Текст книги "Крот Камня"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Непреклонность и жесткость были в глазах Алдера. Но в глазах Маррама было беспокойство. Снова убивать? Он не хотел этого, напрасно убеждая других. И потому, когда последователи Камня снова напали на грайков, он удалился на восток, туда, где зажглась Звезда. Он шел одинокий, в смятении и без друзей.

Заканчивается наш рассказ о Самой Долгой Ночи. Не будем упоминать имена могущественных и значительных кротов, они и так займут свое место в истории. Подумаем об обыкновенных кротах, обеспокоенных, неуверенных в себе, сомневающихся, их имена, вероятно, будут забыты. Они, подобно Марраму, имели смелость и присутствие духа искать Крота Камня. Велика и прекрасна была их цель: узнать Крота Камня и обрести Безмолвие. Помните их!

Глава тринадцатая

Многие, подобно Марраму, потом скажут, что дни после Самой Долгой Ночи изменили всю их жизнь.

Можно без конца записывать воспоминания о тех днях. Как будто вместо тупика открылся тоннель, длинный и темный, и в самом конце забрезжил свет. Но не все кроты бросились к свету подобно Марраму. Некоторых он раздражал, кое-кто был недоволен – время вынуждало их измениться и искать Безмолвия. А иные набрели на путь истинный случайно, как, например, старый Скинт и его добрый друг Смитхиллз. Разве не удалился Скинт на север, где хотел в покое провести остаток дней в Грассингтоне? Разве не поклялся он больше ни разу не пустить в ход когти в борьбе с грайками, не думать больше ни о Слове, ни о Камне, и всей этой чепухе, о которой болтают кроты? Да, поклялся. Однако Скинт не был создан для праздности. После ухода Триффана в Верн он сделался беспокойным и раздражительным. Не находил себе места. Он быстро собрал из кротов Грассингтона боевой отряд и стал ждать возвращения Триффана и Спиндла. Но шли месяцы, они не возвращались. Скинт утешал себя тем, что, когда они придут, собранные им силы могут понадобиться.

– Это совсем не то, о чем я мечтал в Грассингтоне, Смитхиллз! Здесь совсем нечего делать, разве что предаваться воспоминаниям, а до этого я небольшой охотник! Лучше бы я пошел с Триффаном в Верн.

– Да, да, – соглашался Смитхиллз, – помощь пришлась бы ему кстати!

Так тянулись кротовьи месяцы. Но Камень, вероятно, слышал жалобы Скинта, как слышал молитвы, и всегда находил способ помочь…

❦

Однажды холодным и неуютным вечером в середине декабря, когда уже начал падать снег, у входа в тоннель Скинта послышалась возня. Там толпились кроты, и чей-то знакомый голос нарушил тоскливое уединение Скинта. Он и не думал, что будет так рад услышать этот голос.

– О почтенный Скинт, крот, который немало странствовал, прислушайся и угадай, чей это голос! Да, это я, смиренный Мэйуид, который так надоедал тебе раньше, а теперь верный, хотя, может быть, и неугодный тебе, слуга. Да, я перед тобой… и не только я!

– Всемогущий Камень! Да это же Мэйуид собственной персоной! – воскликнул Скинт. – Войди и дай мне свою лапу, я рад тебе!

– О лучезарный господин, – послышался сверху голос Мэйуида, – я не один.

– Спустись-ка сначала ты, – крикнул, как всегда, осторожный Скинт.

Мэйуид спустился, оставив Сликит наверху с Уорфом и Хеабелл. Он подумал: следовало бы предупредить Скинта, что его спутниками были одна из бывших сидимов и двое подростков, происхождение которых надлежит держать в секрете. Но не успел еще Мэйуид объяснить хозяину, кто такая Сликит, как двое замерзших и проголодавшихся детенышей с громким топотом ворвались в опрятную нору Скинта, как к себе домой, а Сликит едва поспевала за ними.

– Уф! – выдохнул Скинт. – А ведь все вы, вероятно, хотите есть.

– Э-э, – замялась Хеабелл. – Благодарю.

– Да, очень! – искренне ответил Уорф, у которого был прекрасный аппетит.

– Гм, – отозвался Скинт. – Тогда помогите мне поискать червей.

