Текст книги "Четвертое сокровище"

Автор книги: Тодд Симода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Когда остальные закончили, ожидающие взгляды устремились на Тину.

– Спасибо за приветствие, – сказала она, – однако я пока не совсем представляю, что мне хотелось бы сказать, хотя я услышала здесь много интересного. Учитель японской каллиграфии, который преподает у моего друга, недавно перенес подобный удар – мне, правда, неизвестны подробности. Он не может говорить, и то, что он пишет, совершенно лишено смысла.

– Лишено смысла? – нахмурился Говард. – А точнее?

– Со слов друга мне лишь известно, что он пишет части японских иероглифов, но они не складываются в осмысленные слова.

– Похоже на аграфию, – заметила профессор Пор' тер. – Может быть очень интересным случаем клинической практики. Давайте будем следить за ним, как вы на это смотрите, Тина?

– Конечно, – ответила Тина, записав в тетради «аграффия» и «следить?». – Что конкретно я должна делать, чтобы «следить» за ним?

– Я думаю, Говард и его коллеги будут рады сообщить вам все в подробностях, – ответила Портер. – Но мне хотелось бы, чтобы вы помнили о нашем правиле номер один: никогда не выдавайте никому За пределами этой аудитории никакую информацию о наших исследованиях без моего одобрения.

– Конечно, – кивнула Тина.

^{Афазия: полная или мастичная потеря способности использовать или понимать устный или письменный язык.}

^{Аграфия: полная или частичная потеря способности продуцировать осмысленные символы и фразы письменного языка.}

^{Тетрадь по неврологии, Кристино Хона Судзуки}

Семинар продолжался еще час. Солировала профессор Портер, методично продвигаясь по двум страницам с планами на будущее. Тине было предписано работать вместе с Говардом – ознакомиться с тем, как он собирает данные, и научиться работать с обследуемыми. Первой ее задачей на неделю стало знакомство с «прибором магнитно-резонансной томографии», так называемой системой МРТ: располагавшейся в цоколе института.

После семинара Говард объяснил Тине, как туда спустится. За тяжелой дверью на нижней площадке на нее пахнуло сырым бетоном и новым ковровым покрытием. Она прошла по пандусу к череде железных дверей и открыла одну.

В комнате, похожей на приемную врача, сидел мужчина. Перед его столом было расставлено несколько стульев. Ему, казалось, было далеко за тридцать, в белом халате, очень коротко стриженный. На носу криво сидели маленькие овальные очки.

– Фамилия? – спросил он с резким немецким акцентом.

– Кристина Судзуки.

Мужчина сверился со списком.

– Кристина Судзуки. – Он поставил крестик. – Меня зовут Флориан. Подождем остальных, потом начнем. Сядьте вот здесь.

Тина села на стул. Снаружи раздались шаги, вошли Уиджи и Джиллиан, за которыми шла пара первокурсников.

– Хей, Тина, – поздоровался Уиджи.

– Ну что ж, народ, – сказал Флориан. – Фамилии?

Уиджи посмотрел на Флориана, затем вопросительно взглянул на Тину; остальные назвались. Тина дотронулась до переносицы, будто бы поправляя очки. Двумя пальцами Уиджи тоже посадил на место свои невидимые.

– Фамилия? – обратился Флориан к Уиджи.

– Уильям Крус.

– Вроде все. – Флориан сделал пометку напротив имени Уиджи, встал и заговорил: – Меня зовут Флориан. Я техник лаборатории МРТ В одной из комнат у меня за спиной находится прибор магнитно-резонансной томографии фирмы «Хитати» и система сбора данных. Эта машина марки «Эйч-5100» обошлась институту в три с половиной миллиона долларов. У нас нет лишних трех с половиной миллионов долларов, чтобы купить новую или починить старую, а также на то, чтобы лечить тех, кто получит увечья, дурачась с прибором. Поэтому будьте внимательны.

Он раздал всем пакеты инструкций. На первой странице было несколько правил. Тина взглянула на первые два:

Никаких болтающихся металлических предметов при работе с системой или нахождении рядом с ней! Они могут поранить окружающих и исследуемых.

В помещение МРТ не должны вноситься кредитные и банковские карточки, библиотечные магнитные карты, магнитные железнодорожные карты. Информация на них будет стерта или повреждена.

