Текст книги "Штормовое предупреждение"

Автор книги: Тим Лотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

15

Пятнадцатое октября 1987 года. Летом Маргарет Тэтчер победила на выборах в третий раз. С триумфом, блистательная и неуязвимая. Она снова и снова сокращает налоги. Нефтяные деньги текут в ее сундуки из холодных пустынных вод Северного моря. Проценты ссуд беспрецедентно низки. Финансовые страницы в газетах распаляют сильнее, чем фотографии красоток, вовсю идет распродажа государственной собственности, этого британского фамильного серебра, сундуки государства уже наполнены с верхом. Так не может долго продолжаться, но… продолжается. Значит, все-таки может! Оказывается, возможно все! Даже самые тупые, ничем не примечательные середнячки разгуливают в фирменных вещах, свидетельствующих об их гениальной предприимчивости и преуспеянии.

Что творится… Фирменные ярлыки уже на каждом, ярлыки, которыми удивляли публику лишь сливки общества, тонюсенькая его прослойка. Бутики везде. В Милтон-Кейнз "самый-самый" – это "Мал-берри", в Лутоне это магазин "Лакост", а в Чингфор-де это "Шанель". Даже Чарли удалось примкнуть к кругу избранных, он очень горд своей новой рубашкой с нашивкой "Поло" от Ралфа Лорена[106]106
  Ралф Лорен (р. 1939) – американский модельер; с 1968 г. выпускает мужскую одежду под маркой «Поло».


[Закрыть]. Этой зимой он обычно носит ее с супермодным соломенно-желтым свитером – шедевр компании «Прингл».

События развиваются именно так, как предсказывал Томми. За дом Чарли удалось выручить даже больше, чем он рассчитывал, а вкупе с жалкой компенсацией, на которую раскошелилась газета "Ньюс интер-нейшнл", сумма получилась внушительная, Чарли пережил поистине сладостный момент, когда на его счету оказалось шестьдесят восемь тысяч! И это при том, что Морин законники действительно повелели отдать шестьдесят процентов – от всех его средств. Чарли купил новый дом, покомпактней старого, но симпатичный, застройки пятилетней давности, в трех милях от прежнего жилища. На условиях стопроцентной выплаты, но цена на дом росла так стремительно, что этот долг столь же стремительно размывался под напором далеких могущественных стихий рынка. И Чарли, подобно многим счастливчикам, с удовольствием качался на волнах сине-зеленого моря банкнот.

И вот он настал, день открытия городского центра "Мир железных дорог" (владелец – Ч.Бак). За аренду Чарли уплатил десять тысяч, еще десять ушло на оборудование магазина. Двадцать пять тысяч на закупку товара, двадцать пять он взял в виде кредита в банке. Томми сказал ему, что нужен фирменный логотип, и Чарли выложил еще одну тысячу на дизайнера – тот изобразил мчащийся паровоз, из трубы которого вместо дыма вырывается название центра, стелется над его стальной округлой крышей. Еще предстояло выплачивать еженедельную ренту в сто фунтов, плюс проценты по кредитам, плюс одному богу известно, что еще. Несколько тысяч он угрохал на рекламу в местной газете, еще несколько тысяч – на радиорекламу. Он нанял бухгалтера, делопроизводителей и юрконсультанта. Он обзавелся серебристо-серым, всего двух лет от роду, "мерседесом", это Томми устроил ему по своим каналам, по сходной цене. Чарли вполне бы устроила какая-нибудь японская компактная машинка, но Томми объяснил ему, что "надо держать фасон". Хрен кто будет принимать тебя всерьез, если ты сам не будешь принимать себя всерьез, вот что твердил ему Томми. Поэтому Чарли покорно купил "мерс", и действительно, сидя за его рулем, чувствовал себя солидным человеком, эта машина позволяла ощутить себя важной птицей, о чем он никогда не мог и помыслить.

Иногда ему вспоминается их с Морин квартирка в Фулеме, и каким он был тогда. Неужели тот, прежний Чарли и теперешний господин – один и тот же человек? Неужели это он, Чарли, владелец собственного магазина, и симпатичного новенького домика, и немецкой супермашины? И неужели он теперь холостяк, готовый отозваться на всяческие романтические предложения? Впрочем, пока еще ни одного не поступило.

