Текст книги "Душитель"

Автор книги: Уильям Лэндей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Я сказал: не смей трогать моего брата.

Он видел, что Чарли вновь накалился, что он в ярости. Но было уже слишком поздно.

Чарли Капобьянко обратился к Ники:

– Убери отсюда этого копа. Убери его.

Потом повернулся к Джо:

– Ты меня достал, коп. Слышишь? Знаешь, кто я такой? Так вот, лучше б ты знал свое место. Знай свое место! Я в последний раз терплю неуважение. Знаешь, что такое заказ?

– Да.

– Тогда не вздумай заступаться за своего братца.

Джо промолчал.

– И не суй нос в Уэст-Энд. Это последнее предупреждение. Ты уже и так дорого мне обошелся. Вот ответ на твой вопрос: да, речь о деньгах. Всегда. А ты что думал, идиот?

Джо привык спать короткими урывками по два-три часа. Когда он сколько-то лет назад работал по ночам, тело привыкло к такому расписанию: ранняя смена чередовалась с поздней, одна – от шести вечера до полуночи, вторая – от полуночи до шести утра. Шесть ночей в неделю, три цикла. «Короткие дни» и «длинные дни» – так их называли полицейские. Сон перестал быть исключительно ночным. Спишь, когда удается и сколько удается, но всегда недостаточно. Рабочий график Джо сделался полегче, когда он стал детективом, но к тому времени он уже окончательно утратил способность крепко спать. В лучшем случае он все время находился на грани пробуждения. И в результате не видел снов – по крайней мере не помнил их. Сны приходят во время глубокого погружения, а Джо не знал подобной роскоши.

Но сегодня он видел сон. Ему снилось, что он садится на заднее сиденье машины. Двухдверный автомобиль с ярко-красной обивкой салона. Судя по изгибу крыши – возможно, новый «бель-эйр». Кто-то придержал для него дверцу – Джо не видел кто. Ему не нравилось в этой машине. Невозможно было вытянуть шею – крыша слишком низкая. Он попытался наклонить голову, но помешал подголовник, поэтому он сгорбился на сиденье – лишь затем, чтобы увидеть бесконечный изгиб потолка. Он запаниковал. Он знал, что если останется здесь, на заднем сиденье, то так и умрет в этой машине. Он попытался выбраться.

Потом он проснулся в своей постели в комнате с открытым окном. Уже не страшно. В спальне было прохладно. Все освещал голубоватый уличный свет, как обычно.

– Господи… – прошептал он, потянулся и нащупал крепкое бедро Кэт.

Когда они познакомились, она работала медсестрой – коренастая, упрямая, властная. Это и привлекло внимание Джо – не внешность, а ощущение силы. Кэт была из тех, кто добивается своего, кто управляет. Джо всегда знал, что он обречен вечно быть мальчиком на побегушках, но рядом с Кэт он как будто перенимал некоторую толику ее уверенности и серьезности. Ему казалось, что он тоже способен командовать. Но не сейчас, разумеется. Когда он очертя голову ринулся в пропасть, восприимчивость жены лишь усугубила ощущение беспомощности. Но когда-то… когда-то…

Джо перекатился на спину и провел рукой по изгибу бедра Кэт. Оно было прохладное. Она не двигалась.

Он вспомнил слова Капобьянко: «Я в последний раз терплю твое неуважение». Он задумался, был ли это приказ («Отныне уважай меня!») или угроза («Другого шанса тебе просто не представится»). Нелепо, даже смешно, что он может умереть, так и не осознав, что его предупредили, – как корова, которую ведут на бойню и которая до самого конца ничего не понимает. Ему показалось значимым, что Капобьянко выбрал столь двусмысленные слова. Какой простор для интерпретаций. Впрочем, Джо не понимал, зачем было устраивать персональную встречу лишь для того, чтобы предупредить его о грядущей гибели. Несомненно, целью Капобьянко было отпугнуть Джо от Уэст-Энда, как он и сказал. Да, Джо все испортил последними словами, но взрывные люди типа Капобьянко забывают подобные вещи, как только успокоятся – или как только их охватит следующий приступ ярости. Да, в один прекрасный день Капобьянко явится по его душу – когда он вытянет из Джо все деньги и извлечет всю возможную выгоду. Но не скоро. Пока что непосредственная опасность угрожает только Рики. «Знаешь, что такое „заказ“?»