Флориан продолжал:

– Прежде чем вы облачитесь в спецодежду лаборатории МРТ, я должен задать вам несколько вопросов. Отвечать будет каждый в отдельности и ответы должны быть либо «да», либо «нет». Не кивайте и не мотайте головой. Не произносите «гм» или иных междометий. Понятно?

– Да, – ответили все.

– О’кей. Первый вопрос: пользуется кто-нибудь из вас электронными стимуляторами сердца?

Все ответили «нет».

– Есть ли у вас хирургические зажимы на кровеносных сосудах, или какие-либо металлические фрагменты в мозгу, глазах или позвоночнике?

Все ответили «нет», кроме Джиллиан, которая спросила:

– А как насчет пирсинга?

– Все это необходимо снять, если вас помещают внутрь аппарата. Если же вы входите в помещение МРТ как исследователь, я на вашем месте снял бы эти предметы, если они на виду и не закреплены.

Джиллиан кивнула.

– И последнее, касающееся только женщин: есть ли среди вас беременные?

Все трое ответили «нет».

– О’кей, – резюмировал Флориан. – Это как раз те вопросы, которые вам придется задавать каждому своему подопечному и получать на них, как водится, уклончивые ответы, прежде чем они будут допущены до МРТ. Оставьте здесь свои рюкзаки и убедитесь, что при вас нет кредитных, транспортных и банковских карт или чего-либо в этом роде. Правило номер два. Следуйте за мной.

Вставая, Уиджи прошептал Джиллиан:

– Пирсинг, значит?

– Кажется, док, вы собираетесь читать мне нотацию об опасности заражения крови.

Флориан открыл толстую стеклянную дверь и завел свою паству в длинный узкий коридор с несколькими дверьми. Вначале он показал им комнату наблюдения – через большое окно была видна установка «Эйч-5100»: она занимала половину соседней комнаты и напоминала круглый аппарат просвечивания багажа в аэропорту. Затем он провел их в комнату электропитания и помещение, где находился генератор магнитного поля («по силе в десять тысяч раз превышающего магнитное поле земли», объявил Флориан). Он показал им комнату компьютерного управления, где особо отметил систему сбора данных.

Затем они зашли туда, где громоздился «Эйч-5100». Флориан продемонстрировал стол, на котором пациента вводят в полость магнита. Показал устройство для закрепления головы и панель проецирования стимула. Флориан пустился объяснять, как магнитные поля устройства позволяют отличить различные типы клеток, давая возможность системе изображения определить их позицию, выводя на экран изображение различных типов тканей или же, при функциональном сканировании, – работы мозга. Вернувшись в комнату управления, он показал, как калибровать машину и как работает система компьютерного сбора данных.

– Теперь мне нужен доброволец, – объявил он.

– Уиджи хочет, – сказала Джиллиан.

– Спасибо, Джиллиан.

Флориан склонил голову к Уиджи – при этом его очки покосились еще больше.

– Так что?

– Ладно, – ответил Уиджи. – Сканируйте меня.

– На стол, – скомандовал Флориан. Он помог Уиджи расположить голову в фиксаторе. По ходу дела Флориан объяснял: – В этой лаборатории главным образом мы проводим функциональное сканирование. Если хотите получить хорошие результаты, голова пациента должна быть абсолютно неподвижна. Лучший способ достичь этого – убедиться, что человеку удобно на столе. Вам удобно? – спросил он у Уиджи.

– Сейчас засну.

– Прекрасно. – Флориан закрепил фиксатор. – а так?

– Ощущение странноватое, но вроде ничего.

– Хорошо. Сейчас вы поедете внутрь. – И он задвинул Уиджи в «Эйч-5100».

Остальные последовали за Флорианом в комнату управления и стали наблюдать, как он колдует с устройством. Через пару минут на экране появилось изображение среза мозга Уиджи. Флориан попросил Тину освободите Уиджи. Она зашла и выдвинула стол из аппарата. Уиджи ухмыльнулся:

– Я еще жив?

– Извини, – ответила Тина, – но у тебя в голове пусто.

– Неудивительно, – вздохнул Уиджи.

После занятия Уиджи проводил Тину до станции. Джиллиан ушла сразу же: ей хотелось успеть на концерт реггей-группы в одном из клубов Беркли. Уиджи и Тина идти отказались.

