Текст книги "Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды"

Автор книги: Том Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 45 страниц)

– Я думал, вы не хотите применять оружие,– заметил я.

– Обстоятельства заставили,– пожал плечами он, глядя на русского, который вдруг задергался, как и его прежде уложенный сподвижник.– Капитан, старший сержант,– в отчаянии прошептал Элиот,– прошу вас, ради Бога, бежим отсюда!

И мы, конечно, уступили его просьбам. Когда я пишу это сейчас, в уюте своего кабинета в графстве Уилтшир, то знаю, что это звучит позорно, но бежали мы не от людей, а от их адской болезни. И, клянусь Господом, «больные» передвигались довольно резво. Когда Элиот, старший сержант и я, обнаружив сбоку от часовни ступени, начали взбираться по склону горы, русские кинулись за нами вдогонку. По этим ступеням карабкаться было легче, и мы быстро лезли вверх, но ужасные существа неотвратимо приближались. Даже самый средненький русский солдат – весьма опасный противник, но наши преследователи особой ловкости не проявляли – по скалам, они карабкались неуклюже, спотыкаясь, и можно было с уверенностью сказать, что двигало ими исключительно желание поймать нас. Трудно было поверить, что это люди,– столь голодно и дико сверкали их глаза. Скорее они напоминали стаю дхол, диких собак с Декканского плоскогорья, почувствовавших нашу кровь.

Мало-помалу они начали настигать нас, и вот уже ближайший из них отставал всего на вытянутую руку! Но тут я решил, что хватит показывать противнику спину. Я уж было хотел повернуться и встретить свою участь лицом к лицу, но...

– Нет! – отчаянно вскричал Элиот и показал на восток, на горные вершины.– Уже почти рассвело!

Однако русские были слишком близко, чтобы убежать от них. И снова в меня впился взгляд холодных и вместе с тем жгучих глаз. Русский зашипел, как ядовитая гадина, напрягся и присел, готовясь к прыжку. И в этот самый миг первый луч солнца озарил небо, и вершина горы потонула в красном мареве. Русский сразу замедлил шаг; его товарищи тоже остановились.

Вдруг буквально в дюйме от моего носа просвистела пуля. Вонзившись в скалу, она осыпала нас и наших преследователей дождем каменных осколков. Я взглянул вверх и увидел, что на гребне стоит Хаггард и целится из винтовки, готовясь выстрелить во второй раз.

– Ты что, парень, черт тебя дери! – заорал я.– Давай вверх, по тропе!

Но Хаггард, взвинченный до предела, не обратил на меня никакого внимания – впервые солдат не подчинился моей команде.

– Нет, сэр! – пронзительно закричал он.– Это же вампиры! Надо их всех уничтожить!

– Вампиры?

Я взглянул на Элиота и покачал головой. Хаггард заметил это и, боюсь, понял меня не так, как надо.

– Я с ними уже сталкивался,– надрывался Хаггард,– когда они пришли и забрали леди Весткот... Леди Весткот и ее очаровательную дочку... Они их сожрали, а теперь и нас хотят растерзать!

Я, конечно же, попытался ему объяснить, что эти люди просто больны, и обратился к Элиоту, чтобы тот подтвердил мои слова, но Хаггард только рассмеялся.

– Это вампиры! – повторял он.– Говорю вам, это они!

Он выстрелил еще раз, но промахнулся, потому что дрожал всем телом. Шагнув вперед, чтобы получше прицелиться, он опустил винтовку и вдруг поскользнулся. Я крикнул ему, чтобы он был поосторожнее, но было уже поздно. Он успел выстрелить, однако пуля, не причинив никому вреда, ушла в небо, а сам Хаггард оступился и, отчаянно размахивая руками, покатился вниз с утеса. Посыпалась галька, и тело его с противным глухим ударом упало в кусты у часовни. Кусты смягчили падение и тем самым спасли солдату жизнь, однако подняться он не мог – ноги его были переломаны...

