Текст книги "Инквизиция: царство страха"

Автор книги: Тоби Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Точность административного аппарата и злоупотребление властью – две стороны одной медали, неограниченной власти инквизиции в иберийском обществе. Только из-за того, что трибуналы держали в своих руках такую беспредельную власть, их служащие часто могли действовать недостойно и продолжать безнаказанно жить. И только из-за того, что трибуналы были столь могущественными, они смогли создать свою дотошную и педантичную бюрократию.

Так мир узнал, что чрезмерная власть и чрезмерное администрирование часто существуют бок о бок. Способность определять на бумаге честность людей и решать, что должно произойти в тех местах, которые писцы никогда не увидят, позволяла административной власти действовать дистанционно. Стоящие у кормила власти могли защититься от последствий своих действий.

Кульминация и катарсис такой власти выражался одновременно и в аутодафе. К середине XVII века, как мы узнали из введения, эти мероприятия превратились в расточительное и помпезное действо. Кое-что о самой церемонии и значении этих событий мы узнаем из того, что при подготовке аутодафе в 1627 г. в Кордове затраты на воск для свечей оказались на втором месте по стоимости после строительства подмостков [1080]1080
  Martinez Millan (1984), 287-91.


[Закрыть]. На основе всех перечисленных подробностей становится понятно: происходящее стало самым выразительным из всех подобных публичных зрелищ по чрезмерной театральности.

Но стоимость таких аутодафе во время спада испанской экономики привела к тому, что они со временем стали чрезвычайно редки.

В XVII веке появились так называемые специфические аутодафе – события местного значения, которые не требовали грандиозной подготовки [1081]1081
  Dedieu (1989), 273-77.


[Закрыть].

В период с 1554 по 1632 гг. стоимость подготовки аутодафе увеличилась более чем на 4700 процентов, тогда как инфляции возросла чуть более чем на 100 процентов [1082]1082
  Там же, 275.


[Закрыть]. Такая непомерная экстравагантность свидетельствует о ненасытной экспансии инквизиции. Но понятно, что поддерживать ее оказалось невозможно. Все это явилось лишь прелюдией к длительному спаду.

Вряд ли есть что-нибудь оригинальное в том утверждении, что великие империи в конечном счете всегда приходят в упадок. Власть опьяняет и кружит головы. Но под конец она терпит крах. Мы зачарованно изучаем руины цивилизаций – например, той, что некогда господствовала на острове Пасхи, культуру майя, городище Тиахуанако в Боливии, археологические раскопки Великой Зимбабве. Исчезновение власти есть нечто, присущее ей. Но, вероятно, это не то, что власть имущие могут понимать на сознательном уровне.

Истории инквизиции не чужда эта динамика. В XVI веке Испания была самой могущественной страной в мире. Именно в это время ее инквизиция, учрежденная ради организации преследований, достигла зенита. Но проекция власти инквизиции и ее бесконечный поиск врагов создали условия для упадка. А его не смогла пережить даже имперская власть.

К этому процессу имела отношение и администрация. Как мы видели в последних трех главах, инфраструктуру инквизиции применяли для задач, которые с объективной точки зрения кажутся бессмысленными. Такой труд отнимал массу времени и энергии. А все это можно было бы использовать для более продуктивной работы.

Само разнообразие и охват инквизиторской машины стали символом могущества трибуналов и их власти. Но одновременно это сделалось и условием стагнации. Застой развивался, когда Испания неуверенно приближалась к концу XVII века в условиях кризиса Войны за испанское наследство (1701-14).

Раздумывая о саморазрушении власти, стоит вернуться к процессу создания врагов из морисков и их изгнания. Мы видели, что произошел выбор общества, которое могло бы ассимилировать обращенных, но предпочло отказаться от них, сделав невостребованным меньшинством. Затем эта двусмысленная или неопределенная группа была унижена, при этом общество хвасталось своей властью.

Но именно изгнание морисков ускорило крайне серьезный упадок Испании.

В 1525 г. после принудительного обращения мавров Арагона и восстания германиев, перспектива получить необращенных мусульман, покидающих страну, привела аристократию в ужас. (См. главу 5). Они написали длинное послание Карлу V, утверждая: процветание всей страны зависит от мавров, Арагон будет разрушен, если они покинут Испанию. Мавры были теми, кто возделывал землю и собирал урожаи, кто занимался всеми ремеслами. Ренты, выплачиваемые ими, обеспечивали церкви, монастыри и аристократию [1083]1083
  Lea (2001), 159.


[Закрыть].

