Текст книги "Трое за те же деньги (сборник)"

Автор книги: Уильям Макгиверн

Соавторы: Уиллис Т. Баллард
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Эрл не мог заставить себя двинуться с места.

– Самбо, – тихо позвал он.

Лорен оглянулась от двери и закричала:

– Эрл! – Когда он не обернулся, она пересекла комнату и грубо схватила его за рукав. – Что с тобой происходит?

– Со мной все в порядке, – пробормотал он. – В полном порядке. – Эрл увидел, как у Ингрэма задрожали веки. – Иди разверни машину, Лори.

– А почему ты не идешь? – осторожно спросила она.

Резким рывком он освободился от её отчаянной хватки.

– Делай, что я сказал. Разверни машину. И посигналь, когда будешь готова. – Он взглянул в её белое напряженное лицо. – Делай то, что я говорю!

Она отшатнулась, облизала влажные губы, затем повернулась и выбежала из комнаты, каблуки выбили отчаянную дробь по твердому полу.

Эрл увидел, что Ингрэм смотрит на него, сверкая глазами от страха и удивления.

– Я хочу оставить тебе немного денег, – пробормотал он. Потом достал деньги, которые дала ему Лорен, отделил три десятки и позволил им упасть на пол возле дивана. – Здесь тридцать долларов. Это не так много, но все, что я могу тебе оставить. Вместе с твоими собственными деньгами это уже кое–что, Самбо.

Лицо Ингрэма было мрачным; казалось, он что–то ищет на лице Эрла, глядя на него мягкими удивленными глазами.

– Я не могу дать больше, – повторил Эрл. Он видел, что старик наблюдает за ним, смутный свет блестел на его седых волосах и мягких серебристых усах. Уже наступал вечер, прикрывая окна черным занавесом. Эрл неловко шевельнулся, когда ветер завыл за окном, как дикий зверь.

– У тебя есть шанс, – сказал он, стараясь придать голосу убедительность. – Тут поблизости должны жить какие–нибудь чернокожие. Они помогут тебе выбраться, так? У тебя есть немного денег на дорогу. Подумай как следует.

Ингрэм не ответил; глаза его были полны раздумий, но полоска запекшейся крови багровела, как печать на сухих губах.

– Ты думаешь, я тебя бросаю, – с горечью сказал Эрл. – Почему ты не скажешь этого? Скажи что–нибудь, черт возьми. Ты помог мне, а теперь я ухожу и бросаю тебя – ведь так ты думаешь, я же знаю. – Ингрэм ничего не сказал, Эрл подошел поближе и тихо произнес: – Так нужно, Самбо. Разве ты не видишь? Мы с Лори должны уехать. Я должен уехать с ней. Все, что я из себя представляю, заставляет меня так поступить. Мы уезжаем, чтобы спастись. Так уж устроена жизнь. Может быть, это отвратительно, но не я придумал правила. Ну скажи, разве я придумал это, Самбо? Разве я?

Эрл услышал свой голос, перешедший в крик. Он чувствовал, что слова клокочут у него в горле как грязь, которую он должен выбросить из своего тела.

– Не я придумал эти правила, запомни! Я ничего тебе не сделал. Ты не можешь меня осуждать. Я за тебя не отвечаю. Разве не так?

– Читайте книгу Господню, – старик произносил слова медленно и торжественно. – У него есть ответы на все. Не имеет значения, белый ты или цветной; здесь ты найдешь ответы на все.

Ингрэм был испуган и чувствовал себя больным, но более всего был удивлен – он не понимал ни Эрла, ни себя, и это казалось ему куда важнее, чем страх или болезнь.

Каким–то окольным путем он подвел Эрла к состоянию предельного стыда. Зачем он это сделал? Чтобы унизить его, просто чтобы видеть стыд в его глазах? Неужели все чернокожие таят такие же чувства за улыбками и кивками, за елейной почтительностью к самым отвратительным поступкам надменных белых, потакая их недостаткам до тех пор, пока те окончательно не возьмут верх… Именно этого все они хотят? Сделать белых ещё хуже?

Если он этого хотел, стало быть и сам не лучше Эрла. А их отношения были только упражнениями в обмане, причем оба для вида состязались в понимании и доброжелательности. О честной игре и речи не шло. Порядочнее было бросить его, оставить умирать. Во всяком случае, умер бы Эрл без стыда. Нельзя хорошо относиться к человеку, занеся руку с кнутом у него над головой. Столь недобрые намерения хуже его глупости и испуга.