Тем временем наши преследователи сгрудились в кучку и наблюдали за нами пылающими холодным огнем глазами. Когда на востоке засияли первые лучи солнца, они застыли на месте, но, увидев, как бедняга Хаггард упал с утеса, сразу напряглись и словно ожили. Пару минут они следили за тем, как он старается выбраться из кустов, после чего дружно направились в его сторону. Их глотки издавали странный клекочущий звук, который я раньше принял за смех. Они начали удаляться от нас, шагая еще медленнее, чем раньше, словно солнечный свет, подобно воде, мешал им идти. И все-таки они продолжали двигаться. Я беспомощно смотрел, как они дошли до часовни и окружили лежащего в кустах Хаггарда Руки и ноги его задергались, он пронзительно закричал и снова попытался подняться, но тщетно. Русские, наблюдавшие за беднягой, как коты за мышью, придвигались все ближе. Вот один из них бросился вперед, за ним. – второй, и вскоре все сгрудились вокруг Хаггарда, склоняя головы к его кровоточащим ранам.

– Боже мой,– прошептал я,– что они делают?

Элиот не ответил, ибо мы оба слышали легенды Каликшутры и сейчас убедились в их правдивости. Русские пили кровь Хаггарда! Эти отродья – я уже не мог думать о них как о людях – пили его кровь! Один из них прервал пиршество и сел, довольно откинувшись. По его губам и подбородку стекала кровь, и я понял, что он разодрал Хаггарду глотку. Я выстрелил в нечисть, но рука моя дрогнула, и я промахнулся. Но все же русские попятились. Труп Хаггарда остался лежать у часовни, весь в глубоких рваных ранах, с побледневшей обескровленной кожей. Спустя некоторое время русские возобновили свою кошмарную трапезу, а я позволил им это, потому что ничего сделать не мог.

Я повернулся и двинулся вверх по тропе. Я шел долго... очень долго... не оглядываясь.

На нашем восхождении на гору в тот ужасный день я не намерен останавливаться. Достаточно сказать, что оно нас прямо-таки доконало. Подъем был ужасен. Большая высота и ужасные события, свидетелями которых нам пришлось стать, вымотали нас до предела. Ближе к вечеру, когда тропа наконец-то стала менее крутой, все мы находились на грани измождения. Отыскав уступ с нависшей сверху скалой, которая могла защитить нас как от порывов ветра, так и от рыскающих чужих глаз, я приказал остановиться и немного отдохнуть. Я тоже прилег и почти мгновенно крепко уснул. Проспал я недолго – во всяком случае, так мне показалось. Минут десять, не больше... Однако сон мой был столь глубок, что я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Не стану будить остальных, решил я про себя, ведь еще только полдень... Первое, что я увидел, открыв глаза, был бледный блеск полной луны.

Она была завораживающе прекрасна, и от такой картины у меня на мгновение перехватило дыхание. Предо мной высились величественные вершины Гималаев, а далеко внизу расстилались долины, окутанные густыми синими тенями. Под нами плыли мелкие хлопья облаков, словно выдохнутые каким-то божеством гор, и над всем этим разливался серебряный обжигающий свет луны. Я вдруг осознал, что нахожусь в мире, в котором нет места человеку, в мире, который пережил и переживет все эпохи, в мире холодном, прекрасном и ужасном. Почувствовал я и то, что часто чувствуют англичане в Индии: как далек я от дома, далек от всего близкого и понятного мне. Я осмотрелся по сторонам и вспомнил о смертельной опасности, грозящей нам. Кто знает, станет ли это странное место моей могилой, где мои затерянные, безымянные кости будут лежать, вдали от Уилтшира и моих близких?

Но солдат не может долго тяготиться печальными раздумьями. Нам грозила смерть, а слезами делу не поможешь. Я разбудил Каффа и Элиота, и, как только они встали, мы снова отправились в путь. Дорога была непримечательной. Тропа становилась все более пологой, вместо скал появились кусты. Вскоре мы вновь вошли в джунгли, и ветви над нашими головами переплелись так густо, что через них не проникал даже свет луны.

– Очень странно,– сказал Элиот, присаживаясь на корточки у большого цветка.– Такой растительности на этой высоте быть не должно.

Я слегка улыбнулся.

– Не расстраивайтесь так! Вы что же, предпочли бы сейчас оказаться на открытой местности?

