Текст книги "Душитель"

Автор книги: Уильям Лэндей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

45

Дверь была стальная, тяжелая, уродливая, выкрашенная в черный цвет. Сверху донизу ее, точно грифельную доску, покрывали надписи, выцарапанные тем, что попадалось под руку, что можно найти в кармане или подобрать на земле – ключом, крышкой от бутылки, ножом. Чьи это были автографы? Здесь жило множество людей с «девиантным поведением», которым нелегко ужиться в одном доме, но которых нужно куда-то девать, такова обязанность жилищного управления. И конечно, весь район просто кишел такими типами – на каждом углу стояли сутулые личности с остекленевшими глазами. Возможно, именно они, когда входную дверь запирали с наступлением темноты, выцарапывали надписи. Большинство надписей представляли собой просто мазки краской. Заостренным готическим шрифтом было выведено несколько имен. Железо начало покрываться ржавчиной.

Майкл толкнул дверь, потряс ее. Ему пришлось навалиться плечом, и лишь тогда она со скрипом отворилась. Интересно, как открывают эту дверь старики, которые живут здесь?

На лестнице он увидел длинный ряд потрепанных почтовых ящиков. В этом жилом комплексе, огромном здании из желтого кирпича между Гаррисон-авеню и Вашингтон-стрит, ютились около двух тысяч бедняков. Майкл рассматривал ящики, ища фамилию и номер квартиры. На улице шумели поезда (линия пересекала Вашингтон-стрит подобно огромной многоножке), отчего ящики вздрагивали. Он увидел на одном из ящиков рукописную карточку со странными номерами. Видимо, именно так европейцы пишут цифры – с горизонтальной черточкой поперек семерки и длинным хвостиком у девятки. В поисках семьдесят девятой квартиры он забрел не в то крыло здания. На поиски ушло десять минут.

Через закрытую дверь откликнулась женщина:

– Кто там?

– Миссис Кавальканте, это Майкл Дэйли. Может быть, вы меня помните.

– Из отдела застройки?

– Нет. Я был адвокатом на суде, когда у вас отняли вашу квартиру в Уэст-Энде. Я юрист. Занимаюсь отчуждением частной собственности. Помните?

– Вы из отдела застройки?

– Нет, миссис Кавальканте. Я работаю на генерального прокурора. У меня есть несколько вопросов. Никаких проблем. Всего лишь несколько вопросов.

Майкл почти не помнил эту женщину. Они с мужем, кажется, были одинаково малы и худы и во время короткого слушания разговаривали преимущественно друг с другом.

– Я не хочу вопросов.

– Я пришел по поводу того, что вы тогда сказали, миссис Кавальканте. В суде. То, что вы сказали. О гангстерах, которые явились к вам в дом. Не помню, как вы их назвали, простите, я не говорю по-итальянски… dinquenti, cinquenti…

Лязгнула цепочка, потом два замка, дверь приоткрылась. Выглянул глаз, тусклый, с желтым зрачком, но бодрый и тревожный.

– Delinquent.

– Да. Si.

– Я вас помню. – Старуха открыла дверь и взглянула на Майкла. – Помню.

Опираясь на палку и с усилием переставляя неподвижную правую ногу, она зашагала обратно в квартиру.

– Вы повредили ногу, миссис Кавальканте?

– Да. Сломала бедро.

– Сочувствую.

Она фыркнула.

– Вряд ли вам стоит ходить, – намекнул Майкл.

– А что еще мне делать?

– Отдыхать.

– Я уже отдохнула. Три недели пролежала в больнице, среди стариков…

– Сочувствую, – повторил Майкл, и Кавальканте снова фыркнула.

– Ваш муж дома?

– Нет. Но скоро вернется. Что вы теперь от нас хотите?

Майкл закрыл дверь.

– Я вполне понимаю ваши чувства, миссис Кавальканте. Я понимаю, как все это выглядит с вашей точки зрения. Но есть и другая сторона: такова моя работа.

– Что вам нужно от нас?

