Текст книги "Смерть от воды"

Автор книги: Торкиль Дамхауг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Еще раз он ослабляет ремень и отбрасывает шкурку в кусты. Слышит приближающиеся голоса и прячется между горкой и качелями. Неудивительно, что кто-то пришел после всех этих криков. Но люди проходят мимо, спускаются по лестнице. Он крадется к калитке, открывает. На ней висит шнурок, наверняка от кенгурушки. Он просовывает руку в кусты, вытаскивает липкую шкурку. Обвязывает вокруг шеи шнурок, забирает с собой. «Ты знаешь прекрасно, куда ты ее несешь, – шепчет кто-то ему в ухо. – На чью, на хрен, дверь ты ее повесишь!»

Выполнив предписание, он немного успокоился. Он снова возвращается на детскую площадку. Садится на качели. Он слишком большой и тяжелый, опоры трясутся, и его покой ненадежен, потому что внизу живота еще посасывает и никак не перестает. Желтый флаг подняли на пляже, еще когда они с Даниэлем оттуда уходили ранним вечером. Наверняка он до сих пор поднят.

– Так и будет, – бормочет он, – больше не просто средняя опасность.

Беззвучно он запирается в номере. В гостиной горит свет. Трульс, наверное, проснулся и включил. Он лег на диван вместе с Нини. Одеяло сползло с них и лежит наполовину на полу. Йо стоит и смотрит на спящие тельца. Трульс будет по нему скучать. «Ты нужен Трульсу, Йо». Мать будет стыдиться и рыдать. И страшно себя жалеть. Нини еще слишком мала, чтобы что-то понять. Только Трульс будет по нему скучать. Он поднимает одеяло и укрывает брата с сестрой.

Вся нижняя сторона руки измазана зеленой грязью, замечает он, смешанной с кровавыми клочьями. Крадется в ванную и смывает все с себя. В спальне тихо. Матери надо проспаться. Арне еще не пришел. Вот что он может сделать – пойти в бар. Найти Арне, он там зависает с тощей бабой и другим мужиком. Подойти, стянуть что-нибудь со стола: нож, штопор. Воткнуть ему в горло сбоку, чтобы он пропорол все, что там есть внутри, и кровь польется, как из садового шланга, из глотки гребаного Арне. Трясти мать, чтобы она проснулась. Бросить ее в такси вместе с Трульсом, Нини, отправиться в аэропорт. «Мы уезжаем, мамаша, больше не вернемся, поняла?» А Арне останется лежать на полу в баре и истекать кровью. В самолете она не выпьет ни капли, и когда они вернутся домой – тоже. Она будет собирать им еду в школу и садик, провожать Трульса и Нини, потом ездить на работу, потому что шеф позвонит из больницы и скажет, что хочет, чтобы она вернулась. Она больше никогда не будет лежать весь день в постели, и, когда они будут возвращаться, она будет дома, будет пахнуть жареным мясом и свежеиспеченным хлебом, а она будет стоять на лестнице и улыбаться возвращающемуся из школы Йо. «Теперь все будет так, мама. Теперь сука Арне ушел раз и навсегда».

На холодильнике он находит конверт, разрывает пополам. Достает один из Нининых цветных карандашей, светло-зеленый. Написать что-нибудь. «Ненавижу вас» – можно так начать, но так не выходит. Когда он заканчивает писать, на бумаге остаются только два слова: «Забудьте меня».

С вершины лестницы прибой похож на огромных котят, лижущих молоко. На нижней ступеньке он снимает кроссовки, идет босиком по песку. Теперь он прохладный. Проходит немного в стороне от шезлонгов. Краем глаза отмечает, будто там кто-то сидит, но он не хочет приглядываться. Он подходит туда, где бурлящая вода поднимается и снова отступает назад. Идет вдоль пенистого края. Здесь песок твердый и почти не проседает под ногами. Продолжает идти до середины пляжа, места, где он представлял себя несколько дней назад, без задней мысли. Плыть вперед. Мимо буйков. Все дальше в черной теплой воде. В сторону Африки. Он никогда до нее не доплывет. Устанет. Может, испугается, но больше устанет. Плыть, пока есть силы. Тогда теплое и темное сомкнется над ним… Вдруг ему стало легко. Он даже больше не злится. Только радуется. Его исчезновение заставит мать протрезветь. Уйти от этого гребаного Арне. Трульсу и Нини будет лучше. И для этого он сейчас отправится в заплыв. Ильва никогда не узнает, что это из-за нее. А может, поймет, когда вернется домой и увидит, что́ висит у нее на двери.

