Текст книги "Крот Камня"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Уид знал характер Хенбейн лучше других и догадывался о возможных последствиях крушения надежд Хозяина. Поэтому он позаботился заранее отозвать всех кротов от грота Хенбейн, желая сохранить в тайне то, что произойдет при встрече Руна и Хенбейн.

Догадки Уида подтвердились. Хенбейн отвергла приставания Руна, и тогда Хозяин велел ей на некоторое время «предаться размышлениям». Ее сидимов отстранили, их место заняли старшие сидимы. Уид надеялся смягчить гнев Хозяина, поместив Сликит вместе с ней. Кроме того, две наказанные кротихи содержались бы в одном месте, что тоже было удобно.

Обстановка в Высоком сидиме становилась все тяжелее. Прежде всесильная, Хенбейн оказалась теперь лишенной не только власти, но и свободы. Она пришла в ярость. Плакала. Пыталась бороться. Но все было бесполезно. Ни Рун, ни даже Уид не появлялись. У нее была только Сликит, только с ненадежной Сликит приходилось делиться, только ей доверяться.

Начался октябрь, и новое неожиданное обстоятельство омрачило и без того безрадостное существование Хенбейн. Сама она не понимала, что происходит, но Сликит и Уид догадались. С верхней галереи Уид внимательно наблюдал за пленницей, и от него не укрылись перепады ее настроения и нарастающая вялость.

Вялость, недомогание. Случилось невероятное: Хенбейн была беременна от крота из Данктона. Сликит поняла это, потому что знала природу кротов, но еще лучше – повадки Хенбейн. Она заметила ее раздражительность, апатию, капризность.

Но гораздо удивительнее было то, что Рун тоже знал это, даже ни разу не взглянув на Хенбейн и не расспрашивая о ней Уида. Если Босвелл олицетворял в себе все светлое, то Рун являлся воплощением тьмы и притом был наделен особым сверхъестественным чутьем, а потому мог предвидеть будущее.

Сама же Хенбейн ни о чем не догадывалась много кротовьих недель, поскольку имела все основания полагать себя не способной к деторождению. У нее бывали всякие неприятности, несколько выкидышей например, но она никогда не рожала. После расправы над Триффаном Хенбейн с каждым днем чувствовала себя все более уставшей и расстроенной, теряла контроль над собой чаще, чем прежде. Ее донимала тошнота и странные ощущения, собственное тело казалось ей каким-то чужим.

Временами тоска окутывала ее мозг, как черная туча. А с этой тучей приплывал к ней образ Триффана, и его голос повторял: «Рун – твой отец». Мысли об этом угнетали ее постоянно, и она относила свои недомогания на счет усталости и гнева.

Однажды она заметила, что ее тело стало страшно неуклюжим. Тогда она все поняла. Она подошла к сидиму-охраннику и велела позвать Уида. Уид не пришел.

Начался ноябрь. Тело Хенбейн еще больше округлилось и казалось ей отвратительным. Она пылала бессильной злобой к этим маленьким существам, толкавшимся внутри ее. Она ненавидела их, ненавидела Руна, ненавидела всех.

– Пожалуйста, скажи Уйду, что мне нужен его совет, – в конце концов взмолилась она, разыграв в присутствии Сликит сцену смирения. Сидиму не пришлось передавать ее слова Уйду, тот все слышал из своего укрытия.

Сидим, уставший от вспышек гнева Хенбейн, перемежавшихся с мольбами, уговорил Уида хотя бы взглянуть на Хенбейн. Польщенный необходимостью «его совета», Уид с галереи понаблюдал за Хенбейн еще некоторое время и нашел ее подавленной и усталой. Он обратился к Руну и получил разрешение на встречу. Уйду следовало выведать, как Хенбейн относится к перспективе стать матерью и к своему будущему потомству.

– Конечно, детеныши должны умереть, – сказал Уид Руну. – Недопустимо, чтобы семя камнепоклонника проросло в самом сердце Верна.