Знать оставалась сторонниками морисков в течение всего XVI века, ходатайствовала об их освобождении из тюрем инквизиции [1084]1084
  См., например, AHN, Inquisicion, Legajo 4529, Expediente 2 (дело мориска из Сарагосы Мартина Вендичо от 29 марта 1588 г.)


[Закрыть]именно потому, что доходность сельскохозяйственных угодий зависела от бывших мусульман. Мориски оказались костяком аграрной экономики в Арагоне и Валенсии. Их изгнание стало полнейшей глупостью. Но, как мы видели, именно глупость и совершила страна в соответствии с идеологией демонизации, которую навязали инквизиторы.

Последствия были опустошительными. В июне 1610 г. после указа об изгнании морисков вице-король Арагона говорил: аристократия потеряла 80 процентов своего дохода фактически за одну ночь. Возникла опасность, что кредиторы обанкротят знать [1085]1085
  Regla (1974), 186.


[Закрыть]. Опустели целые города. Город Аско в Каталонии остался пустым. Дома стояли разрушенными, виноградники, оливковые рощи и плантации тутовых деревьев ушли в воспоминания [1086]1086
  Biarnes i Biarnes (1981), 112, 146.


[Закрыть]. В результате потери подавляющего количества рабочей силы в Арагоне и Валенсии началась гиперинфляция, поскольку мориски распродавали все свое имущество за бесценок [1087]1087
  Regla (1974), 61, 142.


[Закрыть].

Обстановка настолько ухудшилась, что людей, которые начали заниматься сельским хозяйством, освобождали от военной службы [1088]1088
  Biarnes i Biarnes (1981), 150.


[Закрыть].

Однако принятыми мерами достигли лишь немногого. К 1638 г. общее количество поселений сократилось с 755 до 550, уменьшившись почти на одну треть. Покинутыми оказались 205 бывших деревень морисков [1089]1089
  Regla (1974), 138-39.


[Закрыть]. Из Испании исчезло четыре процента от общей численности населения [1090]1090
  Dominguez Ortiz, Vincent (1978), 203.


[Закрыть], но это – подавляющее большинство знатоков сельского хозяйства. Та же картина наблюдалась в Кастилии, где население сократилось почти на 15 процентов в период с 1591 по 1631 гг. [1091]1091
  Casey (1999), 21.


[Закрыть]

В течение всего XVII века продолжалось сокращение населения. Только в 1787 г. королевство Кастилия восстановила численность населения до уровня 1591 г. [1092]1092
  Там же.


[Закрыть]

Результаты снижения численности, ускоренного изгнанием морисков, оказались катастрофическими. В 1620 г. Уильям Литгоу говорил об Испании так: «Да, положение там настолько страшное, что в самом сердце Испании я прошел восемнадцать лиг (за два дня), не увидев ни дома, ни деревни… Как правило, минуешь восемь лиг, не встретив ни единого дома». (Одна лига приблизительно равна трем милям) [1093]1093
  Lithgow (1604), 451.


[Закрыть].

Сокращение численности населения сопровождалось упадком. Литгоу, много путешествовавший по Азии и Африке, чувствовал, что «здесь живут самые бедные в мире крестьяне. От их ежедневных стенаний могут заплакать и камни. Их деревни, сады, изгороди, амбары и другие строения выглядят запущенными» [1094]1094
  Там же, 453


[Закрыть].

Всеобъемлющая бюрократия инквизиции осуществляла руководство над всеобъемлющим упадком.

Раздумывая над стагнацией, вызванной этим учреждением, понимаешь: море, разделяющее намерения и реальность, превратилось в океан. Ведь инквизиция была призвана сплотить и охранять общество, но она привела его к упадку. Она должна была очистить веру, но разве народ мог принять религию, если ее стражи вели себя настолько бесстыдно? Отнюдь не охраняя веру, инквизиция часто вызывала лишь цинизм. А поскольку она выдумывала врагов, а не боролась с ними, трибуналы коррумпировали общество, не очистив его.

Пропасть между намерениями и результатами может показаться некоторым чрезвычайно огромной. Но это согласуются с мнением ряда психоаналитиков: «Тот факт, что кто-то искренне верит в утверждение, еще не достаточен, чтобы подтвердить его искренность» [1095]1095
  Fromm (1951), 67.


[Закрыть]. Например, человек или организация могут утверждать, что они руководствуются религиозными целями. А на самом деле их задачи носят чисто политический характер. И напротив, могут быть названы политические цели, а реальные задачи какого-нибудь драматического и жестокого действия – чисто религиозные.

Если судить инквизицию по ее действиям и их последствиям, а не по заявленным намерениям и убеждениям, то организация не боролась за чистоту или безопасность общества. Больше того, она стимулировала коррупцию и упадок.