Разделить трапезу пришел и Смитхиллз. Лишь глубокой ночью, когда Сликит с детьми улеглись спать, Скинт наконец обратился к Мэйуиду:

– Итак, понятно, чем ты был занят. Осенние кротята? Что ж, они иногда бывают удачными!

– О заблуждающийся Скинт, о пораженный Смитхиллз, это не мои дети и не дети Сликит.

– Так чьи же они, Мэйуид?

Мэйуид опасливо огляделся, подвинулся ближе и сказал:

– О любопытствующие господа, хотите ли вы долгого рассказа или краткого, целой саги или одной, так сказать, фразы?..

– Краткого, краткого, – нетерпеливо перебил Скинт.

– Это дети Триффана.

Воцарилось молчание.

– Триффана?

– Господин, ты стар, но Мэйуид рад убедиться, что со слухом у тебя все в порядке. Да, я сказал «Триффана», и это действительно дети Триффана.

– Ты должен объяснить, – сказал Скинт. – Во-первых, где Триффан?

Мэйуид сокрушенно вздохнул:

– Я не знаю. Невозможно быть повсюду. Я рассказал вам о Босвелле и о Бэйли, и если они не пришли сюда, убежав из Верна, то это, вероятно, потому, что Босвелл идет особыми путями ученого крота, которые даже мне, Мэйуиду, неведомы.

– Да, – согласился Смитхиллз. – Вероятно, именно так.

– За великолепным Триффаном и достойнейшим Спиндлом я не мог уследить. Камень велел мне идти другим путем и привел меня вот к этим детям.

– Но кто их мать? – спросил Скинт.

– О господа, – медленно проговорил Мэйуид, – во всем кротовьем мире есть только двое, кому я могу это сообщить, и эти двое – вы. Нельзя, чтобы об этом знали лишь Мэйуид и Сликит. Они могут умереть, и потому должен знать кто-то еще. Мать этих добрых, крепких и ласковых кротят – не кто иной, как сама Хенбейн.

Скинт был потрясен. Они со Смитхиллзом обменялись недоверчивыми взглядами.

– Лучше тебе начать с самого начала, Мэйуид, и рассказать нам все, что ты знаешь!

И Мэйуид рассказал обо всем, просто и с достоинством, а разбуженная Сликит подтвердила, что все было именно так. Они не скрыли от Скинта и Смитхиллза ничего, в том числе и того, что произошло у Скалы Слова. Когда они закончили, Скинт сказал:

– Кроты, я не знаю, что сказать, и тем более не знаю, что делать. Необходимо крепко подумать, прежде чем что-нибудь решать в таком деле. Я всегда сначала долго думаю, вот Смитхиллз подтвердит. Он сам выскажется очень скоро и скажет много, поэтому дайте-ка ему этого вкусного червя и пусть посидит спокойно!

Смитхиллз добродушно усмехнулся и предложил всем отдохнуть, а глубоко потрясенный услышанным Скинт поднялся на поверхность и стал размышлять. Он провел наверху несколько долгих часов и только на рассвете приблизился к решению. Скинт не сомневался, что кротята действительно дети Триффана и Хенбейн, но не хотел бы, чтобы сами кротята об этом знали. Но что теперь с ними делать?

Когда забрезжило утро, Скинт вспомнил свой последний разговор с Триффаном, особенно два высказывания крота-летописца. Первое – сильные когти нужны не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы с тобой считались. Да, уж это точно: Скинт за свою жизнь столько раз видел, как убивают, что больше видеть этого не хотел. И по пути в Верн, насколько ему было известно, Триффан проповедовал то же самое. Путь Камня – это путь мира. Над вторым высказыванием Триффана – о Биченхилле – Скинт потом часто задумывался. Триффан сказал тогда: «Я был счастлив там целый день».

И теперь, думая о детях Триффана, столь неожиданно попавших к нему, Скинт вспомнил этот разговор и принял решение.

Он спустился в нору, разбудил спавших и повторил им слова Триффана. А от себя добавил:

– Биченхилл – хорошее и безопасное место для воспитания детей, прежде всего потому, что туда трудно добраться. Кроме того, Сквизбелли – умный и толковый глава системы, у него всегда спокойно. А еще там есть Камень и кроты, которые помнят и уважают отца этих детенышей. Именно в Биченхилле, когда придет время, им лучше узнать тайну своего рождения и все хорошее и дурное о своих родителях. Уйдем отсюда тихо, не суетясь, – продолжил Скинт, – никому не скажем, куда мы отправляемся и зачем, а главное, разобьемся на две группы. Когда сидимы будут нас искать и расспрашивать кротов, их собьют с толку рассказы только об одном детеныше. Но окончательно решение должны принять Мэйуид и Сликит.

