Текст книги "Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды"

Автор книги: Том Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

Мало-помалу мы настигали лодку противника.

– Они вроде направляются к верфям,– прокричал Элиот.– Но мы их нагоним!

Ему пришлось кричать, ибо к нам приближался торговый пароход и шум его машин звучал все оглушительнее. Я оглянулся – пароход возвышался над нами и расходящиеся от него волны принялись раскачивать нашу лодку. Я вовсю работал веслами, на пляшущих волнах, и вдруг Элиот выкрикнул что-то, прыгнул вперед и повалил меня за собой на дно лодки. В тот же миг я услышал, как мимо моего плеча что-то просвистело. Выглянув, я увидел, что гребец в лодке впереди нас вскочил, сжимая в руках револьвер. Он вновь прицелился, раджа рявкнул на него и хотел было схватить за руку, но урод отбросил его и вновь навел револьвер на голову Элиота. Однако в момент выстрела их лодку качнуло волной, и он промахнулся. Наш лодочник что-то проорал мне в ухо, но я не расслышал, ибо торговый пароход почти подмял нас и шум от машин стоял ужасный. Лодочник громко выругался и шмыгнул мимо меня. Он что-то вытащил из-под брезента, и я узрел в руке у него старый револьвер. Он прицелился в урода. Раздался выстрел. В это самое время лодку нашу сильно качнуло прихлынувшей волной, мы все попадали – в общем, я так и не понял, попал он или нет.

Когда я вновь взглянул на лодку впереди, то обнаружил, что урод распростерся на корме, рука его упала в воду и тащится за лодкой, а из головы стекает ручеек крови. Наш лодочник ухмыльнулся беззубой улыбкой.

– Бывал я в южных морях,– проорал он мне в ухо,– а там пираты... Быстро учишься стрелять при качке!

Волна, окатившая нас, теперь ударила по их лодке, отчего урода смыло в темные грязные воды, и он стал покачиваться на волнах, лицом вниз, как поплавок. Раджа вскочил и в ужасе уставился на плавающий труп. Лодочник вновь прицелился из револьвера.

– Не надо! – вскричал Элиот, хватая его за руку, но лодочник уже выстрелил, и раджа, заорав и замахав руками, упал в реку.

Волна подхватила его тело и почти подтащила к спуску с верфи, а нашу лодку, поскольку торговый пароход уже прошел мимо, течение вновь стало относить назад.

– Смотрите! – сказал Элиот.

К подножию верфи прибило какой-то ком тряпья. Ком зашевелился, и я понял, что это человеческая фигура. Она медленно поднялась на ноги и оглянулась на нас. Это был раджа. Элиот нахмурился, а костяшки пальцев, которыми он сжимал борт лодки, сильно побелели. Повернувшись к нам спиной, раджа начал взбираться на берег. Взобравшись, он шмыгнул в тень, и его поглотила темнота

Тонкие черты лица Элиота угрюмо застыли. Он не промолвил ни слова, когда мы причалили к верфи, выскочил из лодки, помог выбраться мне и присел на корточки у спуска.

– Мы вам очень благодарны,– обратился он к лодочнику.

– Это вам обойдется в две гинеи,– ответил тот.

Элиот полез в карман, вынул монеты и сунул в ладонь речника.

– Труп, конечно, найдут,– пробормотал он.

– Найдут,– сказал лодочник, усмехнувшись.– А может, и нет.

– Так позаботьтесь об этом! – Элиот повернулся ко мне.– Идемте, Стокер. У нас ведь срочное дело.

Мы поднялись на берег. Я оглянулся на лодочника – он уже отплыл – и последовал за Элиотом.

– Что теперь? – спросил я.

Элиот, всматривавшийся в расходящиеся от верфи улицы, обернулся.

– Что теперь? – улыбнулся он.– Что ж, Стокер, мы приближаемся к разгадке тайны.

– Но мы упустили его!

– Кого?

– Право, Элиот, кого вы думаете? Конечно, раджу!

– А, да, естественно. Ну так пойдем и выследим его.

– Вы знаете, где его найти?

Элиот указал на мерзкого вида улицу прямо перед нами. Мы подошли к угловому дому, и Элиот ткнул в табличку на стене.

– Колдлэйр-лейн,– прочел я.– Боже, значит, ваши подозрения оправдались?