Через открытое окно доносились звуки города. Кэт пошевелилась у Джо под рукой. Он подождал – отодвинется она во сне или, наоборот, привалится к нему для тепла. Кэт придвинулась к мужу, приподнялась и положила голову ему на грудь. Джо коснулся ее спины, руки, груди – на всякий случай, проверяя себя. Кэт была уже не такой, как прежде, сильное тело обросло жирком. Но она оставалась собой, и Джо в очередной раз вспомнил, что именно ее крупные формы и привлекли его внимание в первую очередь. Она если и не была под стать мужу ростом, то по крайней мере значительно превосходила тех бабенок, за которыми он обычно бегал и которые расхаживали на тонюсеньких шпильках, чтобы казаться выше. Джо почувствовал возбуждение. До него дошло, что все измены лишь усилили его влечение к Кэт, и он поздравил себя с подобной широтой взглядов. Знакомство с другими женщинами заставило его больше ценить жену. Что может быть губительнее для брака, чем моногамия? Просто не нужно привлекать к себе внимание – Джо всегда так и делал. То, о чем Кэт не знает, никогда не причинит ей боли.

– Ты спишь? – шепнул он.

– Да.

– А я нет.

Она коснулась его.

– Господи, Джо, ты шутишь? Сейчас?

– Ляг, – приказал он.

Под его руками Кэт дремала – даже когда стащила через голову ночную рубашку. Ее движения были неуклюжи. Возможно, она думала, что с ней это происходит во сне.

Лишь ощутив теплоту тела жены, Джо внезапно увидел этот дом без себя. Кэт, Малыш Джо… Умереть – значит попрощаться с ними, дальше им придется жить одним. Может, Кэт снова выйдет замуж? Где она будет жить? И будет ли счастлива? И Малыш Джо… Ему почти четырнадцать. Вспомнит ли он своего старика десять лет спустя? Двадцать? Будет ли думать о нем каждый день? Будет ли радоваться или грустить при мысли об отце? К кому они обратятся, если случится беда? К Маргарет, к Майклу? Последнее, что Джо украдет у семьи, так это самого себя.

Он почувствовал упадок сил.

– Джо, ты в порядке?

– Да.

– Что случилось?

– Ничего. Прости.

Кэт оперлась головой на руки и взглянула на мужа.

– В чем дело, Джо?

– Просто устал.

– Вот так, вдруг?

Он ухмыльнулся и шумно вздохнул.

– Сначала разбудил меня посреди ночи, а теперь говоришь «Я устал»?!

Джо решил выбросить из головы все, что не имеет отношения к супружеской постели. Есть лишь два тела, сплетенные друг с другом, и не нужно портить то, что происходит сейчас. Вообще не надо ни о чем думать. Животные умирают миллионами каждый день. И что? Кто об этом задумывается?

Теплым июньским вечером на углу Вашингтон-стрит и Лагранж стояли полдесятка женщин – отдыхали, прислонившись к стене здания, курили, подходили к обочине и покачивали бедрами, в надежде что остановится машина или какой-нибудь пешеход обратит на них внимание.

По мнению Джо, некоторые из них были очень даже недурны, и он задумался, что вынудило их сделаться проститутками. Там были две-три, с которыми при других обстоятельствах он не отказался бы перепихнуться. Джо сидел в машине за полквартала от них и лениво курил – дым был безвкусный, как будто сигарету набили соломой, а не табаком. Ему не хотелось даже выходить и разгонять шлюх, не говоря уже о том, чтобы их арестовывать. Джо было плевать. Подумаешь, шлюхи! Работа в отделе нравов – сплошная трата времени. Одно название чего стоит – «отдел нравов».

Одна из девушек, очень бледная и сильно накрашенная, дошла до угла, взглянула на Джо и, швырнув в его сторону окурок, вернулась на прежнее место. На лице у нее снова появилось выражение высокомерной скуки.

