Текст книги "Смерть от воды"

Автор книги: Торкиль Дамхауг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Она идет в туалет. Долго писает. Спускает, моет руки. И тут же опять заглядывает в комнату:

– Ты так весь вечер думаешь просидеть в темноте?

Он пожимает плечами:

– Здесь, кажется, не одна комната.

– Зайди ко мне ненадолго. Иногда нам бывает нужно поговорить.

Он идет за матерью. Она собирает одежду с кровати, трусы и майки и мокрый купальник, вешает все на крышку чемодана в углу, ложится на покрывало. Йо прислоняется к стенке.

– Садись, – говорит она и хлопает рукой по краю кровати.

Так он и делает. Не смеет сказать, что думает о ее пьянстве и о том, как они обсераются перед людьми.

– Ты – хороший мальчик, Йо, – говорит она снова, а ему хочется попросить ее заткнуться. Или объяснить, что она от него хочет. – Знаешь, последнее время было непростым, – говорит она.

И он все знает. И ничего. И знать ничего не хочет. Он боится того, что может случиться, начни она об этом говорить.

– Быть на моем месте не всегда легко, – говорит она, а он снова хочет встать, по голосу слышно, что она вот-вот заноет. – Ты многого не знаешь, Йо. – Она гладит его по затылку. – Обними меня, – говорит она.

Его тошнит от одной только мысли наклониться над ней. Но он слышит, как она плачет, совсем тихо. Он собирается встать, а ей, наверное, кажется, он повернулся к ней, и она притягивает его обратно вниз. Одна нога остается на полу, вторая – на кровати.

– Ты всегда был моим любимым мальчиком. Я забочусь о тебе.

«Врет», – думает он; запах сирени такой сильный, что его вот-вот вырвет. За этим запахом проступает другой – ее кожи, пота и лука, напоминающий запах кухонной тряпки, которую не выжимали несколько дней и он находит ее под тарелками в раковине. Нога болит, ее надо подтянуть на кровать, он лежит, прижимаясь к матери всем телом. Одной рукой она обнимает его. Другая вытянута вдоль его бедра. Он чувствует, что внизу что-то происходит, чего ей нельзя замечать, но он не может вывернуться, и она прижимает его еще сильнее:

– Ты хороший мальчик, Йо. Такой хороший… хороший.

* * *

Мать стонет в спальне. Но Арне храпит еще громче. Йо смотрел передачу про храп по телевизору. Там говорили, что храпящие живут меньше. У них быстрее изнашивается сердце, и они могут внезапно умереть.

– Есть хочу, – ноет Нини.

– Сейчас что-нибудь найдем.

– Мама найдет.

– Она спит.

– Нет, мама!

– Тогда ищи сама, – отрезает Йо, – в холодильнике есть йогурт.

На глазах у нее слезы.

– Не хочу йогурт.

Ему хочется приласкать ее, ноющую. Или распахнуть дверь в спальню, схватить мамашу за волосы и выдернуть из кровати: «Нини хочет есть, слышишь ты, сука гребаная? Ей всего три года, и она хочет есть!» А если Арне проснется и начнет быковать, он возьмет банку пива из холодильника и выплеснет ее в его заспанную недовольную рожу.

– Пойдем позавтракаем, – предлагает Трульс и натягивает шорты. – А потом возьмем Нини с собой на пляж.

Йо резко оборачивается, заносит руку, чтобы дать ему по уху. Трульс пятится. Йо оставляет его в покое. Младший брат вечно лезет с предложениями, как все должно быть. Это раздражает, но, вообще-то, он не имеет в виду ничего плохого.

– О’кей. – Злоба отступает. Хотя бы отчасти. – Помоги Нини сходить на горшок. Я пойду займу столик.

Времени половина девятого. Как всегда, в столовой полно народу. Он стоит у входа, шпионит. По счастью, все заняты собой. Только несколько стариков рядом с дверью таращатся на него. Жена с белой полоской на седых волосах что-то шепчет своему старику, и Йо уверен, что про него. О мамаше и Арне. Он разворачивается, собираясь выйти. Кто-то окликает его по имени. Даниэль поднимается из-за стола на террасе и машет ему. Йо не реагирует, и Даниэль подходит сам:

– Сядешь с нами?

На парне футболка с «Металликой», темно-красные шорты и с виду дорогие, крутые темные очки.

