Текст книги "Трое за те же деньги (сборник)"

Автор книги: Уильям Макгиверн

Соавторы: Уиллис Т. Баллард
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Глава двадцать первая

День постепенно прояснялся, и к полудню тонкий солнечный луч упал на потертый ковер в гостиной доктора Тейлора в Эвондейле.

Келли стоял у окна, сунув руки в карманы, шериф плотно уселся на стуле с прямой спинкой, положив свою широкополую шляпу на колено. В комнате они были одни, но говорить было не о чем; никаких соображений, которыми стоило обменяться; воцарившееся молчание стало знаком их неудачи.

Они здесь работали с самого рассвета, допрашивая доктора и его дочь, затем вернулись в Кроссроуд, чтобы получить новую информацию от агентов и полицейских, работавших по этому делу. Но до сих пор не удалось получить никакой определенной зацепки.

Правда, они узнали целый ряд существенных обстоятельств. Они узнали состояние белого, узнали, что негр болен и его лихорадит. И ещё они узнали, что беглецы укрылись в каком–то старом сельском доме, что вначале у них был фургон, а сейчас появился седан.

Из других источников они узнали, что седан принадлежит женщине по имени Лорен Вильсон, приятельнице Эрла Слэйтера. Френка Новака задержала полиция в Балтиморе, и он заговорил; от него получили фамилию Слэйтера и его адрес, это вывело на аптеку в Филадельфии, где работала девушка. Сейчас её машина исчезла, и в квартире тоже было пусто. Связь казалась совершенно очевидной; негр привез её в убежище, где они скрывались. Потом поехал в Эвондейл за доктором.

" – Парень неплохо соображает», – подумал Келли с невольным уважением.

Еще он подумал, что врач охотно с ним сотрудничает. Во всяком случае, старается сделать все возможное. Он считал удары своего пульса, чтобы определить время поездки, и по его оценке негру понадобилось около часа, чтобы доставить их на место. Правда, он не мог учесть все повороты и крюки по дороге. И его оценки того, сколько они ехали по бетону и сколько – по проселочной дороге, оставались всего лишь предположениями.

Вооруженные этими фактами и соображениями полицейские на десятке машин в тесном сотрудничестве с агентами ФБР, разъезжавшими на джипах и фургонах для овощей и фруктов, прочесывали местность к юго–западу от Кроссроуда. Удалось установить самолет, звук которого слышал врач; это был коммерческий рейс, направлявшийся на юго–восток в сторону Нью–Йорка. Если память врача не подвела, они находились к западу от федерального шоссе, когда самолет пролетал над головой.

Но найти и схватить беглецов не удавалось. Келли понимал, что это опасная неудача. Вероятнее всего, Слэйтер с Ингрэмом двинутся в путь, когда стемнеет; это означало немалую опасность для людей, которые могли встретиться им по дороге.

Келли взглянул на часы: уже два. Если его предположение верно, в их распоряжении оставалось не так много времени. Некоторое время назад врач поднялся наверх, чтобы разбудить дочь. После того, как её допросили, он дал девушке снотворное и отправил в постель. Келли хотел снова с ней поговорить, так как у него возникло подозрение, которое не пришло в голову шерифу: врач с дочерью неосознанно защищали негра. Даже не сознавая этого, стремились спасти его.

Сейчас он без остановки расхаживал по комнате.

– Проясняется, – сказал он, глядя на солнечные зайчики на ковре. Неплохой день для охоты.

– Может снова пойти дождь, – возразил шериф. – Любите охоту?

– У меня не было особых возможности ей заняться. – Они так много говорили о деле, которым занимались, что перемена темы стала большим облегчением. – Но в прошлом году удалось поохотиться в Джорджии на индюков. Очень специфическое занятие. Они бегают быстро, как лошади, и могут услышать хруст сломанной веточки за тысячу футов. Сидят на дубе или на сосне в двадцати футах у вас над головой и кажутся большими, как грузовой самолет. А потом исчезают. Скрываются. Разукрашены всеми цветами радуги – и зеленым, и золотым, и черным – и просто исчезают из виду прежде, чем успеешь поднять ружье.

– Интересно, – протянул шериф, доставая трубку. В его тоне слышались одновременно интерес и скептицизм – реакция истинного охотника. – Наши фазаны ничего особенного не представляют, но хорошие стрелки приезжают сезон за сезоном, и число их не уменьшается.

