Текст книги "Душитель"

Автор книги: Уильям Лэндей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

48

Вечером из окна Курта Линдстрома было видно, как за полквартала от дома, на противоположной стороне Геменуэй-стрит, на автобусной остановке толпились люди, восемь человек: четыре девушки, видимо, студентки; молодой человек в куртке с капюшоном и широкополой кожаной шляпе; мужчина в деловом костюме; коренастая негритянка с полной сумкой покупок; мужчина в ярко-синей униформе ремонтника. Подошедший автобус загородил обзор – стена рифленого железа с прямоугольными окнами. Через несколько секунд автобус скрылся из виду, тротуар опустел, остался только ремонтник. Через некоторое время к нему присоединилась женщина. Она ждала следующего автобуса. Ремонтник смотрел через улицу, прямо на окна Курта Линдстрома.

Это был Рики Дэйли.

49

Кожаные перчатки с зашитой в костяшки свинцовой пылью, семь-восемь унций. Металл достаточно мелко перемолот, чтобы руке было удобно. В течение сотни лет такие перчатки служили копам секретным оружием, если предстояло вмешаться в уличную драку или иную мясорубку. Перчатки Джо были изрядно поношены. Когда он их снимал, они немедленно обретали форму руки. Когда он смотрел на перчатки, лежавшие, ладонь к ладони, в бардачке машины, они пробуждали в нем чувство, сходное с любовью. Мы любим некоторые вещи, потому что они так или иначе являются продолжением нашей личности, – именно таковы были бойцовские перчатки Джо. Он не считал их оружием, потому что они в отличие от ножа или пистолета не наделяли его особыми способностями, а просто увеличивали уже имеющийся навык – так очки улучшают зрение. На руках перчатки делались частью тела. Обычный удар ими был способен ошеломить, а сильный – отправить в нокаут. Какой кайф – выбросить вперед утяжеленный кулак – несокрушимый, массивный, – покрепче упереться в землю и нанести сокрушительный удар, вложив в него силу бедер, спины и плеч. Причем на вид это самые обычные черные перчатки.

– Заканчивай, – велел Гаргано.

Джо обливался потом. У его ног, свернувшись клубочком, лежал человек. Грязное пальто волочилось по земле, точно одеяльце, сброшенное разметавшимся во сне ребенком.

– Давай, поднимайся.

– Нет.

– Поднимайся, сука!

– Нет!

Гаргано вмешался и негромко произнес:

– Вставай, дерьмо, иначе здесь тебя и похоронят.

Прозвище этого типа было Однорукий. Он принимал ставки в баре под названием «Чиамби» – забегаловке на углу Беннингтон и Брукс, в Восточном Бостоне. Он был несговорчив и не желал мириться с новым порядком. Сначала он вообще отказался платить какую бы то ни было дань Чарли Капобьянко и в результате получил профилактическую трепку. Потом он снова перестал платить, и Капобьянко это заметил – он всегда замечал, когда деньги исчезали. Первым порывом шефа было раздавить Однорукого в лепешку, но кое-кто заступился за беднягу – дальний знакомый Ники Капобьянко, тоже букмекер, по имени Джерри Анжиуло. Джо никогда не мог запомнить все эти нелепые итальянские имена и внутриклановые связи. Он лишь знал, что каким-то чудом Однорукий, который двадцать лет назад стал калекой и так заслужил свое прозвище, сегодня вечером избежал смерти, хотя, возможно, именно ее и искал. Люди Гаргано привезли его в бар на Блу-Хилл-авеню. Бар принадлежал Гаргано – подвал, заросший плесенью и заваленный пустыми пивными банками, обычно был последним, что видели ослушники.

– Надо было привязать его к стулу. – Гаргано горестно вздохнул и повернулся к своим парням: – Поднимите его.

Однорукого рывком вздернули на ноги.

– Живей, Джо, иначе всю ночь провозимся.

Однорукий слабо улыбнулся, приведя Джо в восхищение. Смелости парню хватало, хоть он и выглядел чертовски скверно. Лицо превратилось в кусок мяса, правый глаз закрылся почти полностью.

