Текст книги "Меченый"

Автор книги: Уильям Лэшнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава 37

Пыхтение паровозика, запах готовящейся воздушной кукурузы, толкотня людей, медленно продвигающихся между аттракционами. Мы попытались продраться сквозь толпу, но она поглотила нас и лениво поволокла неизвестно куда. Дети шмыгали носами, деды чесали спины. Слева шли гонки на воздушных шарах, справа – на мини-автомобилях.

– Они пойдут за нами, – сказал Чарли.

– Нас нелегко будет найти в толпе.

– Куда пойдем?

– Сюда. – Я указал на дорожку, которая вела в заднюю часть парка.

Не оглядываясь и толкаясь, мы добрались до ограды у входа в аттракцион «Путешествие по бурной реке».

– Вы их видите? – спросил Чарли.

– Пока нет.

– Может, они нас потеряли?

– Наверняка. Но с таким же успехом можно утверждать, что сигареты полезны для здоровья. – Я бросил болтать вздор и на секунду задумался. – Как, по-вашему, они нашли нас?

– За мной не следили, – сказал он и был прав, а учитывая тот факт, что встречались два человека, виноватой оказывалась другая сторона.

– Я их не засек, – сказал я.

– Как вы думаете, сколько они за вами следили?

– Не знаю.

Я вспомнил Ральфа Чуллу и почувствовал наводящую ужас пустоту. Эти ублюдки следили за мной с самого начала. Они были уверены, что я приведу их к нужным людям. И я, как последний идиот, сделал то, чего от меня ждали. Ральф и Джоуи встретились со мной, Фред их сфотографировал и послал снимки в Аллентаун, а уж киллер решил, на чьем трупе оставить окровавленное предупреждение. Сукин сын. Значит, сперва я привел бандитов к подельникам Чарли, а теперь и к нему самому.

– Нам нужно отсюда выбираться, – сказал я.

– Еще как нужно.

Я взглянул на Чарли, тучного коротышку, потевшего от малейших усилий и дрожавшего от страха перед матерью – такой же грозной, как медведь коала. Из всех гангстеров, виденных мною, Чарли меньше всего подходил на роль уголовника, и это наводило на размышления.

– Джоуи Прайд рассказал мне о том, как Тедди Правитц в баре предложил вам ограбить фонд Рандольфа.

– Да, помню. Тедди пообещал сделать из нас новых людей, навсегда изменить нашу судьбу.

– Ну и как?

– Как видишь.

– Вот в чем вопрос. У Тедди явно был план налета на фонд Рандольфа до того, как он вошел в бар. Зачем ему понадобились вы, ребята?

– В качестве рабочей силы.

– Он мог, если захотел бы, обратиться к профессиональным гангстерам.

– Ему нужны были не гангстеры, а парни, на которых он мог положиться. А кроме того, у нас, всех четверых, были кой-какие навыки.

– Навыки? Например?

– Ну, Джоуи Прайд отлично разбирался в моторах и электричестве. Он мог справиться с любой охранной системой, позаботиться об освещении и телефонах. Дубина Ральфи был не только сильным и здоровым, но и работал по металлу. Мог что угодно согнуть, припаять, расплавить.

– Золотые цепи и статуэтки?

– Конечно.

– А Хьюго?

– У Хьюго был особенный талант. Он мог передразнить кого угодно. Обычно он сидел в конце класса и так точно копировал учителей, что мы валялись от хохота. Он говорил за мою мать лучше, чем она сама. «Чарлз, ты мне нужен. Немедленно иди сюда». Он мог скопировать голос любого человека.

– А как насчет вас, Чарли?

– Понимаете, я всю жизнь работал с отцом.

– Чем он занимался?

– Папа был слесарем, специалистом по замкам. В мире не было ни одного замка, который он не мог бы открыть за одну секунду. Он научил меня всему, что знал.

– Открывать замки?

– Ну да. Позже, у Уорриков, я специализировался по сейфам.