– Кажется, да,– кивнул он.– И все же, Стокер, боюсь, что я слегка запутался. Одна сторона этого дела мне до сих пор непонятна

– Только одна?

– Ну да. Ведь сейчас дело вырисовывается очень ясно.

– Не для меня,– ответил я.

– Тогда сделаем так,– он зашагал по грязной Колдлэйр-лейн.– Навестим мистера Полидори.

Мы двинулись по улочке, заваленной мусором и на вид совершенно заброшенной, ибо окна домов на ней были заколочены досками, а на большинстве дверей висели цепи и замки.

– Ну, вот мы и пришли,– пробормотал Элиот, останавливаясь. Он постучал в дверь, на которой мелом была жирно выведена цифра «3». Подождав, Элиот отступил на середину улочки, я – за ним. Перед нами оказался вход в лавку. Над витриной висела вывеска, на которой было написано: «Дж. Полидори. Сувениры». На темной, обшарпанной витрине не было ничего, кроме какой-то дряни.

Элиот показал на окно над лавкой:

– Видите, там, за шторами, что-то слабо мерцает?

Я всмотрелся, но ничего не увидел. Комнаты наверху, как мне показалось, были погружены во тьму.

– Вон! – крикнул Элиот, и на этот раз я заметил какой-то оранжевый блеск, словно от искры. Элиот подошел к двери и забарабанил по ней.– Прошу вас! – закричал он.– Откройте!

– Тут пахнет коварным и ркасным преступлением,– объяснил он мне.– Когда нам откроют, надо действовать с величайшим хладнокровием. И тогда, надеюсь, нам удастся сорвать «заговор» нашего противника.

Он вновь поднял глаза на окно.

– Идет! – шепнул он.

Теперь и я услышал шаги из глубины лавки. Они остановились, заскрежетал отодвигаемый засов, и дверь со скрипом отворилась.

– Да?

Мне в нос ударила жгучая, кислая вонь. Я вспомнил, что нам рассказывала Люси о дыхании слуги.

– Мистер Полидори,– с крайней вежливостью заговорил Элиот,– мне ваш адрес дал друг. Думается, у нас могут оказаться общие... э-э... интересы.

– Интересы? – прошипел голос из-за полуоткрытой двери.

Элиот взглянул на окно над лавкой:

– Мы с другом приехали издалека...

Говоря это, он жестом показал на меня. Я старался не подавать вида, но, признаюсь, такой подход застал меня врасплох, ибо я не имел ни малейшего представления, о каких «интересах» идет речь. Полидори же, видимо, понял и, помедлив, открыл дверь.

– Тогда вам лучше войти,– пробормотал он, впуская нас в лавку.

Полидори запер дверь и повернулся к нам. Он был очень бледен, и шея его как-то странно изгибалась, но, если не считать этого, он был даже красив. На мой взгляд, ему было лет двадцать пять. Но что-то в его облике насторожило меня, не берусь объяснить что – возможно, какое-то беспокойство во взгляде и выражении лица. Оказавшись с ним в запертой лавчонке, я почувствовал напряжение и приготовился к самому худшему.

– Наверх? – спросил Элиот.

Полидори склонил голову.

– После вас,– произнес он шелестящим голосом.

Он жестом показал на ветхую лестницу, и мы поднялись по ней – друг за другом, ибо проход был очень узок. Взбираясь, я почувствовал, как во мне поднимаются сильный ужас и отвращение, необычные для меня, ибо меня так легко не испугаешь. Причина была, однако, скорее физиологическая, ибо к вони дыхания лавочника теперь примешивался другой смрад, тяжелый и сладкий, смрад коричневого дыма, курящегося в комнате наверху. Я ощутил, как какие-то странные образы, словно насекомые, зашевелились в уголках моего сознания; я попытался отогнать их, но в то же время испытал искушение поддаться им, ибо они, казалось, обещали необычные удовольствия, великую мудрость и убежище от моих страхов. Однако я вспомнил предупреждение Элиота и собрался с силами.