Джо поднял затянутый в перчатку кулак на уровень уха и врезал Однорукому в левый глаз, туда, где кости черепа становятся тоньше. Костяшками он почувствовал, как лицо – кожа, кости – превращается в кашу.

Голова Однорукого откинулась, колени подогнулись. Он выгнулся, уже без сознания, и повис на руках бандитов.

– Ну хватит. Приведи себя в порядок, Джо.

Джо уставился на распростертое тело. Одежда Однорукого и пол были запачканы кровью. Джо помедлил в ожидании какой-нибудь мысли, реакции, но в его голове было пусто – ни раскаяния, ни сожаления, ни даже тревоги. Пустота – это не так уж неприятно. Белое открытое пространство, по которому можно плыть.

– Там есть раковина.

– Знаю.

– Погоди надевать рубашку. Сними майку и оставь ее здесь.

– Ладно.

– Классный удар. – Гаргано фыркнул. – Видали? Господи, вот это человек. Пять с плюсом. Шикарно.

Джо пробрался между грудами картонных коробок. Раковина находилась в противоположном углу подвала. Не хотелось думать о том, что именно смывали в эту раковину в течение многих лет. Уж точно не только пиво. Джо слышал собственное дыхание и чувствовал тяжесть перчаток. Он остановился, чтобы посмотреть назад, в проход между коробками.

Гаргано снял и отложил пиджак. На нем были черные широкие брюки, модные ботинки с высоким задником и ярко-красная рубашка, какие носят сутенеры, из-под нее выпирало брюхо. Он взглянул на неподвижное тело и снова вздохнул. На полу рядом лежал кирпич, бог весть откуда взявшийся, – здание было деревянное, на бетонном фундаменте, в нем не было ни единого кирпича. Гаргано приподнял правую ногу Однорукого, подсунул кирпич, чтобы приподнять ее над полом, а потом с размаху наступил ему на голень, чуть ниже колена. Берцовая кость с хрустом переломилась. Гаргано извлек кирпич, обошел тело кругом и сходным образом поступил с другой ногой – одним движением, точно опытный плотник, который вгоняет гвоздь единственным ударом молотка. Потом он отбросил кирпич, пинком отодвинул руку лежавшего без сознания человека и мыском ботинка потыкал его в грудь.

50

Рики выбрался через окно на пожарную лестницу и улыбнулся. До смешного просто – так делают третьеразрядные грабители, бродяги и наркоманы, которые зарабатывают на жизнь, взбираясь по пожарным лестницам и проникая в квартиры через открытые форточки либо же просто хватая через окно все, до чего удается дотянуться. До такой степени полагаться на везение! Не чувствуй Рики себя так глупо, он восхитился бы смелостью этих идиотов. Он закрыл за собой окно, окинул взглядом проулок, а потом хватил ногой по раме. Раздался звон бьющегося стекла. Он осторожно поднял раму вновь. Именно так они и проникают внутрь? Наверное. И впрямь много возни. Он неуклюже спустился по лестнице и соскользнул на землю.

В квартале от дома, на углу Геменуэй и Уэстленд-авеню, он позвонил в полицию из автомата.

– Шестнадцатый участок.

– Я стал свидетелем ограбления.

– Ваше имя?

– Я бы предпочел сохранить его в тайне. Я всего лишь законопослушный гражданин. Адрес – Симфони-роуд, дом 50, квартира 7.

– Сейчас пришлем людей.

– Послушайте, окажите мне услугу. Лучше позвоните Тому Гарту в убойный отдел и скажите ему, что в квартиру Курта Линдстрома вломились и скоро там будет полно копов.

– Что?

Через час братья Дэйли вместе дожидались на Симфони-роуд, через дорогу от дома 50. В тусклом свете фонаря трое мужчин как будто растворялись в серых сумерках. Майкл стоял в середине, чуть впереди, руки скрещены. Он терпеливо ждал. Джо сутулился у него за спиной, что-то перебирал в кармане, крутил головой, притопывал. Рики отошел на пару шагов, чтобы покурить. Лишь он один понимал, что история будет долгая.

Черно-белая патрульная машина и автомобиль детектива стояли у дома 50.

