Текст книги "Обзор Ветхого завета"

Автор книги: Уильям Ла Сор

Соавторы: Фредерик Буш,Дэвид Хаббард
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА 43. ИОВ

«…ОБРАТИЛ ли ты внимание твое на раба Моего Иова?» – этот вопрос, заданный – Яхве сатане (1.8; 2.3), положил начало сорока двум главам страданий, жалоб, споров и ответов, которые составляют Книгу Иова. Немного найдется в литературе о человеческой жизни рассказов, которые бы так заставляли напрягать разум, испытывать совесть и расширять кругозор, как история Иова. Никто из тех, кто увидит бедствия в стране Уц, подслушает разговор при дворе Яхве, проследит за спором между Иовом и его друзьями или содрогнется, слыша голос из бури, уже не может оставаться прежним. Его взгляд на Божественный суверенитет и свободу, а также его представление о человеческом страдании, высокомерии и честности изменится навсегда. Это и опасность, и благословение Книги.

НАЗВАНИЕ И МЕСТО В КАНОНЕ

Имя «Иов» (евр. iyyob), которое В.Ф. Олбрайт переводит как «Где (мой) Отец?», встречается в амарнийских грамотах (ок. 1350 г. до Р. X.) и египетских текстах-проклятиях (ок.2000 г.). В обоих случаях оно употреблено по отношению к племенным вождям Палестины и ее окрестностей.[1112]1112
  М.Н.Роре, Job. Anchor Bible, 3rd ed. (Garden City, N.Y.: 1979), pp.5f. Другие возможные параллели встречаются в аккадских текстах из Мари и Алалаха; см. W.F.Albright, «Northwest-Semitic Names in a List of Egyptian Slaves from the Eighteenth Gentry B.C.», JAOS 74 (1954): 222–233.


[Закрыть] Это придает вес предположениям о том, что в Книге записана древняя история реального страдальца, современная форма которой придана более поздним поэтом. Однако ценность рассказа ни в коей мере не умаляется неспособностью определить, имел ли он историческую основу.

Два других менее вероятных толкования этого имени, которые пытаются найти в нем символический смысл, соответствующий посланию Книги, связывают его (1)с корнем 'yb («быть врагом»), толкуемом либо в действительном («противник Яхве»), либо в страдательном залоге («тот, с кем Яхве обращается, как с врагом»); или (2) с араб, 'wb («тот, кто кается»).

Присутствие этой Книги в каноне никогда не вызывало сомнения.[1113]1113
  Исключение – знаменитый экзегет из антиохийской школы, Феодор Мопсуестский (ОК.350–428).


[Закрыть] Однако ее местонахождение внутри канона вызывало споры. В еврейском предании Кн. Псалтири, Иова и Притчей почти всегда были связаны вместе, причем на первом месте стояла Псалтирь, а расположение Кн. Иова и Притчей могло меняться. В LXX местонахождение Кн. Иова не было постоянным – в одном из вариантов она помещена в конце Ветхого Завета, после Кн. Екклесиаста. Латинские переводы установили порядок, которого придерживается и английская (и русская) традиция: Кн. Иова, Псалтири, Притчей. В связи с тем, что действие Книги происходило предположительно в эпоху патриархов и автором ее был Моисей, сирийская Библия помещает ее между Пятикнижием и Кн. Иисуса Навина. Эти различия объясняются неопределенностью по поводу даты и литературного жанра.[1114]1114
  Этот и другие технические вопросы см. в KH.E.Dhorme, A Commentary on the Book of Job, trans.H.Knight (London: 1967), pp.vii-xii.


[Закрыть]

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН

Дата. По поводу даты написания Книги Иова нет согласия ни среди древних раввинов, ни среди современных ученых. Следы древности явно присутствуют в прозаическом прологе (1.1–2.13) и эпилоге (42.7-17): (1) отсутствие священства или святилища, Иов сам приносит свои жертвы (1.5); (2) его имущество, как и Авраама и Иакова, измеряется в овцах, верблюдах, волах, ослах и слугах (1.3; ср. Быт. 12.16; 32.5); (3) его земля подвергалась набегам грабительских племен (1.15–17); (4) протяженность жизни Иова – 140 лет – имеет себе равные только в Пятикнижии; (5) эпический характер прозаического рассказа имеет свои ближайшие параллели в Кн. Бытия и угаритской литературе: (6) древний праведник по имени Иов упоминается Иезекиилем в связи с Ноем и Даниилом.[1115]1115
  Упоминаемого здесь Даниила обычно связывают с угаритским героем Дан'елом, а не с библейским персонажем, чья книга включена в собрание великих пророков. Акхтская легенда описывает Дан'ела как царя, справедливого по отношению к вдовам и сиротам, см. S.B.Frost, ¦Daniel", IDB 1:761.