– У нас есть еще место.

Йо искоса смотрит на столик. Женщина в легком платье сидит спиной. Волосы темнее машинного масла. Рядом с ней крепкий мужчина, а с краю стола – мальчик одного возраста с Нини. Семья. Завтракает вместе. И одно место у них свободно на раскаленной террасе. Можно подойти к столу и постучать по нему огромной кувалдой.

– Скоро остальные подойдут, – выпаливает Йо. – Надо найти место для всех.

– Пойдешь потом играть в футбол на пляж?

Даниэль не сдается, стоит и ждет, пока Йо ответит. «Только бы не сейчас они пришли», – проносится в голове у Йо. Не при Даниэле, и его семье, и еще куче таращащихся рож. Он замечает свободный стол и идет туда. Стол еще не прибрали после предыдущих посетителей. Тарелки с остатками яиц, жиром бекона и виноградными косточками на салфетке. Кофейная гуща в чашках. Трульс появляется, таща за собой Нини. Йо приказывает ему прибрать стол. Идет за огромной тарелкой кукурузных хлопьев для Нини.

– Хочу с медом, – протестует она.

– Ешь, что дают, – рычит Йо, и в кои-то веки до нее доходит, что ныть бесполезно. – Смотри, четыре ложки сахара. Теперь будет вкусно.

Трульс громко смеется. Он уже успел наесться жареными сосисками и беконом с кучей кетчупа.

– Здесь круто! – ликует он.

Йо зажевывает бутерброд с вареньем. Идет к столу, где сидит семья Даниэля. Мать встает и направляется к выходу. Она стройная, и черное платье сидит в облипку. Похожа на какую-то кинозвезду, Йо не помнит имени. Отец тоже уже доел, но сидит и слушает какие-то рассуждения Даниэля. На затылке у него вьются волосы, и, кажется, он очень много тренируется с нагрузкой.

Заходит та, которую он ждал, в сопровождении толстой блондинки. Они вешают купальные полотенца у стола прямо перед открытой дверью недалеко от Даниэля. Проходят мимо него к буфету. Йо не смотрит на нее, зато она смотрит на него, в этом он уверен. Куртка посоветовал не демонстрировать сильного интереса. И потом неожиданно проявиться. Йо несказанно рад, что сидит в столовой один с Трульсом и Нини. Может, девчонка и не видела его с матерью и Арне. Может, она и знать о них не хочет.

И трех минут не прошло, как она возвращается с подносом. Она только что искупалась, потому что сзади у нее мокрый след от купальника. Это тот самый, с сердечками, Йо видит его сквозь тонкую желтую юбку, которая накануне висела и сушилась на балконе. Значит, ее зовут Ильва, Ильва Рихтер. Если можно доверять Куртке. А с чего бы ему не доверять? Он забавный и знаменитый. И почему-то интересуется делами Йо. Йо оглядывается посмотреть, нет ли поблизости Куртки. Но Куртка не из тех, кто рано завтракает, доходит до Йо. Скорее, он сидит всю ночь, курит и перечитывает поэму о тонувшем финикийце.

Не успел Йо съесть первый бутерброд, Ильва уже встает. Между желтой юбкой и совсем коротким топиком проглядывает живот. В пупке у нее кольцо. Такого Йо еще не видел. Он не может удержаться и смотрит на него. А под топиком колышется грудь – вверх-вниз, в такт ее шагам. Он насилу отворачивается. Девчонкам не нравится, когда на них пялятся, – сказал бы Куртка.

Когда она исчезает за углом, Йо встает:

– Посиди здесь с Нини.

– Ты куда?

– В туалет. Ты никуда не идешь, ясно?

Трульс жует хвостик сосиски, и, кажется, он совсем не напрягается.

– Вернусь через десять минут, – бросает Йо через плечо.

Он наклоняется и заглядывает на соседний балкон. Дверь закрыта, и окно занавешено. Но она внутри, в этом он ни на секунду не сомневается. В спальне тихо. Даже храпа Арне не слышно. Может, у него остановилось сердце, может, он лежит в кровати с синим лицом и распухший язык свисает изо рта. Может, он перевернулся в пьяном сне, улегся поверх матери и задушил ее за компанию. Тогда придется забрать Трульса и Нини и валить отсюда. И сесть в самолете рядом с Ильвой. «Можешь пожить у меня», – скажет она. «А как же Трульс и Нини? – спросит он. – Я не могу их бросить. У них больше никого нет». Она прижмется к нему: «Мои родители могут их усыновить. И им будет хорошо».

