Текст книги "Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды"

Автор книги: Том Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)

– В области расследования преступлений – да!

– Но, я уверена, такие навыки несложно восстановить.

– Право, леди Моуберли,– произнес доктор Элиот, слегка помедлив,– вам лучше было бы обратиться в полицию.

– Но ведь восстановить эти способности можно? – настаивала я, не обращая внимания на его слова

Какое-то время доктор Элиот молчал, пристально глядя на меня сверкающими глазами.

– Возможно,– проговорил он наконец.

И тогда, дорогая Люси, я почувствовала сильное искушение расшевелить его, ибо мне показалось, что его неохота на деле не что иное, как тщеславие, и он нуждается в возможности проявить себя.

– Что вы видите во мне? – вдруг спросила я его.– Что вы можете прочесть по моей внешности?

– Как я уже предупредил, мои рассуждения могут быть неверны.

– Нет, доктор Элиот, неверны могут быть ваши умозаключения, но не рассуждения. Не так ли?

Он слабо улыбнулся.

– Ну,– нажала я на него,– так что вы можете сказать?

– О, ничего особенного. Только то, что явно бросается в глаза.

Я с удивлением взглянула на него:

– И что же это?

– Вы из богатой, но не аристократической семьи, ваша горячо любимая матушка недавно умерла, и вы редко выезжаете из дома, ибо смертельно боитесь высшего общества. Все это достаточно ясно. В дополнение к этому я бы отважился предположить, что в прошлом году вы ездили за границу, возможно в Индию.

– Вплоть до самого последнего замечания, доктор Элиот,– рассмеялась я,– я боялась, что вы обманываете меня и мой муж просто рассказывал обо мне в письмах.

На лице его появилось выражение крайнего разочарования.

– Так я ошибся? – промолвил он.– Вы не были за границей?

– Никогда.

Он как-то обмяк, лицо его вытянулось от отчаяния:

– Видите, что я имею в виду? Мои способности уже не те.

– Вовсе нет,– утешила я его.– Все остальное было совершенно верно. Но прежде чем вы объясните мне свои выводы, я хотела бы спросить: почему вы сочли, что я была за границей?

– У вас на шее,– ответил он,– я заметил пару пятнышек, очень похожих на комариные укусы. Я часто наблюдал такие пятнышки и знаю, что если они когда-то были септичны, то сохраняются как слабые метки на коже в течение нескольких лет. Вот почему я решил, что вам на каком-то этапе довелось побывать за границей. Я предположил Индию, оценив ваше ожерелье и серьги. Они явно сделаны там, и я подумал, что такого рода ювелирные изделия редко встречаются в Англии.

– После такого объяснения,– улыбнулась я,– я почти почувствовала себя виноватой, что никогда не была за границей. Однако вряд ли моя жизнь располагала к этому. А пятнышки, которые вы заметили,– просто аллергия на скверный лондонский воздух.

– Так, значит, вы воспитывались вдали от столицы?

– Да,– кивнула я,– под Уитби, в Йоркшире. Я там провела двадцать два года, а в Лондоне живу с тех пор, как полтора года тому назад вышла замуж за Джорджа.

– Ясно!

Нахмурившись, он вновь принялся изучать пятнышки у меня на шее.

– А украшения? – наконец спросил он.

Я подняла руку и потрогала ожерелье. Вы наверняка видели его, дорогая Люси! Прелестная вещица из мастерски выточенных капелек золота, которая значит для меня гораздо больше, чем стоит.

– Эти украшения,– произнесла я,– подарил мне дражайший Джордж.

– На свадьбу, наверное?

– Вот и нет. На день рождения.

– Дану!

– Я увидела этот комплект на витрине в лавке. Мы были вместе с Джорджем, и он, наверное, запомнил мой восторг.

– Очаровательно!

Я поняла, что его интерес начал угасать. Глаза Элиота вновь закрылись, и я, побоявшись лишиться выигранного мною преимущества, предложила ему объяснить другие логические выводы, оказавшиеся столь замечательно точными.

– А остальное? – поспешила спросить я.– Можете вы рассказать мне, как пришли к своим заключениям?

– О, это просто.

– Значит, отсутствие благородных кровей написано на моем лице?