[Закрыть] (Иез.14.14, 20). Хотя автор мог сознательно придать рассказу такие черты, более вероятным представляется то, что он действительно древний, дошедший, по преданию, из времен до 1000 г.[1116]1116
  Свидетельства древности рассказа обсуждаются в кн. Pope «Book of Job», IDB 2:913f.:


[Закрыть]

Мало найдется ученых, которые бы датировали поэтические разделы (3.1-42.6) столь же ранним периодом. Черты сходства между Кн. Иова и Иеремии (ср.3.3-26 с Иер.20.14–18), второй половиной Кн. Исаии (особенно с песнью о праведном страдании, 52.13–53.12), Пс.8 (ср. Иов.7.17–18 с Пс.8.5–6 [МТ 6–7] и Притч. 8 (ср. 15.7–8 с Притч.8.22, 25) указывают на седьмой век или позднее.[1117]1117
  Олбрайт отмечает различия поэтического стиля и структуры между Кн. Иова и угаритской поэзией и заключает, что автор Кн. Иова жил, по-видимому, в шестом или пятом веке; там же, стр. 14.


[Закрыть] Хотя в настоящее время стало модным датировать окончательное составление Книги периодом пленения или после него, для этого не существует каких-либо убедительных причин. Книга рассматривает личные, а не национальные страдания. Она говорит о том, что Бог волен причинять незаслуженную боль, а человек – принимать ее с готовностью, не теряя веры. Она не касается природы и пределов Божественного воздаяния, как это делают Книги Плача Иеремии и Аввакума. То, что в ней затрагиваются вопросы житейской мудрости, не обязательно означает, что она была написана после Книги Притчей; проблемы, с которыми столкнулся Иов, существовали задолго до их окончательной формулировки в Притчах. Все это, вместе взятое, делает предположение о том, что произведение было завершено между 700 и 600 г., вполне разумным.[1118]1118
  Если Книгу Иова и можно связать с каким-либо событием до пленения, так это со смертью Иосии в 609 г. (4 Цар.23.29–30). Его трагическая гибель от рук египтян, которая последовала так быстро после его благочестивых реформ, несомненно, поколебала традиционные представления о Божественном наказании и награде.


[Закрыть]

Ближневосточные параллели. Дополнительным свидетельством в пользу того, что Книга написана до пленения, является наличие рассказов о праведных страдальцах, которые существовали с древнейших времен. Такие рассказы относятся к учительной литературе высшего порядка, которая была умозрительной по характеру, нетрадиционной в подходе и касалась основополагающих вопросов.[1119]1119
  R.Gordis, The Book of Cod and Man (Chicago: 1965), p.53.


[Закрыть] Ни один из этих древних рассказов (см. гл.41) не является истинной параллелью Книги Иова. В лучшем случае, они демонстрируют, что с самого зарождения литературы людей интересовала загадка путей богов, особенно когда они касались человеческих страданий. Таким образом, загадка Иова имеет длинную цепь прецедентов, однако прямые предшественники отсутствуют. Различия в богословии, морали, тоне и настроении между Книгой Иова и ее предполагаемыми параллелями (напр., индийской легендой о Харисканре, шумерским повествованием «Человек и его Бог», аккадским «Лудлул Бел Немеки», вавилонскими теодициями, египетскими «Протестами красноречивого крестьянина» или Наставлениями Ипу-вера) столь разительны, что они указывают не на зависимость Кн. Иова от этих ранних документов, а на уникальность этого произведения:[1120]1120
  Обзоры см. в кн. Pope, Job, p.LVI–LXXI; F.I.Andersen, Job. Tyndale Old Testament Commentary (Downers Grove: 1976), pp.23–32.


[Закрыть]

"Книга Иова намного выше ее ближайших соперников по последовательности, с которой рассматриваются проблемы человеческого страдания, по объему многогранного исследования этого вопроса, по силе и четкости открытого нравственного единобожия, по характеристике главных действующих лиц, по высоте ее лирической поэзии и ее драматическому воздействию и по интеллектуальной цельности, с которой она рассматривает "непостижимое бремя" человеческого существования".[1121]1121
  Andersen, там же. р. 32.


[Закрыть]

Авторство Проявляя невероятную чувствительность к человеческим бедствиям, способность к грандиозному богословскому разумению, знакомство с обширными областями культуры и знания, способность постичь глубинную борьбу, происходящую внутри самоуверенных людей, и литературное искусство, автор Книги Иова скрывается в тени своего произведения. В истории литературы редко случается, чтобы какой-либо автор оставил столь знатное наследие без упоминания своего имени, обстоятельств жизни и поступков.

Несмотря на молчание автора о себе, некоторые предположения о нем представляются разумными: (1) Он, вероятно, сам испытал нечто похожее на страдания Иова – сталь подлинным является его сочувствие. (2) Он, вероятно, получил избавление от своей боли в результате какой-то встречи с Богом, схожей с той, что столь мощно описана в речах Яхве из бури (38.1-41.26; ср. Пс.72.17.). (3) Он, вероятно, был близко знаком с техникой и традицией учительства, на что указывают как тема, так и литературные приемы. (4) Его страдания, вероятно, вызвали у него несогласие с традиционной мудростью, которая учила об абсолютности воздаянии внутри богоустановленного миропорядка – благословение всегда есть плод праведности, страдание всегда – следствие греха. (5) Он, вероятно, был израильтянином, на что указывает его взгляд на Божественный суверенитет, призыв к Божественной справедливости и безупречный кодекс нравственного поведения (31.1-40). (6) Он, вероятно, использовал неизраильское обрамление страны Уц (либо южный Едом, либо восточный Галаад) как ввиду того, что это был источник древнего рассказа, так и потому, что такое страдание – бедствие общечеловеческое. (7) По хорошей еврейской традиции он, вероятно, хотел поделиться своим опытом, чтобы укрепить своих друзей и/или учеников на случай будущих страданий еще более искусно, чем это делали его товарищи мудрецы в Пс. 36, 48 и 72.

