Текст книги "Ты теперь мой враг (СИ)"

Автор книги: Тиана Тесса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Мирослав на меня не смотрит. Как будто моё появление вообще не замечает, хотя я точно знаю, ждёт. И, конечно, в курсе, кто входит в его кабинет. Более того, наверняка мужчина назначил время намеренно, точно зная, кого в его кабинете застану.

Он не один. Осматриваю присутствующих, вот они в отличие от Юдина на меня переводят взгляд сразу.

Бронский-старший выглядит уставшим, круги под глазами, отрешенный взгляд, он окидывает меня им пренебрежительно и отворачивается, а у меня внутри всё сжимается, я не знаю, какие у него ещё могут быть дела с Юдиным после случившегося, Бронский-старший довольно серьёзный мужчина, но сейчас выглядит даже растерянным. Рядом с ним на стуле сидит хорошо знакомая мне девушка и сейчас трясется от страха. Куда же делась её былая уверенность?

Мы некоторое время так и смотрим друг на друга, она будто по глазам всё понимает, былой насмешки нет, умоляюще сдвигает брови, хотя я точно ей не помощница.

– Уведите, – словно невзначай бросает Юдин. Охранники подходят к девушке, одно движение, и они уже подталкивают её к выходу. Свой взгляд не свожу, и когда её проводят мимо меня, окликаю:

– Малена…

Она замирает, в глазах надежда – видимо, девушка считает, я у Мирослава на хорошем счету. Но только порадовать мне её нечем: если бы у меня и был шанс смягчить приговор Юдина, какой бы он ни был, я бы им не воспользовалась.

Тут же мысленно воспроизвожу голосовое сообщение, которое присылает мне Чистякова, а ведь Оксана могла бы мне ничего не рассказывать, и я рада, что она всё же решается. Подругами мы никогда больше не станем, но то, что девушка передаёт мне свои мысли, услышав, как Малена в пьяном бреду откровенничает, поднимает бывшую подругу в моих глазах на несколько пунктов.

Из её сообщения, выходит, что моя бывшая соседка на днях становится особенно болтлива, девушка нервничает, и если какое-то время вообще из поля зрения исчезает, сейчас атакует вниманием, приходит к Чистяковой на днях и требует, чтобы та у меня выпытала как обстоят дела с Юдиным, но не добившись желаемого, уверяет, что развести кого угодно может.

Сначала хвастается, что это она отправляет Ивана к Юдину в охрану пойти, а потом увлекается своими достижениями и выкладывает, что причастна к нашему разводу с Демидом. Смеется, что и к Оксане пришла тогда, чтобы та не мешала планам Глеба в тот вечер и осталась с ней. И фото ей прислали с вечеринки по просьбе, которые она наспех наложила на уже заготовленные. Она хвастает, гордится содеянным, оттого вываливает факты на одном дыхании, и Оксану они приводят в шок.

А потом и меня.

К этому моменту уже появляются сомнения: своеобразное возвращение в прошлое позволяет увидеть происходящее под другим углом, проанализировать, и если бы она сама не разболтала, я бы добралась до неё всё равно. Так что моей бывшей соседке даже повезло, что в момент её откровений, меня не было рядом.

И совершенно нечего ей сейчас сказать, кроме одного:

– Ты редкая дрянь, Малена.

Именно это приходит первым в голову, после голосового сообщения Оксаны.

Слышу смешок Мирослава. И охрана, подталкивая девушку, тут же её уводит.

– И вы можете идти, – говорит Юдин теперь Бронскому-старшему. Тот, уходя, задерживает на мне взгляд, внимательный, но потерянный.

Они с Демидом совсем не похожи. Ни внешне, ни характерами. Разве что глаза у обоих тёмные, я как будто вижу сейчас в его вопрос, и легко, почти незаметно качаю головой, на что отец Демида также еле заметно кивает. Делаю вывод, что мужчина давно не спал, и несмотря на то, что у нас не сложились отношения с бывшим свекром, мне жаль его. Он тоже потерял. Мы породнились болью.

Отец Демида выходит, и мы с Юдиным остаёмся в кабинете одни.

– Пыталась влезть в мои дела, – отмахивается Мирослав, имея в виду, конечно, Малену, хоть я и не спрашиваю. – И не только в мои, – намекает теперь на Бронского-старшего.

