Текст книги "Меченый"

Автор книги: Уильям Лэшнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глава 31

– Найти твоего Брэдли Хьюитта было несложно, – сказал Скинк. – Такому парню нужно, чтобы все знали, что он в игре. Завтрак в «Пальме», обед в «Мортоне», общение с богатыми и влиятельными и сопровождение из трех парней при полном параде, включая портфели.

– Так, при нем находится свита, – констатировал я.

– Точно.

– Мне тоже хочется свиту.

– Ты не потянешь свиту. Кстати, почему во всех роскошных заведениях подают стейки?

– Ублажают плотоядных.

– Тогда почему городское кладбище заполнено любителями стейков?

– Потому же.

Мы шли по Фронт-стрит, тихой улице, выложенной брусчаткой. Изредка в обе стороны проезжали автомобили в поисках места для парковки. По большей части жизнь в городе бурлила в западных районах: Олд-сити и Сесайти-хилл, – там сияли огни ресторанов и вывески баров. Фронт-стрит была мало освещена, хотя рядом текла река и нагоняла тумана. Улица для приятных свиданий и доверительных разговоров.

– Это фасад дома твоего Брэдли Хьюитта. Я послонялся около и не обнаружил ничего интересного, – сказал Скинк. – Но не сдался, это не в моем характере. Я продолжил слежку. И вот чудным вечером во вторник наконец увидел его. Он шел к реке.

– Со свитой?

– Конечно, на то она и свита. Он спустился по набережной и немного погодя завернул к модной забегаловке. Они все туда вошли. Через несколько минут я заглянул в окно и осмотрел зал. Роскошный зал, правда: красные стены, мраморные полы – все в старом стиле. За столиком сидела свита, со страшной силой наслаждаясь пиршеством. Но Брэдли отсутствовал.

– Может, он вышел в туалет?

– На столе не было лишней тарелки. Он находился в другом месте, куда не пригласил свиту.

– Любопытно.

Скинк перешел на другую сторону улицы, и я последовал за ним. Мы двинулись вдоль череды припаркованных автомобилей.

– Я нашел себе укромное местечко и продолжил наблюдение, заодно примечая все, что творится вокруг. Скоро стали прибывать лимузины и поочередно изрыгать на тротуар пассажиров, будто шеренга блюющих пьянчужек: шлеп, шлеп, шлеп.

– Избавь меня от метафор.

– Сперва появился пробивной спекулянт недвижимостью, о котором передавали в «Новостях», потом член городского совета, выступавший против таких спекулянтов, а потом, можешь себе представить, его честь собственной персоной.

– Мэр?

– Правильно. Я снова осмотрел зал через окно, теперь уже осторожнее, так как у дверей возник коп. Ни одного из прибывших.

– Там есть отдельный зал для важных персон.

– Ну конечно. Я подождал, пока встреча закончится. Первым из забегаловки вышел мэр с членом городского совета, за ним – спекулянт недвижимостью, а потом уже Брэдли со своей свитой. Я подождал закрытия лавочки. Когда начала выходить обслуга, я без труда определил, кто мне нужен. Танцующая походка, вороватые глаза, ловкие пальчики – словом, особа, которой не терпится истратить чаевые. К тому же весьма симпатичная.

– Повезло.

– Я пошел за ней. Она миновала супермаркет, вошла в «Континенталь», шикарный ресторан, и расположилась в баре. Я тут же подсел к ней.

– Что она пила?

– Голубой мартини. И что в нем хорошего? Выглядит как антифриз, вкуса никакого. Но вермут поднял ей настроение. Зовут ее Джиллиан. Работает официанткой. Хорошая девочка. Сейчас у нее трудный период. Через несколько лет она вернется в колледж, где ей самое место.

– И что сказала хорошая девочка Джиллиан?

– Что в винном подвале есть отдельный зал для шишек, роскошная комната с фресками на потолке и голыми сиськами на этих фресках. Каждый вторник вечером мэр встречается там со своими друзьями и обсуждает личные дела.

– Совершает сделки.

– И так вершатся дела в городе, а? – возмутился Скинк. – Он даже не стесняется этого. Хочешь попасть в команду – плати. Мэр всегда куда-то избирается, ему всегда требуется немного наличных для предстоящей кампании.

– Это рассказала Джиллиан?