Не успел я произнести эти слова, как сквозь деревья что-то блеснуло. Я направился туда и обнаружил гигантский столп, сильно выщербленный и заросший вьюнками, но прекрасной работы и украшенный по бокам каменным ожерельем из черепов.

Элиот осмотрел столп.

– Знак Кали,– прошептал он.

Я кивнул и выхватил револьвер.

Теперь мы двигались крадучись. Вскоре нам на пути стали попадаться еще столпы. Некоторые лежали на земле и были почти полностью скрыты зарослями, другие массивно вздымались вверх. И на каждом было одинаковое украшение – ожерелье из черепов. Деревья поредели, и вдруг я увидел белую как кость арку, выступающую из-за темноты вьюнков и сорняков. Она была украшена в цветистом индусском стиле: резьба по камню вилась, как кольца змеи. Я присмотрелся к одной из этих петель, и она внезапно задвигалась! Петля и в самом деле оказалась телом кобры, свернувшейся в кольцо,– вот он, дух-хранитель этого смертоносного места. Кобра уползла в темноту, а я шагнул вперед и ощутил под ногами мраморные плиты. Впереди, освещаемые серебряным светом луны, замаячили какие-то камни, и, выйдя наконец из-под сени деревьев, я оказался среди дворцов и стен, выстоявших невзирая на сжимающуюся вокруг них хватку джунглей.

«Кто построил эти дворцы? – подумал я.– И кто покинул их?»

Я не эксперт, но, на мой взгляд, этим дворцам были многие века. Я пересек главный двор. От него расходились ряды колонн, над которыми были возведены другие колонны. Я догадался, что очутился в центральной части дворца.

Подойдя ближе, я увидел, что колоннам придана форма женщин, поражающих своим бесстыдством, столь характерным, к сожалению, для древних статуй Индии. Не буду останавливаться подробно на их описании, скажу только, что они были совершенно нагие и выглядели невероятно похотливо. Но больше всего меня смутили их лица. Они были чрезвычайно мастерски высечены и несли на себе выражение крайней порочности, в которой смешались желание и удовольствие. Взоры каменных дев были устремлены в дальний конец храма, на гигантские статуи, призрачно маячащие в глубине. Я поспешил дальше. Наконец колонны закончились, и передо мной открылся небольшой двор. У лестницы возвышались огромные фигуры. Я подошел поближе и почувствовал, что ступил во что-то липкое. Я опустился на колени, и запах крови буквально ударил мне в нос. Дотронувшись до плит, я поднял руку к свету луны. Да, все так! Кончики моих пальцев окрасились красным!

Я приблизился к гигантским статуям, чтобы внимательнее разглядеть их. Их было шесть, они стояли симметрично на восходящей лестнице, по три с каждой стороны, и представляли собой женщин, смотрящих вверх, на пустой трон. Прямо перед троном, перед этим проклятым сооружением, была установлена еще одна статуя – фигура девочки. Я взошел по липким от крови ступеням.

Элиот последовал за мной. Я вдруг услышал, что он остановился, и повернулся к нему.

– Что это? – спросил я.

– Посмотрите-ка,– ответил Элиот,– узнаете?

Он указал на ближайшую статую. Теперь, поднявшись по ступеням, мы смогли увидеть ее лицо, освещенное серебряным светом луны. Все это, конечно, было чистой случайностью, ведь храму исполнились многие века, но я сразу понял, что Элиот имел в виду: статуя была точной копией захваченной нами женщины, прекрасной и впоследствии исчезнувшей пленницы.

Я повернулся к Элиоту.

– Может, это ее прапрапрабабушка? – пошутил я.

Но Элиот не улыбнулся. Он склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

– В чем дело? – поинтересовался я.

Несколько секунд он не отвечал.

– Вы ничего не слышали? – наконец спросил он. Я мотнул головой, и Элиот пожал плечами.– Ветер, должно быть,– сказал он, слегка улыбаясь.– Или сердце у меня бьется.

Я шагнул вперед, намереваясь взобраться на пустой трон, но Элиот вновь замер:

– Вот... Сейчас слышите?

