Текст книги "Ты теперь мой враг (СИ)"

Автор книги: Тиана Тесса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Я провожу тебя.

И вскоре заходит вслед за мной в подъезд, не получив ответа.

Напряжение рассыпаются импульсами по телу, они заполняют меня снизу вверх, и кажется, я сейчас сойду с ума, прямо здесь, в этих сырых бездушных стенах подъезда. Мгновенно ворвавшиеся мысли убивают своей очевидностью: Демид поднимается со мной в квартиру, и вряд ли он приезжает, чтобы просто проследить, как я добираюсь до своего этажа.

На автомате шагаю по ступенькам, ноги будто наливаются свинцом, пальцы рук немеют, я слышу лишь звуки наших шагов и его дыхание, перемешивающее с гулким ритмом моего пульса.

Не чувствуя пальцев, с трудом проворачиваю ключ в замке и открываю дверь, я не приглашаю Демида – знаю, всё равно зайдёт. И он заходит, прикрывая дверь позади. Щелчок словно отрезает от внешнего мира, ограждает, сосредотачивая всё то, что меня волнует в этой маленькой квартире. В одном конкретном человеке, который так и остается для меня важнее, чем всё вокруг.

В прихожей темно. Чтобы включить свет я должна обернуться и щёлкнуть выключателем за спиной Бронского, но я медлю. Охватывает волнение: Демид здесь. Рядом. Мы. Вдвоем. В квартире.

И оба понимаем, что сейчас произойдёт.

Это парализует и увеличивает силу глухих ударов в груди. Есть ли у меня выбор?

Есть. И я его делаю.

Оборачиваюсь, разрешая сердцу пропустить пару ударов, а Демид вдруг делает шаг и, резким движением прижимая меня к стене, впивается в мои губы.

Глава 28

Сладкая боль вонзается иголками прямо в сердце, потому что происходящее кажется мне невозможным. Но всё по-настоящему. Демид зарывается одной рукой в мои волосы, а другой крепко прижимает к себе, держа за талию.

Губы тут же начинают гореть, ноги становятся ватными, по телу проходит дрожь, а с низа живота поднимается жар, он охватывает меня полностью, и я растворяюсь в собственных чувствах, отчаянно цепляясь за ткань пиджака Демида.

Мне хочется прошептать, как сильно я люблю. Что ни на секунду и не переставала, что всё это время убивала себя воспоминаниями и истязала чувством вины, билась о стены в безрезультатных попытках что-то изменить, но мне приходится сдерживать рвущиеся наружу эмоции – не время срывать маску.

Лишь две слезинки прорывают свою блокаду, но я их не вытираю, глотаю собственные чувства, не давая им вырваться, потому что не хочу всё портить. И не хочу, чтобы Демид мою слабость заметил – благо, тёмная прихожая со мной заодно.

Дикое желание Бронского подтверждает его учащённое сердцебиение, я его чувствую отчетливо и сильнее вжимаюсь в мужчину, отдаваясь этому поцелую полностью, без остатка. Словно уже боюсь разжать пальцы, будто если отпущу, Демид сейчас же растворится прямо в моих руках, исчезнет, или я внезапно проснусь.

Но его сильные руки так крепко сжимают в объятиях, что сомнений никаких – кто-то свыше решает свести меня с ума, разрывая на части мои устоявшиеся убеждения – у нас никогда ничего больше не будет.

Но он здесь, и я воспользуюсь этим шансом, как бы больно не стало после.

Обхватываю Демида за шею, и веду руками под ткань пиджака, он нам сегодня не понадобится; обозначаю этим, что готова идти дальше, Бронский вдруг убирает руки с моей талии, и хоть спустя секунду понимаю, что этот жест лишь для того, чтобы вещь снять – он явно тоже останавливаться не собирается, но всё же рвано выдыхаю, когда он отстраняется от моих губ.

Утыкаясь в мой лоб, Демид тяжело дышит, и я на мгновение думаю, что сейчас всё закончится, но вместо этого он берет моё лицо в свои ладони и вытирает большими пальцами мокрые дорожки. Глаза уже привыкают к темноте, и я могу рассмотреть очертания мужчины, мне необязательно ясно видеть его лицо, чтобы точно знать, как сейчас напряжены его скулы, как близко его губы и как темнеет его взгляд.