– Миссис Кавальканте…

Она в упор смотрела на него. Майкл помнил, что старики Кавальканте невелики ростом, но по-крестьянски прямы и выносливы. Два маленьких крепких орешка с умбрийских холмов. Было ли тому виной увечье или переезд, но всего за несколько месяцев миссис Кавальканте съежилась и сгорбилась.

– Я хотел спросить… Я долго думал о том, что вы тогда сказали… О людях, которые к вам пришли…

– Знаете, что с нами сделал отдел застройки? Когда я лежала в больнице со сломанной ногой, когда врачи говорили, что я больше не смогу ходить, что я должна лежать в постели… Знаете, что они сделали? Они прислали своих людей, и те вынесли из дому мои вещи. Фотографии умершего сына – он умер двадцать лет назад, – они их забрали и выбросили в мусорный бак. Они дождались, когда муж отправился ко мне в больницу, и пробрались в дом. Вот что это за люди. Моя посуда, одеяла, одежда – все пропало. Они пришли и все забрали. Я возвращаюсь, а в доме пусто. Я прожила там двадцать лет. – Кавальканте стояла, ожидая от Майкла ответа, признания, раскаяния. Она загнала его в угол и имела право ожидать просьбы о прощении.

Майкл взглянул на нее – старуха, согнувшаяся почти пополам, походила на запятую. Сплошь хрящи, жалкое напоминание о том, что некогда было женщиной. Он понимал, что не может высказать то, что уже известно им обоим, – это не важно и всем плевать. Кавальканте оказались на пути, поэтому их просто смело. Дело сделано. Нет смысла обсуждать плюсы и минусы. Добро и зло здесь ни при чем. Сложно даже говорить об этом в привычных терминах. Наверное, старухе уже следовало это усвоить.

– Я прихожу домой, а там пусто, – повторила женщина, словно читая знакомую молитву. – А в другой раз, когда мы спали, они забили все окна и двери! Но мы-то остались внутри! Нам пришлось кричать, пока кто-то не услышал и не позвонил в полицию. Нас могли убить. Они могли разрушить дом и похоронить нас под обломками. Потом нас послали на Ленокс-стрит, в крошечную квартирку, где и повернуться негде. И вечером на улицу не выйдешь: вокруг сплошь цветные, круглые сутки пьянствуют и орут, того и гляди перережут глотку ножом. Мы даже дверь не открывали. Там есть люди, которые стучат в дверь, а как только ты откроешь замок, так сразу вламываются. Нам не хотелось, чтобы нас убили, поэтому мы сидели дома, как два психа, и не отвечали на звонки. Социальному работнику пришлось подсунуть под дверь визитку, чтобы мы его впустили. Наконец мне сказали, что я, со своим бедром, не могу подниматься по лестнице, и тогда нам дали эту квартиру. Всего сорок семь долларов в месяц, включая плату за свет и газ.

– Очень милое жилье.

– Но не похоже на то, что у нас было.

– Нет. Конечно, нет.

– Мы здесь совсем одни, не видим знакомых. Все они живут кто в Медфорде, кто в Южном Бостоне. Большинство – в Медфорде. – Она произносила «в Медфиде». – У кого нет родственников, которые согласились бы их принять, те все переехали в Медфорд, улетели, как птички. – Кавальканте помахала рукой. – А что мне делать в Медфорде?

– Миссис Кавальканте, насчет того случая в суде… Что вы имели в виду, когда сказали, что в Уэст-Энде вас беспокоили эти самые delinquenti?

– Ну, эти парни пришли и сказали: «Вам придется уехать, убраться отсюда. Если не уедете сами, мы вас вышвырнем».

– Кто это был?

– Здоровые такие парни.

– Вы их знаете?

– Нет. Некоторых видела на улице.

– В Уэст-Энде?

– Да, некоторых. А остальных мы не знаем. – Она шаткой походкой подошла к креслу и медленно села. Майкл жестом показал, что готов помочь, но Кавальканте не обратила на него внимания. Она продолжала: – Они пришли вечером, постучали в дверь и сказали, что хотят нам кое-что сказать. «Что вы о себе возомнили? Почему это вы не уехали, как все остальные?!» Они думали, мы испугаемся и уберемся. А куда нам было идти? А? Иногда даже полицейские подходили к двери и стучали: «Эй, Кавальканте, вам пора отсюда убираться. Небезопасно здесь оставаться, когда идет стройка».