– Ваша дочь мне рассказывала. Она, оказывается, тоже любительница. Келли рано утром заезжал в дом к шерифу и Ненси наспех накормила его завтраком.

– Я, бывало, брал её на охоту ещё маленькой, – усмехнулся шериф. – Не знал, что она по–прежнему этим интересуется. Дочка неплохо стреляла. – Он медленно покрутил в руках трубку. – Думал, она позабыла все вместе с джинсами и кедами. Когда девушки начинают заниматься лентами и юбками, их уже не прельщает беготня с ружьем по полям.

– Может быть, вы правы, – Келли тактично уклонился от определенного ответа; он заметил некоторую напряженность между шерифом и дочерью и не собирался вмешиваться в в их отношения. Утром она встретила его очень доброжелательно, выглядела доверчивой и весьма привлекательной в белом свитере и черных брюках, её светлые волосы были завязаны сзади в конский хвост. В субботу ей не нужно была идти в свою контору. Они поговорили об охоте и рыбной ловле, о местах, которые оба знали в Нью–Йорке, и Бог весть о чем еще, в кухне было тепло, запах дыма их сигарет смешивался с ароматом бекона и кофе. Он слушал её с пониманием и уместным сочувствием постороннего человека. Понял, что ей хочется поговорить, и слушал…

Шериф все ещё крутил в руках трубку.

– Мы с Ненси в общем–то очень близки, – сказал он, словно защищаясь. Но иногда… – Шериф твердо посмотрел на Келли, словно доверяясь ему, но отказываясь просить помощи. – Иногда я не могу её понять. Может быть, я слишком замкнут.

Шериф колебался; не в его обычае жаловаться постороннему на личные проблемы. Келли ему нравился, он доверял ему, но тот оставался посторонним.

– Не знаю, – буркнул он, вынужденный признать поражение. – Мне хотелось бы с ней поговорить, помочь всем, чем могу. Но просто не знаю, как это сделать.

– Она сама в состоянии себе помочь, – возразил Келли. – Вы можете поддержать её, но и только. Она должна забыть его – и за неё вы этого не сделаете.

Шерифу понадобилась пара секунд, чтобы понять, что имел в виду Келли. Потом он сказал: – Да, – и провел рукой по губам, преодолевая болезненную судорогу, которая свела горло. Так вот в чем дело… Почему же она не сказала?

– Она права, – поспешил сказать Келли, неправильно истолковав горечь, появившуюся в глазах шерифа. – Если ему не хватило ума её удержать, то не стоит и говорить о нем. – Тут он замялся, щеки неожиданно залил румянец. Раз старик не знал… – Посторонний всегда лучшая жилетка, чтобы выплакаться, – сказал он, проклиная себя за бестактность.

– Почему же она мне не сказала? – так тихо произнес шериф, что Келли пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать его слова. – Вот чего я не понимаю…

Келли готов был откусить себе язык.

– Мне ужасно жаль. Я думал…

– Естественно. Естественно, когда девушка говорит своему отцу. Кстати, кто он такой? Или вы предпочитаете хранить её секреты?

– Не имеет обижаться, – спокойно заметил Келли. – Ни на нее, ни на меня.

Шериф был несколько обескуражен его тоном; немногие отваживались так с ним разговаривать, особенно когда он был раздражен. Потом устало улыбнулся:

– Вы правы. Извините меня.

– Она познакомилась с ним в Нью–Йорке. Около года они встречались. А потом все изменилось. По его вине. – Келли поднял руку, останавливая вспышку шерифа. – Ваша дочь отнеслась к этому как взрослый человек. Никаких сцен, никаких обвинений, никаких ответных глупостей. Она просто собрала свои вещи и уехала домой.

– Я её не понимаю, – беспомощно развел руками шериф. – Но это не её вина, верно? Это моя вина. Я просто не понимаю.

– Вы не единственный, кто говорит такое о женщине, – Келли с радостью прикрылся этой банальной истиной. Он не доверял слишком детальным разбирательствам семейных конфликтов. Не доверял людям, предлагавшим их быстрые решения. Пустые разговоры об эдиповых комплексах заставляли его чувствовать себя неловко. Анализ постороннего зачастую мог быть правильным, но это ничего не значило. Крупная дробь обычно куда–нибудь да попадает. Такой дробью можно убить и шершня, но нельзя остановить их рой.