Доктор Элиот подавил смешок:

– Ваше воспитание, леди Моуберли, во всех отношениях безупречно. Но одно вас все же выдает. Вы носите брошку с гербом семьи Моуберли и браслет на запястье, сделанный в том же стиле. Совершенно очевидно, что эти украшения изготовлены достаточно давно. Одним словом, это фамильные украшения, и они – часть наследства Джорджа, а не вашего. В то же время вы явно привязаны к воспоминаниям о собственной семье. Так почему же вы не носите драгоценности из наследства вашего семейства? Вероятно, потому, предположил я, что на них нет герба, а вам приятнее надевать настоящие фамильные драгоценности, на которых этот герб есть.

– Боже,– пожаловалась я,– да у вас невысокое мнение о моем характере.

– Отнюдь,– добродушно рассмеялся доктор Элиот.– Но верно ли я рассудил?

– Совершенно точно,– согласилась я.– Хотя признаюсь в этом со стыдом. У вас все так просто получилось. Но не понимаю, как вы узнали о моей привязанности к памяти о семье. Вам, наверное, Джордж сообщил?

– Ни в коем случае,– покачал головой доктор Элиот– Просто я рассмотрел ваш зонтик.

– Мой зонтик?

– Позвольте мне сделать вам еще один комплимент, леди Моуберли. Я заметил, что ваше платье в точности отражает ваше богатство и вкус Однако зонтик несколько не соответствует всему остальному. Он явно старый, потому что на ручке его видна пара искусно замазанных трещин, а инициалы, вырезанные на дереве, не принадлежат вам. Было бы глупо предполагать, что вы не можете позволить себе купить новый зонт, значит, этот имеет для вас какую-то сентиментальную ценность. А когда я заметил тонкую черную ленточку, все еще привязанную в знак траура к его ручке, то моя уверенность окрепла и стала фактом. Так чей же это зонтик? Очевидно, он раньше принадлежал женщине старше вас, ибо сам по себе зонтик почти антикварный. Поэтому я сделал вывод, что это, наверное, зонт вашей матери.

Он помедлил, словно озадаченный рациональной холодностью своего голоса:

– Прошу принять извинения, леди Моуберли, если слова мои причинили вам боль.

– Нет-нет,– возразила я и, помолчав немного, чтобы собраться с мыслями и убедиться, что голос не выдаст меня, когда я заговорю вновь, продолжила: – Прошло почти два года, и я начала привыкать к утрате.

– Вот как? – нахмурился Элиот.– Значит, ваша мать так и не увидела, как вы выходите замуж? Жаль...

Я покачала головой, а потом в каком-то эмоциональном порыве рассказала ему, как мы с Джорджем поженились, как поклялись друг другу в вечной любви, когда ему было всего шестнадцать, а мне – двенадцать и он был сыном владельца поместья, а я – дочерью состоятельного человека, самостоятельно выбившегося в люди.

– Знаете, семья Джорджа,– сообщила я Элиоту,– потеряла большую часть своего состояния, и, имея виды на мое приданое, они были готовы посмотреть сквозь пальцы на неблагородное происхождение невесты.

– Неудивительно,– сардонически улыбнулся доктор Элиот.– Но простите мою настырность – а вас саму это устраивало?

– О да, конечно,– ответила я.– Поймите, доктор Элиот, Джордж был моим возлюбленным с очень давних пор. И когда моя мать умерла, к кому еще я могла обратиться?

– Но Джордж уехал из Йоркшира раньше вас, как я понимаю. Виделись ли вы с ним после этого?

– Не виделись лет шесть или семь.

– И все это время вы жили неподалеку от Уитби?

– Да. Матушка была очень больна. Мне пришлось ухаживать за ней, такая она была нервная и слабая.

Он мягко кивнул:

– Ну да, этим все объясняется.

– Что объясняется? – поинтересовалась я.

– Помните,– на губах его заиграла еле заметная улыбка,– я заметил, что вы, по-видимому, не любите высшее общество...

– Да,– промолвила я, ибо он был совершенно прав. Нахмурившись на мгновение, я безмятежно улыбнулась: – Ну конечно же, вы пришли к такому выводу, зная, что я провела молодость в далеком Йоркшире,– стало быть, я буду чувствовать себя неловко в салонах столицы. Как все просто!