Я прислушался и на этот раз расслышал какие-то слабые звуки. Похоже, били в барабаны, но не так, как у нас на Западе, а словно играли на табла, разливающемся гипнотизирующей, бесконечной дробью. Звуки доносились из-за пустого трона. Я положил руку на подлокотник и, содрогнувшись от всеподавляющего, почти физического страха, невольно отшатнулся. Опустив глаза, я обнаружил, что трон весь покрыт запекшейся кровью, а на его каменном сиденье валяются кости, внутренности и куски мяса.

– Опять козлы? – уточнил я у Элиота.

Он, склонившись, рассматривал что-то похожее на сердце. Лицо его застыло, и он медленно помотал головой. Теперь дробь табла стала отчетливее и набрала силу. За троном находилась крошащаяся стена; я подошел к ней и, встав на колени, заглянул в щель в каменной кладке. Дыхание мое перехватило, ибо мне открылись руины большого города, заросшего, как и дворец, вьюнками и деревьями, но все же полного жителей. Обитатели необычного града поспешно ковыляли мимо растрескавшихся арок и колонн к какому-то месту сбора, скрытому от нас высокой стеной. Вдалеке виднелись отблески пламени, и мне вдруг вспомнилось, что пораженные болезнью существа испытывают сильный ужас перед светом. Над всем этим господствовал колоссальный храм, и даже с такого расстояния я разглядел, что внутри его масса статуй. Храм величественно высился на фоне звездного неба, а его подножие освещалось оранжевыми отблесками пламени.

Я увидел, что Элиот определяет направление ветра.

– Все в порядке,– сообщил он.– Ветер дует в нашу сторону.

– Прошу прощения, сэр? – не понял старший сержант.

– Хочу сказать,– пояснил Элиот,– что они не смогут обнаружить нас по запаху. Вы же видели, они иногда останавливаются и принюхиваются.

Обычное упрямство, обычная сдержанность покинули его лицо, и глаза доктора загорелись тем сумасшедшим огнем, что пылает в каждом искателе истины. Он снова повернулся к вздымающемуся контуру храма.

– Начинается охота, друзья мои,– провозгласил он.– Пойдемте посмотрим, что мы сможем найти.

Чуть ли не ползком мы преодолели примерно с четверть мили. То и дело мимо нас шныряли какие-то фигуры, но благодаря нашей осторожности нас не заметили и не учуяли. Башня маячила все ближе, и вскоре до нас донеслись звуки других музыкальных инструментов – над разрушенным городом, завывая, словно призраки, поплыли звуки ситаров и флейт. Барабанный бой становился все более неистовым, близясь к какому-то рубежу, но высокая стена по-прежнему загораживала нам вид. Мною овладело сильное желание увидеть наконец, что же за ней скрывается...

Участилась дробь табла, и мы тоже прибавили ходу, бегом преодолев открытую площадку. Руины остались позади, вьюнков и деревьев стало поменьше, и мы, ведомые неуемным любопытством, оказались чуть ли не у всех на виду. Один раз мне даже почудилось, что нас заметили: группа горцев, ковыляющая мимо, яростно блеснула в нашу сторону глазами. Однако нас, как ни странно, не обнаружили. Мы подождали, пока они пройдут, и бросились к стене. Когда-то стена, видимо, была бастионом разрушенного города, да и сейчас она осталась мощным, хотя и несколько обшарпанным, сооружением, поэтому вскарабкаться на нее оказалось нелегко. Но вот мы стоим на гребне под яростный бой табла и стон ситаров, возносящийся к звездам. До нас донесся крик множества голосов, нечто среднее между приветственным возгласом и рыданием, вслед за чем раздался скрежещущий, скрипящий звук. Я подполз к бойнице и осторожно выглянул.

Под стеной, на которой мы находились, собралось около сотни людей. Они стояли молча и совершенно неподвижно – спинами ко мне и лицами к стене огня. Языки пламени выбивались из расщелины в скале, а над ними высоко возносился изогнутый мостик, узкий и украшенный резьбой. От мостика вверх по утесу вилась тропа. Она вела к храму, который был словно вырублен в скале и угрюмо и массивно высился над окружающим ландшафтом Черные статуи, окрашенные в яростные оттенки красного огня, мрачно взирали на собравшуюся внизу толпу. Вид каменных дев угнетающе подействовал на меня, и, взглянув на верхушку храма, я почувствовал, что сердце мое забилось с перебоями.

