Текст книги "Штормовое предупреждение"

Автор книги: Тим Лотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Тачка просто заебись.

– Классная.

Лоррейн надменно поджимает губки. А Томми продолжает рассказывать сумным видом кивающему Чарли о своем "подарочке":

– Современный дизайн, с учетом аэродинамики. Гидравлические толкатели клапанов.

Наверное, жрет много бензина.

– Двадцать восемь и восемь мили на галлон, при скорости пятьдесят шесть.

– Нормально. Купил-то в рассрочку?

– Конечно, в кредит. Но мне повезло. Чертовски повезло. У меня есть приятель в автосалоне.

– Шутишь?

– А уже к двенадцатому июня я буду чист, как стеклышко, никаких долгов.

Чарли безумно нравится эта машина, этот ни с чем не сравнимый запах новенького авто, а какие пепельницы, а какой удобный переключатель скорости! Он громко восхищается, специально, чтобы порадовать Томми. Когда они втроем возвращаются в дом, Чарли твердит себе, что все эти "прибамбасы" не так уж и важны, но перед его глазами маячит сверкающее голубое великолепие. Томми обвивает жирной ручищей талию Лоррейн и слегка ее тискает. Она, вся изогнувшись, пытается вырваться.

– А у тебя до сих пор этот гребаный "толедо"?

Чарли кивает.

– Старая колымага, небось вся уже сгнила. Почему бы и тебе не купить такую же, а? У меня есть приятель в "Воксхолл моторз"[50]50
  Английский филиал американской корпорации «Дженерал моторз».


[Закрыть]. Он может тебе устроить. И на хороших условиях.

– Это как?

Томми наклоняется поближе:

– На самом деле они только косят под эту марку. Как бы ее присвоили. Ну не то чтобы присвоили, с качеством там все тип-топ. Только детали делают где-то в Камеруне. Но тут комар носа не подточит, ручаюсь. Если и воруют, то по-божески, говорю тебе, три с половиной штуки. Хочешь, и тебе добуду?

– Нет, это не про меня, Томми. У меня нет денег.

– Да ладно, уж мне-то мозги не пудри, старый зануда. Перестраховщик хренов. Вы с Морин, наверное, хорошо поднакопили за все эти годы. Потрать хоть часть, не жмотничай.

– Об этом не может быть и речи.

– Ну да, ты же у нас добропорядочный гражданин. Расслабься, Чарли. На дворе восьмидесятые. Каждый за себя, каждый шустрит как может.

– Спасибо, Томми. То, что удалось отложить, пригодится на пенсии. Или на черный день.

– Да теперь у нас каждый день черный, – говорит Томми.

– Знаешь, Томми, твоя проблема в том…

– Знаешь, Чарли, твоя проблема в том, мой мальчик, что ты всего боишься. По-твоему, жизнь очень опасная штука.

– Да, очень.

– Но ведь кто смел, тот и съел, верно?

Томми роняет на пол бороду и начинает стягивать свою необъятную куртку. Он вопит:

– Мо! С Рождеством! Где же ты там, черт возьми, прячешься?

Морин наконец выходит из кухни, она в фартуке, на котором крупными желтыми буквами напечатано: "Босс". Томми тут же ее обнимает, в его мощных ручищах Морин почти не видно.

– Вот она, вот она, моя хохотушка. Моя лапочка Мо. Ты что-то совсем исхудала, лапочка. Не за что и подержаться. Наш весельчак Чарли совсем тебя не кормит?

– Здравствуй, Томми, – говорит Морин, выдираясь из крепких объятий. – С Рождеством тебя.

– И тебя тоже, любимая. – Томми озирается, словно кого-то ищет. – А где же ваш доблестный сынок? Этот долговязый рыжий ублюдок?

– Он позже подойдет, – тихо говорит Морин. – Не упустит случая повидаться с любимым дядькой.

– Другого у него нет, – тихо, как бы про себя, говорит Чарли.

– Да придет, куда он денется. Не упустит случая поесть вкусненького, которое настряпала его старушка-мама.

– Ну, спасибо, так-таки уж и старушка, – говорит Морин, снова усмехаясь.

– В молодости все кажутся старыми. Даже Лоррейн для Роба уже старушка, правда, Лол?

– Наверное, – говорит Лоррейн, она уже сняла пальто и сидит, то левую ножку на правую закинет, то наоборот.

– Ну раз я такой любимый дядька, то для Лоррейн этот долговязый засранец – любимый племянник. Правда, Лол?

– Он милый мальчик. И такая милая рожица. Такая нежная.