– Да, именно так,– улыбнулся доктор Элиот.– За исключением того, что я ничего не знал о вашей юности.

– Не знали? Но...– Я озадаченно взглянула на него.– Но откуда вы?..

– О, все еще проще, чем вы предположили. Ваша рука, леди Моуберли!

– Рука?

– Точнее, правая рука. У вас брызги грязи на плече и рукаве. Значит, вы прислонялись к борту пролетки. Однако леди вашего положения должна выезжать в собственном экипаже. Тому, что вы не делаете этого, есть лишь одно объяснение: вы считаете затраты на содержание такого экипажа нецелесообразными. Отсюда следует, что у вас нет привычки часто выезжать на прогулку или в гости.

– Замечательно! – воскликнула я.

– Заурядно,– отозвался он.

– Вы абсолютно правы,– произнесла я (да вы это хорошо знаете, дорогая Люси, я еще не вполне приспособилась к городской жизни, столь отличной от знакомой мне с детства жизни в деревне).– Аллергическая реакция на скверный воздух в Лондоне в сочетании с природной застенчивостью сделали из меня фактически затворницу.

– Жаль слышать такое,– склонил голову доктор Элиот.

– У меня есть несколько подруг в городе, но никого, кому бы я могла довериться.

– У вас есть муж.

– Да, сэр,– кивнула я, опустив голову.– Был.

На бесстрастном лице доктора Элиота не появилось ни тени каких-либо эмоций. Сомкнув кончики пальцев, он изогнул кисти рук и осел в глубины своего кресла.

– Надеюсь, вы понимаете,– медленно проговорил он,– что я ничего не могу обещать.

Я кивнула.

– Тогда,– сказал он, делая жест рукой,– леди Моуберли, пододвиньте ваше кресло поближе и расскажите мне все об исчезновении Джорджа.

– Это необычный рассказ,– промолвила я.

– Не сомневаюсь,– слегка улыбнулся он.

Я откашлялась. Облегчив душу, исполнившись внезапной надежды, я разнервничалась, дорогая Люси, как нервничаю сейчас, ибо рассказанное доктору Элиоту я должна повторить в письме к вам и боюсь, что подробности могут причинить вам большую боль. В рассказе моем речь пойдет о смерти вашего брата. Не вините Джорджа в том, что он скрыл от вас детали, дражайшая Люси, ибо я убеждена, что мотивы его станут ясны из моего рассказа. И действительно, только сейчас я могу рассказать вам обо всем, поскольку боюсь, что подобный ужас, может быть, довелось испытать и Джорджу. Но читайте – я уверена, у вас хватит сил узнать все, что до сих пор скрывали от вас.

– У моего мужа,– сказала я доктору Элиоту,– всегда были большие амбиции, поэтому он увлекся политикой.

– Амбиции,– пробормотал доктор Элиот,– но не способности, насколько я припоминаю.

– Это верно,– признала я.– Джордж считал повседневную политическую жизнь утомительной. Но у него были надежды, доктор Элиот, и благородные мечты, а я всегда знала, что, если ему дать возможность, он прославит свое имя. И, хотя Джордж мужественно боролся за продвижение своей карьеры, его усилия оказывались тщетны. Я видела, как болезненно он относится к провалам. Он никогда не признавался мне, но я знала, что его отчаяние усугубляется успехами нашего общего знакомого Артура Рутвена. Карьера Артура в Индийском кабинете была блестящей, и, хотя ему едва исполнилось тридцать, о нем говорили как об одном из самых блестящих дипломатов. Подробности мне не известны, но он отвечал за исполнение заданий очень деликатного и доверительного характера.

– Связанных именно с Индией? – прервал меня доктор Элиот.

Я кивнула.

– Отлично,– он снова закрыл глаза.– Продолжайте.

– Артур Рутвен,– продолжала я,– был очень хорошим другом – вряд ли мне нужно говорить вам об этом. Он знал о желании Джорджа выдвинуться в правительстве и, уверена, помогал ему, как мог. Не поймите меня неправильно, доктор Элиот. Артур всегда был живым воплощением. порядочности и такта Он бы никогда не пошел против своих убеждений и не совершил ничего недостойного. Но он мог перекинуться парой слов с министром, мог намекнуть кому нужно. Достаточно сказать, что примерно два года тому назад, незадолго до нашей свадьбы, Джордж наконец-то вошел в правительство.