Он действует не задумываясь. Крадется по коридору к соседней двери. Стучит. Никто не отвечает. Разве он не собирался с ней поговорить? Стучит опять. Изнутри раздаются шаркающие шаги.

– Кто там?

Голос Ильвы. Теперь до него доходит, на что он обратил внимание еще накануне у бассейна. Она картавит, как все на юге. Или в Бергене. Ему хочется произнести ее имя, но он одергивает себя.

– Это я… сосед.

Она открывает. На ней майка и шорты. На голове тюрбан из полотенца.

– Привет, – говорит Йо.

– Привет?

– Я сосед, – повторяет он.

– Э?

Она произносит это «э», будто никогда раньше его не замечала. «Я – сосед, – собирается повторить он в третий раз, – можно зайти?»

Посидеть у нее на диване. Подержать ее за руку. Ее взгляд ничего подобного не предполагает.

– Можно одолжить открывалку? – находит он спасение, звучащее на легкость непринужденно. Открывалка может понадобиться кому угодно и когда угодно. Обычная вещь, которую можно одолжить у соседей.

– Открывалку? – Она смотрит в сторону кухни. – Посмотрю, есть ли у нас.

Она прикрывает дверь. Не приглашает его зайти. Неудивительно, учитывая его неожиданное появление.

Через секунду она возвращается, держа в руках металлический предмет – открывалку для бутылок и банок и еще складной штопор одновременно. Точно такой же, какой лежал у них в ящике на кухне в день приезда, а теперь переместился на тумбочку у мамашиной кровати.

Он тут же осмелел. Смотрит долго ей в глаза. Они карие с небольшими черными пятнышками.

– Сейчас верну, – говорит он и разворачивается.

– Это не к спеху, – отвечает Ильва. – Можешь и позже отдать.

Он стоит в полутемной кухне и вертит в руках открывалку. Прижимает острие к ладони, оно до боли в пальцах натягивает кожу.

Тут из спальни раздается голос матери. Сонный. Сейчас она голая отправится в туалет. Он снова крадется на свет. Окошко в ванной у Ильвы приоткрыто. Может, она стоит перед зеркалом. Расчесывает длинные мокрые волосы. Он снова стучит. На этот раз она открывает сразу и не спрашивает, кто там.

– Все? – бросает она с легкой улыбкой.

– Тунец, – объясняет он, не придумав ничего получше. – Отличное здесь место, – добавляет он быстро, потому что кажется, она вот-вот захлопнет дверь.

– Да, очень, – говорит она.

– И пляж хороший, – говорит он.

Она кивает:

– Собираюсь туда. Только сначала приведу себя в порядок.

Кровь прилила к щекам. Это прозвучало почти как «встретимся на пляже». Он поднимает руку, чтобы прикоснуться к ней, но не осмеливается, проводит рукой по губам.

– Значит, увидимся, – говорит он.

Она приподнимает брови, больше правую, как он замечает.

– Ну… да, – говорит она и закрывает дверь.

Он стоит перед ее дверью и обнаруживает, что забыл отдать ей открывалку. И она забыла. Слишком их занял разговор. Но постучаться еще раз было бы неправильно. Куртка предупреждал, в этом Йо уверен. Вместо этого он кладет открывалку в карман, будет возможность зайти еще раз. Он шагает по территории отеля. На маленькой площадке с качелями и горкой, как и накануне, собрались кошки. Кто-то крадется вдоль кустов, кто-то забирается на деревья. Одноглазая калека тоже там, сидит сама по себе у забора. Йо входит, закрывает за собой калиточку. Калека узнает его, подкрадывается и начинает ластиться к его голой лодыжке. Шкура у нее драная и все равно мягкая. Зверек смотрит на него одним своим глазом, жалобно мяукает, может, просит что-то. Ему хочется что-нибудь с ней сделать. Он не знает что. Поднять и приложить шкуркой к щеке. Потрогать пальцем пустую глазницу. Сжать котенка изо всех сил, чтобы он не мяукал. Но он только пинает котенка в сторону, чтобы тот не увязался за ним за калитку.