Лима, 1587 г.

Сейчас мы расскажем об инквизиторе Перу XVI века Антонио Гутьерресе де Ульоа. Качества этого человека красноречиво выразил вице-король Перу Фернандо де Торрес-и-Португал, который сказал: «Вместо того чтобы говорить об инквизиторах в Перу, было бы значительно точнее говорить о Перу как об инквизиторе» [1096]1096
  Escandell Bonet (1980), 450.


[Закрыть].

То, что имел в виду вице-король, стало известно в результате расследования, проведенного представителем инквизиции Хуаном Руисом де Прадо в конце 1580-х гг.

Оказалось, что Гутьеррес де Ульоа, как и многие инквизиторы до и после него, проявлял странное отношение к своему посту. Любовные связи с замужними женщинами (с Каталиной Морейон, Каталиной Алконхел и женой ветеринара Санчо Каско) вообще не вызывают удивления.

Но Гутьеррес де Ульоа пошел дальше, несмотря на конкуренцию (по общему признанию, серьезную). Он завел роман с юной дворянкой Марией Дельгадо Тельо, когда ей исполнилось всего лишь одиннадцать лет. Вскоре инквизитор стал отцом ее ребенка, которого отправил жить в район около серебряных рудников в Потоси [1097]1097
  Весь материал, приведенный здесь по делу Гутиерреса де Ульоа, заимствован из работы Торибио Медины (Toribio Medina (1887), т. I, 265-82.


[Закрыть].

Гутьеррес де Ульоа действительно стал грозой всех юных женщин Лимы, появляясь по ночам у них в комнатах, как молодой поклонник, надев шелковые чулки и короткий плащ без рукавов. От него забеременела его экономка. Его любовницы заводили публичные ссоры. Возможность одного из скандалов инквизитор предотвратил, впустив одну из них, с которой было свидание, через боковую дверь в дом, пока вторая, с которой де Ульоа не встречался, кричала с улицы. Он сопровождал некоторых из своих возлюбленных в их поместья в пригородах Лимы, не появляясь в трибунале неделями. А когда инквизитор встретил соперника перед домом женщины, с которой собирался переспать, то просто всадил ему кинжал и оставил умирать на улице.

К тому времени, когда прибыл Руис де Прадо, Гутьеррес де Ульоа был инквизитором Перу уже почти двадцать лет.

Руис де Прадо сформулировал более 200 обвинений против него. Можно предположить: при таком серьезном положении дел Гутьерреса де Ульоа должны были снять с занимаемого им поста и наказать. Но вместо этого ему удалось растянуть это дело на столь длительный срок, что Руис де Прадо исчерпал все свои финансовые возможности. Ему пришлось уехать, так и не проведя ареста инквизитора.

Как же наказали Гутьерреса де Ульоа? Его назначили ревизором инквизиции в провинцию Чаркас (северный район нынешней Аргентины). В декабре 1594 г. он отправился в Буэнос-Айрес.

Как можно измерить последствия злоупотреблений властью в течение столетий и бюрократическое разложение? Возможно, мерилом может послужить упадок Иберии и относительная бедность ее бывших колоний по сравнению с Северной Америкой. Но есть и другие критерии.

В начале 1990-х гг., когда я был служащим в муниципалитете Сантьяго в Чили, меня обеспечили жильем, что было предусмотрено в контракте. Мне предложили утюг для моей прачечной. Однако на то, чтобы получить его, у меня ушло несколько месяцев. Проблема заключалась в том, что согласно моему контракту, подписать договор на пользование утюгом должен был мэр Сантьяго. Он же, как правило, был то занят, то отсутствовал…

Многим людям по всему миру приходится сталкиваться с подобными случаями бюрократической инерции. Возможно, было бы излишним упрощением предположить, что такие традиции – прямое наследие административного «золотого дна», характерного для Святой палаты. Но точнее будет сказать: это отношение сложилось в знак уважения к администрированию и признания его значения в обществе. И прижилось оно надолго…

Но самое главное заключается в том, что были созданы умонастроения. Один из исследователей красноречиво сформулировал это следующим образом: «Какая разница между санбенито инквизиции и желтой звездой, которую должны были носить евреи в тридцатые и сороковые годы в некоторых европейских странах? Или клеймами, которые выжигали на рабах во многих странах Америки в XIX веке?.. Очевидно, образ мыслей инквизиции продолжает жить» [1098]1098
  Benassar (1987), 183.


[Закрыть].