– Ты наверняка знаешь, о чём я, кажется, ты хотела что-то мне передать? – задаёт он вопрос, наверняка считая, будто я сейчас ему документы на бывшего свёкра предоставлю. Но он ошибается.

– Понятия не имею, – взгляда не свожу.

Наш безмолвный диалог заканчивается тем, что он усмехается.

Юдин берет ручку и по обыкновению, совершенно невозмутимо, принимается что-то писать в блокноте. И скорее всего, собирается разыграть передо мной очередное представление с молчанием, но я здесь не за этим. Подхожу прямо к столу, звучно кладу перед ним листы и наблюдаю за его реакцией.

Сначала Мирослав внимание как будто не обращает, дописывает строчку, потом бросает мимолетный взгляд на бумаги, переводит его на меня, а я сажусь перед ним на стул.

И когда озвучиваю свои требования, ловлю удивление в глазах.

– Ты меня поражаешь, Лика, – не скрывает он недоумения. – Думаешь, эта бумажка сможет меня остановить? – кидает он взгляд на письмо Виктора Новак. – Люди пошумят и успокоятся, а я останусь. Насчёт остальных не уверен, – Мирослав пренебрежительно ухмыляется.

– Вы подумайте. В случае восстановления наследия района вы выручите некоторые средства, жители требуют немного: они хотят восстановить то, что уцелело, сделать парк, отреставрировать музей, есть перечень того, что они выдвигают, если же на этом месте возобновится строительство «Эдванс», вы потеряете всё. У меня есть основания с так называемым шумом дойти до вышестоящих.

Мирослав прищуривается, он не может не заметить, насколько спокойно и уверенно я произношу свою речь, у меня не только нет страха, внутри обосновывается чувство, что план осуществится, я знаю это. А всё потому, что мне нечего терять, у Мирослава же на кону большие деньги. И репутация.

– И где гарантия, что ты уничтожишь документ о запрете на строительство?

– Пришлю видео, как он горит, – усмехаюсь. – Вы же любите подобные зрелища. Поджигать, взрывать…

Мирослав замирает, а я резко поднимаюсь места.

– Вы ошиблись. Оригинал письма не Демид нашёл, и не он вас шантажировал.

– Значит, всё-таки, Астахов, – пожимает плечами Мирослав, снова обращая внимание на блокнот, напротив одного из пунктов он ставит ставит знак «плюс». Берет телефон в руки, поднимает на меня взгляд вновь: – Минуточку, срочные дела.

Звонит кому-то и просит зайти через десять минут. Надеюсь, Глеб уже далеко.

– Ваши методы бесчеловечны… – перевожу дыхание, быстро беру в себя в руки и добавляю: – Я вам никогда не прощу Демида, – бросаю сверху вниз и впервые ощущаю себя выше, несмотря на то, что могущество этого мужчины сомнений не оставляет. Но сейчас во мне ключом бьёт мысль: не всё можно купить, Глеб чертовски прав. Информация – невероятна своей силой. И здания возвести позволяет, и стены разрушить.

– Ты многого не знаешь, Лика, – выдержав паузу всё же разрывает зловещую тишину кабинета мужчина.

– Например, того, что вы убили моих родителей?

Он наклоняет голову. Хмурится, но ни единой эмоцией больше не выдаёт себя.

– Это был несчастный случай. Авария.

– Возможно, были свидетели.

Молчание. Лишь взгляд в упор и холод в глазах.

– Это был несчастный случай, Лика. Они разбились, и поверь, я меньше всего на свете хотел её потерять.

Качаю головой. Мирослав ещё не знает, что документ мой не последний козырь.

– Но мне нравится твоя позиция, – он говорит серьёзно, одобрение сопровождается самоуверенным спокойствием. – И смелость. Заходи как-нибудь ещё, поболтаем, – словно издевается, произносит он в дружеской манере.

Плевала я на его похвалу и его дружелюбие меня не волнует, поэтому отворачиваюсь и иду на выход, лишь у двери останавливаюсь, оборачиваюсь и бросаю фразу, от которой Юдин приходит в настоящую растерянность. А потом выхожу.

Он меня не тронет.

И на условия мои не пойдёт, очень хорошо это понимаю с самого начала. Моя цель не шантаж, между строк личное. Просто хочу, чтобы он знал, почему я это делаю.