– То есть его взяли в Индийский кабинет? – спросил доктор Элиот.

– Да.

– И каковы были его обязанности?

– Я не уверена... Это имеет значение?

– Если вы мне ничего не скажете,– резко заметил он,– то как я могу судить, важно это или нет?

– Мне известно,– медленно проговорила я,– что этим летом он должен был провести через палату общин какой-то законопроект. Он не обсуждал со мной свои дела, но, по-моему, речь шла о границах в Индии.

– О границах в Индии? – К моему удивлению, услышав это, доктор Элиот вдруг словно пробудился. Он наклонился вперед, и я заметила, что глаза его опять заблестели.– Поясните,– нетерпеливо произнес он.– О чем именно шла речь?

– Не могу сказать,– я беспомощно пожала плечами.– Джордж никогда не говорит со мной о своей работе. Ведь я всего-навсего его жена, доктор Элиот.

Он вновь осел в кресло с явно разочарованным видом.

– Но этот парламентский законопроект,– спросил он,– за который отвечал Джордж... Не знаете ли вы, не работал ли он над ним вместе с Артуром Рутвеном?

– Да,– ответила я.– В этом я совершенно уверена.

– Джордж как министр, а Артур как дипломат?

– Да!

– Хорошо. Это наталкивает нас на кое-какие предположения...

– Не понимаю вас,– поморщилась я.

Доктор Элиот с отчаянием взмахнул рукой:

– Ну же, леди Моуберли, если вашего мужа постигла судьба Артура Рутвена – простите за прямоту, но мы должны рассмотреть эту возможность,– нам нужно установить, что могло связывать этих двух мужчин. Оба они работали над законопроектом о границах в Индии. Я бы сказал, это довольно деликатный вопрос. Видите, леди Моуберли, какая интересная линия расследования сразу открывается перед нами?

– Да,– кивнула я.– Уверена, что вы правы.

Он с интересом взглянул на меня:

– Так у вас есть какие-либо еще сведения относительно этого?

Я проглотила комок в горле:

– Вы ищете то, что связывает этих двух мужчин. Что ж, доктор Элиот, связь есть. Имеет ли это отношение к работе Джорджа, я не знаю. Сам Джордж предполагал, что имеет, но, думаю, для него это было такой же великой тайной, как и для меня сейчас.

– Ага,– несколько сдержанно сказал доктор Элиот. Он откинулся в кресле и лениво махнул рукой.– Продолжайте, леди Моуберли.

Я снова проглотила комок в горле. Будьте готовы, Люси, ибо то, что вы сейчас прочтете, вам будет нелегко воспринять.

– Это случилось чуть больше года тому назад,– медленно проговорила я,– Артур приехал к нам на ужин...

И затем я описала доктору Элиоту то, что мы обсуждали в тот вечер: в основном, дорогая Люси, речь шла о вас и вашем намерении играть на сцене. Вспомните, как противился этому ваш брат, но все же к концу вечера он с восхищением смеялся над вашим стремлением и говорил так, словно собирался поддержать вас. «Вижу, Люси настроена стать Новой Женщиной,– сказал тогда Артур,– и не свернет с пути. Ибо всякая одержимость нерациональна, почти демонична, и мы заблуждаемся, если думаем, что ею болеют лишь молодые».

– Действительно,– проговорил доктор Элиот, который во время моего рассказа как будто дремал.– Помню, в колледже у Рутвена была своя всем памятная одержимость.

– И в чем она заключалась? – поинтересовалась я.

– Он был страстным коллекционером древнегреческих монет.

– Он еще собирал их, когда мы познакомились. Действительно, он часто заявлял в моем присутствии, что его коллекция непревзойденна.

– Занятно,– еле пробормотал доктор Элиот.

– Да. Мы тоже так подумали. Артур с готовностью признавал, что в его страсти присутствует нечто абсурдное, особенно если учесть, что в остальном он человек весьма здравомыслящий и сдержанный.