– Разве? – спокойно возразил Рун. – Разве сам Сцирпас не был камнепоклонником? Разве нельзя из ее паршивого отродья выбрать одного, который при должном воспитании мог бы в будущем стать главой сидима и новым Хозяином? А, Уид? Слово ведет нас странными путями, и оно может распорядиться именно так. Иди к ней, раз она тебя зовет. Узнай у нее или Сликит, когда она должна родить. Она должна разрешиться от бремени на Скале Слова, там, где родилась сама. Да, и еще, чтобы Триффана и Спиндла нашли и убили. Они должны быть уничтожены.

– Я уже отдал такой приказ, Хозяин, и выслал грайков. Негодяи скоро будут найдены и убиты, так что никто ничего не узнает. Сликит тоже надо навсегда заткнуть рот. Но только после рождения детенышей. Она может быть полезна при родах. Судьба детенышей и их значение для Слова – это дело Хозяина. Хозяин лучше, чем Уид, разбирается в таких вещах.

Итак, Уид вошел к Хенбейн. Она выглядела тихой и послушной. Уид просиял, удовлетворенный состоянием Хенбейн и своей необходимостью Хозяину.

– Когда должны родиться детеныши? – спросил он.

– Скоро эти мерзкие твари выйдут наружу, и я позабочусь, чтобы они прожили недолго, – ответила Хенбейн.

Она так говорила, – возможно, она даже так думала, – но никогда нельзя доверять словам матери до родов. Чтобы зачать, она готова драться за самца. Зачав, она хочет умереть. Родив, она любому горло перегрызет за своего детеныша. А следующей весной она может оттолкнуть свое потомство и отправиться на поиски нового самца. Верно говорят: не верь пустующей кротихе и беременной не верь тоже.

– Это очень мудро с твоей стороны, о Глашатай Слова. – Уид улыбнулся своей прежней улыбкой, и Хенбейн улыбнулась ему в ответ. – Но ты обратилась ко мне за советом, и я дам его, если смогу. Хотя в том, что касается потомства, я не очень хорошо разбираюсь.

– Я не о потомстве, Уид, – произнесла Хенбейн слабым голосом, способным смягчить сердце любого.

Она бросила быстрый настороженный взгляд на сидима, стоявшего поблизости, потом на Сликит и отвела Уида в сторону, к широкой трещине в стене, сквозь которую было видно глубокое ущелье. Только там не могут подслушать из-за рева ветра и воды.

Ее слабость, притворная любезность сразу испарились без следа. Она снова стала прежней Хенбейн.

– Уид, – сказала она холодно и достаточно громко, чтобы слышала Сликит, – все эти годы ты знал, что Рун – мой отец?

Уид не успел даже испугаться, так молниеносно Хенбейн прыгнула на него и придавила всей своей тяжестью. Лапы Хенбейн такой мертвой хваткой сдавили его шею, что он закашлялся. Она сильно толкнула его к проему в стене. Никто из сидимов и глазом моргнуть не успел. Когда же они опомнились, Уид уже висел на самом краю пропасти, а Хенбейн придерживала его левой лапой, держа правую наготове для первого же сидима, который осмелится подойти.

– Только троньте меня – и Уид немедленно умрет, – предупредила она.

Одни сидимы не решались приблизиться, другие кинулись звать Хозяина.

– Так ты знал? – Когти Хенбейн вонзились в тело Уида, брызнула кровь. Он беспомощно балансировал на краю обрыва.

– Хозяин… – начал было выкручиваться Уид.

Сидимы сообразили, что Уид хочет выиграть время, дать шанс схватить Хенбейн, и стали медленно приближаться. Но Хенбейн быстро лишила их этой возможности. Она загородила расселину своим телом, и комната погрузилась во мрак. В ярости она впилась в Уида когтями и еще раз крикнула:

– Он мой отец, да или нет? Я все равно узнаю правду, Уид. Скажи мне, и тебе нечего будет бояться.