– Слушайте! – торжествующе прокричал старик. – Вот что говорит Экклезиаст. Слушайте же: " – Бог создал человека из праха, и сотворил его по образу и подобию своему… – Он хрипло рассмеялся, искоса поглядывая на Эрла и Ингрэма. – Разве не роскошная мысль? Разве от неё не заходится сердце?

– Ты не хочешь сказать что–нибудь? – сказал Эрл, покосившись на дверь. – Я оставляю тебе немного денег, Самбо. Делаю для тебя все, что могу.

– Послушайте, – не унимался старик. – Вот это послушайте…

– Пошел к черту, заткнись! – заорал на него Эрл.

– Не проклинай Божью Книгу. Иди своим путем. Мы с этим чернокожим будем молиться за тебя. Тебе это пригодится, сынок. Тебе понадобится.

– Я должен тебя покинуть, Самбо, – сказал Эрл. – Мне нужно идти.

– «Не повторяй ошибок неверующего, смерть сильнее славы, – продолжал выкрикивать старик. – Благодари Господа, пока ты жив… и испытаешь ты милости его». Вот как говорил старик Экклезиаст.

Наконец–то Ингрэм понял самого себя. Он не обманывал Эрла, теперь он был в этом уверен. Каким–то странным образом тот оказался ему ближе, чем кто бы то ни было в его жизни.

– «О, что может быть ярче солнца?» – кричал старик голосом слабоумного, опьяненного звуком и ритмом чеканных строк.

Снаружи раздался настойчивый и требовательный сигнал клаксона.

– Мне нужно идти, – повторил Эрл и медленно отошел от дивана, продолжая с простодушным беспокойством смотреть на Ингрэма. – Ты ведь понимаешь, Самбо? Просто скажи, что ты понимаешь.

– «И что может быть греховнее, чем человек, состоящий из плоти и крови?» – кричал старик, и голос его нарастал до апокалиптического рева.

Снова прозвучал сигнал автомобиля, два резких гудка, и Эрл виновато оглянулся через плечо.

– Прощай, Самбо. Прощай, – сказал он.

– «Сила его изливается с высоты небес, и все люди есть прах пред ним!» – Старик захлопнул книгу, когда порыв ветра из распахнутой двери спутал его тонкие седые волосы. Он откинулся назад, уставший и опустошенный своими усилиями.

– Библия всегда приносит в душу умиротворение, – сказал он. – Запомни это, парень. Помни это, когда придет полиция, чтобы тебя повесить.

Ингрэм был слишком измучен и слаб, чтобы двинуться с места. Боль в груди стала тупой и тяжелой, и буквально придавила его к дивану. Отвернувшись от мстительных глаз старика, он прислушался к завыванию машины, буксовавшей в глубокой грязи. Снова яростно налетел ветер, заглушая все своим ревом, а когда он немного стих, слышно было лишь слабое эхо работающего мотора. Потом стихло и оно, наступила тишина, и Ингрэм понял, что они наконец–то выбрались на дорогу и двинулись под покровом темноты навстречу свободе.

Холодные слезы потекли по запекшейся на щеке струйке крови. Он подумал, что оказался просто глуп, сам не знал, что делает. Почему же он не смог ничего сказать?

Глава двадцать третья

В половине пятого на столе шерифа зазвонил телефон. Он без всякой надежды поднял трубку. Звонили Келли.

Тот послушал несколько секунд, потом буркнул: – Хорошо, Смитти, пожал плечами и положил трубку на место. – Последний доклад из Вест–Гроува. Там не оказалось людей, заказывавших бальзам Перу.

Келли покачал головой. Бальзам Перу. Его уже начало раздражать звучание этих слов. За последний час раздалось не меньше полусотни звонков от полицейских и агентов ФБР, и все об одном и том же: не повезло. Каждый врач и аптекарь как в самом Кроссроуде, так и вокруг него, проверили свои книги в поисках клиентов, заказывавших бальзам Перу. Но пока все поиски оказались бесполезными.