«Но я ничего не могу с собой поделать,– оправдывался он в тот вечер,– когда гоняюсь за монетой древнегреческой эпохи. Мне нужно поддерживать честь моей коллекции. И я, видимо, приобрел скандальную известность, поскольку,– он пошарил у себя в сумке,– сегодня мне был брошен вызов».

«Вызов? – помнится, воскликнул Джордж.– Какого черта вы имеете в виду?»

Артур слегка улыбнулся и вместо ответа положил на стол красную деревянную шкатулку. Он открыл ее, и мы увидели, что внутри находится кусочек картона, на котором что-то написано.

«Что это?» – удивленно спросила я.

«Посмотрите сами»,– предложил Артур, передавая мне карточку.

Я взяла ее. Карточка была из картона высочайшего качества, но почерк на ней был неряшливый, чернила какие-то странные – темно-пурпурные, осыпающиеся хлопьями при малейшем прикосновении. Сама же записка показалась мне еще более странной, настолько странной, что я до сих пор отлично помню ее содержание.

«Сэр, вы дурак,– гласила записка.– Ваша коллекция ничего не стоит. Вы допустили, чтобы величайший из призов проскользнул у вас между пальцев». Подпись была проста: «Соперник».

 Джордж взял записку у меня из рук и прочел ее, потом расхохотался, и вскоре мы присоединились к нему. Артур смеялся громче всех, хотя, думаю, гордость его была сильно задета. Мы спросили его, как он намерен ответить наглому сопернику. Артур покачал головой и вновь рассмеялся, но я была уверена, что он намерен распутать эту тайну. И за его смехом я почувствовала воинственность и решимость.

Через неделю я спросила Артура, узнал ли он, кто его соперник. Он не ответил на вопрос, а лишь, как всегда, сдержанно улыбнулся, но было видно, что тайна не дает ему покоя. И через две недели после этого Артур Рутвен исчез. Неделей позже труп, нагой и совершенно обескровленный, нашли плавающим в Темзе у Ротерхита. По словам Джорджа, вид у Артура был поистине ужасным.

Я перевела дух. Не открывая глаз, доктор Элиот сплел пальцы как будто в молитве.

– Из вашего рассказа,– произнес он наконец,– следует, что между исчезновением Артура и получением им незадолго до этого странной шкатулки существует какая-то связь.

– Да,– сказала я, прокашлявшись.– Когда Артура вытащили из реки, кулак его был плотно сжат. Пальцы разогнули, и на ладони оказалась монета., греческая монета.

– Интересно,– заметил доктор Элиот,– но это еще не доказательство.

– Монету оценили очень дорого.

– Вы сообщили полиции?

– Да.

– И что они?

– Они были очень вежливы, но...

– Понятно,– слегка улыбнулся доктор Элиот.– Так у вас не осталось шкатулки?

– Ее так и не нашли.

– Ясно,– кивнул доктор Элиот – Жаль.– Его глаза сузились.– Но коль скоро вы, леди Моуберли, сочли необходимым прийти сюда, осмелюсь предположить, что вам известно что-то еще.

– Да, известно,– прошептала я, опуская глаза.

И вновь, дорогая Люси, мне пришлось собраться с духом.

– Несколько месяцев тому назад,– медленно начала я,– на наш адрес пришла посылка. Внутри оказалась шкатулка...

– Такая же, как та, что получил Артур?

– Почти.

– Примечательно,– заявил доктор Элиот, потирая руки.– И там тоже была карточка, но теперь уже адресованная Джорджу?

– Нет, сэр. Карточка была адресована мне.

– Что ж, тем более интригующе. И что же было в записке, леди Моуберли?

– Записка была оскорбительная.

– Ну разумеется!

– Почему разумеется?

– Потому что записка, полученная Артуром, тоже была оскорбительной. А что было в вашей, леди Моуберли?

– Мне не хотелось бы об этом говорить.

– Нет уж, будьте любезны сказать. Я должен знать все факты.

– Что ж...– Я вздохнула и повторила записку по памяти: – «Мадам, вы слепы. Ваш муж вас не любит. Женщин у него хватает и без вас».

Я поперхнулась и замолчала.

– Вы совершенно правы,– мягко сказал доктор Элиот,– действительно оскорбительно... У вас с собой эта записка и шкатулка?