– Джиллиан, конечно же, не знает подробностей. Когда она подавала им вино, они разговаривали только о гольфе и погоде.

– Но она знает участников сходки.

– Да, знает. Похоже, каждый вторник Брэдли приводит к мэру разных толстосумов, желающих вступить в игру.

– Значит, Брэдли Хьюитт у него посредник, – кивнул я.

– Она говорит, что наш Брэдли особенно любит nodino di vitello all'aglio.

– А это еще что такое?

– Отбивная из телятины в чесночном соусе.

– Наверное, прямо сейчас он разрезает очередную отбивную. Сказочная жизнь, – вздохнул я. – Теперь нам остается только придумать, как туда попасть, услышать, что они говорят, и записать на пленку, чтобы использовать ее в суде. Полагаю, у тебя есть план, как это сделать.

– Ты неправильно предполагаешь. У меня нет плана.

– У тебя всегда есть план.

– Но не сегодня, приятель, – усмехнулся Скинк.

– Тогда к чему все эти разговоры?

– Я думал, тебе это будет интересно.

– Но я не смогу использовать твои сведения в деле Терезы Уэллмен.

– А если косвенно?

– Каким образом, Фил?

– Джиллиан проговорилась об одной вещи. Это случилось после четвертого мартини, когда она отчаянно пыталась не упасть со стула.

– Продолжай.

Фил Скинк отступил за высокий черный внедорожник, и я последовал за ним. Он указал на противоположную сторону улицы – на синий навес и неброского вида вход в роскошный семейный итальянский ресторан с винным подвалом, одним из лучших в городе. Перед входом стоял лимузин и топтался полицейский в штатском, внимательно изучающий свои ногти.

– Я упомянул при Джиллиан, что слышал о каком-то федеральном расследовании, и она кивнула в ответ. Как будто знала, о чем я говорю. А потом приложила палец к хорошеньким губкам, словно это была тайна.

– Что было тайной?

– Ты у нас умник – вот и догадайся.

Я посмотрел на Фила, на итальянский ресторан, на полицейского в штатском, который, изучив ногти, принялся сбивать пылинку с лацкана пиджака, и представил красавицу Джиллиан, с пьяной сексуальностью прижимающую палец к губам. «Ш-ш-ш-ш, – говорил этот жест. – Никто не должен знать». Знать что? Что кто-то подслушивает. Кого? Джиллиан и Скинка в «Континентале»? Такого не могло быть. «Континенталь» – фешенебельное место.

Слева приближался автомобиль. Когда он поравнялся с нами, я пригнулся. Скинк рассмеялся. После того как машина проехала, я внимательно осмотрел улицу. Слева стояли машины капотом к реке. Проходя мимо, я не удостоил их вниманием. А теперь пригляделся. Как я мог его пропустить?

Побитый фургон белого цвета с ржавой полосой на боку. Знакомый фургон.

– Черт побери, – сказал я. – Нас подслушивают.

– Ты знаешь кого-нибудь в Министерстве юстиции, кто бы тебе помог?

– Вообще-то знаю, но она меня смертельно ненавидит.

– Очаруй ее, приятель.

– Легче очаровать кобру.

Глава 32

– Не думаю, что это получится, – сказал я Ронде Харрис.

– Очень жаль, – ответила она с довольно веселой улыбкой. – Это был бы сенсационный материал.

– Не сомневаюсь.

Мы сидели напротив друг друга за столиком на втором этаже «Гостиной Монако» среди толпы золотой молодежи, ищущей скоротечных и грязных приключений. Это был затемненный, претендующий на интимную обстановку зал с зеркальной танцевальной площадкой и балконом. Мне больше по душе обычные пивные, но этот модный ресторанчик на Саут-стрит выбрала Ронда, и, должен сказать, мне нравилось, как пламя свечи играет в ее зеленых глазах.

– В чем проблема? – спросила она. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Наверное, нет. Мы считаем, что сейчас не совсем подходящее время для интервью с Чарли.

– Кто так считает? Чарли?

– Я давно не вступал в контакт с моим клиентом.

– Значит, решения принимает кто-то другой.

– До известной степени. Заказать еще?

Она пила коктейль «Космополитен», что было очень космополитично с ее стороны. Я потягивал «Морской бриз», потом жестом попросил красивую, одетую в черное официантку, чтобы она повторила заказ. По правде говоря, если бы я не влюбился в Ронду Харрис, то обязательно полюбил бы эту официантку.