– Должно быть, навыки оказались полезными в Ньюпорте. Давайте еще раз покажу фотографию, здесь больше света.

– Не хочу я видеть вашу фотографию.

– Бросьте, конечно же, хотите.

Я вынул из кармана фотографию Шанталь Эдер.

– Узнаете?

Он взглянул на нее и отшатнулся.

– Не видел ее ни разу в жизни, – выдавил он.

– Вы лжете.

– Вы мне не доверяете?

– Я должен представлять ваши интересы, Чарли, но не обязан доверять вам.

– О черт!

– В чем дело?

– Они здесь, по крайней мере один из них.

На пороге галереи игровых автоматов стоял, блестя цепями, Фред. Он говорил по телефону. Не прерывая разговор, он сделал несколько шагов вперед и обвел глазами толпу. Нас он не заметил. Зато я приметил Луи. Этот стоял у самого выхода и, прижимая к уху мобильник, шарил взглядом поверх группы подростков.

– Сюда, – сказал я и потянул Чарли к узкому пандусу, который вел вверх и направо.

Поднимаясь, я взглянул на Фреда – тот смотрел прямо на нас и что-то говорил в телефонную трубку.

Преодолев пандус, забитый детьми и родителями, мы миновали песочницу, павильон «Зеркальный дом», тир «Сафари» и не очень крутые «русские горки».

В конце пути нас ждал Луи.

Я в отчаянии обернулся.

Фред бодро поднимался по пандусу.

Мы оказались в ловушке.

– Нам нужны билеты, – сказал я.

– У меня нет никаких билетов, – ответил Чарли.

Я подбежал к мужчине, который, с толстой пачкой билетов в руке, наблюдал за детьми, катающимися на двойной карусели, и выхватил бумажник.

– Даю десять долларов за три билета, – сказал я мужчине.

Он посмотрел на меня, потом на банкноту и опять на меня.

– В кассе билет стоит всего семьдесят пять центов.

– Мне все равно.

– Касса в начале пандуса.

– Мне все равно. Десять баксов за три билета. Они нужны мне позарез.

– Готов вернуть вам лишние деньги.

– Не нужно, ничего не нужно. Только билеты. Прошу вас.

Он странно на меня взглянул, вытянул из пачки три билета.

– Возьмите просто так.

Я не стал спорить. Схватил билеты и потащил Чарли к павильону «Зеркальный дом». Это был удивительный лабиринт из зеркальных панелей. Я сунул билеты женщине у входа и толкнул Чарли в открытый дверной проем:

– Прячьтесь.

– Но…

– Идите вперед и держите руки перед собой.

Чарли повернул голову, что-то увидел и рванулся в павильон.

Я пробежал мимо «Зеркального дома», выскочил на лестницу, начал спускаться и угодил прямо в объятия Луи.

– Привет, дружище, – сказал он.

Не буду подробно описывать допрос, который учинили два бандита, когда вытащили меня из парка. Фред задал пару вопросов, я неохотно и туманно ответил. Луи влепил кулаком мне в живот. Я упал на колени, тяжело глотая воздух. Довольно неприятное ощущение. Все могло быть гораздо хуже, если бы не показался молодой коп в надвинутой на глаза фуражке.

– О, посмотрите, – сказал я, пытаясь выпрямиться. – Кажется, это полицейский. Почему бы вам, ребята, не попросить его помочь найти Чарли?

– Шутишь? – удивился Фред.

Луи схватил меня за воротник и заглянул мне в лицо:

– Не шути, дружище.

– Может, мне подозвать полицейского?

Фред оценил ситуацию и похлопал Луи по плечу. Тот повернулся и широко раскрыл глаза. Не сводя взгляда с копа, он отпустил мой воротник и принялся поправлять на мне одежду.

Подойдя к нам, полицейский кивнул, и Фред с притворной сердечностью в голосе произнес:

– Рад был поговорить с вами, Виктор. Как насчет вашего друга Чарли? Нам хотелось бы поздороваться с ним.