Глава 11
Угроза знания

«Так ученых заставили замолчать. А на тех, кто не мог не откликнуться на зов науки, обрушился страшный террор».

К середине XVII века Иберийский полуостров продолжал движение, но только к опустошению. Упадок навис над запущенными полями и атрофированными городами. Почему все пошло неправильно? В результате отделения от Испании Соединенных Провинций Голландии 1568 г.? Со смертью на бессмысленной войне в Марокко в 1578 г. португальского короля Себастьяна, не имевшего наследников? Во время краха Армады, которая вышла из портов двух стран в 1588 г.? Из-за временной потери частей Бразилии, захваченных голландцами в период с 1620-х по 1650-е гг.?

Этот перечень можно плавно продолжить и во второй половине XVII века.

В результате Испании пришлось признать свои ограничении. После двадцати восьми лет конфликта, в 1668 г. Португалия добилась отделения. Но обе страны и их колонии получили незаживающие травмы.

Хотя Португалия смогла вернуть Анголу (1648 г.), Сан-Томе (1649 г.) и Пернамбуко в Бразилии (1654 г.), отвоевав их у голландцев, но ее империи в Эстадо-да-Индиа был нанесен непоправимый ущерб. В 1661 г. контроль над Бомбеем передали англичанам как часть приданого Екатерины Браганса, вступившей в брак с Карлом II. Цепь портов от Момбасы до острова Мозамбик в Восточной Африке с 1650 г. и далее подвергалась жестоким атакам Оманской империи.

К 1700 г. с португальским могуществом в Восточной Африке севернее Мозамбика было покончено [1099]1099
  Newitt (1995), 175-76.


[Закрыть].

А Испания потеряла контроль над Португалией и ее колониями. В 1648 г. пришлось признать независимость Соединенных Провинций Голландии. Сокращалась численность населения страны, государство окончательно обанкротилось. Американские колонии Испании утрачивали свое значение с подъемом Северной Америки. Последний испанский король XVII века Карлос II был физически и психически недееспособен, часто нес чепуху, оказался полным импотентом. С его смертью началась катастрофическая Война за испанское наследство.

Теперь имперские державы, которые некогда простирались по всему земному шару, пришли в упадок. В такой обстановке бюрократический аппарат инквизиции с головой погрузился в мелочи, которые с объективной точки зрения выглядят бессмысленными. И подобное кажется совершенно непостижимым. Но сосредоточенность на непрерывном сборе документов говорит об умах, неспособных вникнуть в реальность, существующую на самом деле. А реальностью были империя и общество, стремительно катившиеся вниз.

Интеллект инквизиции, которая не могла оценить обстановку, скрылся за бесполезными документами, предназначенными для обеспечения безопасности чести и достоинства нации.

В такой обстановке все мнения, которые расходились с выбранным представлением о реальности, считались крайне нежелательными. Вероятно, правда ранит больнее всего. Она же провоцирует страшную злобу у тех, кто очень далек от нее.

Поэтому в Испании, к примеру, было крайне нежелательно прогрессивное идейное течение европейской мысли, направленное к просвещению, зародившееся в последние годы XVII века. Следовало принять меры, чтобы оно не «загрязнило» нацию. Это движение научной мысли, развивавшейся на основе трудов Бэкона, Декарта, Локка и Спинозы, стало прямым вызовом мировоззрению, присущему инквизиции. И она издалека почувствовала: появилась идеология, способная нанести такой смертельный удар, какой оказался не по силам ни конверсос, ни морискам.

Инквизиция оказалась права в своей подозрительности. Ведь некоторые из самых важных корней этой идеологии смогли проникнуть к тем людям, которых она беспощадно преследовала в течение длительного времени – к конверсос. Развитие научной точки зрения на мир было в действительности глубоко связано с волнами преследований, которые инквизиция впервые организовала в Испании в конце XV века, за 200 лет до начала эпохи упадка.

От Сарагосы 1485 г. до Бордо 1592 г.

В юго-восточной Франции в последний день февраля 1533 г. в семье Пьера Эйкема и Антуанетты Лопес родился сын. Эйкем был выдающимся местным деятелем. Позднее он стал мэром Бордо и советником при дворе в Перигё. Однако фамилия Лопес, очевидно, непохожа на французскую.

Семья Антуанетты Лопес бежала через границу во Францию во время первого наступления испанской инквизиции – преследований, развязанных в 1486 г. в Сарагосе после заказного убийства инквизитора Педро де Арбуэса (см. главу 1). То была атмосфера паранойи и отмщения – полуночные убийства, аутодафе, костры которых горели на тесных улочках города… Именно там, в самом неожиданном месте, были заложены основы современной научной точки зрения на мир.