– Какие полицейские?

– Просто полицейские. Не знаю.

– Они были в форме? Откуда вы знаете, что это были полицейские?

– Знаю, и все! Одни в форме, другие нет. Но это были полицейские.

– Вы их знаете?

– Да – тех, что дежурят в нашем районе.

– Может быть, они действительно о вас заботились.

– Точно так же, как вы заботились обо мне, когда вышвырнули меня на улицу! Наверное, нам с мужем повезло – все так о нас заботятся, точно мы короли!

– Те, другие парни… они вам угрожали?

– Да, они говорили: «Лучше уезжайте». Твердили одно и то же: «Здесь небезопасно».

– Они вас запугивали?

– Иногда звонили по телефону: «Если не уберетесь, мы вас пристрелим, сожжем дом». Один из них сказал мужу, чтобы тот был поосторожнее, когда спускается с лестницы, – можно упасть, и с концами.

– Тогда, в суде, вы назвали их гангстерами. Вы доподлинно знаете, что они члены банды?

– Я сказала delinquenti – преступники. Понятия не имею о гангстерах. Что, по-вашему, полицейский не может быть преступником? Вряд ли. А почему вы вообще вдруг так забеспокоились?

– Потому что кое-кто пострадал.

– Кто?

«Мой отец», – подумал Майкл, но ничего не сказал. Когда он был ребенком, Дэйли тоже получали звонки с угрозами – обычно за ужином – от преступников, которых вывел на чистую воду Джо-старший. Звонили обычно из тюрем Уолпола или Дир-Айленда. Мальчики брали трубку и слышали злобный голос: «Я сожгу твой дом, трахну твою жену, перережу твоих детей, пущу пулю тебе в башку!» Звонки продолжались, пока Джо-старший служил в разнообразных детективных бюро и в убойном отделе. Майкл вешал трубку, как только раздавались первые слова – так ему велели, – но забыть услышанное не мог. Каким образом отец, этот мягкий человек, который позволял сыновьям вешаться ему на шею, управляется с преступниками? «Не волнуйся, Майк, – говорил Джо-старший. – За телефоном прячется трус». Но он на самом деле беспокоился, и Майкл тоже. Один из бандитов может вырваться из клетки, найти Майкла и искалечить его. Неужели Майкл пожертвует кем-то из братьев, чтобы спастись самому? Конечно, будет лучше всего, если чудовище пожрет Джо, а Майкл и Рики успеют убежать. Но при крайней необходимости Майкл готов был пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти Рики. Младшего непременно нужно спасти. Хватит ли у него смелости, чтобы встретить смерть? Что он будет чувствовать, когда сильные руки переломают ему кости, или нож вспорет кожу, или в тело вопьется пуля? Когда Майклу было пять или шесть, отец взял его на рыбалку. Он с легкостью выдергивал крючки из пойманных окуней, раздирая им челюсти, щеки и глазницы. Рыба била хвостом в беззвучной агонии, и Майкл пришел в ужас. Он попросил отца остановиться. Джо-старший пытался успокоить сына. Сначала он сказал, что рыба не чувствует боли, поскольку у нее слишком маленький мозг, потом – что раны заживут сами собой, если рыбу пустить обратно в воду, но ничего не помогало, и Майкл решил отныне не ходить на рыбалку. Джо назвал его плаксой, и никто не стал спорить. После этого отец брал на пруд только Джо и Рики, которых ничуть не трогали мучения рыбы.

– Погиб полицейский, миссис Кавальканте.

– Ну да, полицейского подстрелили, и все забегали.

– Это был хороший полицейский. Не delinquenti.

46

– Что за хреновина, Рик?

– Это Эдит Пиаф.

– Эдит Пиаф! Чертов Кембридж!

– Она француженка.

– Знаю, что француженка! Я не это имел в виду.

– Ты знаком с Эдит Пиаф?