Наконец из подъезда вышел Том Гарт в мятой фетровой шляпе. Он обошел машину, направляясь к водительской дверце, оказался в нескольких метрах от братьев, поймал взгляд Майкла, нахмурился и покачал головой. Ничего. Они ничего не нашли.

51

В углу бара «Макгрейл», прислонившись к стене и задрав одну ногу на скамью, Рики курил и наблюдал за входной дверью. В перерывах между затяжками его рука с сигаретой, торчавшей, как вывихнутый шестой палец, возила по столу пепельницу. Рики любил бывать в барах днем, когда они пустовали. Ему нравились хлебный запах старого пива и влажный застоявшийся воздух. Было три часа. Тусклые лучи света пробивались сквозь высокие окна с фрамугами, в них густо кружилась пыль, отчего возникало ощущение, что лучи можно потрогать. Бар напоминал Рики пустую церковь. Было в этом что-то церковное – дневной свет, сочащийся сквозь стекла, неизменные пустые скамьи, холодные каменные стены.

Стан Гедамински вошел и постоял у двери, крутя в руках кепку и принюхиваясь. Видимо, бар ему не понравился. Бармена не было, в зале сидели трое пьяниц. Один из них, нутром угадав полицейского, торопливо зашагал в туалет.

Рики помахал рукой с сигаретой, и Гедамински уселся на скамью напротив.

– Хочешь выпить, Стан?

– Я на работе.

Рики пожал плечами.

– Господи, Рик. Что ты здесь делаешь – взрослый человек в будний день? Как бродяга.

– А когда же я должен сюда ходить?

– После работы.

– У меня выходной.

– Ну так займись чем-нибудь полезным.

Рики принялся сгребать в кучку сигаретный пепел в пепельнице. Он криво улыбнулся. Что-то в Стане Гедамински ему нравилось.

– О чем ты хочешь поговорить, Стан, кроме как о моих дурных привычках?

– Я подумал – вдруг ты захочешь что-нибудь рассказать по поводу ограбления в «Копли».

– Говорят тебе, я ничего не знаю.

– Подумай хорошенько. У меня есть свидетель. Женщина из соседнего номера. Она видела, как ты выходил – примерно в то самое время, когда было совершено ограбление.

– Она ошиблась.

– Она говорит, ты помог ей отпереть дверь. Она тебя хорошо запомнила.

Рики скривился: «И что ты от меня хочешь?»

– Я мог бы арестовать тебя прямо сейчас.

– Ну так давай.

– На твоем месте я бы не стал выходить из дому без зубной щетки. У меня есть свидетель, и я подумал, что теперь-то ты расскажешь мне, какого черта делал в отеле, если не собирался красть.

– Вот до чего ты додумался? Или ты решил, что тебе мало?

Тишина.

– Я тебе кое-что скажу, Стан: у меня есть алиби. Я сидел в баре. Бармен за меня поручится. В любом случае бриллиантов у меня нет. Присяжные захотят знать: если я взял камни, то где они? Где улики, где деньги? У меня их нет, Стан. Знаешь почему? Потому что я их не брал.

– Мы перетряхиваем скупщиков.

– Можно, Стан, я тебе кое-что скажу конфиденциально?

– Зависит от того, что ты хочешь сказать. Я сам решу, конфиденциально это или нет.

– Поговаривают, что камушки принадлежат Чарли Капобьянко. Тот ювелир находился под его защитой. И теперь люди Капобьянко разыскивают того, кто это сделал.

– Я слышал.

– Я вот что хочу сказать: если собираешься кого-нибудь обвинить, то сначала убедись, Стан, что ты не ошибся. И не бегай по городу с криком, что какой-то парень, по-твоему, грабанул ювелира, потому что суда не понадобится. Тот, кого ты обвинишь, отправится на Чарльз-стрит и уже оттуда не выйдет. Ты сам это знаешь. – В тюрьме на Чарльз-стрит арестованных содержали до суда. – Винни Гаргано достанет его там с той же легкостью, что и на улице. На Чарльз-стрит у него больше своих людей, чем у тебя.

Гедамински кивнул.