Время уже близилось к полудню, когда эти двое наконец согласились разделиться.

В тот же день они ушли: Мэйуид и Скинт – с Уорфом, а Сликит и Смитхиллз – с Хеабелл. Ушли тихо, не сказав никому ни слова, а те, кто заметил их исчезновение, тоже ничего не сказали из уважения к Скинту и Смитхиллзу.

Скинт велел ни с кем ни о чем не говорить, при встрече с грайками отшучиваться и вообще оказывать всяческое почтение Слову, то есть не возбуждать ненужных подозрений.

Они шли на юг, к Темной Вершине, по холмам и долинам, по берегам рек и лесам, веря, что Камень хранит их и, значит, они доберутся до Биченхилла целыми и невредимыми.

Оба маленьких отряда видели Звезду Самой Долгой Ночью, и взрослые рассказали восхищенным детям о Кроте Камня и его скором Пришествии. Они шли, пока однажды, в начале января, не прибыли наконец в Биченхилл.

Мэйуид со своими спутниками прибыл чуть раньше Смитхиллза. Добрые кроты Биченхилла приняли всех радушно. Их глава, Сквизбелли, не спросил, откуда взялись детеныши, поняв, что их рождение связано с какой-то тайной.

Мэйуид и Сликит решили: теперь их задача присматривать за детьми Триффана и Хенбейн, в Биченхилле, готовить малышей к миссии, которую возложит на них Камень. Возможно, пробыв долгие месяцы рядом и не имея случая остаться наедине, с приходом весны они почувствовали, что пора наконец обратить внимание друг на друга, немного отдохнуть и порадоваться жизни.

А Скинт после прихода в Биченхилл все медлил с возвращением в Грассингтон. Однажды Смитхиллз, ворча на жизнь и ругая старость, сказал:

– Знаешь, Скинт, уж такой у тебя несчастный характер, что ты не бываешь доволен, если не найдешь себе дела. Ты никогда не задумывался, что сделал бы Триффан, увидев Звезду Самой Долгой Ночью?

– Он бы отправился на юг, в Данктонский Лес, несмотря ни на что.

– Да, и я так думаю. А как ты считаешь, пригодились бы ему два старых крота, если бы они, конечно, смогли дотащиться туда? – спросил Смитхиллз.

– Мало того что ты сам глуп, Смитхиллз, ты еще и меня провоцируешь на глупости. Мы отправимся сегодня же. Мне как-то не по себе с Самой Долгой Ночи. Не то чтобы я поверил в Камень, все это чепуха, я всегда так говорил! Но клянусь когтями на моих лапах: если бы я когда-нибудь узнал, что Крот Камня действительно существует, а я не сделал и шага, чтобы увидеть его, я бы себе не простил этого всю жизнь!

Скинт и Смитхиллз были не прочь уйти в тот же день, но жизнерадостный толстяк Сквизбелли настоял, чтобы они остались еще на один день и как следует попрощались со всеми. Более того, он заставил их коснуться Камня Биченхилла, чтобы, отыскав Крота Камня, дотронуться до него той же лапой. Это, как он полагал, принесло бы удачу Биченхиллу.

Итак, в середине января, когда дул резкий холодный ветер и падал снег, два старых, покрытых шрамами крота покинули Биченхилл.

Мэйуид проводил их милю-другую. Наконец ему настала пора возвращаться.

– Добрые господа, – печально обратился он к Скинту и Смитхиллзу, – мне, ничтожному, будет тяжело и грустно, когда вы уйдете, я лягу на землю и выплачу все глаза. Но сначала попрошу вас передать Триффану, что Мэйуид не забыл своего обещания.

– А что это за обещание? – спросил Скинт.