СТРУКТУРА

Развитие сюжета Книги. Хотя споры о единстве Кн. Иова (см. ниже), возможных источниках и предпосылках различных ее частей продолжаются, следует рассматривать основную мысль и развитие сюжета в их законченной форме. О. Кайзер приводит аналогию К. Будде между развитием такого шедевра и сооружением средневековых соборов, часто создаваемых в течение нескольких веков. Эти массивные святилища вызывают глубокое восхищение своей законченной архитектурной' формой, в которую вносило свой вклад каждое последующее поколение, и «восстановление первоначального плана… было бы варварством».[1122]1122
  Kaiser, Introduction, p.391.


[Закрыть] Расчленение Книги Иова на составные части может затруднить понимание ее идеи. Беглый взгляд на литературную структуру Книги выявляет:

Пролог (проза) гл. 1 -2

Плач Иова (поэзия) гл. З

Диалог между Иовом и друзьями гл.4-27 (поэзия) в трех циклах: Елифаз (Иов отвечает каждому) Вилдад Софар

Поэма о премудрости (поэзия) гл.28

Жалоба Иова (поэзия) гл.29-31

Речи Елиуя (поэзия) гл.32-37

Речи Яхве (поэзия) гл.38–42.6

Эпилог (проза) гл.42.7-17

Форма построения А-Б-А (проза-поэзия-проза). Главный диалог, сердцевина произведения, обрамлен плачем и жалобой Иова, давая ему первое и последнее слова в его разговоре с друзьями. Речи Елиуя и Яхве, которые пытаются решить проблему, нарочно нарушают симметрию, чтобы привлечь внимание к своему вмешательству и. таким образом, подчеркнуть неспособность основных участников найти решение.

(изображение в исходнике отсутствует – прим. golma1)

Стоянка бедуинов, подобная пастушескому пейзажу рассказа об Иове.

Более детальный взгляд на роль каждого раздела и его связь с целым позволяет выявить:

(1) Действие в двух планах: процветание Иова и Божественное испытание (прозаический пролог, гл. 1–2). Действие происходит то в земле Уц, где Иов живет в целомудрии и благочестии, как в дни процветания (1.1–5). так и во время беды (ст. 13–22; 2.7-13), то при дворе Яхве, где сатана (см. ниже) побуждает Яхве испытать Иова (1.6-12; 2.1–6). Драматический контраст (трагический переход) обостряет пафос и высвечивает положение Иова – коренное изменение его жизни от обладания идеальной семьей и обширными владениями к нищете, болезни и одиночеству (1.1–5; 2.7–8). Повторы, отточенные, но, тем не менее, мощные, усиливают ощущение муки и беспокойства – однообразное описание непорочности Иова (1.1, 8; 2.3), монотонное повествование о приходе сатаны, его разговоре с Яхве и его уходе (1.6–8; 2.1–6; ср. 1.126; 2.7а); трагический рассказ вестника (1.16–17; 2.3), итог испытаний Иова (1.22; 2.106).

Пролог играет большую роль в развитии сюжета. Он подготавливает сцену для всех последующих разговоров и показывает читателям замысел Книги, в то же время скрывая его от Иова, который видит лишь то, что происходит в Уц, и не знает ничего о том, что происходит на небесах. Он показывает, что дело идет не только о чести Иова, но и о чести Господа – Его уверенность в Иове позволяет идти на риск – и что Бог более заинтересован в том, оправдает ли Иов эту уверенность, чем в сохранении Его собственного спокойствия. Он описывает власть Божию над сатаной, который не может повредить Иову без разрешения Бога (1.12; 2.6), и, отдавая должное сильной вере Иова в Яхве (1.21–22; 2.9-10), сознательно вызывает напряженность последующими разговорами. Он представляет трех друзей как сочувствующих утешителей, подготавливая, таким образом, последующий острый конфликт.

(2) Судьба хуже смерти: Иов в отчаянии, а Яхве молчит (поэтический плач, гл. З). С безысходностью, сравнимой лишь с более коротким плачем Иеремии (Иер.20.14–18), Иов проклинает свое рождение (Иов.3.1-10) и изливает свои жалобы (ст.11–26). Контраст с его благочестием в прологе разителен. Автор намеренно отказывается смягчить его какими-либо объяснениями или переходами. Используя характерную семитскую гиперболу, он обнажает всю человеческую сущность Иова. Боль потери улеглась, и весь ужас его положения обрушивается на него. Иов видит свою жизнь лишенной всех признаков Божественного благословения, следовательно, всех источников радости.