– Хочешь арестовать – пожалуйста. Это твоя работа. Никаких обид. Но если ты не можешь с уверенностью меня обвинить, Стан, не разглашай моего имени. И не кивай. Дай слово. Это очень серьезно. Речь идет о моей жизни. Дай мне слово.

– Хорошо. Даю тебе слово, – проговорил Гедамински.

– Этого достаточно.

– Знаешь, пару дней назад мне сообщили о взломе на Симфони-роуд.

– Да? – с деланным удивлением переспросил Рики.

– Какой-то тип открыл замок, вошел через дверь, выбрался по пожарной лестнице и для чего-то выбил стекло. Совсем как в «Копли». Хотя замок открыт чисто. Классный взломщик.

– Люди в наши дни совсем позабыли об осторожности.

– Эти два ограбления очень похожи, правда? Человек вроде тебя не будет так делать. Великий Рик Дэйли слишком умен.

– Понятия не имею, о чем ты, Стан. Не знаю, зачем ваш грабитель вообще пошел в тот район, там нечего брать. Видимо, новичок. Или наркоман.

Гедамински фыркнул:

– А мне-то какая разница? Между нами говоря, если этот тип, Линдстром, каким-то образом связан с убийством Эми, тогда я посмотрю сквозь пальцы. Делайте с ним что хотите. Но дело об ограблении в «Копли» я закрыть не могу. Я проверю каждого скупщика, каждого ювелира, перекопаю ваш задний двор, если понадобится. Если я найду эти камни, хотя бы один из них, ты не вывернешься, и плевать на Капобьянко. Ты мне нравишься, Рик. Но не настолько.

52

– Не надо ли вам помочь?

Маргарет Дэйли вытаскивала коричневый бумажный пакет из багажника машины. При звуках голоса она выпустила свою ношу и обернулась. Стоящий на тротуаре мужчина смотрел на нее вполне дружелюбно. Он был круглолицый, румяный от холодного весеннего воздуха, со взъерошенными светлыми волосами, лет тридцати или чуть старше, в белой рубашке и сильно помятых брюках защитного цвета – так одевались приятели Майкла по Гарварду. Возможно, этот тоже был богатым гарвардским студентом – в нем улавливалось нечто мальчишеское. Один из тех людей, которые до старости юны душой, мальчик в теле мужчины. А возможно, Маргарет подсознательно сравнивала незнакомца с Джо, Майклом и Рики, примерно его ровесником. Мать неизбежно считала всех троих вечными детьми, а потому увидела ребенка и в этом молодом человеке. Он казался ей знакомым, но она не могла вспомнить, откуда знает его. Может быть, они встречались, а потом она его позабыла. Может быть, это приятель Майкла. У нее плохая память. Поэтому – а еще по давней привычке – Маргарет назвала его «голубчик».

– Нет, голубчик, я сама справлюсь.

– Уверены? Пакет тяжелый.

– Да.

– Так давайте я вам помогу, не упрямьтесь. – Он прижал пакеты с покупками к груди и поднял все сразу. – Куда нести?

– Э… вы уверены, что не уроните?

– Конечно, не уроню. «Лишь отвагу напряги, удастся все!»

Маргарет взглянула на него.

– А вы не местный. Иначе бы я вас знала.

– Не местный. Но все равно рад помочь.

– Значит, вы настоящий джентльмен, – тепло отозвалась Маргарет. Она достала ключи и пошла к крыльцу.

– Мне нравится это баскетбольное кольцо, – дружелюбно сказал незнакомец, не сводя глаз с ее лодыжек.

– Да. Здесь играют мои дети.

– Я и сам обожаю баскетбол.

– Правда?

– Боюсь, я не очень хороший игрок. Скорее, болельщик. Но мне действительно нравится. В том-то и дело, наверное, – надо любить то, что делаешь.

– Конечно.

– Те, кто преуспевает в жизни, оставляют заметный след… У них есть то, чего недостает обычным людям, – энтузиазм.

– Думаю, вы правы. Как вас зовут?

– Курт.

– Курт… а дальше?

– Линдстром.

– Что это за фамилия? Немецкая?

– Шведская.

– Прежде я никогда не встречала шведов.

– Мой прапрадед был шведом. Я полукровка.