– Одно слово р-рыжий, вот кто он, – говорит Томми, напирая на "р". – Да, он хороший малый. Умный. Уж не знаю, в кого он, черт возьми, уродился. Наверное, в тебя, Мо?

Он громко хохочет, как будто выдал что-то невероятно остроумное. Чарли отмалчивается. Томми живет припеваючи или – делает вид. Чарли подозревает, что все куплено в рассрочку, лишь бы только пустить пыль в глаза. Ради этого и новый дом купили не где-нибудь, а в Тейдон-Бойс.

Ладно, они с Томми могут как угодно друг к другу относиться, но семья есть семья, не устает твердить потом Чарли жене. Томми подрядчик, Томми – бывший коп, Томми еще неизвестно кто, промышляет всем понемногу. На взгляд Чарли, человек он так себе и профессионал так себе, точнее – никакой. Вот он, Чарли, это да, и честный человек, и мастер своего дела.

Томми с этим его вечным крокодильим оскалом, размахивающий руками… Бицепсы двумя ладонями не обхватишь, сисястый, грудь больше, чем у Морин. На нем подтяжки цветов "Вест Хэм"[51]51
  Полное название «Вест Хэм Юнайтед» – лондонский футбольный клуб.


[Закрыть]; на правой руке, над костяшками пальцев, наколка, по букве на каждом пальце: КВХЮ[52]52
  Аббревиатура названия: Клуб «Вест Хэм Юнайтед».


[Закрыть]. Томми постоянно в каких-то ссадинах и порезах. Сегодня у него пятно на шее, багровое, с апельсин. Да, его братец всегда веселится на полную катушку, с приключениями.

Чарли считает его вульгарным, шумным и просто сомнительной личностью, но втайне завидует, что у него такая жена. До чего же она ладненькая в этой обтягивающей блузке и в тесных джинсиках… У нее розовая перламутровая помада, губки узкие, стервозные, волосы модно взбиты на затылке. А как ходит – семенит мелкими шажками, знает себе цену.

– А что тебе подарил Чарли, – спрашивает Лоррейн у Морин, – что-нибудь симпатичное?

– Пойдем покажу, – говорит Морин и ведет ее в кухню.

– А мне? – спрашивает Томми. – Я тоже хочу посмотреть. Кастрюльку? Набор золоченых железных мочалок?

Томми увязывается за Морин и Лоррейн. Он еле протискивается в кухонный дверной проем, ему приходится чуть развернуться.

Лоррейн восторженно обследует микроволновку.

– Да, замечательная штука. Я без своей как без рук.

– Какая фирма? "Креда"? – любопытствует Томми. – Отечественная? А у нас японская, да, Лол? Эти желтомордые ублюдки, они настырные, прут как в фильме "Мост через реку Квай". Но вещички делают качественные, все как у белых людей. И машины, и электроприборы у них – высший класс.

– Я даже не знаю точно, кто производитель, – говорит Морин.

– Зато Морин точно знает, что эту печку не продали тайком прямо из грузовика, – ехидно замечает Лоррейн. – Тут прилагается все, что нужно, и книжка с рецептами, и руководство, и гарантийный талон на полгода.

– На год, – уточняет Морин.

– Видишь? На год! А ты мне хоть раз что-нибудь принес с нормальной гарантией, Том?

– А на кой черт тебе эта гребаная гарантия? Все, что я приношу, вполне кошерный продукт, детка. Все работает, все качественное. Все рекламируется по телику.

– Все ворованное, – добавляет Лоррейн.

Она возвращается в гостиную и садится на диван. Томми, пыхтя, плетется за ней. Усаживается рядом. Диванные пружины громко скрипят под его тушей. Он плотоядно гладит круглую коленку жены.

– Ты уже не сердишься, киска?

Она фыркает:

– Вот, пойди повесь, хорошо?

Томми берету нее свободный вязаный жакет, который она накинула на плечи. На ярлыке, пришитом к спинке, выткан белоснежный пес. Томми бросает жакет на руки Чарли, будто лорд своему вассалу. Внутри у Чарли все восстает, но он не дает выхода раздражению, Рождество все-таки. Молча идет и вешает кардиган на плечики.

Лоррейн встает и идет разбирать подарки: вытаскивает их из мешка и раскладывает под искусственной серебряной елкой. Ангел на елочной макушке весь скособочился, как будто его не держат крылья. А лицо у ангела такое, словно он позирует для моментального снимка на небесной вечеринке.

У Томми в руках полиэтиленовый пакет, из которого он извлекает пластинку.