Джо опустил голову. Может быть, стоит вздремнуть? Пять – десять минут отдыха – это все, что нужно. Как только он успел об этом подумать, мозг немедленно отключился. Так все время бывало в последнее время, он постоянно находился на грани сна и мог в любой момент вырубиться. В какой-то момент он проснулся, но голова слишком отяжелела, чтобы бороться со сном. Джо снова закрыл глаза. Было прохладно, он оставил окна открытыми. Почти девять, но не так уж темно – он припарковался под фонарем, и свет бил в глаза. Не важно. Он все равно сумеет поспать.

Джо слышал звуки улицы. До него отчетливо доносились обрывки разговоров. Когда мимо проезжали машины, в окно врывался порыв теплого ветра. Где-то громко засмеялся мужчина. Джо расслабился.

Потом внешний шум сделался приглушенным. Что-то изменилось. Ощутив напряжение, Джо открыл глаза.

Вид в лобовом стекле почти не изменился. Только пешеходов поблизости не было. Проститутки переместились за угол Лагранж, с глаз долой.

Рядом остановилась машина. Джо ощутил чужое присутствие, прежде чем успел увидеть длинный черный «кадиллак».

– Эй, коп!

Он обернулся и увидел Винни Гаргано буквально в нескольких дюймах, дверцы машин практически соприкасались. И в то же самое время Гаргано казался очень далеким, он был надежно укрыт в недрах своего автомобиля.

Пистолет.

Не…

Гаргано ошеломленно помедлил, как будто не веря своим глазам: выражение лица Джо Дэйли не изменилось, только на лбу возник ровный темный кружок. Так внезапно и необъяснимо – полет пути невозможно проследить невооруженным глазом, – что это походило на фокус. Как будто кружок появился сам собой. Тело Дэйли откинулось назад, дырка на лбу наполнилась кровью, густой и блестящей, точно краска. Гаргано вспомнил наконец о своих обязанностях – в последнее время он становился все небрежнее и дерганее, непрерывная череда убийств лишала его рассудка. Он всадил обойму в труп, и машина сорвалась с места.

Длинный день. Майкл откинулся на спинку кресла, упершись одной ногой в открытый ящик стола. Спинка подалась с легким металлическим щелчком, вес тела переместился с ягодиц на лопатки, позвоночник выпрямился. Заняв нужное положение, Майкл убрал ногу с ящика и некоторое время посидел, как Джон Гленн в космической капсуле. Он решил, что это первая минута за весь день, которой он действительно наслаждается. Возможность посидеть в этом кресле – едва ли не единственная приятная вещь в работе у генерального прокурора. Возможно, Майкл заберет его с собой, когда уволится. А может быть, и не уволится – так и зависнет в этом грязном кабинете, словно приговоренный к пожизненному заключению. Человек, который в точности знает день своего выхода на пенсию.

Снаружи что-то случилось.

В белом шуме города произошли некоторые изменения. Завыла сирена, затем другая. Пронеслась машина, опасно сворачивая на узких улицах. Майкл подошел к окну. Наступил вечер. Он, разумеется, ничего не видел, кроме задней стены дома и вереницы офисных окон. Но понял: что-то случилось, какая-то беда – возможно, близко. Воздух был насыщен тревогой.

Тяжелые шаги в коридоре, позвякивание ключей. На пороге показался Конрой, мрачный и внушительный.

– Плохие новости, Майкл. Надо ехать. Джо…

– Что?

– Вставай, надо ехать. Беда.

– Что случилось?

– Э… прими мои соболезнования. Джо убит.

– Что?!

– Его застрелили. Больше ничего не знаю. Прости. Давай, Майкл, шевелись, надо ехать.

А потом до него вдруг дошло, как именно погиб Джо. Два слова: «Он убит».

Майкл шел за Конроем по коридору. В ушах у него гремело, все вокруг как будто плыло – стеклянные двери кабинетов, уборщик с ведром на колесиках, размытые фотографии суровых густобородых политиков минувшего столетия…

На улице Конроя ждала патрульная машина. Майкл отчего-то сел на заднее сиденье «форда», как будто в такси, но Конрой велел ему перебраться вперед. «Ну же, Майк, подтянись. Майк, мать в тебе нуждается». Тот подчинился, сел вперед – даже теперь он ненавидел Брэндана Конроя за покровительственный тон, за намеки на то, что Майкл – новичок в жизни, а Конрой – его наставник, за то, что он твердит «Майк, Майк, Майк», словно зубрит правило. «Называй меня Майклом, придурок». Но он был слишком ошеломлен, чтобы сердиться долго.