– Все мы полукровки. Одному Господу ведомо, у кого какие предки.

– Да.

Маргарет отперла дверь. Раньше она бы ни за что не пустила в дом постороннего. Но де Сальво за решеткой, жизнь начала возвращаться в нормальное русло. Она сказала:

– Кухня вон там.

Курт прошел через гостиную с пакетами в обнимку, поглядывая по сторонам. Кушетка, камин, телевизор, лестница. На кухне он положил пакеты на стол и на мгновение задержался, чтобы осмотреться и здесь.

Маргарет, стоя на пороге, сказала:

– Спасибо. Вы настоящий джентльмен.

– Можно стакан воды?

– Конечно.

Она жестом попросила его отодвинуться от дверцы шкафа, где стояли стаканы. Курт отошел. Маргарет достала стакан и налила воды. Она почувствовала, что гость не сводит с нее глаз. Левая рука Маргарет инстинктивно прикрыла шею (женщина замаскировала этот жест, делая вид, что поправляет волосы за ухом). Она протянула Курту стакан и отошла к столу, чтобы между ними оставалось некоторое расстояние.

– Прекрасный старый дом, – сказал Курт.

– Ничего особенного.

– Не нужно быть особенным для того, чтобы быть прекрасным. Сколько ему лет?

– Не знаю.

– Как вас зовут?

– Маргарет Дэйли.

– Маргарет. Чудесно. Как принцессу. – Он отхлебнул воды, и его взгляд снова забегал по кухне. Тостер, тяжелая доска на столе, ваза граненого стекла на подоконнике. Курт подошел к стене, чтобы посмотреть фотографии.

– Это ваша семья?

– Да.

– Трое сыновей?

– Да.

– Просто красавцы. А это ваш муж?

– Да. Джо.

– А где он теперь?

– Умер.

– Соболезную.

Маргарет пощелкала языком.

– Что ж, спасибо, что донесли покупки. Не знаю, что бы я без вас делала.

Курт снова взглянул на нее, потом опустил глаза и принялся рассматривать грудь Маргарет.

– Ничего особенного. – Он отвел со лба прядь волос. – Могу я помочь чем-нибудь еще? Что-нибудь починить? В старых домах обычно многое ломается. Я неплохой мастер.

– Нет, ничего чинить не нужно.

– Можно хотя бы взглянуть?

– Нет, все в порядке.

– Тогда ладно. – Курт поставил полупустой стакан на стол рядом с Маргарет и отошел. – Полагаю, мне пора откланяться.

Она скрестила руки на груди и кивнула.

– Маргарет, можно вас спросить?.. Вы не носите кольца.

– О! – Она взглянула на палец, с которого еще не сошел отпечаток обручального кольца. – Я просто не люблю украшений. Они мешают.

– Ага. Понятно.

– Я вас провожу.

– Ладно. – На пороге кухни он жестом пропустил ее вперед.

– Нет-нет, пожалуйста, после вас.

Она подошла ближе, на расстояние вытянутой руки – кухня была маленькая, – и Курт снова шагнул к ней.

– Какая прелесть… – Он коснулся подвески, которую она носила, – золотого распятия с орнаментом в виде завитков. Маргарет почувствовала, как Курт коснулся ее сухой и прохладной кожи в вырезе платья, над ключицами, – сначала ногтями, потом загрубевшими костяшками. – Откуда это у вас?

Маргарет слегка подалась назад, а потом решила, что парень ведет себя не угрожающе, а просто слегка непристойно. Она с радостью выдворит его из дому, но Маргарет вовсе не хотелось впоследствии вспоминать об этом визите как о чем-то устрашающем. Курт не сделал ничего, что могло бы ее встревожить. Беспокойство могло быть всего лишь результатом старческой подозрительности. Маргарет попыталась отмахнуться от этого ощущения. Она не так уж стара. Ничуть не похожа на беззащитную, беспомощную старушку. Разумеется, в прикосновении Курта крылось нечто сексуальное, но для этого она уж точно слишком стара, а Курт – чересчур женоподобен. Возможно, гомосексуалист. Маргарет представила, как трое ее сыновей смеются над предположением, что молодой мужчина способен ею увлечься. Поэтому она сознательно решила не злиться на Курта, а просто проигнорировать его жест. Она вынула крестик из руки гостя, отодвинулась и ответила:

– Не важно откуда, не помню.