Все само собой образуется. Он верил в эту философию, так как считал, что в жизни всегда есть место надежде; и сам научился надеяться и ждать.

Пусть отношения у них не складывались. Но ничего, все образуется. Шериф был очень требовательным человеком, причем сам этого не сознавал. С годами он рос все выше и выше, и теперь был чертовски далеко от земли. Ему следовало вернуться на землю – сменить грязные пеленки, нечаянно получить в глаз болтающейся маленькой ножкой, спрятать в бумажник несколько новых фотографий малыша. Келли прекрасно понимал, что решение её проблем поможет и ему. То, что сделает её счастливой, сделает счастливым и его. Кому–то повезет – такое дело щедро вознаграждается. Только спешить не следует; нужны терпение и известное чувство юмора.

Услышав шаги на лестнице, шериф поспешно встал, стараясь выбросить их разговор из головы. Келли сказал:

– Позвольте мне поговорить, не возражаете? Похоже, я догадываюсь, в чем состоят их трудности.

Шериф кивнул; за последне время его уважение к Келли резко возросло.

– Действуйте.

Врач открыл дверь, пропуская дочь в комнату.

– Садись, дорогая, и устраивайся поудобнее, – сказал он. – Это много времени не займет, верно, шериф? Мы рассказали все, что смогли вспомнить.

– Постараемся закончить поскорее, – шериф улыбнулся девушке. – Вам полегчало после того, как немного вздремнули?

– Да, спасибо. – Она устроилась на диване, подобрав под себя ноги в шлепанцах; девушка выглядела милой, юной и отдохнувшей, но по крепко стиснутым пальцам Келли видел, что она нервничает.

Достав блокнот, он сел поближе к ней.

– Кэрол, я полагаю, вам известно, что такое подсознание?

– Ну, более – менее.

Келли улыбнулся.

– Хороший ответ.

Он понял, что за внешней сдержанностью прячется напуганный ребенок; он видел, как быстро бьется жилка у неё на горле, и также быстро поднимается ещё не оформившаяся грудь.

– Однажды я был влюблен в чудесную девушку, – сказал он, но сделал это так, что ничто в его голосе не позволяло расценить замечание, как неуместное.

– Что? – переспросил шериф, уставившись на него.

– Это было давным – давно. Но она была красавицей, Кэрол.

– Да? – Казалось, её это заинтересовало. – И как же она выглядела? Блондинка, брюнетка или как?

– Не помню, – сознался Келли. – Я был ей совершенно очарован. Там был ещё один парень, весьма симпатичной наружности и при деньгах, поэтому меня она просто не замечала.

– И сколько же ей было лет? – с некоторым сомнением спросила Кэрол.

– Ей было десять, – ответил Келли, – но для своего возраста она была весьма капризной и балованной.

– Вы шутите!

– Нет, я серьезно, Кэрол, – тихо сказал Келли. – Я говорю очень серьезно. Я не помню, как она выглядела, потому что не хочу этого. Часть моего сознания просто прячет её от меня, чтобы не вызывать беспокойства. Кэрол, мы забываем вещи, даже не зная, что забыли – это наш своеобразный предохранительный клапан, защитное устройство, которым все мы пользуемся, не сознавая этого.

– Но я ничего не скрываю. Честное слово, ничего.

Врач похлопал её по плечу.

– Конечно, дорогая, – и взглянул на Келли. – Я понимаю, что вы имеете в виду – и поверьте, я очень старался быть с вами честен.

– Своими жизнями вы обязаны негру, – сказал Келли. – Он боролся за то, чтобы вернуть вас обратно, и добился этого. Даже рискуя получить пулю в лоб.

– Понимаю, понимаю, – кивнул врач. – Он спас жизнь Кэрол, и я не в состоянии этого забыть. Но я изо всех сил старался, чтобы это не повлияло на мои показания.

– Верю, – согласился Келли. – Но подумайте вот о чем: возможно, вы бессознательно стараетесь отплатить ему за свое спасение. Вы не хотите вытащить на свет такое, что засунуть его шею в петлю.

– Я уже сказал вам все, что мог, – отрезал врач. – Когда его поймают, я добьюсь, чтобы он получил лучшего адвоката штата. Человек вел себя храбро и порядочно – чтобы он там не совершил.