– Великолепный Триффан вспомнит, Мэйуид уверен! Поэтому вы лишь скажите Триффану, что сейчас место Мэйуида рядом с Уорфом и Хеабелл. Но когда Мэйуид выполнит здесь свой долг, тогда он опять займется своим делом, поисками путей во тьме. И он поведет кротов по этим дорогам. Однажды он вернется к Триффану, и, если вокруг будут хаос и мрак, Мэйуид будет Триффану поводырем. Передайте ему это ц еще скажите…

Но бедный Мэйуид не сумел закончить. Он опустил голову и заплакал.

Скинт и Смитхиллз утешали его как могли и обещали непременно передать Триффану все, что сказал Мэйуид, кроме, разумеется, того, чего Мэйуид недоговорил: если Камень захочет, то однажды Мэйуид сам сможет сказать все эти слова Триффану!

После ухода друзей Мэйуид долго не находил себе места. Ему не давала покоя мысль, что он, может быть, сейчас нужен Триффану на юге. Он ни секунды не сомневался, что Триффан жив и идет в Данктонский Лес.

Между тем Уорф и Хеабелл подрастали. Они очень подружились с детьми Сквизбелли, Брамблом и Бетони, которые были постарше. Мэйуид и Сликит остались бы с кротятами еще не какое-то время, но однажды пришла дурная весть: в окрестностях Биченхилла видели сидима и грайка, и они искали кротиху по имени Сликит.

– Я должна уйти, мой любимый, – сказала Сликит. – Мое присутствие в Биченхилле подвергает опасности не только детей Триффана, но и всех остальных. Я одна пойду на юг и постараюсь, чтобы об этом узнали, это отвлечет преследователей от Биченхилла.

– О госпожа моя! – воскликнул Мэйуид. – Я согласен. И если гостеприимный Сквизбелли согласится отпустить меня и если удастся объяснить все детям, я пойду с тобой. Я, смиренный, поведу тебя, как раньше.

Сликит облегченно вздохнула:

– Где же мы будем скрываться?

Мэйуид улыбнулся:

– Скрываться? Мы? Вдвоем? Вместе? Романтично, но неверно. Крот никогда не должен скрываться.

Не скрываться мы будем, а пойдем в Данктонский Лес! Не правда ли, умно? А?

Они улыбнулись друг другу и решили, что мешкать нельзя. Простившись со всеми и поручив Уорфа и Хеабелл заботам строгого, но доброго Сквизбелли, они оставили Биченхилл и отправились на юг, вслед за Скинтом и Смитхиллзом.

❦

После Самой Долгой Ночи Триффан очень изменился. Он снова обрел интерес к жизни, опять стал замечать простые вещи. Теперь он часто останавливался и подолгу с удовольствием разглядывал то, что попадалось ему на глаза.

– Вот корень, освещенный жемчужным светом! – мог с восхищением прошептать он; или: – Смотри, как стебель красного папоротника пробивается сквозь снег. Смотри, Спиндл! Моего отца звали Брекен – по названию этого растения. Как бы я хотел, чтобы он сейчас был со мной! Своих родителей всегда начинаешь по-настоящему ценить слишком поздно.

Однако Триффана все еще мучили боли, глаза были воспалены, а лапы стали негнущимися и шишковатыми.

Они подошли к Роллрайту как раз в январе, но Триффан отказался встретиться с кротами из опасения столкнуться с грайками. Не то чтобы путешественники боялись. История их была проста и правдива: они говорили всем, что покалеченный Триффан направлялся в Данктонский Лес, чтобы найти там приют. Грайки не трогали таких кротов, опасаясь заразных болезней.

И все-таки Триффан подошел к Шепчущим Горностаям дорогой, когда-то найденной Мэйуидом. Когда они помолились и уже собрались в путь, Триффан вдруг заметил молодую кротиху.

– Вы верите в Камень? – спросила она.

– Мы ищем исцеления, – ответил Спиндл.

– Да хранит вас Камень! – сказала она. – У тебя такой вид, словно ты побывал в изрядной драке.

– Так оно и было, – пробурчал Триффан. – Как твое имя?

Кротиха ответила:

– Меня зовут Рэмпион, и я не скрываю веры в Камень.

– Тогда, Рэмпион, вознеси ему молитву за израненного и усталого крота.

– С радостью! – воскликнула она и прочла молитву. Потом поинтересовалась, куда они направляются.

– В Данктонский Лес, – отвечал Триффан.