– Тебе не обязательно меня провожать, – сказав Тина, когда двинулись через студгородок.

– Не хочу звучать паникером, но тебе не следовав бы ходить одной ночью по кампусу.

– Да, ты прав. – Тина подтянула рюкзак на плече.

– Кстати, ты спросила у мамы насчет марихуаны?

– Пока нет. Я увижу ее только завтра.

– Расскажешь потом, как она отреагирует.

Некоторое время они шли молча, потом Тина сказала:

– Кажется, вы с Джиллиан подходите друг другу.

– Что?

– Джиллиан. Ну, ты понимаешь.

Уиджи рассмеялся:

– Она не… – Он не закончил фразу. Тина выждала паузу, затем спросила:

– Не в твоем вкусе?

– Она прикольная, только чересчур трудная для меня. «Трудная» в смысле – колючая.

Они подошли ко входу на станцию.

– Ладно, мне надо бежать, – сказала Тина. И чуть не добавила: «домой, к Мистеру Роберту», – но не добавила. А вместо этого обняла Уиджи.

Сан-Франциско

Тина проснулась на рассвете и устроилась на полу бывшей гостевой спальни, которую теперь захватила под свой «кабинет». Она пила кофе и читала статьи и главы книг – обязательное чтение для занятий. Утро как ничто Другое подходило для учебы. Вечером события предыдущего дня громоздились друг на друга, как машины в жутких автокатастрофах на окутанной туманом Пятой автомагистрали.

Мистер Роберт тоже встал рано, хотя из спальни не выходил – растягивался, медитировал, делал дыхательные упражнения. После этого он займется каким-нибудь из своих японских пристрастий. Каждое утро на все это у него уходило часа полтора. Тина поняла, что за это время успевает сделать очень много домашних заданий.

Ее кофе остыл, хотя в чашке оставалось больше половины. Она пошла на кухню, захватив статью, которую читала, и поставила чашку в микроволновку. Статью о человеческой памяти и ее возможном влиянии на сознательные переживания написал Аламо. Стиль был сухим, а каждая фраза нашпигована научной терминологией. Могло быть и поинтереснее, подумала Тина, добавь в нее Аламо описания случаев из личного опыта или хорошие примеры. И от парочки метафор статья бы выиграла. Когда микроволновка зазвенела, Тина вытащила чашку. Мистер Роберт вышел из спальни.

– Доброе утро.

– Доброе, – весело ответила Тина, радуясь, что можно оторваться от этого занудства.

Мистер Роберт поставил воду для утренней чашки зеленого чая, наполнил кастрюльку водой и плюхнул в нее яйцо.

– Какие планы на сегодня?

– Еще чуть поучусь, а по дороге хотела зайти к маме Мне нужно сделать одно задание для профессора Портер.

– Вся в делах? Опять задержишься допоздна?

– Пока не знаю. Сейчас я пытаюсь понять, какими исследованиями занимается наша группа, а также – чем мне дальше зарабатывать на жизнь.

Мистер Роберт зачерпнул немного риса из рисоварки, положил его в чашку и, слегка побрызгав водой, поставил в микроволновку.

– А что у тебя? – спросила Тина.

– Все как обычно. Преподавание. Наверное, тоже загляну к твоей маме. Ближе к вечеру.

– О’кей. – Она отхлебнула кофе. – Помнишь, ты мне говорил об учителе сёдо?

– Конечно. – Он вытянул две пластинки сухих водорослей из целлофановой упаковки. – А что?

– Короче, я упомянула о нем на семинаре. Его проблема – как раз из тех, что мы изучаем. Повреждения мозга и как они связаны с речевой функцией.

Мистер Роберт потыкал в яйцо и, когда вода закипела, перекатил его на другой бок.

– Так что насчет него?

– Я подумала, не согласится ли он участвовать в наших исследованиях.

– Как подопытный кролик, что ли?

– Ну, я бы не стала называть его «подопытным кроликом». На самом деле я даже не знаю, используют ли их теперь в исследованиях. Наша работа может помочь сэнсэю и другим людям, которые оказались в такой ситуации.

Мистер Роберт вынул чашку с дымящимся рисом из микроволновки.

– Мне кажется, спросить можно… Если, как ты говоришь, это ему поможет. Но как же он согласится, если не может говорить?