Машина Конроя неслась по склону Бикон-Хилла, потом – через Боудойн-сквер.

Майкл думал: чтобы добраться до городской больницы, нужно повернуть направо. Но Джо наверняка отвезли в клинику «Массачусетс». Возможно, когда убивают полицейского, даже безжалостные янки слегка смягчаются и впускают ирландца с черного хода. И вновь цинизм покинул Майкла почти немедленно. Он не мог остановиться ни на одной мысли. Сознание непрерывно опустошалось.

Сирена завывала, точно кларнет, на приборной панели мерцал синий огонек.

– Его нашли на Вашингтон-стрит. – Конрой почти кричал. – В машине, прямо на улице. Представляешь? Насколько же обнаглели эти парни! Просто до крайности обнаглели! – Он крепко вцепился в руль.

Они пересекли Кембридж-стрит, за стеклами потемнело – все равно что ночью смотреть на воду. Здания по сторонам исчезли, улицы закончились, город тоже, – началось пустое пространство бывшего Уэст-Энда. Дорога стала неровной. Конрой выключил сирену и мигалку. Машина подскакивала на неровной дороге.

– Господи, Брэндан, куда вы едете?

– В больницу.

– Но почему так?

– Решил срезать, прости. На Кембридж-стрит страшная пробка. Не беспокойся, доберемся через минуту. Ты в порядке, Майкл?

Нет, не в порядке, уж точно не в порядке. Поздним вечером в его кабинете словно взорвалась бомба. Странность случившегося и шок внушили Майклу такое ощущение, как будто кресло, на котором он сидел, превратилось в космический корабль и внезапно взвилось в воздух. Прикрыв рот ладонью, он повторял, чтобы убедить себя: «Джо мертв, Джо мертв». Давно ли он ехал тем же путем в машине Джо, чтобы сообщить Рики о гибели Эми? Всего полгода назад. Тогда он твердил: «Эми мертва. Эми мертва». Разум просто отвергал то, что не в силах был вообразить.

Впереди расстилалось обширное пустое пространство – пятьдесят акров бывшего Уэст-Энда, снесенного до основания. Свет луны и городских фонарей озарял землю тусклым сиянием. Песчаная почва, усеянная камнями и строительным мусором, ни деревьев, ни улиц. Печальный неосвещенный ландшафт полого спускался к морю, за четверть мили от дороги, и скрывался во тьме. Глядя из машины, можно было подумать, что здесь прошла хищная орда завоевателей. Единственное, что осталось после них, – это огромные груды камней и досок, которые высились на месте разрушенных домов, точно курганы, и щетинились балками. На дальней стороне пустыря горели огни больницы «Массачусетс», а еще дальше светилась стройплощадка на месте будущего парка Кеннеди – мечты Фарли Зонненшайна. Новый Бостон.

Машина подпрыгивала и виляла среди камней, щебень отскакивал от колес и звонко ударялся в днище. То и дело Конрою приходилось замедлять ход, чтобы не врезаться в груду мусора.

Майкл попытался понять, где они находятся, но улицы были совершенно безликими, поэтому он покорился и просто рассматривал то, мимо чего они проезжали, – груды балок, в четыре-пять раз выше машины, разбросанные на земле доски, бетон, металл, кирпичи, отдельные вещи – искореженная детская коляска, ботинок… И камни, камни повсюду – та самая бесплодная земля, которую обнаружили здесь первые пилигримы. Майкл подумал – так же, как думали и говорили все, поскольку память об этом была еще свежа и сравнение неизбежно, – что нынешний Уэст-Энд выглядит точь-в-точь как старые фотографии разбомбленных европейских городов. И эта мысль также привела к Джо. Джо прошел всю Европу до Берлина – чтобы погибнуть здесь. Джо мертв.

– Кто его убил? Свидетели есть?

– Да. Не беспокойся, Майкл, мы найдем убийцу. Подумай лучше о семье.

– Я должен был что-нибудь сделать. Не знаю… Должен был ему помочь.

– Не надо так думать, сынок.

– Я должен был…

– Никто ничего не мог сделать, Джо сам в это ввязался. Никто не виноват. В любом случае теперь все кончено.