Хоть это не говорится открыто, но ясно, что Бог стал его врагом: кто же как не Он ответствен за само его выживание, оказавшееся под вопросом!? Его нападки на творческую силу и провидение Бога задают тон последующему диалогу. Сама вера Израиля и история его не дают утешения – о них автор сознательно умалчивает: "Иов ведет свою борьбу с Богом в полной изоляции, совершенно лишенный общества или спасительной истории".[1123]1123
  G.von Rad, Old Testament Theology, ТМ2.


[Закрыть]

(3) Утешение, более болезненное, чем осуждение: три обвинителя и один защитник (поэтический диалог, гл.4-27). Здесь гений автора сияет как в деталях, так и общем исполнении. Разговорная форма, причем каждый из друзей говорит 2–3 раза, расцвечивает спор повторами и разнообразными оборотами. Каждый друг говорит с различной точки зрения: – Елифаз – тонкий мистик (гл.4–5,15,27; особ.4.12–31), Вилдад – твердый традиционалист (гл.8, 18,25; особ.8.8-10), Софар – безрассудный догматик (гл.11, 20; особ. 11.5–6).[1124]1124
  По поводу структуры третьего цикла (гл.22–27), которая в своей современной форме не содержит речи, приписываемой Софару, см, ниже.


[Закрыть] Суть всех речей одна и та же: не зная о небесном испытании, описанном в прологе, каждый призывает Иова покаяться в грехе, который, вероятно, вызвал его страдания (Елифаз, 4.7-11; 15.12–16; 22.21–30; Вилдад, 8.3–7; Софар, 11.13–15).

В своих ответах Иов упорно отстаивает свою невиновность (6.24–25; 9.15, 20–21; 13.18, 23; 23.7, 10–12; 27.2–6), хотя иногда он желает смерти (6.8-13), упрекает своих друзей в предательстве (ст-14-23), оплакивает свое униженное положение (7.1–6), сетует на Бога за свои страдания (ст. 11–21), отчаивается в способности выиграть спор с Богом (гл.9), размышляет о силе и тайне путей Божиих (12.7-25), молит о возможности представить свое дело лично перед Богом без вмешательства друзей (13.3-28), описывает жестокость Божию, которую следует отметить (16.6-22; гл. 19), утверждает, что Бог не всегда следует установленным нормам справедливости, иногда позволяет процветать беззаконным, трепещет от мысли о Его неуловимом, но грозном присутствии (23.3-17). Повтор накаляет спор докрасна и, таким образом, нагнетает ощущение тревоги и заостряет внимание читателей на рассматриваемых вопросах. Разговорная форма (диалог) указывает на то, что страдания требуют взаимности: понимание их облегчает, а его отсутствие делает нестерпимыми. Ответы Иова, часто в форме жалоб-псалмов (напр., 9.15–35; 13.23–28; 16.6-17), показывают, что, хотя он не согласен с догмой своих друзей, основной спор у него с Богом, Который, как ему известно, ответствен за все. Иов не утверждает, что он безгрешен, а лишь то, что его страдания далеко превосходят любой грех, который он мог совершить. Его ответы не всегда связаны с предыдущей речью, а могут возвращаться к более ранним вопросам или аргументам (напр., Иов в 9.3–4, 15–24 говорит после Вилдада, однако на самом деле отвечает на вопрос Елифаза: "Человек праведнее ли Бога?" [4.17]).[1125]1125
  D.Robertson, The Old Testament and the Literary Critic, (Philadelphia: 1977), p.41.


[Закрыть]

Изящная поэзия, с ее равновесием, параллелизмом, сжатостью чувствительностью к звуку и богатым воображением, придает диалогу силу и вместе с тем сдержанность. Несмотря на круги повторов, энергичные нападки друзей и усиленные попытки Иова оправдаться, диалоги не приводят к решению; мнения все более и более расходятся, и единственная надежда – на помощь извне.

Вставка со смысловой нагрузкой: размышления о тайне премудрости (хвалебная песнь, гл.28). Это величественное описание вершин премудрости и невозможности их достичь человеческими Средствами, – по-видимому, авторское отступление. Если это часть речи Иова, которая началась в 27.1, то ее, вероятно, следует толковать иронически. Иов боялся Бога (28.28; ср. 1.1, 8; 2.3), однако это оказалось бесполезно![1126]1126
  Такое саркастическое толкование гл.28 приводит Робертсон, там же, р.46.


[Закрыть] Если же это целенаправленная вставка, то ее следует приписать автору окончательного текста, который использует ее, чтобы завершить одну часть Книги и подготовить почву для следующей. Как бы отражая тупик, в который зашел бурный диалог, он размышляет о неспособности человека найти, приобрести или разглядеть истинную премудрость без Божественной помощи. Вот итог Книги до этого момента: ни Иов, ни его друзья не нашли решения. Указывая на необходимость Божественной помощи («Бог знает путь ее [премудрости], и Он ведает место ее», 28.23), он предваряет речь из бури.