Он стаскивает с себя брюки и трусы, оставляя только желтую футболку. Записку с кухни он пихает за язычок кроссовки.

Он стоит ровно там, где разворачивается прибой. Вокруг его пальцев кипит пена, с шипением лопаются маленькие пузырьки. «Волны не приносят ничего, – думает он, – они приходят, чтобы забрать». Он с плеском бредет по воде.

– Хэй, Джо!

Он стоит не оборачиваясь. Пытается думать, что ему показалось. Понимает, что нет. Понимает, что на песке за его спиной стоит Куртка.

– Не поздно для купания?

Никто не может его остановить. Задержать может, но не остановить. Он пообещал. Не знает только кому. Может, тому, кто стоит в темноте и колотит кувалдой. Никто не может заставить его нарушить обещание.

Он наполовину оборачивается. На Куртке все та же темная одежда. Волосы выглядят сальными и нечесаными. В одной руке он держит сигарету. В другой – кроссовку Йо и записку.

– Ночь будет долгой, Джо, – говорит Куртка, не проявляя никакого видимого беспокойства. – У тебя впереди еще много времени. – Он прикуривает и протягивает ему сигарету. – Пойдем посидишь со мной немного. Я не успокоюсь, пока ты не расскажешь, как у тебя дела с Ильвой Рихтер.

* * *

Дорогая Лисс.

Если ты получила это письмо, значит меня больше нет. Я сижу и смотрю, как пыль медленно опускается в лучах серого света из окна, а снаружи кружатся на ветру осенние листья и снова опускаются на снег. Даже сейчас эта мысль кажется странной. Больше не быть. Это решение не было принято в последнюю секунду; оно жило во мне много лет, и вот я его снова вытащил на свет. От твоих действий зависит, пошлю ли я тебе письмо или сожгу его в камине и поживу еще немного. Я не буду тебе звонить, и пальцем не пошевелю, чтобы на тебя повлиять. Небольшое облегчение, которое сейчас приходит, рождается от мысли, что все происходящее не в моих, а в твоих руках. И с этим облегчением связана еще одна мысль: если ты получишь это письмо, ты узнаешь, что тогда произошло.

Я впервые увидел его в самолете. Он шел по проходу в туалет. Я поднял глаза от книги, единственной, которую взял с собой. Его взгляд обжег меня, но не думаю, что он меня видел. Я все еще помню строчки, которые читал и перечитывал там, у иллюминатора:

 
Кто он третий идущий всегда с тобой?
Посчитаю так нас двое ты да я
Но взгляну вперед по заснеженной дороге
Там он третий движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном
И не знаю мужчина ли женщина
– Кто ж он бок о бок с тобой? [2]2
  Отрывок из поэмы Т. С. Элиота «Бесплодная земля» (перевод А. Сергеева).


[Закрыть]
 

Я мог бы многое написать о Йо и Куртке. Я мог бы рассказать в деталях о первых встречах в Макригиалосе той осенью. Как не дал ему утопиться. Как он спас меня. Не потому, что мне нужно исповедаться, Лисс, но потому, что для меня много значит, чтобы ты поняла, за что меня осуждаешь…

Часть I
Ноябрь – декабрь 2008 года

1

Пятница; 28 ноября

Смыть косметику. Полосы розовой кожи на лице проступают в резком свете. Фотограф настоял, чтобы она закрылась этой толстой белой маской. Он что-то хотел показать. Что-то замершее, в контрасте с почти обнаженным телом.