Наверху, у лестницы, висела штора из пурпурного шелка Элиот отодвинул ее, и мы вошли в комнату, полную бурого дыма, запах которого я ощутил еще внизу. Прошло несколько секунд, прежде чем мои глаза привыкли к этой пелене. На стенах висели изношенные гобелены, а в дальнем углу комнаты стояла металлическая жаровня. Время от времени она постреливала, летели искры, и я понял, что с улицы мы видели отблески горящего древесного угля. На огне стоял горшок, в нем что-то тушилось, а присматривала за всем старуха-малайка. Она взглянула на нас, и я про себя отметил, насколько она морщинистая и старая, с глазами, как тусклое стекло. Вдруг она принялась раскачиваться на стуле, громко смеясь, а человек, свернувшийся поблизости калачиком на диване, поднял голову и тоже засмеялся, после чего заговорил – резко, отрывисто, но монотонно, словно знал секрет бытия и хотел поделиться им, но у него не хватало слов.

– Кровь,– бормотал он,– в крови поколение... и жизнь... в крови...

Голос его затих, лицо исказила ужасная гримаса, и он недвижно замер. В руке у него была закопченная бамбуковая трубка, он поднес ее к губам, и, когда он вдохнул, я заметил, как в чашечке засветился красный огонек. По всей комнате виднелись такие же вспыхивающие и угасающие огоньки, и жертвы яда вдыхали свой дурман, не ведая ничего ни о нас, ни об окружающем мире. Они лежали скрюченные и онемевшие в фантастических позах и сквозь дым казались мне жертвами вулканического взрыва, забальзамированными в своих смертных муках в память и содрогание потомкам. Все это означало, что мы попали в царство могучего владыки Опиума.

– Самый лучший наш товар для вас, сэр!

Я обернулся. Полидори, зловеще ухмыляясь, протягивал мне трубку. Его зубы, обнажившиеся в ухмылке, были, как я заметил, очень остры. С приподнятой верхней губой он стал похож на хищного стервятника.

– Нет? – насмешливо удивился он, поворачиваясь к моему спутнику.– А вы, сэр? – Губы его вновь искривились.– Ну, вы-то уж точно у нас курнете... доктор Элиот.

Элиот, никак не отреагировав на то, что его назвали по имени, остался совершенно спокоен:

– Как я понимаю, мистер Полидори, вас уже предупредили о нашем интересе к вам?

Лицо и тело Полидори задергались, словно от хорошей шутки:

– Я был у Хэдли сегодня вечером. Он рассказал о вашем с мистером Стокером визите.

– Хорошо,– холодно сказал Элиот.– Тогда вы знаете цель нашего визита к вам.

– Вам нужен Моуберли,– осклабился Полидори.

– Вижу, мы отлично понимаем друг друга.

– Не совсем, доктор Элиот.

Брови моего спутника вскинулись:

– А что?

– Его тут нет.

– Я знаю, где он.

– С чего вы так уверены?

– Если вы не проведете меня к нему, я сам найду дорогу,– покачал головой Элиот.

Он шагнул вперед, но Полидори схватил его за запястья, притянув Элиота к себе так, что лица их чуть ли не прижались друг к другу. Я увидел, как Элиот поморщился от дыхания Полидори.

– Отпустите его! – приказал я.– Отпустите!

Полидори оглянулся на меня и нехотя отступил от

Элиота Улыбка же его стала только шире.

Мой спутник, в свою очередь, остался по-прежнему невозмутим.

– Видите ли,– вежливо произнес он,– мы настроены решительно.

– Ну напугал! – нагло ощерился Полидори.

– Где ваша хозяйка?

– Хозяйка? – вдруг расхохотался Полидори. Плечи его опустились, и он начал потирать руки, словно купая их в пене услркливости.– Моя хозяйка,– простонал он.– Ах, моя прекрасная хозяйка, которую жаждет завалить весь мир! – Он вдруг выпрямился.– Понятия не имею, о чем вы!

– Кто бы и где бы она ни была, вы это знаете! – проговорил Элиот.

– Ну так расскажите мне!

– Вы заманили двух моих друзей, вы знаете, о ком я говорю, в этот притон порока. Вам нужно было сломить их и вызнать секреты дипломатической работы. Но вам-то, в конце концов, какой интерес с этого? Никакого. Поэтому благодаря логической дедукции становится ясно, что вы работаете на человека, которого интересует парламентский законопроект.

– Ах, доктор Элиот, доктор Элиот,– провыл Полидори,– вы такой ужасно умный!