Стоя за дверями из зеркального стекла, приготовившись впервые распахнуть их перед посетителями, Чарли вдруг остро осознает две вещи. Первое: он понятия не имеет, что он будет делать со всем этим дальше. Ни малейшего… черт его побери… понятия. Однако – господи ты боже мой! – это его не пугает, а, наоборот, даже возвышает в собственных глазах. Гигант переборол страх, рискнул ввязаться в незнакомую игру. Второе прямо следует из первого умозаключения: сегодня – один из самых волнующих и приятных дней в его жизни. Он поворачивает в замке ключ. И сразу же по ушам бьет резкий звонок: сработала сигнализация. Чарли подбегает к панели и набирает код. Наступившая тишина кажется благословением. Чарли усаживается за прилавок и обозревает свои владения. В передней части магазина гигантская железная дорога, идущая вдоль искусственных полей, огибающая одинокую, в четыре фута высотой, гору, увенчанную снежной вершиной. Здесь есть низенькие здания станций, точно воспроизведенные семафоры, шлагбаумы, перед которыми застыли модели машин, ожидающих, когда проедут поезда.

Комплект укрупненного масштаба, для сада, шестьдесят футов рельсов представляют собой вытянутый овал, гигантской змеей обвивший выставленные на обозрение товары. Локомотивы "А-Линтон" и "Барнстейбл" стоят на миниатюрном вокзале с не существующим в реальности названием "Челфам". Стены его сделаны под "камень", крыша крыта черепицей, из-под которой виднеются края досок. Модульный ажурный пешеходный мост, перекинутый с одной платформы на другую. Одетое по эдвардианской моде семейство ожидает поезда, миниатюрный, но искусно сделанный и раскрашенный машинист ждет, когда загрузят уголь. Оборудовано несколько блокпостов, вокзальные часы показывают реальное, вполне точное время: 10.03. Одинокая женщина, абсолютно из другой эпохи, примерно из годов сороковых или пятидесятых, стоит неподалеку от "эдвардианцев". Чарли знает, что это не совсем корректное соединение, однако предпочитает смотреть на смоделированный им мир более широко, не зацикливаясь на мелочах. Уж ему-то известно, что невсамделишным миркам совсем необязательно повторять все, что творится в мирах настоящих.

Он подходит к пусковому пульту и поворачивает рычажок, срабатывает один из блокпостов. Раздается тихий тоненький свисток, и поезд трогается, движется в сторону горы. Его маршрут строго выверен, абсолютно предсказуем, и это доставляет Чарли огромное удовольствие. Этот сотни раз пройденный круг. Его не особо волнует, насколько выгодной окажется его новая деятельность. Главное, он теперь будет заниматься самым любимым делом, которое иногда кажется ему высоким призванием.

Примерно с полчаса Чарли наводит окончательный лоск на всю экспозицию: начищает до блеска действующие модели паровозов и модели, стоящие на полках, вытирает пыль, прибирает песок и камушки, случайно оставшиеся на полу после ремонта помещения, в котором раньше был скобяной склад. На полочке позади его стола стоит одинокая модель, паровозик "Лик энд Мэнсфилд", только корпус, без двигателя. Тот самый, рождественский подарок Роберта. Чарли берет его и старательно стирает пыль. "Однажды…" – думает Чарли, но что именно произойдет однажды, как-то не додумывается. Он бережно ставит паровозик на место.

Посетителей нет, но ровно в десять тридцать пять в двери быстро вбегает мужчина средних лет с портфелем, вид у него слегка раздосадованный.

– Приветствую вас, – говорит Чарли. – Вы мой первый покупатель. Добро пожаловать в городской центр "Мир железных дорог"…

– А где тут почта?

– Простите?

– Где тут у вас почта?

– Почта в торговом центре.

– А где это?

Чарли вяло машет рукой в сторону огромного крытого комплекса. Ни слова не говоря, мужчина убегает. Чарли смотрит на поезд, собирающийся совершить свой сто какой-то подъем на полистироловую гору. Поезду трудно, он слегка замедляет скорость и немного пробуксовывает. Но он наверняка возьмет высоту. Чарли в этом не сомневается.

–

Морин готова уже накричать на Питера. Когда же наконец он вникнет в то, что она пытается ему объяснить?

