Текст книги "Проклятый меч"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Все обитатели этого поместья, столпившиеся рано утром на пороге дома, видели меня над телом покойного Элиаса Хэскилла с мечом в руках. Они также видели отпечатки моих ног на свежем снегу, идущие от порога к телу мертвого старика. Поэтому и пришли к естественному и простому выводу, который только можно было сделать при данных обстоятельствах: именно я убил старика во дворе на рассвете, когда солнце только поднималось над горизонтом. Вывод был настолько убедительным, что я сам, вероятно, пришел бы к такому, окажись на их месте. Иначе говоря, они поймали меня на месте преступления, хотя и признавали, что истинные причины убийства известны только мне.

Едва я выпустил меч из рук, как эта толпа стала робко надвигаться на меня со всех сторон, словно приближалась к опасному бешеному псу. При этом наибольший гнев демонстрировала домоправительница Абигейл, за ней ковылял старик Валентайн, потом – потрясенная Марта, а дальше все остальные: торговец Роуланд, адвокат Катберт и надменная мадам Элизабет. А с другой стороны на меня наседали привратник и этот крепкий парень с соломенными волосами, вышедший из конюшни.

Конечно, я мог бы убежать от этой толпы, но какая-то сила сковала мои ноги. Что это было? Страх? Ярость? Или я просто не мог поверить в случившееся? Скорее всего и то, и другое, и третье, но в моей голове в этот момент крутилась только одна странная мысль – это абсурд! Я ничего не сделал. И в доме этом оказался совершенно случайно. Произошла чудовищная ошибка. Достаточно пары минут, чтобы все окончательно выяснить. Кроме того, мой побег стал бы в глазах этих людей еще одним доказательством моей вины. Когда меня повели в дом, я отчаянно протестовал, доказывал, что ни в чем не виноват, но меня уже никто не слушал. Какое-то время мы стояли посреди гостиной, пока остальные по нескольку раз подходили к телу Элиаса, словно не веря своим глазам. И только Марта Хэскилл вернулась в дом с окаменевшим лицом, а Катберт и мадам Элизабет тут же изобразили на своих вытянутых лицах фальшивую скорбь. Не пожелав больше смотреть на тело покойника, я все это время оставался у камина, где меня держали подальше от входной двери. Потом в гостиную вошли слуги – домоправительница Абигейл, кухарка со своей сестрой и конюх. Иногда до меня доносились обрывки их разговора о проклятии «летающего» меча, они бросали в мою сторону косые взгляды, и я чувствовал, что их подозрения быстро обретают силу непреложного факта.

Осмотрев тело покойника, кузены завели тихий разговор, пытаясь выяснить, кто из них видел Элиаса последним. Они пошли к нему пожелать спокойной ночи уже после того, как я отправился в свою комнату на втором этаже. При этом они старательно заверяли друг друга и самих себя, что в то время Элиас был жив. Конечно, он выглядел усталым, сонливым, но был жив и дышал. Насколько я понял, они входили к нему в следующем порядке: первой была Элизабет Хэскилл, которую позвал сам хозяин дома, еще не видевший ее с момента приезда к нему в гости. За ней последовал старик Валентайн, потом Катберт, а последним к Элиасу вошел Роуланд. Послушать со стороны, так между любящими кузенами царили прекрасные отношения, не омраченные никакими подозрениями. Правда, поначалу легкие сомнения возникли в отношении Роуланда – ведь он последним входил к Элиасу, но тут вмешалась Абигейл и заявила, что вслед за ним заходила к старику, чтобы проверить, выпил ли он свою порцию снотворного. Она божилась, что в то время он был жив и здоров.