Келли снова взглянул на черный круг, очерченный карандашом шерифа вокруг района к юго–западу от Кроссроуда. Оставались ли беглецы все ещё внутри петли? Или уже начали двигаться?

Перед ними стояла сложная психологическая задача. Эрл Слэйтер, Лорен Вильсон и негр Ингрэм… Станут они держаться вместе? Или разделятся? И тот, и другой случай ничего хорошего не сулил.

Вместе они будут привлекать внимание, так что вероятнее всего разделятся. Келли поспорил сам с собой на доллар, что белая пара бросит негра – и что раздраженный негр может оказаться неплохим свидетелем против них. " – Ладно, – подумал он, – доллар – не деньги…» Тем не менее, легко их не поймаешь. У полиции были описания обеих машин, седана и фургона, но проще простого остановить любого водителя и забрать его машину и документы.

У них были шансы проскользнуть мимо дорожных постов. На всех шоссе очень сильное движение. Такой ночью трудно тщательно проверить каждого пассажира в каждой машине. Если кто–то поспешит или по небрежности просто махнет фонарем, все пропало. Так легко может случиться, если женщина окажется хорошей актрисой. " – В чем дело, офицер? Можно ехать дальше? Очень хорошо, большое вам спасибо…» И они укатят.

За несколько следующих минут телефон снова звонил несколько раз, но доклады были отрицательными; ни врачи, ни аптекари не знали пациентов, до сих пор пользующихся старым патентованным лекарством.

– Похоже, дело безнадежно, – устало сказал шериф. – Когда есть сульфодимизин и пенициллин, кто будет связываться со старым снадобьем от всех болезней?

– Но ведь кто–то им пользуется, – возразил Келли. – Если доктор Тейлор не ошибся, в этом доме им пользовались.

– Там могла быть старая чашка, купленная десяток лет назад.

– Возможно, – согласился Келли. – Но несколько агентов ещё не вышли на связь. Может быть, сигнал ещё поступит.

– Может быть, – кивнул шериф, постукивая своими большими пальцами по крышке стола. – Все может быть.

Ожидание изматывало. Они были готовы немедленно приступить к делу, ожидая и планируя любые непредвиденные обстоятельства. Шестеро агентов Келли находились во временном штабе в помещении кроссроудской почты, полицейские штата в машинах дежурили на важнейших перекрестках по всей долине. По сигналу все они готовы схватится за оружие, рации, баллончики со слезоточивым газом, фонари – готовы действовать буквально через несколько секунд.

Но сигнала не было, и оставалось только ждать.

Временами наступала небольшая передышка, вызванная рутиной службы шерифа; вначале перед стойкой появился мужчина, чтобы заполнить разрешение на содержание собаки; чуть погодя явилась женщина в костюме для верховой езды, чтобы сообщить о происшествии на Мейн–стрит. Она поцарапала крыло припаркованного автомобиля и не могла найти его владельца, что же ей следовало делать в такой ситуации?

– Дайте мне номер ваших прав и можете заполнить все документы завтра утром, – сказал шериф.

– Это исключительно моя вина, – улыбнулась женщина. – Я полагала, что все ещё на лошади.

– Не беспокойтесь, миссис Гаррис.

Шериф смотрел ей вслед, хмуро изучая черные сапоги для верховой езды. И вдруг взревел: – Черт побери! – и быстро повернулся к своему столу.

– В чем дело? – спросил Келли, вскакивая на ноги, ему передалось возбуждение, охватившее шерифа.

– Лошади, вот в чем дело. Я полный идиот, Келли. Бальзам Перу готовят и для людей, и для животных. Разве я вам не говорил? Собаки, кошки, лошади… Мой отец всегда держал в конюшне банку, чтобы лечить потертости от сбруи…

– Я не совсем понимаю, – протянул Келли, но шериф торопливо схватился за телефон.

– Ветеринары, – пояснил он. – Наверняка сейчас торгуют им ветеринары, а не аптекари. Почему, черт возьми, я об этом не подумал? В нашем районе их только двое, доктор Готроп и доктор Рейдбо.