– Мы должны реально оценивать свои возможности, Питер. Нашим клиентам плевать на эти твои модные штучки, им главное – научиться водить! Нечего выбрасывать деньги на ветер. Мечты мечтами, но главное – суть. Наше дело – предоставить людям то, что им требуется, по предельно низким ценам. А твои кожаные кресла и электрические подсветки пока подождут, и всякие коврики тоже, мы не можем взвинчивать из-за них цену. Начинать надо с малого и набирать обороты аккуратно. Сначала о нашем существовании должны узнать, мало-помалу, слухами земля полнится.

– Но необходимо позаботиться о рекламе…

– Ну конечно, конечно. В этом я с тобой совершенно согласна. Но надо точно знать, каков наш контингент. Кто обычно ходит на курсы вождения? Молодежь от шестнадцати до двадцати с небольшим. Ты хочешь поместить рекламу в местной газетке, но молодые ее не покупают, ее читают только старые грымзы, вроде нас с тобой. Надо действовать с толком.

Раздавать рекламные листовки или просто раскладывать их – но там, где имеет смысл: на дискотеках, в колледжах. У нас есть огромный университетский кампус. Нажимать на то, что для студентов особые скидки. Я имею дело с реальными цифрами, я, не ты, Питер. Я знаю, что мы можем себе позволить и как лучше действовать.

Питер лишь глубоко вздыхает. Морин все чаще его удивляет, все чаще он отмечает, как она разительно не похожа на ту женщину, в чей дом он когда-то пытался проникнуть с бутылкой вина наперевес. Тогда она выглядела как типичная домохозяйка, вроде его бывшей благоверной, туповатая, добродушная, хлопотливая квочка. А сейчас… Неужели это она деловито листает увесистую папку, что-то черкая на полях с сосредоточенным, почти свирепым видом? Он не устает изумляться, чувствуя, что очарован еще сильнее, ему нравится эта Морин, эта женщина, такая непредсказуемая и многогранная, готовая… да-да… в любой момент "встать – и идти". Она изменила всю его жизнь. Как же он ее любит!..

– Как у нас дела с пультом, починили?

– Думаю, да.

– Думаешь или знаешь?

– Я проверю.

Морин и Питер сидят в сборном типовом строении, примостившемся у большой парковочной площадки, это и есть их поле деятельности. Питер снял куртку, на нем лиловые подтяжки, которые носят обитатели Сити, но и без подтяжек брюки из магазина "Некст" сидят нормально. В комнатке стоит стол и два серых стула, а в совсем уж крохотной приемной – небольшая скамейка. У них есть три подержанные машины "форд-эскорт", купленные на деньги, полученные Морин при разделе имущества. Машины эти дорого содержать, и клиентам они не нравятся. Морин решила, что этой осенью нужно непременно купить несколько новых. Питер сразу загорелся, размечтался о всяких усовершенствованиях и приличном офисе. Но Морин все его замечательные идеи тут же остужает холодным душем присущей ей практичности. Что ж, думает Морин, они хорошо друг друга уравновешивают, как раз то, что нужно для успеха. Питер ушел-таки с работы, чтобы дать Морин шанс проявить себя. Такую отвагу, такое доказательство преданности она никогда не забудет, никогда…

– Пришел клиент, которому назначено на десять?

– Да, он ждет в приемной.

– А где же Кэти?

Кэти, их новенькая (всего у них пять сотрудников), ей тридцать три, и Питер поглядывает на нее с некоторым интересом, чего Морин никак от него не ожидала. Заметив расположение Питера, Кэти несколько расслабилась, поубавила рвения и даже позволяет себе опаздывать.

– Не знаю.

– Это уже третье опоздание за две недели. Если она через пять минут не явится, может вообще больше не спешить, – выпаливает Морин непререкаемым тоном.

На лице Питера проступает легкое смущение:

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказала.

– Предлагаешь ее уволить?

– Не предлагаю. Настаиваю.

– Но мне никогда не приходилось… Я даже не представляю, как…

Он неловко ерзает на стуле, поглядывая в маленькое окошко за спиной Морин.

– Не волнуйся. Я сама с ней разберусь.

– А если она пожалуется в профсоюз?

Морин едва сдерживает смех:

– Прекрати, Питер. Нашел чем меня пугать.