– Лика, – шепчет Демид, и тело охватывает дрожь. – Лика…

Он не продолжает, вместо этого вновь накрывает мои губы своими и больше не останавливается, а я ловлю сбивчивое дыхание и тону в его объятиях. Знаю, на что иду, но хочу этого так сильно, что сводит пальцы, и судя по тому, как срывает с меня одежду Демид, прямо тут, в прихожей, желает этого не меньше.

За вещами следует и его рубашка, пальцы не слушаются, но всё же я справляюсь с пуговицами, пара движений, молния, ремень, и теперь преград практически нет, мы будто ненормальные не можем надышаться друг другом, прерывисто дышим и от осознания, что до сумасшествия один миг замирает сердце, Демид подхватывает меня на руки и прижимает к холодной стене позади, мой короткий выдох и чувство наполненности в груди от того, что он со мной, сносит тут же, как торнадо.

Он. Сейчас. Мой.

А всё прочее я эгоистично отсекаю.

Мы словно летим по встречной, осознавая, что нарушаем правила.

Это дорога в пропасть – она полна эйфории вперемешку с болью, и наше безумие обязательно вышвырнет меня на обочину, но это будет после. А прямо сейчас любимый мужчина жадно терзает мои губы, всё увеличивая напор, и я тону в его гулких ритмах.

Дерзкий аромат кружит голову, я вжимаюсь в Демида сильнее, а он крепче обхватывает меня за бедра, и не прекращая целовать, теперь несет в комнату. Там бросает на кровать и нависает сверху, ставит руки по обе стороны от моего лица и замирает, впиваясь взглядом. Это молчание наполнено немым диалогом, практически уверена – Бронский безмолвно упрекает меня за ту боль, что я когда-то ему причинила, и недолгой паузой, словно предупреждает – нежности не будет, но я не боюсь. И это даже будоражит.

Вижу хорошо его глаза в полутьме, свет от уличного фонаря отражается бликами в его чёрных зрачках, и от взгляда, затянутого мороком, снова чувствую мягкую дрожь во всём теле. Подаюсь вперед, требуя продолжения, и получаю его. Демид, наклоняется, и снова обхватывая меня, прижимает к себе.

– Я скучал по тебе, – разбираю в полной тишине его шепот, перемешивающийся с ароматом сандала.

Тут же плавлюсь в затуманенных тёмных омутах. Глаза в глаза, и больше ничего вокруг не существует. Я не ошибаюсь, и наш порыв наполнен дерзкими объятиями и рваными выдохами. Я впиваюсь ногтями в сильные плечи, понимая, насколько временно наше помутнение, но отбрасываю ненужные мысли тут же. Да, Демид уверенно держит меня над пропастью, а потом обязательно безжалостно отпустит руки. Снова.

И я непременно сорвусь с высоты, на которую он позволяет мне забраться своим шепотом. Но мы только набираем скорость, и сейчас парим слишком высоко, чтобы думать о предстоящем падении и неминуемым столкновением с реальностью.

Мне так хорошо, что уже не страшно. И даже плевать, что он теперь мой враг. Я люблю его и ни за что не пожалею о нашей ночи. Поэтому ныряю с головой в болезненную неизвестность под названием «Демид Бронский», полностью отдаваясь его сильным рукам.

Мы лежим рядом и ещё долго не можем восстановить дыхание, а потом Демид одним движением снова притягивает меня к себе, устраиваюсь на его плече и чувствую, как он зарывается носом в мои волосы, делает глубокий вдох, а затем и выдох, хочу поднять глаза, но прямо сейчас не решаюсь.

Верю и не верю, что он меня вот так крепко держит в объятиях. Что мне выпадает шанс слушать его сердцебиение и вдыхать аромат его парфюма. Уверена, ещё долго буду вспоминать, как сходила с ума, рассыпаясь на части, и пусть ненадолго, но чувствую себя счастливой. Мне нужен этот самообман. И я отчаянно борюсь со сном, боясь засыпать. Потому что почти уверена – проснусь одна.

Открываю глаза, когда комнату заполняют сумерки, я всё-таки уснула: сердце успевает заколотиться в досаде, но вопреки опасениям спустя мгновение чувствую, что по-прежнему нахожусь в мужских объятиях.

Всё хорошо, Лика – он не ушёл.