Все эти разговоры так или иначе наводили на мысль, что единственным виновником смерти старика был я. У меня даже возникло ощущение, будто все жители этого дома и родственники покойного, вне зависимости от существовавших между ними противоречий, интуитивно объединились против чужака. Я понуро повесил голову под их пристальными взглядами и посмотрел на кончики сапог. Я уже сказал, что все это время стоял у камина, в котором оставались головешки от вчерашнего огня. Казалось, от них еще исходит тепло. Из-за вчерашней суматохи никто не потрудился почистить камин и принести свежих дров, поэтому небольшое пространство перед топкой, выложенное толстыми дубовыми досками, покрывал тонкий слой сероватой золы и пепла. И вдруг мое внимание привлекли оставшиеся на нем странные отпечатки, заметно отличавшиеся от всех других. Я наклонился и внимательно рассмотрел следы чьих-то маленьких ног, похожих на детские, но по форме довольно странных. Это были отпечатки ступней с широко расставленными пальцами! Но в доме не было таких маленьких детей. Стало быть, их могла оставить только обезьяна Элиаса по кличке Грант. Выходит, глубокой ночью кто-то выпустил обезьяну из клетки. Этим ранним утром в гостиной стоял холод, но это было ничто по сравнению с леденящим душу страхом, поселившимся в моей душе.

Вскоре меня препроводили в спальню Элиаса и оставили там под присмотром конюха Эндрю. Некоторое время спустя привратник, его лопоухий сын, а также Катберт и Роуланд принесли сюда окоченевшее тело старика и поместили на широкую кровать. Естественное место для хозяина дома, однако они, по всей видимости, сделали это еще и для того, чтобы я призадумался над тем, что, по их мнению, натворил. При этом все бросали на меня враждебные взгляды, за исключением мальчика Дэйви, глазевшего с откровенным любопытством. По всей вероятности, он впервые в жизни видел перед собой предполагаемого убийцу.

Когда они ушли, я наконец получил возможность более внимательно осмотреть тело покойника, однако ничего интересного не обнаружил. У него на лбу зияла огромная рана, от которой он, видимо, и умер. От такой глубокой раны должно быть обильное кровотечение, но на снегу я обнаружил лишь несколько пятен.

Разумеется, Эндрю, Элиас и я были не единственными обитателями затхлой комнаты. Я не забыл о существовании Гранта, хотя самец тихо сидел в своей клетке в дальнем углу, и только запах напоминал о его существовании. Едва тело хозяина положили на кровать, Грант вышел из клетки, подошел к покойнику и схватил его за руку. Правда, на этом все и закончилось. Животное не кричало, не скулило и даже не пыталось взобраться на кровать. Я понимал, что все побаивались этого странного существа и были рады, когда Грант вернулся в свою клетку. И только меня радовало его присутствие. Напряженное молчание Гранта казалось мне более приличествующим смерти Элиаса, чем лицемерная болтовня кузенов Хэскилл.

Конечно, я не являлся заключенным в буквальном смысле этого слова, но и гостем отныне тоже не считался. Вскоре в комнату вошла Марта в сопровождении вездесущей домоправительницы Абигейл. Они принесли мне немного еды и эля, а Марта тихо сообщила, что, как только дорога в Кембридж станет проходимой, они вызовут в Иклтон коронера или полицейского судью, которые и займутся этим делом. Она все время плакала, изредка поглядывая на тело мертвого дядюшки, а Абигейл с равным неудовольствием смотрела то на меня, то на покойника. По случаю траура она облачилась в длинное черное платье. Я пытался найти в глазах Марты подтверждение своей невиновности в этой трагической смерти, но ничего утешительного не обнаружил. Она избегала моего взгляда, что крайне огорчало меня, поскольку до прибытия судьи или коронера могут пройти еще целые сутки, и все это время мне придется общаться с этими людьми. Конечно, я знал, что ни в чем не виноват, но у остальных обитателей дома, не исключая Марту, имелись на этот счет весьма серьезные сомнения. Более того, я прекрасно понимал, что даже невиновного человека могут обвинить во всех смертных грехах, осудить и…