– А сам Чарли имеет право голоса? – спросила Ронда. – Некоторые мечтают увидеть свое имя в газетах.

– Правда? – изумился я. – Не слыхал об этом.

– Я могла бы поместить вашу фотографию в статье рядом со снимком Чарли.

– Анфас или в профиль?

– Все равно.

– Теперь я знаю, что вы готовы на все – лишь бы получить интервью.

– Вы поймали меня с поличным. У Чарли будет возможность принять собственное решение?

– Возможно, когда наступит подходящий момент.

Я жадно осушил свой стакан. Официантка тут же принесла свежие коктейли – в «Гостиной Монако» обслуживали быстро. Я нахально улыбнулся официантке, но она проигнорировала мое паясничанье.

– Вам нравится быть адвокатом, Виктор? – спросила Ронда, подняв стакан с розовым содержимым.

– По уровню неудовлетворенности работой адвокаты стоят на втором месте после проктологов.

– Значит, все может быть гораздо хуже.

– Кстати, вам нравятся латексные перчатки? В наши дни их используют все – от поварих до копов. Помните старое доброе время, когда дантист лез в рот, едва сполоснув руки под краном?

– Нам обязательно нужно затевать разговор о дантистах?

– Тогда давайте поговорим о другой презренной профессии – журналистике.

– Наша профессия презренна?

– О да. Даже больше, чем адвокатская.

– Сомневаюсь.

– Вам нравится писать?

– Скорее охотиться. Я очень целеустремленный человек. Если нужно провести журналистское расследование или взять интервью, я, как правило, получаю то, чего хочу. Иногда подстерегаю нужного человека, иногда пользуюсь своим обаянием.

– Как сейчас.

– Я пытаюсь, но не похоже, что вы ему поддаетесь.

– Старайтесь сильнее.

– Вам это нравится, не так ли? – Она словно ненароком положила ладонь мне на руку и одарила меня пленительным взглядом. – Запомните, Виктор, в любом случае я добьюсь своего. Найду Чарли с вашей помощью или без нее, потому что мне это нужно.

– Успокойтесь, Ронда. Это всего лишь статья.

– Это больше чем статья, Виктор. Люди не относятся к прилагательным. Вы можете думать о себе как о приятном веселом человеке, но на самом деле это ничего не значит. Люди – это глаголы.

– И к какому наклонению относитесь вы?

– К изъявительному. Я устраняю препятствия, преграды, помехи – все, что стоит на пути к успеху.

– Боже мой, вы безжалостная женщина.

– Это вас возбуждает, Виктор?

– Как ни странно, да. Вы так уверены в себе. Неужели вас не посещают сомнения?

– Какой смысл в сомнениях? Ты принимаешь решение, выбираешь определенный путь и следуешь по нему до конца. Можно хныкать и скулить от страха, а можно добиваться своего. Не знаю, как окажется в данном случае, но я не отступлю от задуманного. Выбрать путь, сделать свою работу без страха и упрека – я привыкла действовать только так.

– Тогда почему вы до сих пор всего лишь внештатный корреспондент?

– Поздно начала, поздно поменяла профессию.

– Чем занимались раньше?

– Работала в службе отлова животных.

– Вы шутите.

– Нет, не шучу. Кошки и собаки. Хорьки, змеи и белки. Множество белок. Вы не представляете себе, насколько опасными бывают белки.

– Белки? Опасными?

– Если не считать алкоголя и адвокатов, они настоящее бедствие для Америки.

– Правда?

– Нет, но никогда не связывайтесь с рассерженной белкой.

– Даю голову на отсечение, что форма вам шла.

– Я храню ее до сих пор.

– Вот это да.

– А к какому наклонению относитесь вы, Виктор?

– Наверное, к условному. Я задаю вопросы. Полагаюсь на неопределенность. Вот обнаружил, например, что если в чем-то уверен, то ошибусь на сто процентов.

– В чем вы уверены сейчас?

– Что вы на самом деле мягче, чем кажетесь.

Она поджала губы, затем отпила глоток коктейля.

– Возможно, вы правы.

– Вы не такая?

– Нет, дело не в этом. – Ронда наклонилась достаточно близко, чтобы я почувствовал вкус сухого вина в ее дыхании. – Вы правы в том, что ошибаетесь на все сто процентов.