Жаловаться на них копу было бесполезно: пришлось бы объяснять, что да как, и в результате у Чарли появились бы такие же проблемы, как и у бандитов. Поэтому я лишь кивнул полицейскому, улыбнулся и сказал:

– Спасибо, ребята, мне тоже было приятно поговорить, но сейчас мне нужно идти.

С этими словами я кинул взгляд на медленно вращающееся гигантское колесо обозрения в центре парка.

Фред поймал мой взгляд и проследил его.

– Мы с вами еще не закончили, – сказал он, посмотрел в спину полицейскому, кивнул Луи и направился к колесу обозрения. Через несколько шагов он вернулся, наклонился и прошептал мне в ухо:

– Если мы не найдем Чарли, передай ему. Пусть забирает наличные и смывается из города, иначе вы оба умрете, понял?

– Что значит «забирает наличные»?

– Мы тебя предупредили. И запомни: у нашего друга из Аллентауна есть и твоя фотография.

И громилы двинулись к колесу обозрения.

Я подождал, пока они скроются из виду, и тоже поспешил в парк. Я рассчитывал увидеть несуразного, дрожащего от страха Чарли в «Зеркальном доме», но там оказался лишь мужчина, успокаивавший свою дочь, которая стукнулась головой о стеклянную панель.

Я вышел из павильона. Прошел к лестнице. Внизу росло несколько елочек. У одной ствол был согнут, макушка сломана. Некоторое время я смотрел на елочку, а потом перевел взгляд на улицу, туда, куда указывал наклон ствола. Вдалеке увидел приземистую толстую фигуру в клетчатых шортах. Человек двигался не очень быстро, но он определенно бежал, как будто спасал свою жизнь.

Он бежал вот уже пятнадцать лет. Пора вернуть его домой. Но прежде я должен был узнать, от кого именно он бежит, а также выяснить, почему столь несопоставимые личности, как высокооплачиваемый адвокат фонда Рандольфа и два гангстера низкого пошиба, неутомимо стараются помешать мне.

Глава 38

– Извините, мистер Карл, но вас нет в списке.

– Что значит «нет в списке»? – возмутился я, тем искреннее, чем тверже знал, что моей фамилии и не может быть в этом списке. – Разумеется, я есть.

– Нет, я смотрел дважды, – сказал рослый лысый охранник за столом. – Как правило, мы не допускаем посетителей, которых нет в списке.

«Как правило!» – мысленно усмехнулся я, поскольку не чувствую себя обязанным подчиняться общим правилам.

– Но он мой дядя. Несомненно, он захочет меня увидеть. Кроме того, со мной сестра, она всегда была его любимицей, а приехала всего на несколько дней.

Охранник посмотрел на Монику, которая с букетиком дешевых цветов стояла за моей спиной.

– Я несколько лет не видела дорогого дядю Макса, – проговорила она детским голоском. – Он, наверное, не узнает меня.

– Но наверняка обрадуется, когда узнает, – заявил я.

Моника вышла из-за моей спины и улыбнулась. Глаза охранника подобрели.

– Пожалуйста, – почти беззвучно вымолвила она.

– Ну, учитывая, что особых ограничений нет, – сказал охранник, – и учитывая, что вы родственники…

– Троюродные, со стороны матери, – уточнил я.

– …вреда, надеюсь, не будет.

– О, спасибо, – прошептала Моника. – Как ваше имя?

– Пит.

– Спасибо, Пит.

– Хм, да. Хорошо. Покажите какие-нибудь документы, распишитесь, и я лично отведу вас к нему.

«Пансионат для престарелых Шелдона Химмельфарба» располагался в северном пригороде, недалеко от средней школы, в которой я учился. Небольшой газон, просторная автостоянка, персонал с дежурными улыбками, погруженные в уныние обитатели. На самом деле мы не были знакомы с дядей Максом, он даже не состоял с нами в родственных отношениях. Я выбрал его по следующим параметрам: во-первых, к нему допускали посетителей; во-вторых, он многого не помнил и потому мог обрадоваться нашему визиту; в-третьих, у него был интересующий меня сосед по палате.

