Текст книги "Обзор Ветхого завета"

Автор книги: Уильям Ла Сор

Соавторы: Фредерик Буш,Дэвид Хаббард

Жанр:

Религия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 49 страниц)

Назад к карточке книги

ГЛАВА 6. ПЯТИКНИЖИЕ

Первые пять книг Ветхого Завета – Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие – называются Пятикнижием. Это слово соответствует греческому pentateuchos («пятитомник»), которое, в свою очередь, произошло от еврейского определения «пять пятых закона». Евреи называют его «Тора» (т. е. «поучение»), что часто переводится как «Закон», как оно и называется в Новом Завете (rp.nomos; например, Мф.5.17; Лк.16.17; Деян.7.53; 1 Кор.9.8). Это была важнейшая часть еврейского канона, авторитет и священность которой значительно превосходили Пророков и Писание.

Книги Пятикнижия не являются «книгами» в современном смысле слова, который подразумевает отдельные независимые объекты. Они сознательно предназначались быть частями единого целого, поэтому термин «пятикнижие» не только удобен, но и необходим. Однако, несмотря на единство в составе большего собрания, условное деление на пять частей – от Бытия до Второзакония – является важным не просто как удобный способ ссылок на текст, но также в связи с тем, что имеются четкие редакционные свидетельства в пользу того, что текст первоначально делился именно на эти пять "книг".[72]72
Сжатое, но основательное обсуждение редакционных свидетельств независимости деления на пять частей, а также свидетельство их намеренного объединения в содержательное целое, см. B.S. Childs, Old Testament as Scripture.pp. 128–131. Конечно, имело место и деление на более мелкие единицы, вызванное физическим ограничением длины при написании на одном свитке.

[Закрыть]

ЕДИНСТВО

Несмотря на некоторое внешнее несоответствие и сложности структуры и происхождения, более первичным и важным является всепокрывающее единство, наблюдаемое в Пятикнижии. Это единство обеспечивается цельным историческим повествованием, которое образует основную структуру Пятикнижия, его каркас, в который вмонтированы блоки юридических текстов. Ключ к разгадке этой центральной роли и важности повествования лежит в том, что Новый Завет, цитируя Ветхий Завет, как предпосылки и подготовку к деяниям Божиим во Христе, чаще всего указывает именно на последовательность Божественных действий от призвания Авраама до конца царствования Давида.[73]73
Так, G.E. Wright в книге "God Who Acts: Biblical Theology as Recital (Бог, который действует: библейское богословие как повествование) (SBT 8 (Chicago: 1952) стр.69 и далее) отмечает, что, несмотря на многочисленные цитаты и аллюзии Псалмов и Пророков, наиболее часто встречаются ссылки на Пятикнижие. Почти удивительно то, что разрушение Иерусалима, плен и восстановление в данной связи не упоминаются вовсе.

[Закрыть]

Краткие изложения или «исповедания» (по словам Г. фон Рада) этой последовательности Божественных деяний играют центральную роль в Писании, например, в обращении Павла к евреям в синагоге Антиохии Писидийской (Деян.13.17–41). В начале своего обращения (ст. 17–23) он делает исповедальный обзор деяний Божиих от Авраама до Давида, после чего он переходит непосредственно к Иисусу Христу. Таким образом, Павел подразумевает, что течение истории от патриархов до Давида является наиболее значительной частью Ветхого Завета, и что Христос является наивысшей точкой и исполнением искупительных замыслов Божиих, начало которым было положено еще тогда. В этой связи, весьма поучительно отметить несколько похожих изложений в Ветхом Завете, особенно во Второзаконии. Так, например, исповедание об установлении обряда начатков (Втор.26.5-10). Очень похожи слова Моисея в ответ на вопрос, который дети Израиля будут задавать касательно смысла закона (Втор.6.20–24). Имеют сходство с «исповеданием» также и слова исторического пролога Иисуса Навина к церемонии возобновления завета в Сихеме (Ис. Нав.24.2-13).

Обратите внимание на различное использование этого изложения в его различных вариантах. Однако оно содержит те же основные детали, исповедующие спасительные деяния Божий по отношению к Своему народу:

Бог избрал Авраама и его потомков (Деян.13.17; Ис. Нав.24.3) и обещал им землю Ханаанскую (Втор.6.23). Израиль пошел в Египет (Деян.13.17; Ис. Нав.24.4) и попал в рабство (Втор.6.21; 26.5), от которого их избавил Господь (Деян.13.17; Ис. Нав.24.5–7; Втор.6.21 и далее; 26.8). Бог привел Израиля в Ханаан, как и было обещано (Деян.13.19; Ис. Нав.24.11–13; Втор.6.23; 26.9). Это ничто иное, как повествовательная основа Пятикнижия в миниатюре! Это и есть план, который объединяет различные элементы, образуя строительные блоки Пятикнижия: обетование, избрание, избавление, завет, закон и земля.[74]74
Эта историческая основа показывает, что данные «богословские» термины не относятся к абстрактным идеям. Они не описывают вневременные вселенские истины, а конкретные исторические события, произшедшие с конкретным народом.