Да, мне с самого начала требовалось помнить, что иногда осуждают совершенно невинных, и быть осторожным в своих поступках. Более того, меня уже заперли в этой комнате на основании ложных обвинений, и, зная, какие трагедии происходят в этом мире, я не мог избавиться от ощущения, что для меня все может закончиться весьма печально. Если коронер или судья отнесутся ко мне враждебно или проявят нередкую для людей их круга некомпетентность, то меня ничего хорошего не ожидает. Тем более в этом странном доме ко мне с самого начала относились с нескрываемым подозрением, за исключением, может быть, Марты и самого Элиаса Хэскилла. И вот теперь один мертв, а другая считает, что именно я приложил руку к смерти ее любимого дяди. Что же до остальных, то они либо местные жители, либо родственники покойного и не считают нужным прислушиваться к мнению какого-то заезжего актера. Естественно, они отнесутся ко мне с подозрением даже в том случае, если обстоятельства будут на моей стороне.

Таким образом, желая сохранить себе жизнь, я должен сам позаботиться о своем спасении. Именно поэтому я напряг свои умственные способности в поисках выхода из этого положения. Мне пришлось снова вспомнить все детали происшествия, начиная с того момента, когда я впервые обнаружил тело Элиаса. Затем я прокрутил в сознании обстоятельства своей беспокойной ночи в маленькой комнатушке на втором этаже, когда проснулся от странного шума во дворе, сопровождавшегося скрипом снега под ногами какого-то человека. Конечно, я только мельком заметил застывшую перед домом фигуру, но это, несомненно, был Элиас. Зачем старик вышел во двор? Ведь он должен был принять изрядную дозу снотворного. Возможно, он не стал пить снадобье или средство оказалось неэффективным. И все же это не объясняет его присутствия на заснеженном дворе в такую холодную ночь.

Конечно, я исходил из предположения, что старик прикован к постели, но на самом деле мне об этом никто не говорил. По тому, как крепко он держал свой меч или так же крепко схватил за руку племянницу, можно было сделать вывод, что Элиас все еще обладал изрядной физической силой. Стало быть, вполне мог встать с кровати и выбраться из дома во двор. А с другой стороны, его ранили в голову. Причем рана была большой и глубокой. Выходит, он не мог быть ранен во дворе, поскольку на снегу не осталось абсолютно никаких следов борьбы или просто присутствия постороннего человека. Кроме того, на снегу должно быть гораздо больше крови, хотя она вполне могла впитаться. Итак, мог ли Элиас самостоятельно выйти во двор с такой смертельной раной на голове? И вообще, способен ли старый человек сделать хоть несколько шагов в таком состоянии? Из рассказов своего приятеля из Королевской труппы, который много лет назад принимал участие в войне с Голландией, я знал, что раненые в запале сражения совершали неслыханные поступки и проявляли редкую живучесть, после чего падали замертво. Значит, можно предположить, что старик Элиас выскочил во двор, убегая от своего преследователя. Но тот почему-то не последовал за ним, поскольку на снегу не осталось других следов (кроме моих собственных).

Но кто-то все же находился в прихожей в то время. У меня не было на этот счет никаких сомнений, ведь, спустившись вниз, я подошел к парадной двери и увидел, что она заперта на засов. Значит, кто-то запер дверь на засов уже после того, как Элиас вышел во двор. Может быть, это сделала Абигейл или Марта, которая решила проверить входную дверь и при этом не знала, что в это время во дворе лежит тело умирающего или уже умершего на снегу Элиаса?

Или события развивались по другому, более вероятному сценарию? Может, человек, причастный к смерти старика Элиаса, стоял на пороге и ждал, пока тот умрет? А убедившись, что хозяин дома скончался, запер дверь на засов? Конечно, оставить на снегу умирающего человека крайне глупо, но как можно убрать тело, не оставив при этом своих следов на снегу? Возможно, убийца, кто бы им ни был, рассчитывал, что смерть Элиаса воспримут как несчастный случай. И это действительно могли счесть нелепой случайностью, если бы не проклятый меч и пятна крови. Зимой на улицах Лондона замерзает огромное количество мужчин, женщин и даже детей, так почему в глухом уголке Кембриджшира все должно быть иначе?