Она ослабила застежку, волосы упали на спину. Они казались темнее обычного, но все равно рыжеватые. Какое-то время она сидела и рассматривала себя в зеркале. Изгиб лба, брови, которые она оставила очень густыми, широко посаженные глаза. Это всегда выглядело странно, но многим фотографам, очевидно, нравилось. А Вим, с которым она работала в этот день, утверждал со смешком, что в этом было что-то эльфийское.Она стала водить щеткой по волосам, медленно, следуя волнам, щетка застряла на колтуне, у корней волос заболело, когда она его вырвала, укус, напомнивший, что она не может быть долго в этом отстраненном состоянии. Времени было больше одиннадцати. Часть ее ощущала потребность заползти в темную нору, проспать пару суток, а то и дольше. Но пульс был слишком быстрым и четким.

На зеркальной полочке вибрировал мобильник. Она проверила номер: незнакомый, – отложила телефон, продолжила причесываться. Ей никогда не нравились эти жесткие упрямые волосы, доставшиеся ей, очевидно, от бабушки. «Языки пламени», – говорил Зако, когда был в мелодраматическом духе. А на фоне светлой стены или неба они светились и привлекали взгляды, которым потом приходилось вбирать в себя и лицо с зеленоватыми глазами, посаженными слишком широко, словно она косила. Она выпрямила спину, и в зеркале показалась грудь. Она была слишком маленькой, но Зако настаивал, чтобы она ее не увеличивала, не сейчас хотя бы: она очень вписывалась в образ юной девушки.Будто из романа Джейн Остин, говорил он. Зако никогда не читал Джейн Остин. Она тоже не читала, по правде говоря.

Мобильник снова завибрировал. Сообщение от Рикке: «Лисс, мы сидим в кафе „Альто“. Крутая музычка. Зако интересуется тобой».

Сквозь Лисс пронеслась молниеносная ярость. Он начал слать ей эсэмэски через Рикке. Неужели до сих пор думает, будто она не знает, что они спят вместе? Рикке выдала себя однажды утром чуть больше недели назад. Она читала Рикке, как книгу. Читала большинство людей. Взгляд Рикке двигался в то утро по-другому. Смех был на тон выше, чем обычно. Она уронила хлебный нож на пол, когда Лисс спросила, не видела ли она больше Зако той ночью. Призналась сразу. Будто было в чем признаваться. «Ну и что», – прокомментировала Лисс, когда все было рассказано. Чего Рикке ожидала, что она будет вне себя? И когда ничего не случилось, Рикке объявила, что Лисс – ее самая лучшая подруга за всю жизнь и что она никогда больше не позволит Зако подъезжатьк ней. Но разве ей устоять? Зако провел с ней основательную работу. Скрутил ее так, что она ходила и думала только об этом целыми днями, ждала, чтобы ее снова оттрахали точно так же. Она только и мечтала о нем и совершенно измаялась. Она была у Зако в кармане. «Буквально», – подумала Лисс и зарегистрировала улыбку на ненакрашенном лице в зеркале. Она поняла все сразу, как только Рикке начала делать ему одолжения. Покупала ему кокс, если он был на бобах перед вечеринкой. Вызывала такси, когда ему нужно было ехать. Терлась своей оттопыренной задницей о его ширинку, как только подворачивался случай. Лисс тайком над ней посмеивалась. Вид Рикке в роли виляющей хвостом собачонки приносил освобождение. Наверняка потому, что она знала, что Зако никогда не заполучит в этой роли ее саму.Лисс он был не нужен, и она не боялась об этом сказать. Тогда он мог стать грубым и начать угрожать. Он мог напомнить, что за ней должок. К тому же за их с Рикке квартиру платил он. Он удерживал слишком много из фотозаработков, добытых для нее, – могла бы она на это ответить. Скоро у нее наберется достаточно связей, чтобы работать самостоятельно. Не нужно быть доктором экономических наук, чтобы сделать пару звонков и прочитать несколько контрактов. Она должна ему за кокс, мурлыкал он. «Ты что, собираешься поднять шум из-за каких-то нескольких тысяч? – хотела она знать. – Хочешь получить их прямо сейчас?» – «Блин, Лисс, угомонись», – шипел он, но уже был отправлен далеко на свою собственную территорию. Однажды утром, это было на маленькой кухне в квартире, он схватил ее за обе руки, скрутил их за спину и прижал ее к холодильнику. Было больно, у нее потом несколько дней не проходили синяки, но она смотрела ему прямо в глаза, ни капли не показывая свою боль. Он мог ее ударить, уничтожить физически за несколько минут. Но она его не боялась. Его угрозы вызывали в ней только презрение, и это выделяло ее из всех девиц, с которыми он якшался. Он был ей не нужен. А она ему была нужна. И он давно уже это смекнул, но все еще кружил вокруг в заблуждении, будто онаэтого не понимает. Он раздобыл для нее какие-то связи. Большинство были бесполезными, потому что она не собиралась работать в порнобизнесе. Всего только несколько фотографов, ему знакомых, имели другие амбиции. Она хотела их проверить. Не связывая себя. Не давая себя заманить пустыми обещаниями. Зако хотел, чтобы она покончила со своими занятиями дизайном, считал, это отнимает слишком много времени. У нее же не было в планах заканчивать учебу. У нее достаточно таланта, чтобы потом воспользоваться этим. Работа моделью – всего лишь проверка: как действует ее образ на других и почему? Во что можно превратить этот образ? Как далеко она может ускользнуть от того, чем она является или когда-то являлась?