– Нет, придурок, я слышу, что она поет по-французски. Если помнишь, я был во Франции. Иначе я бы не отличил французский от немецкого.

– Хорошо, что ты побывал во Франции.

– Этот музыкальный автомат играет Пиаф.

– Наверное, клиентам нравится.

– Вот именно. О том и речь. Что за люди сюда приходят?

– Я, например.

– Вижу.

– Ты попросил выбрать место, где никто тебя не узнает. Поверь, никто из твоих знакомых сюда не заглядывает.

– Неудивительно. – Джо оглядел грязный подвальный бар под названием «Касабланка» и презрительно фыркнул. Ну и дыра! Кучка хиппи, которым следовало бы помыться и подстричься; тощие гарвардские юнцы, набирающиеся жизненного опыта, прежде чем сделаться биржевыми брокерами; толстые кембриджские бабенки, похожие на прачек. – Господи, Рик, в таких местах обычно околачивается Майкл. А я-то на тебя понадеялся…

– Прости, что подвел.

– В любом случае, что ты вообще тут забыл? Зачем было селиться в Кембридже?

– Лучше жить подальше от тех мест, где работаешь.

– Да? И почему?

– Я пересекаю мост и оказываюсь в округе Мидлсекс. Там другая полиция и другой прокурор. Никто меня не знает, никаких проблем.

Джо кивнул и большим пальцем рассеянно поскреб этикетку на бутылке с пивом.

– Расслабься, Джо. Я же сказал – ваша юрисдикция здесь не действует.

– Плевать, делай что хочешь. Думаешь, я тебя арестую? – Впрочем, гнев Джо излился полностью на Эдит Пиаф и кембриджских хиппи, поэтому он быстро утих.

Рики не знал, как это понимать. Что затеял Джо? Что творится в его огромной голове? Рики всегда немного злился на брата. Типичная самоуверенность первенца, поверхностный консерватизм, тупость, грубые, вызывающие манеры, высокомерие, агрессивная неумная ксенофобия… Джо был для Рики отрицательным примером. Если бы они не были братьями, то, наверное, ни за что не стали бы друзьями. Они все время нуждались в Майкле как в посреднике. Без него в их разговорах сквозило раздражение, словно многолетние отношения были одной непрекращающейся ссорой, которая никогда не закончится. Но в то же время Рики не мог избавиться от легкого восхищения братом, который в конце концов охотно принял на себя бремя старшинства. Отцовство, обязанности супруга, служба – всего этого Рики не желал и сомневался, что сможет выдержать. А Джо взвалил на себя тяжкую ношу и удерживал ее день за днем. Рики подумал: нужно взглянуть на Джо глазами Кэт. Он упорен, но не упрям; по-собачьи предан, хоть и трудно назвать его компанейским человеком. И все же Рики никогда не знал, как затронуть Джо.

Музыкальный автомат заиграл песню Чака Берри.

Джо неуклюже, точно ревматик, покачал головой в такт музыке – не совсем в его стиле, но сойдет.

– Ну же, Джо, – проговорил Рики. – Ты сидел как пень, пока пела Эдит Пиаф. Если хочешь что-то сказать, можешь наконец излить душу.

– Мне велели передать тебе пару слов.

– Кто велел?

– Гаргано.

Рики ощутил холодок. Ощущение возникло между лопатками и поднялось к затылку. Он попытался от него избавиться, легонько поведя плечами, как будто поправлял пиджак.

– Насчет ограбления в «Копли», – продолжил Джо. – Они думают, это ты украл камни. Им нужны бриллианты. Точка. Гаргано говорит: верни камни – и все. Тогда они отстанут.

– Ты им веришь, Джо?

– Не знаю, Рик. Эти парни…

– Вот-вот.

– Если камни у тебя, лучше верни их. Не надо дурачить Гаргано. И мне плевать, сколько стоят эти бриллианты.

– Дело не в них. Если он поймет, что бриллианты – моя работа, я труп. Получат они камни или нет…

– Так это сделал ты?

– Джо, я не могу… Если не будешь знать, то ничего не сможешь рассказать им. А они непременно спросят.