Однако эту смерть вряд ли можно отнести к числу естественных. Как же это случилось? Я попытался еще раз представить себе ход событий.

В этом деле присутствует несколько сверхъестественных факторов. Хранившийся в доме меч прочно связан с легендой, будто он может летать по воздуху и по своему усмотрению поражать противника. Кроме того, все постоянно твердили о его удивительной способности приносить несчастье всем своим владельцам. Из этого можно сделать совершенно невероятное предположение, что меч сорвался с крючков на стене и нанес Элиасу смертельную рану. Что это, божественное или дьявольское вмешательство? Нет, скорее похоже на религиозное суеверие (выражаясь словами Катберта), и только так я могу ответить на это. Еще одна безумная мысль, посетившая меня в этот момент, заключалась в том, что старик Элиас сам нанес себе смертельную рану, а потом зачем-то поплелся во двор. Оставалось допустить еще более безумную идею, будто к смерти старика каким-то странным образом причастна обезьяна Грант. Этот самец какое-то время действительно находился в гостиной на исходе ночи. В этом у меня не было никаких сомнений, поскольку его следы я обнаружил на полу перед камином. Вполне вероятно, Грант видел убийцу своего хозяина и стал невольным свидетелем последних минут его жизни. Разумеется, сам Грант не может ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Впрочем, выражаясь точнее, никто не смог бы правильно интерпретировать его нечленораздельные звуки.

Нет, слишком туманно для ясного понимания.

Оставив глупые предположения о летающих мечах и говорящих обезьянах, я с горечью констатировал, что это убийство было делом рук человеческих и указующий перст направлен только на одного из них – Н. Ревилла. Но это был не я, не человек, сидящий в данный момент на крышке сундука в спальне покойного. Так кто же тогда? Кто имел хоть какие-то основания покончить с Элиасом Хэскиллом? Ответ очевиден: любой из потенциальных наследников, расстроенных его игрой и надеющихся поскорее прибрать к рукам предполагаемое богатство.

Так, еще раз надо прояснить сложившуюся ситуацию.

Я встал с сундука, чтобы немного размять ноги. Эндрю тут же лениво шевельнулся у двери, но я не обратил на него никакого внимания. Потянувшись, я медленно направился в дальний угол, где находилась клетка с обезьяной. Откровенно говоря, слово «клетка» здесь было неуместным, поскольку Грант мог спокойно входить и выходить из своего пристанища в любое время. На дверце не было никакой защелки или крючка, с помощью которого удалось бы ее запереть. Самец сидел в углу клетки, согнувшись и понуро повесив голову. И только легкое подрагивание бровей свидетельствовало, что он не спит. В этот момент меня неожиданно поразила мысль, что это существо скорбит о смерти Элиаса гораздо более искренне, чем остальные обитатели этого дома, за исключением, разумеется, его племянницы Марты. Однако Грант все же не забыл своих старых привычек – на полу в глубине клетки я заметил какой-то блестящий предмет. Осторожно открыв дверцу, я протянул внутрь руку, но злобный оскал и глухое рычание животного заставили меня быстро убрать ее. Тем не менее я успел хорошо разглядеть этот предмет и, отойдя от клетки Гранта, стал расхаживать по комнате, чем изрядно встревожил сидевшего у двери Эндрю.