– Я думаю, мы могли бы найти другой способ общения.

– Не знаю, – вздохнул мистер Роберт. – Наверное, тебе следует поговорить с сэнсэем Годзэном, он старший наставник. Он сейчас заботится о сэнсэе и занимается его делами.

Мистер Роберт выключил плитку и понес кастрюльку к раковине. Вытащил яйцо и разбил его легким ударом ножа. Желток потек на рис, а белок Мистер Роберт выскреб дочиста ножом. Он побрызгал соевым соусом на рис и яйцо, затем уселся за стол, поставив перед собой чашку с рисом и разложив квадратики сушеных водорослей. Палочками он клал кучки риса на водоросли, мака! в желток, смешанный с соевым соусом, и клал в рот.

– Сэнсэй Годзэн – его настоящее имя? – спросила Тина.

– Я дам тебе номер его телефона.

– Спасибо.

Если я перестану

просить

Кто-нибудь вдруг

Поможет мне

Тина своим ключом открыла дверь материнского дома. Она прошла через вестибюль, где стояли два набитых кресла и два растения в горшках, миновала по-прежнему сломанный лифт и поднялась на пять лестничных пролетов. Полезно ли маме такое напряжение? – подумала она.

– Привет, ма, – окликнула она, войдя в квартиру.

Ханако убирала кухню. Решетки с конфорок были сложены в кучу у раковины, а верх плиты был натерт чистящим веществом. Волосы Ханако забрала в довольно модный хвост и выглядела на несколько лет моложе, несмотря на седину.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня неплохо, Ха-тян.

– Сегодня? А вчера было плохо?

Мать закончила чистить плиту и поставила кипятиться воду. Она двигалась по кухне так, словно все ее движения были тщательно отрепетированы. Наверное, смогла бы приготовить чай во сне, подумала Тина. Ханако бросила щепоть зеленого чая в заварник.

– Как в университете?

– Прекрасно. Мы научились пользоваться аппаратом под названием МРТ, который показывает картинки внутренностей.

– Ты собираешься рассматривать внутренности, Ха-тян?

Ханако прикоснулась ладонью к чайнику и налила воду в заварник. Поставив его на стол, она села.

– Когда-нибудь. Ма, ты пьешь лекарства?

После недолгой паузы Ханако кивнула. Тина не поверила ей.

– Ма, я не хочу видеть, как ты мучаешься.

Ханако встала и сказала раковине:

– У меня все в порядке.

– Тогда почему Мистер Роберт должен делать тебе рэйки? Почему тогда у тебя такое лицо, будто кто-то всаживает в тебя нож?

Мать ничего не ответила. Тина повернула голову и увидела, как Ханако покачивает головой, вцепившись руками в раковину. Тина бросилась к ней:

– Тебе нехорошо?

Тина обхватила мать за плечи. Она чувствовала, как та дрожит всем телом, словно через нее пропустили ток.

– Ма? Вызвать врача?

Ханако покачала головой – два быстрых движения. механические, как у робота. Вдруг силы оставили ее и она обмякла в объятиях дочери.

– Гомэн насай, – прошептала Ханако. Извини меня.

В открытое окно вплывал шум улицы, гул проезжавших машин и далекий вой затихавших сирен. Боль, которой тело прострелило ее ноги и сковало в спазме все мышцы. тоже затихала. Тина сидела на полу, уставившись на мать. вытянувшуюся на диване.

– Ты не пила лекарства.

Ханако никогда бы не осмелилась говорить с родителями так, как будто они – дети. Она никогда не расходилась во взглядах со своими родителями, никого не подвергала сомнению их решения. Однако настойчивые расспросы Тины ее не злили; напротив, ее тоска, ее боль от этого только усиливались. Она покачала головой:

– Не люблю я эти лекарства. От них мне только хуже. Какой в них толк, нэ?

– Как тебе после них?

Ханако поправила подушку под головой.

– Как будто это уже не я. Вакаримас ка^[46]?

– Думаю, что да. Но они должны тебе помогать, ма. Скажи врачу, если не действуют.

– Он уже мне все разъяснил. Побочные эффекты. – Ханако стала считать, загибая пальцы: – Озноб, боли в суставах, потливость, сухость во рту, головокружения.