Рэмпион печально вздохнула. Теперь только отверженные шли в Данктонский Лес. Потом она улыбнулась и сказала:

– Если вы туда дойдете, помолитесь за меня знаменитому священному Камню.

– Обязательно, Рэмпион! – ответил Триффан и на мгновение прикоснулся к ней.

Рэмпион вздрогнула, поняв, что незнакомый крот благословил ее. Когда она ушла, Триффан с неожиданной энергией воскликнул:

– В путь, Спиндл!

– Вот оно что, – сказал Спиндл. – Оказывается, всего-то и нужно было встретить молодую кротиху, чтобы ты забыл о своих болях и скорбях!

Триффан улыбнулся.

– А ты узнал эту молодую кротиху? – спросил он.

Спиндл отрицательно покачал головой.

– Мы ее встречали здесь, в Роллрайте, год назад. Она дочь Хоума и Лоррен.

– То-то я смотрю, на кого она похожа? Ты сейчас видишь хуже меня, но кротов помнишь лучше. А я лучше запоминаю события. Но ведь Хоум мог бы помочь нам, Триффан! Может быть, зайти?

– Я уверен, что он помог бы, но слишком на многих я навлек беду. Поэтому пойдем, пока Рэмпион не рассказала родителям о двух кротах около Горностаев, не то они станут нас искать. Хоум молчалив, но он совсем не глуп и сразу обо всем догадается. Пойдем! Молитва этой кротихи прибавила мне сил, и теперь мне еще больше не терпится добраться до дома.

❦

Опасения Триффана оправдались. Несколько дней спустя Рэмпион оказалась в той самой норе, где выросла, хотя редко приходила сюда, покинув родительский дом прошлым летом.

Самой Долгой Ночью, направляясь к Горностаям для ночного бдения, она, как и многие другие, видела Звезду. И, в священном трепете припав к земле, вдруг увидела поблизости своих мать Лоррен и отца Хоума.

Хоум, как всегда, молчал, но Лоррен просияла. Она очень обрадовалась Рэмпион, расспросила ее о братьях и сестрах, которые тоже давно ушли от родителей. Но они были далеко, и потому только ей, Рэмпион, мать могла предложить вернуться к ним, пока не кончится январь и не начнется брачный сезон, во время которого кроты не покидают своей территории и не живут даже там, где родились. Рэмпион очень обрадовалась родителям и пообещала вернуться.

Молодые часто дают обещания и сразу забывают о них. Вернуться домой для них значит вернуться слишком далеко назад, а ведь вся жизнь впереди! Всегда кажется, что она вне родительской норы.

Но вскоре после встречи с незнакомцами около Шепчущих Горностаев Рэмпион, потрясенную прикосновением крота в шрамах, лапы сами понесли по давно знакомым тоннелям к норе, где она родилась.

– Какой сюрприз! – воскликнула «Лоррен и сразу принялась отряхиваться сама и отряхивать Хоума. – Да это же Рэмпион! А мы уж и не надеялись, что ты придешь. Я так и сказала: наверное, у нее есть дела поважнее!

– Я просто подумала, – неловко начала Рэмпион, – что было бы славно повидаться с вами…

Хоум был все такой же: небольшой крот с широко раскрытыми глазами и тревожным взглядом. Он знал больше, чем говорил. «Застенчивый» – вот какое могло быть у него прозвище.

– Рад видеть тебя, очень рад, – сказал он Рэмпион.

– Спасибо, – ответила она, тронутая до слез.

Пока Лоррен трещала без умолку, беспрестанно извиняясь то за беспорядок, то за отсутствие хороших червей, то еще за что-нибудь, Хоум просто смотрел на дочь. Наконец, когда в разговоре возникла пауза, он ласково погладил Рэмпион и спросил:

– Что случилось?

– Ничего, – ответила она и слишком сильно затрясла головой. – Ничего особенного.

Хоум все смотрел на нее и ждал. Рэмпион наконец сказала:

– Так грустно! Я встретила у Горностаев двух кротов, и один из них был очень сильно изранен!

И она все рассказала родителям. Выслушав дочь, Хоум заставил ее описать незнакомцев.

– Это Триффан, – сказал он, – и, может быть, Спиндл.

– Но ведь они ушли в Верн и наверняка погибли, – возразила Лоррен. – Прошло столько времени – и никаких известий. Наверное, они умерли.

