеждать ее почти целый час. Она говорила, что я совсем забыл о ней, что она решила, что я не хочу больше жениться на ней и т. п. Нелегкая выпала задача на мою долю, едва-едва удалось уговорить ее выйти за меня.

– Но ведь ты сам не хотел жениться на ней, ты сам мне это сказал! – воскликнул мистер Смисон.

– Ты не понял меня, – в замешательстве произнес его друг, – тут вышло маленькое недоразумение.

– Ведь я слышал, что Дигсон ухаживает за ней, – продолжал как бы в раздумье Смисон.

– Он хотел жениться на ее деньгах, – перебил его Клерксон горячо. – Но что такое? Что с тобой?

Мистер Смисон стоял перед ним молча, как пораженный громом.

– В чем дело? Что с тобой? Ты не здоров?

Мистер Смисон пошатнулся и опустился на стул.

– Слишком жарко в комнате? – спросил его недоумевающий хозяин.

Смисон только молча кивнул головой.

– Как я уже говорил, – продолжал мистер Клерксон доверчивым тоном. – Дигсон рассчитывал на ее деньги. Конечно, ее деньги не играют никакой роли для меня, хотя весьма возможно, что я тогда буду в состоянии сделать что-нибудь и для моих друзей, например, для тебя. Она получит эти деньги после какого-то дяди со стороны матери…

Мистер Смисон только глухо застонал, схватил свою шапку и бросился к двери, но Клерксон обхватил его двумя руками и силой вернул назад.

– Что с тобой случилось? – спросил он в недоумении.

– Представь себе, – воскликнул мистер Смисон с горечью, – я думал, что Дигсон самый большой дурак в нашем городе, – оказывается, я ошибся. Прощай!

Он открыл дверь и исчез. Мистер Клерксон с каким-то странным чувством ужаса долго смотрел ему вслед.

The Bequest (1910)

Перевод В. А. Магской

Весельчак

Ночной сторож был, по-видимому, не в духе. Движения его были медленнее обычного, а по меланхоличному выражению лица и по блеску мутных глаз, ясно было видно, что он расстроен и взволнован.

– Я должен был это предвидеть, – после долгого молчания, заговорил он. – Если бы только я вовремя все сообразил, то, вместо того, чтобы так торопиться помогать другим, я принял бы свои меры умнее и тогда этой кучке обезьянообразных швабр с корабля "Лицци и Анни" пришлось бы поискать кого-нибудь другого для своих шуток и насмешек.

Все это вышло из-за Тэта Соуера, молодого боцмана с корабля "Лицци и Анни". Положим, он сам себя так называет, но, конечно, не будь он зятем нашего шкипера, то его стали бы называть совсем иначе… Просто, выгнали бы вон. Мне пришлось несколько раз с ним говорить о том, о сем, ну а в последний раз я так обругал его, что настоящий мужчина этого никогда не простит… даже такая стриженая обезьяна, как он. Ну и отомстил же он мне…

Мы поссорились в предпоследний раз, как они здесь были; когда они снова приехали сюда на прошлой неделе, я ясно заметил, что он не забыл обиды. Встретив меня, он сделал вид, что не видит меня; когда же я ему объяснил, что я с ним сделаю, если он еще раз подвернется мне под руку, он ответил, что принял меня за мешок с картофелем, прогуливающийся на паре кем-то выкинутых ног. Мерзкий же у него язык… глупый… мерзкий…

После этого я, конечно, перестал на него обращать внимание, что его очень рассердило. Все что я мог сделать, я сделал: заставив его прождать, – когда он звонил у ворот в эту ночь, – с без четверти 12-ти ночи до половины первого, пока я, наконец, услышал звонок и открыл ему.

После того, как я его впустил, мы с ним проговорили с полчаса. По крайней мере, он говорил. Когда я замечал, что он уставал, я произносил "пст", и он подбодрялся и становился опять таким же свежим, как и раньше. В конце концов, он окончательно запнулся и отправился на борт, грозя мне своими маленькими кулаченками, и, сказав мне, что расправился бы со мною, как следует, если бы не боялся неприятных толков.

На следующий вечер, придя на службу, я остановился у ворот, чтобы многозначительно улыбнуться ему, когда он будет проходить мимо. Нет ничего обиднее подходяще состроенной улыбки; но милорд не показывался и, улыбнувшись по ошибке какому-то извозчику, я вынужден был скрыться на некоторое время, пока тот не ушел.

Когда я снова вышел, то на берегу никого не было, так что я спокойно уселся за воротами, но не успел я взяться за свою трубку, как увидел мальчишку, подходившего ко мне с сумкой в руках. Красивый мальчуган, лет 15-ти, мило одетый в костюм из саржи. Я не успел оглянуться, как он оказался уже около меня и, поставив свою сумку, посмотрел на меня с застенчивой улыбкой.

– Добрый вечер, капитан, – сказал он.

Не он первый делал эту ошибку; люди постарше его принимали меня за капитана.

– Добрый вечер, мой мальчик, – ответил я.