Кто–то ответил на его звонок и шериф торопливо заговорил:

– Джим, это шериф Бернс. Мы тут нащупываем одну зацепку. Ты все ещё продаешь старинное средство от всех болезней – бальзам Перу? Ну, мне казалось, что ты должен это делать. Вот что мне нужно знать: не получал ли ты заказов на него из района,.. давай–ка посмотрим… – Шериф взглянул на очерченный карандашом круг на карте. – Ну, скажем, возле Ланденберга. Или Ист–энда. Может быть от кого–то, у кого нет конюшни… кто пользуется им для себя или своей семьи… Что? – Большая рука шерифа крепко сжала телефонную трубку. – Повтори ещё раз фамилию!

Келли схватил другой телефон и набрал номер своего штаба в здании почты. Когда хриплый голос ответил, он бросил:

– Подождите у телефона.

Шериф швырнул трубку и схватил шляпу.

– Старик, которого зовут Карпентер. Живет с рехнувшейся женой в лесах за Эмервиллем. Я знаю это место. Скажите своим людям, чтобы они ждали нас возле Вест–Гроува, в шести милях к югу по федеральному шоссе. Я вызову полицию штата.

Келли кивнул и заговорил в трубку.

– Двигайтесь на двух машинах в сторону Вест–гроува. Это в шести милях к югу по федеральному… Да, все. Живее.

Глава двадцать четвертая

Лорен притормозила, чтобы свернуть к бензозаправочной колонке, ярким желтым пятном выделявшейся в темноте. Сейчас они находились в пяти милях от фермерского домика и гнали что есть духу по узкому шоссе, которое должно было вывести на автостраду Юнионвилль–Пайк. Эрл распланировал весь их маршрут, руководствуясь в выборе направления одним инстинктом. Сначала следовало как можно дальше углубиться в сельскую местность, а затем сделать широкий круг вокруг застав, пользуясь густой сетью извилистых проселочных дорог. Только так они могли ускользнуть от полиции, выбравшись на шоссе далеко за постами, окружившими район. В этом состоял их единственный шанс на спасение…

На закрытой по случаю непогоды станции видна была только одна бензоколонка и стойка с банками машинного масла, блестевшими в свете вывески маленького кафе в десяти ярдах от дороги. Сверкающие струи дождя секли по фарам машины, время от времени ленивые раскаты грома сотрясали промозглый воздух. В кафе было пусто; Эрл успел разглядеть через залитые водой окна смутные очертания стойки и автомата с сигаретами.

Молодой человек в макинтоше и прорезиненной шляпе выбежал из кафе с фонариком в руке. Лорен опустила на дюйм стекло и сказала:

– Полный бак, пожалуйста.

– Хорошо, мадам. Ужасная погода, не правда ли?

Когда он исчез, Лорен с беспокойством взглянула на Эрла.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Со мной все в порядке.

– С той минуты, как мы выехали, ты не сказал ни слова. И вид у тебя ужасный.

– Я же сказал, что прекрасно себя чувствую, верно? «Прекрасно» вполне подходящее слово.

– Я боюсь, Эрл. Если нас остановят, ты же не будешь стрелять, правда? Обещай мне, что не будешь!

– Позволь мне самому решать.

– Отдай мне пистолет. Пожалуйста, Эрл.

– Хочу курить. Сигареты есть?

– Нет. Почему ты не ответил? – казалось, она говорила спокойно, но в голосе проскальзывал страх. – Отдай мне пистолет, Эрл.

– Ступай купи сигарет.

– Не можешь подождать, пока мы выберемся отсюда?

– Если полицейские нас остановят, я стану прикуривать и прикрою лицо руками. Это может помочь, Лори.

Она какой–то миг поколебалась, задумчиво глядя на его твердый бледный профиль. Затем поспешно согласилась.

– Ну ладно, ладно.

Эрл наблюдал, как она пробежала под дождем, гибкая фигура терялась в неясном освещении и падавших отовсюду тенях. Она ловко обходила лужи, ноги её быстро и твердо ступали по мокрой почве. " – Как кошка," – подумал он. Именно так сказал Самбо. Она не могла споткнуться и разбить радиоприемник. Кто угодно, но только не Лори.

– Я себя превосходно чувствую, – сказал он так тихо, что слова потерялись в шуме дождя, барабанившего по крыше и крыльям машины.