Я так увлечена своими мыслями, что не сразу замечаю пристроившийся за мной тёмный джип, а когда он обгоняет и буквально останавливает, замедляясь, принимается колотиться сердце. Если это кто-то от Юдина… Готовлюсь сорваться с места, вцепившись в руль, но со стороны водительской двери появляется Бронский-старший и направляется в мою сторону. Выдыхаю, и вскоре тоже выхожу из машины.

Отец Демида молчит, а потом произносит:

– Что ты хочешь взамен?

Значит, уже знает, что я не отдала бумаги. Мне от него в принципе ничего не нужно. Я разглядываю темные глаза и всё же произношу:

– Когда проект «Эдванс» закроют, будьте готовы выполнить условия тех, кто хочет восстановить район как культурное наследие. Вы, конечно, можете выждать время и восстановить прибыльный проект, – говорю прекрасно понимая, что большие деньги творят чудеса, и далеко не каждый откажется от проекта, как собирался сделать Демид. Я выдерживаю паузу и добавляю: – А можете пойти навстречу народу. Выгоды вам от этого никакой, но уверена, сын бы вами гордился.

Бронский-старший смотрит серьёзно. Я не знаю, какое решение он примет, просто надеюсь, что в нём осталось что-то хорошее, схожее с Демидом.

– Не думаю, что его прикроют, – горько усмехается. – Но я тебя понял.

Он уходит, а я так и смотрю ему вслед какое-то время.

* * *

А у подъезда меня ждёт ещё один сюрприз. Ирина стоит прямо у входа, её волосы беспорядочно разбрасывает по плечам ветер, косметики на женщине почти нет, в ярком солнце замечаю морщинки у края глаз. Сегодня она без лоска, такая, какая есть.

– Привет, Лика, – говорит Ирина, и я останавливаюсь. – Ты не отвечаешь на звонки.

Вспоминаю про телефон и что отключала звук, достаю мобильный из сумки и действительно вижу пропущенные.

– Всем я внезапно понадобилась, – усмехаюсь, но Макарова возражает.

– Я звонила тебе раньше… – осекается, замечаю, что она сдерживает эмоции. – В тот день. Демид… оставил для тебя послание, просил передать.

И если минуту назад я нетерпеливо всем видом показываю, что спешу скорее пройти, то теперь сама хочу, чтобы Ирина продолжила говорить. Смотрю с надеждой, боюсь пошевелиться, будто у этой женщины в руках единственная нить, связывающая меня с ним.

– Что передать?

Она молча протягивает мне небольшой конверт, тут же беру его и сжимаю в ладонях. Чувствую, что это не просто письмо.

– Не знаю, насколько это актуально, но это тебе. Я звонила в тот день, звонила не переставая, он просил передать послание в срок, сам не мог, говорил, что так безопаснее, я звонила, – повторяет она, – а ты не отвечала, и потом я узнала… – Ирина прикрывает рот рукой. Замечаю в её глазах слезы. Чувствую, как в груди что-то колет, и я сжимаю губы. – Прости, мы ладили и для меня это… тоже стало шоком…

Я, видимо, однозначно реагирую, а Макарова добавляет:

– Нет, ты не подумай, между нами ничего не было, я просто испытывала к нему уважение, такие люди редкость в наше время, тем более, в таком статусе.

Ирина замолкает. Делает глубокий вздох.

– Можешь не верить, но ты правда нравишься мне, Лика. И подругу я не разыгрывала. Но мне пришлось, потому что…

– Я знаю. Это был Глеб, – ловлю удивление в глазах, а потом женщина кивает. Мы какое-то время молчим. – Удачи, Ирина, – говорю и добавляю: – Спасибо за всё.

– Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь на меня рассчитывать, – говорит она и теперь киваю я.

Мы, конечно, не кинемся друг к другу в объятия, но прощаясь, чувства я испытываю странные. Так неожиданно тот, кого я считаю пусть не другом, но близким человеком, оказывается не тем, за кого я его принимаю, а мнимая подруга напротив настоящей.

Ирина направляется к своему авто, которое только сейчас замечаю на стоянке.

А после, не вытерпев, бегу в подъезд и прямо там раскрываю конверт трясущимися руками.

Читаю, перечитываю. Два слова, но я не могу от них теперь оторвать взгляд:

«Первое свидание».

И небольшой ключ тут же.