Уид понимал, что смерть ждет его в любом случае: если он солжет – то от когтей Хенбейн, если скажет правду – от когтей Руна, но сейчас его удерживали на грани жизни и смерти сильные, сжимающие шею лапы Хенбейн, и поэтому он предпочел сказать правду.

– Да, – прохрипел он.

Хрип Уида тут же перешел в вопль, пронзивший ущелье до самого дна. Хенбейн с торжествующим и злобным криком толкнула его прямо в бездну. Перевернувшись несколько раз в воздухе, он упал на выступ скалы, но тут же сорвался и полетел дальше. Через секунду его уже не было видно.

В гроте воцарилась тишина. Хенбейн обернулась к онемевшим старшим сидимам. В глазах их были ужас и уважение. Сликит просто молчала и неотрывно смотрела на свою госпожу. Хенбейн глубоко и тяжело дышала, бока вздымались и опадали.

– Теперь оставьте меня, – резко приказала она.

– И не подумаем, – раздался насмешливый голос. Сидимы расступились, показался Рун.

Он посмотрел на ее содрогавшееся тело безо всякого сочувствия и злобно ухмыльнулся.

– Оставьте меня, – вне себя закричала Хенбейн, чувствуя приближение родов, первую волну боли. – Оставьте меня! – вопила она.

Но Рун не ушел, напротив, он вместе с сидимами подошел поближе и внимательно наблюдал за каждым ее движением. Он заговорил о матери Хенбейн, подлой и злобной Чарлок, рассчитывая усугубить ярость Хенбейн.

Сликит подошла поближе, и Хенбейн инстинктивно прислонилась к ней.

– Скажи, чтобы они ушли, – умоляла Хенбейн Сликит.

Рун расхохотался, сидимы тоже улыбнулись. В аскетически запавших глазах было бесстыдное любопытство. Этим кротам, никогда не знавшим любви и нежности, нравилось подглядывать за беззащитной кротихой.

Рун с наслаждением продолжал говорить мерзости.

В какой-то момент Хенбейн внезапно успокоилась и овладела собой. Она прикрыла глаза, глубоко вздохнула… и мир и покой снизошли на нее. Она потеряла немного крови, но Сликит справилась с этим. Сидимы вдруг устыдились, впали в беспокойство и бестолково засуетились. Рун замолчал.

Хенбейн глубоко дышала. В первый раз со дня исчезновения Триффана на нее снизошло умиротворение. Успокоившись, она получила едва уловимое преимущество перед Руном.

Недовольный Рун удалился, сидимы потянулись за ним. Холодный ноябрьский ветер задувал в трещину, слышался рев потока Доубер Джилл. Пошел снег.

Поздно ночью Хенбейн и Сликит разговаривали просто, как две кротихи.

– Я ощутила, как они шевелятся, когда все столпились и глазели на меня… Они мне не чужие! – сказала Хенбейн с удивлением и радостью, способность к которым она, казалось, давно утратила. – Я чувствую их. И не хочу, чтобы они погибли, Сликит.

– Тогда мы не должны допустить их гибели, – отозвалась Сликит.

– Да, да… Ты должна помочь им, что бы я ни говорила и ни делала. Возьми их отсюда, отнеси в надежное место. Ты должна обещать мне это, Сликит, пожалуйста!

Но Сликит могла лишь положиться на помощь Камня. Она знала, что сделает для детенышей все возможное, даже если это будет стоить ей жизни. После стольких лет сомнений в собственной вере Сликит убедилась, что вера ее крепка, а цель ясна. Именно такова ее миссия, именно для этого она здесь.

Через несколько дней схватки у Хенбейн возобновились. Сидимы-надзиратели сразу заметили это.

– Пошли! – сказали они. – Так велел Хозяин.

Хенбейн растерялась. Сликит спросила сидимов, куда они собираются вести Хенбейн.

– Служить Слову, – ответил один из них.

– К Скале Слова. На детенышей должны пасть грехи и преступления их матери, – добавил другой.