Конрой осторожно вел машину по булыжнику. Кое-где сохранились остатки мостовых; на призрачной Чамберс-стрит Конрой ехал чуть быстрее, пока улица не оборвалась. Он ориентировался на огни больницы «Массачусетс», виляя среди развалин. Посреди пустыря одиноко, точно на острове, возвышалась церковь Святого Иосифа – приземистая, в романском стиле, больше похожая на усыпальницу тайного общества, чем на храм. Она не предназначалась для столь роскошного одиночества: это была городская церковь, чье место – на узкой улочке. Аскетичное серое здание казалось недостроенным. Машина миновала церковь и двинулась дальше.

– Что вы имеете в виду, когда говорите: «Джо сам в это ввязался»?

– Э?

– Во что он ввязался? Откуда вам-то знать?

– Просто знаю, и все. Никакого особого секрета тут нет.

– Нет? А кто еще в курсе?

– Майкл, Господи, прекрати. Неужели теперь это важно?!

По мере приближения к краю пустыря огни больницы «Массачусетс» становились все ярче, а справа вырастала стройплощадка парка Кеннеди. Там уже вовсю строились два высотных дома. Озаренные лучами прожекторов, башни выглядели немыслимо огромными. Едва начатые, они стали едва ли не самыми высокими зданиями в городе.

Конрой поспешно подкатил к стройке, машину занесло. По днищу защелкали камни.

– Черт! Брэндан!

– Успокойся.

– Что вы делаете? Больница…

Конрой въехал в открытые ворота на стройку, миновал остовы башен. Он вел машину медленно – ему мешали темнота, яркий свет прожекторов и неровная земля. Автомобиль остановился на краю огромной ямы, предназначенной для третьего фундамента. Яму озарял бледный дрожащий свет переносных фонарей.

Постройки в парке Кеннеди были названы в честь знаменитых местных политиков – в духе общей тематики. Третий фундамент должен был послужить основой небоскребу под названием «Адамс», но сейчас он представлял собой просто кратер, размером с полквартала, глубиной в два-три этажа. В яму еще не залили цемент, ее стенки были выстланы гофрированными железными листами. Над ней, точно корабельные мачты, вздымался десяток ярких лучей. В мягкой почве торчали стальные опоры, готовые принять тяжесть здания, наверху нависал кран и маячил огромный копер, способный вбить в землю автомобиль.

– Какого черта? – спросил Майкл. – Что вы делаете?

Конрой выскочил из машины.

Майкл увидел идущего к ним человека. Широкоплечий громила в модных широких брюках и короткой куртке, из-под которой выпирал живот.

Конрой рысью обежал машину спереди, пересекая свет фар.

Человек достал из-под куртки пистолет.

Майкл попытался связать два эти факта, извлечь некий смысл, но дверца уже распахнулась, и Конрой потянул его за руку со словами «Вылезай, вылезай». Человек с пистолетом сказал:

– Давай вытаскивай его оттуда, не всю же ночь возиться.

Майкл пригнулся к рулю, ухватился за него, обнял, вцепился что есть сил. До него донесся собственный голос:

– Нет! Нет! Нет!

Человек подошел к водительской дверце и несколько раз ударил его по пальцам рукояткой пистолета, пока он не разжал руки, и тогда его вытащили из машины… Он ударился лбом о дверцу и упал на землю, дрожа от холода и испуга.

Конрой кривился, точно человек, вынужденный выполнять неприятную работу.

Тип с пистолетом снова обошел машину, мелькнув в свете фар, как Конрой минуту назад, а потом – невероятно – взвел спусковой крючок. Металлический щелчок затвора изгнал из головы Майкла все мысли, и он пополз прочь, на четвереньках, к яме. Невозможно, невозможно, невозможно. Невозможно умереть. Но Джо умер. Неужели в последнее мгновение брат ощущал именно это – лихорадочное отрицание собственной гибели, всепоглощающее чувство того, что не ты первый?..

Человек приближался, держа пистолет в вытянутой руке, – бесстрастный, бездумный.

Майкл быстро пополз вперед, работая локтями и коленями. Земля была холодная и сырая, шерстяные брюки промокли, мелкие камушки впивались в ладони. Левая рука, правая рука, левая, правая, левая… а под ней ничего… пустота.