Питер растерянно хлопает глазами:

– Ты что же… действительно это сделаешь?

– С огромным удовольствием. Смотри, пять минут прошло. Ступай лучше займись клиентом. Извинись. Предложи скидку.

– Я уверен, что Кэти приедет с минуты на минуту.

– Это работа, Питер, а не светская вечеринка.

Морин встает, подходит к двери и распахивает ее, предварительно изобразив лучезарную улыбку, такую же, как у телевизионной инструкторши по аэробике:

– Мистер Конноли?

В кабинет входит юнец с едва пробивающимися усиками, на нем адидасовские кроссовки, футболка фирмы "Найк" и тренировочные брюки-дутыши.

– Ну да, я!

– Ради бога, извините нас. Кэти Эдуарде, видимо, задерживается. Вы не возражаете, если сегодня с вами позанимается старший инструктор? Питер Хорн? Он намного опытнее. А поскольку вам пришлось ждать, сегодняшний урок будет стоить вам на двадцать процентов дешевле.

– Я что, мне без разницы, – юнец пожимает плечами.

Взяв со стула куртку, Питер целует Морин в щеку:

– Ты с ней полегче. С Кэти.

– Иди-иди. Тебе пора на урок.

Морин смотрит, как один из стареньких "фордов" выкатывается с площадки – за рулем сидит ученик.

И буквально через несколько секунд после того, как машина скрывается из вида, Морин замечает подержанный красный "мини-метро" Кэти Эдуарде, она подъезжает именно туда, откуда только что выехал "форд". Раздается скрип тормозов, но Кэти не спешит выходить. Она тщательно поправляет прическу, смотрясь в зеркало заднего обзора. Еще минута уходит на легкий макияж. Именно эта минута заставляет Морин принять окончательное решение.

Когда Кэти входит в кабинет, Морин даже не поднимает голову.

– Здравствуйте, миссис Бак. Простите, что немного опоздала. Но я смотрю, клиент все равно еще не подошел. Так что ничего страшного, да?

– Одну минуточку, Кэтрин.

Морин помечает в своем распорядке на сегодня: позвонить в рекламный отдел местной газеты, пусть дадут объявление, что их школе требуется инструктор по вождению. И только после этого поднимает голову. Улыбка на лице Кэти Эдуарде мгновенно исчезает.

–

К концу дня Чарли насчитал трех посетителей. Первым был подросток, он купил только пузырек синей краски за два двадцать пять. Вторым явился один чудак лет шестидесяти пяти, с бородкой, как у амишей[107]107
  Амиши – американское ответвление секты меннонитов, строят свою жизнь в соответствии с буквальным истолкованием Библии. Живут в сельских общинах, не пользуясь электричеством и техникой, носят старомодную одежду и длинную бороду без усов.


[Закрыть]. Он с воинственным прямо-таки дружелюбием минут тридцать до мельчайших деталей обсуждал с Чарли «эпохальные» немецкие, а затем и все остальные европейские локомотивы, затем отбыл, так ничего и не купив. Последней зашла модно одетая молодая женщина, видимо, работница какой-то фабрики, ей нужно было купить подарок для мужа. На клочке бумаги было записано, что именно требуется: модель водонапорной башни «YJ-628» из стекловолокна, с мелкими деталями из меди. Все это упаковано в симпатичную металлическую сеточку. На всю покупку у женщины уходит три минуты, на остальные товары она едва взглянула.

Доход от сегодняшней торговли не слишком велик, констатирует Чарли. И тут же успокаивает себя тем, что ему нужно еще утвердиться, встать на ноги. Успех не приходит сразу. Про его магазин люди постепенно узнают, первые покупатели расскажут друзьям, те – своим. Чарли уверен, что народ к нему пойдет.

Незадолго до половины шестого, когда Чарли решил закрываться, на улице начинает моросить дождь. Еще и дождь… Настроение у него слегка омрачается. Под прилавком стоит плоская карманная фляжка с бренди, к которой Чарли весь день регулярно прикладывался. Отсутствие Морин отзывается в нем постоянной болью, и физической тоже: в животе что-то давит и жжет, и мучает легкая тошнота. На улице, в серой клочковатой сырости вдруг возникает полицейская машина, затемненные стекла плотно закрыты. Из машины вылезает полицейский и направляется к магазину. Почему-то снова несколько раз срабатывает сигнализация. Кто-то уже сообщил в полицию? Чарли быстро зашвыривает фляжку с бренди в ящик; может, ему тоже "не положено", хотя он и владелец магазина? Может, к ним поступил сигнал? Он тут же отбрасывает эту идиотскую мысль и готов уже храбро водрузить фляжку на прежнее место.