Она порвала с Зако. Начала искать новую квартиру. Не хотела, чтобы пришлось возвращать ему долг. На худой конец, можно попросить денег дома. Конечно, не у матери, но у Майлин, которая без лишних вопросов выслала бы деньги в тот же день… Мысль о сестре затормозила ее руку со щеткой. Она сидела и стискивала ее в руках. Взгляд крепко держался за зеркало. Что-то случилось. Три дня назад. Зако в очередной раз настаивал, чтобы она занималась эскортом для бизнесменов. У него было три-четыре девицы, которые зарабатывали для него подобным образом. Он был посредником, они получали много, и он оставлял им самим большой куш. Им даже не нужно было ни с кем спать, просто шататься по приемам и ночным клубам. «С неограниченным доступом к шампанскому, коксу и лучшим ресторанам города», – заманивал Зако. Это было как раз перед тем, как Рикке взялась за дело. «Легкие деньги», – уверял он. Он говорил как продавец машин, и Лисс согнулась от хохота. Он спросил, над чем она так заливается. И тогда она намекнула, что уже решила окончательно порвать с ним. Его взгляд почернел. «Может, тебе насрать, что с тобой происходит, – зашипел он, – но у тебя есть кто-то, на кого тебе не насрать». – «Что ты имеешь в виду?» – спросила она, пытаясь скрыть внезапную неуверенность. «У тебя же есть сестра?» И тут случилось то, чего давно не случалось. Свет в комнате поменялся. Он стал ярче и в то же время вроде как отдалился. «Мне не снится?» – пронеслось у нее в голове, и в груди застучало так сильно, что ей пришлось собраться, чтобы продолжать дышать. И в то же время другая мысль: «Он не должен видеть, что со мной». Она вцепилась в край стола. Он ухмыльнулся. Ничего не сказал, только ухмыльнулся, словно демонстрируя, что теперь зацепил ее.

Она отложила щетку, натянула футболку и штаны. Зако не понимал, какого валяет дурака, втягивая ее сестру. Последняя капля. При встрече она сделает все, чтобы до него это дошло.

Она нанесла тушь легким движением, достала подводку. В эту же секунду представила себе Майлин. Она стоит перед кроватью. На ней пижама, и, хотя в комнате темно, Лисс знает, что она голубая. Волосы сестры заплетены в две длинные косички, как в детстве. Она стоит и что-то говорит.

Лисс бросила косметику на дно сумки, сняла с вешалки кожаную куртку, вышла из гардеробной. С кухни доносился голос Вима, говорившего с одним из фотографов, которые делили с ним студию. Она прокралась из студии тихо, чтобы ее никто не услышал.

Ближе к полуночи. Кафе «Альто» набито битком. Квартет на сцене в глубине тесного кабака заиграл песню «Before I met you», как объявил пианист. Лисс была с ним знакома. Он был американцем и крутил шашни с парой девчонок из ее класса по дизайну. Теперь он сидел согнувшись в полумраке и как-то озадаченно смотрел на свои руки, бегавшие по клавишам.

Рикке помахала от столика у лестницы, подвинулась на скамейке, освобождая место. Зако сидел спиной и разговаривал с каким-то типом за соседним столиком.