Протест против небес: злосчастное падение Иова и его доказательство своей невиновности (поэтическая жалоба, гл.29–31). Искусно продлевая напряжение, автор дает Иову еще одну возможность изложить свое дело. Иов делает это тремя способами, фактически, подводя итог Книги до сего места. Во-первых, он вновь обозревает события в земле Уц, описывая случившуюся с ним перемену от благословения и уважения (гл.29) до издевательств и мучений (гл.30). Затем он клянется в невиновности, описывая свои нравственные и религиозные добродетели в кратком прозаическом рассказе (1.1, 8; 2.3) и дополняя его обширными подробностями (31.1-34). И, наконец, он вновь высказывает желание, чтобы его дело против Бога вновь было выслушано, подкрепляя его тем, что он готов понести проклятие, если его вина будет доказана (ст.35–40). В этот критический момент, когда автор уже подошел к решению вопроса, Иов подтверждает свою основную тему: он не сделал ничего, что могло бы оправдать его страдания; следующий шаг зависит от Бога – либо оправдать Иова, либо уничтожить его.

Упрек и урок, попытка Елиуя поправить Иова и его друзей (поэтическое рассуждение, гл.32–37, с прозаическим вступлением, 32. 1–5). Все развитие сюжета до этого момента указывают на то, что вопрос может разрешить только Сам Бог. Друзья уже «выстрелили» всю обойму своих доводов; пыль последней вылазки Иова уже улеглась; читатель готов теперь слышать Самого Бога. Вместо этого, намеренно выдержав некоторое напряжение, автор неожиданно вводит новую фигуру. Ирония выражена даже в его имени – Елиуй ("он (есть)Бог"). Имя его, может, и божественное, но подход его к вопросу такой же человеческий, как и у остальных.

Несмотря на единодушие ученых по поводу того, что речи Елиуя были вставлены после того, как основное произведение было завершено, они играют значительную роль и развитии сюжета Книги. Оттягивая кульминацию, они усиливают напряжение. Повторяя аргументы Иоза (33.8-13) и ответ его друзей или предлагая свой собственный, они углубляют понимание вопроса.[1127]1127
  Gordis, The Book of God and Man, p. 105, отмечает, что основные жалобы Иова на Бога – невинное слрадание, несправедливое преследование, отказ услышать– рассматриваются в обратном порядке: отказ услышать (ст. 11–30), несправедливое преследование (34.1-30), невинные страдания (ст.31–37).


[Закрыть] Речи показывают, что молодая мудрость, несмотря на многословие,[1128]1128
  Молодость Елиуя, ст. б-10, может служить объяснением того, почему он не упомянут в прологе; возможно, он сопровождал других на правах ученика и рассматривался как свита, недостойная упоминания.


[Закрыть] столь же малоэффективна, как и старая. Они развивают тему, кратко изложенную Елифазом (5.17), что страдания могут играть дисциплинарную и очистительную роль в Божественном провидении (33.14–30; 36.8-12).[1129]1129
  Согласно Гордису, Елиуй считает, что страдание частично служит «предупреждением праведных не только против настоящих и явных грехов, но и против возможных поступков и тайных помыслов»; The Book of God and Mart, pp.!i3f. Хотя данное толкование, возможно, и является богословски основательным, слова Елиуя, видимо, предполагают действительный грех – особенно самонадеянность, что также подчеркивает Гордис (р. II 4).


[Закрыть] Порицая самонадеянное пренебрежение Иова к путям Божиим (35.16; ср.38.2) и провозглашая величественную власть Бога над всем творением как свидетельство Его надежности в вопросах справедливости (34.12–15; 36.24–37.24), эти места подготавливают почву для голоса Божиего.[1130]1130
  Даже по литературной форме рассуждения Елиуя о славе Божественной мощи напоминают речи Яхве, особенно по использованию риторических вопросов (см.37. i 5-20; 38 SI-35).


[Закрыть] Они являются окончательным свидетельством неспособности земных существ постичь небесные тайны; как и другие, Елиуй не знал о споре между Яхве и сатаной.

(7) Голос, заставляющий умолкнуть споры: откровение Яхве о Его силе и славе (поэтическое рассуждение, 38.1-42.6). На протяжении всей Книги источник проблем Иова – Бог, хотя суровые догматические доводы друзей страдальца усиливают его переживания. Елифаз, Вилдад, Софар и Елиуй – все пытались говорить от имени Бога, чтобы прояснить его сомнения и ослабить его внутреннюю борьбу. И все до одного потерпели неудачу. Наконец, настала очередь Яхве.