Полицейский подходит ближе, и Чарли видит его лицо. Полицейский снимает фуражку, под которой оказываются довольно жидкие рыжие волосы. Чарли наконец понимает, что это его собственный сын.

Первое желание Чарли – скорее спрятаться, убежать в подсобку, притвориться, что его нет. Гнев, горечь попранного отцовского достоинства комком стоят в горле, этот комок невозможно проглотить. Но Чарли понимает, что Роберт уже увидел его. Значит, бежать поздно. Роберт входит в стеклянные двери. Чарли не видел сына всего два года, но как же он изменился… даже постарел. Волосы, прижатые фуражкой, едва прикрывают намечающиеся залысины.

– Привет, пап.

Роберт, сложив руки, осматривает магазин беглым равнодушным взглядом. За этот взгляд Чарли готов вышвырнуть Роберта вон, но так тоскливо оставаться в одиночестве в этот торжественный день. И вдруг Чарли ловит себя на том, что на самом деле рад видеть сына.

– Я смотрю, у тебя даже сигнализация есть?

– Откуда ты узнал, что я здесь?

Роберт удивленно поднимает брови:

– Мама сказала.

Сам Чарли часто вспоминает о Морин, но ему как-то не приходило в голову, что ей тоже интересна его жизнь, робкая радость наполняет Чарли: кто-то все же оценил его усилия. Он смотрит на Роберта и вспоминает тот вечер в Уоппинге. Мальчик весь как-то отяжелел, в нем почти не осталось ничего юношеского. Господи… Чарли внезапно осознает, что сын его уже совсем взрослый мужчина, которому уже не так далеко до тридцати.

Чарли нехотя, но все же выходит из-за прилавка:

– Рад тебя видеть, сынок.

Роберт кивает:

– Я тоже страшно рад, папа.

Расстояние между отцом и сыном то чуть сокращается, то чуть увеличивается, но ни один не в силах переступить невидимую черту, за которой можно обнять друг друга. Чарли трогает рукой серебряные цифры на плече сына – его личный полицейский номер:

– Какие красивые, а как блестят…

– Смотри, что я тебе еще покажу.

Роберт снимает куртку. Под ней Чарли видит на погоне зигзаг из трех дротиков.

– Что это?

– Это означает, что я сержант, папа. Меня повысили в звании. Я у них на хорошем счету.

Чарли отчаянно борется с собой, и все-таки ему удается выдавить:

– Ну что ж… ты молодец, Роберт. Я всегда…

– Ты всегда – что?

Чарли улавливает нотку раздражения в голосе сына и чувствует разъедающую все нутро горечь печали.

– Прости меня, Роб. Я ведь никогда особо в тебя… не верил.

Роберт лишь кивает – ни единого намека на то, что он понял, как трудно далось отцу это признание.

– У меня сегодня выходной. Дай, думаю, зайду посмотрю, что там мой папа затеял.

– А-а.

– Ну и как идут дела?

– Пока не очень. Ведь я только открылся. Сегодня – первый день.

– Я знаю. Я тут кое-что тебе принес.

Он протянул Чарли небольшую коробку. Чарли сразу вспыхивает от удовольствия. Он знает, что это за подарок, и кидает взгляд на одиноко стоящий на полке корпус локомотива "Лик энд Мэнсфилд". Наконец-то… Сейчас он получит двигатель, обещанный Робертом много лет назад. Молодец сын, сдержал слово.

Чарли нетерпеливо вскрывает коробку, внутри – полиэтиленовый пакет. Он вытаскивает то, что в нем лежит. Прозрачное пресс-папье с вделанной внутрь моделью отеля "Майами" и какая-то одежда в целлофановой упаковке. Чарли вскрывает упаковку, это футболка. Многословная надпись на груди: "Мой сынок привез мне из Флориды только эту паршивую футболку". Чарли вежливо улыбается.

– Остроумно.