Это было неправдой; Эрл чувствовал себя больным, замерзшим и несчастным – все вместе. Мужество его покинуло. Он ощущал себя слабым и испуганным, как маленький ребенок. Весьма обескураживающее ощущение, – ведь он сознавал, что отныне оно станет его преследовать постоянно; всю оставшуюся жизнь он будет чувствовать себя больным и опустошенным. Всю оставшуюся жизнь…

Болезненная судорога свела мышцы в задней части шеи. Боль распространялась к основанию черепа и к вискам, сжимая голову тисками; как Эрл ни пытался, не мог отвернуться от своего смутного, похожего на призрак, отражения в ветровом стекле. Что–то казалось приковало его взгляд к пустующему месту водителя; в темноте возле спидометра что–то поблескивало, но он не мог заставить себя повернуться и взглянуть туда.

Почему–то в мозгу все время крутилось какое–то имя: Морган, или Монро, или что–то в этом роде. Казалось бы, какая разница? Так звали парня, которого он спас на ферме в Германии.

Эрл почувствовал, как нарастает в нем бессмысленная ярость.

" – Меня нужно было разжаловать за то, что я его спас – а не вешать медаль на грудь.»

Эта мысль заставила его вздрогнуть.

" – Что за черт? – подумал он виновато и словно защищаясь. – Это же мое, верно?»

Но не мог себя заставить туда взглянуть: свет, мерцавший перед ним, отражался от Серебряной звезды, висевшей на ключах Лори. И он не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на нее. На глазах его выступили слезы. Теперь Эрл понял, что его так расстроило.

– Черт возьми, – произнес он медленно и устало; боль, словно тисками сжимавшая голову, исчезла, и Эрл неловко повернулся на кожаном сидении. Взглянув на раскачивающуюся в полумраке медаль, он нахмурился, обдумывая пришедшее к нему горькое и смущающее его откровение.

" – Это – мое, я её заработал, – подумал он. – Как и все прочее в моей жизни, это я заработал. И больше не могу на неё взглянуть, как и на все остальное.»

Эрл вытащил ключ из замка зажигания и попытался снять медаль с кольца, но одной рукой не сумел. В конце концов он положил ключ на пол, прижал его каблуком и только так отцепил звезду. Затем опустил свое окно и вышвырнул медаль в ночную тьму, глядя, как она последний раз сверкнула в воздухе, перед тем как навсегда исчезнуть. Дождь и ветер хлестнули ему в лицо, через открытое окно донесся раскат грома, напоминающий залпы тяжелых орудий где–то на горизонте.

" – Прекрасно, – подумал Эрл, – превосходно.»

Он передвинулся на сиденье водителя и повернул ключ в замке зажигания. Когда мотор взревел, заправщик испуганно закричал: – Эй, постой! – но Эрл заставил машину описать большой круг, неловко управляясь с рулем одной рукой. Больше он не испытывал никакого смущения, только простодушную ярость. Он не должен был оставлять Самбо; он сам должен был остаться на старой ферме. Эта мысль заставила его тихо рассмеяться; вот что было действительно странно. Теперь он должен вернуться назад и… Единственное, чем он мог бы гордиться, – это оказаться там опять вместе с Самбо. Он не знал, как это назвать, но это было что–то ясное и определенное, и принадлежало только ему и никому больше.

Когда он выехал на дорогу, раздался женский крик. Лорен бежала к машине, ноги её скользили и разъезжались по грязи, а дождь стегал искаженное отчаянием лицо ледяными струями.

– Эрл! – дико закричала она, но сильный порыв ветра отнес его имя в пустоту.

Он нажал на тормоз и опустил стекло.

– Я возвращаюсь, чтобы забрать Самбо. Жди меня здесь.

– Нет, тебе нельзя! – закричала она, и Эрл увидел на её лице безумный ужас. – Ради Бога, не оставляй меня!

Ему стало жаль: она не понимала.

– Я доложен это сделать, Лори. Неужели ты не понимаешь?

– Он ничего для нас не значит. Тебе нельзя назад.

– Если я этого не сделаю, ничего хорошего не будет. Никогда. Тебе, и мне, и всем на свете не будет ничего хорошего.

– Ты сошел с ума, ты болен – и не понимаешь, что говоришь.

Сошел с ума, болен… Эрл выругался: слова Лорен его взбесили. Стоит человеку сделать так, как он считает правильным, как его тут же сочтут сумасшедшим или больным.

– Послушай, – закричала она, в отчаянии хватаясь за дверцу. – Пойдем выпьем кофе. И поговорим. Еще есть время, Эрл.