Рука ушла в бездну, следом за ней плечо и голова, Майкл оцарапал живот о край металлического ограждения и перевалился в яму, в черную дыру, рухнул в пустоту вверх тормашками.

Конрой сказал:

– О Господи. Спустись туда и прикончи его. Ради Бога.

Человек с пистолетом сердито взглянул на него:

– Сам туда иди, коп.

– Мне, между прочим, нужно ехать на место преступления.

Майкл летел в темноту, и в его ушах свистел ветер. Стальная стена, невидимая, но ощутимо близкая; он чувствовал, что она рядом. Момент невесомости – то ли вверх, то ли вниз. Он рассекал пространство с фантастической скоростью, понятия не имея, в какую сторону летит. Где земля? Он барахтался, рассекая сгущавшийся мрак и ледяной холод.

А потом ударился о землю.

На дне ямы, в тридцати футах ниже уровня земли, мрак сгущался в углах, у подножия высоких стен. Темнота в этих местах ощущалась физически, она имела влажный синий оттенок и была такой густой, что хотелось окунуть в нее палец. Над головой вздымались стальные опоры. Яркие огни города подсвечивали снизу синий купол неба, их отблески кое-как достигали дна ямы. Но до углов не доставали.

Человек с пистолетом крался вдоль подножия стальной стены. Он помедлил и взглянул вверх, оценивая собственную позицию относительно того места, откуда свалился Майкл Дэйли. Он решил, что упавший должен быть где-то здесь, справа, скорчившийся, мертвый или умирающий. Но наверное, он неверно рассчитал – снова и снова человек поднимал голову, чтобы сориентироваться. Во мраке возникали тусклые силуэты, которые напоминали изломанные тела, но при внимательном рассмотрении каждый из них оказывался чем-то другим – свертком брезента, грудой мусора или же просто сгущением темноты. Черт возьми! И почему он не взял фонарик! Теперь у него не было иного выбора, кроме как пробираться вдоль стены, то и дело замирая и вытягивая шею, чтобы лучше видеть.

Рядом скатился камушек. Слева. В нескольких шагах, в темноте.

Он вскинул пистолет, обернулся и выстрелил – раз, другой, третий – с радостью, как будто ему не терпелось поскорее выпустить эти пули.

Шум был оглушительный. Гофрированный металл усилил звуки – и, как выяснилось, пули от него отскакивали.

Человек пригнулся, избегая рикошета, и немедленно ощутил, как правая лодыжка переломилась пополам – он услышал сухой щелчок, а в следующее мгновение почувствовал вспышку боли. Он опустил глаза и увидел, что в ноге как будто появилась вторая коленка, точно у насекомого. Он непонимающе уставился на нее. Ступня, неестественно вывернутая, лежала на земле, словно ботинок был пуст. Человек немедленно сообразил, что кто-то бросил камушек, чтобы его отвлечь, – и тут же опрокинулся на спину.

Майкл Дэйли, стоя над ним, во второй раз занес кувалду. Он закричал от боли, когда вытянул разбитую при падении руку. У него закружилась голова. Но молот на длинной рукоятке точно сам знал, что делать, – он был предназначен для того, чтобы описывать дугу, поэтому Майкл размахнулся и обрушил кувалду на грудь лежащего человека, чуть ниже ключиц.

От удара тело содрогнулось, руки и ноги подпрыгнули.

Майкл потянул кувалду обратно, но она как будто застряла. Иллюзия продолжалась несколько секунд – молот точно увяз в груди жертвы, точь-в-точь как топор увязает в бревне, – а потом Майкл понял, в чем дело: плечо отказалось служить. Он не мог пошевелить правой рукой, не говоря уже о том, чтобы поднять тяжелую кувалду. Он чувствовал, как смещается лучевая кость, а плечевая выходит из сустава и трется о его край. Рука болталась плетью – легкая и неподвижная. Боль, впрочем, не ограничилась местом травмы: безымянный палец и мизинец покалывало, шею тоже. Майкл мысленно начал читать привычную молитву от мигрени: «Я владею своим телом, я владею своим телом». Он может контролировать боль.