– Смешно, правда? – спрашивает Роберт, беря в руки миниатюрный огнетушитель, потом от нечего делать его рассматривает. – Надеюсь, у тебя все наладится.

– Ну да, нужно, чтобы прошло какое-то время. Как ты, Роберт? Как живешь?

– Нормально.

Роберт поднимает голову и видит на полке, позади отца, свой подарок, который тот поместил отдельно от всего, на почетное место. Чарли видит, как взгляд Роберта теплеет, наконец-то сын смело смотрит ему в лицо, не отводя глаз.

– Знаешь, мне очень жаль, что между нами все так… повернулось, папа.

– Может, теперь все повернется иначе?

– Ты думаешь?

– Надеюсь.

– А знаешь, у меня для тебя еще один сюрприз.

Он поворачивается к наглухо закрытой машине и машет рукой. Дверь тут же распахивается, и оттуда вылезает женщина. В первый момент Чарли даже не понял, кто это. Ничего похожего на панковский "ирокез" и одежда другая, совсем не та, про которую он обычно говорил Морин "это нечто". Она одета модно и красиво, у нее красивая аккуратная стрижка; отглаженные джинсы, длинная синяя шерстяная кофта. Женщина поманила кого-то из распахнутой двери, и оттуда выскочил парнишка лет пяти и побежал за ней следом. Только в этот момент Чарли наконец осенило…

– Кэрол хорошая мать, – говорит Роберт.

– Ты и она… вы…

– Мы просто хорошие друзья. Я часто навещаю Чака. Он классный мальчишка.

Чак – довольно коренастый крепыш с густыми черными волосами. Он вприпрыжку несется к магазину, Кэрол идет следом. Не дожидаясь матери, он распахивает дверь и направляется прямо к Чарли.

– Ты, что ли, мой дед?

Чарли смотрит на малыша и видит, что в глазах у него васильковая синь. Густые черные волосы, точно такие же, как у самого Чарли, чудесным образом передавшиеся через поколение, не сыну, а внуку. Чарли протягивает руку, мальчик протягивает свою и позволяет Чарли ее пожать и один разок встряхнуть, но потом отбирает.

– В общем, да, – говорит Чарли.

Мальчик уже на него не смотрит, он внимательно разглядывает железную дорогу.

– Ты хотел бы стать машинистом? – спрашивает Чарли.

– Не-а, – бормочет Чаки, не глядя на деда. – Я хочу быть полицейским.

– Хорошее дело, – говорит Чарли. – Как раз то, что нужно.

– Быть машинистом неинтересно.

– Здравствуйте, мистер Бак, – говорит Кэрол.

– Ну зачем так, теперь можешь звать меня просто Чарли.

Решительно преодолев три разделяющие их шага, он крепко обнимает Кэрол, спрашивая себя, почему он не обнял точно так же сына? Кэрол, немного выждав, деликатно отстраняется. Чак жмет на всякие рычажки и кнопки на выставленных моделях.

– Он похож на вас, – улыбается Кэрол. – Правда, Роберт?

– Не повезло бедняге, – добродушно ухмыляется Роберт.

– Но дед-то старый, – говорит Чак.

– Действительно старый, – говорит Чарли, скорее самому себе, изумленный тем, как больно ему осознавать этот непреложный факт. Он оборачивается к Кэрол: – Ты все еще слушаешь эту кошмарную музыку?

– Да, – говорит Кэрол.

– Хочешь, одолжу тебе Мантовани? – шутливо предлагает Чарли.

– А это кто? – чуть нараспев спрашивает Чак. Его выговор слегка напоминает материнский, – та же северная тягучесть.

– Никто, – говорит Чарли. – Один дядя, который был когда-то очень важным, почти как король.

Наступает долгое молчание. Слишком давит на всех груз прошлого. Слишком свежи раны. Роберт смотрит на часы:

– Нам, пожалуй, пора.

– Как? Уже? Вы побыли у меня всего пять минут.

– Честно говоря, мы приглашены к маме. Она готовит обед, ну и вообще, хлопочет. Я просто хотел посмотреть, как ты тут.

– Ты бабушкин муж, да? – спрашивает Чак.

– Теперь уже нет, – говорит Чарли. – Мы с ней разженились.

– А почему? – спрашивает Чак.