*

Остановившись у киоска, он разглядывает пляж. Соломенные зонтики напоминают ему о готтентоте Гоа, который ударил в барабаны посреди ночи и спас деревню от напавшего врага. Йо крадется к большому дереву. Она где-то здесь, на пляже, Ильва, потому что он уже искал ее на другом пляже, в нескольких сотнях метров отсюда.

Тут он ее замечает. Она выходит из воды в купальнике с красными сердечками. Скручивает волосы, несколько раз их отжимает и отбрасывает обратно на спину. За ней переваливается маленькая блондинка. Как толстенький домашний зверек, смеется Йо и следит за Ильвой взглядом. Она подходит к зонтику во втором ряду от моря, берет полотенце, вытирает лицо и бедра, вешает полотенце обратно, укладывается на солнце.

«Пойди к ней», – слышит он голос Куртки. Или подожди, когда она снова пойдет купаться. Тогда можно пойти за ней в воду и заговорить. Тему для разговора найти несложно, когда вокруг бьет прибой и грозит ее опрокинуть.

Он выбирает первый вариант, не может ждать. Крадется поближе к тому концу пляжа. Узнает взрослых, с которыми она сидела в столовой. У мужчины, очевидно отца, седые волосы. А мать совсем не похожа на Ильву, маленькая и с животом, обвисшим сильнее, чем у его мамаши.

Через два зонтика от них сидит Арне.

Йо резко останавливается. Мамаша, конечно, тоже там. И те двое, с которыми они танцевали и тискались в первый вечер. На матери розовый купальник, она распласталась на лежаке, прикрыв лицо соломенной шляпой. На песке рядом с ней стоят две большие зеленые бутылки пива. Арне сидит спиной и болтает с другими взрослыми. Он его еще не заметил. Йо разворачивается и убегает, прячется в тени дерева. Не оборачиваясь, бежит вверх мимо номеров на второй пляж.

Здесь людей меньше. Посреди стайки мальчишек он замечает Даниэля, идет через пляж прямо к нему.

– Готов играть в футбол?

– Где? – спрашивает Йо.

– В тени, конечно. Если не хочешь спалить ноги.

Вокруг Даниэля всегда толпятся приятели. Йо должен признать, что он действительно крут. И красивый к тому же. Вчера он сидел у бассейна и болтал с какими-то девчонками, на вид на несколько лет старше его.

Еще несколько человек присоединяются к ним, пока они отмеряют поле, помечая углы полотенцами. Их семеро. Шведы, которых они обыграли накануне в волейбол, и еще несколько парней, с которыми Даниэль говорит по-английски.

– Пойду спрошу папу, не хочет ли он сыграть, – говорит он, – тогда нас будет четверо в каждой команде.

Йо смешно, что Даниэль все еще называет отца папой, но виду он не показывает. Даниэль бежит к зонтику у каменной лестницы. Йо видит, что отец убирает газету, встает, медленно идет по песку. Дойдя, он протягивает руку и знакомится со всеми по очереди.

– Я должен знать, с кем играю, – широко улыбается он. Он очень высокий и крепкий и со своими волосами средней длины похож на Оби-Вана из «Звездных войн».

Один из шведов попадает к ним в команду. Его зовут Понтий. Маленький, тощий и очень быстрый. Типичный фланг. Йо больше нравится быть нападающим. У него хороший удар, и тренер хвалит его постоянно, что он держит обзор.Ничего, что Даниэль хочет быть капитаном. Его отец занимает позицию сзади и объявляет себя «летучим вратарем».

Конечно же, Даниэль играет хорошо. Пугающе хорошо. Ловкий выпад, потом бешеный рывок. Один раз он даже послал воздушный поцелуй. Взять мяч у него невозможно. Напоминает Марко ван Бастена. Но он не красуется. Нападает, бегает, передает пасы.

– Хороший пас! – кричит он Йо, который провел его по песку. А после того как Даниэль обвел защиту и вратаря и уверенно выкатил мяч за линию, он показал Йо большой палец, словно говоря, что пас у Йо был отличным, а то, что он сам им удачно воспользовался, – пустяки.

Его отец тоже все время подбадривает.

– Молодчина, Йо! – кричит он, когда Йо перехватывает передачу. – Ты избавил меня от проблем.

После игры Даниэль говорит:

– Пойдем к нам, у нас морозилка забита соком. Только колы нет. Мать у меня повернута на здоровье. Куда хуже папы, хотя он врач.