С огромным трудом лежащий человек перекатился на живот и пополз на локтях, как будто не замечая ни оброненного пистолета, ни валяющегося рядом с его телом молота. Он дышал хрипло и обрывисто.

Майкл склонился над ним и спросил:

– Где Конрой?

Человек прополз несколько шагов к центру ямы, на мгновение замер, потом поднялся на четвереньки. Опять остановился. Выгнул спину, широко разинул рот, и его вырвало – безо всяких усилий, точь-в-точь как собака бросает мячик у ног хозяина.

Майкл подобрал пистолет. Разумеется, оружие было разряжено, а проверить Майкл не мог. Заодно он прихватил молот. Может быть, оставить его в яме, где он и лежал? Спрятать среди остальных, брошенных рабочими? Или забрать с собой, чтобы не было улик? С кувалдой в правой руке, с пистолетом в левой, Майкл чувствовал себя отлично вооруженным и до смешного всесильным. Он буквально ощутил, как растет его мощь.

Человек неподвижно стоял на четвереньках.

– Где Конрой?

Нет ответа.

Майкл неуверенно прицелился. Человек стоял, опустив голову, поэтому Майкл приложил ствол к его затылку, поросшему густыми черными волосами.

– Кто ты такой?

– Как будто сам не знаешь.

– Не знаю. Кто ты?

– Ви… Винсент Гаргано.

Майкл помедлил. Он знал, кто такой Гаргано и какова его репутация, но они никогда не встречались. Винсент Гаргано по прозвищу Зверь. Черт возьми.

– Зачем ты это сделал?

Молчание.

– Где Конрой?

Гаргано молча стоял в грязи.

– Он здесь?

– Нет.

Майкл слегка надавил на курок и помедлил.

– Джо Дэйли действительно мертв?

– Да.

– Кто его убил?

– Я. Ты… – Гаргано закашлялся и с трудом втянул воздух. – Ты идиот. Я их обоих кончил.

– Обоих… кого?

– Твоего старика в том числе. В прошлом году. А теперь – твоего братца. Ха! Я убил обоих Джо Дэйли. Я… – Он не договорил. Возможно, не смог.

Майкл решительно нажал на спусковой крючок. Пистолет с громким щелчком подпрыгнул в его руке. Разряжен. Майкл отбросил его.

– Ты… даже считать не умеешь, мать твою.

– Ты тут один?

Молчание.

Майкл покачал головой. Он ощутил опасную отстраненность. Ему было плевать на того, кто лежал у его ног, на последствия, на самого себя. Он хотел убивать. Он снова занес кувалду – молот вновь описал параболу, и Майкл вскрикнул, когда поднял руки. Удар пришелся Гаргано в поясницу, в то место, где из-под куртки виднелась складка жира, поросшая курчавыми черными волосами. Послышался хруст.

Гаргано еще мгновение простоял на четвереньках, а потом обмяк.

– Ты здесь один?

Гаргано дышал с хрипом.

– Ты один?

– Да.

Майкл аккуратно сел на землю. Молот скатился с его коленей под собственной тяжестью. Он придерживал поврежденную руку здоровой. В таком положении боль почти не чувствовалась, хотя нервы по-прежнему покалывало. Во рту было полно песка, на щеке горела свежая ссадина, правая сторона головы мерзла, как будто с черепа содрали лоскут кожи. Но не больно. Ощущение прохлады в голове было даже приятно.

Майкл закрыл глаза и снова вообразил себе шаги на тротуаре. Он представил Джо-старшего, который бежит по переулку, – Конрой отстает, с выражением лицемерного сожаления. Джо-старший заворачивает за угол, пытается остановиться, видит пистолет – четырехзарядный, крупнокалиберный, поднятый на уровень лица. Лица Винсента Гаргано.

Майкл с трудом поднялся, оберегая разбитое плечо. Здоровой рукой он обыскал лежащего.

Неподалеку находилось глубокое свежевыкопанное углубление, пробуренное в земле под следующую сваю. Сваи стояли в шахматном порядке. Над головой нависал огромный копер. Майкл постоял над дырой, глядя вниз, – было видно футов на десять, после чего все терялось во мраке. Майкл знал, как забивают сваи, – это знали все, кто работал в деловой части города. Когда падал копер, в конторах в радиусе полумили дрожали стекла и люди не открывали окон, чтобы спастись от ужасного грохота. Гаргано намеревался сбросить тело Майкла в эту дыру. Завтра утром копер вбивал бы его все глубже и глубже.