Он выплюнул последние слова и кинулся вперед, но Элиот упреждающе крикнул, и не успел Полидори схватить меня, как я перехватил его руки. Полидори замер с презрительной ухмылкой на губах.

– Сейчас у меня нет желания продолжать этот неприятный разговор,– терпеливо промолвил Элиот.– Мне неинтересно выслеживать вашу... как назвать ее?., хозяйку?., сообщницу? Просто скажите мне, где вы держите Моуберли, и оставим друг друга в покое.

– О, вы исключительно внимательны!

– Предупреждаю, иначе я обращусь в Скотланд-Ярд.

– Что? – ухмыльнулся Полидори.– И испортите репутацию благородного министра?

– Предпочел бы избежать этого,– ответил Элиот,– но что бы он там ни испортил себе, я должен сохранить ему жизнь.

– Ей ничто не грозит.

– Так вы признаете, что он здесь?

– Нет.– Полидори помедлил, вновь скаля зубы в улыбке.– Но был, доктор Элиот.

Он слегка отступил, не сводя с нас глаз, и поднял руки. Не оборачиваясь, он передал трубку старухе-малайке, та зажгла ее, и Полидори, всунув чубук меж губ, три или четыре раза вдохнул дым, блаженно закрывая глаза.

– Ах, хорошо,—пробормотал он,—ах, как замечательно... К нам сюда издалека приезжают.– Глаза его вдруг открылись.– Приезжают, доктор Элиот... Поверьте мне, приезжают!

Он улыбнулся, и губы его окутала желтая пленка слюны. Он слизнул ее, и глаза, казавшиеся затуманенными, снова стали холодными и пронзительными.

– Вы очень умны, доктор Элиот. Но никакого заговора нет. Людям нужен опиум... даже министрам правительства.

– Нет,– качнул головой Элиот.– Вы заманили его сюда.

– Заманил? – Полидори откинулся в кресле. Глаза его опять заволокло туманом.– Заманил, заманил, заманил! Мне нужны богатые люди,– засмеялся он,– люди со средствами... джентльмены из Вест-Энда.– Смех его перерос в поток резкого, высокого хихиканья.– Ну да, я заманил их, доктор Элиот.– Он повторил эту фразу, медленно наклонился и принялся покачивать трясущимся пальцем перед лицом моего спутника.– Но если они попробовали наркотиков... если они попробовали... то пусть сами за себя отвечают...

Глаза его, преисполненные наставительной торжественности, потухли, и он в который раз разразился переливчатым хихиканьем. Элиот несколько отвлеченно наблюдал. за ним.

– Взгляните,– заметил он,– как деревенеют мускулы на его щеках. Явное свидетельство ступора, в который он погружается.– Он оглядел комнату.– Все может оказаться легче, чем я отваживался надеяться,– сказал он и стал осматривать тела лежащих в притоне, но быстро нахмурился и, повернувшись ко мне, помотал головой.

– Он, наверное, у раджи,– высказал я предположение.

– Кто?

Я в изумлении уставился на него:

– Сэр Джордж, кто ж еще! Разве мы не его ищем?

– Ну конечно,– ответил он, отворачиваясь.

Я рассердился на эту внезапную резкость.

– Я, может, очень глуп,– буркнул я,– но не вижу, почему вы так насмешливо относитесь к моему предположению.

– Извините, Стокер, если обидел вас. Но ваше предположение все же смешно, и у нас нет времени обсуждать его. И все-таки,– его глаза сузились, и голос стал тише,– все-таки направление ваших рассуждений, может быть, не столь глупо, как показалось вначале. Нет...

Он энергично подошел к стене и двинулся вдоль нее, нажимая на камни.

– Что вы делаете? – спросил я.

– У раджи, вы говорите? – хмыкнул он.– Я засмеялся, потому что никакого раджи не существует...

– Что?! – вскричал я.

– Раджи не существует... Но есть королева... Стала бы она жить в таком бардаке?

Он сделал какой-то жест, и взгляд его упал на жаровню в углу комнаты. Он сразу подошел к ней и, сдвинув в сторону, ударил по стене за нею. И только он сделал это, как старая карга, сидевшая, уставившись на угольки, подняла голову и пронзительно закричала. Вцепившись в пальто Элиота, она в страхе что-то забормотала. Я попытался ее успокоить, но старческие пальцы отказывались разжиматься. Она смотрела на стену, словно оттуда исходила какая-то угроза, а Элиот сдирал грязные, прокопченные тряпки, за которыми оказалась грубо сколоченная деревянная дверь.