– Конечно, побочные эффекты будут, – сказала Тина, – но лекарства помогут организму бороться с болезнью. Ослабят симптомы. Слушай, а почему тебе не поговорить с Уиджи? Он врач и наш студент. Он говорил, что был бы рад с тобой поговорить.

– У меня уже есть врач.

– Но… слушай, ма, у меня есть такое, что может тебе помочь.

– Нани^[47]?

– Другой вид лекарства.

Тина открыла карман рюкзака и нашла там косяк. Сигарета немного помялась. Ханако смотрела, как Тина ее разглаживает.

– Я знаю, что это такое. Это курят судомои в переулке. Я чувствую запах, когда хожу мимо задней двери. Киёми называет их торчками. – Ханако посмотрела на Тину – Ты торчок?

Тина рассмеялась:

– Нет, мам, я не торчок. – Траву она курила несколько раз – может, десяток. Один из ее бойфрендов курил три-четыре раза в неделю, но ей никогда не казалось, что обалделость этого стоит. Ей хватало чашки хорошего кофе. – Это тебе. – Тина положила косяк на кофейный столик.

– Мне?

– Я говорила с Уиджи и еще парой друзей о рассеянном склерозе, и один слыхал, что больной с похожими симптомами курил траву, чтобы уменьшить боль и ослабить спазмы. И никакой побочки.

Ханако посмотрела на сигарету, потом в окно.

– Это незаконно.

– Разве не помнишь – года два назад по этому поводу даже голосовали? Это даже в поликлинике теперь купить можно.

Ханако посмотрела на Тину:

– Где ты это взяла?

– Не знаю, надо ли тебе об этом знать. Но ты не переживай – у меня не будет неприятностей.

– Очень надеюсь.

– Не волнуйся.

Некоторое время они молча пили чай. Тина посмотрела на часы – она уже опаздывала на встречу, но хотела подождать Мистера Роберта.

– Мам, ты сегодня пойдешь на работу?

– Конечно. – Ей нужно работать – она не любила оставаться наедине со своими мыслями. На работе можно забыться.

– Ты еще ничего не сказала тете Киёми?

– Нет, – прошептала Ханако.

Как раз в этот момент и раздался звонок. Тина встала с пола и пошла открывать дверь подъезда. Впустив Мистера Роберта, она вернулась к матери.

– Тебе действительно лучше?

– Намного, – ответила Ханако.

– О’кей. Ладно, я оставлю тебя с Мистером Робертом. Мне уже нужно в университет.

Ханако кивнула:

– Иди, со мной все в порядке.

– Коннитива, – поздоровался Мистер Роберт, входя в гостиную.

– Коннитива, – ответила Ханако.

– У нее только что был серьезный приступ, – сказала Тина.

– Как вы? – спросил Мистер Роберт у Ханако.

– Поболело немного, – ответила та. – Но все будет хорошо. Немного рэйки – и я буду как новенькая.

– Поэтому я и здесь, – заметил Мистер Роберт. – Так почему ты еще не ушла? – повернулся он к Тине. – Я думал, ты уже в Беркли.

– Я ждала тебя. У нее были очень сильные боли.

– Хорошо, просто расслабьтесь, Ханако-сан. – Он подошел к кофейному столику, чтобы отодвинуть его. – Что это? – Он показал на косяк.

– Ой, – вырвалось у Тины. – Я совсем забыла.

– Трава?

Тина мельком глянула на мать, которая пристально смотрела в окно.

– Уиджи, – сказала Тина, – я тебе говорила о нем, он врач. Так вот, он сказал, что это хорошо помогает при рассеянном склерозе. Уменьшает боли и спазмы.

– Ты хотела, чтобы твоя мать курила траву?

– Я бы не стала, – сказала Ханако.

– Но, мам, откуда ты знаешь? Ты же не пробовала?

– Давать собственной матери косяк? – ужаснулся Мистер Роберт.

– Совершенно верно, – ответила Тина.

Сигарета исчезла в руке Мистера Роберта, и он вышел из комнаты. Через несколько секунд в туалете спустили воду.

Беркли

Тьма вокруг сэнсэя Дзэндзэн постепенно рассеивалась – то был рассвет, затянувшийся на века. Темнота была призраком, что окутывал его сознание своей сущностью, уничтожая свет. Призрак этот обволакивал его мысли – странно знакомый и чужой, он сжимал его мысли, пока они не запутывались, одна громоздилась на другую, как панически бегущая толпа.