Он снова выругался: говорить, говорить, говорить… Постарайся себе представить. Взгляни под этим и под тем углом, проверь все от начала до конца – и если слишком долго обсуждать, то выяснится, что вовсе ничего не нужно делать. Но Самбо ждет его сейчас, а не через пятьдесят лет.

– Я должен ехать, Лори, – прокричал Эрл. – Немедленно.

Он отпустил сцепление, и машина рванулась в дождь и темень; неожиданный толчок едва не швырнул Лорен в грязь. Но он–то знал: она не упадет; она устоит на ногах.

Лорен не могла придумать, что сказать заправщику, но наконец решила, что скажет, будто Эрл забыл дома выключить плиту. Или что–нибудь в этом роде. Она всегда быстро соображала.

Небо прорезали молнии, дорога стлалась перед ним, сверкая черным зеркалом при вспышках. Затем снова наступала темнота, но он видел, как хлещет дождь и деревья качаются в объятьях обезумевшего ветра. Эрл хохотал, вжимая в пол педаль газа. В такую ночь их не поймают; нужно сойти с ума, чтобы просто выйти из дому в такую погоду.

На прямых он яростно протирал рукою ветровое стекло, а потом хватал выскальзывающий руль, прежде чем машина успевала скатиться в кювет. Теперь Эрл с тревогой думал о предстоящей ему задаче: дорожные знаки и перекрестки стали почти неразличимы. Если он не найдет дорогу обратно, Самбо действительно придется туго.

" – Бедный парень сейчас перепуган до смерти. Ничего удивительного… Но я его оттуда вытащу," – подумал Эрл. Он рад был, что их неприятности продолжались – хотел доказать Самбо, насколько он хорош. Никто не должен упускать возможность показать все лучшее, что в нем есть. Господи, зачем же это скрывать?

В армии это было легко; ты либо служил, либо нет, все достаточно просто. Парень получал пулю – и ты тащил его к санитарам. Полку нужен был «язык» – ты шел за ним и приводил. Фрицы пытались сбросить тебя с высотки ты вгрызался в землю и отбрасывал их назад. Все было просто. Не нужно никаких мозгов.

Эрл испытал удовольствие от своих рассуждений, таких ясных и точных. Фокус состоял в том, чтобы делать вещи, которыми можно гордиться; тогда не придется копаться в своем смутном прошлом, выискивая что–то, показывающее тебя с лучшей стороны. Просто прояви себя – и всегда будет что вспомнить.

– Ладно–ладно, – подумал он, наклоняясь вперед, чтобы видеть дорогу. Сейчас об этом нечего беспокоиться – просто любой ценой нужно попасть туда. Он заметил сарай, мелькнувший мимо, и понял, что на правильном пути; сейчас должен быть лесок и маленький белый домик у перекрестка.

Стремительная гонка по ухабам разбудила тяжелую тупую боль в плече. Пот стекал по лицу, и Эрл почувствовал, как его одновременно бросает и в жар, и в холод; лихорадка сжигала его, но от мокрой одежды и холодного ветра в лицо все тело била дрожь. Очень странно: он весь горел, но зубы стучали от холода. Но так и должно быть, он это знал; врач же все объяснил. Нужно перетерпеть жар, чтобы одолеть болезнь. Вроде банки шпината в мультиках или кавалерии в вестернах. Помощь в трудную минуту.

" – Почему, черт возьми, мы попали в беду?» – подумал он.

Становилось все труднее сосредоточиться. Где же маленький белый домик? Неужели он пропустил? " – Господи, – с беспокойством подумал он и нагнулся вперед, пристально всматриваясь в ветровое стекло. – С кем, черт возьми, мы сражаемся? Ведь война кончилась. – На глаза ему попался черный рукав плаща. – Это же не форма – нет ни ранца, ни винтовки.» Действительно, черт бы её побрал, война кончилась. Кончилась, с нею покончено. И ему больше не страшна лихорадка. И не нужна никакая банка шпината. Только добраться до Самбо и уехать куда–нибудь отдохнуть.

Все снова стало ясно.

Промелькнул белый домик, и чуть позже он повернул машину на грязный проселок, ведущий к старому дому, продолжая одной рукой сражаться с непослушным рулем. Одолевая толстый слой грязи, он объезжал коварные лужи, блестевшие в свете фар.