Но я не просто мерил комнату шагами, а внимательно осматривал ее, стараясь обнаружить хотя бы малейшие признаки борьбы или соответствующего ей беспорядка. К сожалению, ничего подозрительного я не заметил. Возможно, мебель немного передвинули, но поскольку комнату переполняло множество вещей, определить это было практически невозможно. Не обнаружил я и каких бы то ни было следов крови, хотя старый и изрядно потертый пол почему-то покрывала солома, причем в некоторых местах совсем свежая, – вероятно, чтобы устранить приторный запах смерти. Я посмотрел туда, где над камином совсем недавно висел меч. Металлические крючки пустовали, хотя на стене остался след от клинка, отпечатанный на пыльной поверхности. Должно быть, он много лет висел здесь, но сейчас, в отличие от тела хозяина, так и не занял свое почетное место.

Я вспомнил, как держал его в руке и пристально вглядывался в странные надписи на обеих сторонах клинка. Они были сделаны на латыни и с трудом прочитывались после стольких лет и сражений, оставивших на нем свои отметины. Однако я неплохо знал латынь, за что до сих пор благодарен отцу, пастору приходской церкви, который настойчиво убеждал меня учить этот язык (нередко с помощью ремня). К тому же у меня острый глаз, хотя поначалу я не придал этим надписям никакого значения. Сейчас я довольно точно вспомнил их, как будто они были у меня перед глазами. Первая говорила о человеке, который ложью убивал свою честь, а на другой стороне лезвия была совершенно иная цитата о том, что Бог любит щедрого дарителя, а скупого все презирают. Кто же явился в данном случае тем самым скупым человеком, которого все презирали? Может, Элиас Хэскилл, накопивший немало богатства за свою жизнь, а потом устроивший хитроумную игру со своими наследниками? Мне стало интересно, кому предназначались эти слова – человеку, завладевшему этим мечом, или тому несчастному, которого он поразил своим острием?

И тут мне вспомнилась еще одна любопытная деталь, имеющая непосредственное отношение к клинку. Он был слегка поврежден. Одна часть его крестовины, выполненной в виде собачьей головы с разинутой пастью, оказалась разбита. Сейчас, конечно, эти воспоминания можно было отнести на счет суматошного вчерашнего вечера, но я абсолютно не сомневался, что тогда крестовина была целой и невредимой. Стало быть, отколоться эта часть собачьей головы могла только ночью. И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что сам меч обнаружили неподалеку от тела Элиаса. Но тогда каким образом фрагмент в виде собачьей головы попал в клетку обезьяны?

В этот момент позади послышался шум, а затем кто-то прикоснулся к моему колену. К счастью, я был готов к этому и не упал в обморок от неожиданности. Грант стоял, упираясь в пол своими длинными передними лапами, и смотрел на меня в странном ожидании. Я заметил, что Эндрю внимательно следит за нами. А Грант, убедившись в моем внимании, стал неистово подпрыгивать, размахивая лапами и издавать непонятные звуки.

Что он хотел сообщить мне? Я стоял перед камином, уже остывшим к этому времени. Возможно, животное разгневалось из-за того, что я невольно занял его любимое место. Но это было не так. Он пытался мне что-то сказать. Я оглянулся и увидел над камином большую букву «Х». А с обеих сторон от нее два гобелена. Боже мой! Я понял, в чем тут дело. Вернее, решил, что понял. На одном из гобеленов была изображена Юдифь с отсеченной головой Олоферна. Весьма кровавая история: прекрасная вдова с помощью хитроумной уловки пробралась в лагерь одного из военачальников вавилонского царя Навуходоносора, застала его врасплох и отрезала голову. На гобелене одной рукой эта женщина держит за волосы отрезанную голову, а другой поднимает меч, окропленный свежей кровью. На голове Юдифи шапочка такого же кроваво-красного цвета. Именно на это изображение и указывал мне Грант. Значит, кто-то убил его хозяина примерно так, как изображено на старом гобелене. Конечно, Элиасу не отрубили голову, а ударили по ней клинком. Беда заключалась в том, что Грант не мог сообщить мне больше, чем я уже знал. И все же не верьте тем, кто считает обезьян глупыми или совершенно бесчувственными существами.