[Закрыть]

Единственным элементом, повсеместно присутствующим и являющимся центральным в этих символах или исповеданиях веры, является Исход, представляющий избавление и историческое осуществление Яхве избрания Израиля в качестве Своего народа. Это первое спасительное деяние Яхве, которое стало образцом для сравнения с другими спасительными деяниями (ср. Ам.2.4-10; 3.1 и далее; Иер.2.2–7; Пс.77.13–19; 78.12–55).

Исход из Египта образует ядро и является центральным событием Пятикнижия, показывающим как Яхве, драматическим избавлением Израиля у Чермного моря, избрал его "Своим уделом из всех народов" (Исх.19.5) и, в качестве их Бога, заключил с ними завет, используя Свое избавление, даруемое милостью, но не заслугами израильтян, как залог того, что Он будет принят ими; и заповедал им Свой закон в качестве их конституции. Все это записано в Исходе, Левит, Числах и Второзаконии. В книге Бытия (Быт. 12–50), своеобразный Пролог, где действуют Патриархи, устанавливает обетование, которое выполняется избавлением из Египта и дарованием земли. Обетование Аврааму о земле и государственности стоит в самом начале, указывая центральную тему и цель этой истории:

"И сказал Господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословение" (Быт. 12.1 и далее).

Эта двуединая тема повторяется снова и снова в цикле рассказов об Аврааме (ср. Быт.13.14–17; 15.2–5, 18–21; 17.7 и далее, и обновляется с каждым поколением Патриархов (Исаак, Быт.26.2–4; Иаков/Израиль, 28.13; 35.11–13; Иосиф и его сыновья, 48.1–6). Исполнение-избавление этого обетования начинается с Исхода (Исх.6.6–8) и обретает завершение в словах Господа, обращенных к Моисею в Пятикнижии. (Вт.34.1–4).

Замысел данного повествования становится ясным из того факта, что оно не стоит в одиночестве. Особое историческое и богословское значение придает ему связь с вводной частью, Первобытным прологом (Быт. 1-11).[75]75
Эта связь установлена G. von Rad в его работе «Genesis», OTL (Philadelphia: 1972), стр. 152–155, на которой основывается последующее изложение.

[Закрыть] В отличие от частного, адресованного к еврейскому народу обетования и избрания, являющихся центральными начиная с Быт. 12 по Втор.34, Быт. 1-11 имеет вселенское отношение. Оно возвращается к изначальным истокам, к сотворению всех вещей, особенно, сотворению человека, мужчины и женщины. Затем, в богословских терминах показано, как мужчина и женщина стали такими, какими они были с древнейших времен: борющимися с самими собой, отчужденными от Бога и своих собратьев в надломленном, беспорядочном мире, где один народ восстает на другой, одни социальные элементы на других, один человек на другого. Автор рисует эту мрачную картину, прослеживая происхождение и возникновение греха от непослушания первых мужчины и женщины в саду Эдемском (Быт. 1–3); а затем – цепь ужасающих событий – братоубийство Каина (4.1-16); убийственная мстительность, выраженная в хвастливой песне Ламеха (Быт. 19–23); общая развращенность человечества, настолько отвратительная, что вызвала Потоп (гл.6); а затем и распад первоначального единства людей, смешение языков и рассеяние людей по миру, описанные в рассказе о Вавилонской башне (гл.11).

Всей картиной первобытной истории автор Быт. 1-11 намеренно во всей своей суровости поставил вопрос о будущих взаимоотношениях Бога со Своим рассеянным, сломленным и отчужденным человечеством. Исчерпано ли терпение Божие? Оставил ли Он в гневе все народы навеки? Только в свете этого вступления можно понять всю значимость и смысл избрания и благословения Авраама (непосредственно следующего за родословием, разделяющим первобытные и патриархальные прологи), которое стоит как заголовок в начале рассказа о патриархальном периоде.

Тогда контраст между Быт. 1-11 и следующим за этим частным рассказом об обетовании, избрании, избавлении и завете становится особенно драматическим и поразительным: последующий намеренно и сознательно поставлен как ответ на предыдущий. В особых отношениях Бога с Авраамом и его потомками лежит ответ на страдания всей человеческой семьи.

Таким образом Пятикнижие имеет два крупных раздела: Быт. 1-11 и Быт. 12 – Втор.34. Отношения между ними носят характер вопроса и ответа, проблемы и решения; ключом к ним является Быт. 12.3.5

Такая структура не только проливает свет на связующее единство Пятикнижия она также выявляет, что последовательность событий, начатая здесь, простирается далеко за пределы Пятикнижия. В нем находится лишь начало процесса искупительной истории. Окончание и выполнение его лежат за пределами Втор.34, да и всего Ветхого Завета. Нигде в Ветхом завете нет окончательного решения того вселенского вопроса, который так остро поставлен в Быт. 1-11. Ветхий Завет действительно представляет собой искупительную историю, но неполную, не дающую искупления. Когда Ветхий Завет заканчивается, Израиль все еще ищет окончательного достижения цели, когда чаяния будут исполнены и обещание станет фактом. Таким образом, место соединения Быт. 1 -11 и последующих глав является одним из наиболее важных мест не только Ветхого Завета, но и всей Библии. Здесь начинается искупительная история, которая ждет провозглашения благой вести о новом искупительном деянии Божием в Иисусе Христе; только тогда будет найден способ благословения родом Авраама всех родов земли. Конец Пятикнижия является открытым, т. к. история спасения, начатая в нем, ждет своего завершения в Сыне Авраама (Мф. 1.1), Который привлекает всех людей к Себе (Ин. 12.32), прекращая отчуждение людей от Бога и друг от друга, так остро изображенное в первобытном прологе.