– Не нуждаетесь-ли вы в кают-юнге, – дрожащим голосом сказал он.

– В кают-юнге? – переспросил я, – не нуждаюсь и нем.

– Я убежал из дому, чтобы попасть на море, – сказал он. – Теперь я боюсь, что меня преследуют. Можно мне пройти?

Прежде, чем я успел сказать нет, сумка и он уже прошли. Не успел я оглянуться, как он уже был в конторе и стоял там скрестив руки, еле переводя дух.

– Почему вы удрали из дому? – спросил я. – Разве они плохо обращались с вами?

– Плохо обращались со мною? – смеясь, произнес он. – Ну нет, я убежден, что мой отец бегает теперь по всему городу, и предлагает награду тому, кто меня отыщет. Он не отдал бы меня и за тысячу фунтов.

Тут я развесил уши; не отрицаю этого. Но всякий поступил бы так же.

– Присядь, – сказал я ему, положив на пол несколько книг за одной из конторок. – Садись и поговорим.

Мы долго говорили, но мне не удалось убедить его вернуться. Его голова была битком набита коралловыми островами, контрабандистами, пиратами и иностранными портами. Он сказал, что жаждет увидеть свет и летающих рыб.

– Я люблю синие волны, – твердил он. – Небесно-синие волны, вот чего я хочу.

Я старался напугать его, но он меня и слушать не хотел. Он сидел на книгах, как деревянный истукан и глядел на меня покачивая головой, а когда я ему рассказывал о бурях и кораблекрушениях, он лишь причмокивал губами, и синие глаза его сияли от радости. Немного погодя я понял, что только даром трачу время, убеждая его. Тогда я сделал вид, что согласен с ним.

– Я думаю, что сумею устроить тебя на корабле, где находится мой друг, – сказал я; – но, погоди, я непременно должен сначала узнать мнение твоего бедного отца по этому поводу. Я должен сообщить ему, что с тобой сталось.

– Но не прежде, чем я отплыву на корабле, – быстро проговорил он.

– Конечно, нет. Но ты должен дать мне имя и адрес твоего отца, и, как только корабль "Синяя Акула" – это название твоего корабля – скроется из виду, я ему немедленно пошлю письмо без подписи с указанием, где ты находишься.

В начале это ему не понравилось, и он сказал, что сам напишет, но, когда я заметил, что он может забыть написать, и что я, так сказать, отвечаю за него, то он согласился со мною и дал мне нужные сведения.

Оказалось, что его отца зовут мистер Ватсон, у него большой суконный магазин, на Коммерческой улице.

После этого я еще немного потолковал с ним, чтобы рассеять его подозрения, а затем попросил его подождать меня, сидя на том же месте, на полу, так чтобы его не было видно из окна, и ушел сказав, что сейчас пойду поговорить с моим другом, капитаном.

Выйдя из конторы, я задумался над тем, как лучше всего поступить в данном случае. Откровенно говоря, с дежурства на пристани я не имел права уходить, но с другой стороны нужно было непременно успокоить сердце отца. Размышляя таким образом, я подвигался вперед шаг за шагом и направился как можно быстрее на Коммерческую улицу.

Был теплый вечер. Я не встретил ни одного попутного омнибуса, так что мне пришлось пройти всю дорогу пешком, а так как я теперь уж не так молод, как раньше, то я с большим трудом дошел до Коммерческой улицы, причем весь вспотел.

Лавка оказалась порядочной величины комнатой, со странными, высокими, как для младенцев, стульями на очень высоких ножках с удивительно узкими сиденьями, – стульями для клиентов. У прилавка стояло несколько красивых девушек. Я подошел к одной из них и сказал ей, что мне необходимо видеть г. Ватсона.

– По частному делу, – добавил я. – Очень важному.

Она быстро взглянула на меня и подошла к высокому плешивому господину, с седыми бакенбардами и широким носом.

– Что вам угодно, – подходя ко мне, спросил он.

– Мне необходимо сказать вам пару слов по частному делу, – ответил я.

– Я общественными делами не интересуюсь, – возразил он. – Скажите, что вам нужно, да поторопитесь.

Я выпрямился и внушительно посмотрел на него.

– Вы, вероятно, еще не спохватились, что его нет?

– Спохватился, что кого нет, – сердито спросил он, – кого? – повторил он.

– Вашего сына, вашего голубоглазого сына, – произнес я, прямо глядя ему в глаза.

– Послушайте! – быстро произнес он. – Ступайте-ка немедленно вон! Как вы осмелились придти сюда, со своими глупостями? Что вы этим хотели сказать?

– Я думаю, – раздраженно сказал я. – Что ваш сын удрал от вас с намерением уплыть в море и я пришел за вами, чтобы свести вас к нему.

Он до того волновался, что, казалось, сейчас упадет в обморок; я находил это совершенно естественным в его положении. Кроме того, я заметил, что самая красивая из девушек и еще одна, были тоже близки к обмороку, причем употребляли невероятные усилия, чтобы этого не случилось.

– Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, – произнес он, наконец, – я вас выброшу вон.