Божественное присутствие взрывает тишину в земле Уц со всею силою бури (38.1). Как будто сам Бог, наскучив изворотливостью и оттяжками автора, проносится мимо него, чтобы предстать пред Иовом во всей своей невероятной мощи и прямоте. Эта картина противостояния заслуживает нескольких замечаний: (а) На Иова обрушивается кажущийся нескончаемым поток риторических вопросов, которые несут в себе ответы, оставляя его беззащитным, (б) Яхве являет Иову свои чудеса творения (38.4-11), жизненные циклы, времена года и космический миропорядок (ст. 12–38), тайны жизни животных и птиц (38.39–39.30), – как убедительные вселенские подтверждения Божественного суверенитета, повелевающего всей действительностью, включая и жизнь Иова, (в) То, что эта сила относится и к истории Иова, подразумевается лишь тогда, когда Бог вопрошает, способен ли Иов также производить праведный суд в истории (40.1–4). (г) Яхве не дает прямого ответа на недоумение Иова, не открывая ни его причины, ни испытания сатаны, (д) Арсенал аргументов Яхве подтверждает худшие опасения Иова по поводу того, что могло случиться, если бы они встретились: "Если захочет вступить в прение с Ним, то не ответит Ему ни на одно из тысячи… Если действовать силою, то Он могуществен!" (9.3, 19). (е) Характерный прием – повтор, который используется для усиления впечатления от картины богоявления и чтобы еще сильнее подавить Иова, доведя его до безмолвного подчинения (40.3–5; 42.1–6): вторая речь Яхве посвящена двум существам – бегемоту (40.10–19) и левиафану (крокодилу? 40.20–41.25 [МТ 40.25–41.26]), чьи повадки находятся вне человеческого понимания; первая речь, словно, широким взглядом окидывает вселенную, не вдаваясь в подробности какого-либо одного явления, (ж) Последние слова Иова – те, которым он так сопротивлялся в течение всего напряженного и утомительного спора с друзьями: "Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле" (42.6).[1131]1131
  Дж. Б. Кертис предлагает противоположное толкование 42.2–6, заключая, что Иов был далек от покаяния и выразил в своих словах презрение и отвращение к Богу, Который Своей мощью подавил его и не ответил на призыв к справедливости. Такое толкование до такой степени не гармонирует с последующим эпилогом, что трудно предположить, как можно их совместить; «On Job's Response to Yahweh», JBL 98 (1979): 497–511.


[Закрыть] (з) Иов раскаивается, ибо признал не то, что страдание его заслужено грехом, а что роптал против, недостаточно близко познав Его (ст. 3–6). (и) Ответ пришел не столько в результате узнавания чего-то нового, а потому, что у Иова установились новые отношения с Господом вселенной: «теперь же мои глаза видят Тебя» (ст.5). Многое из того, что друзья и Елиуй говорили о Боге, является правдой, однако слушать о Нем не есть то же самое, что встретиться с Царем небес, – «почему» для страдальца менее важный вопрос, чем «Кто».

(8) Оправдание едва ли необходимо: Бог восстанавливает доброе имя, богатство и семью Иова (прозаический эпилог, 42.7-] 7). Ибо то, что Иов признал огромную разницу между премудростью и властью Бога и своим собственным невежеством и бренностью, и было нужно Богу– Испытание пройдено, и спор с сатаной выигран – но лишь в результате титанической борьбы и огромных усилий. Вера Иова, сильная уже вначале, очищена, как золото, огнем несчастий, непонимания и сомнений. В эпилоге автор заставляет этот золотой характер сверкать в лучах Божественного благословения: оправдание Иова начинается с повторного осуждения трех друзей (ст.7–8),[1132]1132
  Подразумеваемый смысл этого осуждения, см. ниже.


[Закрыть] осуждения, пронизанного иронией, особенно когда Бог говорит, что они рассуждали о самой сущности благочестивой мудрости «не так верно», как Иов (ст.8). Кроме того, Бог назначает Иову исполнить пророческую и священническую роль ходатая, напоминающую его первоначальное служение за своих детей (ст.8; ср. 1.5). Это оправдание – великодушное проявление милости: Бог прощает друзей, восстанавливает имущество и семью Иова (40.10, 12–15), продлевает его жизнь и умножает его благополучие (ст. 16–17).[1133]1133
  Это двойное восстановление имущества Иова, особенно его скота (ст. 10, 12), может содержать в себе скрытый юмор – израильский закон требовал от вора возмещения причиненного убытка в двойном размере за воровство волов, ослов или овец (Исх.22.4 [МТ 3]). Некоторые переводы, следуя за Таргумом (IIQtgJob), видят в слове sib'ana (42.13) двойственную форму («дважды семь») и приписывают Иову по восстановлении четырнадцать сыновей.


[Закрыть] В свою очередь, Иов следует примеру Божественной милости, молясь за друзей, изводивших его своими аргументами (ст. 10) и проявляя щедрость по отношению к дочерям (ст. 15).[1134]1134
  Включение дочерей в наследство представляется примечательным ввиду израильского закона (Числ.27.8), по которому дочь могла наследовать имущество отца лишь в случае отсутствия наследника-сына. Кроме того, недавние исследования жизни кочевников на древнем Ближнем Востоке дополнили ранее существовавший взгляд, основанный, в основном, на взглядах арабов на кочевников-бедуинов. Новые теории говорят о тесном сотрудничестве между оседлым земледельческим населением и скотоводами, сезонно двигавшимися в степи в поисках пастбищ. Поселяне и скотоводы были составными частями одной племенной общности. Краткое, но тщательное резюме этой теории и поддерживающих ее свидетельств CM.W.G.Dever «The Patriarchal Traditions», pp. 102–117 in J.H.Hayes and J.M.Miller, eds., Israelite and Judaean History.