– Можно ли Сликит пойти со мной? – испуганно спросила ослабевшая Хенбейн. Живот ее сделался очень большим, казалось, его распирало изнутри.

– Еще бы она не пошла, – ответил сидим с грубым смехом.

Они отправились на юго-запад, в самую потаенную часть Верна, где бывали немногие. Даже Хенбейн ходила туда крайне редко. Вместо пещер и ходов, вымытых водой в известняке, здесь были тоннели, вырытые древними кротами. Местами подъем был крутой. Хенбейн приходилось тяжело. Иногда она задыхалась и останавливалась, жадно хватая ртом воздух, и тогда сидимы безжалостно подгоняли ее.

И хотя Сликит старалась замедлить ход всей процессии, ей это не очень-то удавалось.

Хенбейн было известно, что именно на этой скале Рун стал главой сидима при подлом пособничестве Чарлок, подруги предыдущего Хозяина. Грайки и охранники искренне верили, что их имена как верных слуг Слова будут торжественно записаны когда-нибудь на Скале Слова, но Хенбейн знала, что это место – место предательства. В конце концов они подошли к тоннелю с высоким сводом, вырубленному в известняке. Здесь все сидимы, кроме одного, и остались. Тоннель был такой узкий, что возможности развернуться и напасть на охранника не представилось. Все силы Хенбейн уходили на то, чтобы продвигаться вперед. Эта «прогулка» вполне могла ускорить рождение малышей.

Сидим, который шел сзади, остановился и сказал:

– Я дальше не пойду. Мы получили приказ убить вас, если вы попытаетесь вернуться без разрешения Хозяина. Да вразумит вас Слово. Идите.

Им ничего другого и не оставалось. Вскоре тоннель стал шире и еще выше. Они сделали поворот и оказались в зале, откуда была видна Скала Слова – мрачный утес, стоявший абсолютно вертикально, черный, но странно мерцающий в темноте.

Источником света было озеро у подножия утеса. Вода переливалась различными цветами: холодным серым, черным, темно-синим, желтым. Скала сначала казалась просто темной, но со временем, когда глаз привыкал к освещению, выглядела, скорее, черно-серой. Страшный и нескончаемый гул, похожий на далекие раскаты грома, заставлял вслушиваться в ожидании чего-то еще более страшного, являлись ли эти звуки шумом воды или ревом ветра – трудно сказать.

Рун был уже здесь, один. Он припал к земле у пещеры, откуда брал начало поток, питавший озеро.

– Пришло твое время родить детенышей, – сказал он, подозвав к себе Хенбейн.

– Они тебе не будут принадлежать! – воскликнула Хенбейн, корчась от боли.

– Они принадлежат Слову, – спокойно заметил Рун.

– Нет, мне, – возразила Хенбейн.

– Не спорь, дорогая, это тебе вредно. Иди сюда, здесь тебе будет приятнее.

Действительно, ровная площадка была удобнее, чем каменистый берег озера. Хенбейн с трудом втащила туда отяжелевшее тело и попыталась устроиться поудобнее. Сликит осматривалась в надежде найти путь к спасению.

Пещеру она отвергла сразу. Сликит никогда не приходилось видеть скалу, источающую воду, как здесь. Над их головами заостренными сосульками висели сотни тысяч сталактитов самых странных цветов. С их кончиков то и дело срывались капли воды: тут и там слышалось безостановочное плоп, плип, плюп. За много столетий здесь образовалось множество круглых коричневато-зеленых и коричневато-желтых наростов. По размеру они были больше кротов и внушали суеверный ужас. Сталагмиты влажно блестели, как живые, между ними вился ручей; казалось, что они двигаются! Зловещее впечатление усиливалось тем, что по форме наросты очень напоминали полуразложившиеся трупы кротов.

– Добро пожаловать к Скале Слова, – произнес Рун. – Здесь суждено родиться твоим детям.

Его резкий голос, неприятно усиленный эхом, в конце концов замер где-то в вышине.