Унимаю напрасно участившийся пульс – судьба дарит мне ещё немного времени, но сердце всё равно мучительно сжимается – этот момент всё равно наступит.

Выбираюсь из объятий и какое-то время разглядываю Бронского, такого родного и чужого, близкого и недосягаемого: сейчас его лицо безмятежно, спокойно, хочу прикоснуться к нему, но одергиваю себя и закусываю губу, а потом закутываюсь в простынь и подхожу к окну в кухонной зоне. Кофе варить не решаюсь – не хочу будить Демида.

Долго смотрю на ещё не проснувшийся город, а потом повинуюсь порыву и распахиваю окно на полную, впуская в квартиру утреннюю прохладу. Закрыв глаза, делаю глубокий вдох полной грудью и растягиваю на лице улыбку – он всё равно уйдёт.

К ней или просто от меня, но уйдёт. Вот только мысль, что я всё ещё для него что-то значу разжигает глубоко запрятанную надежду – между нами ничего не закончилось.

Обхватываю себя и так стою какое-то время, пока внезапно не чувствую на плечах мужские руки, и хоть знаю, кому они принадлежат, а всё-равно невольно вздрагиваю. Но Демид не дает мне на него посмотреть, он притягивает меня спиной к своей груди, крепко держа за плечи, и наклоняется:

– Замёрзнешь, – слышу низкий голос Бронского, он задевает губами мочку уха, и по телу мгновенно проходит очередная волна дрожи.

– Мне не холодно, – говорю, сдерживая разбушевавшийся вмиг пульс. И это правда, мне становится так тепло в сильных руках, что будь на улице минус сорок, я бы сейчас даже не почувствовала.

Слышу, как Демид ухмыляется, он растирает мои плечи, а затем прикасается губами к волосам, делает глубокий вдох, и внутри всё замирает от этого жеста, хочется остановить время и задержать на паузе подольше. Лишь когда когда Бронский всё же объятия ослабляет и тянется к створке, восстанавливаю ритм. Даже не задаю себе вопрос, что будет дальше.

Просто не готова к ответу, просто его знаю.

Демид закрывает окно, оставляя лишь режим проветривания, а я пользуюсь тем, что он разжимает руки и всё-таки оборачиваюсь.

Плюс небольших расстояний – больше возможностей для близости, вот только не минус ли это, уверенности нет. Демид не улыбается, он бросает взгляд на губы, и снова возвращает его мне.

– Ты изменилась, – говорит, внимательно изучая мои глаза.

Перемены во мне совсем не удивительны, и если бы он только знал, что со мной творилось всё это время, вопросы бы отпали, но всё же поднимаю брови:

– Разве?

– Ты предпочитала вставать позже.

Лишь небольшой намёк на наше прошлое заставляет сердце сжаться – он помнит мои привычки, вот только готов ли говорить о нас? Портить хрупкую иллюзию не хочу, но решаюсь на своеобразный шаг:

– А вот ты всё тот же, – говорю открыто, выдерживаю его взгляд и замечаю, как Демид прищуривается. Чувствует, что это ещё не всё, ждёт продолжения.

– Разве? – усмехается теперь он. – И какой же?

– А вот этого я не знаю. Раньше считала, что знаю, сейчас – нет.

Мы теперь молчим, пауза затягивается, опасная черта не пройдена, но я к ней прикасаюсь. И только за Демидом выбор – продолжать разговор или оставить всё без ответов.

Он теперь серьёзен, взгляд не отводит, пронзает им, словно стреляет немыми укорами, и я ищу в себе силы справиться с подступающими чувствами – добраться до правды, не разворошив горечь нашего прошлого, просто невозможно, и вперед вырывается чувство вины, которое обязательно сменит тупая боль. Одно из другого вытекает.

– Поговорим? – разряжает повисшее напряжение Демид, вот только воздух теперь накаляется ещё больше.

Киваю и произношу, так же глядя в глаза:

– Я сварю кофе.

Демид уже в джинсах, но по-прежнему без рубашки, невольно скольжу взглядом по его подтянутой фигуре, и хоть происходит это мимолетно, а всё равно, когда поднимаю взгляд, вижу в глазах Бронского ухмылку.

– Я сам.

Ещё один привет прошлому: Бронский по утрам всегда варил мне кофе, потому что я действительно просыпалась позже него, или же приходила в кухню в разгар приготовлений. А вот вечер был за мной.