 – Она идет,– надрывалась малайка,– идет за кровью! Королева боли и наслаждения!

 Старуха вдруг поперхнулась, и лицо ее исказила зловещая усмешка, напоминавшая оскал черепа

 – О моя богиня,– запричитала она, выпуская пальто Элиота и поднося руки к глазам.– О моя богиня жизни... моя богиня смерти...

 Элиот нахмурился, глядя куда-то за меня. Я обернулся и увидел, что Полидори следит за нами. Он все еще сидел в кресле, но глаза его вновь открылись, чистые и ясные. Элиот отодвинул засов и распахнул дверь. Мне в лицо ударил прохладный ночной воздух – приятное облегчение после паров опиумного яда. Элиот шагнул вперед и обернулся к Полидори, который наблюдал за нами яркими и немигающими кошачьими глазами. Элиот взял меня за руку.

 – Да идемте же, ради Бога,– прошептал он.

 Я вышел за ним, и мы оказались на каком-то мостике. Под нами виднелась вода, впереди – стена из грязно-бу-рого кирпича. Я оглянулся: глаза Полидори по-прежнему следили за мной. Я с треском захлопнул дверь.

 На лоб мне закапал мелкий холодный дождик. Ко мне вновь стали возвращаться энергия и храбрость. Я осмотрелся. Старый деревянный мостик, на котором мы оказались, был переброшен через узкую полоску воды, по которой когда-то давно проходили торговые суда, ибо на другой стороне высился склад. Но сейчас здесь было пришвартовано лишь одно крохотное суденышко, а когда я взглянул в сторону Темзы, то увидел ряды костылей, вбитых в стенки протоки, так что более крупные суда не могли зайти' сюда. Склад производил впечатление полностью заброшенного, стены его исчеркали черные потеки, а окна, как в домах на Колдлэйр-лейн, были заколочены досками. Меня охватило отчаяние – было ясно, что склад необитаем и мы никого в нем не найдем.

 Мы оба как-то сразу притихли. Мне довелось испытать немало странного в этот вечер, но ничто не могло сравниться с открывшимся сейчас видом, и мне казалось, что я все еще нахожусь в курильне, удушаемый сном от ядовитого дыма. Нам померещилось, что мы очутились в зале какого-то фантастического дворца, даже не в зале, ибо это было что-то более странное и просторное, целый этаж, повисший в воздухе. Потолок уходил во тьму, а единственно различимые стены были за нами и перед нами. В самом центре этих стен находились эбеновые, черного дерева, двери, и по обеим сторонам от створок тянулись альковы. В каждом стояла статуя, и каждая из этих фигур была исполнена в особой манере – они воплощали разные культуры, разные эпохи: здесь – Египет, тут – Китай, а там – Индия. И в то же время в облике статуй было нечто общее, неразличимое и беспокоящее... Я еще раз прошелся взглядом по скульптурам и вдруг осознал, что, в какой бы манере ни были выполнены лица, все они отражали одно и то же: чувственность, красоту и крайнюю холодность. Словно все статуи изображали одну и ту же женщину.

Я пристально взглянул на череду лиц, вздрогнул и отвел взор, ибо, как бы глупо это ни звучало, я почувствовал, что глаза изваяний обращены на меня! Я всмотрелся в тени, отбрасываемые светом газовых факелов, светивших над каждым альковом. По бокам уходили вверх хрупкие, невозможные линии лестниц; говорю «невозможные», ибо их не поддерживали никакие конструкции, они словно нитями вились в воздухе. И у них не было ни начала, ни конца – явная иллюзия, ибо склад был не особенно велик, но все же эффект создавался весьма примечательный.

– Подумать только, сколько денег истрачено на все это! – повернулся я к Элиоту.