– Они все равно не поверят, что бы я ни сказал.

– И все-таки…

Джо кивнул.

– Гаргано сказал, что у тебя проблемы, Джо, – произнес Рики.

– Когда?

– Пару месяцев назад. Он пришел ко мне поговорить о камушках. И упомянул тебя.

– Теперь проблем стало еще больше.

– Насколько больше?

– Намного.

– Я могу достать денег.

– Это слишком большая сумма, Рик.

– Я могу достать все, что тебе нужно.

Джо покачал головой.

– Все, что угодно, – настаивал Рики.

– Не важно. Они меня не выпустят. Я свидетель. Если я проболтаюсь, Гаргано угодит за решетку до конца жизни. Они просто не позволят мне отойти в сторонку.

– Черт возьми, Джо, почему ты сразу не сказал? У меня есть деньги.

– Мы никогда… Не знаю, Рик. Наверное, я думал, что все под контролем. В том-то и дело. Честное слово, я так думал. То есть у меня и раньше бывали небольшие проблемы. Такова жизнь – то вверх, то вниз, не стоит забивать себе голову. Я думал, что вывернусь. Только на этот раз все шло вниз и вниз, сначала медленно, а теперь гораздо быстрее. Гораздо.

Рики потер глаза.

– Рики, Кэт не должна об этом знать. У нас и так хватает неприятностей. Ясно?

– В конце концов она все равно выяснит, так или иначе.

– Пусть лучше будет иначе, ладно?

– Ладно. А Майкл?

– И пусть это останется между нами.

Рики сделал неодобрительную гримасу, но промолчал.

– Что сказать им о бриллиантах, братец? – прямо спросил Джо.

– Скажи, что я ничего не знаю.

– На этом не закончится.

– Конечно. – Рики попытался улыбнуться.

– И что ты будешь делать? – поинтересовался Джо.

– Пока не знаю. А ты что будешь делать?

– Тоже не знаю.

– Это все, чем они заставляют тебя заниматься? Прижимать бедолаг вроде меня? – с интересом спросил Рики.

– Нет. Есть и другие обязанности.

– Какие?

– Лучше помолчу. Ты сам сказал – чем меньше знаешь, тем лучше.

– Может быть, смыться на какое-то время? – предложил Рики.

– Давай махнем в Ирландию. Всегда мечтал побывать на родине, – произнес Джо.

– Отличная идея, нас-то там и не хватает, – саркастически проговорил Рики.

– Ты всегда можешь поехать во Францию, придурок, – сказал Джо.

– А вдруг я выйду отсюда и люди Гаргано меня застрелят? «Придурок» – это будет последнее, что ты мне сказал. Тебя замучает совесть.

– Послушаю Эдит Пиаф и переживу. Она уж точно поднимет мне настроение.

– Я серьезно, Джо. Если я куда-нибудь соберусь, во Францию или еще куда, ты поедешь со мной? Нас не найдут. – Рики действительно, похоже, не шутил.

– Во Францию?

– После ухода немцев там стало гораздо лучше, поверь.

– А Ирландия? – спросил Джо.

– Ладно, поехали в Ирландию.

– Не могу. У меня семья.

– Ну так возьми ее с собой.

– И что мы там будем делать?

– Говорят тебе, у меня есть деньги. Нам ничего не придется делать. Только целый день сидеть в тени трилистника.

– А как насчет Малыша Джо? – не успокаивался Джо.

– Там наверняка полно детей. Он с кем-нибудь подружится.

– И надолго мы поедем?

– Пока тут все не утихнет.

Джо нахмурился.

Рики опустил глаза.

Это никогда не утихнет. Гаргано не забывает и уж точно не прощает. Если братья уедут, то, возможно, навсегда.

– Я не могу, Рики. Здесь мой дом. Только вообрази меня в Париже…

– И все же подумай.

– Ладно, подумаю.

– Может быть, однажды ты проснешься, а меня уже здесь не будет. Сам понимаешь.

– Ладно, ладно… – Джо рассматривал стол.

– Но точно не завтра, Джо. Завтра я никуда не уеду.