– Прекрасно, – сказал Келли. – Сделайте для него все, что сможете. Но подумайте: как только стемнеет, эти люди двинутся в путь. Они вооружены и находятся в отчаянном положении. Кто–то наверняка окажется у них на пути. Подумайте об этом человеке. Им может оказаться офицер полиции, которого дома ждут дети, мирный торговец или домашняя хозяйка, может быть юная девушка. Кто бы им ни был, он может погибнуть. И тогда ничем не поможете вашему негру. Помочь ему можно только сейчас – до того, как он попадет в ещё большую беду.

– Я ничего не скрываю, – в голосе врача сквозило упрямство.

– Во всяком случае давайте остановимся на некоторых деталях, – не отставал Келли. – Забудьте про машину, дороги, погоду. Просто постарайтесь сосредоточиться на гостиной в том доме.

– Мне больше нечего сказать вам. Доски пола разной ширины. Балки обтесаны вручную. Обо всем этом мы уже говорили. В сельской местности можно найти сотни таких домов. Старые дома, выстроенные ещё до войны, с каменными стенами толщиною в два фута и камином, где быка можно жарить. Именно это привлекает к нам состоятельных людей – удовольствие восстановить такие старые реликты. Я не видел в доме ничего особенного. Обрабатывал рану и безумно боялся, что дочь убьют у меня на глазах. Может быть, я и пропустил что–то такое, что могло бы помочь найти этот дом. Но как вы не можете понять, что мне было не до того, чтобы проводить инвентаризацию.

– А у меня были завязаны глаза, – добавила Кэрол. – Я вообще ничего не видела.

– Да, конечно, – Келли покопался в своих заметках. – Но оба вы упомянули, что в доме чувствовался запах еды. Что–то напомнило вам кислую капусту. Каждый раз, когда мы подходим к этому месту, вы употребляете слово «напомнило». Это была не кислая капуста, а что–то на неё похожее? Не могли бы вы высказаться поточнее?

Врач нахмурился.

– Мне показалось, это похоже на кислую капусту. Разве не так, Кэрол?

– Не знаю. Думаю, я сказала про капусту, потому что так сказал ты. Но это вообще не было похоже на еду… – Она слегка нахмурилась, ни на кого не глядя, и Келли понял, что она пытается отыскать что–то спрятанное глубоко в её сознании.

– Так что же это было, Кэрол? – мягко спросил он. – Это была не еда, верно?

– Нет, скорее это было похоже… ну, на запах в школьной химической лаборатории. Что–то резкое и неприятное.

– Пожалуй, ты права, – признал врач.

– Какая–то кислота? – спросил шериф.

– Нет… я пытаюсь вспомнить.

Все замолчали, Келли затаил дыхание.

– Папа, а это не было похоже на горчичный пластырь? Вот все, что приходит мне в голову.

– Горчичный пластырь?

– Может быть, кто–то в доме был болен, – сказал Келли.

Врач заходил по комнате, нервно щелкая пальцами.

– Не горчица, не кислота…Подождите секундочку. – Он посмотрел на шерифа. – Бальзам Перу. Вы помните это лекарство?

– Конечно.

– Да, точно – бальзам Перу. Не понимаю, чем это может вам помочь, но теперь я уверен: там был бальзам Перу!

– А что это такое? – спросил Келли.

– Старое патентованное лекарство от всех болезней, вроде целебной мази доктора Пратта или капель матушки Мерсер. – Бледное усталое лицо доктора от возбуждения разрумянилось. – Вы помните его, шериф? В былые годы в сельской местности не найти было дом, где на видном месте не стояла бы кружка с этим снадобьем. Им пользовались при ожогах, головных и прочих болях, да практически в любых случаях. Кэрол упомянула горчичный пластырь, и это напомнило мне о лекарствах.

– Теперь мы можем попытаться выйти на след, – сказал шериф. Последнее время его заказывают не часто.

– Проверим всех врачей и все аптеки, – Келли встал, глядя на часы. Доктор, могу я воспользоваться вашим телефоном?

– Да, конечно. Он в холле.

Келли задержался, заметив несчастные глаза девочки.

– Не расстраивайся, – он легонько коснулся её щеки тыльной стороной ладони. – Поверь мне, ты оказала ему услугу. Когда–нибудь сама поймешь.