СЛОЖНОСТЬ

Наряду с определенным единством замысла, плана и композиции, внимательное прочтение Пятикнижия выявит еще и многообразие – сложность – которые равным образом поразительны. Это породило множество разнообразных теорий о происхождении Пятикнижия. К сожалению многие такие теории предлагают такой взгляд на происхождение, дату и авторство Пятикнижия,[76]76
Аналогичный, чрезвычайно подробно выполненный анализ, который видит тему Пятикнижия в частичном выполнении Божественного Обетования патриархам о процветании, Божественно-человеческих отношениях и земле, см. D.J.A.Clines, The Theme of the Pentateuch., JSOTS 10, (Shefield: 1979).

[Закрыть] который весьма снижает его историческую и богословскую ценность. Часто Пятикнижие рассматривается, как нечто, написанное много столетий после периода Моисея, и, следовательно, в малой степени сохранившее подлинную историческую информацию; религиозные и богословские идеи, записанные в Пятикнижии, считаются поздними, появившимися лишь спустя столетия после Моисея. Например, Ю.Велльгаузен, один из наиболее красноречивых защитников этих теорий, считает, что Пятикнижие было написанно в период пленения и после него, рассматривая Пятикнижие, таким образом, лишь как точку, с которой начинается иудаизм, но не древний Израиль.[77]77
«Prolegomena to the History of ancient Israel» (1885; penp. Magnolia, Mass.: 1973), p.l.

[Закрыть]

Хотя взгляды Велльгаузена были в последнее время изменены почти до неузнаваемости, это не привело к более сочувственной оценке Пятикнижия. Так, распространенное суждение одной из наиболее значимых современных школ ветхозаветных исследователей, выраженное ученым с солидной репутацией (M.Noth), состоит в том, что ни одно положительное историческое утверждение не может быть сделано на основе традиций Пятикнижия. Нот считает ошибочным полагать Моисея основателем религии, или даже вообще говорить о моисеевой религии! Но, как было сказано выше, единство Пятикнижия состоит в утверждении того, что Бог действовал в истории ради спасения человеческого рода, и эти спасительные деяния – суть событий эпох патриархов и Моисея. Если так, то такие взгляды, как у Нота оспаривают саму сущность библейского призыва, умаляя значение содержания Пятикнижия в лучшем случае до уровня неадекватности, в худшем – до уровня лжи и обмана.

Реакция на такую крайнюю и преувеличенную критику является единственным возможным подходом для тех, кто предан библейской Истине. С ошибками необходимо бороться. Однако реакция консервативных ученых зачастую отражала другую крайность: они не предоставляли тщательного введения в Пятикнижие, которое бы серьезно рассматривало как подтверждение основополагающего единства Закона, так и внутренние различия текста, на которых основаны негативные теории. Соответственно, необходимо упомянуть о литературных свидетельствах неоднородности текста Пятикнижия и о том, какое значение они имеют для теории происхождения, развития и литературной природы закона Моисеева.

Литературные свидетельства неоднородности. В самом начале работы над литературной природой Пятикнижия возникает очевидный вопрос, который не был бы таким сложным, если бы не был таким знакомым: Является ли Пятикнижие книгой по истории или юриспруденции? Ни один другой свод законов, как древний, так и современный, не знает ничего похожего: историческое повествование постоянно прерывает изложение законов, в то время как первобытный пролог, рассказы о патриархах и Моисее служат введением к Моисееву законодательству. Размышляя о происхождении Пятикнижия, этот двойственный характер текста необходимо признавать. Бог не просто провозгласил закон или избавил людей посредством ряда спасительных действий. Он сделал и то, и другое: Он избрал народ и связял его с Собой законом. Поэтому Пятикнижие имеет двоякий характер: повествование, в котором располагаются блоки юридических материалов.[78]78
Обратите внимание, что они составлены в жанре соглашений между сюзереном и вассалом, сравнение которых с Моисеевым заветом является настолько плодотворным (см. стр. 145), что выделяется именно эта комбинация истории (исторический пролог) и закона (соглашение). Такая взаимосвязь между этой поразительной чертой формы Пятикнижия и структурой одной из его наиважнейших составных частей не может быть случайной!

[Закрыть]

Внимательный анализ текста выявил и другие литературные несоответствия в тексте:[79]79
См. A. Robert and A. Tricot, eds, « Guide to the Bible», 2nd ed. (New-York: 1960) p. 160 и далее.