Призрак тащил его через мир, о котором он не имея никакого представления, – мир этот не был ни реальным, ни потусторонним. Раньше… ведь было же что-то раньше, он это чувствовал… что-то случилось до наступления темноты. Ощущение того, что отличалось от «теперь» было лучше. Он пытался нащупать дорогу обратно – из нынешнего места туда, где он был раньше, хотя так и не смог вспомнить, что это был за мир.

Если бы он только снова мог вернуться в это «раньше», по крайней мере, было бы известно, что случилось, почему вокруг сплошная темнота, и почему вдруг появились призраки. Он пытался направить свои мысли в прошлое, в то место своего сознания, где это «раньше» существует. Он чувствовал, что это определенное место, где прошлое можно было бы отыскать. Там он мог бы жить, там не было темноты. И так должно быть, когда он это место отыщет.

Мысли, как фотоны света, мерцали перед его сознанием: лицо женщины, расплывчатая сладость, улыбка где-то вблизи. Они были настолько эфемерны, так быстро пропадали, испаряясь, когда он пытался их объять. Чем больше он хотел сосредоточиться на этих мыслях – этих успокаивающих мыслях, – тем быстрее они исчезали в чернильной черноте.

Всплываю

чтобы

утонуть

Тина опоздала на встречу с Говардом. Когда она извинилась, он ответил:

– Ничего страшного, – хотя на его хмуром лице явно читалось нетерпение. Она объяснила, что мама болеет. – Что-то серьезное?

– Нет, – ответила Тина, не желая развивать тему.

– Хорошо.

Говард начал с показа системы сбора данных: данные, полученные от объектов исследования, файлы сканированных изображений мозга, папки данных статанализа и текущие отчеты. Он показал ей лаборатории психологического тестирования, где подопечных записывали на видео, когда они выполняли контрольные задания. Лаборатория была оборудована и для звукозаписи. С потолка свисал огромный компьютерный монитор для проекции визуальных стимулов. Еще Говард провел ее по компьютерной лаборатории, показал принтеры и расходные материалы, рассказал, как обращаться с копиром, и, наконец, проводил в кабинет, который они будут делить с парой других научных ассистентов профессора Портер. Тине выделили стол, телефон, компьютер, два ящика в шкафу для хранения документов из четырех и три полки из шести в книжном шкафу.

Говард спешил еще на какую-то встречу Тина опять извинилась за опоздание. Он отмахнулся и оставил ее одну. Тина расстегнула молнию на рюкзаке, положила три свои книги на полку, присовокупив к ним конспекты. Сидя за столом, она просмотрела ящики и нашла следы ее предшественников: вырезки, старые автобусные и железнодорожные расписания, шариковые ручки и проученный купон на двухдолларовую скидку в пиццерии. Тина выкинула мусор, вытерла стол бумажным Полотенцем, смоченным водой из бутылки, оставленной на полке. Затем вытерла клавиатуру, включила компьютер и проверила электронную почту Ничего срочного.

Она подняла трубку и прислушалась к гудку. В записной книжке, тоже выложенной на стол, нашла номер Годзэна и набрала его.

– Алло, это сэнсэй Годзэн?

– Да?

– Меня зовут Тина Судзуки, я друг Роберта Смита. Он сказал, что я могу поговорить с вами насчет сэнсэя Дзэндзэн.

После долгой паузы он ответил:

– Да?

– Мне очень жаль, что все так случилось. Короче говоря, я докторант Калифорнийского университета, занимаюсь проблемами мозга. Нейрология. Мой профессор и я хотели бы поговорить с ним насчет его болезни.

Еще одна длинная пауза.

– Я не уверен, что…

Тина хотела сказать: «о’кей, ничего страшного».

– Это для научных исследований. Мы интересуемся тем, как работает мозг, как сознание способно формировать язык. Насколько мне известно, у сэнсэя проблемы с речью и письмом?

– Да, я тоже слышал. Вы хотите провести исследования? Я не знаю, как тут быть.

– Может, мы где-нибудь встретимся и поговорим?

– Поговорим?

– О сэнсэе Дзэндзэн.