Здание, где оно состоялось, находится на левом берегу, его отстроили совсем недавно, и насколько я знаю, помещения сейчас сдаются под офисы. Вспоминаю слова Демида, когда он был здесь. Наш разговор начался с них.

«Есть кое-что, что ты должна знать. Ты помнишь наше первое свидание?»

Теперь я вижу в его словах скрытый смысл. Возможно, я ошибаюсь, и он тогда даже не думал, что что-то мне передаст, но мне так хочется видеть в этом связь.

Прокручиваю в голове эти строчки снова и снова.

Я, конечно, никогда не забуду то место, куда мы пробрались тайком пять лет назад. Там он обнимал меня за плечи, и я таяла от мысли, что он тот самый. Мой. Навсегда.

Не терпится проверить свои догадки, и спустя некоторое время я поднимаюсь в стеклянном лифте на нужный этаж, открывающийся вид отзывается мурашками по телу, это не страх, и не избыток чувств от красоты, это скорее предчувствие, потому что зрелище сейчас, увы, не завораживает.

Без него меня ничего больше не завораживает. Я отворачиваюсь и выхожу из лифта, направляясь к офисным помещениям. Пытаюсь сориентироваться, волной окатывают воспоминания, оглядываюсь, хотя в коридоре пустынно, пытаюсь сориентироваться, а потом подхожу к одной из секций.

Сначала стучу, и проверяю ручку, но с облегчением обнаруживаю, что провернуть её не могу, и дверь закрыта. Вставляя ключ в отверстие, жутко волнуюсь, ведь могу ошибаться, однако замок поддается, звук разрывает тишину холла эхом, и чувствуя легкую дрожь от внезапных эмоций, толкаю дверь, тут же улавливая запах свежего ремонта.

Внутри пустынно, стол, стулья, диван, полки, классический офис, ничего особенного, я прикрываю дверь позади и осматриваю помещение. Подхожу к окну – это то самое место. Задерживаю дыхание и закрываю глаза. Сквозь расстояния и время я чувствую его объятия.

Поддаюсь порыву и обхватываю себя руками, вожу по плечам, медленно, как он.

Я, наверно, сумасшедшая, но мне кажется, даже аромат парфюма улавливаю. Вот так обернусь и натолкнусь на карие глаза. Тёмные до глубины, но в которых я видела свет. Так и стою, прикрыв веки и задержав на лице улыбку, впитываю минуты мнимого счастья, иллюзорного, но единственного возможного сейчас. Пусть так. Только это мне и остаётся.

Не знаю, для чего он отправляет меня сюда, возможно, тут могла состояться наша встреча, если бы… если бы не тот кошмар, который случился у его офиса. Если бы я успела.

Открываю глаза и оборачиваюсь. Замечаю, что стол стоит как раз на том месте, где мы сидели на пледе, подхожу и сажусь в кресло. Касаюсь пальцами ручек ящика, провожу осторожно, открываю. Не знаю, что хочу увидеть, но в верхнем пустота, во втором, конечно, тоже, как и в третьем. Последний четвертый открываю скорее по инерции и вот теперь замираю.

Сердце падает в пятки, а потом возвращается, отбиваясь звучным ритмом в каждой клетке. Я просто глазам не верю: там, внизу мой разбитый телефон. С него началось наше знакомство с Демидом и на глаза наворачиваются слёзы. Я не знаю, зачем он это оставил, но хочу верить в то, что он хотел начать всё с начала. Дать нам ещё один шанс.

Наклоняюсь за телефоном и замечаю под ним небольшое послание, и теперь слёзы катятся одна за одной. Всего четыре слова на бездушном листе бумаги, но я тут же представляю взгляд Демида, и как он обнимал меня в нашу последнюю встречу, и будто слышу, как говорит написанное вслух:

«Это ты меня прости».

Эпилог. Эпизод 1
Лика

Я прижимаю к себе разбитый телефон.

Тот самый, с которого всё начинается. И который должен был стать нашим продолжением, но… оно не случается. И от отчаяния сердце безжалостно рвётся на части.

Закусываю губу: боль не уменьшается, она напротив с каждым днём проникает глубже, впивается, словно острыми иголками, становится сильнее, роднее. Неотделимой частью меня. И я не пытаюсь с ней справится. Она – моя связь с ним.

Солнце на это раз не слепит, небо затянуто тучами, словно оно скорбит вместе со мной. Словно понимает, как мне тоскливо.