Из расщелины вырвался особенно яркий язык пламени, и в оранжевом свете появилась какая-то адская фигура. Статуя Кали! Лицо ее было прекрасно, и от этого излучаемая им невероятная жестокость производила еще более жуткое впечатление. Мне даже померещилось, что статуя ожила – и не только ожила, а еще и пристально уставилась на меня. Я заметил, что все взгляды устремлены на статую, и я тоже всмотрелся в нее, пытаясь постичь тайну, позволившую ей завладеть вниманием стольких людей. У статуи было четыре руки – две подняты вверх с зажатыми в пальцах крючьями, а две другие опущены, и в каждой богиня держала нечто похожее на пустую миску. Ноги ее, как я заметил, были прикреплены к металлическому основанию, а основание, в свою очередь,– к каким-то шестерням и колесам. Послышался лязгающий звук, статуя сдвинулась с места, и я увидел, что перемещается она при помощи механизма. Толпа взревела, и в ее дьявольском реве звучали предвкушение и жадность. И тут я почувствовал, как Элиот постучал меня по плечу.

– Если не ошибаюсь...– заговорил он.

– Да?

Он указал вдаль:

– Это, случаем, не рядовой Комптон?

Я вначале не понял, о чем говорит Элиот, ибо различил лишь группу туземцев с неподвижными, мертвенными лицами, в изорванной одежде, вымазанной кровью. И вдруг сердце мое остановилось.

– Боже всемогущий! – прошептал я, узрев человека, бывшего когда-то моим солдатом, а сейчас стоявшего с омертвевшим взглядом и в испачканных запекшейся кровью лохмотьях.

– Но послушайте, Элиот,– в крайнем ужасе произнес я,– неужели мы ничем не можем ему помочь?

Взгляд проницательных глаз Элиота выдавал всю глубину его отчаяния.

– Сожалею, капитан... Пока я ничего не могу сделать. Эта болезнь оказалась более ужасной, чем я мог себе представить.– Лицо его внезапно помрачнело.– Выбросьте его из головы, капитан. Он уже не ваш солдат. И ни в коем случае не приближайтесь к нему, ибо я подозреваю, что укус, даже царапина, может грозить смертью.

Я снова взглянул на Комптона. Совершенно верно, от прежнего рядового не осталось ничего. Ничего! Комптон теперь мертв для нас. Но не успел я подумать это, как увидел, что он начал меняться, и отнюдь не к лучшему. Лицо Комптона исказила гримаса, зубы оскалились, в глазах заблестела полоумная дикость. Он застонал так же, как стонала вся толпа Что бы это могло означать или предвещать?

Музыка дошла до высот неистовства, а толпу, казалось, охватила яростная лихорадка. И тогда, прорезав всеобщий гомон стонов, раздался ужасный крик. Надеюсь, мне никогда не доведется услышать ничего подобного, ибо вопль этот проник мне в кровь и заморозил всю душу. Толпа затихла, но было видно, что в глазах собравшихся здесь горит голод. Вновь вопль разорвал тишину ночи, на этот раз неподалеку от нас. Медленно толпа начала расступаться. Ритм табла зазвучал быстрее... еще быстрее.

Из темноты выступила процессия – ряд изможденных людей, скованных между собой цепями и связанных веревками. Процессию вели двое мужчин в русских мундирах, с лицами столь же мертвенными, как у Комптона. У одного из них в животе зияла рана от пули, и я узнал в нем солдата, которого мы уложили на Калибарском перевале и оставили валяться среди прочих трупов. Но он выжил и сейчас вел людей, которые некогда были его боевыми товарищами. Один из пленников что-то закричал по-русски, и до меня дошло, что это он вопил раньше. Сейчас его охватило еще более глубокое отчаяние. Но что могло вызвать у него такой страх? Охранник ударил русского по лицу – бедняга умолк, и над гнетущей сценой воцарилась тишина Процессия остановилась перед статуей Кали. Я внимательно рассмотрел ряды пленников. Русские и горцы вперемешку – мужчины, женщины, даже ребенок лет семи-восьми.