[Закрыть] Оправдание подтверждается честью, которую оказали ему родственники, и состраданием, проявленным ими по отношению к Иову, в тот момент они пришли исполнить роль, предназначенную друзьям (ср. ст. 11 с 2.11). Оно завершает развитие сюжета описанием восстановления Богом достояния Иова до степени, превосходящей его первоначальное состояние, указанием на неизменность Бога, признавшего то, что Иов выдержал испытание, опроверг уверенность друзей, что падение Иова было связано с грехом, и показал, что нищета не обязательно более праведное состояние, чем благополучие. Это оправдание основано на силе Бога,[1135]1135
  To, что сатана не упомянут в эпилоге, равняется томам, написанным о Божественном суверенитете, даже в человеческих несчастьях.


[Закрыть] Который Один ответствен как за бедствие, так и за восстановление, и оно возвещает слово милости как своей формой, так и содержанием. Бог оставляет небесный двор и спускается к куче пепла в Уц, чтобы простить доктринерское мудрствование и восстановить состояние неотступно преследуемого напастями Иова, которого Он любяще и поощрительно называет Своим рабом (ст.7–8; ср. 1.8; 2.3).

Единство Книги. Если данный анализ развития сюжета и замысловатых связей его составных частей, по существу, верен, то вопрос о единстве решен положительно. Тем не менее, кое-какие краткие комментарии могут быть полезны в выявлении и возможном разрешении некоторых проблем композиции Книги:

(1) Взаимоотношения прозаических пролога и эпилога с поэтическими разделами объясняют по-разному. Большинство ученых отвергают мысль о том, что поэма была написана первой, а прозаические части добавлены позже. Без предваряющего рассказа, в котором изложены предпосылки, диалоги понять сложно, и они ведут в никуда без завершающего эпилога. Более вероятна теория, кратко описанная выше, согласно которой автор заимствовал прозаический рассказ и приспособил его для своих собственных богословских, а возможно, и личных переживаний, описанных в поэтических разделах.[1136]1136
  Схема проза-поэзия-проза (А-Б-А) сама по себе не признак отсутствия единства. Обратите внимание на кодекс Хаммурапи с его последовательностью поэзия-проза-поэзия (пролог-законы-эпилог) и лингвистический рисунок Книги Даниила: еврейский-арамейский-еврейский.


[Закрыть]

Хотя некоторые моменты пролога и эпилога вроде бы диссонируют с тоном поэзии, это не обязательно портит единство Книги: (а) полукочевую жизнь, описанную в прологе, можно примирить с сельскими (31.8, 38–40) или даже городскими картинами (19.15; 29.7), если допустить, что Иов зимовал в городе недалеко от своей земли, а в другие времена года следовал за своими стадами;[1137]1137
  S.Terrien, /5 3:886.


[Закрыть] (б) различия в настроении и ответах Иова между прологом и диалогами можно объяснить прошествием времени и раздражением, вызванным необдуманными ответами друзей.

(2) Третий цикл диалогов (гл.22–27) представляется неполным: речь Вилдада необычно коротка (25.1–6); часть ответа Иова больше похожа на речь Вилдада (25.5-14); и последние стихи ответа Иова, описывающие ужасную участь богатого беззаконника и его семьи (27.13–23), могли первоначально принадлежать Софару. Вопрос здесь заключается не в нескольких авторах, а том, что эта часть рукописи была, по-видимому, повреждена и неправильно воссоздана в ранний период ее существования.[1138]1138
  Gordis, The Book of Job (New York: 1978), pp.534f, рассматривает этот цикл и его наиболее вероятную реконструкцию; его взгляд на поврежденный текст см.р.547.


[Закрыть] Согласно другому объяснению, усеченный цикл мог быть «средством, при помощи которого автор показал, что спор оборвался»,[1139]1139
  Andersen, Job, p.34.


[Закрыть] либо ввиду победы логики Иова, либо ввиду разочарования из-за его упрямства.

Поэма о премудрости (гл.28) часто рассматривается как более позднее добавление.[1140]1140
  Напр., A.Robert и A.Feuillet, Introduction, pp.425 f.: «Обращение к премудрости – это, видимо, вставка… Можно даже сказать, что эта тема не связана с какими-либо утверждениями Иова или его друзей». CM.H.H.Rowley, Job. NCBC (Grand Rapids: 1980), pp.l2f.


[Закрыть] По современному местонахождению текст приписывается Иову, однако он представляет собой такое изменение в его раздраженном настроении, что его можно толковать лишь как сарказм (см. выше). Тем не менее, как эта поэма, так и заключительные речи Яхве говорят о человеческой неспособности раскрыть тайны Божий. Поскольку тон и содержание поэмы не соответствуют ни словам Иова, ни речам его утешителей, лучше всего рассматривать ее как собственную вставку автора, рассчитанную на то, чтобы снять напряжение и поразмышлять о несостоятельности обеих спорящих сторон.[1141]1141
  Andersen, Job', Dhorme, A Commentary on the Book of Job, pp.xcvii-xcviii; и Gordis, The Book of Job, pp.536-38. Дорм предполагает, что автор написал эту поэму и речи Яхве позже и вставил их в уже написанную Книгу, а Гордис считает, что автор написал поэму на более раннем этапе своей жизни, а затем включил ее в Книгу.