Йо колеблется. Что значит, что его все время куда-то заманивают? За этим что-то кроется, только он пока не понял что. Он все время ждет, что Даниэль откроет карты. И станет ясно, что он смеется над Йо. Но этого не происходит. Неужели здесь еще не все видели, как мать отплясывала, ужравшись в стельку?

Даниэль заявляет:

– Нам нужно десять литров сока, чтобы восполнить баланс жидкости. А Йо бегал в два раза больше меня.

На матери белый купальник с большим листиком на одном полупопии. Она лежит на животе без лифчика и читает. Поднимает взгляд на них.

– Привет, Йо, – говорит она очень глубоким голосом и продолжает читать.

Впервые Йо может разглядеть вблизи мать Даниэля. У нее почти нет морщин, и, кажется, она намного моложе мамаши.

– Сами доставайте, – зевает она. – Мое дежурство кончилось.

Отец Даниэля завернулся в огромное полотенце и надел плавки. Йо не может удержаться и смотрит на неприличное место. К счастью, у него такие же широкие шорты, как у Даниэля и Йо.

Они плывут брассом. Йо и в воде не снимает желтой футболки. До него доходит, что он так и не покажет свой голый торс до самого конца каникул. Надо было снять футболку в первый же день. А теперь уже поздно. Но Даниэль ничего об этом не говорит.

– Не пытайся плавать с этим типом наперегонки, – предупреждает он отца и кивает в сторону Йо. – Особенно под водой.

– Правда?

– Он проплыл не меньше пятидесяти метров вчера. Против течения. Он больной!

Он повторяет эти вчерашние слова, и теперь гораздо смачнее, но при этом очевидно, что он зауважал Йо.

– Правда, Йо?

– Ну, типа.

– Значит, у тебя колоссальный объем легких, – восхищается отец Даниэля. – Я, кстати, заметил это, когда мы играли. Ты просто перебегал всех остальных.

– А куда можно приплыть, если не останавливаться? – спрашивает Йо, чтобы сменить тему.

– Не останавливаться? – Отец Даниэля смотрит на горизонт. – Следующая остановка – Африка.

– Я имею в виду страну в Африке.

– Египет, наверное. Или Ливия. Зависит от того, сможешь ли ты удержать курс. Предлагаю ограничиться буйками.

До них не больше двадцати, максимум тридцати метров. Йо ныряет, устремляется вниз, до самого песчаного дна, которое идет под откос в темноту. В ушах колет, он наверняка спустился метра на три. Плывет еще глубже. Видит, как чужие ноги вверху рассекают водную поверхность. В голове тяжело стучит. Будто кто-то колотит и колотит. «Если я не всплыву к ним, – проносится у него в голове, – если исчезну, он победит, тот, что стоит в темноте с кувалдой».

В ту же секунду он замечает буек в пятне света, закручивается винтом, рассекает поверхность и хватает буек прямо перед носом у Даниэля и его отца.

*

Солнце наполовину выглядывает из-за горы на западе.

– Заметил, как быстро здесь темнеет? – комментирует Йо. Он проводит дугу по небу. – Солнце висит прямо над тобой, а потом падает. Вот так.

Даниэль соглашается:

– Но в Танзании еще круче.

– Ты был в Африке?

– Ага. Там надо нестись домой, как только наступает вечер. Сумерек там нет совсем. Как будто кто-то выключил свет. И темнота. Ни одного фонаря. Охренительно!

Плитка все еще теплая, но уже не обжигает пятки. Они идут босиком, полотенца наброшены на плечи, тени впереди. Если Йо пойдет вперед, они кажутся короче.

Народ уже подтягивается к столовой. Он думает, что неплохо было бы перекусить. И не показываться с мамашей и Арне. Придется обойтись чем-нибудь сладким.

– Сбегаю в киоск.

– Жду тебя у бассейна, – говорит Даниэль. – Мы обычно встречаемся там перед ужином.

Когда Йо появляется, покусывая шоколадное мороженое, у бортика бассейна сидит целая толпа. И она среди них. Полулежит в кресле, спиной к нему. Толстая блондинка – в соседнем кресле.

– Десерт перед едой? Круто, – комментирует Даниэль. – Мы решили куда-нибудь пойти вечером.

Ильва оборачивается и смотрит на Йо. Он бросает недоеденное мороженое в урну.