– Хорошо.

47

Майкл стоял на пороге бостонского убойного отдела на Беркли-стрит. Ему не нравилось бывать там, где работал Джо-старший и где безуспешно расследовали его убийство. Для Майкла здесь по-прежнему было место работы его отца. Две длинные прямоугольные комнаты – в одной сержанты, в другой детективы. В комнате детективов, второй от конца коридора, стоял стол Джо-старшего. Он вновь и вновь напоминал Майклу о той ужасной минуте, когда его отец рухнул наземь и для семьи Дэйли все покатилось к черту. Поэтому он помедлил на пороге и заставил себя взглянуть на все отстраненно, чтобы осознать: это просто комната, пустая, лишь один-единственный детектив, Том Гарт, изучал здесь груду бумаг. Ряд окон выходил на небоскреб Хэнкок-плейс, показывая его с разных точек, точно в кино. Верхний свет был выключен, на стене виднелась тень дерева.

Тома Гарта связывало с Джо-старшим совсем не то, что Брэндана Конроя. Эти двое никогда не играли в гандбол, не пили вместе после работы, не гостили друг у друга на Рождество. Гарт был протеже Джо-старшего. Некогда тот обучал его расследовать убийства, и с тех пор Том Гарт взирал на Дэйли с восхищением, как школьники обычно смотрят на взрослых. В сорок лет у него была заметная плешь, а к пятидесяти он почти совершенно облысел. Оставшиеся седые волосы Гарт зачесывал назад. Его классическая, с мощными челюстями голова казалась монолитной, будто вырезанной из единого куска гранита. Он был третьим по старшинству после Конроя, но котировался куда выше в глазах коллег, которые считали его во всех смыслах классным копом.

Гарт заметил Майкла, тепло его поприветствовал, а потом так бережно, словно помогал калеке или слабоумному, усадил в кресло с единственным высоченным подлокотником.

– Где все? – спросил Майкл.

Гарт обвел взглядом пустую комнату. В отделе и так было не много народу: на весь город – восемь детективов и восемь сержантов, дежуривших поочередно. Дело расследовал тот, на чью смену оно выпало. Уж точно не работа для канцелярской крысы.

– На дежурстве, – ответил Гарт. – А ты что подумал?

– Мы тут одни?

– Пока да.

– Мы можем куда-нибудь отойти? Надо поговорить с глазу на глаз. Я хочу кое-что тебе рассказать.

– Что-то случилось?

– Нет-нет. Просто у меня есть кое-какая информация. Хотел с тобой поделиться.

– Зачем ты вообще позвонил? У вас полный дом копов. Разве Брэндан Конрой не… Ладно, забудь.

– Это все не те копы, Том. Брэндан не тот человек, который мне сейчас нужен. Мне нужен ты.

– Почему?

– Ты человек, которому я могу доверять. Том, ты знал моего отца. Мне нужен тот, кто мог бы уладить проблемы так, как это сделал бы мой отец для меня и моих братьев.

Гарт явно забеспокоился.

– Ладно, пойдем.

Они заперлись в кабинете в дальнем конце коридора. В том же самом кабинете несколько месяцев назад Майкл лично допрашивал Артура Нэста и связал его как минимум с одним убийством. Он вспомнил, что за маленьким зеркалом на стене кроется смотровое отверстие. В таком случае конфиденциальность встречи может оказаться иллюзией. Но что поделаешь? Нужно кому-то довериться, а Том Гарт надежен, как священник. Даже лучше – священник с мощными кулаками и пистолетом, то и другое пригодится, если вдруг окажется, что Бог не внемлет молитве.

– Что у тебя за важное дело?

– Это касается Душителя.

– Мы этим не занимаемся, ты же знаешь. Обратись к Уомсли.

– Речь идет об убийстве, с которым он не знает, что делать. Об Эми Райан. Все, что есть у Уомсли, – это де Сальво. И даже де Сальво не сумеет приписать себе убийство Эми, потому что на тот момент он сидел в «Бриджуотере».

– И все же этим делом занимается Уомсли. Если только не поступит иного распоряжения.