Он ответил не сразу, пристально рассматривая, как я понял, одну из статуй. Ее ваяла восточная рука, ибо по форме и по одежде статуя напоминала индийские произведения искусства, которыми я часто восхищался в лондонских музеях. Но эта скульптура по качеству работы отличалась от того, что я видел раньше. На лице ее, равно как и на лицах других статуи, читалась насмешливая чувственность – это производило одновременно отталкивающее и волнующее впечатление. Я почувствовал, как мурашки пробежали у меня по коже. Огромным усилием воли Элиот оторвал взгляд от скульптуры.

– Нам надо спешить,– проговорил он, обращаясь ко мне.– Не стоит здесь задерживаться.

Он подошел к одной из дверей перед нами, открыл ее и вошел, я – за ним. Впереди простирался длинный коридор, устланный коврами ярких расцветок и узоров, стены были красного цвета, инкрустированы золотом, а двери, располагавшиеся по сторонам коридора через равное расстояние, опять-таки были из эбенового дерева. В конце коридора, вдали от нас, тоже виднелась дверь. И вдруг, проникая мне в кровь, раздалось пение струн. До того я никогда не слышал столь прекрасной музыки. Она притягивала – ей невозможно было противиться. В ней было что-то неземное, почти пугающее... Я поспешил по коридору. Элиот пытался удержать меня, окав мою руку и дергая каждую из эбеновых дверей, но все они были закрыты. Меня же радовало, что они заперты. Только одну дверь я хотел открыть – дверь, которая приведет меня к музыке.

И все же, как быстро я ни шел по коридору, к двери так и не приближался. Это, конечно же, была иллюзия – пары опиума сыграли со мной злую шутку. Я встряхнул головой, пытаясь освободиться от действия наркотика, но заветная дверь осталась дразняще далеко, а когда я глянул через плечо, то обнаружил, что так же далека и дверь, через которую мы пришли.

Я посмотрел на Элиота. Он был очень бледен, на лбу у него блестели капельки пота. Он подергал ручку еще одной двери, ручка не поддалась. Очередная дверь – и тот же результат. Элиот прислонился к стене, вытирая лоб. На его лице, обычно столь собранном и сдержанном, отразилось мятущееся неверие. Он поднес руки ко рту.

– Моуберли! – крикнул он.– Моуберли!

Музыка сразу прекратилась. Я моргнул Звук голоса Элиота прогнал навеянный опиумом сон, ибо эбеновая дверь стала гораздо ближе. Я подошел и открыл ее.

За дверью находилась комната со стенами розового цвета Она очень походила на детскую маленькой девочки, ибо в углу весело потрескивал, огонь, а возле него стояло нечто похожее на кукольный домик и лежала стопка детских книжек. В центре комнаты высилась конторка, заваленная рукописями, а к стенам были пришпилены разные планы и схемы, некоторые из них очень старые. В углу собрались четыре человека с музыкальными инструментами: скрипками и виолончелями. Когда мы вошли, они вздрогнули и словно встрепенулись, но не взглянули на нас. Вместо этого головы их склонились на грудь, а открытые глаза невидяще уставились в пространство. Мне вдруг пришло на ум, что выражение их лиц очень походило на выражение лица человека, за которым мы гнались через Темзу.

– Кто вы? – раздался отчетливый высокий голос маленькой девочки из-за кучи рукописей на конторке.

Элиот был столь же удивлен, как и я.

Вместе мы приблизились к конторке. Там сидела девочка, исключительно прелестное дитя с длинными белокурыми волосами, стянутыми ленточкой, и тонкими чертами лица, как у фарфоровой куклы. На ней были надеты очаровательное розовое платьице и фартучек, а ножки в белых чулочках покачивались взад и вперед. Она держала перо, подняв его к губам, и ее широко распахнутые глаза выражали почти комическую торжественность. На вид ей было не более восьми лет.

– Вам не следовало заходить сюда,– сообщила она с самообладанием, столь типичным для детей ее возраста.

– Тысяча извинений,– вежливо произнес Элиот.– Мы ищем друга.

Она помедлила.

– Не Лайлу, случаем? – наконец спросила она.

– Нет,– ответил Элиот, качая головой.– Мне нужен мой друг, Джордж Моуберли.

 – Ах этот!

 – Вы знаете, где он?

 – О, его вы найдете внизу,– фыркнуло дитя, морща нос в легком раздражении.

 – А вы не могли бы проводить нас к нему?

 Девочка решительно мотнула головой.