Я вошел в палату с распростертыми руками.

– Дядя Макс, – громко, с воодушевлением сказал я.

Старик с пегой щетиной на щеках сел на кровати. На длинном лице появилось озадаченное выражение.

– Это я, Виктор.

– Виктор?

– Я сын твоей троюродной сестры Сандры. Ты ведь помнишь Сандру?

– Сандру?

– Конечно, ты должен помнить Сандру. Широкие бедра, маленькие руки. Она умела готовить великолепный салат из фасоли.

– Салат из фасоли?

– О, мама готовила самый вкусный салат из фасоли. Из вощеной фасоли. Она всегда покупала свежую и вымачивала в соленой воде. Поэтому у нее получалось так вкусно. А еще добавляла винный уксус и базилик со своего огорода. Ты ведь обожал вкусный салат из фасоли.

– Не думаю, что я знал Сандру, – сказал дядя Макс.

– А кроме того, ты должен помнить мою младшую сестру Монику. Ты всегда ее любил. Она тоже пришла тебя навестить.

Я подтолкнул Монику так, что она выскочила вперед, чуть не упала и обрела равновесие прямо перед стариком.

– Поздоровайся с дядей Максом, Моника.

– Здравствуйте, дядя Макс, – произнесла она воркующим голосом, наклонилась к старику и протянула букет: – Это вам.

При виде ее полуобнаженной груди подбородок у дяди Макса задрожал.

– Ах да, – сказал он наконец. – Вот, значит, какая Сандра. Как она себя чувствует?

– Она умерла, – сообщил я.

– Случается. – Дядя Макс отрешенно пожал плечами и похлопал ладонью по постели: – Садись, Моника, расскажи, как ты живешь.

– Хорошо, дядя Макс, – сказала она и уселась рядом с ним.

– Где ты обитаешь, Моника?

– В Сан-Франциско.

– У тебя есть приятель?

– О да. Он работает бухгалтером.

– Это хорошо, – оживился дядя Макс. – Знаешь, я тоже был бухгалтером.

– Правда? – хлопнула ресницами Моника. – Меня так увлекают цифры.

– Не возражаете, если включу музыку? – спросил я, указывая на маленькие радиочасы на прикроватной тумбочке.

– Валяй, – разрешил дядя Макс.

Из крошечного динамика полилась серьезная баллада в исполнении биг-бэнда. Я нашел волну с добрым старым рок-н-роллом, сделал звук погромче и начал наигрывать на воображаемой гитаре.

– Это Боб Зигер, – проинформировал я старика.

– Кто? – спросил дядя Макс. – Нет, но ты почти угадал.

Моника засмеялась. Дядя Макс вопросительно поднял брови, открыл ящик тумбочки, вынул пинту рома и вложенные один в другой пластиковые стаканы.

– Надеюсь, вы никому не расскажете?

– Могила, – заверила Моника.

Мы хорошо посидели с дядей Максом под музыку и ром, вспоминая о нашей вымышленной матери, вымышленной семье, вымышленной жизни Моники и вымышленном приятеле из Сан-Франциско. Нетрудно было догадаться, что в своих фантазиях Моника была гораздо счастливее, чем в реальной жизни. И судя по тому, как дядя Макс смеялся, похлопывая Монику по руке и закатывая глаза, должен сказать: он тоже был вполне счастлив со своими мнимыми родственниками.

Палата, которую дядя Макс делил с таким же, как он, стариком, была маленькой. В ней едва хватало места для двух кроватей, пары тумбочек и стульев. Телевизор перед каждой кроватью был привинчен к стене. Туалет общий.

Сосед дяди Макса находился за занавеской. Я слышал, как бормотал его телевизор. И пока дядя Макс рассказывал Монике очередную потрясающе интересную бухгалтерскую историю, я скользнул за белую штору.