[Закрыть]

(1) Как повествовательная, так и юридическая части не имеют четкой последовательности и порядка в изложении материала. Так, между Быт.4.26 и 5.1; фактически Быт.2.4б-4.26 разрывает повествовательную нить 1.1–2.4а. Быт.19.38; 20.1 также проявляют определенную непоследовательность. То же имеет место в Исх.19.25; 20.1, где десятисловие, содержащееся в 20.1-17, явно прерывает последовательность повествования, представленного 19.1-25; 20.18–21. И наконец, сам юридический кодекс не имеет ясной логической композиции.

Принимая во внимание эти факты, нетрудно обнаружить существенные раз личия в словарном составе, синтаксисе, стиле и общей композиции между различ ными частями произведения. Эти различия можно ясно видеть, сравнивая кодексы, изложенные в Левит и Второзаконии. Дальнейшим свидетельством несоответствий является использование различ ных имен Бога «Яхве» ("Господь") и «Элохим» ("Бог"). Это свидетельство может быть сформулировано следующим образом: хотя эти имена часто встречаются без какой-либо видимой причины для использования именно этого имени, ряд глав, или частей глав, особенно в Бытии, используют исключительно или в подавляющем большинстве случаев какое-либо одно имя и можно проследить связь между исполь зованным именем и богословскими концепциями и литературными характеристиками этих отрывков.[80]80
  Это явление поразительно и неоспоримо, особенно начиная с Быт. 1.1 по Исх.6, в которой Бог открывается как Сущий – Иегова. С этого момента разделение становится не таким ясным, т. к. имя «Иегова» преобладает. Так, согласно статистике, приводимой Дж. Б.Харфордом, Масоретский текст содержит 178 употреблений имени «Элохим» и 146 употреблений имени «Иегова» от Быт.1.1 до Исх.3.15, но 44 употребления имени «Элогим» и 393 – имени «Иегова» отИсх.3.16 до конца; «Since Wellhausen» (London: 1926). Примеры отрывков с использованием имени «Элохим» включают Быт.1.1–2.3; 5; 17; 23; 25.7-17; части, использующие имя «Иегова» включают 11.1–9; 12; 18. См. обсуждение этого вопроса в кн. J.Orr, «The problem of the Old Testament Завета» (London: 1907) pp.196 и далее.

[Закрыть] В Пятикнижии встречается двойной и тройной повтор материала. Интерес представляет не простой повтор идентичного материала, но повторение основного предметного материала, насыщенного общими чертами, но имеющего некоторые признаки различия. Это явление постоянно оспаривалось, подтверждалось, опровер галось. Ревностные защитники теории документального источника определяли как двойники те отрывки, которые гораздо легче объясняются другими способами.[81]81
  Например, часто указывается, что между Быт.37.27 и 28а имеется разночтение о том, кто купил Иосифа – Измаильтяне (ст.27) или Мадианитяне (ст.28а), и кто продал его в Египет Измаильтяне (ст.28б; 39.1) или Мадиамитяне (37.36). Когда эта неопределенность соединяется с одинаковой ролью Рувима (37.21 и далее; 29 и далее) и Иуды (26 и далее), часто утвержда ется, что здесь соединены рассказы-двойники. В одном из них, Иуда спасает своего брата, устроив его продажу Измаильтянам, которые привозят его в Египет; в другом, Рувим спасает его от смерти, спрятав в яму, которая была неизвестна братьям, а Мадианитяне вынимают его оттуда и привозят в Египет. Однако сравнение с Суд.6.1–3 и 8.24 показывает, что «Исмаильтяне» и «Мадианитяне» являются перекрывающими терминами – «Измаильтяне» обозначает кочевников или бедуинов вообще, в то время как «Мадианитяне» – это название конкретного племени, как Амаликитяне или «жители востока» (Суд.6.3). С учетом этого, эпизоды, отражающие действия Рувима и Иуды можно сложить в один последовательный рассказ.

[Закрыть] Но остается фактом, что некоторые двойные места не могут быть объяснены. Например, в двух местах Авраам рискует честью Сарры, выдавая ее за свою сестру (Быт. 12, 20); обратите внимание на удивительно похожий эпизод с Исааком (26.6-11). Название «Вирсавия» («Колодезь клятвы») знаменует собой не только завет между Авраамом и Авимелехом (Быт.21.22–31), но и союз между Исааком и Авимелехом (26.26–33). В Быт.28.19 и 35.7 говорится о том, что Иаков переименовывает Луз в Вефиль; но в 28.10–19, он делает это на пути в Харран, когда Яхве является ему, в то время как в 35.9-15, он делает это на пути из Харрана, когда Яхве говорит с ним (35.13, 15). Отрывок о чистом и нечистом в Лев.11.1-47 повторяется во Втор.14.3-21; а отрывок о рабах повторяется три раза (Исх.21.1-11; Лев.25-39-55; Втор.15.12–18).[82]82
  Этот список можно продолжить. Яркий пример расходящегося параллелизма в Пяти книжии представляет собой в двух рассказах о втором получении скрижалей Моисеем после того как он разбил первые (Исх.34 и Втор. 10). Cm.W. Wegner, "Creation and Salvation' CTM, 37 (1966); p.522.