И вдруг меня осенила еще одна идея. Что, если…

Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошла Марта Хэскилл. На этот раз она открыто посмотрела мне прямо в глаза.

– Все в порядке, Николас.

– В порядке? Что именно?

– Вас видели.

Она жестом отпустила стоявшего у двери Эндрю, и тот, глупо ухмыльнувшись, выскользнул из комнаты.

– До того как вас увидели над телом моего дяди… – Она судорожно сглотнула, но снова взяла себя в руки. – Люди видели, как вы выходили из дома.

– Ничего не понимаю.

Она быстро объяснила суть дела. Мне крупно повезло, что в тот момент, когда я решился осмотреть тело лежавшего на снегу человека, сын привратника Дэйви Парсонс, тот самый мальчик с ушами в форме кувшинов, выглянул из небольшого окошка во двор. Он видел, как я поднял меч, а потом бросил его в снег, когда на пороге появились люди. После этого Дэйви направился не к отцу, который снова отвесил бы ему подзатыльник или пнул под зад, а к сестре на кухню, а та тут же сообщила об этом своей госпоже. Сейчас я мог лишь предположить, что парень оказал мне услугу в благодарность за то, что я не позволил отцу наказать его вчера вечером. Или же поступил совершенно бескорыстно, обладая врожденным чувством справедливости. Как бы то ни было, но его показания в конце концов дошли до Марты, а она передала их Катберту Хэскиллу и другим кузенам. В конечном итоге это позволило снять с меня подозрения в убийстве. При этом Дэйви особо подчеркнул, что я заплакал над телом мертвого Элиаса Хэскилла. Он божился, что видел слезы на моих щеках. Возможно, просто не выносил слез. Я действительно вытирал глаза, увлажнившиеся от холодного зимнего ветра, но сейчас позволил себе предположить, что это могло произойти из-за жалости к несчастному старику Элиасу.

Марта добавила, что, помимо всего прочего, имелась еще одна причина освободить меня из заточения. В споре о смерти Элиаса победили холодные головы. Хотя поначалу моя вина всем казалась достаточно убедительной, тем более меня видели над телом хозяина дома с мечом в руках, через некоторое время кузены Элиаса пришли к выводу, что на самом деле у меня не было серьезных причин для его убийства. Точнее сказать, вообще не было никаких причин. Я совершенно посторонний человек в этом доме, мне безразлично, жив старик или нет, и самое главное – я не могу рассчитывать хотя бы на маленькую часть его наследства. Все эти факты в сочетании с показаниями ушастого парня явились достаточным основанием, чтобы выпустить меня из этой комнаты.

– Николас, вам следует как можно скорее уехать отсюда, – посоветовала Марта. – Не стоит дожидаться здесь прибытия мистера Фортескью.

– Мистера Фортескью?

– Это полицейский судья из Кембриджа.

– Значит, дорога на Кембридж свободна?

– Да, по ней уже можно ехать. Наш привратник Парсонс отправился за судьей. Даже если вы не успеете добраться до самого Кембриджа, то сможете остановиться в придорожной гостинице. Займитесь собственными делами. Уезжайте сейчас же и навестите своего Мэскилла.

Я совсем забыл о семействе Мэскилл, как, впрочем, и о том, что заблудился в этой глухомани и попал по чужому адресу.

– Николас, если вы не уедете сейчас же, то застрянете в нашем доме еще надолго.

– Марта, вы действительно хотите, чтобы я уехал?

– Это наше семейное дело.

– А разве я не нужен вам в качестве свидетеля?

– Вы же сами сказали, что ничего не знаете.

– Это было раньше, а сейчас я все знаю.

– Что именно?

– Знаю, кто убил вашего дядю.

Она продолжала было настаивать на своем, но я все же убедил ее собрать кузенов в гостиной, чтобы я мог объяснить им свои соображения по поводу убийства. При этом я намекнул, что той ночью видел кое-что интересное из своего окна, способное пролить свет на обстоятельства гибели Элиаса и разоблачить истинного убийцу. В этот момент я был абсолютно уверен в своей правоте и не скрывал этого. Но у меня имелась еще пара хороших идей, которые я хотел проверить, используя свое мастерство актера, готовящегося к новой сцене.