– В Бостоне совершено нераскрытое убийство, Том. Хочешь оставить его на долю этого психа, который прибегает к помощи экстрасенсов?

Под психом, конечно, подразумевался Уомсли, который действительно нанял экстрасенса на ранней стадии расследования дела Душителя. На долю Тома Гарта выпала обязанность конфиденциально провезти этого типа по городу и даже заночевать с ним в отеле «Лексингтон». В результате Уомсли сделался посмешищем среди полицейских – его называли и куда более резкими словами, нежели «псих».

– Ладно, Майкл. Думаю, не будет вреда, если я тебя выслушаю.

– У меня есть друг, который заинтересован в этом деле. Человек, которому можно доверять на все сто.

– Кто? Назови имя.

– Это конфиденциальная информация.

– И все-таки я хочу знать имя. Ты можешь мне доверять, сам знаешь.

– Мой друг, который умеет открывать двери…

– Ах этот…

– Помнишь Курта Линдстрома? Его подозревали в нескольких удушениях…

– Музыкант? Отелло?

– Да. Мой друг… э… совершил непредусмотренное законом действие. Он проник в квартиру Линдстрома. И нашел там вещи, о которых тебе, по его мнению, следует знать. Во-первых, испачканные кровью женские трусы. По крайней мере это выглядело как кровь. Трусы большие, из тех, что обычно носят пожилые женщины. А еще – порножурналы, но необычные… Женщин на фотографиях насилуют и убивают.

– И что? Допустим, Линдстрому нравится порно. Как и нам с тобой.

– Дело не в этом. Мой друг говорит, что фотографии в этих журналах как будто сделаны на месте преступления – женщины связаны, их пытают, а потом душат удавкой, которую завязывают на шее бантом. Линдстром живет на Симфони-роуд, неподалеку от дома Елены Джалелян, первой жертвы Душителя.

– Джалакян.

– Ну да. Она обожала классическую музыку, если помнишь. Наверное, так они с Куртом и познакомились. Возможно, она сама его впустила. Проулок позади ее дома выводит прямо к дому Линдстрома. Он мог удушить женщину и вернуться к себе незамеченным.

– И что, по мнению твоего друга, мы должны сделать?

– Получить ордер, сегодня же. Записать все, что я тебе сказал, получить ордер и пойти туда.

– Показания по делу об убийстве, в котором уже признался де Сальво?

– Признался не значит виновен. Ну же, Том, ты сам видишь, к чему все идет. Уомсли нечего предъявить суду, против де Сальво нет улик. Его признание одиозно. Даже если бы ему можно было верить, этого недостаточно для обвинения. Парень признался, сидя в клинике для душевнобольных. В итоге де Сальво сгниет в Уолполе, все разойдутся по домам счастливые, а Линдстром останется на свободе. Ты собираешься оставить его на свободе, после того как я сказал тебе, что в комоде у него – окровавленное белье Елены Джалакян?

– Ты даже не знаешь, чья кровь на этом белье.

– Сколько доказательств тебе нужно, Том, прежде чем ты начнешь расследование?

– Майкл… Никакой судья не станет заниматься делом Душителя без соизволения Уомсли. За последние полгода сходных убийств не было, не считая Эми Райан. Да, де Сальво находился в клинике, когда Эми убили. И все же у нас был долгий период затишья. Если бы ты смог каким-то образом привязать Линдстрома к убийству Эми, мы бы что-нибудь придумали. Мне не удастся получить ордер лишь на основании твоих слов. Твой друг – вор.

– А кто без греха?

– Уж точно не он.

– Послушай, Том, он попросил передать тебе эту информацию. Делай то, что считаешь нужным.

– Вот что: я попробую заставить ребят из отдела пересмотреть по крайней мере дело Джалакян. Но лезть из кожи вон я не стану. Никто больше не желает об этом слышать. Да, убийство Эми Райан – дело рук другого человека. Но обвинить в этом Линдстрома мы не можем.

– Я так и передам своему другу. Ты ведь не станешь болтать, правда, Том?

– Не стану. Но предупреди его, что расследование – дело полиции.