" – Осталось совсем немного, – торжествуя, подумал Эрл. – Забрать Самбо в машину займет минуту–другую. И тогда все останется позади. И беды их кончатся.»

Ясность мыслей наполняла его какой–то странной самоуверенностью; он все идеально продумал. Впервые в жизни он знал, как все получится.

Эрл чуть было не пропустил въезд на ферму; выручил только инстинкт. Он рефлекторно повернул руль, машина пошла юзом, пропахав в грязи узкую дорожку. Все было в порядке, все шло благополучно; ночь все скрывала.

Ветер и дождь набросились на него, едва он вышел из машины. Эрл оперся рукой о крыло, стараясь прикрыть лацканами плаща раненое плечо и грудь; на забинтованное плечо плащ пришлось только накинуть, ветер тут же подхватил пустой рукав и яростно стеганул им по лицу. Пристально всматриваясь в темноту, Эрл не видел ничего, кроме очертаний старого дома и раскачивавшихся ветвей больших деревьев.

– Самбо, – хрипло закричал он, пробираясь по грязи к просевшим ступенькам крыльца. – Самбо, выходи! – Эрл начал взбираться по ступеням, ноги его скользили по мокрым доскам. – Давай, Самбо! Пошевеливайся. Нужно ехать.

Молния осветила все кругом, залив ярким светом крыльцо и мокрые стены.

– Самбо, – снова закричал он, прислонившись к освещенной двери. – Я за тобой вернулся.

Кто–то ответил; сквозь дождь и ветер сзади донесся чей–то голос.

" – Что за черт? – сердито подумал Эрл. – Что он делает снаружи? Этот дурак должен был оставаться внутри, там тепло…»

Тут он понял, что со светом молнии что–то не так. Мысли ему подчинялись с трудом; с удивлением и смутной тревогой он взглянул на яркий свет, заливавший фасад дома, выделяя его темную фигуру на фоне ярко освещенной двери. Свет не гас; это было чертовски странно, – думал Эрл, разглядывая свою освещенную руку.

С немалым усилием он выпрямился и повернулся; свет со страшной силой ударил по глазам, и машинально, как бы защищаясь, он прикрыл их рукой. Длинные желтые щупальца тянулись из темноты, ярко прорисовывая его фигуру на фоне дома.

" – Что за черт?» – подумал Эрл, голова работала медленно и натужно.

– Выключите свет! – закричал он, воинственно размахивая рукой. Выключите!

– Руки вверх, – прогремел голос из темноты. – Живо! В тебя целятся два десятка стволов!

– Я хочу забрать Самбо, и все, – прокричал Эрл в темноту. – Я его заберу, слышите?

– Подними руки вверх! У тебя нет никаких шансов.

– Я приехал забрать его. Разве не понимаете? – яростно заорал Эрл, выхватил пистолет и выстрелил в сторону света, падавшего на него слева. Раздался звон разбитого стекла, и тот погас. – Мы не хотим неприятностей, слышите?

Что–то его ударило, и Эрл растянулся на крыльце. Он не заметил вспышки и не услышал выстрела; все, что он почувствовал – неожиданную боль в ноге и приступ ярости, вызвавший слезы на глазах.

– Будьте вы прокляты, – процедил он и сидя выстрелил во второй фонарь.

Его обступила тьма, и он с трудом поднялся на ноги, прислушиваясь к звукам дождя, стучавшего по крыше над головой, и отдаленным раскатам грома где–то в лесах.

– Почему они стреляли в меня? – подумал Эрл, скрипя зубами от боли. Ведь я все делал правильно, разве не так? О, Боже, почему они стреляли?»

Из темноты вырвался новый луч света. Эрл ничего не мог объяснить этим теням в ночи. Мысли потоком неслись у него в голове. Война же кончилось, не было никакой надобности сражаться. Он должен был забрать Самбо, вот и все. Эрл бесцельно помахал пистолетом в воздухе, и внезапная острая боль пронзила живот, словно туда кувалдой забили копье. Шатаясь он двинулся к двери, крича от боли. Пистолет в его руке подумал сам; со звоном разбитого стекла свет исчез, когда он выпустил в ту сторону последние пули.