– Это от Лоррейн. Давай прямо сейчас и поставим, зададим жару, а?

"Война миров" Джеффа Уэйна. Томми, не спрашивая разрешения, снимает пластинку Матиса и ставит свою. Чарли бросает взгляд на конверт от пластинки: уэллсовские марсиане в своих кораблях. Его эта музыка раздражает, но он опять стесняется протестовать.

– Чего-нибудь выпьешь? – спрашивает он у Лоррейн. Он подходит к коктейльному столику, крытому серебристым пупырчатым винилом, с растопыренными – по моде пятидесятых – ножками.

– "Кампари" с "Бритвиком"[53]53
  «Бритвик» – фирменное название фруктовых напитков.


[Закрыть].

– У нас нет "Кампари".

– Как насчет "Бейлиз"[54]54
  «Бейлиз» – ирландский крем-ликер.


[Закрыть]?

– Могу предложить тебе "Калуа"[55]55
  «Калуа» – американский кофейный ликер.


[Закрыть].

– Это лучше пить после обеда, а не до.

– По-моему, никакой разницы.

– Тогда сделай мне джин с тоником.

– Идет!

– Только добавь лед и лимончик.

– Лимончика нет.

– А лайм?

Чарли начинает беситься.

– У нас есть лимонный сок.

– Это, что ли, тот, что в пластмассовых лимонах?

Лоррейн морщит носик и нацеливается на блюдце с арахисом.

– А жареные есть?

– Что есть, все на столе.

– Ну ладно, выпью виски, спасибо, Чарли.

Томми, почувствовав легкую напряженность, пытается разрядить атмосферу. Потом продолжает изучать программу телепередач на сегодня.

– Лед?

– Если можно.

Чарли делает ей виски со льдом, себе в стакан наливает водки "Казак" и разбавляет ее тоником. Время идет, а Роберта все нет.

Из кухни приходит Морин.

– Я позвоню ему, Чарли? Не представляю, куда он подевался.

– Может, у него снова отключен телефон.

– А может, лег поспать, – говорит Морин. – Я попробую еще раз.

Она берет в руки аппарат и крутит диск. На ней плотное эластичное облегающее платье на узких бретельках.

Когда четыре минуты спустя Чарли приносит поднос с напитками, Морин все еще держит трубку.

– Что ты делаешь, Морин? – спрашивает Чарли.

– Жду, когда он слезет с телефона. У него занято.

Чарли растерянно моргает.

– Слушай, ты хоть раз слышала, чтобы, когда занято, кто-то брал трубку?

– Что?

Томми и Лоррейн прислушиваются к их разговору.

– Тебе что, хоть раз отвечали во время сигнала "занято"?

Морин смутилась:

– Я не…

– Как ты узнаешь, что человек закончил разговор и повесил трубку? Ведь частые гудки все равно продолжаются. На том конце и понятия не имеют, что ты звонишь.

Чарли вдруг ловит себя на том, что подтрунивает над женой, он пытается исправить свою оплошность.

– Я понимаю, когда почти всю жизнь приходилось пользоваться телефоном-автоматом, то…

Но уже поздно: Томми разражается громким хохотом.

– Это все твоя новая микроволновка, Мо. Напускает всякие радиоволны. Заодно эта сука поджарила тебе мозги, как кусок ветчины.

Лоррейн ему подхихикивает. Морин вешает трубку и, ни слова не говоря, снова уходит на кухню. Чарли, сгорая от стыда, устремляется за нею.

– Морин, я…

Морин покусывает губу. Она никогда не кричит на Чарли, но она так умеет молчать, что это похуже любых упреков. Чарли пытается обнять ее за плечи, но она сбрасывает его руку. Он начинает оправдываться. Но тут раздается звонок в дверь. Морин, вздрогнув, начинает спешно поправлять волосы.

– Прости меня, детка.

– Лучше пойди открой.

Чарли знает, что его не простили, но все объяснения лучше отложить на более подходящее время. Когда он распахивает дверь, то видит на пороге какого-то типа в мотоциклетном шлеме и кожаном комбинезоне. Тип прижимает к груди несколько неуклюжих свертков. В первый момент Чарли никак не может сообразить, кто же это, черт возьми. Но тут Роберт снял шлем и расплылся в широкой улыбке:

– Ну и как я тебе, пап?

Лицо у него обветренное и какое-то одеревеневшее, как от холодного ветра. Но он улыбается, открыв редкие зубы.

– С чего это ты так вырядился? – изумленно спрашивает Чарли.