Сижу на ступеньках, и просто пялюсь перед собой, как и тогда, пять лет назад. Я не могу отпустить, и не хочу, видимо. Просто не готова.

Не знаю, чего жду, прижимая к себе неработающее мобильное устройство. И понятия не имею, зачем я здесь. Возможно, он хотел, чтобы я пришла, но какое это сейчас имеет значение?

Мне бы набрать номер и сообщить, что я готова ехать. Всего один звонок отделяет моё настоящее от будущего, но я сижу и не двигаюсь. У меня ещё есть время, сегодня в сеть попадёт письмо Виктора Новак. До выпуска статей я успею и, возможно, уже буду далеко. Но я совершенно не боюсь. Не чувствую страха, оттого и не спешу.

Мирослав меня не трогает, как и предполагаю, он считает, я жду его следующий шаг. Которого не будет, он не пойдёт навстречу, такие люди не прогибаются под обстоятельства, они устраняют проблемы и идут дальше, даже если путь предстоит пройти прямо по пепелищу. И жертвы его не смущают. Но Юдин слишком хочет выяснить правду. Как ни странно, он тоже человек.

И пусть говорит, что его не волнует письмо Виктора Новак, оно тоже наведёт смуту, тем более найдутся свидетели тех событий, на время проект точно придется остановить, а там, если повезёт, разрешением на запрет заинтересуются вышестоящие. Я тогда ещё не знаю, что всё именно так и произойдёт, и Юдин какое-то время будет отстранён от дел. И отцу Демида удастся влиться в реставрационный проект и выступить спонсором. А пока что просто верю. Пусть слепо, пусть затратив все ресурсы, но учусь доверять себе и своим чувствам. Я работаю над ошибками. Слишком жестокий урок мне преподносит жизнь.

В сумке паспорт на другое имя, Ирина помогает мне, как и обещает, у неё, оказывается, есть знакомые, её друг, Руслан, по-прежнему, может вывести меня из города, он ждёт моего звонка, а я просто сижу и решаюсь. Пытаюсь разобраться, чего на самом деле хочу. От чего бегу.

Сжимается сердце, болезненный спазм несётся по венам: всё в этом городе напоминает о Демиде, я и так его никогда не забуду, а по ночам буду кричать и рвать зубами подушку, буду вспоминать каждое мгновение рядом с ним, и в памяти навсегда отпечатается его кареглазый взгляд.

Думаю о работе: я буду скучать по тренингам, и обязательно продолжу своё дело. К тому же теперь у меня в арсенале не просто теория, а личный опыт. Но почему у меня нет ощущения, что я прощаюсь с городом?

Принимаю ли я сейчас внутри себя решение, что вернусь? Возможно, дело в этом.

Перевожу взгляд на телефон, словно в нём моё спасение, вот только чем больше смотрю, тем увереннее накатывает волна горечи.

Словно существует некий эффект точки отсчёта, круг замыкается, возвращаясь в самое начало. С чего начинается – тем и заканчивается. Жаль, что с большим исключением: его нет. Сжимаю телефон сильнее, до боли, до онемения. Задерживаю дыхание на мгновение, закрываю глаза.

Задаю себе вопрос: если бы я знала заранее, какие последствия будет иметь то, что я тогда оступилась, зная, чем обернется для меня простая оплошность, если бы был выбор лишь в тот момент изменить будущее всего лишь не уронив телефон, и никогда не испытать этих уничтожающих безысходностью чувств, я бы была аккуратнее на этой чёртовой лестнице?

Даже не успев закончить формулировку, ответ знаю: нет. Нет, чёрт возьми, я бы прожила всё снова, даже если бы не было шанса всё изменить, даже если бы была возможность никогда не встречаться с Демидом и этой болью.

Разглядываю трещинки на экране и провожу параллель, моё сердце тоже разбито, только осколками внутрь. Трогаю пальцами своеобразную паутинку, давлю подступающий ком. Тёплый ветер треплет распущенные волосы, на улицах пустынно, в это время дня здесь почти нет народа, и никто не обращает внимание на девушку, сидящую на ступеньках. И от этой пустоты, мне кажется, что я в самом деле одна на свете.