В этом был определенный риск. Однако мне казалось, что этот дом остался в долгу передо мной, заточив в комнате по ложному обвинению. Указующий перст направили на меня, а теперь я хотел направить его… на кое-кого другого. Кроме того, я всегда наслаждался моментом, когда в конце истории разоблачали злодея. Так, например, кончалась пьеса «Гамлет». И отчасти благодаря «Гамлету» я понял, как произошло это странное убийство.

Мне казалось, я долго сидел в заточении, хотя на самом деле прошло лишь несколько часов. Меня заперли в комнате Элиаса на рассвете, а сейчас время приближалось к полудню. В ярких лучах солнца, проникающих в гостиную сквозь узкое окно, весело выплясывали пылинки, а снег во дворе превращался в мокрую слякоть. На большом обеденном столе, покрытом толстым одеялом, лежал злосчастный меч, выставленный, вероятно, к прибытию полицейского судьи. Стараясь не прикасаться к нему, я внимательно посмотрел на клинок и еще раз убедился, что часть крестовины повреждена.

Когда в гостиной по просьбе Марты собрались представители рода Хэскилл, на их лицах застыла смесь негодования и любопытства. Она сказала им, что я намерен раскрыть некоторые обстоятельства смерти Элиаса. В гостиной появилась даже обезьяна Грант, хотя чуть позже домоправительница Абигейл загнала ее пинками обратно в клетку. Откровенно говоря, я сожалел об этом, поскольку видел в обезьянке своего союзника. Между тем Катберт смотрел на меня строгим взглядом профессионального адвоката, Роуланд был погружен в размышления о судьбах мира, старик Валентайн недовольно сверкал стеклами очков, а мадам Элизабет брезгливо принюхивалась. Казалось, ничто не объединяет этих людей, кроме их длинных носов и взаимной неприязни. Марта удалилась в дальний конец гостиной, а Абигейл позаботилась насчет вина и эля. Меч по-прежнему лежал на столе как главный приз этого празднества. Думаю, никто в гостиной не хотел даже прикасаться к оружию, будто на нем лежала печать вины. В противном случае его давно бы уже убрали.

– Господин Ревилл, – обратился ко мне Катберт с видом истинного знатока закона, – если вы хотите нам что-то сказать, то лучше приберегите это до приезда полицейского судьи.

– Согласен, – сразу же поддержал его Роуланд. – Мы должны подождать представителей власти.

– К тому времени следы могут исчезнуть, – возразил я, заставив их умолкнуть, хотя на самом деле понятия не имел, о чем собираюсь поведать. Однако по виду этих людей, рассевшихся вокруг стола и нервно ерзавших на стульях, я понял, что они с нетерпением ожидают от меня чудесного решения этой таинственной загадки. Все, за исключением одного человека, как мне тогда показалось.

Я начал издалека:

– Я знаю, как был убит Элиас Хэскилл. Каждый из вас входил к нему в комнату вчера вечером, чтобы пожелать спокойной ночи и…

– Да, – бесцеремонно прервала меня мадам Элизабет. – И мой дорогой кузен был жив, когда я вышла из его комнаты.

– Он был жив, даже когда вы все попрощались с ним, – уточнил я. – Нам известно об этом, потому что Абигейл последней заходила к нему в спальню, и в то время хозяин дома мирно погружался в сон.

Краешком глаза я заметил, как в самом конце гостиной домоправительница энергично закивала.

– Однако, – спокойно продолжил я, – никто из присутствующих так до сих пор и не доказал, что не входил в спальню Элиаса позже.

– Зачем нам это? – всполошился Катберт. – Будьте осторожны, Ревилл. Закон предусматривает строгое наказание для тех, кто выдвигает ложные обвинения.