– Ты кажешься испуганной, Хенбейн. И ты, Сликит. Чего вы боитесь?..

Казалось, его слова скользят между ними, чтобы их разделить. Хенбейн вздохнула. Ей было не по себе.

– Я боюсь тебя, – сказала она.

– Я боюсь Слова, – прошептала Сликит, дрожа. Это больше не было правдой, но она должна была сказать это и сразу ощутила на себе сверлящий взгляд Руна. Она пыталась все обдумать и рассчитать, потому что знала, роды у Хенбейн начались и теперь она, Сликит, должна сделать все возможное для спасения детенышей. Она в отчаянии взглянула в ту сторону, куда убегал ручей, нет ли там выхода, но увидела лишь полумрак.

– Детеныши не умрут, – проворковал Рун, будто прочитав их мысли. – Нет-нет, я приказал оставить твоих малышей в живых. Они получат особое воспитание, а потом… – Он улыбнулся.

– Что потом? – спросила Хенбейн.

– Позвольте мне теперь показать вам то, что видели очень немногие. – Он указал левой лапой в сторону пещеры. – Здесь заключена подлинная история Верна, – сказал он.

Сначала они не догадались, что он имеет в виду. У Хенбейн уже были частые схватки, она то и дело заходилась от боли. А Рун, будто ничего не замечая, говорил о каких-то пустяках. Хенбейн могла бы все же догадаться, к чему он клонит. Но чем дольше кротихи смотрели на страшные сталагмиты, тем больше крепло в них ужасное подозрение.

А Рун между тем нашептывал:

– Смотрите, смотрите на них. Вот они, бывшие Хозяева сидима. Здесь они застыли в вечной медитации. И вода сделала для них саркофаги.

Наконец стало понятно: наросты напоминали по форме кротов, потому что это и были кроты, мертвые кроты, замурованные в эту живую скалу! Здесь они умерли или погрузились в последнюю медитацию, из которой никогда не выходят. Это был склеп Хозяев, и именно это место было выбрано Руном для родов Хенбейн.

Хенбейн испустила отчаянный вопль ужаса или боли, а может быть, того и другого.

Рун небрежно указал на жутких истуканов:

– Все они здесь, и сам. Сцирпас тоже. Смотри!

Даже Хенбейн вся выгнулась в последней потуге, она не могла оторвать глаз от огромной фигуры, самой большой, видно, потому, что стояла здесь дольше других. Внизу были различимы очертания огромных лап, сросшихся с полом, длинные когти, выросшие уже после смерти! Казалось, они ждали случая вонзиться в добычу. Сликит с нарастающей паникой смотрела на мертвые фигуры, живущие какой-то таинственной жизнью. Они были влажные, а цвет их напоминал цвет темной венозной крови. Сликит перевела взгляд на головку детеныша Хенбейн, который уже готов был появиться на свет. В конце концов Хенбейн со стоном вытолкнула своего первенца.

Детеныш казался уменьшенной копией этих гигантских уродливых фигур. Он еще не дышал и был обвит пуповиной. Рун смотрел на него молча. Сликит спокойно стояла, повинуясь инстинкту, который подсказывал ей не вмешиваться.

Потом показался второй детеныш, исчез и опять показался, на этот раз уже почти весь. Вскоре он лежал мокрым слепым комочком рядом с первым. Первый вдруг судорожно вздохнул, закашлялся и запищал, слабо вторя крикам Хенбейн. Потом и второй стал подавать признаки жизни.

А капли со сталактитов все падали и падали на неподвижных кротов, замурованных в камне, мертвых и тем не менее отвратительным образом растущих.

– Само Слово говорило со мной, Хенбейн, – выкрикнул Рун, как будто обезумев от зрелища родов. – Ты носила детенышей данктонского крота, который был близок к Камню и которого любил Босвелл. Босвелл мертв, Триффан хорошо знал его, и немногие камнепоклонники, оставшиеся в кротовьем мире, тоже знали его. Я опасался могущества Камня и хотел узнать, что скажет Слово. Уид посоветовал мне уничтожить твоих детенышей, но Слово судило иначе и сделало тебя исполнительницей своей воли, убившей Уида. По крайней мере, это тебя отчасти оправдывает. А твои дети…

В этот момент Хенбейн глубоко вздохнула, закричала и попыталась вытолкнуть еще одного.