Но Хоум покачал головой.

– Это был Триффан, – сказал он убежденно.

В тот же день Хоум пробрался к Горностаям лишь одному ему известным путем. Он когда-то был другом Мэйуида, а эти двое лучше всех умели находить дорогу. У Хоума было тяжело на душе. Он понимал, если это действительно был Триффан и он не пришел к нему, значит, что-то не так! У него серьезные раны – так выходило по рассказу Рэмпион. Хоум провел около Горностаев целый день. Он наблюдал. Прошел немного на юг, по направлению к Данктонскому Лесу.

Хоум видел Звезду и верил в Пришествие Крота Камня. Он слышал проповеди Триффана. И сейчас он спросил у Камня, что ему делать. Камень велел ему сохранять спокойствие, ждать и верить. Триффан пришел бы к ним, если бы они ему сейчас были нужны.

Хоум отправился назад, к Лоррен, и рассказал ей о своих предположениях и опасениях.

– Хоум, тут многое можно сказать, – произнесла Лоррен и подошла к нему совсем близко.

Иногда она не могла скрыть, как сильно любит его. Лоррен ни разу в жизни и не взглянула на другого крота. Она любила этого маленького, неряшливого, невзрачного Хоума. Он принадлежал ей, а она – ему, навсегда.

– Но сделать я хотела бы две вещи, и ты знаешь какие, – заявила она.

Хоум с улыбкой кивнул. Он отлично знал, что первым ее желанием было вернуться в Данктон, в Болотный Край, где она выросла, и найти там удобный тоннель. Вторым желанием было увидеть Старлинг и Бэйли, потому что Лоррен верила, что они живы. Хоум не сомневался, что Лоррен скорее умрет сама, чем поверит в их смерть.

Хоум тяжело вздохнул. Лоррен улыбнулась и нежно погладила его:

– Ведь это когда-нибудь произойдет, правда?

Хоум энергично закивал.

– И Мэйуид вернется, – добавил он, поскребывая свой грязный бок.

– Когда-нибудь… – сказала Лоррен, и они подумали о Звезде, которую видели.

❦

Триффан и Спиндл подошли к коровьему тоннелю чуть позже середины января, примерно в то же время, когда Скинт и Смитхиллз распрощались с Биченхиллом.

Путники так устали, что даже не боялись трудностей, которые скорее всего ожидали их в Данктоне. Когда они уже шли вдоль дороги ревущих сов, огибавшей систему с юго-востока, их начали останавливать патрули и выспрашивать, куда они идут. Тогда появился страх. Патрулей было много, и, видимо, они охраняли не только тоннель.

Триффану и Спиндлу то и дело попадались трупы казненных. Путников предупредили, что подвешивание ожидает всякого, кто попытается бежать из Данктона.

– Все об этом знают, – сказал им один из грайков, – но иногда кротам бывает так паршиво, что они предпочитают рискнуть своей шкурой, чем остаться в Данктоне, где подручные местных вожаков могут расправиться с ними в любую минуту.

– Но за что? – спросил Спиндл и не получил вразумительного ответа.

Неужели Данктон стал настолько мрачным и страшным, что кроты не колеблясь рискуют жизнью, убегая отсюда? Похоже, что так.

Правда, Спиндл заметил одну странность: все казненные, которых они видели, были кротихи.

Узнав, что эти двое хотят попасть а Данктон, грайки отнеслись к Триффану и Спиндлу удивительно дружелюбно, хотя и с некоторой брезгливостью. Например, они избегали подходить слишком близко, опасаясь заразиться, и не спрашивали имен. Путники, в свою очередь, не стали рисковать и пытаться узнать, известно ли грайкам, что некие Триффан и Спиндл могут попытаться проникнуть в Данктон. Правда, в любом случае никому бы не пришло в голову, что этот хромой и покрытый шрамами крот – тот самый Триффан, который был когда-то вождем данктонских кротов.

Их почти уважали за то, что они пришли в Данктонский Лес по своей воле. Триффан и Спиндл узнали, что они не единственные, кто просился в эту систему. Все больные и немощные знали, что им прямая дорога в Данктон. Здесь они, дескать, обретут свободу. Приверженцы Слова гордились, что сделали эту систему островком свободы, где кроты могли верить во что угодно. Это якобы свидетельствовало о милосердии и веротерпимости Слова, чего на самом деле и в помине не было.