Когда Лисс пробралась к ним, Рикке прижалась к ней.

– Зако думает, ты его сторонишься, – сказала она ей прямо в ухо.

Лисс засмеялась. Рикке что, уже и говорит за него? Только теперь Зако обернулся. Глаза блеснули, казалось, он забавляется, но теперь она его хорошо знала. Он перегнулся через стол, взял ее за предплечье и участливо посмотрел на нее.

– До сих пор работала? – расслышала она сквозь музыку.

Зако всегда был начеку, даже пьяный. Всегда задавал вопросы, проверяя, что она делала и с кем была.

Она проголодалась. Не ела с самого завтрака. Она достала пачку «Мальборо», прикурила сигарету и откинулась к стене. Зако все еще сидел и разглядывал ее лицо, будто видел ее впервые. На сцене басист, которого Лисс тоже встречала в школе, заиграл соло. Его голова непрерывно двигалась, он ею играл. Казалось, у него между зубов леска, которой он выуживал ноты из огромного ящика.

Плотный, воняющий плесенью дым долетел до их стола, Лисс пустила его дальше к Рикке, положившей ей по-дружески голову на плечо.

– Хочу что-нибудь получше верблюжьего говна.

– Согласна. Пойдем.

Рикке пошла вперед по лестнице. Лисс почувствовала взгляд Зако в спину, куда-то чуть пониже затылка.

Они заперлись в туалете. Рикке вытащила из сумки конверт, зеркальце и трубочку. Протянула Лисс.

– Пописаю, пока ты все приготовишь, – сказала она, задрала мини-юбку, стащила колготки и пристроилась на сиденье унитаза.

Лисс выложила одну дорожку. Присобрала волосы сзади одной рукой. Рикке держала ей зеркальце. Лисс наклонилась, втянула дорожку как можно сильнее, закончив у самого декольте подруги. Еще дорожка во вторую ноздрю.

– Что бы я без тебя делала! – шмыгнула она, когда они поменялись местами.

Рикке закончила со своими двумя дорожками, прислонилась к двери кабинки и смотрела, как подтирается Лисс.

– Боже мой, Лисс, ты хоть знаешь, какая ты красивая?

Лисс нравилось, когда она так говорила, хотя понятно, что никогда она не будет красивой. Она встала, поцеловала Рикке в губы, потом надела штаны.

Зако стоял перед дверью, когда они вышли.

– Что происходит?

Он смотрел прямо на Лисс. Рикке приложила палец к губам и спустилась вниз.

– Почему ты вчера не пришла? – требовал он объяснений.

– Я разве обещала?

Он схватил ее за руку, не сильно:

– Понимаю, ты злишься из-за Рикке.

Она закатила глаза:

– С чего мне злиться? Можете трахаться сколько пожелаете. На здоровье!

Теперь он осклабился:

– Ты злишься. Я тебя знаю.

– И то и другое неверно, – констатировала она и улыбнулась в ответ, высвободившись из его хватки.

Он прижал ее к стене, посмотрел на нее сверху вниз. Зрачки были с булавочную головку и тем не менее черные. Интересно, что у него на уме?

– Я ее брошу.

– Кого?

– Я брошу Рикке.

Лисс не смогла удержать смех:

– Я и не думала, что между вами что-то было. А теперь ты вдруг ее бросаешь?

Он скорчил гримасу, видимо выражавшую комизм противоречия.

– Сорри, – сказал он.

– За что?

– Я плохо с тобой обращался. Обещаю исправиться.

Она отпрянула. Никогда раньше не слышала от Зако ничего похожего на признания. Эта гордость и привлекла ее, ему не нужно было унижаться. А теперь он вдруг решил попросить прощения. Неискренне. Но тактически также неверно.

– Это никак не связано с Рикке, – сказала она, – или с другими девчонками. Ты мне не нужен, Зако.

С этими словами в груди что-то екнуло и отозвалось в горле. Голова наполнилась пузырьками. Теперь может случиться все, что угодно. Но она сильнее.

– У нас есть договор, – сказал он спокойно, но в голосе появились нотки сдерживаемой злости.

Она этого ничуть не испугалась.

– Договор?