– Кричи, вырви свою боль! Эти детеныши будут воспитаны Высоким сидимом, один из них станет Хозяином после меня. Так решило Слово. Кричи, кричи, Хенбейн! Пусть твои крики будут громкими и радостными, пусть весь мир узнает, что мы даже детей Триффана сделали приверженцами Слова! Вот как могущественно Слово, вот как слаб поверженный Камень!

Рождался третий детеныш. Он оказался темнее и меньше, чем первые два, но это был нормальный, жизнеспособный кротенок.

Как только Хенбейн перестала кричать и корчиться и смогла наконец полюбоваться на своих детишек, Рун удалился. Прежде Сликит представить себе не могла такую радость и удивление в глазах Хенбейн. Она вылизывала и нежно покусывала детенышей, которых выносила и родила.

Они поскуливали, а Хенбейн им что-то нашептывала. Потом оглянулась на Сликит, свою единственную помощницу, и сказала, но не своим обычным властным тоном, а с удивлением подростка, который впервые вышел на прогулку один и вернулся, чтобы с восторгом рассказать об этом:

– Я родила их, Сликит!

Рун незаметно и тихо ушел за ожидавшими его сидимами.

Хенбейн, черпая последние силы в своей измученной душе, достойная в этот момент уважения всего мира, горячо и торопливо зашептала Сликит:

– Возьми их, Сликит, и сделай, как я тебе сказала, помоги им, спаси их…

Пока Сликит беспомощно оглядывалась вокруг, пытаясь сообразить, куда бежать, Хенбейн поняла, что Рун исчез, чтобы привести сидимов и забрать ее детей. Тогда она, с трудом волоча свое истерзанное тело, пошла за ним. Позади тянулся кровавый след. Новорожденные лежали на прежнем месте, будто принесенные в жертву Слову.

Но они не были принесены в жертву. Когда появились сидимы, Хенбейн встала в угрожающую стойку, готовая защитить своих детей от злобного крота, когда-то давшего жизнь ей самой.

– Спаси их! – крикнула она Сликит еще раз, и слова ее были подхвачены эхом. – Спаси их!

Все – и Сликит, и детеныши, и застывшие фигуры бывших Хозяев, – все ждали чего-то или кого-то… И этот кто-то был здесь.

Он пошевелился. Его мокрая блестящая спина, его рыльце, его длинные когти – все это двигалось!

Сликит смотрела на ожившую фигуру широко раскрытыми от ужаса глазами. Сидимы вопили от страха. Сликит чуть было не умерла от испуга, когда «мертвое» тело стало не только двигаться, но и открыло рот.

Мэйуид! Мэйуид, притворившийся одним из замурованных в камне бывших Хозяев! Изобретательный, неисчерпаемый на выдумки Мэйуид!

– О ошеломленная госпожа, здравствуй! Я, смиренный, появился из этой сырости, где прятался слишком долго, и теперь буду краток и перейду прямо к делу. Мы, злополучные, можем взять с собой лишь двух детенышей, поэтому решай!

– Я не знаю, я не могу… – пролепетала действительно ошеломленная Сликит.

Детеныши тем временем лезли друг на друга, бестолково тыкались один в другого своими маленькими рыльцами в поисках материнских сосков – крохотные комочки с пока еще не раскрывшимися глазками, розовыми подушечками лапок, мягкими коготками.

Сликит решилась.

– Этот и этот, – сказала она, взяла одного и указала на второго, что был поближе.

– Сюда, госпожа, – поторопил Мэйуид, указав на тень под лапами огромной фигуры, которая когда-то была Сцирпасом.