Глава 33

Позже, ночью, она лежала обнаженной подо мной лицом вниз на постели. Я, тоже обнаженный, массировал пальцами напряженные мышцы на ее спине и шее. Она мурлыкала, как львица, растянувшаяся на полуденном солнце, а я вибрировал, как гиена над тушей только что поваленной антилопы. Но мной руководила не просто животная страсть, хотя откровенно признаюсь, что испытывал звериное вожделение. Нет, пока я гладил и мял ее тело, меня переполняли и другие чувства.

Она перевернулась. Я наклонился, поцеловал острый, как лезвие ножа, выступ ее ключицы. Она протянула руку и потерла мне шею сзади. Я прижался носом к мочке ее уха и провел языком по коже.

Я слышал, что влюбчивость является признаком душевного здоровья, а это, наверное, означает, что я был самым здоровым мужчиной в городе – во всяком случае, с точки зрения психиатрии. Я влюблялся напропалую. Я тосковал о женщинах, уверенный, что любая из них, не исключая ту, о которой сейчас говорю, способна спасти мне жизнь.

Я опять поцеловал ее. Ее браслеты тихо зазвенели, когда она сильнее потерла мне шею. Кем она была на самом деле, не знаю, но каждый ее вздох и каждое движение отдавались сладкой болью в моем сердце.

Впрочем, даже в этом одурманенном состоянии я отдавал себе отчет, что не могу испытывать настоящую любовь ко всем женщинам подряд. Нет, в ту ночь меня питала вместе с вожделением адская смесь страха и отчаяния, одиночества и потребности в общении, пронзительная тоска по малейшему намеку на избавление от этого ужаса. Глубоко в душе я горячо стремился найти человека, который вытащил бы меня из пропасти, куда по неосторожности я угодил.

Я принялся осторожно покусывать ее тело. В мою кожу с восхитительной болью впились крашеные ноготки.

И все же, сознавая ошибочность своих эмоций, я не переставал надеяться, что женщина, находившаяся здесь и сейчас, не случайная представительница прекрасной половины человечества, что она действительно может стать моей спасительницей. Другие лишь возбуждали ложные надежды, а эта, единственная, неповторимая, по-настоящему успокоит мое мятежное сердце.

Неожиданно она изогнула спину, приподнялась и замкнула ноги вокруг моих, словно пловец брассом, готовящийся оттолкнуться ногами. Я почувствовал, что меня затягивают.

– Подожди, – сказал я. – Что ты делаешь? Не спеши. Помедленнее.

Она засмеялась, когда мы нашли свой ритм, и я тоже засмеялся. Боже мой, может быть, мне повезло, может быть, я в конце концов обрел то, чего искал.

– Ты – та самая, нет-нет, ты та самая, та, что подо мной, сию минуту, именно ты.

– Вот так, – сказала она. – Это чудесно. О да!

Мне захотелось тут же поцеловать ее, не в плечико, не в шею, а в губы. Наградить ее крепким и долгим поцелуем.

Я приподнялся и посмотрел с пылающим сердцем в лицо риелтора Шейлы.

Я так же потрясен, когда пишу это, как, должно быть, потрясены вы, читатель. Но есть простое объяснение. Честное слово.

Итак, я выпивал с Рондой Харрис на втором этаже «Гостиной Монако», переживая очередную влюбленность и рассчитывая, что встреча на сей раз приведет к чему-то существенному. Вдруг Ронда посмотрела на часы и вскочила.

– Мне нужно идти.

– Правда? – спросил я, стараясь не показать, что упал духом.

– Извините, Виктор.

– Я думал, мы вместе пообедаем. В итальянском ресторане.

– Не могу. По крайней мере сегодня. Замолвите, пожалуйста, за меня словечко перед Чарли.

– Если смогу.

– Я позвоню.

– Буду ждать, – послушно откликнулся я.

Когда она ушла, молодая красивая официантка принесла заказ, который я оптимистично сделал несколько минут назад.

– Она вернется? – спросила официантка, кивая на место Ронды.

– Не сегодня.

– Жаль.

Официантка начала прибираться на опустевшей половине столика. Она была стройной, спортивного сложения. Длинные черные волосы и большие глаза.