– Мне бы очень хотелось так думать, – протянула она.

Доктор положил руку ей на плечо, Келли занялся телефоном.

Глава двадцать вторая

В половине четвертого Эрл перестал глазеть в окно и накинул плащ. Погода начала работать на них; примерно час назад собрались тучи и пошел дождь, задернувший окна серой влагой. Быстро темнело. Вечер обещал быть холодным и ветренным; дождь хлестал вовсю. Он подумал, что теперь они могут ехать, пользуясь мрачной и мерзкой погодой, как прикрытием.

– Тебе лучше подняться наверх и позвать Самбо, – сказал он Лорен, а сам проковылял к столу и налил немного виски – все, что ещё оставалось в бутылке. Эрл чувствовал себя замерзшим и опустошенным, но был совершенно спокоен.

– Подбросив Самбо, свернем с главного шоссе и поедем обратно. Я знаю дорогу.

Он допил виски и какое–то время стоял неподвижно, чувствуя, как тепло медленно разливается по всему телу.

– Чем быстрее мы уедем, тем лучше, – сказала Лорен.

– Правильно, – кивнул Эрл. – Пора давать ходу. По машинам! – Он взглянул на подругу и легкая тень промелькнула в его глазах. – Это армейская команда, означающая, что колонна должна начать двигаться. Ты её знала, Лори? По машинам…

– Ты в порядке?

– В полном. Мы подбросим Самбо и дадим ходу. Сходи за ним.

Лорен повернулась и вышла в кухню. Эрл слышал, как её каблуки простучали по лестнице. Над его головой она прошла в комнату, из которой Ингрэм наблюдал за дорогой. Крейзибоун ушла час назад, чтобы составить ему компанию.

Старик лежал с закрытыми глазами, его медленное дыхание шуршало как ветер, ворошащий груду сухой бумаги.

Эрл бесцельно слонялся по комнате, разглядывая всякий хлам, скопившийся на каминной полке, крепкие балки и доски пола, на какой–то миг остановился и, нахмурившись посмотрел на разбитый приемник.

" – Никогда больше ничего этого я не увижу. Никогда в жизни не увижу этой комнаты, – подумал он и удивился. – Но почему это меня волнует?»

Все это только холодный затхлый хлам. Ни один человек в здравом уме не захочет снова его увидеть. Но отъезд напомнил ему другие места, которые довелось покидать. Он стоял, продолжая вертеть в руках стакан, а перед глазами проносился длинный ряд комнат, казарм и армейских лагерей. Эрл подумал, что ему всегда приходилось покидать что–нибудь. Все оставались в тепле и уюте, а ему выпадала дорога. И он никогда не возвращался назад. Не было на земле места, которое звало бы его к себе, не было ни дерева, ни камня, ни клочка травы, которые принадлежали ему и никому другому.

Получалось так от того, что он был туповат? От того, что не умел чувствовать, как чувствуют другие люди? Самоуверенность и спокойствие покинули его после разговора с Ингрэмом; он снова был напряжен, обеспокоен и неуверен, снова боялся теней в своем мозгу.

Разговаривая с Ингрэмом, он внезапно испытал это чувство. Или ему показалось, что испытал? Каждый человек одинок. Не только он – любой. Но что, черт возьми, это означает? И как может помочь, если ты это понял?

Старик завозился и уставился на него, зарывшись в кучу одеял.

– Собираетесь ехать, да? Думаете, прорветесь?

– Конечно, – буркнул Эрл. Старик его раздражал; раздражала его мерзкая вонь, его злорадство. – Мы прорвемся. Не беспокойся.

– И заберете с собой черномазого?

– Правильно.

– Поедете втроем, да? Симпатичная белая девушка, белый парень и черномазый… Довольно странная комбинация, с какой стороны не смотри.

– Ну и не смотри, – отрезал Эрл.

Он услышал, как Лорен спускается по лестнице, и когда та торопливо вошла в комнату, понял: что–то случилось. Взгляд её был жестким, на лице написано беспокойство.

– Он исчез, – сказала она, глядя на Эрла. – Ты слышишь? Исчез!

– Что ты хочешь сказать?

– То, что слышал. Он исчез! – прокричала Лорен.

– Ну, и что, это нам на руку.

– Неужели не понимаешь? Господи, неужели ты не можешь подумать?