Когда-то он выглядел устрашающе, это можно было понять по крутому подбородку, большим кистям рук и ступням, выступающим за пределы кровати. Но возраст наносит всем нам тяжелый урон. Я увидел развалину с трясущимся подбородком и водянистыми глазами, направленными в никуда. Я подошел к постели. Он медленно повернул голову, давая понять, что знает о моем присутствии, и снова отвернулся. Я взял стул и сел около кровати, опершись на нее локтями.

– Детектив Хатэуэй, – сказал я. – Меня зовут Виктор Карл. Я адвокат, мне нужно задать вам несколько вопросов.

Выйдя из-за занавеси, я застыл как вкопанный: в дверях стояли разгневанная Дженна Хатэуэй и охранник Пит, державший руку на кобуре.

– Привет, Дженна, – сказал я как можно спокойнее. – Рад вас видеть.

– Какого черта вы здесь делаете, сукин вы сын? – прошипела она.

– Навещаю больного.

– Я упрячу вас за решетку.

– За то, что мы навещаем дядю Макса?

– За противоправное нарушение владения, намеренное введение в заблуждение и домогательство. – Она долго со злостью смотрела на меня, потом, не отводя взгляда, сказала: – Выключите, пожалуйста, музыку, мистер Майерсон.

Макс выключил радио и, почти не таясь, убрал бутылку рома в тумбочку.

– Прошу прошения за то, что вас побеспокоили посторонние, – сказала Дженна.

– Это не посторонние, и они меня не побеспокоили. – Старик похлопал Монику по руке. – Они пришли навестить своего дядю Макса. Это дети моей сестры Сандры.

– Сестры?

– Троюродной сестры, – уточнил я.

– Что все это значит? – требовательно спросила Дженна.

– Не знаю, – ответил я, – но звучит правдоподобно.

Дженна устало вздохнула.

– У вас нет троюродной сестры, мистер Майерсон.

– Разумеется, есть, – возразил дядя Макс. – Точнее, была. Она умерла. Что очень печально для всех нас, поскольку она готовила очень вкусный салат из фасоли.

– Должен поправить вас, дядя Макс, – вмешался я. – Мама готовила сказочно вкусный салат из фасоли. А кто из нас не любит фасолевый салат?

– Уходите, Виктор, – велела Дженна Хатэуэй.

– Мы еще не закончили.

– Немедленно, – приказала она, и что-то пугающее в ее глазах помешало мне продолжить.

– Простите, дядя Макс, – сказал я, – но, наверное, нам придется идти.

– Так приятно было повидаться с вами, – улыбнулась Моника.

– Ты будешь меня навещать? – спросил дядя Макс.

– Когда буду в городе.

– Тогда удачи тебе в отношениях с приятелем. Передай ему привет, от одного бухгалтера – другому.

– Обязательно, – сказала она, вставая.

– А в следующий раз, – попросил старик, – принеси мне этого фасолевого салата.

Мы направились в коридор. Дженна, сжимая и разжимая кулаки, загородила нам дорогу.

– Сейчас вы пройдете в офис, и я вызову полицию.

– Вы уверены, что это необходимо? – спросил я.

– О да. Вы ответите за свою выходку по полной программе. – Она повернула голову к Монике. – А вы кто такая?

– Простите за невежливость, – сказал я. – Разрешите представить вас. Моника, это Дженна Хатэуэй. Ее отец, в прошлом детектив, – сосед по палате дяди Макса. Дженна, познакомься, пожалуйста, с Моникой Эдер.

Дженна Хатэуэй уставилась на Монику с выражением благоговения, смешанного с недоверием, а потом, изумив нас до глубины души, обняла ее за плечи как вновь обретенную сестру и расплакалась.

Глава 39

– Это продолжается уже около года, – сказала Дженна Хатэуэй.

Мы стояли скорбной группой под ярким солнцем на автостоянке «Пансионата для престарелых Шелдона Химмельфарба». Дженна, склонив голову набок, крутила в пальцах ключи от машины и казалась моложе, чем я привык думать.

– Что продолжается? – спросила Моника.