– И куда?

– Сходим на поле для мини-гольфа. – Даниэль приглушает голос, а потом продолжает: – Может, зайдем в кафе дальше по улице. Ты идешь с нами?

Ильва косится на толстую блондинку, которая хихикает. Очевидно, они тоже участвуют. Йо встает в ногах ее кресла и по уголкам ее глаз за темными очками замечает, как ее взгляд скользит по нему сверху вниз. Он тут же понимает, что пригласить его решила Ильва.

– Иду, – говорит он Даниэлю и смотрит, как она реагирует.

Она улыбается, довольная… Весь день в нем накапливался жар. Он ненавидит жару. Он может наклониться, взять ее голову, что-нибудь с ней сделать. Он смотрит на часы, бормочет, что нужно забежать домой, идет к лестнице спокойным шагом. Только пройдя мимо бара, где они его больше не видят, он пускается бегом. Пробегает мимо номера, дальше, вокруг последнего корпуса, к пляжу и останавливается только у воды, и того, кто стоит в темноте с кувалдой, заглушает пенящийся у ног прибой.

У дверей номера он натыкается на Арне.

– Только посмотрите! Его величество соизволили явиться!

– Я был с приятелем, – пытается объясниться Йо.

– Надо сообщать, где ты. А то какой у нас выйдет отпуск, если мы все время будем носиться в поисках тебя?

Вопрос повисает на несколько секунд.

– Нини заболела, – гремит Арне, будто об этом необходимо сообщать.

Нини всегда болеет. Уши болят, и дышит тяжело. Всегда ест что-то, что ей нельзя, а может, простудилась из-за жары и кондиционера. А может, лягушатник плохо чистят. Мамаша все время жалуется и при этом ни хренане делает.

– Последи за ней, пока мы ужинаем.

– Хорошо, – говорит Йо, радуясь, что не надо сидеть с ними в столовой. Готовность Йо смягчает голос Арне.

– Мы принесем тебе еды. Если ты, конечно, не пойдешь потом ужинать один.

– Хорошо, – повторяет Йо.

– В холодильнике кола, – говорит Арне уже совсем по-хорошему. – Но не трогай остальные бутылки, – добавляет он, ржет и толкает Йо кулаком в плечо.

Он кладет Нини под спину диванные подушки. Она так задыхается, что едва может говорить. Но по телевизору идет мультик, и она смотрит внимательно. Мамаша уже приготовила пульверизатор. И он может сбегать и позвать ее, если Нини станет хуже… Неужели она думает, он посмеет показаться вместе с ними в столовой? Проще сбегать на ресепшен и позвать врача. Или попросить отца Даниэля.

Через полчаса появляется Трульс. У него в руках мешок с двумя пластиковыми контейнерами. Лазанья и тефтели с соусом.

– Мамаша с папашей скоро будут, – сообщает он.

Йо присвистывает:

– И ты им веришь?

– Они только доедят ужин.

Трульсу восемь, и он еще ни хрена не понимает в этом мире. Йо грубо смеется. Сказал бы он, чему он верит. «Да ладно, пусть верит в Деда Мороза пока», – думает он и чувствует себя добрым старшим братом. И снова мысль забрать Трульса и Нини в другое место. Он и Ильва, потому что она ведь тоже может поехать, после того как они побывали в той пещере, которую она ему показала. И вдруг он приходит в ярость из-за матери и Арне, больше, конечно, из-за матери. Никто не спросил его, собирается ли он провести в номере остаток вечера. Да он и не собирался. Уложить Нини спать, – может, подождать, пока Трульс тоже вырубится, это обычно быстро происходит. Он собирался уйти, как бы плохо ни было Нини. Если она перестанет дышать и они завтра утром обнаружат ее мертвой и посиневшей, сами виноваты.

Он раздевается в ванной. Стоит перед зеркалом, наклоняется и разглядывает тело до самого пупка. Закрывая глаза, он видит Ильву. На ней купальник, и ее голые плечи очень теплые. Если он захочет, он может попросить ее положить руку ему спереди на шорты. «Я знаю одно место», – говорит она очень тихо, чтобы ее никто не услышал. Они доходят до конца пляжа и перелезают через зубчатый камень. Нет, они его обходят, шлепают по теплой воде к бухте на другой стороне. «Я знаю одну пещеру», – говорит Ильва, чувствует, что происходит у него под шортами, останавливается и поворачивается к нему, и они целуются.