Я кивнула, достав шкатулку и передавая ему. Он осторожно взял ее, подошел к свету и внимательно осмотрел

– Не ахти какая работа,– заключил он.– Явно для пересылки товаров... да... взгляните сюда... тут, под краской, что-то написано по-китайски... Думаю, это из доков, из порта...

Я покачала головой:

– Какое отношение кто-то из обитателей доков имеет к Джорджу или ко мне?

– Что ж, в этом и состоит тайна, не так ли?

Слегка улыбнувшись, он открыл шкатулку и вынул карточку. Но улыбка его тут же погасла, и он помрачнел.

– Тот, кто написал это,– промолвил он,– лучше владеет пером, чем хочет показать. Ибо буквы слишком уж небрежны. А писала это женщина – чисто женский стиль. Чернила же, как вы могли догадаться,– смесь воды и крови.

– Крови? – воскликнула я.

– Несомненно!

– Но... Вы уверены?.. Ну да, конечно, вы уверены...

Доктор Элиот нахмурил брови:

– Здесь ясно проступает намерение не только оскорбить, но и напугать вас.

Он снова осмотрел карточку, слегка пожал плечами и положил ее обратно в шкатулку.

– Вы показывали это мужу?

Я кивнула.

– И что он?

– Пришел в ярость... В дикую ярость...

– Он отвергал выдвинутые в записке обвинения?

– Решительно!

– А вы – простите за вопрос, леди Моуберли,– поверили ему?

– Да, сэр, поверила. Почему я должна была не поверить? Джордж всегда был прекрасным мужем, человеком с открытой душой. Если бы он изменял мне, я бы об этом знала.

Доктор Элиот медленно покивал.

– Хорошо... очень хорошо,– проговорил он, опускаясь в кресло.– Продолжайте, леди Моуберли. Что же случилось дальше?

– Спустя три дня после получения злосчастной шкатулки Джордж тоже исчез.

– Вот как? – Лицо доктора Элиота потемнело и напряглось.– Это был для вас, должно быть, ужасный удар.

– Признаюсь, я была напугана.

– И вы обратились в полицию?

– Нет, сэр. Я не могла, потому что боялась себе признаться, что его действительно нет в живых. И вдруг, после того как я провела две бессонные ночи, он вернулся! Бледный, с остекленевшими глазами... но это был мой милый Джордж, живой и невредимый. Однако его явно окружала какая-то тайна, ибо, едва я попыталась разузнать о причинах столь внезапного исчезновения, по лицу его пробежала тень и он попросил меня забыть, что куда-то уходил. Сон покинул меня, доктор Элиот, а Джордж, думая, что я заснула, частенько подходил к окну и выглядывал на улицу. Сам он подолгу ворочался в постели и бормотал во сне какие-то странные имена. И вот, недели через три после первого исчезновения он вновь пропал. Во второй раз он отсутствовал несколько дней, и к тому времени, как он вернулся, я почти сошла с ума. Я потребовала рассказать, что происходит, но Джордж увиливал от ответа. Впрочем, он намекнул, что тайна связана с его работой в правительстве. Каким образом – он не говорил, но у меня сложилось впечатление, что вокруг законопроекта, который он должен был провести через парламент и который занимал его внимание и время, сложился заговор. Джордж просил меня не беспокоиться и обещал, что когда-нибудь расскажет мне всю правду. Пока же мне придется мириться с его периодическими отлучками из дома и долгими часами работы в министерстве. Он просил у меня поддержки и понимания.

– И вы вняли его просьбам?

– Конечно.

– Отлучки еще случались?

– Время от времени.

– А работа в министерстве?

– Полагаю, шла великолепно. Вы, должно быть, не знаете о теперешней репутации Джорджа. Он слишком молод для своего поста. Таинственное поведение, связанное с продвижением законопроекта, показывало, что речь идет о его дальнейшей политической карьере. И все-таки...– Я заглянула в глаза доктора Элиота, ярко сверкавшие на его бледном лице.– И все-таки... я боюсь...

– Что ж,– резко сказал доктор Элиот,– это неудивительно. Насколько я понял, на этот раз он отсутствует больше недели?

– Неделю и один день.

– Это необычно?

– Да. Прежде он никогда не пропадал больше чем на четыре дня кряду.

– Поэтому вы пошли наперекор его просьбам и приехали ко мне искать помощи?