– Какой шикарный! Нарядный, как педик! Умереть – не встать! Весь в коже! – верещит из-за спины Чарли Томми, он уже тут как тут.

– Когда тебе велели прийти, а? – Чарли обличительно стучит по циферблату своих часов.

Роберт, уже не глядя на отца, вваливается в прихожую. Томми сгребает его в охапку и перекидывает через плечо, вниз головой, чуть не уронив. Роберт хохочет.

– Р-р-роскошный р-рыжий пидор-р!

Роберт пытается вырваться, но это нереально, учитывая габариты и железные мышцы дядюшки.

– Комбинезончик справил, а где же мотоцикл?

– Хватит, дядя Том!! А то меня сейчас вырвет!

– Эй, Лол, ну-ка поди пощекочи его. В детстве он обожал, когда его щекочут.

Лоррейн начинает щекотать его под мышками, и Роберт упоенно кричит:

– Нет… не надо… хватит… тетя Лол!

Чарли наблюдает за их возней с легкой обидой и грустью. Сам он еще даже не прикоснулся к сыну.

Наконец Томми ставит Роберта на пол. Тот никак не успокоится, продолжает хохотать.

– Томми, ты же сейчас лопнешь, жирный ублюдок.

– Прикуси язычок, рыжий-рыжий-конопатый. А то опять натравлю на тебя твою тетку.

– Ладно, дорогая Твигги[56]56
  Твигги – популярная в 70-е годы английская манекенщица, очень худенькая, с «подростковой» фигурой.


[Закрыть]. Молчу, ты очень похудела, девочка моя.

Томми почему-то очень доволен его словами.

– Наверное, весишь сейчас всего тонны полторы, моя худышка!

Томми шутливо грозит ему кулаком, а Роберт со всего маху бьет его в брюхо, но рука его отскакивает.

– Ох, не живот, а какой-то мяч!

Но вот все эти щенячьи игры закончены, и Роберт стаскивает с себя комбинезон. Лоррейн ему помогает. На Роберте камуфляжные брюки, армейские башмаки, футболка с орлом, под которым выведено по-немецки: "Бундесвер". Одежка грязная. В бензиновых пятнах и в пятнах жира.

– Мотоцикл никак не мог завести.

– Да, эти гребаные шикарные мопеды, с ними нахлебаешься по горло, – усмехается Томми.

– У меня "Кавасаки-800", – сообщает Роберт.

– Моделька что надо. – Томми одобрительно кивает. – Сколько отдал?

– Почти семь с половиной.

– Откуда у тебя такие деньги? – спрашивает Чарли, не веря собственным ушам.

– Накопил, – говорит Роберт. – Откуда ж еще?

– Ясно, – говорит Чарли, но в голосе его звучит сомнение, если не сказать подозрение.

Он бросает взгляд в окно: рядом со сверкающей "астрой" Томми стоит теперь сверкающий "Кавасаки". А рядом с ними – его старенький "толедо", такой грустный и нелепый.

– Роберт… – Морин приближается к своему сыночку, к своему единственному.

– Быстро бегает-то? – спрашивает Томми.

– Сто двадцать за шесть секунд, – не моргнув глазом отвечает Роберт.

Морин обнимает его и не хочет отпускать.

Томми выразительно присвистывает.

Морин так и ест сына глазами. Его переезд стал для нее трагедией, самой большой в жизни. И теперь каждый его визит она воспринимает как чудо, сказочное чудо.

– А этот кожаный комбинезон – прелесть, – говорит Лоррейн. – Смотрится шикарно. Ну что, про-, катишь тетку?

Он пожимает плечами:

– Какие проблемы? Хоть сейчас.

– Ну, вы даете! Я смотрю, ей не терпится, чтобы ее размазали по асфальту. Как клубничный джем, – комментирует Томми.

Роберт целует мать.

– Мам, с Рождеством тебя. Ты классно выглядишь.

– Ты тоже. Этот талант у тебя от матери, – говорит Лоррейн.

Роберт выходит из квартиры, Лоррейн, схватив свое пальтишко, выпархивает следом.

Чарли успел перехватить взгляд, которым они обменялись, тетушка и племянничек. А Томми уже на улице, оглядывает "Кавасаки". Роберт забирается на сиденье, Лоррейн усаживается сзади, раскинув ноги и обхватив Роберта изысканно-худыми руками. Они трогаются, Лоррейн заливается смехом. По мнению Чарли, Роберт похож на тощего крысенка. Зубы отвратительные, одного не хватает, хотя в прошлый раз был на месте. И вообще – откуда у него деньги на мотоцикл?