– В жизни всякое случается, – отвечает Чарли.

– Правда, пап, – говорит Роберт, смущенно переминаясь с ноги на ногу, – мы уже опаздываем.

– Ну, раз опаздываете… Ладно. Передавайте Морин привет, наилучшие мои пожелания, договорились?

– Да, конечно, папа. А магазин у тебя классный, здорово смотрится.

– Спасибо.

Роберт хочет еще что-то сказать, но вместо этого отворачивается.

– Мне… мне очень жалко, что так все вышло… В смысле… у вас с мамой.

– Что поделаешь, так уж…

– … легли карты, – подхватывает Роберт.

Чарли улыбается:

– Я как заезженная пластинка, старый зануда.

– Да нет, что ты. Ведь и у тебя когда-то все было нормально. Жизнь сложная штука. Всякий может ошибаться.

– Мудрая мысль, сынок.

Он протягивает Роберту руку, и тот крепко ее жмет. У Роба железная хватка, а ладонь намного больше отцовской. Взгляды их снова встречаются, но лишь на пару секунд.

– Как-нибудь еще увидимся, пап.

– Обязательно. Смотри береги себя, ладно?

– Это ты себя береги.

– Я горжусь тобой, Роб.

– Я знаю. Знаю, что гордишься. – Он улыбается. – Чак, не хочешь поцеловать своего дедушку?

– He-а, – говорит Чак. – Я же не гей.

Все трое взрослых начинают хохотать, искренне, от души, окончательно преодолев неловкость. Чак тут же заливается слезами.

– Что такое, Чаки? – спрашивает Кэрол.

– Вы все надо мной смеетесь.

Кэрол берет Чака на руки, и он потихоньку успокаивается.

– Скажи дедушке "до свидания".

– Пока, дед. – Чак прижался лицом к материнскому плечу, поэтому голосок у него приглушенный.

– Пока, Чак. Заходи как-нибудь проведать своего старого деда. Будем с тобой играть в паровозики.

Чак, подняв голову и оборачиваясь к Чарли, кивает.

– До свиданья, Кэрол. До свиданья, Роб.

Чарли смотрит, как они забираются в машину, слышит, как рычит мотор, и вот они уже трогаются, развернувшись в сторону севера, в сторону дома Мо и Питера. Чарли пытается представить, что у них там сегодня на обед. Самого его дома ждет жаркое из свинины, одна порция, упаковка из универсама "Маркс энд Спенсер".

–

Вечером Чарли откупоривает две бутылки красного вина, надо ведь отметить день открытия своего центра. Надо полагать, вино приличное, одна бутылка стоит три девяносто девять, считай, четыре фунта. Он жадно глотает разжеванный кусок, свинина попалась вкусная. Но вообще-то еда для Чарли теперь, после развода, скорее мучение, а не радость. Удивительное дело, ведь они с Морин почти не разговаривали за обедом, но когда рядом кто-то сидит, все совсем иначе, это уже не вульгарное утоление голода, не просто удовлетворение сугубо животной потребности. Когда подходит очередь пудинга, шоколадной пористой массы, доведенной до нужной кондиции в микроволновке, уже почти опустошена вторая бутылка. Поддевая ложечкой похожий на губку землистого цвета пудинг, Чарли думает о Роберте, о Морин с Питером, о том, что его от них отделяет три мили. На экране телевизора что-то громко орут, примитивные драмы и бесконечные сюжетные повторы в сериале "Жители Ист-Энда" действуют на Чарли умиротворяюще, ему приятно видеть знакомый лондонский уголок, к которому он до сих пор привязан. Теперь уже его самого не оттащишь от всех этих мыльных опер, теперь ему необходимо чем-то заменить отсутствие реальной жизни, это для него – как витамины Морин, которые она принимала для укрепления костей и для упругости кожи.