Отца Антуанетты Лопес звали Педро Лопес де Вильянуэва. Когда в конце XV века на общину конверсос Сарагосы набросились инквизиторы, многие, включая Педро (Пьера), бежали во Францию. Но повезло не всем членам семьи. Его отца, Мизера Пабло Лопеса де Вильянуэву и деда Хуана Фернандо Лопеса де Вильянуэву сожгли на аутодафе в Сарагосе, состоявшемся после сенсационного заказного убийства Арбуэса [1100]1100
  Jama (2001), 35, 60–61. Это был прадед Пьера (Педро). Мейер Пасагон, прапрадед Антуанетты Лопес, первый член семьи, обращенный из иудаизма в христианство приблизительно в 1412 г. во время знаменитых диспутов между христианскими и еврейскими теологами в Тортосе (Там же, 34–35).


[Закрыть].

Прервем наш рассказ, чтобы представить себе то умонастроение, которое увезли с собой беженцы. Они были внуками и правнуками людей, зачастую добровольно отказывавшимися от иудейской веры ради христианства. (Вопрос об обращениях такого рода в XIV–XV вв. рассматривается в главе 1). Общество отвергло их, людей преследовали за их происхождение. Было бы удивительно, если некоторые из них людей не начали сомневаться в правильности любой религии. Разумеется, именно такой скептицизм присутствовал в семье Лопеса де Вильянуэвы.

Мальчик, родившийся в феврале 1533 г. в семье Пьера Эйкема и Антуанетты Лопес, стал известен миру как Мишель де Монтень.

Монтень, с точки зрения ряда современных философов, стал центральной фигурой в эволюции философии скептицизма, предтечей Декарта и Юма, провозвестником возникновения научного мировоззрения [1101]1101
  Popkin (1960), 43, 55. Безусловно, было множество посягательств. Однако идеи Монтеня оказались в этом процессе основополагающими.


[Закрыть]. В XVI веке он сделался самым красноречивым борцом за направление мысли, известного как скептицизм Пиррона (названный по имени греческого философа, утверждавшего, что не существует никакого надежного критерия истины, поэтому все рассуждения носят сомнительный характер) [1102]1102
  Там же, ix.


[Закрыть]. Это своего рода агностицизм, отрицающий возможность объективного познания мира, его сущности и закономерностей [1103]1103
  Fernandez Santamaria (1990), 17. Пирронический скептицизм заимствован из трудов греческого философа Пиррона из Элиды (ок. 360–270 г. до н. э.) Пиррон утверждал: человеческие суждения о вещах произвольны и могут дать не знания о Вселенной, а только собственные произвольные ощущения (несоответствующие реальности). Поэтому все человеческие знания лишь мнение.


[Закрыть].

Подобные идеи переформулировал Монтень, изложив их в знаменитых «Опытах», которые читают и в наши дни в силу их широкого охвата, остроумия и великолепного литературного стиля.

Многие взгляды, изложенные Монтенем в «Опытах» свидетельствуют о вере автора в ценность индивидуальных идей и мнений. В своем эссе по вопросам образования детей он отметил, что старался передать «свои настроения и мнения. Я привел их, поскольку это то, во что я верю. Но это не значит, что в них следует поверить каждому» [1104]1104
  Montaigne (1998), 66.


[Закрыть].

Его понимание пропастей, разделяющих различные взгляды на мир, и того, что любая точка зрения может оказаться ценной для ее сторонника, выражено в одной фразе в знаменитом эссе относительно каннибалов: «Люди могут называть варварским все, что им незнакомо» [1105]1105
  Там же, 19: «Chacun appelle barbaric се qui n'est pas de son usage». См. его утверждение в «Apologie de Raimond Sebond»: «Tout ce qui nous semble estrange, nous le condamnons» («Мы осуждаем все, что кажется нам странным»). Rat (ред.), 1941, т. II, 151.


[Закрыть].

Уместность таких взглядов даже в наши дни, спустя 400 лет после того, как они были сформулированы, раскрывает новаторство Монтеня для его современников. Остановимся на противоречии между его убеждением в полной независимости мысли и ее выражения и идеологией организации, преследовавшей предков философа в Сарагосе.

Что касается инквизиции, то самым опасным она считала именно независимость мысли и убеждений. Это подлежало обязательному наказанию. Поэтому не стоит удивляться, что один из потомков ее жертв стал отстаивать те идеи, которые инквизиция находила самыми опасными.