Казалось, она на грани истерики; лицо потемнело и напряглось, словно нервы её медленно и неотвратимо натягивались, и она приближалась к критической точке.

– Боже мой, – простонала она. – Боже мой!

– Ладно, Лори, – успокоил он. – Самбо схватит полиция. Он узнает, что мы ему лгали. И скорее всего заговорит. Но это все равно должно было случиться. Не понимаю, с чего ты так расстроилась.

– Я расстроилась из–за того, что ты дурак.

– Сейчас нет времени надо мной издеваться, – медленно выдавил он. Прекрати.

Старик захихикал.

– Вам не стоит друг с другом ссориться, – сказал он. – Посмотрите на нас с Крейзибоун. Бывают недели, когда мы не говорим друг другу ни единого плохого слова, – он стыдливо осклабился. – Бывают недели, когда мы вообще не говорим друг другу ни слова. Так лучше всего.

– Лори, поехали. Ничего не изменилось. С нами все в порядке.

– Ты готов? – устало спросила она.

– Да, готов.

– Ключи от машины у тебя?

– Нет, Самбо взял… – Эрл внезапно запнулся, почувствовав головокружение и слабость, неожиданно сильно забилось сердце.

– Теперь понимаешь, почему я волнуюсь? Ну, теперь понимаешь? – в ярости прокричала Лорен.

– Он не должен был забирать ключи. Он не должен был нас здесь бросать. – Но Эрл понимал, что звучит это жалобно и глупо. – Господи, когда он уехал?

– Эта идиотка наверху не знает. Он ушел черным ходом. Вот и все, что она могла мне сказать.

– Послушай, он не взял машину. Я бы слышал шум мотора. – От возбуждения голос Эрла стал срываться. – Я смогу её завести, Лори. Соединю провода зажигания напрямую. Самбо представить себе не мог, что я могу это сделать. Когда–нибудь я поймаю его и тогда…

– Заткнись! – прошипела Лорен; поток холодного воздуха пронесся по комнате, обдав холодом её лодыжки.

– Что?

Она упреждающе подняла руку. Хлопнула входная дверь и в комнату вошел Ингрэм, растирая тело руками. На нем был короткая шерстяная куртка старика, волосы блестели от капель дождя.

– На улице жутко холодно, – сказал он. – Пробирает насквозь.

– Где ты был? – спросил Эрл. – Мы готовы ехать.

– Прошелся по дороге, осмотрелся немного. Кажется, все спокойно.

Он посмотрел на Эрла с недоуменной улыбкой.

– Вы словно привидение увидели.

– Может быть. Лорен немного нервничает.

– Вам нечего бояться, – пожал плечами Ингрэм все с той же недоуменной улыбкой. – Есть шансы выбраться. Полицейские не знают ни о ней, ни о её машине. Высадите меня – и свободны, как птицы. Разве не так? – он повернулся к Эрлу. – Меня полиция не ищет. И вы выберетесь на её машине. Разве не так мы все спланировали?

– Да, верно. – Эрл пытался улыбнуться, но лицо его оставалось холодным и жестким. – Мы высадим тебя и поедем дальше. – Слова звучали так, словно он был пьян, и язык слушался с трудом. – Тогда чего терять время? – Теперь он почти кричал на Ингрэма. – Теперь все ясно, так чего мы болтаем?

– Ты совершенно прав, – мягко согласился Ингрэм. – Теперь все ясно.

Не вдаваясь в объяснения, он молча смотрел на Эрла, и в тишине повисло напряжение, казалось, ощутимое наощупь. Затем лицо Ингрэма исказилось, из горла вырвались сдавленные рыдания.

– Теперь мы знаем, как обстоят дела, приятель, – прохрипел он. Полиция меня разыскивает – меня разыскивали все это время. Но вы мне не сказали. Вот чего я не знал.

– Послушай, Самбо, ты…

– Заткнись! Заткнись! – Голос Ингрэма дрожал от ярости и презрения. Вы собирались отправить меня прямо к ним в руки. Все это время вы мне лгали. Мне предстояло сесть на электрический стул, пока ты с ней гулял бы на свободе. Вот так вы все спланировали, верно? Черт бы вас побрал, разве не так?

– О чем ты говоришь? – Эрл вытер губы, словно ощутив на языке привкус предательства и стыда. – Ты несешь чушь, – в ярости заорал он.