– Тогда, наверное, вам не нужен «Космополитен», – сказала она.

Свежий цвет лица и розовые щеки намекали на соевое молоко и йогу. Не знаю, как насчет соевого молока, но йогу я готов был попробовать.

– Поскольку выпивка заказана, – сказал я, – может быть, присоединитесь ко мне?

– Не могу. У нас это не принято.

– Когда заканчиваете работу?

– В декабре.

Я поднял стакан со свежим коктейлем.

– Счастливого Рождества.

К тому времени я чувствовал себя слишком хорошо, чтобы вернуться домой, в разгромленную квартиру, рухнуть на искромсанный диван и провести еще один вечер за просмотром фильмов по портативному телевизору. Поэтому потянулся к сотовому, лежащему в кармане пиджака. Я собирался позвонить Бет, с которой последнее время почти не встречался, или Скинку, чтобы придать вечеру более веселый характер. Вместе с телефоном я нечаянно вытащил визитную карточку. Карточку риелтора Шейлы. И вспомнил, как зажглись ее глаза, когда она просила позвонить. Я позвонил.

Нужно отдать должное риелтору Шейле: она была легкой на подъем и знала толк в сделках.

– Я так рада, что ты позвонил, – сказала она позже, стряхивая пепел в ладонь левой руки. – Это был очень неожиданный подарок. Хочешь сигарету?

– Нет, спасибо, – ответил я. – Меня и так тошнит от секса и выпивки.

– Я курю, чтобы не прибавлять в весе.

– А я для этого засовываю два пальца в рот.

– Я тоже так делаю. Кто такая Шанталь?

– Что-что?

– Имя на твоей татуировке. Она твоя подружка?

Я глянул себе на грудь.

– Не совсем.

– Тогда бывшая подружка?

– Что-то вроде этого.

– Наколка свежая – значит, вы расстались недавно. И как же ты теперь, с именем бывшей любовницы на груди?

– Поищу новую с тем же именем.

– Это ограничивает выбор.

– Может быть, поэтому я нечасто встречаюсь с женщинами.

– Сейчас татуировку удаляют лазером. Можно стереть наколку и одновременно сделать эпиляцию.

– Удобно.

– Самое важное – ухаживать за кожей лица. Твоя партнерша Бет сделала предложение владельцам дома.

– Они примут его?

– По-моему, примут. Они хотели большего, но дом долгое время пустует, так что выбор у них ограниченный. Ей потрясающе повезло.

– Да. А что с домом? Почему он пустует?

– Там бродят призраки, – усмехнулась Шейла.

– Нет, серьезно.

– Я говорю совершенно серьезно. В доме случилось самоубийство. Хотя оно произошло около пятидесяти лет назад, последние хозяева жаловались на странные звуки и скрип полов. В конце концов они в панике съехали.

– Бет знает об этом?

– Если знает, то не от меня.

– Ты ей не сказала?

– Виктор, тебе не кажется, что Бет выглядит потерянной?

– С ней все нормально.

– Не совсем. Ей явно нужна перемена в жизни, а я давно поняла, что покупка недвижимости решает множество проблем. Мне не хотелось, чтобы глупые байки помешали сказочно выгодной сделке. Она не найдет ничего подобного в этом диапазоне цен.

– Ты никогда не перестаешь торговать.

– Брось, Виктор. Ты же видел кухню.

– В которой утром светло.

– Ну, иногда. Возможно, в первые недели апреля. Затем солнце освещает соседний дом. – Шейла приподнялась, и простыня соскользнула с ее груди. – Это было здорово, но у меня завтра тяжелый день: одна за другой встречи с покупателями, а потом из Милана прилетает мой жених.

– Твой жених?

Она повернулась ко мне, наклонилась, провела рукой по щеке. Сигаретный дым попал мне в глаза, и я заморгал.

– Ты хороший, – сказала она. – Ты правда работаешь адвокатом?

– Не слишком успешным.

– Позвони мне как-нибудь. – Она отбросила простыню, спустила длинные ноги на пол, встала, потянулась и направилась в ванную. – Мне нужно идти.

– Куда идти? Разве это не твоя квартира?

– О чем ты говоришь! Это же Саут-стрит. Какому человеку в здравом уме захочется здесь жить? Этот кондоминиум – в моем списке. Можешь оставаться сколько хочешь, но не забудь перед уходом заправить постель. Я завтра показываю эту квартиру.