– Жаль. Я подумал, что моей маме такой бы понравился.

– Не помню, где я его купила.

Она открыла входную дверь. Было таким облегчением услышать шум улицы и увидеть свет. Теперь по крайней мере они были не одни.

– Простите, Маргарет. Я что-то сделал не так?

– Нет.

– Вы, кажется, расстроены.

– Просто у меня дела.

– Ну ладно. – Он протянул ей розовую ладонь для рукопожатия. – Было очень приятно с вами познакомиться. Может быть, еще увидимся. Например, на улице.

Маргарет на мгновение замялась, а потом коротко пожала ему руку, теплота ладони ее удивила.

– Может быть.

Курт вновь дружелюбно ухмыльнулся и спустился с крыльца своей странной подпрыгивающей походкой.

Маргарет заперла дверь и тихонько, чтобы он не услышал, заложила цепочку.

Она привыкла видеть в сыновьях различные черты Джо-старшего, так что вместе ее мальчики, точно триптих или трюмо, создавали образ отца. Вспыльчивость Джо и ловкость Рики – они унаследовали эти качества от ее мужа, хотя в Джо-старшем они были лишь гранями личности. Меланхоличность Майкла тоже была отцовской, хотя Джо-старший лучше умел справляться с унынием. Маргарет не знала, как реагировать на эту склонность в Майкле, – для этого у нее недоставало чуткости, и она это понимала. И все-таки она неизбежно замечала, как привлекательна душевная сложность сына. Меланхолия – типично ирландская черта (может быть, единственная подлинно ирландская), а еще он был мстителен, и матери это тоже нравилось, она ощущала это, даже когда дела у него шли хорошо и он переехал в пригород, сделавшись похожим на гарвардских янки (в той же мере, как цветные порой похожи на белых). И все-таки в Майкле оставался ирландский фатализм, нечто хмурое, что было присуще ему всегда.

Именно с Майклом мать поделилась тревогой по поводу этого странного парня – Курта Линдстрома. Она дождалась вечера, позвонила сыну и по своей привычке немедленно начала: «Со мной тут случилась одна странная вещь…» Маргарет, настоящая крепость, не выдала своего беспокойства; даже внезапную смерть мужа она перенесла без рыданий и жалости к себе. Но косвенно она сигнализировала: что-то не так. Реакция Майкла удивила Маргарет: он велел матери позвонить Джо, чтобы тот ее забрал. Майкл намеревался лично поговорить с Линдстромом и вправить ему мозги. Возможно, он захватит с собой и Рики. Слова и тон были настолько ему несвойственны, что Маргарет терялась в догадках. За все время их краткого разговора Майкл так и не объяснил, что за человек Курт Линдстром.

Она подчинилась, как и Джо, который приехал почти немедленно. Главенство в семье, без всяких споров, явно переходило к застенчивому мнительному Майклу, который меньше всего желал командовать и, по мнению Маргарет, никак не подходил для такой роли. Она вспомнила, как в четырехлетнем возрасте он заболел менингитом. Шансы выжить были пятьдесят на пятьдесят. Маргарет помнила, как Майкл лежал на больничной кровати, мучительно выгибая спину, точно раненое животное. Он выжил, и отец сказал, что это признак внутренней силы. Маргарет рассудила иначе: ее средний сын слаб и уязвим. По сравнению с братьями – все равно что левретка рядом с двумя несокрушимыми мастифами.

Но теперь именно Майкл отдавал приказы.

А Маргарет? Она еще не стара, но старомодна. Сыновья больше не приходят к ней за советом, не нуждаются в ее мнении. Если бы Джо-старший был жив… Что ж, нет смысла об этом думать. Не важно, что было бы, «если». Важно лишь то, что есть. Для нее настало время подчиняться сыновьям. Ну и ладно. Хорошо. Да будет так. Но Маргарет решила поделиться этими мыслями с Брэнданом. Просто ужас, как ведет себя молодое поколение, готовое сменить стариков.