 – Разве вы не видите, что у меня своя работа? – Она аккуратно положила перо на конторку и соскользнула со стула на пол.– Но я позову Стампса. Он вас проводит.

 Она подошла к звонку, встала на цыпочки и потянула за шнурок. Затем указала на дверь у конторки, не эбеновую, как та, через которую мы вошли, но окрашенную в розовые и белые тона, как все остальное в комнате.

 – Прошу сюда,– пригласила она– Он вас будет ждать снаружи.

 Она кокетливо поправила волосы и подошла к стулу. Не успела она взобраться на него, как Элиот взял ее на руки и подсадил.

 – Большое спасибо,– очень серьезно поблагодарила она.– А теперь я должна продолжить свои занятия.

 – Конечно,– кивнул Элиот.– До свидания.

 – До свидания,– попрощалась девочка, но даже не взглянула в нашу сторону, уже погрузившись в какую-то книгу на столе.

 Элиот слегка улыбнулся и жестом велел мне выйти из комнаты. Закрывая за собой дверь, я вновь услышал звуки струн. Я хотел остановиться и послушать, но Элиот потянул меня за руку:

 – Если не ошибаюсь, идет наш проводник.

 Я глянул в ту сторону, куда он указывал Мы стояли на балконе, и лестницы, очень похожие на те, что мы видели раньше, спускались и поднимались прямо перед нами. Но теперь я был более, чем когда-либо, уверен, что пал жертвой навеянного опиумом сна, ибо ранее лестницы казались конструкциями из какого-то видения, тогда как сейчас я не заметил в них ничего странного, за исключением того, что они явно не подходили для склада. Это было, конечно, удивительно, но не невозможно. Я подумал, что владелец этого места склонен к гротеску и преувеличениям, и подходивший к нам слуга подтверждал данное предположение. В нем было не более трех футов росту, а лицо его походило на оплывшую свечку. Там, где должен быть нос, красовались лишь две дырочки, а нижняя челюсть так отвисла, что язык вываливался над черными изломанными зубами. На голом черепе шелушилась кожа. Руки и ноги у него были короткие и полные, как у ребенка, и все же, несмотря на униформу пажа, лет ему было немало. При взгляде на него я содрогнулся, но затем всмотрелся в его глаза, глубокие и выразительные, полные затаенной боли, и устыдился.

Он встал перед нами и что-то неразборчиво проворчал. Он явно спрашивал, чего мы хотим.

– Сэр Джордж Моуберли,– сказал Элиот.– Можете ли вы показать, где он?

Карлик вроде нахмурился, хотя трудно было сказать наверняка, столь искажено было его лицо. Он указал на лестницу и жестом попросил нас следовать за ним. Мы повиновались. На полпути я вдруг остановился, заметив, что за нами следит пантера. Я напрягся, но пантера просто зевнула и лениво начала облизывать лапы. В холле, под лестницей, вокруг кресла обвивалось что-то вроде питона, а далее, в комнате, мы спугнули двух оленят.

– Что это такое? – пробормотал я.– Никак мы в зоопарке?

Элиот не ответил, он все время подозрительно оглядывался, словно ожидая какого-то подвоха. Я тоже, видимо заразившись от Элиота, вдруг почувствовал страх.

Наконец карлик остановился у двери.

– Сюда,– выдохнул он.

Похоже, ему было трудно говорить. Он открыл дверь, Элиот поблагодарил его, а я ощутил, что страх перерастает в ужас, затуманивая мои мысли.

Элиот окал мою руку:

– С вами все в порядке?

На лбу его выступила испарина, глаза слегка выкатились, будто от ужаса, и я подумал, что сам я выгляжу не лучше. Странно, но меня как-то успокоило, что он чувствует то же, что и я.

– Итак, Элиот,– произнес я,– встретим лицом к лицу самое худшее.