Когда Роберт и Лоррейн отъезжают совсем далеко, прочерчивая воздух красными вспышками, Томми оборачивается к брату:

– Я знаю одного деятеля, который может достать такой же за полцены. Железно. Ни один хрен не подкопается.

5

Морин листает инструкцию к микроволновке. По настоянию Чарли. По каким-то непонятным причинам ему очень важно, чтобы она все это прочла. Такое ощущение, что теперь, из-за этой печки, рождественский обед – это главным образом его заслуга, а не ее. Морин чувствует, что это недостойная мысль, мелочная, ей вечно приходится бороться вот с такими мелочными мыслями. «Я обязана, – в который раз внушает она себе (а может, ее просто приучили так думать), – сделать мир лучше, чем тот, каким он был до меня». Это непременное условие благополучной состоявшейся жизни.

Поэтому она отбрасывает мелочную обиду, предпочтя ей более комфортный для себя вывод: в конце концов, Чарли заботится о ней, хочет облегчить ей жизнь. Однако этот спасительный вывод слегка ее раздражает, она понимает, что если это и не совсем ложь, то и не совсем правда. Но за эти свои сомнения в искренности Чарли она винит только себя, свой гадкий характер. Самой не хватает доброты, а на других обижается, чего-то от них требует.

Морин с пристрастием изучает микроволновку. Как все просто, слишком просто. Даже не верится. Запихиваешь индюшку, нажимаешь пару кнопок, и через двадцать минут получайте – птица готова.

Индюшка, как ни странно, без проблем помещается в очень компактной по виду печке. Морин вспоминает объяснения Чарли: продукт греется изнутри, потому что там бегают какие-то атомы или какие-то частицы, поэтому сохраняется сок. И вроде бы должно получиться даже вкуснее, чем в духовке.

Раз она такая дорогущая, эта штуковина, то все получится как надо. Какой Чарли все-таки щедрый… не пожалел денег, спасибо ему, теперь у нее появится гораздо больше свободного времени, можно заняться чем-то другим.

Только вот чем? Морин все острее осознает, что, кроме домашней возни, в ее жизни, в сущности, ничего нет. Ей совсем не нравится заниматься готовкой, уборкой и прочими домашними радостями, не нравится гораздо сильнее, чем думает Чарли, просто она не позволяет себе откровенно ему в этом признаться. Но эти рутинные хлопоты заполняют брешь, держат в привычном тонусе, дают видимость движения. Все эти современные приспособления, экономящие время женщины, постепенно формируют одну пока не очень хорошо понятую проблему, головоломку. Что же делать с неуклонно растущими запасами времени? Куда это время тратить? Вот она, коварнейшая головоломка для женщины среднего возраста.

Она не из "этих феминисток". Это выражение она подцепила у Чарли, и все же… и все же, если уж женщин решили освободить из кухонного плена, надо, чтобы им было куда из этого плена бежать.

Работа в "Чародейке" неожиданно стала для нее отдушиной. Мари-Роз очень довольна, не устает всем ее расхваливать. А Морин обожает все эти аккуратные столбцы цифр, то, как идеально они сопрягаются друг с другом, все четко, все предопределено. Такие-то доходы, такие-то расходы, все под контролем, никаких сюрпризов. Мари-Роз считает, что ей не мешало бы поступить на какие-нибудь бухгалтерские курсы. Есть вечерние, есть заочные. Морин только демонстративно фыркает в ответ, давая понять, что для нее подобные высоты недостижимы. Но втайне ее уже зацепила эта идея. Деньги, которые ей платит Мари-Роз, воспринимаются совсем не так, как те, что дает Чарли. Морин искренне считает, что все доходы в семье должны быть общими, однако свои деньги она держит отдельно от тех, которые зарабатывает Чарли.

Она с опаской нажимает кнопку на панели, и микроволновка отвечает тихим гудением. В окошке загорается неяркий свет. Ну что ж, возможно, все окончится благополучно. А пока можно заняться овощами. Ей помогает Лоррейн, чистит морковку, со скучающим видом глядя на нож.

– Ну и как вы с Томми поживаете? – спрашивает Морин.

– Все мужчины одинаковы, – усмехается Лоррейн. – Они как большие дети.

– Все женщины тоже одинаковы, – заявляет Роберт, входя в кухню. – Прокатишь их с ветерком на мотоцикле, и они уже тают, как масло "Анкор". Особенно тот кусочек, который между ног.

Лоррейн хохочет:

– Ах ты, маленький мерзавец.