– Я люблю тебя, – шепчу, прекрасно понимая, что тот, кому адресованы эти слова, меня не услышит. К глазам подступает что-то жгучее и, преодолевая горечь, снова шепчу: – Я до сих пор тебя очень люблю. До сих пор…

И что мне делать с этим теперь я не знаю. Новый порыв ветра бросает в лицо пыль, и я невольно закрываю глаза. А потом прикладываю ладонь ко лбу, и после провожу рукой по волосам. Всё становится так ясно, что неизвестность вдруг рассыпается под натиском моего решения.

Медлю, потому что не хочу никуда уезжать. А это значит… что я остаюсь. Остаюсь, чёрт возьми! Это мой город, я здесь родилась, я здесь была счастлива, я узнала, что такое до безумия любить, и что-такое по-настоящему потерять.

Снова перевожу взгляд на телефон, а потом поддаюсь порыву, сама бросаю его вниз, изо всех сил, выплескивая накопившиеся эмоции, чувство рвутся наружу, и устройство летит, отбиваясь от ступенек с характерным звуком, прямо как тогда. В день нашего знакомства Как завороженная наблюдаю за его движениями, слышу треск. Экран вдребезги – чувства на осколки.

На этот раз телефон никто не поднимет. Слезы катятся по щекам, вытираю их резко. Сразу двумя руками, насухо. И уже собираюсь встать со ступенек, но… теперь замираю.

Сначала решаю, что своими мыслями вызываю жестокую галлюцинацию. Мой взгляд прикован к нижней ступеньке лестницы, потому что там, внизу, я вижу то, от чего готова прямо сейчас потерять сознание. По телу прокатывается волна импульсов, она сковывает, она заставляет сердце остановиться, а потом болезненно сжаться до такой степени, что становится трудно дышать. Раз, два, три.

Мираж не исчезает, руки принимаются дрожать, а я даже взгляд не могу поднять. Пульс постепенно принимается биться, усиленно давя на виски своим ритмом, а я так и не могу унять дрожь. Просто наблюдаю за разворачивающейся у подножья лестницы картиной.

Так же, как и пять лет назад, к ступенькам подходит мужчина. Но на этот раз сердце замирает в тревоге. Я вижу темную обувь, край брюк, мужчина присаживается, и теперь вижу его полностью.

Он берёт мой телефон.

А потом вдруг поднимает на меня глаза.

Ловлю его взгляд, и сердце тут же пропускает несколько ударов, и я застываю.

Бедное сердце, словно загнанное в угол, просто не знает, как реагировать, оно сначала замирает вместе со мной, но уже спустя ничтожные секунды принимается усиленно стучать, отдаваясь в каждой клетке бешеным ритмом. Я на мгновение прикрываю веки – жгучие слёзы подступают стремительно, наполняют, обезоруживают, собираюсь с силами и резко глаза распахиваю.

На какой-то миг даже кажется, что сейчас всё исчезнет. Что это жестокая шутка истощенного от непрерывного отчаяния разума, но тут же натыкаюсь на тёмные омуты, и сердце снова замедляет ритм. А когда возвращается в усиленный режим, уже могу дышать. Правда пока что прерывисто.

Мужчина поднимается по ступенькам медленно, растягивая минуты в бесконечность. За это время перед глазами успевают пронестись кадры последних дней, недель, месяцев, лет, они мчатся, превращаясь в смазанные небрежные линии, и когда мужчина уже близко, не задерживаясь, потоком обрушиваются с новой силой; даже голова кружится от разрывающих время эмоций.

Ещё одна ступенька, и ещё. Шаг за шагом он наступает уверенно, неизбежно. А я сижу, безвольно свесив руки, словно они не мои вовсе. Будто свинцом наливаются, и пока что не знаю, способна ли ими вообще пошевелить. Мне всё же удается подняться, но ноги по-прежнему ватные. И когда он молча протягивает телефон, оказываюсь просто не готова.

Ладонь я подставляю, но скорее по инерции; он кладет в мою руку разбитый телефон, вот только сжать пальцы не успеваю, просто не могу. Мобильный снова падает, и судя по звуку, скатывается лишь на несколько ступенек. Звуки удара о лестницу звучат в голове эхом, кажется, даже проезжающих машин нет, ничего нет вокруг, только я и он, только гул в ушах и глухие удары в груди.

Мы не двигаемся, не следим за выпавшим из рук телефоном, просто смотрим друг другу в глаза, и в этом молчании накапливаются сотни вопросов.