– Крейзибоун поднялась наверх, чтобы рассказать мне про радиоприемник, – тихо сказал Ингрэм. – Она подумала, что я ей не поверил. И повторила, что женщина подняла приемник над головой и швырнула на пол. Я сказал, что ей все это привиделось. – По напряженному лицу Ингрэма промелькнула улыбка, чуть тронувшая его черты. – Конечно, я тебя защищал, приятель. Я чувствовал себя подлецом, когда её слушал. Но если подозрение зародилось, трудно не дать ему разрастаться дальше. Я знал только то, что вы мне сказали. И после этого радиоприемник оказался разбитым. Так что больше мы новостей узнать не могли. Трудно было не сложить два и два. Я старался этого не делать, приятель. Старался изо всех сил. Но потом начал складывать. И вы знаете ответ.

Горечь в глазах и голосе Ингрэма терзала Эрла, словно бич.

– Она споткнулась и разбила радиоприемник, – сказал он. – Самбо, ты веришь мне или старой дуре Крейзибоун?

– Она споткнулась? – Ингрэм повернулся и посмотрел на Лорен, с презрением разглядывая её стройные ноги и точеную фигуру. – Разве она похожа на женщину, которая спотыкается на ровном месте? Она ловка, как кошка, приятель.

– Оставь её в покое, – вновь заорал Эрл, охваченный беспричинной яростью. – Забудь о ней. Что, даже если она это сделала?

– Просто это часть большой лжи, верно? Устроить так, чтобы черную шкуру пришпилили на стену. Тупой черномазый подонок – какая ему разница? Вот какова эта ложь! Такая же мерзкая, как вы сами.

– Остановись, предупреждаю!

– Ох, извините, – горько рассмеялся Ингрэм. – Я забыл свое место, да? Просто вы, белые, собирались послать меня на смерть – вот и все. А я, грубый низкий ниггер, спятил и забылся перед лицом белой женщины. Я искренне сожалею об этом.

– Не позволяйте ему над вами издеваться, – просипел старик, голос из под одеял звучал как приглушенное кудахтанье.

– Замолчите оба, – оборвала Лорен. – Ингрэм имеет право злиться, если поверил всему, что наговорила Крейзибоун. Но это неправда. Клянусь, Ингрэм, я разбила приемник случайно.

– Тогда вам следовало разбить их все, мэм, – медленно произнес Ингрэм.

– Что ты имеешь в виду?

– Остался ещё один, про который вы забыли – в машине, которую я загнал в рудник. Я спустился туда, и приемник работал прекрасно. Поэтому я подождал, чтобы послушать новости.

Лорен оглянулась на Эрла, её глаза потемнели и забегали, но Эрл отвернулся и тер тыльной стороной ладони губы.

– Знаете, что передали в новостях? – Ингрэм натужно рассмеялся. – В новостях сказали, что полиция разыскивает цветного мошенника, которого зовут Джон Ингрэм. Только послушайте, что натворил этот мерзавец. Он пытался ограбить банк, потом бежал и похитил врача, чтобы тот помог его раненому приятелю. – Ингрэм взглянул на Эрла, глаза его сверкали, как алмазы. – Имя показалось мне знакомым, и я стал слушать внимательнее. Ингрэму, как они сказали, около тридцати пяти, живет он на Арч–стрит возле Кленовой аллеи в Филадельфии. Ну представьте себе мое удивление! Это же я! И полиция повсюду меня разыскивает. – Ингрэм продолжал смотреть на Эрла, но его улыбка постепенно становилась все горьче, холоднее и печальней. Можете представить себе, как я был удивлен, приятель? Нет, вы не можете представить…

– Все немного не так, как ты думаешь, – Эрл устало и безнадежно махнул рукой. – Впрочем, дело вовсе не в том, что ты думаешь. Дело в том, что ты намерен делать, в том, как в действительности обстоят дела… – Смущение в его голосе перешло в бессмысленную ярость. – Но ты не понимаешь этого, ведь так? Для тебя все делится только на белых и черных, верно?

– Нам нужно ехать, Эрл, – напомнила Лорен. – Возьми ключи от машины.