– Роберт, почисть брюссельскую капусту, хорошо?

Роберт берет нож, встает рядом с Лоррейн и начинает отсекать мелкие кочешки. Морин, пригнувшись, смотрит сквозь сервировочное окошко на сидящих в гостиной Чарли и Томми, они что-то увлеченно обсуждают.

– Ты не сказал отцу, откуда у тебя взялись деньги на мотоцикл?

– He-а. По-моему, он думает, что я их украл.

– Пусть думает что угодно, лишь бы не думал о том, о чем ему не нужно думать.

– О чем это ты, Мо? – спрашивает Лоррейн. Ее бок слегка касается бедра Роберта.

– Чарли не нравится, что я даю Роберту деньги. Он говорит, что Роберт должен научиться стоять на собственных ногах.

– Значит, это ты оплатила мотоцикл?

– Частично. Мы договорились, что к каждому заработанному им фунту я прибавляю еще один. Так что ему пришлось здорово потрудиться, чтобы получить этот мотоцикл.

– Да, вкалывал по-черному, – жалуется Роберт. – На двух работах. Охранником и грузчиком. Но попробуй ему об этом скажи. Папа уверен, что я непрошибаемый лодырь.

– Не представляю тебя в роли охранника, Роб, – говорит Лоррейн.

– Эта работенка как раз мне нравится. Клевая форма, и вообще. Люди смотрят на тебя, слушают, что ты скажешь. Нормально. Гораздо приятней, чем таскать разные тяжести.

– А почему ты не расскажешь об этом своему папе?

– Он хочет, чтобы я стал нейрохирургом. Или, на худой конец, терапевтом. У одного его сослуживца сын выучился на врача. Вот папе и обидно, что я так его подвел.

Картошка и пастернак уже тушатся. Неотвратимо приближается момент, когда микроволны доведут до кондиции индюшку. Морин очень смущает отсутствие запаха, аромата поджаристой корочки; видимо, плотно прилегающая дверца не пропускает запахов. Слышится все то же мягкое равномерное гудение, но Морин оно кажется зловещим. А вот запах картошки и пастернака из духовки становится все ощутимей. Горошек и капуста уже в кастрюльках, осталось только поставить на конфорку, Роберт швыряет в кастрюлю последние кочешки. Морин смотрит на часы, стоящие на холодильнике, потом на таймер микроволновки. Вроде бы все идет по плану. Роберт замечает тревогу на ее лице.

– Мам, не переживай. Все будет нормально.

– Да-да. Успокойся, Мо, – говорит Лоррейн. – Давай-ка я разложу хлопушки[57]57
  Хлопушки с традиционными шутливыми поздравлениями и сувенирами.


[Закрыть].

Морин наливает себе второй бокал "Шерри-бренди". Вообще-то она не хотела смешивать его с триптофаном, который она регулярно принимает, все-таки транквилизатор. Но сегодня Рождество, сегодня все можно. Да, нервы у нее что-то здорово расшалились. Ей не верится, что индюшка получится нормальной, потому что в глубине души она не верит, что муж сделал все как надо. Именно поэтому ей потребовался второй бокал. Заодно можно и покурить, она так редко себе это позволяет. К духоте и жару прибавляется дым от ее сигареты. На Морин вдруг накатывает жуткая усталость.

Проходит еще двадцать минут, прежде чем Морин, собравшись с силами, раздвигает пестрые пластиковые полоски, заменяющие кухонную дверь, и оперным речитативом объявляет:

– Все к столу!

Уже расставлены мисочки с горячими, дымящимися овощами: брюссельская капуста, морковка, горошек, пастернак, картошка. Чарли садится во главе стола, стул Морин стоит с другой стороны, напротив. Томми усаживается рядом с Лоррейн и начинает оглаживать ее ляжку широкими размеренными движениями. Его физиономия, багровая от выпивки и возбуждения, багровеет еще больше от нагрянувшей эрекции. Чарли от волнения роняет свою рождественскую хлопушку, так как уверен, что скоро Том доберется до трусиков Лоррейн и начнет ее щупать. Чарли чувствует ощутимый укол зависти. Чтобы как-то отвлечься, он встает, решив помочь Морин. Лоррейн расстегнула три верхние пуговки, так что стала видна ложбинка между грудей, соблазнительно поблескивающая… Роберт сидит напротив Томми и Лоррейн, потягивая виски "Карлинг блэк лейбл". Глаза его устремлены на ложбинку Лоррейн. Все ждут главное блюдо, индюшку.