Когда Сликит побежала туда, схватив зубами за загривок одного из детенышей, Мэйуид посмотрел на второго, избранного ею. Этот был меньше и темнее, чем другие. Он не понравился Мэйуиду. Почему-то в этот миг ему представился бесконечный тоннель, не обещающий ничего хорошего, и интуиция Мэйуида, развитая сильнее, чем у любого другого крота, подсказала ему: не нужно брать этого малыша. Мэйуид лучше всех умел определять правильную дорогу. Вот и сейчас, в этот момент, он должен был выбрать наилучший путь для всего кротовьего мира!

– Да простится мне, ничтожному, если я ошибся! – проговорил Мэйуид и, оставив детеныша, выбранного Сликит, взял другого, посветлее.

Мэйуид быстро последовал за Сликит, догнал ее там, где начиналась тень, и повел в тоннель, пройдя который, они, если будет угодно Камню, выйдут к свету.

Хенбейн видела, что Сликит и Мэйуид унесли двух кротят, а если не видела, то почувствовала, потому что, испустив крик утраты, она нашла в себе силы задержать преследователей и убить на месте первого сидима, который осмелился приблизиться, а потом отшвырнуть второго. И тут наконец Хенбейн отомстила за позор своего рождения. Она всем телом навалилась на Руна. Никто не смог бы остановить ее тогда, сидимы стояли как вкопанные.

Они бесстрастно наблюдали, как Хенбейн, собрав последние силы, приволокла Руна на плато, где до сих пор лежал ее последний детеныш. Рун даже не сопротивлялся, когда она забросила его на плато, а следом забралась сама. Пока маленький черный кротенок поднимал слабенькую головку, она схватила когтями его деда и с силой ударила об одну из блестящих фигур, затем о другую и наконец добила, швырнув на самый большой нарост – на Сцирпаса.

И вот сверху упала первая капля из миллионов капель, что еще упадут, и тут же на окровавленном мехе появилось блестящее пятнышко – начало конца Руна под этим подземным дождем бессмертия.

Хенбейн отвернулась и медленно пошла к малышу, взглянула на него, а потом, не обратив никакого внимания на сидимов, устремила долгий взгляд на Скалу Слова. Она с достоинством поклонилась и вошла в священное озеро, погрузив темные тело и душу в темные воды, чтобы очиститься в их холоде.

Когда Хенбейн вылезла и отряхнулась, она подошла к детенышу. Улеглась, обвив его своим телом, и нежно подтолкнула его рыльце к соску. Умиротворенная, она наконец подняла глаза на сидимов, столпившихся вокруг.

– Каковы будут твои распоряжения, Хозяйка Слова? – спросил самый старый из них.

Она улыбнулась. Тело еще плотнее обняло единственного кротенка, который с жадностью сосал. Хенбейн еще раз оглянулась на Скалу и опять удовлетворенно улыбнулась. Это была прежняя Хенбейн. Она справилась с собой и была теперь совершенно спокойна.

– Найти и убить их.

– И детенышей?

– О да, – прошептала она, лизнув своего последнего и единственного, – именно детенышей в первую очередь. Мне нужен только один, вот этот.

Только одного я должна воспитать. Других найдите и убейте.

Несколько сидимов кинулись туда, куда убежали Мэйуид и Сликит, другие отправились к выходу; оставшимся рядом Хенбейн приказала:

– Принесите мне еду. Я останусь здесь на несколько дней, а затем вернусь в свою нору. Пусть весь Верн узнает, что Хозяин умер и теперь у них будет Хозяйка.

– Мы всех оповестим, – отозвались сидимы. – Да здравствует Хозяйка!

– Она будет здравствовать, – с победоносной улыбкой прошептала Хенбейн.

Воцарилась тишина. Слышны были лишь всхлипы падающих капель да причмокивание детеныша.

– Да здравствует Хозяйка и ее детеныш! – воодушевленно промолвили сидимы.

Скала Слова переливалась разными цветами, воды самого темного озера в кротовьем мире, казалось, нашептывали что-то своему новому сыну.