[Закрыть]

Дополнительные свидетельства в тексте говорят о длительной истории передачи и развитии. Поразительное количество отрывков прямо указывают на время после Моисея.[83]83
Большинство из них были отмечены еще в древности. Обзор см. в G. Aalders «Short Introduction to the Pentateuch» (London: 1949), pp.105–108; H.H. Rowley "The Grouth of the Old Testament " (Нью-Йорк: 1963), p. 17.

[Закрыть] Здесь могут быть приведены демонстративные примеры. Такие утверждения, как «в этой земле тогда жили Хананеи» (Быт. 12.6; 13.7) и «сыны Израилевы ели манну… доколе не пришли к пределам земли Ханаанской» (Исх. 16.35), подразумевают, что Израиль уже оккупировал Ханаан. В Быт. 14.14 указано, что Аврам преследовал захвативших Лота до самого Дана, хотя эта местность получила это название только после того, как колено Даново захватило его после Завоевания (Ис. Нав. 19.47; Суд.18.29). В Быт.36.31 в начале списка царей, говорится, что они царствовали «прежде царствования царей у сынов Израилевых». Очевидно подобное суждение могло исходить от автора, жившего не раньше Саула.[84]84
Другие примеры см. Aalders, ibid. Эти явления могут быть объяснены только если предположить, что все они являются позднейшими редакционными вставками (cm.O.T.AIHs, The Five Books of Moses, (Nutley, N.: 1943), p. 13), но подобное заключение можно вывести только в том случае, если доказано, что весь окружающий текст прямо восходит к эпохе Моисея. Приведенные разночтения, однако, указывают на обратное.

[Закрыть]

Эти примеры сложностей с текстом широко различаются по степени ясности или двусмысленности. Некоторые из них являются просто литературными фактами; другие более двусмысленны и их оценка более субъективна и зависима от точки зрения толкователя. Однако едва ли можно расчитывать на то, что можно правильно оценить литературную природу и происхождение Пятикнижия без серьезного изучения этих сложностей.

Положительные свидетельства авторства и происхождения. Во-первых, Пятикнижие является анонимным произведением. Нигде не встречается указаний на авторство. Ни Моисей, ни кто-либо другой не упоминаются. Необходимо отметить, что такая анонимность свойственна древней литературе вообще, и Ветхому Завету в частности.[85]85
Так, нет указаний на то, кто является автором Книг Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Ездры, Неемии и т. д. Хотя пророческие книги носят имена тех, кто произ носил пророчества, обычно не дается указаний на то, кто сохранил их; совершенно ясно, что биографические разделы (например, Ис.7 в сравнении с главами 6–8; Ам.7.10–17), написанные от третьего лица принадлежат другим людям. Даже в этих ссылках, а также в других списках литературных сочинений, термин «автор» не употреблен в современном значении; он выражен формулой «sa pi» («из уст»), который определяет либо устный источник, либо редактора. Таким образом, «автор» работал с более ранними версиями и частично был просто переработчиком. Cm.W.W. Hallo, «New Viewpoints on Cuneiform Literature», IEJ 12 (1962): p. 14 и далее.

[Закрыть] На древнем Ближнем Востоке «автор» не был творческим художником, как в современности. Он был в первую очередь хранителем прошлого и был связан традиционным материалом и методологией. «Литература» была в значительно большей мере общественной, чем индивидуальной собственностью.

Однако несмотря на анонимность, Пятикнижие дает указание на литературную деятельность своей основной фигуры, Моисея. Упоминается о том, что он получал приказание записать или фактически записал исторические факты (Исх. 17.14; Числ.33.2), законы или части законодательного кодекса (Исх.24.4; 34.27 и далее) и одну поэму (Втор.31.22). Таким образом, Писание ссылается на повествовательную, законодательную и поэтическую литературную деятельность Моисея. Однако его участие не было ограничено только теми местами Пятикнижия, которые прямо ему приписываются. Имеются все основания полагать, что его участие выходило за рамки этих мест.

Литературная деятельность Моисея подтверждается разбросанными, но значи-. мыми ссылками в остальной литературе периода до Пленения. Ссылки периода Пленения и после него гораздо более многочисленны. Внимательное исследование показывает поразительную закономерность:[86]86
Анализ см. R.J. Thompson " Moses and the Low in the Century of Criticism since Graf (Leiden: 1970), p.2 и далее.