– Прекрасно, – спокойно сказал я, – прекрасно; но, заметьте себе, что если только он утонет, вы никогда в жизни не простите себе, что из-за вашей вспышки вы пожертвовали своим "я" – сыном; у вас никогда не будет ни одной спокойной ночи. Кроме того, подумайте, что будет с его матерью.

Одна из этих глупых девушек вскочила и исчезла с быстротой сырой ракеты, а мистер Ватсон, отстранив меня жестом с дороги, с достоинством вышел из магазина. Я не знал, что мне дальше делать, но тут другая девушка сказала мне, что он холостяк, что у него нет детей, и, что, по-видимому, кому-то пришла охота воспользоваться моею простотою, и подставить мне ножку, – так она выразилась.

– Отправляйтесь-ка домой, – добавила она, – пока мистер Ватсон еще не вернулся назад.

– Это позор отпускать его одного, – сказала другая девушка. – Где вы живете дедушка?

Тогда я понял, как здорово попал впросак, и, притворяясь глухим, быстро направился к выходу, но тут-то я и столкнулся с возвращавшимся в сопровождении молодого полисмена, мистером Ватсоном; полисмен обратился ко мне с вопросом, что я хотел сказать своими глупыми словами. Он предложил мне поскорее отправиться домой, причем тяжело опустил свою руку на мое плечо, но для того, чтобы толкнуть меня, того, что он сделал, оказалось мало, поэтому он прибег к более серьезным мерам, но и тут ему удалось лишь немного сдвинуть меня с места.

Наконец, я пошел, ибо сам торопился домой, так как мне очень хотелось увидеть опять мальчишку; молодой полисмен сопровождал меня большой кусок пути, уговаривая быть осторожнее на будущее время.

Я вышел на Коммерческую улицу и сел в омнибус, но не в тот, который нужно было сесть, как оказалось впоследствии. В этом было мало хорошего, так что я совершенно измучился, пока добрался до пристани. Тут я на несколько минут остановился, чтобы перевести дух, и затем вошел в контору страшно взволнованный. Но на пороге остановился, как пораженный громом.

Мальчик исчез, а на полу, на том месте, где я его оставил, сидела прелестная, коротко остриженная девушка, лет 18.

– Добрый вечер, сэр, – вскочив на ноги, сказала она, испуганно глядя на меня. – Я очень огорчена, что мой брат вас обманул, он гадкий, злой, неблагодарный мальчишка… Придумал же он вам сказать, что мистер Ватсон его отец. Вы там были? Надеюсь, вы не очень устали?

– Где же он? – спросил я.

– Он удрал, – покачав головой, ответила она. – Я просила и умоляла его остаться здесь, но он не захотел, он сказал, что боится, как бы вы не обиделись на него. – Передай мой привет старику, Роли-Поли, и скажи ему, что я ему не доверяю.

Она казалась при этом такой испуганной, что я не знал, как мне быть. В конце концов, она не выдержала, и вынув свой маленький носовой платочек, начала плакать.

– О, верните его назад! Я не хочу, чтобы говорили, что я напрасно всю дорогу бежала за ним. Попробуйте еще раз его спасти, ради меня.

– Как же я могу его поймать, когда я не знаю, куда он удрал? – сказал я.

– Он пошел к своему крестному отцу, – прошептала она сквозь слезы. – Я обещала ему никому об этом не говорить, но я и сама не знаю, как лучше поступить.

– Прекрасно, его крестный, вероятно, его и удержит от безумного шага.

– Он ему ничего не скажет насчет своего плана, – возразила она, покачав своей маленькой головкой. – Он наверное пошел попробовать занять у него денег на дорогу.

Тут она заплакала навзрыд, и мне ничего не удалось добиться, кроме адреса крестного. Как я вспомню, каких это мне стоило трудов, я и сейчас чувствую себя совершенно обессиленным. Наконец, среди рыданий она проговорила, что крестного зовут мистером Киддем, и что живет он на Бридж-Стрит № 27.

Хотя путешествие мое на Бридж-Стрит и было легче, чем предыдущее, но к вечеру стало невероятно жарко, и я положительно изнемогал, когда достиг дома № 27. Мне открыла дверь хорошенькая опрятная женщина, но она была глуха, как пень, и мне пришлось, по крайней мере, раз двенадцать прокричать ей в ухо фамилию Киддем, пока она, наконец, его услышала.

– Он здесь не живет, – сказала она.

– Разве он отсюда выехал?

Она покачала головой и, попросив меня обождать, пошла за своим мужем.

– Никогда не слыхал о таком, – сказал он. – А мы здесь живем вот уже 17 лет. Вы убеждены, что номер дома 27?

– Конечно! – сказал я.

– Ну, хорошо, но здесь он не живет, – произнес он. – Почему вам бы не поискать его в доме № 37 или 47?

Я пошел искать, но 37 был совершенно пуст, а в 47 парень, при имени Киддема, чуть не заболел от смеха. Тогда я понял, что был опять обманут, и что девчонка оказалась не лучше своего брата.