– Демид… – всё-таки удаётся прошептать одними губами. Я как будто проверяю, не схожу ли с ума в самом деле, и повторяю громче: – Демид.

Не выдерживаю. Слёзы прорывают свою блокаду и теперь скатываются одна за одной, я чувствую, как они обжигают щеки, и даже не пытаюсь их остановить.

Он жив. Жив. Или…

– Ты мне кажешься, – произношу вслух нелепый ответ.

Даже страшно становится, может, я и правда, уже свихнулась?

– Надеюсь, что нет, – наконец-то слышу его низкий голос.

Серьёзный взгляд, карие глаза, тёмные, бездонные. Такие родные. Я пока что не могу прийти в себя, и поверить до конца.

– Ты жив… – озвучиваю факт, который выбивает почву из-под ног. И по телу проносится волна дрожи. – Но как?

Качаю головой, безумие какое-то. Демид жив. Это правда? Правда? Даже дышу через раз, пульс бьётся в висках, оглушая. И то, что творится сейчас внутри я объяснить ни одной умной статьёй не могу. Не до анализа.

– Лика…

Бронский делает шаг, а я по инерции пытаюсь отступить, ещё не в силах реагировать адекватно. Выставляю перед собой ладони. Но Демид не даёт мне отойти, вдруг притягивает к себе, и я бью его по груди, упираюсь, чувствую подступающую истерику.

Я сердце на куски разорвала, душу выворачивала ночами, и, чёрт возьми, мечтала о том, чтобы вот так его увидеть ещё хоть раз. А сейчас просто не могу поверить, что он здесь.

Рядом. Обнимает. Убивает своим взглядом и позволяет в очередной раз сойти с ума от дерзкого аромата его парфюма.

И я могу его касаться. Как и мечтаю все эти дни, которые становятся для меня одним большим кошмаром. Кошмаром, который моментально перечёркивает весь год разлуки своей необратимостью. И теперь Бронский так просто стоит передо мной, а я всё не могу успокоиться. Он обнимает и притягивает, пока я отчаянно спускаю в ударах всю свою боль. И почти ничего не вижу, перед глазами туман.

– Тише, малыш, тише, – Демид не отпускает, он просто принимает мои эмоции и позволяет их выплеснуть, я чувствую его уверенность, непоколебимость, и в какой-то момент, он прижимает меня так крепко, что сдаюсь. Перестаю бить ладонями, капитулирую, сначала ослабляя удары, потом и вовсе затихая. Плавлюсь в его руках, вожу по шершавой ткани ладонями, и так же сильно, как только что его отталкивала, теперь цепляюсь за плечи, обхватываю, словно получаю тот самый жизненно-необходимый кислород. Мой. Самый важный.

Вдыхаю до головокружения, до дрожи боюсь руки разжать, пальцы немеют. В груди словно разрываются снаряды – чувства выходят за грань. Острые, настоящие. Запрятанные и посыпанные пеплом. И несмотря на то, что внешне Бронский, как обычно, кажется непробиваемым, сейчас его тоже выдаёт сумасшедший ритм.

Качаю головой, зажмуриваюсь, вспоминая: яркая вспышка, завеса чёрного едкого дыма, люди, люди, снова люди, их взгляды, однозначные разговоры. Липкий страх, мой собственный крик и опустошение. Всё это ведь на самом деле происходит. Но только сейчас понимаю, что подойти близко мне просто не дали. Я не знаю, бился ли его пульс, не прижималась, не чувствовала. А сейчас могу.

Демид больше не даёт шансов увеличить расстояние между нами, сжимая меня в крепких объятиях так сильно, что кажется, ближе невозможно. Гладит по спине, забирается руками в волосы и наверняка хочет что-то сказать, но вместо этого прижимается губами к виску, а я так и не выпускаю его из хватки, вцепившись. Мы просто стоим так какое-то время, а потом Демид шепчет:

– Ты не должна была всё это видеть. Прости.

В памяти всплывает растерянный взгляд Бронского, я ведь чувствовала, что он мне тогда был не рад, и не понимала, в чём причина. Считала, что надумала его не остывшие ко мне чувства, а оказалось, он так потому что, потому что… Господи…

Закрываю глаза. Если бы всё не произошло прямо передо мной, я бы вполне могла не поверить, что это случилось в самом деле. Мне позвонила бы Ирина, передала бы послание. Не знаю, что было бы дальше. И понятия не имею, как бы всё сложилось. Болезненным спазмом сковывает всё внутри.