Я ожидал, что там, за дверью, нас ждет еще одна галлюцинация вроде уже испытанных нами. Вместо этого нас окутала тяжелая, красно-бархатная темнота. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы привыкнуть к ней. Постепенно я понял, что там горят свечи, тонкие язычки огня. За ними проступили смутные силуэты Мебели, складки занавесей, богатых и мягких, как сама темнота, так что было трудно отличить одно от другого, и я почувствовал, что меня обволакивает, ловит в силки нечто тяжелое и живое. В воздухе стоял густой запах ладана, опиума и экзотических цветов. Темнота высасывала меня, и мне страстно хотелось бороться с ней. Только впереди, там, где полукруг свечей смыкался со стеной, темнота расступалась и занавески были раздвинуты. На стене висела освещенная картина, резко выделяющаяся бледным пятном на красном фоне. Портрет женщины. Лицо ее было похоже на лик одной из статуй в альковах наверху. На этой картине, однако, женщина была одета по последней моде. Красота ее была настолько отталкивающей, что мне пришлось опустить глаза. И, опустив их, я заметил на полу чье-то распростертое тело. Похоже, это был раджа Одежда его насквозь промокла, на ноге – рана, лицо вымазано кровью.

Элиот подошел к нему и перевернул. Возле головы раджи стояло большое серебряное блюдо, полное густой темной жидкости. Я коснулся жидкости пальцем и поднес к свету свечей.

– Элиот,– прошептал я,– да это же кровь!

– Неужели?

Я содрогнулся, озираясь:

– В этом месте присутствует что-то... что-то...

– Что же? – поинтересовался Элиот.

– Что-то сверхъестественное!

Элиот добродушно рассмеялся:

– Полагаю, нам нужно оставить все естественные объяснения, соприкасаясь с такой теорией, как эта. И вообще,– он перевернул тело, одновременно пытаясь нащупать пульс,– это не тот случай, когда брошен вызов законам природы...

Что-то в его тоне насторожило меня.

– Так вы нашли разгадку? – вскричал я.

– В конце концов все оказалось очень просто...– ответил он.

Я всмотрелся в лицо раджи. Это было то же... и не то же лицо. Черты были те же, что я видел на лестнице служебного входа театра, но жестокость смягчилась и почти исчезла, а щеки, проступающие сквозь размазанную кровь, были розовые и полные, а совсем не бледные.

– Не понимаю,– удивился я,– это лицо раджи, но оно... почти до невозможности изменилось.

– Согласен с вами,– кивнул Элиот,– это была чудесная маскировка Даже я, когда впервые увидел его, не смог узнать.

– Так кто же это? – спросил я.

– Как кто? – не понял Элиот.– Конечно же сэр Джордж Моуберли.

– Он...

– О да. Жив и здоров.– Элиот бегло осмотрел рану на ноге сэра Джорджа.– Это от пули... Ничего серьезного... Но нам надо его вытащить отсюда как можно скорее...

В это время пламя свечей заколыхалось, а комната вокруг меня будто начала пульсировать, и я почувствовал, как меня затягивает какая-то сила Язык мой превратился в кусок кожи, а кости начали рассыпаться в прах. Мои глазные яблоки высохли, словно оттуда была высосана вся влага. Притягиваемый неизвестной силой, я взглянул на картину на стене. Элиот, не отрываясь, тоже смотрел на нее.

– Вы чувствуете? – прошептал, я.

Он повернулся ко мне, но вдруг рассмеялся и покачал головой.

– Что это? – изумился я.

– Это, Стокер,– ответил он,– нечто вроде декораций в одной из пьес вашего театра: дом с привидениями... разные сопровождающие трюки... Но нет,– мотнул он головой,– здесь присутствует опасность, однако не от сверхъестественных сил. Противник перед нами дьявольский, но, увы, в человеческом облике... Пойдемте,– сказал он, подхватывая сэра Джорджа под руки,– нас не должны здесь застать. Наши заговорщики не возрадуются, узнав, что мы украли их трофей. Скорее, уходим отсюда...

Я взял сэра Джорджа за ноги и помог Элиоту поднять его, другой рукой открывая дверь. Я не помнил, чтобы закрывал ее, но молчал, не желая вновь подвергнуться насмешкам. Но все равно темнота в моем воображении затягивала меня. Тело мое настолько высохло, что руки и ноги, казалось, вот-вот зашуршат. Элиот тоже с трудом тащил ношу, будто он сильно ослаб, и, хотя он улыбался мне подбадривающе, лицо его побледнело и напряглось. Прежде чем выйти из комнаты, мы одновременно повернулись, чтобы взглянуть на картину в последний раз. Фигура женщины замерцала, комнату заволокло темным туманом, свечи погасли одна за другой, и все погрузилось во тьму.