– Я пока еще никого не обвинил, – ответил я, чувствуя легкое беспокойство и пытаясь справиться с ним, – но доводы разума подсказывают, что кто-то из кузенов имел самые серьезные мотивы для скорейшего устранения старика Элиаса. Во всяком случае, гораздо более серьезные, чем у актера, совершенно случайно попавшего в этот дом.

– Случайно? – удивилась мадам Элизабет. – А я думала, молодой человек, что вы приехали сюда по приглашению.

– Сейчас это не имеет отношения к делу. Не знаю, что послужило главной причиной – злоба, отчаяние, алчность или все это, вместе взятое, – но один из присутствующих здесь напал на Элиаса с мечом, с тем самым клинком, который лежит перед вами на столе. Элиас получил смертельную рану и, возможно, мгновенно умер. А потом этот… персонаж… решил, что будет лучше, если тело обнаружат во дворе, возможно, на некотором расстоянии от дома.

– О да, господин Ревилл, – вмешался Роуланд, даже не дав себе труда скрыть презрительную усмешку. – Ну и как же он это сделал? Может, покойник сам туда вышел? Вы помните, следы на снегу принадлежали только одному человеку и вели в одном направлении. Если, конечно, не брать во внимание отпечатки ваших ног. Мы видели их сегодня утром собственными глазами.

– Правильно, но это произошло, потому что Элиаса вынесли во двор уже мертвым. Выглянув из окна поздно ночью, я увидел, что перед входом стоит очень высокий человек, намного выше любого из присутствующих здесь. А дело в том, что кто-то вынес Элиаса на спине. Будучи и без того высоким, с телом на плечах он, естественно, казался еще выше.

Его вынесли так же, как святой Христофор переносил на плечах через реку младенца Христа. Именно к этому изображению на гобелене пытался привлечь мое внимание Грант, а не к Юдифи с отсеченной головой Олоферна. Человек, переносящий на плечах младенца, – именно эту сцену видела обезьяна, сидя у камина прошлой ночью. Она видела, как мертвого хозяина выволокли в снежную ночь. Когда входная дверь открылась, в гостиную ворвался свежий ветер и развеял золу из камина по всему полу, покрыв его тонким слоем. Именно поэтому Грант наследил там своими лапами. При этом он громко кричал, и эти звуки я слышал в своей маленькой комнатушке на втором этаже.

– Но там была только одна пара следов, ведущих из дома, – напомнил мне Валентайн.

Этот джентльмен был, конечно же, стар, но при этом еще не выжил из ума.

– Да, и я понял, как это было сделано, – спокойно отреагировал я. – С помощью «Гамлета».

Сейчас все внимание было приковано ко мне, хотя некоторые из присутствующих явно считали меня сумасшедшим, как и самого принца Гамлета.

– По-моему, это вы, – кивнул я в сторону Роуланда Хэскилла, – сказали вчера вечером, что видели пьесу господина Шекспира об этом безумном датчанине. Вы сказали, что там было слишком много глупой болтовни о каких-то ястребах, ножах и морских крабах, на фоне которых разворачивалось действие.

– Да, я помню, – подтвердил Роуланд, – но какое это имеет отношение к смерти нашего кузена?

– Самое непосредственное, – улыбнулся я. – Потому что человек, выносивший тело мертвого хозяина дома, сделал лишь несколько шагов от крыльца, а потом бросил его на снег. Это расстояние ему показалось вполне достаточным, чтобы добиться нужного эффекта.

– Какого эффекта? – удивилась Марта.

– Чтобы создать впечатление, будто Элиас был совершенно один во время кончины. Чтобы все подумали, что он пал жертвой сверхъестественных способностей этого клинка, или, если хотите, вмешательства божественных или дьявольских сил.

Я сделал многозначительную паузу, дожидаясь возражений, но никто из сидевших за столом не проронил ни слова.