– Сэр,– прошептал старший сержант.– Смотрите, там, позади всех...

Я взглянул и выругался про себя, ибо увидел солдат, которых оставил охранять Калибарский перевал. Их связали шея к шее, как скот. Один из них посмотрел на Комптона, но на лице того не отразилось ничего, кроме вырождения и жадности.

И тут в моей голове раздался женский шепот. Чертовщина какая-то! Сейчас я готов думать, что это была игра моего воображения, но Элиот и Кафф заявили потом, что и они слышали этот напевный голос, слова, произносимые тем же мелодичным тоном. Что это было? Как случилось, что все мы услышали одно и то же? Должен признаться, однако, что любому служившему в Индии солдату раз-другой довелось испытать то, чего никак нельзя понять. Шепчущий голос был одним из подобных необъяснимых явлений. Я привык считать себя уравновешенным человеком и надеюсь, что читатель не отнесет меня к шарлатанам или сумасшедшим. Однако (какое ужасное слово!) полагаю, что мы столкнулись с какой-то колдуньей, способной читать мысли. Она без труда проникла в наши разумы, ее напевный голос был одной из самых приятных из всех слышанных мною когда-либо мелодий, и я почувствовал, что тело мое окаменело. Словно в тумане я сознавал, что нам надо быстренько сматываться, поскольку укрытие наше, скорее всего, обнаружено. Поговорив позднее с Элиотом, я узнал, что он ощутил то же самое. Но я не мог пошевелиться... Элиот и Кафф тоже застыли в неподвижности.

Я закрыл глаза, и перед моим мысленным взором возникло женское лицо, темноглазое и милое, с ожерельем из капель чистейшего золота. Это было лицо нашей беглой пленницы, оказавшейся на деле богиней. Не спрашивайте, как я узнал,– я не знал, я чувствовал, и вскоре мною целиком завладела какая-то отвратительная звериная похоть. И все время, пока нарастало это чувство, а я пытался сдержать себя, адская женщина напевала, и я прислушивался к ее голосу, что неудивительно, ибо он был столь же мил и прекрасен, как ее лицо. Одно слово, постоянно повторяющееся в строках песни, я узнал – Кали! Музыка достигла своего апогея и оборвалась. Наступила тишина. Я сжал руками уши и открыл глаза.

Русского пленника развязали и, подтащив к статуе Кали, подняли перед лицом богини. Тем временем один из охранников опустил верхние руки статуи, и я понял, что они специально устроены так, чтобы их можно было по желанию поднимать и опускать. Я заметил, что охранник протирает блестящий стальной крюк, служащий богине кистью... и только тогда до меня наконец дошло, что за отвратительная церемония здесь вершится. Я хотел отвернуться, но не смог – во мне продолжали звучать напевы завораживающего голоса, наполняя душу сладким ядом. Так что я остался, где был, и продолжил наблюдать за происходящим. Руки русского крепко связали вместе и положили на острие крюка. Охранник нажал на них, и русский пронзительно закричал, когда металл, пронзив человеческую плоть, окрасился кровью несчастного. Под непрекращающиеся стоны и рыдания русского охранники уже выводили очередного пленника – юную девушку-индуску. С ней проделали ту же адскую процедуру, после чего охранники подняли руки богини, а жертвы остались висеть на крюках, как туши, в мясной лавке. Бедная девушка кричала и пыталась пошевелиться, но боль, пронзавшая ее запястья, была столь велика, что вскоре индуска обмякла в агонии и повисла без движения. Откуда-то сзади вырвались оранжевые языки пламени и взметнулись в ночь, но ни девушка, ни русский, ни статуя не пошевелились, застыв темным силуэтом непередаваемого ужаса[6]6
  Я обязан своему другу Фрэнсису Янтхазбенду за замечание по поводу того, что в старое время подобное происходило по всей Индии. На Декканском плоскогорье, например, жертв привязывали не к статуе богини, а к хоботу деревянного слона. Интересующиеся могут прочитать об этом в «Повествовании» генерал-майора Кэмпбелла.


[Закрыть].