– Послушай, Лисс. – Он сделал небольшую паузу, наверняка чтобы произвести большее впечатление. – Все твои фотоработы раздобыл тебе я. Если хочешь, чтоб из этого что-нибудь вышло, надо иметь связи с нужными людьми. Что касается моды,Амстердам – ужасные задворки. Я знаю кучу людей в других местах. Людей, которые что-то да значат. Ты же не хочешь остановиться на Виме и Фердинанде и прочих жалких позерах-ваннаби?

– Я тебе должна только «большое спасибо», – сказала она, напирая на «большое». – Но тебе больше не надо беспокоиться за будущее. Не за мое, точно. Больше не будет бессонных ночей из-за меня.

Его взгляд посуровел.

– Квартира, – сказал он. – Ты живешь в моей квартире.

Это было неправдой. Он ее нашел, но не он был хозяином.

– Я переезжаю на следующей неделе, – выпалила она. – Нашла себе другую.

Может, он понял, что это тоже неправда. Но ее уже ничего не могло остановить. Она начала спускаться по лестнице.

– Подожди, – прошипел он ей в спину.

Она остановилась и обернулась, ей ничего не стоило послушать, что там он надумал сообщить. Он сунул руку во внутренний карман, и секунду она думала, что у него под курткой может быть оружие – нож, револьвер. Но даже эта мысль ее не напугала.

Никакого оружия в руке у него не оказалось. Она заметила фотографию и тут же поняла, что игра может обернуться против нее. Он стоял на самом верху лестницы, но она не хотела подниматься к нему, ждала, когда он сам пройдет четыре ступеньки вниз.

– Ты ее знаешь? – спросил он и наклонил фотографию так, чтобы свет от лампы на стене осветил ее.

С тех пор как Зако упомянул сестру Лисс, прошло три дня. «Наверно, он спустил дело на тормозах», – думала она потом, но от мысли о его намеках ей было не отделаться… Фотография была сделана на остановке. Майлин прислонилась к стене, она стояла и смотрела на что-то за рамкой фотографии. Снято было сбоку, с некоторого расстояния. Очевидно, она понятия не имела, что ее снимают.

Лисс схватилась за перила. Свет изменился, отступил, но стал сильнее. Будто не она здесь стояла. А раз стояла не она, могло произойти что угодно. Возможно, она задержала дыхание, потому что внизу, в легких, заболело, а в отдаленном свете замаячили черные точки. Нельзя сейчас реагировать. Так уж устроен Зако. Давил и давил и никогда не понимал, что заходит слишком далеко. Ее это не пугало. Она рассчитывала на все. Но только не на то, что он заставит кого-нибудь навестить Майлин. Ее тут же затошнило. Не ела весь день. Надо поесть. Надо приземлиться. Убраться отсюда.

– Откуда у тебя эта фотка?

Он уже не улыбался.

– Зачем ты мне ее показываешь? – продолжала она как можно более сдержанно. – Думаешь, это что-то изменит?

Он снова внимательно вгляделся в ее лицо. Если бы она еще немного постояла, он мог бы впервые умудриться полностью его раздеть – слой за слоем, пока оно не стало бы совсем оголенным, так что малейшее подергивание выдавало бы ее мысли.

Она развернулась, спустилась по лестнице, села рядом с Рикке и обняла ее за плечи, словно защищая.

*

Ей снилось, что она держит бормашину. Неработающую. Она жала на выключатель изо всех сил. Вдруг машина заработала с таким грохотом, что у нее затряслись руки. Она отпустила выключатель, но машину было не остановить.

Когда она проснулась, комната все еще вибрировала, кровать, в которой она лежала, стены. Потом все прекратилось. Это проехал трамвай. Она вспомнила, где была. Поздно ночью она была в кафе «Альто». Мысль отправиться домой была невыносима. Может, Зако сядет на хвост или объявится потом, когда они с Рикке уже лягут спать. Он может заявиться в любой удобный для него момент. Она свалила из кафе, ничего никому не сказав, и отправилась в гостиницу на Лайдсестраат.

Свет просачивался в щель под занавеской. Она лежала и рассматривала узор на обоях. Маленькие яблоневые цветочки карабкались вверх, пленка, все кружившая и кружившая к потолку. И где-то среди цветочков вдруг всплыл образ Майлин.