[Закрыть]

Книги, написанные после Пленения (Паралипоменон, Ездры, Неемии, Даниила и т. п.) часто ссылаются на Пятикнижие как на авторитетный письменный текст; они близки ко всем законам Пятикнижия. Здесь выражение "книга Моисея" встречается в первый раз. Срединные книги (напр, исторические книги, написанные до Пленения, Иисуса Навина, 1–4 Царств) редко упоминают о литературной деятельности Моисея. Все такие ссылки относятся ко Второзаконию.[87]87
  Таких упоминаний всего семь. 1 Цар.2 3 близко к Втор. 17.18–20; 29.9; 2 Цар.14.6 цитирует Втор.24.16; 2 Цар.18.6 использует фразеологию, распространенную во Второзаконии (напр. 10.20; 11.22; 13.4; 17.11, 20); и 2 Цар.23.25 близка к Втор.6.4. 2 Цар.21.8 является наи более ярким примером ссылки на Второзаконие, т. к. весь окружающий отрывок является аллюзией на эту книгу (ср. Втор.17.3; 18.9-14; 12.5; гл.29 и далее), в то время как Ис. Нав.8.30–35 ясно ссылается на Втор.27.4 и далее. Ис. Нав.23.6 просто упоминает «книгу закона Моисея», но окружающий текст близко тяготеет к Втор.7.

[Закрыть] (3) Ранние книги (напр, пророки до Пленения) не имеют таких ссылок.[88]88
  см. R.J. Thompson, ibid, pp.2 и далее.

[Закрыть] Это является свидетельством того, что традиция развивается – связь с Моисеем расширя ется от нескольких законов к Второзаконию, затем ко всем законам и, наконец, ко всему Пятикнижию.[89]89
  Thompson, там же, стр.3 отмечает, что этот процесс можно рассматривать, сравнивая книги Царств и Паралипоменон – «книга закона Моисеева» в 4 Цар.14.6 становится «законом, в книге Моисеевой» в 2 Пар.25.4. Дальнейшие факты могут быть взяты из частотности упоминания Моисея: по два раза в 1 Цар. и Дан.; 5 раз у пророков; 8 раз в Псалтири; 10 раз в 3–4 Царств, но 31 раз в Книгах Ездры, Неемии и Паралипоменон. Ср. Дж. Л.МакКензи «Моисей» в «Библейский словарь» (Нью-Йорк: 1960).

[Закрыть] Дальнейшее развитие традиции видно в частых ссылках Нового Завета на Пятикнижие как «закон» или «книгу Моисея» (Мк.12.26; Лк.2.22; Деян.13.39) или просто «Моисей» (Лк.24.27), и на весь Ветхий Завет как «Моисея и пророков» (16.29). Кроме того, признание Моисея автором всего Пятикнижия обширно и единодушно в Талмуде и у Отцов Церкви.

Значение этих фактов. Какие выводы могут быть сделаны из этих данных касательно происхождения и развития Пятикнижия? Здесь необходимо быть библеистом в подлинном смысле этого слова, позволяя говорить Библии, не навязывая ей предвзятых концепций о том, каким видом литературы она должна быть, точно так же как нельзя подсказать ей, какому богословию она должна учить. В то же время, теории о ее происхождении и развитии должны признаваться концепциями, рабочими гипотезами, открытыми изменениям и совершенствованиям по мере того, как накапливается больше знаний.

После рассмотрения свидетельств текста и традиции, необходимо подчеркнуть две вещи. Во-первых, библейские источники и различные традиционные течения согласны в том, что Моисей писал повествовательную, законодательную и поэтическую литературу.[90]90
Как отмечает P.Beno (Guide to the Bible [New York: 1960], p. 160), такие единодушные свидетельства являются фактом, который, с должным уважением к определенным радикальным критикам, не следует отбрасывать заранее, но он требует соответствующего объяснения.

[Закрыть] В настоящее время существуют обширные свидетельства, что такие разносторонние способности одного автора не были уникальными на Ближнем Востоке в древности, даже за много веков до Моисея.[91]91
Cm.R.K. Harrison, Intriduction to the Old Testament (Grand Rapids: 1969) p. 538.

[Закрыть] Следовательно, необходимо подтвердить подлинно глубокую роль Моисея в формировании Пятикнижия. Традиция действительно верна, приписывая ему авторство Пятикнижия, по крайней мере в том смысле, что ядро повествования и законодательного материала восходит к его литературным трудам и подлинно отражают как обстоятельства, так и события той эпохи. Хотя мало вероятно, что Моисей написал Пятикнижие в его законченной форме, связность и единообразие свидетельств подтверждают то, что он был инициатором, ключевой фигурой в литературной деятельности, которая создала Пятикнижие.

Во-вторых, необходимо учитывать сложность текста, распределение и рост свидетельств происхождения. Эти литературные явления показывают, что Пятикнижие является составной, сложной работой с длинной и сложной историей передачи и роста. Вера подтверждает, что это развитие происходило под водительством Того Самого Духа Божия, Который вдохновлял Моисея писать и говорить. Хотя подробности этого процесса трудно проследить с определенностью, его основные контуры ясны. Вначале, в период рабства в Египте, повествования о патриархах сохранялись в устной форме, и, по-видимому, были впервые записаны в период Моисея.[92]92
W.F. Allbright, The Archeology of Palestine, p.225.