Входная дверь открывается. Йо замирает, кидается за занавеску, включает воду, стонет от кипятка.

– Йо?

– Я в душе, – объясняет он и выворачивает кран до холодной воды.

– Не слишком позьно? – гнусавит мамаша. – Я думала, ты уже лег.

Он слышит, как она усаживается на унитаз. Замечает ее контуры сквозь тонкую занавеску.

– Ты больше никуда не пойдешь? – спрашивает он.

– Нет, пока Нини не поправится, знаешь ли.

Она пописала и спускает. По голосу он понимает, что она вот-вот заснет. Он отворачивается к стене, на него льется холодная вода. Слышит, как занавеску отдергивают.

– Я в душе, – повторяет он, теперь злобно.

– Вижу, Йо. Мне-то что? Мы раньше всегда принимали душ вместе.

Она залезает в ванну и встает сзади. Он понимает, что она стащила с себя всю одежду.

– Вода ледяная! Ты хошьсебя заморозить?

Она поворачивает кран. Вода не сразу становится теплой.

– Не надо меня стесняться, Йо. Я же твоя мама, так? Я всегда тебя мылила, ополаскивала, вытирала, а?

Она наливает в ладонь гель для душа и начинает тереть его плечи.

– Не стесняйся, Йо. Быть голыми вместе – совершенно нормально.

Она стоит за ним, обнимает его за плечи и втирает гель ниже, туда, где живот. Вдруг она наклоняется вперед и целует его сзади в шею.

– Йо, – говорит она и продолжает втирать в него скользкий гель, пахнущий сиренью. Он не выносит сирень, но рядом есть другой, кто стоит в тени и стучит кувалдой, кто выходит, когда происходит такое, кто заставляет его почувствовать, что здесь не Йо, а другой, кто вынесет все.

– Ты хороший мальчик, Йо. Такой хороший… хороший.

– Я не Йо, – бормочет он и поднимает лицо к струе воды.

*

Время уже ближе к одиннадцати, когда он обувается. Мать пошла в спальню и стонет там во сне, голая и все еще мокрая, потому что у нее не получилось как следует вытереться. Йо снова крадется в ванную. Еще раз протирает себя влажным полотенцем. Берет с полочки бутылку с лосьоном после бритья. От него пахнет Арне, и он воротит нос, но наливает немного в ладонь и трет с обеих сторон шею. Очень щиплет. Он отпивает немного голубой жидкости. Вкус мыла и цветов. Лосьон просится обратно. Он силой его удерживает. По дороге к дверям он что-то вспоминает, открывает кухонный ящик и достает то, что одолжил у Ильвы. Штопор и открывалку в одном. Взять с собой и отдать ей сейчас. Потому что еще можно ее найти. Она в кафе где-то на главной улице. Хороший способ заговорить. Побренчать открывалкой. Сказать, что он собирался вчера открыть пиво или вино. Уж конечно, не банку с тунцом. И она посмеется над тунцом и что он забыл ей отдать открывалку, посмеется, возьмет его под руку, и тогда он сможет ее обнять. Примерно так, как Куртка планировал, оно и случится.

Ни Даниэля, ни остальных уже нет у бассейна. Никого из взрослых тоже, но сверху, с террасы, доносятся смех и крики. Йо кажется, он слышит голос Арне, Арне рассказывает анекдоты, и тощая тетка смеется. Он прячется в тень, к лестнице, бежит к мини-гольфу. Поле освещено. Он замечает шведа, который играл в футбол в их команде. Его зовут Понтий, у него практически белые волосы и кольцо в одном ухе. «Понтий Пилат», – думает Йо. Евтам нет. И подружки тоже, и Даниэля. Он бредет с поля. Два других парня, тоже шведы, смотрят, как Понтий концентрируется на девятой лунке. Они едва здороваются. Кажется, они не собираются с ним заговорить, да и он не за этим пришел.

– Куда делись остальные?

Понтий Пилат пожимает плечами:

– Пошли в какое-то кафе. – Он кивает в сторону большого мира за территорией отеля.