Не дожидаясь возражений, Демид отворачивается к стойке и возится с кофеваркой, а я опираясь на подоконник позади, немного присаживаясь. Разглядываю теперь Демида со спины, не боясь попасться, мне всегда нравилось за ним вот так наблюдать, запоминаю вновь его движения, я и не забывала, но сейчас пытаюсь уловить изменения в повадках.

Однако спустя время лишь ухмыляюсь – жесты до боли знакомые, родные.

Прошел целый год, но я помню абсолютно каждое его движение. Словно отпечатывала в памяти, зная, как долго мне придется обходиться без них. И я отчаянно все это время храню глубоко внутри его привычки, жесты. И ничего не изменилось, кроме одного – он теперь не мой.

Хочется поддаться желанию – подойти сейчас к нему и прижаться, обняв со спины, вдохнуть аромат его парфюма, и затаить дыхание, почувствовав, как он напрягает мышцы, и точно знать, что спустя мгновение он сам заключит меня в объятия.

Бронский, словно чувствует мой интерес, он вдруг оборачивается, и у меня, как и прежде, перехватывает дыхание от его взгляда.

Демид опускает его в район шеи, ниже, по коже бегут мурашки, кофе может остаться не тронут. Я даже не пытаюсь придержать ткань, которая и так уже едва держится на груди, мне кажется этой преграды уже и нет. И хоть рассчитываю на разговор, устоять не могу. Да и не хочу.

Я не боюсь сделать лишнее движение, чувствую, что тонкая материя вот-вот упадет к ногам, и вместо того, чтобы ее затянуть вновь, я напротив выпрямляюсь, и наблюдаю, как темнеет взгляд Бронского.

Ткань съезжает, а затем и вовсе скользит и оказывается на полу.

Демид делает всего пару шагов и оказывается вновь слишком близко, он опирается на подоконник обеими руками так, что оказываюсь между ними и хрипло произносит:

– Так мы не поговорим, – бросает он взгляд на губы.

– Я, пожалуй, оденусь, – шепчу в ответ. Но никто не собирается меня отпускать.

– Обязательно, – отвечает он. – Но позже.

Демид теперь прижимается к моим губам, а я обхватываю его за шею, посылая к черту свои вопросы. Они подождут, я заслужила ещё немного счастья, верно? Да, разговор определенно откладывается, а вот, что будет после него понятия не имею. Возможно, мы расставим точки в наших незавершенных предложениях, но будет ли новый абзац – большой вопрос. А пока что я ещё немного побуду счастливой.

Так символично где-то раздается гром и по стеклу начинают стучать капли. Дождь усиливается в такт нашему сердцебиению, вскоре подоконника нам становится мало, и мы перемещаемся в зону кровати, на этот раз Демид осторожен: поцелуи, движения рук, объятия – нежно, чувственно, словно время намеренно растягивается, разрешая нам ещё немного насладиться друг другом.

Он крепко прижимает меня к себе, а я цепляюсь за сильные плечи, понимая, как мне не хватало этого мужчины. И как будет без него тоскливо вновь. Но я отбрасываю тревожные мысли – времени на самобичевание будет ещё достаточно. А вот в объятиях Демид меня сжимает, словно в последний раз.

Мы всё-таки добираемся до кофе, я в длинной домашней футболке, Демид в джинсах, мы сидим друг напротив друга за небольшим столом и, изучая друг друга взглядами, молчим. Бронский вдруг усмехается:

– Спрашивай, – словно знает, о чем я думаю, наклоняется немного вперёд, опираясь на стол.

У меня слишком много вопросов, но все же выбираю из тех, что на повестке дня:

– Это ты подослал ко мне Ирину?

Демид так удивлённо поднимает брови, что даже теряюсь. Не была уверена, но все же считала, что наша встреча с Бронским и Оксаной в клубе не случайна, но выходит надо мной издеваются обстоятельства, а вовсе не Демид. Впрочем, он сейчас сидит на моей кухне и судьбу мне следует скорее благодарить.

И все же, очень странные чувства испытываю.

– Мы с Ириной вчера были в клубе… – делаю паузу, но все же сдаюсь под его взглядом, решаясь быть откровенной до конца. – И я видела вас с Оксаной.

Демид теперь хмурится.