[Закрыть] К ним были добавлены поэтические и прозаические описания Исхода и странствований, записанные, как думают некоторые, в ранний период Давида. В предверии нового уклада жизни – монархии и национального государства, сохранение событий и воззрений эпохи образования Израиля приобретали первостепенную важность. Собранные вместе в различных редакциях, документы периода Моисея могли быть окончательно соединены в одно собрание Ездрой в период восстановления после Пленения (V век). Эта версия основана на следующих соображениях. Сам библейский текст представляет Ездру как «книжника, сведущего в законе Моисеевом» (Езд.7.6, 11 и далее), чья задача была учить Торе и следить за ее соблюдением в Иудее и Иерусалиме (ст. 14, 25 и далее). Иудейское предание единодушно приписывает ему последнюю запись в Торе.[93]93
Дословно утверждается, что Ездра переписал Писание «ассирийскими» (сирийскими) буквами, т. е. квадратным еврейским или «арамейским» письмом, не древнееврейскими буквами; Талмуд Sanh 216-22а. Он руководил Великой Синагогой, которой приписывается окончательное собрание священных книг.

[Закрыть] Кроме того, это время в еврейской истории, когда вавилонские осадные орудия оставили в руинах все предыдущие еврейские установления и уклад жизни, уведя большую часть населения в плен, логически представляет именно тот момент, когда более всего была нужда в сборе и установлении письменных остатков их жизни и служения. И наконец, какими бы ни были подробности этого процесса, следует согласиться с утверждением У.Ф.Олбрайта:

"В целом, содержание нашего Пятикнижия значительно старше, чем дата его окончательной редакции; новые открытия продолжают подтверждать историческую достоверность литературной древности одной детали за другой. Даже когда приходится признать наличие позднейших вставок в первоначальном ядре традиции Моисея, эти вставки отражают нормальный рост древних установлений или практики, или стремление позднейших переписчиков спасти как можно большее количество сохранившихся традиционных сведений о Моисее и Торе. Соответственно, отрицание того, что Пятикнижие теснейшим образом связано с фигурой Моисея является типичным гиперкритицизмом.[94]94
Allbright, ibid, p.225.

[Закрыть]

Пытаясь объяснить и понять значение литературной неоднородности, исследователи Ветхого Завета последних двух веков выработали "документарную теорию" – гипотезу, которая пытается выделить различные «источники», стоящие за современным текстом Пятикнижия.[95]95
Имеется ряд отличных обозрений и исследований с различных точек зрения. Заслуживают внимания следующие из них: (1) короткие обзоры: D.A.Hubbard, «Pentateuch», 1DB 3: pp.1181–1187; D.N. Freedman, «Pentateuch», IDB 3:711–726; (2) более обширные исследования: Harrison, «Introduction», pp.3-82; Thompson, «Moses and Low»; A.Robert, A.Feuillet, «Introduction to the Old Testament» (New York: 1968), pp.67-128; и, особенно. Childs, «Old Testament as Scripture», pp.112–127.

[Закрыть]

Документарная теория пытается указать на четыре основных документа, как на источники современного текста Пятикнижия. Она делает это, изучая блоки текста, которые могут быть выделены на основании отсутствия целостности порядка расположения и предмета повествования, использования Божественных Имен «Яхве» и «Элохим» и повторения материала. На этом основании она пытается собрать более крупные единицы текста, отмеченные сходством словарного состава и стиля, а также единообразием богословских взглядов, которые, в различной степени, являются параллельными изложениями основного рассказа Пятикнижия. Таким образом выделяются четыре «источника». (1) Рассказ Иеговиста (J, от нем. Jahweh), возникший в Иудее в 950–850 гг., который начинается в Книге Бытия и заканчивается в Книге Чисел. (2) Рассказ Элохиста (Е, от нем. Elohim), возникший в северном Израильском царстве около 850–750 гг., который также начинается в Книге Бытия и заканчивается в Книге Чисел. Обычно считается, что Е и J были соединены в составное произведение (JE) после падения северного царства в 721 г. Работа автора Второзакония (D, от англ. Deuteronomy) включает собственно Второзаконие, а также «костяк» исторического повествования, которое начинается в Книге Иисуса Навина и заканчивается в 4 Книге Царств. Обычно считается, что D приобрела окончательную форму при Осии в качестве книги закона, находящейся в храме (4 Цар.22.3-23.25; 621 г. до Р.Х.). Она была добавлена к JE, в результате было получено JED. (4) Священнический кодекс (Р, от англ. Priestly), возникший во время Пленения или вскоре после него (VI–V века) и содержит части повествований, родословных, материал, относящийся к обрядам и культу, описанным в Быт. – Числ. Однако в первую очередь, происходя из различных периодов истории Израиля, он объединил большое собрание законов в Пятикнижии. Затем он был присоединен к остальным для образования JEDP, и, таким образом, священническая школа дала нам Пятикнижие в современной форме.

Принимая в основном ядро документаной теории, Х.Гункель дал новый импульс критическим исследованиям, введя около 1900 г. термины «Formgeschichte» (история литературных форм), или «Gattungsgeschichte» (история литературных жанров).[96]96
Отличное введение в данный предмет см. G.M. Tucker «Form Criticism of the Old Testament»" (Philadelphia: 1971). Исчерпывающая трактовка см. К. Koch, «The Growth of the Biblical Tradition» (New York: 1969).