– Есть и другие причины.

– Да?

– Буду откровенной, доктор Элиот. Я боюсь худшего и в то же время опасаюсь за себя. Надеюсь, вы не сочтете меня сумасшедшей...

– Ну что вы! – запротестовал он.– Если вас это утешит, леди Моуберли, то вы показались мне исключительно здравомыслящей женщиной.

– Очень любезно с вашей стороны,– ответила я,– хотя в последнее время бывают моменты, когда я сама в этом сомневаюсь. Вот что случилось со мной прошлой ночью. Я поздно легла спать. Служанка помогла мне раздеться, я отпустила ее и некоторое время сидела в задумчивости, теряясь в догадках о том, где может быть Джордж, а потом встала и подошла к окну. Ночь была скверная, и я смотрела на сочащийся дождем лондонский пейзаж, словно отыскивая ключ, который может привести меня к Джорджу. До меня донеслись чьи-то приглушенные шаги по булыжнику. Я всмотрелась. В свете газового фонаря внизу стояли две фигуры – мужская и женская. Я увидела, что под плащом на джентльмене надет фрак. Лицо его было необычного цвета, заросшее черной густой бородой, и я догадалась, что он иностранец. Лица леди не было видно, она стояла спиной ко мне, в развевающемся черном плаще с капюшоном. Потом она повернулась, взяла мужчину под руку, и они пошли дальше. Уходя, дама обернулась и посмотрела вверх, как будто отыскивая взглядом меня. Я не могла разглядеть ее лицо, поскольку оно оставалось в тени капюшона, но на секунду отблеск фонаря попал ей на кожу, и она засветилась! Доктор Элиот, клянусь, кожа ее засветилась! Затем дама отвернулась, и они ушли, а я осталась, объятая непонятным ужасом. Я не могу это объяснить. Но все было, было на самом деле. И я чувствовала, что увидела нечто ужасное.

– Что именно показалось вам ужасным? Эта женщина?

– Я знаю, это звучит смешно...

– Да,– медленно произнес он,– но и интригующе тоже.

– Вы не считаете меня сумасшедшей?

– Наоборот... Вы можете рассказать что-нибудь еще? Итак, вы все-таки легли спать...

– Да, я приняла лекарство.

– Успокоительное?

– Да.

– И что это было за лекарство?

– Настойка опия.

Доктор Элиот медленно кивнул:

– Простите, леди Моуберли. Вы легли спать...

– Да. И спала хорошо. Я всегда хорошо сплю. Но в четыре часа ночи меня разбудил бой церковных часов. Я снова погрузилась в сон, однако на этот раз он был беспокойным. И вдруг я вновь проснулась, открыла глаза, и... кровь застыла у меня в жилах. Эта женщина... Я сразу узнала ее, ту самую, с улицы... Она находилась у меня в комнате и наблюдала за мной! На ней был надет тот же плащ, но капюшон был откинут, и на меня смотрело самое прекрасное лицо из всех, какие мне только пришлось когда-либо видеть. В то же время это было самое ужасное лицо!

– В чем именно заключался его ужас?

– Не могу сказать. Но оно наполнило меня страхом. И, глядя на него, я была абсолютно парализована.

– Вы заговорили с ней?

– Пыталась, но не смогла. Не могу объяснить это, доктор Элиот. Боюсь, вы сочтете меня слабоумной.

Элиот вскинул голову:

– Опишите незнакомку.

– Она была... трудно сказать, каков ее возраст... может, молодая, но... нет.– Мой голос почти замер.– Мне показалось, что она... вне времени и вне возраста... У женщины были темные длинные волосы – мне почему-то они показались именно такими, хотя об этом трудно было судить, ибо они скрывались под плащом. Лицо ее было очень бледным и будто освещалось каким-то пламенем изнутри. Губы были ярко-алыми, а глаза – темными и блестящими.

– Темными и блестящими одновременно?

– Да.

– И что же делала эта замечательная женщина?

– Ничего. Просто стояла и смотрела на меня. А потом вдруг улыбнулась, повернулась и вышла из моей комнаты. Через открытую дверь я увидела, как она словно плывет к лестнице.

– Вы двинулись за ней?