Вопросы, что между ними происходит, я задавать не стану, но ревность все равно заполняет меня тут же. Это так нелепо – говорить сейчас о них, но я хочу выяснить, какого черта происходит.

– Я действительно Ирину знаю, – прерывает Бронский молчание. – Но, поверь, что вы будете в клубе понятия не имел.

Глава 29

Я киваю, внимательно разглядывая Демида. И верю ему. Хочу верить.

Бронский может просто не ответить, если ему это не надо, но открыто врать не станет, и хоть я уже давно не уверена, что хорошо знаю его, и всё же надеюсь, что распознать ложь способна.

– Ты решила, я попросил её притащить тебя в клуб за нами понаблюдать? – бьет прямо в цель Демид, усмехаясь. Я так отвыкла от откровений с ним, что решаюсь на ответ не сразу.

Бронский по-прежнему мне не друг, и не приятель вовсе, вряд ли наша ночь вмиг перевернет всё то, что творится вокруг. И какое конкретно отношение он имеет к происходящему – тоже вопрос открытый. Мне не хочется выныривать из нашей иллюзии, но назад пути нет. То, что он готов услышать мои вопросы – большой шаг, у меня сердце сбивается с ритма лишь от одной мысли, что Демид решает меня выслушать, но… сблизимся мы после этого или напротив отдалимся?

Пауза затягивается, и я всё же отвечаю:

– Я не знала, что думать. Но тот мужчина с улицы… – вспоминаю амбала, который протрезвел волшебным образом всего лишь от одного вида моего бывшего мужа. – Он показался мне очень странным и… не был похож на пьяного, – формулирую ответ. Опускаю глаза, делая глубокий вздох и вновь поднимаю, точно зная, что встречу очередную ухмылку.

И не ошибаюсь.

– И ты думаешь, я подослал и его, чтобы тебя спасти и затащить в постель?

Он поднимает брови, а я качаю головой.

Демид не подбирает слов, и как всегда, обескураживает прямотой, но теперь он не прав в своем выводе. Я думаю не об этом варианте, и всё же чувствую как покалывает в груди от его слов, они на меня действуют, хоть Демид даже не подозревает в каком ключе – дежавю снова подбирается, окуная в прошлое. Несутся воспоминания, одно, другое, третье.

Иван, нападающий на меня после тренинга.

Глеб, появляющийся, словно ниоткуда.

Он спас меня. Он спас.

Случайность ли?

Вздыхаю. Какой-то бред. Иваном двигала обида, а Глеб просто оказался поблизости.

Вот только Демид, намекая, что Астахов в моей жизни не случайный попутчик, уверенно поселяет в душе сомнения. Отбрасываю мысли. Это всё потом.

Нет, я не думаю, что Демид таким образом планы строил относительно моей персоны, вчера я скорее решаю, что ему не было до меня дела, что он прекрасно проводит время с Оксаной и получает удовольствие, пока я с ума схожу от собственных картинок.

И если вдруг цели и были, то совсем не такие радужные, и что ждал меня снаружи этот тип совсем не потому, что Бронскому спасти меня потребовалось, уж злость бывшего я спутать ни с чем бы не смогла – а он был в ярости.

Но и вариант, что меня перехватывает не просто пьяный отдыхающий со счетов сбрасывать рано.

Однако выходит, Демид вообще ко всему этому отношения не имеет. Тут же мысленно ухмыляюсь. Имеет несомненно. Вот только какое?

– Я считаю, что этот мужчина оказался там не просто так, – всё же даю свой ответ. – И ты появился очень вовремя… Спасибо.

Сжимаю пальцы вокруг чашки, добавляя последнее слово. Я вкладываю в него нечто большее, чем благодарность за то, что Демид меня вчера спас. Да, я безусловно рада такому стечению обстоятельств, и хоть Бронский об этом даже не догадывается, но всё же «спасибо» относится к другому событию – он не остается с Чистяковой в випе надолго, а волею судьбы оказывается рядом со мной. Со мной, а не с ней.

Делаю несколько глотков остывшего напитка и давлю в себе очередную порцию ревности. Всё ещё не знаю, почему Демид решает выйти из клуба и почему без Оксаны. Что он к ней чувствует и как далеко они заходят наедине. Все эти вопросы сегодня не прозвучат – на них я права не имею. Поэтому лишь добавляю:

– Уж в спасителях тебя я точно видеть не ожидала, ведь всё это время… – запинаюсь. Смотрю в карие глаза, и сердце снова напоминает о себе учащенным ритмом. Я коротко выдыхаю и все же нахожу в себе силы закончить начатое: – Ты ненавидел меня, и я тебя понимаю.