Жуя жаркое, Чарли поглядывает то на площадь Альберта (где в данный момент выясняют отношения персонажи сериала), то в местную газетку, полную фотографий несимпатичных детей, скачущих на батутах в форме уродливых замков, марафонцев-инвалидов, для которых устраивают спецсоревнования. А статьи и заметки посвящены главным образом преступлениям. Грабежам и разбоям, похитителям часов "Ролекс" и мелким мошенникам. От Блетчли до Лутона вся страна наводнена гражданами, жаждущими прикарманить законное имущество более удачливых соотечественников. Теперь понятно, почему у Роберта такой измотанный вид, думает Чарли, пытаясь как-то переварить этот повсеместный крах всего и вся, нащупать какие-то обломки былой устойчивой общественной жизни и соединить их в своем сознании, хотя общества как такового больше нет. Чарли совершенно согласен с определением миссис Тэтчер. Общества нет. Есть одни личности[108]108
  Чарли несколько смещает акценты. На самом деле один из афоризмов Тэтчер звучал так: «Люди забыли, что общество состоит из личностей».


[Закрыть], сидящие в одиночестве по своим домам, вроде него, пытающиеся ужиться с собственным "я". Кому-то это удается лучше, а кому-то…

Чарли листает страницы. Приятное волнение, вызванное знаменательным событием, окончательно исчезло. И разом навалились все проблемы: куча долгов – как теперь все это возвращать, где брать деньги на еженедельную аренду, да еще такие расходы на закупку товара. Чарли смотрит на стены гостиной, представляет, как выглядят невидимые под штукатуркой кирпичи, прослоенные раствором, и это немного его успокаивает. Он просто смотрит, а стоимость стен между тем растет, и, соответственно, его благосостояние – прямо из ничего. Вот она, его палочка-выручалочка, его спасение, если что… Томми знал, что говорил, цены на недвижимость растут и растут. Прямо-таки с неодолимой силой.

Отогнав посредством этой отрадной мысли свои финансовые тревоги, Чарли острее начинает ощущать пульсирующую внутри боль. Он вдруг осознает, что она не оставляет его с того проклятого дня, когда Морин сама прикатила на машине, а он еще тогда удивился, как же она решилась, без прав-то? Да, с того памятного дня, когда он набросился на свою жену с кулаками, с того дня, когда она в последний раз заботливо смахнула крошки с его рта. Именно после нежного прикосновения ее пальцев разлился в груди этот невероятный холод, а сердечную мышцу свело так, что Чарли больше уже не мог дышать полной грудью, спазм не проходил. В лондонские его годы, а это почти вся жизнь, тоже хватало огорчений, и на работе, и в семье, но они вписывались в понятие "житейские". Нет, никогда раньше он не испытывал этого дикого ощущения: сердце вот-вот разорвется от невыносимого бремени. Теперь он знал причину, знал имя этой напасти, этого проклятья двадцатого века, знал, отчего по его жилам разливается холод, знал страшную цену подобного жизненного виража. Оно, словно паразит, пожирает живые существа изнутри. Одиночество.

Чарли никак не мог придумать, что ему с самим собой делать. Боль подкатывала, будто тошнота, но ее невозможно было исторгнуть. Нет, это не просто пустота. Это удушливое, давящее ощущение, неодолимая физическая потребность общения, уже все равно с кем и как, лишь бы хоть кто-то был рядом. Его немой страшный вопль неслышно катится вдоль новых улиц, делаясь все надрывнее у каждого парадного, слабо освещенного ночным фонарем. Невыносимо, невыносимо, невыноси-и-имо.

Он сидит за столом, не двигаясь, почти не вникая в то, что творится на экране, как и в смысл написанного в газете, забыв про недоеденный пудинг. Голова его кружится от одиночества; такое уже бывало. Он яростно допивает остаток вина, но знает, что это не поможет, что совсем отключиться ему не удастся.

Он снова смотрит на газетную страницу, на глаза попадается рубрика с примечательным названием: "От сердца к сердцу: тем, кто ищет и кого ищут". Чарли выборочно, наугад, читает напечатанные в колонке объявления. Искателей гораздо больше, чем искательниц, неизмеримо больше. Женщины в основном обожают долгие загородные прогулки, винные бары и кинотеатры, и еще любят танцевать сальсу[109]109
  Сальса – латиноамериканская танцевальная музыка, популярная в 70-80-е годы.


[Закрыть]. Многие из них аппетитны и привлекательны или склонны к полноте. Основные требования к искомым объектам таковы: хороший рост и ХЧЮ, хм… ха че ю, что бы это могло означать? Многие заверяют, что в целом они счастливы и довольны своей жизнью. Чарли понимает этот тайный код. И с уважением относится к этой тонкой тактичной лжи.