[Закрыть] Не группируя основные единицы текста в более крупные и не выделяя источники, этот метод изолирует и изучает отдельные текстовые единицы сами по себе для определения того, какими видами литературы они являются, и в особенности для определения и изучения их «Sitz im Leben», того «места в жизни», той общественной потребности, которая породила эти тексты, и, соответственно отразилась в них. Хотя этот подход привел к крайне радикальным выводам, при здравом использовании, он оказывает большую помощь в понимании Пятикнижия. В частности, этот подход был плодотворным при изучении Псалтири и Евангелий.

Многое из старой источниковой критики и из гипотез, которые она произвела, остается предположительным и проблематичным. Трудно сомневаться в том, что источники были; другое дело, могут ли они быть выделены с такой определенностью из того тесно-сплетенного текста, который получился в итоге. Для толкования гораздо более важным представляется результат этого длительного процесса – труды вдохновленных Богом авторов, редакторов, знатоков Предания богоизбранного народа.

ПЕРВИЧНАЯ ВАЖНОСТЬ СТРУКТУРНОГО ЕДИНСТВА

Несмотря на то, что из настоящего изложения явствует, что Пятикнижие является сложным литературным произведением, собранием текстов, имеющим длительную и сложную историю преемственности и развития, значительно более важно структурное единство Пятикнижия. Каким бы ни был процесс его преемственности и развития или дата, когда Пятикнижие приобрело современный вид, кто бы ни был тот автор или авторы, которые окончательно собрали тексты в то великое историческое повествование, которым оно сейчас является, более важным, естественно, является само творение. Всепокрывающее единство Пятикнижия, столь вдохновенно и мощно явленное из его составных частей, является гораздо более важным, чем существование любых источников, требуемых для объяснения неоднородности текста. Реальной опасностью литературного анализа и критики является не то, что они обязательно отрицают Божественное происхождение текста Библии, или что они непременно отрицают духовные ценности ветхозаветного Откровения. Опасность лежит в том, что библейская наука погрязает в подобном анализе настолько, что не остается места для рассмотрения более общих, всеобъемлющих вопросов. Формальный анализ стремится низвести Пятикнижие до уровня несвязных фрагментов и, следовательно, ведет к утрате ощущения того единства, которое действительно присутствует в Пятикнижии.

Современные направления ветхозаветной науки признают этот факт. С одной стороны, признается то, что изучение Ветхого Завета почти полностью посвятило себя диахроническим литературным вопросам, т. е. историческому обрамлению текста и реконструированию происхождения и процесса передачи, вместо того, чтобы заняться синхроническим анализом, т. е. толкованием значения самого текста. По-видимому, справедливо будет отметить, что большинство, если не вся ветхозаветная наука исходила из принципа, что текст (единственные доступные объективные данные) может быть правильно истолкован и понят только на основании исследования того процесса, который вызвал его к жизни, хотя этот процесс всегда останется гипотетическим.[97]97
  Большая часть исследований Ветхого Завета осуществлялась ке только исходя из предпосылки о том, что особая диахроническая гипотеза (т. е. классическая теория источников, названных JEDP) должна быть выработана перед толкованием текста, но также постоянно разрывала текст на части, основанные на этой гипотезе, а затем, почти исключительно основывала толкование на одной из этих гипотететических посылок.

[Закрыть] Исследование Ветхого Завета все больше превращается в анализ, описание и оценку текста как вещи в себе, а не только как средства для установления его генетической истории.[98]98
  Диахронические исследования, такие как изучение происхождения, естественно, являются действительным, заслуживающим внимания, и часто незаменимым путем к достижению цели; здесь вопрос стоит об оценке и приорететах. Краткое, но проницательное рассмотрение см. во введении к J.P. Fokkelman, «Narrative Art in Genesis» (Assen: 1975), стр. 1–8, и Clines, «The Theme of the Pentateuch», pp.7-15.

[Закрыть] С другой стороны находится развитие канонических исследований, изучение формы и функций текста в том виде, который был придан ему обществом верующих как своему каноническому писанию.[99]99
  см. Childs, «Old Testament as Scripture», pp. 109–135. Указанный метод см. также J.A.Sanders, «Torah and Canon» (Philadelphia: 1972).

[Закрыть] Эта сфера исследований претендует на роль «посткритической альтернативы»,[100]100
  Фраза взята из Childs. ibid p. 127.

[Закрыть] которая, серьезно относясь к результатам критико-исторических исследований, тем не менее пытается определить роль, которую каноническая форма текста играла в вере Израиля.

В этой точки зрения

"…формирование Пятикнижия определило понимание Израилем своей веры как Торы. Библейские редакторы первых пяти книг положили основание жизни Израиля под водительством Бога и предоставили необходимую норму трактовки Моисеева Предания людьми Завета".[101]101
там же, стр. 131 и далее.

[Закрыть]

Следовательно, основным методом здесь будет рассмотрение Пятикнижия таким, каким оно есть – окончательным творением свидетельства Израиля о том, что Бог совершил для него в эпоху патриархов и Моисея, в великий и творческий период их призвания, становления жизни и служения.