Чарли бредет на кухню. Там Морин с каменным лицом смотрит на извлеченную птицу. От нее поднимается пар, кожица слегка потемневшая, но не поджаристая. Однако выглядит индюшка нормально, только аромата почти не чувствуется и он не такой уж соблазнительный.

– Я же сказал, что ты зря нервничаешь, – говорит Чарли, обнимая жену за талию. Ему хочется, чтобы она простила его за тот эпизод с телефоном.

– Надеюсь, что ты прав, – отвечает Морин, голос ее дрожит.

Она с каким-то отчаяньем вонзает в индюшечий бок большую вилку для разделки. Чарли вздрагивает.

Из бока течет сок. Он прозрачный, и у Морин отлегает от сердца. Она кивком велит Чарли нести ее на стол, а сама ставит на сервировочный передвижной столик стопку нагретых тарелок. Это ее лучший сервиз "Авалон"[58]58
  Авалон – название легендарного чудесного острова, где, согласно кельтским преданиям, находился рай.


[Закрыть], расписанный крупными оранжевыми и желтыми цветами.

Чарли торжественно вносит в столовую блюдо с огромной, но несколько анемичной индюшкой. Он ставит блюдо в самую середку. Приходит Морин, несколько взбудораженная, но на губах ее счастливая улыбка. Оказывается, смешивать алкоголь с транквилизаторами очень даже хорошо, что бы там ни говорили врачи.

– Потрясающе. Всего за двадцать минут, – говорит Чарли.

– Какая, ты сказал, м-модель? – слегка запинаясь, спрашивает Томми. Они с Чарли успели уже хорошенько промочить горло.

– "Креда" сорок – сто тридцать один.

– Т-тебе надо б-было посмотреть японские. Д-да, японские.

Груди Лоррейн вот-вот сорвут петлю с четвертой пуговки. У Роберта слегка отвисает челюсть.

Чарли кивает, пытаясь взять себя в руки.

– "Мицубиси". Они с автоматической системой регулирования, – объясняет Томми.

– Значит, ты опять на три лунки обскакал. Трус не играет в гольф, – ввертывает Роберт, он же Рыжик.

Томми пропускает эту реплику мимо ушей.

– Напрасно смеешься. Автоматика необходима. Чтобы никаких сюрпризов.

– Выглядит аппетитно, – говорит Роберт, не отрывая взгляда от ложбинки Лоррейн.

– Очень славная и сочная, – говорит Лоррейн, пристально посмотрев на Роберта.

– Бледноватая, – сокрушается Морин, – Хотелось, чтобы с корочкой.

– Просто принципиально другой способ, – успокаивает Чарли. – Микроволновки почти не изменяют цвет продукта.

– Ну ладно, нельзя судить о книге только по обложке, – говорит Лоррейн.

– Чарли, а ты уверен, что пташечка мертвая? – говорит Томми, изобразив волчий оскал, то есть улыбнувшись. – У нее такой видок, будто она сейчас вскочит и даст деру.

Лоррейн медленно облизывает губы. Роберт роняет свой нож. Чарли старается ничего этого не замечать, полностью сосредоточиться на разделывании индюшки, Морин раздает тарелки, чтобы гости могли наложить себе овощей. Нож для разделки у Чарли электрический, поэтому все разговоры из-за шума прекращаются. На блюдо падают срезанные куски мяса. Чарли уверен, что индюшка его не подведет, хотя могла бы, конечно, выглядеть поаппетитнее. Ладно, главное, что все сделано строго по инструкции.

И вот уже от индюшки остается только остов. Все по очереди передают Чарли тарелки, и он кладет на каждую по куску. Пока не наполнены все тарелки, никто не приступает к трапезе. Морин наконец тоже усаживается. Все наливают себе белое "Вино Верде".

– Перед тем как мы приступим, – говорит Чарли, – позвольте произнести тост в честь Морин, приготовившей нам это чудесное угощенье.

– Морин!

– За тебя, Морин!

– Мам, за тебя!

Морин вспыхивает.

– Скорее ешьте. Пока не остыло.

Первым пробует индюшку Роберт. Его лицо вдруг каменеет и становится совершенно непроницаемым. Морин тоже кладет в рот кусочек, но едва не выплевывает – очень горячо. Но странное дело, сверху мясо горячее, а внутри – холодное. Оно одновременно и передержано и недодержано. Часть куска горячая, часть – абсолютно холодная. А главное – мясо очень жесткое, его почти невозможно жевать. Морин пытается не выдать своего разочарования.

– Это… – начинает Роберт и тут же замолкает, беспомощно глядя на дядю.