[Закрыть]

Вторую речь Яхве (40.1-41.26) часто рассматривают как позднее добавление в связи с тем, что ей, якобы, не хватает блеска, она лишняя (Иов уже прекратил спорить; 39.33–35) и сосредоточена всего лишь на двух животных.[1142]1142
  Rowley, Jo6,p. 13.


[Закрыть] Высказываясь в защиту единства двух речей Яхве и их роли в Книге, П. Скехэн утверждает, что первая речь (гл.38–39) сознательно рассчитана служить ответом на первую часть заключительного монолога Иова (гл.29–30), в то время как вторая речь (40.2-41.26) по содержанию и длине должна соответствовать второму разделу монолога Иова (гл. З I).[1143]1143
  Job's Final Plea (Job 29–31) and the Lord's Reply (Job 38–41)", Bibl 45 (1964): 51–62.


[Закрыть] Гордис подтверждает единство двух речей, говоря, что описания бегемота и крокодила, которые угодны Богу, несмотря на их отталкивающий для человека вид, поддерживают «точку зрения о том, что человек, со своей антропоцентричной позиции, не может судить вселенную и ее Создателя».[1144]1144
  The Book of Job, p.558.


[Закрыть] Вторая речь может показаться чрезмерной для западного уха, не привыкшего к еврейским повторам для нагнетания напряжения.[1145]1145
  Обратите внимание на то, что ответ Иова, в котором он обещает молчание (39.33–35), еще не то полное раскаяние, которого желает Бог, и поэтому возникла необходимость второй речи.


[Закрыть] Нарастающие длинноты описания животных (коня, 39.19–25; бегемота, 40.10–19; крокодила, 40.20–27 [МТ 40.25–41.26]) часть художественных, средств; умножение деталей рассчитано на то, чтобы подавить Иова и заставить его сдаться.[1146]1146
  Andersen, Job, p.49.


[Закрыть]

(5) Речи Елиуя вызвали больше ученых спорса, чем любая другая часть Книги Иова. Взгляд О. Эйсфельдта типичен: "Эти речи вопиющим образом нарушают художественную структуру первоначальной Книги".[1147]1147
  Old Testament, p.457.


[Закрыть] Одним из доводов, обычно приводимых в поддержку такого мнения, является то, что Елиуй не упоминается в прологе или других местах Книги до своего появления на сцене. Такое упущение можно объяснить двояко: (1) он входил в состав свиты утешителей или был одним из их учеников и поэтому не упомянут отдельно;[1148]1148
  Пролог указывает на то, что трое друзей прибыли издалека и должны были установить время и место встречи (2.11) перед тем, как идти к Иову.


[Закрыть] (2) упоминание о нем сознательно отложено, чтобы увеличить неожиданность и усилить напряжение, произведенное его речами.

Ввиду длины и силы его речей, необходимо признать примечательность того, что в эпилоге ничего не говорится о вмешательстве Елиуя. Возможная причина этого – то, что его речи восхваляли чудесные тайны Божий и упрекали Иова с меньшей злобой, чем догматизм его друзей, и поэтому он не нуждался в прямом осуждении. Речи Елиуя могли быть добавлены автором позже, без согласованности деталей, необходимой при его введении в эпилог, который уже был написан.[1149]1149
  Такой точки зрения придерживается Gordis, The Book of God and Man, pp.HOf. Д.Н. Фридмен приписывает речи Елиуя автору, однако их добавление в текст – позднейшему редактору; «The Elihu Speeches in the Book of Job», HTR 61 (1968): 51–59.


[Закрыть]

Считают, что стиль Елиуя заметно отличается от стиля остального диалога. Доводы, основанные на использовании имен Бога (напр., Эл, Яхве, Элоах, Эль-Шаддай) или, якобы, на наличии арамейских слов, достойны внимания, однако не убедительны. Различные темы и обстоятельства могут требовать даже от одного и того же автора употребления различных слов. Одним ключевым элементом стилистического сходства с остальной Книгой является использование Елиуем цитат в качестве обоснования своих собственных замечаний (напр., 33.8-11; 34.5–6; ср.42.3-4а). Это может указывать на один из замыслов автора: пересмотреть и повторить ключевые аргументы Иова с тем, чтобы подготовить почву для заключительных речей Яхве.

Хотя обсуждение единства и целостности Книги Иова будет продолжаться, все большее число ученых приходят к выводу о том, что Книга лучше всего поддается пониманию не расчлененной на части, каждая из которых имеет свою собственную историю, а когда она изучается в своей окончательной форме с целью понять послание, содержащееся в ней в ее настоящем виде. Заключение Гордиса вполне подходящее: "Таким образом, Книга предстает (в результате многосложной работы автора) в виде великолепно сложенного единства, произведения одного автора, обладающего непреходящей гениальностью как художник слова и как религиозный мыслитель, которому равный вряд ли есть во всей истории человечества".[1150]1150
  The Book of Job, p.581.


[Закрыть]