Насмешку Демид сменяет на внимательный взгляд. Долгий, тяжелый. Что-то жгучее подступает к глазам, к щекам приливает жар, становится так душно, словно воздух вмиг исчезает, я не выдерживаю, и резко поднимаюсь с места.

Отхожу к столешнице, и опираясь руками на неё, унимаю внезапно подступающие эмоции. Спокойно, Лика, ты столько времени держала себя в руках и сейчас справишься. Считаю до двадцати и слышу, как скрипит стул, как его ножки скользят по полу, оповещая, что Демид встает, и когда Бронский подходит сзади, закусываю губу. Нет, жалость мне не нужна, реветь я не буду. Он не увидит слёз, это слишком.

Демид тем временем ко мне не прикасается, просто стоит и молчит, и даже спиной чувствую, как сильно он напряжён. В беззвучных колебаниях воздуха распознаю еле уловимый сигнал – Бронский немного наклоняется, а я интуитивно понимаю – любой вопрос, который он решит задать, будет выстрелом в упор.

У меня совсем немного времени, чтобы хоть немного подготовиться. Вот только как это возможно, когда он близко так? Прямо сейчас его дыхание опаляет шею, и кожа тут же покрывается мурашками.

– Нам нужен ещё кофе, – говорю, в попытке справиться с эмоциями. Засыпаю молотые зерна в контейнер, наливаю воду в емкость, нажимаю на кофеварке кнопку – автоматические движения, ничего особенного, но пара минут меня спасает.

Я готова продолжить разговор.

Но не успеваю обернуться – Демид меня опережает:

– Зачем, Лика? – слышу его вопрос и тут же замираю, я, конечно, сразу понимаю, о чем идет речь, и по позвоночнику проходит холод, запретная тема врывается неумолимо: готовься – не готовься, а больно всё равно будет.

Резко оборачиваюсь, и тут же натыкаюсь на мрачный взгляд в упор, он пробирает своим упреком до покалываний в кончиках пальцев. И я выдерживаю паузу, приводя мысли в порядок.

Я ждала этот вопрос год.

Целый долбаный год была готова объяснять, биться, выпрашивать прощение, ломилась в закрытые двери, даже смирилась с тем, что Демиду попросту неинтересно, что тогда произошло, передумала массу вариантов от тех, где чувства мужа давно остыли, и поэтому он даже слушать меня не желает, до тех, что я совершенно его не знаю, и он сам ждал повода со мной порвать.

И несмотря на то, что от безысходности такие мысли меня посещали, а всё равно казались бредом.

Но Бронский так уверенно пресекал любые попытки ему что-то объяснить, мне оставалось лишь довольствоваться испепеляющим чувством вины и нелепыми подозрениями.

И вот сейчас он внимательно рассматривает мои глаза, словно ловит каждое движение, а я стою, и впервые за всё это время понимаю, что ответа у меня нет. А любые оправдания будут звучать просто смешно, через это я уже проходила. Вдруг понимаю простую истину, Бронский ведь ответа и не ждёт, он лишь озвучивает то, что его когда-то волновало.

– Я виновата, но дело не только во мне, Демид, и ты это знаешь.

Рассматриваю карие омуты и, окунаясь в воспоминания, восстанавливаю в памяти всё до мельчайших подробностей, опускаю глаза, с какой стороны не зайди – испортила всё я. Сейчас понимаю, могло бы быть по-другому, если бы не череда случайностей, но винить не себя, а обстоятельства, глупо.

Бронский усмехается, но взгляд тут же тяжелеет:

– Я застал вас, Лика.

Напоминает, как будто я хоть на секунду забыла, что натворила.

Хотела бы я вычеркнуть заодно и то утро из памяти, но это моё наказание – истязать себя. Мне нет оправдания, и то, что я толком ничего не помню, оттого и объяснить не могу, меня не оправдывает. Я заслуживаю его ненависть и именно поэтому всё это время просто принимаю боль.