Это не предполагает, что сам Монтень рассматривал свои «Опыты» как преднамеренный вызов инквизиции или той идеологии, которая стояла за ней. Нам следует помнить: с самого начала автора «Опытов» не воспитывали как тайного иудея.

Хотя отец его матери был выходцем из Сарагосы, а бабка по матери Генриетта Дюпе происходила из старинной гасконской католической семьи [1106]1106
  Jama (2001), 60.


[Закрыть], Антуанетту воспитывали как протестантку [1107]1107
  Popkin (1960), 44.


[Закрыть]. Сам Монтень, как и его отец, был католиком. Однако его быстро привлекли идеи реформации и контрреформации. Следует признать – основой мировоззрения философа стало христианство. Но нужно помнить, что отношение к конверсос, присущее Монтеню, делает его идеи интригующе перспективными.

В высказываниях Монтеня важно то, что он делал особое ударение на расхождении между намерением и действием. Подобно Фрейду, но в XVI веке, автор «Опытов» понял – это две совершенно разных вещи. Он сформулировал свое отношение следующим образом: «Дела не должны расходиться со словами… Реальным отражением наших идей является весь путь нашей жизни» [1108]1108
  Montaigne (1998), 93.


[Закрыть].

Например, кто-то может сказать много прекрасных слов о любимом соседе и доброжелательности, о том, что необходимо сеять мир и гармонию в беспокойных частях мира. Но если он же проводит свою жизнь, разжигая войны против людей и сея вражду среди них, трудно поверить, что любовь и милосердие – его глубочайшие намерения. Или, как отмечает Монтень в очерке о свободе совести, «очень часто приходится видеть весьма добрые намерения. Но если они осуществляются без сдержанности, то это приводят к страшным результатам» [1109]1109
  Там же, 221.


[Закрыть].

Здесь мы видим отчаяние Монтеня относительно роли страстей в жизни людей и его особое подчеркивание умеренности. Самое известное эссе философа, посвященное скептицизму, называется «Апология Раймунда Сабундского». В нем автор подчеркивал, что религия должна руководствоваться не страстью, а верой. Он писал: «Никакая вражда не может сравниться с христианской. Наше рвение творит чудеса, когда оно согласуется с нашей склонностью к ненависти, жестокости, тщеславию, жадности, злословию и вызову… Наша религия создана для искоренения пороков, а на деле она их покрывает, питает и возбуждает» [1110]1110
  Rat (ред.), 1941, т. II, 122.


[Закрыть].

И вновь очевидна напряженность между намерениями и действиями. Ведь убеждение Монтеня заключается в том, что истинная религия не должна руководствоваться страстью, которая только вводит народ в заблуждение.

Монтень в «Апологии Раймунда Сабундского» выступил с нападками на идею универсальности христианства, указывая на иррациональные страсти, которые так часто лежат в основе религии. Он возражал и против релятивизма. «Мы воспринимаем нашу религию на свой лад, своими средствами, совсем так, как воспринимаются и другие религии… При других обстоятельствах иные свидетельства, сходные награды и угрозы могли бы таким же путем привести нас к противоположной религии… Мы христиане в силу тех же причин, по каким мы являемся перигорцами или немцами» [1111]1111
  Там же, 123.


[Закрыть].

Он возражал: вместо того, чтобы пользоваться рассуждениями с присущими им недостатками, чтобы прийти к Богу, простая вера – прямой путь вперед для «хорошего человека» [1112]1112
  Там же, 176.


[Закрыть], если не совершать попытки подвергать божественную власть легальной интерпретации людьми [1113]1113
  Там же, 223.


[Закрыть]. Такая философия называется фидеизм (утверждение примата веры над разумом).

Ключом к этому аргументу является скептицизм Монтеня [1114]1114
  Там же, 268.


[Закрыть]. Это тот самый скептицизм, который фактически спас репутацию автора в глазах религиозной ортодоксии. Он был использован контрреформацией (вслед за аргументом, выдвинутым Монтенем) для доказательства того, что только вера может привести к спасению. Католические теологи воспользовались возможностью абсолютного скептицизма для борьбы (в частности, с кальвинистами) в дебатах, которые закончились тем, что привели их к тотальному скептицизму. Но это сделало бессмысленной собственную точку зрения богословов, оставив веру в догму в положении рациональной позиции [1115]1115
  Popkin (1960), 69–82.


[Закрыть].