Затем я услышал как машина заскрежетала и заскрипела. Богиня повернулась, при этом русский и туземная девушка пронзительно закричали, ибо боль от рывка, пронзившая их запястья, была поистине непереносимой. Статуя содрогнулась, остановилась, и из толпы донесся низкий вопль разочарования. Побелевшими пальцами я сжал пистолет. Как я желал, чтобы сейчас при мне был какой-нибудь пулемет, к примеру «максим»! Но я был беспомощен и ничего не мог поделать, кроме как лежать и наблюдать за происходящим. Вновь заунывно зазвучал ситар, и его звуки тяжело повисли в воздухе, будто нагнетая страх. Статуя вдруг дернулась, и тут к звуку ситара присоединился барабанный бой. По мере разворота статуи ритм табла все учащался и учащался. Свисавшие с крюков жертвы начали судорожно извиваться, их пронзительные крики были ужасны, а обороты статуи все возносили и возносили их вверх, словно некая ужасная карусель. Толпа зашевелилась, все алчно шагнули вперед, в чьей-то руке сверкнула сабля. Взмах клинка – и в воздух дугой брызнула струя крови, а эти чудовища – теперь я не мог даже думать о них как о людях – подняли свои морды, чтобы приветствовать кровавый ливень. Тем временем статуя все вращалась и вращалась под пронзительные крики извивающихся несчастных жертв. Вновь сверкнул клинок, еще раз, и вот уже сабли превратились в искры огня, окрашенные в красный цвет отблесками пламени и живой кровью.

– Пойдем отсюда,– проговорил я, отчаянно пытаясь подняться на ноги.– Пойдем!

Но мы не могли пошевелиться – нас приковала к месту какая-то адская сила. Мы видели, как тела несчастных разрубают на куски, видели, как Комптон, один из наших, британский королевский стрелок, омывает лицо в крови невинных! Теперь, по крайней мере, мы могли быть уверены, что несчастные жертвы мертвы, ибо тела их разрезали на куски. Из живота русского вывалились кишки —• часть их отлетела в толпу, а часть упала в миски, которые держала статуя. Через некоторое время скорость оборотов статуи замедлилась, и наконец машина, заскрипев и резко дернувшись, остановилась. С обоих крюков свисали теперь лишь истекающие кровью обрубки – ничто в них не напоминало людские тела. Эти окровавленные останки сняли с крюков и презрительно швырнули в огонь, в расщелину. Однако миски из нижних рук богини были взяты с величайшим почтением, и их содержимое осторожно опорожнили в гигантскую золотую чашу. Затем миски заменили, а статую тщательно обтерли. Тем временем среди ожидающих своей участи пленников были выбраны две новые жертвы. Запястья их уже связывали.

– Нет! – прошептал я.– Нет!

Но это было правдой: на этот раз к хищным крюкам статуи вели... моих солдат!

За спиной у себя я услышал шаги и быстро повернулся. У подножия стены стояло какое-то существо. Оно не видело нас, но, похоже, знало, о нашем присутствии, ибо принюхивалось, словно ожидая, что вот-вот почует наш запах. Я вспомнил о создавшемся у меня впечатлении, что женщина, читающая наши мысли, разыскивает нас, и понял – назовите это, если хотите, суеверной чушью,– что наше присутствие действительно обнаружено. Я прижался спиной к стене и жестом велел моим спутникам сделать то же самое. Мы замерли, и. существо уже собралось было уйти. Но тут я услышал пронзительный крик... потом еще один. Не сдержавшись, я выглянул в бойницу и, должно быть, испустил вздох ужаса, ибо мои солдаты уже болтались на адских крюках, а статуя вновь постепенно разгонялась. Я замер, но поздно – существо внизу заметило меня. Я увидел, что за ним следует большая стая его дружков, и, признаюсь, с дрожью осознал, что время наше истекло. Я разрядил верный револьвер, мои спутники разрядили свое оружие, но существа подступали к нам все ближе. Я уложил одного из них кулаком, а второго двинул в челюсть, но в это время у меня за спиной раздались самые ужасные крики, которые я когда-либо слышал. Повернувшись, я увидел, что под ударами сабель, нарезающих живых людей на ломти, от моих солдат осталось лишь месиво из крови и внутренностей. Но тут кто-то со всей силы врезал мне по затылку – помню, я еще очень удивился, как моя голова не разлетелась вдребезги от такого удара. Я пошатнулся и рухнул. На меня глядел какой-то ужасающего вида тип. От него жутко разило, но, как ни странно, эта вонь что-то мне напомнила. Затем его изображение расплылось. Я прошептал про себя имя своей дорогой женушки, и все погрузилось во тьму и забвение.

Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара

полковнику Артуру Пакстону

9 июня 1887 г.

Полковник!

Вы должны продвигаться вперед как можно быстрее. Настоятельная необходимость, повторяю – настоятельная, в том, чтобы вы атаковали не пулями, но факелами. Здесь царит ужасная болезнь, но яркий свет приводит заболевших ею в ужас. Поэтому, когда прибудете, сразу поджигайте город. Поверьте мне, клянусь, иного пути нет.

Пойду вперед. Боюсь, Мурфилд и его люди в смертельной опасности. Может оказаться, что помощь им придет слишком поздно.

Если они или кто-либо еще приблизится к вам и при этом не узнает вас, стреляйте не задумываясь. Вгоняйте пулю прямо в сердце. Не подходите близко! Для передачи болезни, способы лечения которой неизвестны, достаточно одного укуса. Расскажите об этом всем вашим людям.

Торопитесь, полковник! И Бог вам в помощь!

Хури.

Выдержки из «С винтовками в Радже»

(продолжение)

ОТЧАЯННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

В темнице • Шри Сингх • Занимаем позицию • Отчаянное отступление • Необычное видение • Проклятие брамина

Я пробудился от звука воды, капающей на камни, и открыл глаза. Вокруг было темно. Я попробовал пошевелиться, услышал над собой побрякивание цепей и понял, что запястья мои прикованы к холодной каменной стене.

– Мурфилд! Ну, слава Богу!

Это был голос Элиота. Я попытался разглядеть его, но тьма вокруг стояла кромешная.

– Что случилось? – спросил я.– Как Кафф?

– Думаю, жив, но все еще без сознания. А вас сильно оглушили.

– Ничего,– ответил я.– Как вы?

– Боюсь, что тоже не отличился. Какая-то сволочь проткнула мне ногу копьем.

– Какое, черт возьми, невезение. Надеюсь, не очень болит?

Элиот слабо рассмеялся:

– Ерунда. Думаю, нам осталось недолго ходить по этой земле. Так что едва ли это имеет значение.

– Мы должны бежать, и. немедленно! – воскликнул я.

Элиот сухо усмехнулся.

– У вас есть какие-нибудь соображения? – поинтересовался я.

Он не ответил.

– Элиот? – окликнул я.

– Вон там,– вдруг проговорил он.

– Что?

– Слушайте!

Я замер, но не услышал ничего, кроме слабого звука капающей воды.

– Слышите? – спросил Элиот.

– Что? Как вода капает?

– Ну да,– в нетерпении сказал он.– Это в дальнем углу темницы. Там, где прикован старший сержант.

Я, признаться, не сразу понял, куда он клонит.

– Вода откуда-то просачивается,– объяснил он.– Подземный источник. А раз так, в том месте, где течет вода, каменная кладка будет явно слабее.

– Почему же эти существа приковали его там? – нахмурился я.

– Не уверен, что сейчас стоит волноваться об этом.

Поэтому, когда Кафф очнулся, мы попросили его рвануть посильнее свои оковы.

– Хорошо, сэр,– ответил старший сержант.

Было слышно, как он дергается, затем раздалось крепкое ругательство.

– Безнадежно? – поинтересовался я.

– Пока да, сэр. Но я не собираюсь загибаться у какой-то дикарской стены. Дайте время, сэр, и посмотрим, что можно будет сделать.

Тяжело дыша, он начал вновь дергать цепи, и до нас донеслись его приглушенное бормотание и ругательства.

– Похоже, это надолго,– наконец проговорил Элиот.

– Вы не знаете Каффа,– возразил я.– Он самый крепкий парень из всех, с кем мне доводилось встречаться.