Йо спешит по главной улице. Злится на Арне, который засадил его смотреть за детьми, когда ему надо было быть с Ильвой. На мать, которая приперлась до того, как он свалил из дома. Мимо проносится два мопеда. Из бара раздается музыка. Такой перебор греческой гитары, который все ускоряется, как карусель. Он снова ругается, теперь потому, что не спросил Даниэля, в какое кафе они собрались. Разворачивается и идет обратно. Решает подождать у входа в отель. Рано или поздно они тут пройдут. Он бредет мимо парка на другой стороне улицы. Замечает их где-то между кустов. Это они.Собирается их окликнуть. «Даниэль!» – может он крикнуть, но звук застревает в горле. Даниэль держит ее за руку. С ними больше никого нет. Они исчезают в темноте.

Он бросается за угол. За домом он останавливается, держась за контейнер. Надо посмотреть, не ошибся ли он. Перелезает через забор, подходит к парку с другой стороны. Крадется, согнувшись, вдоль живой изгороди.

Они сидят между двумя кустами. Свет от кафе с другой стороны очерчивает силуэты. Они тискаются. Он подползает еще ближе, так близко, что слышит их шепот. Даниэль засунул руку ей под топик. Ее рук он не видит, они наверняка спрятались в его шортах.

Нет, это были не они. Не Ильва. Не Даниэль. Было слишком темно, чтобы разобрать. Они не шептались. Пойти к ее номеру. Постучаться. Если она дома, значит в темноте в кустах сидит другая. А если ее дома нет, он может рассказать ее отцу, где она. Чтобы он пошел туда. Обнаружил их в траве: ее – с коротенькой юбкой, свернутой в трубочку на животе, и трусами, болтающимися на лодыжке, а Даниэля – сверху, потому что только гребаный кретин может сомневаться, кто это и чем он занимается там, в парке.

– Ильва, – говорит он вслух. Повторяет имя несколько раз, прежде чем навсегда от него избавиться.

У него есть что-то в кармане. Открывалка. Вытаскивает ее, расправляет штопор. Он острый, и, когда его суешь под мышку, в пальцах колет. На детской площадке он находит дерево. Нацарапать на нем острием штопора. Несколько слов ему нужно выпустить из себя в последний раз: не «Ильва», а «Ильва, пошла на хрен». Ильва идет на хрен. Не Даниэль. Даниэль не знает ничего об Ильве и Йо. Нацарапать вокруг всего ствола, вырезая куски коры, чтобы дерево умерло.

Что-то мягкое трется о щиколотку. Он отдергивает ногу. Видит одноглазого котенка, наклоняется и хватает его за шкирку. Давай теперь мяукай, прилипала, ходишь, вечно трешь о меня свою задницу, слышишь, дрянная кошка. Она дергается и пытается поцарапать его, и тогда он приходит в ярость не на шутку. Котенок маленький, не больше ботинка Арне, и от этой мысли он теряет рассудок, прижимает беспомощного уродца к дереву одной рукой, другой срывает с себя ремень, набрасывает на кошачью шею петлю и затягивает изо всех сил. Котенок висит и дрыгает лапами. Он вешает ремень на ветку и смотрит на него. Все зло переходит с этим взглядом на больную кошачью мордочку. У кошки только один глаз, но это, блин, слишком много, доходит до Йо, не до Йо, а до другого, который сейчас здесь, кто стоит в темноте и стучит кувалдой и кричит: «Не дай калеке увидеть меня, никто не должен меня видеть».

Он зажимает головку животного железной хваткой, выхватывает штопор Ильвы, отводит котенка в сторону крепкой рукой, чтобы он не царапался. Зверек пищит и шипит что есть сил, Йо сжимает его сильнее, и из крошечной пасти сочится что-то зеленое. Ах ты еще и плюешься в меня, кошачье отродье! Он силой раскрывает здоровый глаз котенка, колет в него штопором. Крик кошки напоминает младенца, так вопила Нини ночи напролет. Он вворачивает штопор глубже, пока в глазу что-то не подается, и что-то мокрое капает на тыльную сторону ладони. Делает еще несколько оборотов и выдергивает штопор изо всех сил, кошачья шкурка обвисает в его руке. Он стягивает ремень так, что тоненькая шейка почти разрывается надвое. Но зверек еще не сдох. Он оставляет его висеть, подходит к качелям и находит большой острый камень. Бросает обмякшее животное на землю, наклоняется над ним и бьет камнем по мягкой голове, пока не слышит, как она раскалывается, как сухая ветка, и крошечное ушко наполняется кровью.