– Зачем? – произношу тихо, но Бронский различает.

– Или так, или Юдин бы меня устранил, Лика.

Пытаюсь осознать услышанное. По позвоночнику проходит холод, а потом кидает в жар. Я как будто отхожу от кошмара, который всё же происходит, но с поправкой, что можно проснуться.

– Мне нужно было время, – слышу снова голос Бронского, он делает паузу, словно дает отдышаться, но воздуха мне всё равно не хватает. И он продолжает, когда я поднимаю на него глаза: – Мне пришлось всё подстроить. Мирослав считал, что его люди всё сделали, одного они не учли, что я подготовлюсь. Юдин полагает, всё прошло гладко, – Демид усмехается. – Но точно не для него.

Немного помолчав, добавляет:

– К тому же нужно было разоблачить Глеба.

Я тут же вспоминаю весь наш разговор с Астаховым, и хоть уже немного успокаиваюсь, всё равно внутри всё сжимается от осознания, насколько жестоко над нами посмеялась судьба. Хочу о многом сказать и о многом спросить. Немного отстраняюсь, а Бронский хмурится, берёт моё лицо в ладони, вытирает большими пальцами мокрые дорожки с моего лица. Его взгляд пробирает до дрожи.

– Что будет теперь? – спрашиваю, вдруг понимая, что ведь ничего ещё не заканчивается. Да, благодаря Астахову, с Демида сняты обвинения, письмо и тайну хранил вовсе не Бронский, тем не менее он ведь нашел документы и передал их. А значит, всё же свидетель.

– Избавившись от внимания к своей персоне, я кое-что сделал, – отвечает всё же Демид. – И совсем скоро Юдину будет не до меня, не переживай. Кстати, он уже провел кампанию, отвадив от себя подозрения, как обычно, слишком дорожит репутацией и делает так, чтобы решили, в моей смерти виноват Астахов.

Тут же вспоминаю, с каким пренебрежением он отреагировал на письмо и что шантажировал его не Демид. Только сейчас понимаю, что Бронскому-старшему ведь неизвестно всё. И допустить, что Глеб всё подстроил, он мог. А если Юдин ещё и избавился бы от Глеба, так вообще в глазах отца Демида это могло выглядеть как возмездие за его сына. Чёртов махинатор. Мирослав поистине страшный человек, всё перевернёт в угоду себе.

Я какое-то время смотрю сводки и проверяю социальные сети, но происшествий в городе особо нет. Надеюсь, Астахову удаётся уехать, как бы я не злилась, подобной расплаты над ним я не желаю.

– Не удивлюсь, если Юдин, когда это случится, моё «воскрешение» превратит в представление, как он на самом деле рад, – добавляет Демид хмуро. Он уже выпускает меня из объятий, руки засовывает в карманы, я же обхватываю себя за плечи.

– А ты… – договорить не получается, сжимаю губы. Вдруг понимаю, что Демид вполне возможно приходит, чтобы попрощаться со мной. Это лишь одна из версий. Я не буду строить догадок, просто выслушаю, просто побуду рядом. Даже если это ненадолго.

– Всему своё время, Лика, – отвечает он всё же неопределённо. – За эти дни я кое-что успел. Проверки Юдину не избежать, копии документов, которые я сделал, отправлены вышестоящим. В другое время всё бы можно было уладить. Вот только именно сейчас решается вопрос с многомиллионным проектом, поэтому он активизировался и сразу же устраняет проблемы, на этапе их появления. Мирослав прав в своих действиях избавиться от всех свидетелей, пока документы не попали, куда ему не нужно, и это действительно выход, потом просто не будет смысла. Но если сейчас запустить механизм против проекта «Эдванс», последствия могут быть неудовлетворительными для Мирослава. Однако больше всего он боится другого, – Демид делает паузу, прищуривается. А потом добавляет: – Воспользоваться документами можешь ты, именно поэтому он делал всё, чтобы ты о них не узнала, сейчас они юридически недействительны, тем более наверняка оригиналов уже нет, но если ты обратишься в соответствующие органы, добиться прав сможешь. Ты его головная боль, Лика. Проект снова остановится, именно этого не может допустить Юдин. Документы – твоя защита и главная опасность.