– Не сразу. Говорю вам, меня парализовало. Но наконец я собрала всю свою решимость, встала с постели, подошла к двери и вышла на площадку лестницы, спускающейся в холл. Женщина стояла внизу, у нижней ступеньки, накидывая капюшон. Затем отворилась дверь кабинета моего мужа, и оттуда появился этот джентльмен-иностранец. Под мышкой у него была пачка бумаг.

– Иностранец... Опишите его.

– Крупный, чернобородый, как я говорила, смуглый...

– И что он сделал? Подошел к женщине?

– Да Она, кажется, заговорила с ним, хотя слов я не расслышала. А потом они оба повернулись и посмотрели на меня. Лица их были какие-то пустые, а глаза горели ужасным огнем.

Доктор Элиот нахмурился еще больше:

– И что же дальше?

– Женщина взяла его под руку. В другой руке он держал бумаги. Парочка повернулась и прошла через холл. Я бросилась вниз по лестнице и увидела, что они выходят через открытую парадную дверь. Я выбежала на улицу, взглянула в обе стороны, но их и след простыл. Они будто растворились в свете раннего утра. Я вернулась в дом и разбудила прислугу. Мы тщательно осмотрели все комнаты, но следов взлома нигде не нашли. Даже в кабинете моего мужа ни один ящик, ни один шкаф не был взломан.

– Вы сказали об открытой парадной двери. Ее взломали?

– Нет, насколько я заметила.

– А окна?

– Вряд ли. Хотя точно не знаю.

– Тогда как же они вошли, леди Моуберли?

– Признаюсь, это и озадачивает меня. В первые часы после случившегося я думала, что стала жертвой какой-то галлюцинации, возникшей в моем истощенном волнениями мозгу. «Может, я схожу с ума?» – спрашивала я себя. А потом принесли утреннюю почту. Среди писем было одно без марки. И боюсь, доктор Элиот, что я совсем не сумасшедшая.

Письмо было у меня с собой. Я вынула его и передала доктору Элиоту. Доктор прочел письмо, и лицо его потемнело. Да, Люси, это была та самая, написанная заглавными буквами, записка, о которой я уже упоминала: «Я – СВИДЕТЕЛЬ УБИЙСТВА ДЖ.».

Доктор Элиот изучил записку, встал и подошел к лампе на своей конторке.

– Так я и думал,– сказал он, поворачиваясь спиной ко мне,– эту записку явно послала женщина.

– С чего вы это взяли? – спросила я, вставая.

 Он указал на какие-то мазки на задней стороне конверта:

 – Это пудра. Записку писали на туалетном столике, на который, бывает, просыпается косметика. Видите, вот тут следы отчетливее всего. Я бы сказал, что писавшая часто и помногу пудрит свое лицо.

 Он повернул конверт к свету.

 – Да,– показал он на отметину ближе к краю.– Видите, как лоснится? Это след косметики. Доказательство неоспоримо.

 Неоспоримо, дорогая Люси. Я была готова признать правоту слов доктора. Но кого из женщин могла я заподозрить в написании этого письма? Одну я не отваживаюсь упомянуть, другая же – это вы. Люси, я в отчаянном положении и должна говорить напрямик. У меня нет знакомых актрис, кроме вас. Тем более я не знаю никаких актрис, которые состояли бы в интимных отношениях с Джорджем. Признайтесь, это вы написали мне записку? Я понимаю, вы не испытываете ко мне дружеских чувств, но Джорджа вы любите, и от его имени я взываю к вам. Если это не вы писали мне, то я должна опасаться самого худшего – того, что Джордж мертв и что незадолго до убийства он изменял мне. Однако не могу поверить, что он был способен на такое. Не могу! Поэтому я обращаюсь к вам. Вы писали это письмо? И если да, то прошу вас, Люси, помогите доктору Элиоту!

 Должна сказать вам, что он согласился заняться этим делом. Я упомянула ваше имя в связи с письмом, и он наверняка вскоре навестит вас. Не бойтесь его. Даже если это писали не вы, уверена, вы сможете быть ему полезной. Я посвятила вас во все подробности тайны, поскольку считаю, что пришло время открыть вам правду и что в ваших силах помочь распутать это дело. Не отвергайте мою просьбу, дражайшая Люси, ради Джорджа и себя самой.