Еще одна пауза.

– Хорошо.

– Где бы вам было удобно?

– Удобно? Удобно ли в школе Дзэндзэн? Это около кампуса.

– Прекрасно.

Тина постучала в дверь школы японской каллиграфии Дзэндзэн. На двери висел небольшой каллиграфический свиток, который она не сумела прочесть. Японец, открывший дверь, был почти одного роста с Тиной. Полное, мясистое лицо, мешковатые джинсы, свободный свитер и домашние тапочки, из которых виднелись белые носки.

– Сэнсэй Годзэн? – уточнила она.

– Да. Судзуки-сан?

– Зовите меня, пожалуйста, Тина.

Она сняла обувь и надела тапочки, стоявшие у двери. Они прошли в первую комнату налево, где несколько стульев были хаотично расставлены вокруг двух маленьких столиков. Жестом он показал на один столик, где уже был приготовлен чай.

– Чай, – сказала Тина. – Как любезно с вашей стороны.

– Пустяки.

Тина села, а он разлил чай.

– Сколько времени вы уже в школе Дзэндзэн?

Его голова склонилось сначала в одну сторону, затем в другую.

– Около десяти лет. Я был докторантом по международной экономике. Начал заниматься сёдо с сэнсэем Дзэндзэн на первом году аспирантуры.

– Мистер… то есть Роберт говорил мне, что вы старший наставник школы.

Годзэн слегка наклонил голову:

– Я стараюсь делать все, что в моих силах.

Тина улыбнулась в ответ на эту традиционную японскую скромность, осмотрелась.

– Какая приятная у вас обстановка.

– Спасибо.

Она перевела взгляд на него.

– Мне очень жаль, что с сэнсэем такая беда. Он еще в больнице?

– Да. В реабилитации.

– Надеюсь, он быстро поправится, – сказала Тина. хотя, насколько она помнила из занятий, последствия инсультов неизлечимы. – Роберт сказал, что сэнсэй не может писать? Он больше не может практиковать сёдо?

Годзэн уставился в свою чашку.

– Это самая трагическая новость.

– Еще Роберт сказал, что сэнсэй делает рисунки, в которых вроде бы используются комбинации иероглифических черт. Извините, я не очень-то разбираюсь в сёдо.

^{«Яку» – вертикальная черта с крюком – является одной из базовых черт «эйдзи хаппо». В конце вертикальной черты надавите сильнее на кисть. Затем быстрым движением кисти руки оторвите кисточку от бумаги в направлении верхнего левого угла. «Яку» значит «прыжок» или «танец». Последнее движение кисти в этой черте действительно напоминает прыжок танцора.}

^{Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.}

Годзэн повернулся и показал на каллиграфию в рамке:

– Этот иероглиф изображает «эйдзи хаппо» – во семь основных иероглифических черт. – Он встал и, no-дойдя к изображению, показал, какие восемь черт имеются в виду.

– Вы хороший учитель, – заметила Тина, когда он вернулся и сел.

– Спасибо.

Тина сделала глоток чаю и еще раз по-дружески ему улыбнулась.

– Как вы думаете, сэнсэй бы не возражал, если бы мы поработали с ним в нашей исследовательской программе?

Глаза Годзэна метались по комнате, словно искали где-то ответ.

– Это сложно. Я не могу сказать. Вы могли бы спросить его самого, но не думаю, что он поймет.

– Я могла бы попробовать.

– Вероятно, да. Но поможет ли ему ваше исследование?

– Этого я не знаю, – ответила она. – Я только приступаю к изучению проблемы.

Годзэн несколько раз повернул чашку в пальцах.

– Я поеду в больницу вместе с вами.

Он довез ее до больницы. На дорогу ушло пятнадцать минут – от кампуса к Беркли-Хиллз, до границ Окленда-Беркли. Годзэн нашел место для парковки и они подошли ко входу.

– Я подожду здесь, хорошо?

– Хорошо.

– Его зовут Симано. Это имя, под которым его сюда поместили.

Тина повторила имя и вошла в здание. В вестибюле отыскала схему, на которой было указано расположение реабилитационного крыла. В лабиринте коридоров ей пришло в голову, что Годзэн, быть может, не хотел видеть своего сэнсэя в больнице. Здесь это уже не тот сэнсэй, который учил его когда-то сёдо. А может, он просто не любит больниц.