Когда грайки увидели, что у Триффана и Спиндла нет явных признаков заразной болезни, они с пристрастием допросили их, желая убедиться, что путники действительно приняли решение жить среди изгоев в Данктонском Лесу. Поняв, что именно этого они и желают, грайки, хотя и с неохотой, согласились пропустить их в систему через коровий тоннель.

– Ну и олух же ты, приятель! – сказал один из них Спиндлу. – Хотя, не скрою, тебя можно уважать. Но если ты не примешь Покаяние, тогда жить тебе в Данктоне всегда! Но ты ведь знал об этом, когда сюда шел, верно? А что, твой друг тоже верующий?

– Да, – ответил Спиндл.

– Послушай, почему он пришел сюда, я понимаю. Он бы не выжил в нормальной системе без посторонней помощи. – Крот уставился на обезображенную голову Триффана.

– Он видит? – спросил грайк Спиндла.

– И довольно хорошо, – ответил тот, – но я помогаю ему, когда нужно. Ему бывает трудновато в пути, и он плохо отыскивает червей.

– Он слышит? – громко крикнул грайк.

– Когда хочет, слышит, – заверил его Триффан.

Он по-прежнему мог при желании говорить очень веско и внушительно, хотя теперь делал это нечасто. Однако грайк встревожился и отступил назад.

– Запомните: если вы войдете, то уже не выйдете, – предупредил он еще раз.

В это можно было поверить. Коровий тоннель охранялся дюжиной здоровенных грайков.

– Я это знаю, – сказал Спиндл.

– Жизнь надоела? Скажу тебе то, что нам говорил Вайр: тот не должен входить сюда, кто в добром здравии и служит Слову.

– Я был воспитан в вере в Камень, – сказал Спиндл с гордостью, – в этой вере и умру.

Грайк больше не проявлял к ним интереса. Он выполнил свой долг, теперь пусть ими занимаются другие.

– Проводи их, – приказал он другому грайку, – и объясни этим кретинам, что их ожидает.

Второй охранник повел Триффана и Спиндла поверху к коровьему тоннелю.

– Не обращайте на него внимания, – примирительно сказал грайк. – Не так уж здесь и плохо, если жить тихо, склонив голову и не пытаться мстить за обиды. Вы оба, похоже, мало на что годны. Держитесь Истсайда, не переходите границы, идите в Болотный Край, там у вас есть надежда выжить. Обычно последователи Камня селятся на северной опушке леса.

– Патрули в Данктоне есть? – спросил Спиндл.

– Теперь уже нет. Сама Бик была у нас вначале старшей. Она умерла. Многие погибли от болезней. Да, тяжело им приходилось в ту пору! Но Вайр не дурак! Он послал за подкреплением, и какое-то время в Данктоне было очень жарко! Вам повезло, что вы не пришли тогда, вы бы и дня не прожили. Но теперь все успокоилось. И потом, там уже некому драться. Остались одни старики, и они вымирают. Теперь это проклятая, обреченная система. Никто по своей воле не придет сюда жить, разве только такие идиоты, как ты, или калеки, как твой приятель. Да… Единственная проблема – кротихи, которые хотят отсюда выбраться. Приходится их убивать или, если удается уговорить, отправлять обратно. Ну, это зависит от того, кто дежурит у тоннеля…

– Почему же бегут именно кротихи?

– Хотят иметь детенышей, – осклабился грайк, – а здесь это у них не получается.

Больше Спиндл и Триффан ничего не успели узнать. Сквозь плотную цепь грайков они вошли в коровий тоннель, а выйдя из него с другой стороны, оказались на юго-восточном склоне Данктонского Холма, покрытом грязным снегом с коровьими лепешками.

Дорога ревущих сов осталась у них за спиной. Подъем в Древнюю Систему лежал перед ними, темный и неприступный. Конечно, не так Спиндл представлял себе их возвращение, не так хотел бы вернуться домой и Триффан. Но все же это было возвращение! С тяжелым вздохом, не проронив ни слова, Триффан взглянул в сторону Древней Системы, а потом… потом поступил так, как советовал им охранник: повернул на север и пошел вдоль Истсайда, к далекому Болотному Краю.