Потом вновь воцарилась тьма, раздались голоса и топот ног в тяжелых башмаках по мокрой земле. Он нащупал дверную ручку и последним отчаяным усилием ввалился внутрь. Теперь он был в безопасности; ярость бури и ярость людей осталась снаружи. Они с Самбо смогут немного отдохнуть, а потом двинутся в путь…

– Самбо! – отчаянно крикнул он и, шатаясь, пересек маленькую прихожую. Что–то случилось с ногой, и он опустился на колени, гостиная поплыла перед глазами. – Боже мой, – прошептал он, думая, серьезно ли ранен.

Старик скатился с кровати и лежал под грудой грязных одеял на полу.

Но с Ингрэмом все было в порядке; опершись на руку, Самбо смотрел на него во все глаза. Эрл решил, что Самбо выглядит не слишком хорошо; может быть, просто испугался. Или подумал, что я его бросил…

– Все в порядке, Самбо, – сказал он, прижав руку к животу, чтобы умерить боль. – Я тебя вытащу. Ничего не случится…

Эрл покачал головой, удивляясь, почему так трудно дышать; казалось, в комнате не хватает воздуха.

– Не разговаривай, – взмолился Ингрэм. – Ты очень серьезно ранен. – Он с трудом сел. – Лежи, Эрл, лежи.

– Я прекрасно себя чувствую, Самбо, – Эрл попытался улыбнуться, но губы его почему–то стали очень твердыми и холодными. – Я за тобой вернулся. Ты же знал, что я должен вернуться, верно? – Эрл проглотил что–то теплое и густое, застрявшее в горле, и умоляюще повторил, – Ты знал это, правда?

– Конечно, знал, Эрл. – Ингрэм начал беспомощно плакать. – Все это время знал. Лежи, пожалуйста.

– Я не должен был оставлять тебя… Мы же оба армейские… Нужно было помочь… – Эрл снова покачал головой, упрямо борясь с ужасной слабостью. Должен был прийти, Самбо, – сумел выговорить он. Потом вытянул руку вперед и провел по лицу.

– Боже мой! – тихо простонал Ингрэм. – О, Боже, Эрл.

– Не волнуйся… – Эрл поднял голову с пола и посмотрел на негра. Самбо… – Он увидел слезы, текущие по лицу Ингрэма, и его захлестнула печаль. – Я не смог это сделать, – простонал он. – Я не вернулся. Ничего не вышло.

– Ты прекрасно все сделал, – закричал Ингрэм, сполз с дивана и крепко схватил Эрла за руку. – Никто не мог бы сделать это лучше тебя, никто в целом свете.

– Кое–что я умею неплохо, – сказал Эрл, прижавшись щекой к холодному полу. И тоже сжал руку Ингрэма. – Нам никогда не пойти с тобой на бейсбол, Самбо. Никогда.

– Кому нужен этот чертов бейсбол, – голос Ингрэма сорвался. – У нас и так всего было хоть отбавляй, дружище.

Эрл слышал, но ответить уже не мог; свет в комнате угасал и исчез совсем. Теперь уже не было ни черных, ни белых; ничего, кроме покоя, и это последнее, что он почувствовал, прежде чем умереть…

Ингрэм безнадежно смотрел на остекленевшие глаза Эрла, не ощущая рыданий, которые сотрясали все тело, не ощущая ничего, кроме чувства огромной необратимой потери.

Вокруг раздавались какие–то голоса, пол дрожал от топота тяжелых башмаков. Чьи–то руки схватили его, сначала грубо, потом более бережно, и опустили на диван.

Кто–то сказал:

– Он тоже чуть жив.

И другой голос:

– Женщины нет. Нужно организовать поиск. Она не могла уйти далеко.

Старик пронзительно что–то твердил, а чуть погодя раздалось кудахтанье Крейзибоун.

– У цветного парня неплохие манеры, говорю вам. Он вполне прилично держал себя. Зато женщина – сущий дьявол. Хотя моему старику она понравилась. Ему всегда нравились потаскушки. А я всегда была слишком похожа на леди. И требовала с собой хорошего обращения. Он никогда не осмеливался поднять на меня руку. Боюсь, мне придется…

– Все в порядке, мэм, – негромко сказал кто–то. – Больше не о чем волноваться. Просто сидите спокойно и отдыхайте.