Она стоит перед кроватью в голубой пижаме.

Лисс садится: «Что случилось?»

Майлин прикладывает палец к губам, оборачивается и запирает дверь.

«Скажи, что такое, Майлин».

Сестра стоит в темноте и прислушивается. Потом забирается в кровать и обнимает Лисс: «Я позабочусь о тебе, Лисс. С тобой никогда-никогда ничего плохого не случится».

Она встала и пошла в ванную. Сунула палец в рот и опустошила и без того пустой желудок. Снова легла. Подоткнула под себя одеяло. Фотка Майлин на остановке. Наверняка в Осло. Кажется, снято совсем недавно. Кем? Об этом она не могла спросить Зако. Он уже понял, что это то самое слабое место, которое он пытался нащупать. Понимал ли он, насколько слабое? Выдала ли она себя, потеряет ли контроль? Если уж она однажды испугалась, она будет бояться всего. Она вскочила, достала мобильник из сумки, висевшей на спинке стула, набрала номер. Ответ раздался после трех звонков.

– Лисс? – Голос Майлин был сонный. – Что-то случилось?

Лисс глубоко вздохнула:

– Да… нет… – Она взглянула на часы на телевизоре. Они показывали шесть двадцать. – Прости, я не знала, что еще так рано. Могу перезвонить попозже.

– Да ладно, ты меня уже разбудила. И вообще, я хотела сегодня встать пораньше. В лесу лыжня хорошая.

Лисс тут же представила себе: лыжня, выбегающая из болота, между соснами. Ветер в кронах. И тишина.

– Эх, быть бы сейчас с тобой.

Майлин зевнула:

– Ты на Рождество хоть приедешь?

– Не думаю…

– Может, дашь себе немного продыху, Лисс?

Как-то пугающе часто Майлин это говорила.

– Продых? Нет, мне не это нужно.

На самом деле ей нужен был перерыв. Но отдыхать было негде. Уж точно не в Норвегии. Она больше не была домом.И больше уже никогда не будет.

– Не пытайся меня убедить, Майлин.

Она услышала какое-то хрюканье на фоне разговора, мужской голос.

– Он там, твой друг?

Майлин коротко засмеялась:

– Пытаешься меня застать врасплох? Заставить меня выдать, что появился кто-то еще? Любовник? Новый мужчина?

– А он есть?

– Ты знаешь, какая я скучная. Рядом со мной по-прежнему лежит Вильям. Уже по меньшей мере два года как…

– Лежит рядом с тобой?

– Ха-ха. Лисс, ты звонишь раньше половины седьмого в субботу утром, чтобы отпускать глупые шутки? Пожалуйста, скажи, в чем дело.

Она пролежала полночи, неотступно думая о том, что кто-то может угрожать сестре. Кто-то связанный с Зако и этой фотографией… Когда она легла, измотанная и взволнованная, все еще под кайфом, дрожа, как кабель под напряжением, она была уверена, что с Майлин случилось что-то ужасное. Она хотела позвонить немедленно, но заставила себя ждать.

– Мне надо было просто узнать, как у тебя дела. – («Услышать твой голос», – подумала она, но не сказала.) – Что у тебя все хорошо.

– А что у меня может быть плохо?

– Да нет, ничего… Но может, ты себя перегружаешь. Заботишься обо всех.

– Лисс, что-то не так. Скажи.

И, не успев передумать, Лисс сказала:

– Почему я ничего не помню из детства?

Майлин не ответила.

– Иногда всплывает что-то, – продолжала Лисс. – Какие-то картинки. Недавно, например, я увидела, как ты входишь в мою комнату. Закрываешь дверь, садишься рядом со мной на кровать и обнимаешь меня. Но я не знаю, было ли это на самом деле, или мне только привиделось или приснилось.

– Это было, – сказала Майлин. – Дома, в Лёренскуге.

– Ты никогда об этом не говорила! – вскинулась Лисс.

Майлин ответила не сразу:

– Может, я ждала, пока ты сама спросишь. Не обязательно помнить все.

Лисс затошнило. Надо было выйти и проблеваться.

– Я перезвоню, – еле выговорила она и отключилась.