– Она ничего.

Шейла остановилась, элегантно отведя в сторону руку с сигаретой, и внимательно посмотрела на меня с новым интересом. Неужели между нами все-таки существовала реальная связь? Вопреки здравому смыслу, я надеялся на это.

– Если ты серьезно, Виктор, – сказала она, – я могу устроить фантастическую сделку.

Наверное, именно в тот момент я полностью осознал, в каком ужасном положении находился. Я лежал в чужой постели, истекал слезами, пытаясь проморгаться от попавшего в глаза дыма, смотрел на обнаженную женщину, которая была обручена с другим, и чувствовал себя уязвленным, потому что все это время она думала не обо мне, а о сделке. Если я способен переспать с риелторшей, то вряд ли могу пасть ниже.

Мне нужно было срочно – любым путем – выбираться из этой пропасти, но я не имел понятия как, хотя ответ с самого начала лежал у меня перед глазами.

Глава 34

– Можете сделать мне небольшое одолжение? – спросила Моника Эдер, когда мы ехали по шоссе на север.

– Конечно, – ответил я.

– Это звучит немножко странно, но мои родители очень волнуются за меня, а вы можете их успокоить.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Прекрасно. Тогда вы, как и я, скажете, что мы встречаемся, хорошо?

– Не понял?

– Они боятся, что я одинока. Они будут рады узнать, что у меня есть друг, который работает адвокатом.

– Моника, вы уверены, что это хорошая идея?

– Понимаю, они будут разочарованы тем, что вы адвокат, но ничего, привыкнут.

– Я не это имел в виду.

– Можете сказать, что мы познакомились на работе.

– В клубе?

– Нет, глупенький. Они думают, что я секретарь в юридической конторе. Вы адвокат, я вроде как секретарь в юридической конторе, поэтому вполне естественно, что у нас якобы сложились отношения.

– Может, мне стоит называть вас Хилари и на «ты»?

– На «ты» – согласна. А почему Хилари?

– Чтобы быть последовательным.

– Когда-то у меня была знакомая девушка по имени Хилари. Она не работала секретарем в юридической конторе, но имела прекрасную фигуру. Хотя не была слишком умной. Думала, что Канада – это заграница.

– Это и есть заграница.

– Хорошо, что ты меня так поддразниваешь. Как настоящий возлюбленный.

– Моника, мне неудобно лгать твоим родителям.

– Ты уверен, что ты адвокат?

– Абсолютно уверен, хотя многие в последнее время в этом сомневаются. Если ты стыдишься своей жизни, то не лги, а измени ее.

– Я не стыжусь того, чем занимаюсь, просто у меня свои секреты. Разве у тебя нет секретов, Виктор? Неужели ты рассказываешь родителям все о своей личной жизни?

Я вспомнил шальную выходку с Шейлой прошлой ночью.

– Ну, я…

– Вот. У них и так была достаточно нелегкая жизнь, поэтому я не хочу грузить их правдой о себе. Итак, скажем, что познакомились в офисе и встречаемся всего несколько недель, но у нас очень хорошие отношения.

– Что мы делаем вместе?

– Ходим в кино, гуляем. Я готовлю тебе ужин. Телятину с пармезаном.

– А ты умеешь ее готовить?

– Нет.

– Но я люблю телятину с пармезаном.

– Тогда считай, что я ее готовлю.

– А у меня есть собака?

– Была, но умерла.

– Какая жалость!

– Увидишь, Виктор, у нас замечательно все получится.

Я в этом очень сомневался.

Я ехал к родителям Моники, чтобы разузнать об исчезновении Шанталь Эдер и ее связи с Рембрандтом Чарли Калакоса. Эта связь возникла в моем воображении, потому что и девочка и картина исчезли около тридцати лет назад, а кроме того, эти пропажи очень беспокоили семью Хатэуэй: отца-полицейского и дочь – помощницу федерального прокурора. На первый взгляд мои предположения не имели смысла, но я был не настолько наивным, чтобы думать, будто эти события случайно произошли примерно в одно и то же время. И я не верил, что татуировка появилась у меня на груди вследствие горячей и неизменной любви, найденной в ночь, которая выпала из моей памяти. Вокруг меня творилось что-то зловещее. Я намеревался выяснить, в чем дело, а также найти того, кто сделал мне наколку, и заставить его поплатиться за это.