Но в то же время развитие агностицизма знания стало лишь началом долгого пути. Идею должны были с энтузиазмом подхватить Бэкон и Галилей, чтобы подтолкнуть Европу к научному мировоззрению. (Галилея за его идеи судила римская инквизиция). Наука в XVIII веке, в эпоху Просвещения, бросит решительный вызов теологической точке зрения на мир, утверждаемой инквизицией. Версия скептицизма по Пиррону, которой придерживался Монтень, стала одним из самых важных источников движения, которое в итоге привело все отрасли знания к скептическому кризису. Оттуда появилось современное научное мировоззрение [1116]1116
  Там же, 86-112.


[Закрыть].

В XVIII веке, как мы увидим, это мировоззрение стало главным пугалом для инквизиции, когда та уже приближалась к своему упразднению.

А сейчас вернемся к тому, как конверсос и морисков укрепляли в ереси гонения и преследования, направленные на них. Это были те случаи, когда, как мы видели, инквизиция на каком-то уровне создавала ересь, которую она же начинала преследовать, рассматривая в качестве величайшей угрозы. В случае с Просвещением действовал сравнимый процесс, что мы наблюдаем на примере Монтеня. Условия, создаваемые инквизицией, вызвали к жизни силы, восставшие против нее с помощью новой идеологии – научного мировоззрения.

Хотя Монтень и не был тайным иудеем, он знал о своих предках. Автор «Опытов» сделал длинное описание истории евреев в Испании в эссе, в котором, очевидно, рассматривается стремление некоторых людей к умиранию. Экскурс в историю евреев и конверсос – самый длинный пример в этой работе [1117]1117
  Rat (ред.) (1941), 47–68: «Que le Goust des Biens et des Maux Depend en Bonne Partie de l'Opinion que Nous en Avons» («Ощущение добра и зла зависит, по существу, от нашего мнения»). См. соответствующий параграф на стр. 50–52.


[Закрыть].

Первый издатель его «Опытов» Симон Милланже был сыном конверсо. Книгу напечатали 1 марта 1580 г. Это дата еврейского праздника Пурим в том году.

Пурим сделался самым символическим праздником для тех конверсос, которые были тайными иудеями. Ведь он посвящен сохранению веры и народа во времена притеснений. (Это связано с тем, что героиня Пурима Эстер (Есфирь) была своего рода тайной иудейкой). Во введении Монтень сообщал, что дата публикации выбрана преднамеренно, чтобы компаньоны поняли его тайное сообщение [1118]1118
  Jama (2001), 23–24: «Une date, intentionellement choisie, qui permettait justement aux compagnons d'entendre son message dissimule» («Дата, выбранная намеренно, которая позволяет только друзьям понять скрытый смысл»).


[Закрыть]. Здесь мы видим несомненное влияние конверсос на мысль Монтеня, хотя лишь один из его дедушек действительно был таковым.

Это заявление доказывает: истинные убеждения Монтеня скрываются за его внешними мнениями и предполагают разночтения, подобные высказанным в «Апологии Раймунда Сабундского»: «Бич человека – это воображаемое знание. Вот почему христианская религия так настойчиво проповедует нам невежество, являющееся лучшей основой для веры и покорности» [1119]1119
  Rat (ред.), 1941, т. И, 176.


[Закрыть].

Одновременно с этим он поддерживал фидеизм, предлагаемый с иронией. Для конверсос и потомков конверсос, подобных Монтеню, использование «двойного языка и двусмысленных понятий» превратилось в принятое ими средство маскировки разрушительных мнений за теми, которые были внешне приемлемыми [1120]1120
  Yovel (1989), х.


[Закрыть]. Это было тем, что автор «Опытов», будучи ненасытным читателем, наверняка знал очень хорошо, пряча динамит (свой скептицизм) за фасадом большой преданности вере, которую, как он делал вид, удалось извлечь из этих размышлений [1121]1121
  Jama (2001), 182-88. Автор полагает, что в «Опытах» имеются ясные следы иудейских теологических учений, когда речь доходит до его точки зрения на Господа. См. работу Lopez Fanego (1983), 371. Автор показал, как лукавые авторы вставляли свои заявления о своей благочестивой вере и о полном согласии с церковной догмой в работы, которые в целом предназначены для критики этой догмы.


[Закрыть].

Такую же тактику в аналогичном контексте использовал Чарльз Дарвин в своем труде «Происхождение видов», опубликованном в 1859 г.

При внимательном рассмотрении непрерывных призывов в «Опытах» Монтеня к релятивизму, высказываний о роли страсти в религии, особого подчеркивания требования судить людей по делам, а не по словам, трудно не прийти к понятному выводу. История предков по материнской линии в Сарагосе, по меньшей мере, оказала некоторое влияние на эволюцию его философии [1122]1122
  Эту точку зрения действительно разделяют многие специалисты по творчеству Монтеня (см., например, Malvesin (1875), 106-22, 128), а также специалисты по иберийским реалиям: Castro (1972), 15; Faur (1992), 105-06.