– Да, я был удивлен такими новостями, – сказал Ингрэм, словно её не слыша; он наблюдал за Эрлом обиженным растерянным взглядом. – После того, как я спас твою шкуру, после того, как я привез сюда твою девушку, нашел врача, чтобы он тебя перевязал – после всего ты оказался способен меня обмануть! Тебе это было нетрудно – вот чего я понять не могу. Ты улыбался и лгал мне так, словно это самая естественная вещь на свете.

– Говорю тебе, ты не знаешь, как все было. Видишь все лишь с одной стороны.

– Забери ключи от машины, – закричала Лорен.

– Мы же вместе собирались на бейсбол, помнишь? – сказал Ингрэм, до боли сжав пальцы. – Как друзья. Будем сидеть на солнышке и пить пиво. И говорить о том, что нам пришлось пережить. Ты помнишь? – Голос Ингрэма стал резким и горьким, но в глазах его сверкали слезы. – Годы в армии, игры в бейсбол, твой старик… Нет, не думал я, что ты станешь лгать. Это большой обман, приятель.

– Заткнись, черт тебя подери! – закричал Эрл.

– Да, так тоже можно, – сказал Ингрэм с язвительным одобрением в голосе. – Не говорить об этом. Лгать, обманывать – но только, ради Бога, ничего не говорить об этом. Относиться к людям, как к грязи, но только этого не обсуждать. – Ингрэм рассмеялся и достал из кармана ключи от машины. На свету сверкнула Серебряная звезда. – Но ты хотел бы поговорить об этих вещах, верно? И спасти свою шею. Все правильно. Это ясно и просто, не так ли?

– Дай их сюда, – Эрл протянул руку. – Дай их сюда, Самбо.

– Теперь тебе нужен старый черный Самбо, да?

– Отдай! – Голос Эрла поднялся до крика; неповиновение Ингрэма словно оправдывало ярость, охватившую все его тело. Он выхватил пистолет из кармана и прошипел: – Дай сюда. Я не шучу.

– Ты не сможешь меня застрелить, – сказал Ингрэм, смеясь над яростью Эрла. – С кем же ты тогда пойдешь на бейсбол? С кем будешь вспоминать про армию? Ты не сможешь застрелить старого приятеля.

Эрл стремительно шагнул к нему упер ствол пистолета в живот. Когда Ингрэм согнулся, едва переводя дух, Эрл ударил его пистолетом по голове.

Старик сел в постели, глаза его горели от удовольствия. Когда тело Ингрэма распростерлось на полу, он закричал:

– Вот так с ними и нужно. Наденьте на них кандалы.

Лорен быстро и ловко опустилась на колени и вырвала ключи из обмякшей руки Ингрэма.

– Давай убираться отсюда, – бросила она Эрлу. – Ради Бога, пошевеливайся.

Эрл смотрел вниз на Ингрэма, пистолет безвольно повис у него в руке.

– Почему он не спрятал ключи? – бормотал он. – Почему не выбросил их или что–нибудь в том же духе?

– Эрл, пожалуйста, – голос Лорен дрожал. – Пожалуйста.

– Размахивал ими, как дурак, – продолжал Эрл. – Разве он не знал, как поступить? Такой уж характер. Ничего не знал. – Эрл устало пожал плечами. Помоги, Лори. Нужно положить его на диван.

– Какое это имеет значение?

– Не знаю. Господи, не знаю. Но помоги мне. Иди сюда. Иди сюда, Лори.

Когда они подняли тело Ингрэма на диван, Эрл какой–то миг молча смотрел на него, оценивая тяжелое дыхание и струйку крови, бежавшую по виску и щеке.

– Я не сильно ударил, – сказал он, обращаясь к Лорен. – Просто чтобы на время вывести из игры. Вот и все, что я сделал, клянусь.

Лорен поплотнее запахнула у горла свой плащ и поспешила к дверям. Старик усмехнулся Эрлу, все ещё стоявшему у дивана, глядя на Ингрэма.

– Ступай с ней, – сказал он. – У тебя ещё долгая жизнь впереди, сынок. – Оттолкнув одеяла, старик начал рыться под кроватью, как большой серый краб. – Вот она, – сказал он, зажав руке библию. – Это Слово. – И откинулся в постели назад, усталый и торжествующий. – Я и этот черномазый парень прочтем за вас несколько молитв. Мы будем кричать до тех пор, пока Бог не услышит нас и не спасет вас от ада и смерти. А теперь ступай, оставь нас.