– А ты уверена, что твои родители захотят говорить о Шанталь? – спросил я Монику, припарковав машину напротив опрятного домика.

– Не волнуйся.

– Наверное, для них это будет тяжело.

– Вовсе нет. Шанталь у них – любимая тема для разговоров.

Мы двинулись к дому.

Часто за ухоженными газонами и свежевыкрашенными фасадами кроются каньоны потерь и бездны страданий. Проезжая мимо ничем не примечательного на вид домика, порой ощущаешь некое притяжение. Тебя будто зовет чья-то боль, и ты прибавляешь скорость, спасая свое безмятежное существование. Зачем тебе этот храм печали, где люди общаются тихими голосами и предаются тяжким воспоминаниям? Ты не хочешь опускать взгляд, говорить с мягкой почтительностью, слегка сутулиться и подавлять свою жизнерадостность. Именно таким был дом Эдеров на узкой улочке недалеко от западного въезда на мост Тэкони-Пальмира и всего в нескольких десятках метров от места гибели Ральфа Чуллы.

– Мамочка, папочка, – сказала Моника, неожиданно схватив меня за руку и лишив малейшего шанса отступить. – Это мой новый друг, Виктор.

– Здравствуйте, – сказал я, тщетно пытаясь освободить руку.

Мистер Эдер, худощавый, седовласый, смуглолицый, словно опаленный жизнью, выглядел на все семьдесят, хотя ему еще не исполнилось и шестидесяти. Улыбка была страдальческой, рукопожатие – слабым, взгляд, который он старательно отводил в сторону, – остекленевшим. Казалось, что его душили в тот момент, когда Моника позвонила в дверь.

– Значит, вы тот самый молодой человек, о котором говорила дочь, – сказал он.

Я свирепо посмотрел на Монику.

– Значит, это я.

– Проходите, пожалуйста, – сказала худая черноглазая миссис Эдер, теребя платье нервными пальцами. – Я приготовила «Чексмикс». Надеюсь, вам нравится «Чексмикс».

– Это мое любимое печенье.

– Вы должны познакомиться с Ричардом.

– С моим братом, – пояснила мне Моника.

– Разумеется, – ответил я. – С твоим братом Ричардом. Со всей семьей.

– Не со всей, – возразил мистер Эдер.

– Ричарду очень нравится принимать гостей, – сказала миссис Эдер. – А с вами он особенно хотел познакомиться.

– Еще бы, – кивнул я.

При виде меня Ричард не встал. Похоже, он не шевельнулся бы и при приближении торнадо. Могучие бедра словно пустили корни в диван. Тренировочные брюки, толстовка с надписью «Иглз», ноги в плохо натянутых носках на журнальном столике. Круглолицый и усатый, он был лет на десять старше меня – так я подумал, взглянув на его залысины и проседь. По телевизору показывали гонки. Ричард следил за ревущими, раскрашенными рекламой автомобилями так, словно собирался узнать тайну возникновения Вселенной и недоверчиво усмехнуться.

– Ричард, – сказала миссис Эдер тоном, каким обращаются к капризному ребенку. – Моника пришла вместе со своим другом.

– Я занят, – огрызнулся Ричард. – Не приставай ко мне.

– Ричард обожает телевизор, – сказала миссис Эдер. – Если он не сидит за компьютером, его всегда можно найти перед телевизором.

– Мы купили большой компьютерный монитор в «Бест-бай», – сказал мистер Эдер. – Как называется эта штука с тонким экраном?

– Жидкокристаллический монитор.

– В «Бест-бай» была распродажа.

– Нельзя ли потише? – сказал Ричард. – Я смотрю телевизор.

Гостиная была тесной, темной и душной. Мы расселись кто на чем, Моника продолжала держать меня за руку, словно мы находились на вражеской территории. На одной стене теснились лики святых, на другой висели тарелки с изображением клоунов с большими печальными глазами. Печенье было рассыпано по разным вазочкам. Я не солгал: я всегда любил «Чексмикс», а миссис Эдер еще и приправила его вустерширским соусом с маргарином, что наполнило дом острым чесночным запахом.

– Вкусное печенье, миссис Эдер, – сказал я.

– Спасибо. Ричард, дорогой, Виктор – адвокат, ты это знаешь?