[Закрыть].

Инквизиция в результате своих преследований и гонений способствовала созданию атмосферы, в которой ее жертвы усомнились во всех доводимых до них истинах. В такой атмосфере развивалась новая идеология, характеризующаяся скептическим отношением ко всем претензиям на божественное право и справедливость. Эта идеология ознаменует современный век – тот самый современный век, который и приведет инквизицию к падению.

Весьма поучительно прочитать рассказы о том, как внимательность инквизиции воздействовала на отношение конверсос и морисков к религии. Не вызывает сомнений, что некоторые укрепились в своей вере в истины унаследованного ислама или иудаизма, когда бежали в Северную Африку (если это мориски) или в Османскую империю (в случае конверсос). Но те, кто остались в Португалии, были вынуждены вести двойную жизнь. Она и заставила их обратиться к скептическому мировоззрению. Это справедливо как для морисков, так и для конверсос.

Жизнь морисков требовала двойного и двусмысленного существования. Реальность некоторых из них в 1530-х гг. кратко выразил «старый христианин» из города Даймиель в Кастилии, который сказал мориску Лопе Камбилю: «Когда вы были мусульманами, вы всегда говорили правду. А теперь – никогда» [1123]1123
  Dedieu (1983), 498.


[Закрыть].

Между прочим, как мы наблюдали в восстании морисков в Андалузии в 1568-70 гг., часть того, что делали повстанцы, вряд ли согласуется с исламской традицией (см. главу 7).

Однако скептицизм был более очевиден среди конверсос. Типичная точка зрения конверсо, которую часто выдавали инквизиторам, заключалась в следующем: «В существовании есть только рождение и смерть. Больше нет ничего» [1124]1124
  См., например, работу Baiao (1921), 122 (дело от 1541 г., Лиссабон). Однако следует отметить, что это сама была старинная сельская поговорка в Иберии. За замечание мне хочется выразить признательность профессору Бетанкуру.


[Закрыть].

Общественное положение таких обращенных способствовало скептицизму. Как сформулировал епископ Порту-Алегри (Бразилия) в XVI веке, «эти люди претендуют на то, что они христиане. На самом-то деле они не евреи и не христиане» [1125]1125
  Salvador (1969), хх.


[Закрыть].

Отсутствие исчерпывающей информации о любой религии часто приводит к атеизму [1126]1126
  AHN, Inquisicion, Legajo 5345; Expediente (1988), 50.


[Закрыть].

Двусмысленные религиозные взгляды часто сопровождались географическим непостоянством. Многие конверсос постоянно путешествовали по Европе и колониям в Африке, Америке и Азии, как мы уже знаем на примере семьи Карвахалов. Эти перемещения позволили им занять положение между двумя различными мирами, а в сочетании с религиозной двойственностью создавали среду, где часто считалось невозможным полностью принять какое-нибудь одно умонастроение или религию [1127]1127
  В качестве примера того, как это осуществлялось на практике, интересно прочитать работу Уочтела (Wachtel, 2001 (а), 85–89), где приводится анализ библиотеки Мануэля Баутисты Переса, тайного еврея, совершившего в 1630-е гг. исключительно благоприятное путешествие из Лимы, жил в Гвинее и в Южной Америке. Библиотека помогает нам понять склонности этого человека.


[Закрыть].

Такие чувства в наши дни понять легко благодаря нашей столь же фрагментарной жизни. Если можно свободно входить во многие различные миры и среды, то мораль начинает все больше казаться детищем обычаев. Недаром путешественник в XVII веке воскликнул: «Кто бы мог подумать, что я, видевший такое огромное количество сект и религий, распространенных по всей Земле, сумел бы крепко привязаться хоть к одной религии вообще!» [1128]1128
  Lithgow (1640), 486.


[Закрыть]

Поэтому конверсос благодаря постоянным путешествиям и постоянным опасностям, которые стали их уделом, оказались прототипами современных философов-скептиков [1129]1129
  Рассмотрение конверсо с точки зрения прототипа современной личности не ново. Оно предложено на обсуждение в работах Новински (Novinsky (1972), 162), Ривкина (Rivkin (1995), 408) и Уочтела (Wachtel, 2001 (а), 13) – назову всего лишь трех авторов. Идею более подробно исследует в своих работах Грин (Green, (2007)).


[Закрыть]. А они были постоянными путешественниками, так как преследования инквизиции не позволяли им чувствовать себя в безопасности в любой части иберийского мира, Европы или колоний.