Томми старательно пытается жевать. Он ободряюще кивает Морин, но выдавить из себя фальшивую похвалу он не в состоянии.

– Это ужасно, – бормочет Морин.

– Ничего подобного, – говорит Чарли, жестоко сожалея о том, что решил сэкономить тридцать фунтов и не купил печь с автоматической настройкой. Он отрезает большой кусок от грудки и демонстративно запихивает его В рот. И сразу убеждается в том, что мясо несъедобно, но изображает довольную улыбку.

– Потрясающе. В обыкновенной духовке мясо никогда не получается таким сочным.

Лоррейн молчит, но достаточно и того, что она вообще не прикасается к своему куску. Морин отпивает большой глоток вина и придает своему лицу выражение веселой бесшабашности.

– Нет-нет. Это ужасно. Я сейчас.

Она убегает в кухню, возвращается с пластмассовой миской и начинает складывать туда куски индюшатины, отлепляя их от тарелок.

Чарли смертельно оскорблен.

– Господи боже мой, Морин… говорю же тебе, все отлично. Не смей трогать мою тарелку.

– Прекрати, Чарли, давай ее сюда.

– Нет. Это прекрасная печь, и она прекрасно работает. И стоит целых двести пятьдесят фунтов.

– Пап, цена еще ничего не значит.

Роберт протягивает Морин свою тарелку. Томми и Лоррейн следуют его примеру.

– Это лучшая рождественская индейка в моей жизни, – упорствует Чарли, запихивая в рот очередной кусок.

Морин возвращается на кухню. Там она останавливается и делает несколько глубоких вдохов. Из-за этой проклятой индюшки праздник безнадежно испорчен, но транквилизаторы помогают ей сохранить остатки душевного равновесия. Только она совершенно не представляет, что же делать дальше. И тут в дверном проеме возникает Томми. Он обнимает Морин, притискивая к своему огромному телу.

– Не переживай, Мо. Было бы из-за чего! Подумаешь, жратва. Ты не виновата. Тебе нужна такая печка, чтобы регулировала эти хреновы волны… не бери в голову! Знаешь, я кое-что придумал. Тут поблизости есть один гребаный придурок, местный Ганди. Устроим рождественский ланч по-бомбейски!

– Я даже не знаю, Томми…

– Да ты не сомневайся. Ну что, действуем? Одной неприятностью больше, одной меньше, подумаешь! Я всегда смогу выкрутиться. Не хрена кукситься, выше нос! Томми все устроит в лучшем виде.

Отвернувшись, он нацепляет белую бороду, потом снова поворачивается к Морин:

– В конце концов, Санта-Клаус я или хрен собачий?!

Через полчаса весь стол уже был заставлен лоточками из фольги, а еще – "поппадумы"[59]59
  «Поппадумы» – индийские лепешки, жаренные в большом количестве масла.


[Закрыть], чатни[60]60
  Чатни – индийская кисло-сладкая приправа к мясу из тушеных овощей или фруктов.


[Закрыть] и разные хлебцы. Вся комната мигом пропиталась ароматами специй и тушеных фруктов. Все тут же наполняют тарелки, кроме Чарли. Он упрямо нахваливает загубленную индюшку. Его тарелка пуста, – пока все ждали Томми, он в одиночестве завершил праздничное пиршество.

– Классно, – бормочет Роберт, набив рот сочной душистой бараниной.

– Еще бы не классно, черт возьми. Я сунул повару лишнюю десятку, чтобы изобразил для нас что-нибудь оригинальное. Эти ребятки дело свое знают, уж поверьте старому Томми. О, ч-черт, горячо. Но это их "виндалу" – просто охренеть, фантастика. Ну а как тебе "тикка масала", Мо?

– Великолепно. Очень вкусно. – Ей становится весело, нет, Томми все-таки молодчина, выручил.

– Лучший индийский ресторанчик на западе Лондона, супер-пупер, рекомендую… Лолли, передай-ка нам три горяченьких "поппадумки".

Чарли сверлит взглядом свою пустую тарелку.

– А я, пожалуй, поем еще индюшечки.

– Лучше попробуй вот это, "бхана гошт", – говорит Лоррейн. – Язык проглотишь.

– Индюшка тоже очень хороша. Пойду себе положу.

Чарли уходит и через минуту возвращается с тарелкой, полной коричневатых кусков, над тарелкой вьется пар – ее только что вынули из микроволновки. Томми, выразительно взметнув брови, переглядывается с Робертом. Тот украдкой кивает: да, папаша у него известный упрямец.