Ричард не удостоил нас ответом. Наверное, он знал.

– Показывают автогонки, – объяснила его молчание миссис Эдер.

– Да, вижу, – сказал я. – Кто из нас не любит гоночные автомобили.

Миссис Эдер хлопнула ладошками и потерла руки.

– Итак, как долго вы встречаетесь, дети?

– Не слишком долго, – признался я.

– Когда Моника позвонила и сказала, что встречается с молодым человеком со своей работы, мы так обрадовались. Если вы думаете, что у такой красивой девушки, как Моника, полно кавалеров, то ошибаетесь. Она очень разборчива.

– Мама, прекрати.

– Она работает весь день, а вечером сидит дома, бедняжка. Ей нужно больше общаться. Как вы считаете, Виктор?

– По-моему, она и так достаточно общается, – сказал я.

– Какие дела вы ведете? – спросил мистер Эдер.

– Любые, но в основном уголовные.

– В нашей семье не любят уголовников.

– Разумеется. Они не столь симпатичны, как автогонщики, но у них тоже есть права.

– А у жертв уголовников разве нет прав?

– Прекрати, папа, – сказала Моника и слегка повернулась ко мне: – Папа слишком часто смотрит новости по кабельному телевидению. Он воображает себя великим политическим деятелем и борцом за справедливость. Думает, что он столп.

– Как жена Лота,[12]12
  Жена Лота (Лотова жена) – персонаж из Библии. Она превратилась в соляной столб, когда оглянулась на горящий Содом.


[Закрыть] – обронил я.

– Ненавижу адвокатов, – прокомментировал мое высказывание Ричард, не отрываясь от телевизора. – Все они жадные, ненасытные мошенники.

– Наверное, так и есть, – согласился я. – Но ведь мы живем в капиталистической стране, правильно? Где мы окажемся без жадных, ненасытных мошенников?

– Поделитесь, как себя чувствует тот, кто наживается на людских несчастьях, – предложил Ричард, все еще не поворачивая головы. – Кто, как вор, делает деньги на любой жертве. У него не болит по ночам сердце?

– Кардиологи в наши дни творят чудеса, – ответил я. – А чем занимаетесь вы, Ричард?

– Ричард ищет работу, – сообщила миссис Эдер. – Хотите еще печенья, Виктор?

– Нет, мэм, мне достаточно. Спасибо.

– Ты уже спишь с моей сестрой? – спросил Ричард.

– Не понял?

– Заткнись, Ричард, – велела Моника.

– Я просто спрашиваю, – сказал Ричард. – Я имею право спросить?

– Что будете пить? – поинтересовалась миссис Эдер. – Чай?

– Чай – это прекрасно, – сказал я. – Благодарю вас.

– Моника, пойдем на кухню, ты мне поможешь. В духовке еще одна порция «Чексмикс». Горячее, оно особенно вкусно, не так ли, Виктор?

– Совершенно верно. На каком маргарине вы готовите?

– Боже упаси, я не пользуюсь маргарином. В моем «Чексмикс» только настоящее сливочное масло.

– Это чувствуется.

Женщины вышли на кухню, мужчины остались в гостиной с ревущими телеавтомобилями. Комментаторы что-то взволнованно лопотали, Ричард рыгнул, мистер Эдер встал с кресла и вышел из комнаты.

– Кто выигрывает? – спросил я, чтобы показать Ричарду свое дружеское расположение.

– Какой-то парень в шляпе, – сказал он. – А тебе не все равно?

– Все равно.

– Мне тоже. Я могу с тобой поговорить откровенно?

– Конечно.

– Мы оба знаем, что Моника не блещет умом. Мы также знаем, что ты с ней встречаешься не из-за ее литературных вкусов. Поэтому я думаю, что ты с ней спишь. А если нет, если не трахаешь ее постоянно, день и ночь, день и ночь, то какой смысл встречаться?

– Вы очень выразительно изъясняетесь, Ричард.

– Я просто говорю.

– Она ваша сестра.

– Да, верно, я помню, но ты только посмотри на нее. У кого еще есть такие ноги? Они растут от ушей. А сиськи просто идеальные.

– Откуда вы знаете?

– Иногда она загорает на заднем дворе и расстегивает лифчик. А я сижу в своей комнате и смотрю из окна.