Но сейчас на стройке было тихо, так тихо, что Майкл слышал легкое посвистывание ветра между сваями. Он бросил в яму камушек, чтобы прикинуть ее глубину, и не услышал звука падения.

Гаргано хватанул воздух ртом. Он что-то сказал, но Майкл не расслышал, пока не встал прямо над ним.

– Не… не могу дышать…

– Зачем ты это сделал? – спросил Майкл. – Зачем попытался убить меня?

– Н-не могу дышать…

– Зачем было нужно убивать меня?

– Мне приказали.

– Кто?

– Капобьянко.

– Капобьянко? Но почему меня? Именно меня?

– Конрой сказал… – Могучее тело Гаргано содрогнулось. Когда дрожь унялась, он хрипло договорил: – Конрой пришел к Капобьянко… сказал, что ты знаешь… знаешь про своего старика. Сказал, что ты открыто его обвинил, что, по-твоему, Конрой выполнял приказ Капобьянко. Такие вещи не следует говорить вслух.

– Значит, это Капобьянко приказал убить моего отца? Зачем?

– Оглядись, ту… тупица.

– Не понимаю…

Гаргано фыркнул и медленно обернулся.

– Ты стоишь на деньгах. Эти люди, мать их, заколачивают миллионы. Целое состояние. Состояние.

– При чем тут Капобьянко?

– Это его деньги.

И наконец постепенно Майкл понял. Понял. Гангстеры не работают на стройке, но выделяют людей для того, чтобы очистить обреченные под снос дома, запугать непокорных, вышвырнуть недовольных и упрямых. Эта работа займет месяцы и даже годы, если предоставить ее правительству. Delinquenti – так назвала их миссис Кавальканте. «Они говорят: убирайтесь, иначе попадете в беду», – вспомнил Майкл ее слова. Капобьянко использовал своих громил, чтобы очистить Уэст-Энд. И не важно, что по совместительству некоторые из его людей работают полицейскими. Эти копы вели себя как бандиты, потому что они и есть бандиты – они на поводке у Капобьянко, получают деньги за то, что защищают его интересы. Несомненно, Чарли Капобьянко вложил немалые средства в Уэст-Энд, потому что он даже пальцем не пошевелит, если речь не идет о деньгах. Он поклоняется богатству, как это делают настоящие бедняки. Он хочет, чтобы проект был реализован любой ценой, и вовсе не потому, что грезит о Новом Бостоне. Чарли Капобьянко плевать на Бостон, новый либо старый.

– И сколько денег Капобьянко в это вложил? – поинтересовался Майкл.

Но Гаргано слабел. Он лежал ничком в грязи и слегка шевелился. Он глотнул воздуха, прежде чем ответить:

– Н-не могу дышать… Мне надо в больницу.

– Ни в какую больницу ты не поедешь.

Гаргано взглянул на него с презрением, которое мало-помалу превратилось в злобную покорность.

– Насколько большой кусок отхватил Капобьянко?

– А я знаю?!

– При чем тут мой отец?

– Конрой сказал… Сказал, что твой старик все испортит.

– Как? Мой отец не из тех. Он никогда не доносил на своих.

– Он захотел уйти. Сказал, что не будет больше работать на Капобьянко, что ему не нужны эти деньги. Его попросили кое-чего сделать, а он отказался, больше не захотел. Внезапно человек просто взял и все бросил. Ха! После того, как он столько лет получал деньги от мистера Капобьянко? А потом еще и собрался нас выдать, chiacchierone! [10]10
  Болтун (ит.).


[Закрыть]Никто бы ему этого не позволил. Если бы Дэйли ушел и разболтал о продажных уэст-эндских копах и о том, что у мистера Капобьянко свои интересы в Уэст-Энде, он бы все испортил. Какой политик захочет поддерживать проект, который принадлежит Чарли Капобьянко? А так – все хотят, чтобы эти дома построили. Все – город, федералы, застройщики. Слишком много денег потрачено, чтобы взять и остановить стройку. Слишком много денег. Твой старик был похож на тебя – недостаточно умен, чтобы держать рот на замке.