В реабилитационном крыле Тина обратилась к сестре, сидевшей за рабочим компьютером:

– Могу ли я увидеть пациента по фамилии Симано?

– Сэнсэя? Увидеть-то можете, только он не разговаривает.

– Я знаю.

– А вы кто?

– Тина Судзуки.

Сестра внесла ее имя в компьютер.

– Палата 5-77, дальше по коридору с правой стороны.

– Спасибо.

Тина прошла по коридору и отыскала нужную комнату. Она тихо постучала, затем легонько толкнула дверь. Внутри была типичная палата: две кровати, тумбочки, ширмы и телевизор в дальнем углу. Только одна кровать была занята.

На цыпочках Тина подошла к ней. Японец, лежавшим на левом боку, был накрыт одеялом. Закрытые глаза, спокойное дыхание. По лицу был разлит покой, спутанные волосы – почти полностью седые.

– Э-эй? – позвала она через минуту почти шепотом.

Его лоб, широкий и сильный, слегка наморщился, веки, дрогнув, приоткрылись. Голова дернулась. Тина видела, как он нахмурился, снова моргнул, словно ему снились кошмары. Его веки медленно открылись, показав расфокусированные глаза, пустые, будто он еще спит или вглядывается куда-то в глубину своего сознания.

– Эй? – снова позвала Тина.

Глаза сэнсэя вроде обратились на нее, по крайней мере – на ее голос, но лишь на долю секунды. Он снова закрыл глаза, потом открыл и посмотрел на Тину.

– Сэнсэй?

Его рот слегка приоткрылся, из него вырвалось застоявшееся дыхание, но звука не было. Губы сэнсэя опять сомкнулись и снова разомкнулись. Его глаза закатились вниз, будто он пытался посмотреть на собственный рот. В углу рта выступила капелька слюны. Тина взяла из коробки на тумбочке салфетку и вытерла. Он моргнул от прикосновения, закрыл глаза.

Дверь отворилась, и в палату вошел врач. Ему пришлось слегка наклониться, чтобы не задеть притолоку. На самой макушке у него сияла лысина, словно от протер ее в дверных проемах.

– Родственница? – спросил он, изучая карту сэнсэя.

– Подруга друга. – Она взглянула на больного – глаза его были по-прежнему закрыты. – Вообще-то я аспирантка в Калифорнийском университете. По нейрологии.

– Нейрология, а? Докторант?

– Да.

Он шагнул вперед.

– Доктор Джеффри, – представился он, протягивая руку с длинными костлявыми пальцами.

– Тина Судзуки.

Она пожала его руку.

– На чем-то особо акцентируете внимание?

– Прошу прощения?

– В нейропроблематике, – пояснил врач. – Интересуетесь какой-нибудь определенной темой?

– Я работаю с доктором Портер. По языку.

Одна из его бровей приподнялась.

– Вот как. Афазия?

– Да. Наша исследовательская группы занимается функциональными языковыми отделами мозга.

Доктор вытащил листок из своей папки и показал Тине:

– Можете что-нибудь в этом понять?

На листке бумаге черным было сделано несколько мазков – то были следы маркера. Изображение напоминало иероглифы – те же графические черты, – но Тина не могла понять ни одного из этих знаков.

– Не знаю. Я вижу лишь элементы, которые могут быть частями японских иероглифов, но я не специалист. Я могу прочесть лишь некоторые. Если бы вы дали мне на время эти листки, я могла бы проконсультироваться у тех, кто понимает больше.

Доктор протянул ей рисунки.

– Конечно. – Он нагнулся к сэнсэю. – Привет.

Глаза Дзэндзэна открылись. Доктор вытащил тонкий фонарик и посветил в глаза сэнсэю, поводив лучом из стороны в сторону. Сэнсэй моргнул, но за светом не проследил.

– Каково его состояние? – спросила Тина.

– У него был геморрагический удар в левой доле, вы-звавший некоторые повреждения также и в предлобной зоне. Его состояние было успешно стабилизировано в реанимации, отек мозга уменьшился. Ему повезло, что он приехал сюда всего через несколько минут после кровоизлияния. Удалось приостановить ишемический каскад, локализовать зону инфаркта с помощью лекарств и заморозки.