– Отец больше никого не узнает. Ни мать, ни старых друзей. Я для него просто женщина, которая каждый день приходит поздороваться. Как будто из его памяти исчезли все имена, кроме одного.

– Твоей сестры, – сказал я Монике.

Моника кивнула без удивления, словно навязчивую идею о Шанталь должны были разделять все вокруг. Принимая во внимание тех, кто окружал ее в данный момент, союз «словно» можно убрать.

– У каждого детектива есть нераскрытое дело, которое преследует его всю жизнь, – сказала Дженна. – Для отца таким делом стало исчезновение вашей сестры, Моника. Он не мог смириться с мыслью, что такая юная и жизнерадостная девочка вдруг исчезла. Он не закрывал дело, пока работал в полиции, а когда ушел на пенсию, взял документы домой и продолжил над ним работать. Это стало его увлечением. Но со временем увлеченность переросла в одержимость. Каждый день и каждую ночь он просматривал документы, фотографии, вырезки из газет, подолгу глядел на зажигалку, которую нашел в ящике вашей сестры. Похоже было, что весь мир для него сосредоточился на одном уже не существующем человеке – Шанталь.

Я понял это сразу, после того как предупредил детектива Хатэуэя, что хочу задать ему несколько вопросов. «Вы ее нашли? – перебил он меня. – Знаете, что с ней случилось? Где Шанталь?» «Не знаю», – ответил я. «Я должен выбраться отсюда. Должен ее найти. Вы мне поможете?» – «Не думаю, что смогу это сделать, детектив». – «Вы должны, вы обязаны. Мне нужно ее найти». – «Нам всем нужно ее найти», – вздохнул я.

– Через некоторое время мать не выдержала, – сказала Дженна Хатэуэй. – Она схватила дело Шанталь со всем содержимым и сожгла. Она надеялась, что освободит отца от навязчивой идеи о пропавшей девочке. Но ничего не получилось, он только глубже ушел в себя. Нам хотелось верить, что он по собственному желанию вычеркнул нас из своей жизни. Так нам было легче смириться с его заболеванием, чем признать истинную причину – одержимое желание найти Шанталь. К тому времени уже было поздно что-нибудь делать.

– Но вы все же пытались, не так ли? – спросил я.

В ту же секунду ее спина выпрямилась, в глазах блеснул гнев. Дженна, страдающая дочь, превратилась в помощника федерального прокурора Хатэуэй. Потом она снова поникла.

– Я считала, что сумею докопаться до истины. Возможно, если бы отец узнал, что действительно случилось с Шанталь, он забыл бы ее.

Моника взяла Дженну за руку.

– Я вас понимаю, – сказала она, и женщины посмотрели друг на друга с печальным осознанием их тайной связи: родители обеих были одержимы мыслями о пропавшей девочке.

– А как вы вышли на Чарли? – спросил я.

– Для того чтобы раз и навсегда покончить с остатками банды Уорриков, была создана оперативная группа. Вообще-то я не занималась гангстерами, но меня включили в состав группы, чтобы определить, можно ли применить к лидерам обвинение в уклонении от налогов.

– Как Аль Капоне, – пояснил я Монике. – В тюрьму «Алькатрас» его отправили, обвинив именно в этом, а не в ограблениях и убийствах.

– Однажды во время совещания, – сказала Дженна, – всплыло имя Чарли Калакоса. Прошел слух, что ему надоело бегать от закона и он хочет вернуться домой. Однажды он уже предоставил сведения об Уорриках, и на его свидетельских показаниях можно было построить обвинения в коррупции, которые стерли бы с лица земли эту банду. Но я помнила, что отец рассказывал о своих подозрениях относительно связей между Чарли Калакосом, ограблением фонда Рандольфа и пропавшей девочкой. Поэтому попросила, чтобы мне передали дело Чарли Калакоса, а на него самого натравила агентов ФБР. Вот почему они дежурили рядом с домом матери Чарли, когда вы пришли к ней.

– А почему вы так яростно выступаете против сделки с ним?

– Хочу узнать то, что знает он.

– Но вы отказываетесь освободить его от уголовного преследования.

– Если он причастен к тому, что случилось с девочкой, то должен понести наказание. Если вы с этим не согласны, спросите, что думает Моника на сей счет.

Мы оба посмотрели на нее.

Моника кивнула на Дженну:

– Я согласна с ней.

– Спасибо за поддержку, – сказал я Монике и обратился к Дженне: – Ладно, как насчет такого решения: я составляю черновик соглашения о сотрудничестве с моим клиентом, отправляю вам, и вы дополняете его условиями, касающимися исчезновения Шанталь? Я, в свою очередь, смотрю, как можно их выполнить.

Дженна с подозрением посмотрела на меня:

– Это почти разумное предложение. В чем ловушка?

– Никакой ловушки. Но я буду признателен, если вы вернете мне исправленное соглашение лично, чтобы мы могли обсудить его. Пару дней меня трудно будет застать в городе, но в среду утром я должен быть в семейном суде. В этом деле для ребенка не существует опасности, поэтому судья в первую очередь рассмотрит более неотложные дела и мне, возможно, придется ждать несколько часов. Достаточно времени, чтобы поговорить. А в деле Калакоса имеются нюансы, которые могут вас заинтересовать.

– Какие нюансы?

– Скажу при встрече. Но они вас не разочаруют.

Она снова посмотрела на меня, пытаясь понять, что у меня на уме, потом перевела взгляд на Монику.

– А как повстречались вы двое? – спросила Дженна.

– Я сам начал искать Шанталь и нашел Монику. Прежде чем мы расстанемся, позвольте спросить: что ваш отец рассказывал об этом деле?

– Только то, что уверен в связи между ограблением и исчезновением, а кроме того, он подозревал пятерых местных парней, и один из них – Чарли.

– Что он рассказывал о Фонде? Не подозревал ли кого-нибудь?

– Там были две женщины, которые явно вели между собой борьбу не на жизнь, а на смерть. Одна – молодая латиноамериканка, вторая – старая леди, которой отец абсолютно не доверял. Забыла ее имя.

– Лекомт?

Она удивленно взглянула на меня:

– Да, точно. Скажите, Виктор, почему вы так интересуетесь этим делом? В первую очередь почему начали расследовать исчезновение Шанталь?

– А вы не знаете?

– Нет. Откуда мне знать?

– Потому что кому-то это известно. Кто-то сделал все возможное, чтобы имя пропавшей девочки навсегда врезалось в мою память, и я думал, что это, возможно, вы.

– Не имею понятия, о чем вы говорите…

– Никакого понятия?

– Никакого.

Я внимательно посмотрел на нее. Ни тени улыбки на лице, ни насмешливого блеска в глазах. «Черт побери, а я-то думал…»

– Хорошая женщина, – сказала Моника, после того как Дженна Хатэуэй выехала с автостоянки.

– По-моему, вы друг другу понравились.

– Помните, что она сказала? Мы с ней должны как-нибудь встретиться и выпить кофе. Я, наверное, позвоню ей. У нас немало общего.

– Вы скажете ей, чем зарабатываете на жизнь?

– Заткнись.

– Да? Тогда перейдем на ты. Я заметил, что людям больше по вкусу вымышленная работа и вымышленные отношения. Поэтому, наверное, тебе следует солгать Дженне и завязать вымышленную дружбу.

– Виктор, если хочешь быть моим психоаналитиком, получи лицензию.

– Замечание принято.

– Что?

– Так говорят адвокаты, когда собеседник прав.

– Ты действительно думаешь, что Дженна имеет отношение к татуировке?

– У меня была такая мысль.

– Но теперь она пропала, не так ли? Так куда мы едем?

– Я думаю, к миссис Лекомт, в фонд Рандольфа.

– Поехали.

– По-моему, мне лучше поехать одному, Моника. С миссис Лекомт, несмотря на то, что ей уже за семьдесят, следует считаться. Она будет использовать весь свой шарм, и, пожалуй, я позволю себя обмануть.