– У тебя есть полное право меня во всём обвинять, – отбиваю удар, не отводя взгляд. – Но я бы не оказалась у Глеба, если бы ты не уехал, если бы отвечал на звонки и если бы… – чувствую, что начинаю задыхаться, и всё же, глотая обиду, выпаливаю: – Если бы сам был со мной до конца откровенен.

Замечаю, что Демид сжимает кулаки, делает шаг назад, а затем просто отходит и, останавливаясь у окна, замирает. Я разглядываю спину Бронского, поднимаюсь взглядом выше, шея и плечи тоже напряжены:

– Ты встречалась с Глебом тайком от меня, – не спрашивает, а констатирует факт Демид, упрёк справедливый и несправедливый одновременно.

Мне очень многое хочется сказать, волна возмущения тут же поднимается снизу вверх, я могу прямо сейчас возразить, и пытаясь что-то доказать, но я знаю, как действуют на него мои объяснения. Я уже это проходила. Чем их больше, тем яростнее он их отвергает. Оправдываться я не буду, но у Бронского есть выбор верить мне или нет.

– Всё не так. И как бы не казалось, но у нас с Глебом не было тогда отношений. Я ведь говорила тебе…

– Это всё уже не имеет значения, Лика, – отрезает он.

Даже со спины распознаю ухмылку Бронского, он качает головой, всё так же глядя куда-то через стекло, моросящий дождь усиливается, капли отскакивают одна за одной, а я пытаюсь поставить себя на место Демида. Смогла бы я его простить? Просто поверить и простить, без объяснений и разбирательств? Ответ возникает тут же.

Но выбираю сейчас не я. Если место в сердце Бронского занято чувствами к другой – мне останется только смириться. И никакие объяснения ситуацию не изменят. Но сейчас я хочу, чтобы он просто мне поверил, без доказательств и теорем. Без доводов и логики.

Чтобы он не разумом выбирал свой ответ, а чувствами.

Хочу, чтобы ему это было нужно.

– А имело ли всё это значение? Было ли важно? Мои объяснения тебе никогда и не были нужны.

Демид теперь оборачивается, прищуривается и снова делает ко мне несколько шагов. Останавливается так близко, что снова приходится контролировать собственное дыхание.

Он наклоняется, и сердце пропускает пару ударов, я не сразу понимаю, что Бронский тянется за кофе, берёт чашку, и когда я уже не ожидаю его реакции, вдруг переводит взгляд на мои глаза:

– Было. И сейчас важно, – шепчет он и теперь выпрямляется. Мимолетный намек свое дело делает – по позвоночнику проносится дрожь. – Но объяснять тебе ничего не нужно, ты права. Это ничего не изменит.

Он подносит чашку к губам, делает глоток, по-прежнему взгляда не сводя. И отставляя кофе вновь, опирается двумя руками на столешницу так, что я оказываюсь между ними. Собраться я не успеваю – Демид разрывает тишину, словно новым выстрелом:

– Ты его хотя бы любила?

Воздух тяжелеет, внутри всё сковывает вмиг – мои чувства не имеют никакого отношения к Глебу.

Делаю глубокий вдох, наполняя легкие воздухом, бросаю взгляд на губы Демида, и возвращаясь вновь к карим глазам, на выдохе произношу:

– Я никогда его не любила, Демид, – отвечаю на вопрос, который даже звучит неуместно. – И не люблю, – добавляю и взгляд теперь не отвожу. Я хочу, чтобы он знал – в моем сердце никогда не было другого. На мгновение вижу боль в темных глазах, хватаюсь за неё, как за спасение.

И тут же проносится простая мысль – он тоже чувствует.

Вижу это или хочу в это верить, но не успеваю толком всё осмыслить, потому что Демид закрывается, снова надевая маску безразличия – продолжения не будет. Пульс бьётся в висках, сердце колотится как сумасшедшее, как будто на мгновение дали надежду, чтобы снова её безжалостно отобрать – мне не пробить его броню, сколько бы приемов не знала, сколько бы умных книг не читала – тут я бессильна.

И пусть откровенного разговора не выходит, но всё же кое-что я из нашей беседы выхватываю.

Я чувствую, что небезразлична ему, не могу знать, в каком качестве, и не стану утверждать, что у нас когда-нибудь получится всё вернуть. Возможно, он вообще решает отсечь прошлое и окунуться в новые отношения без груза предательства в прошлом.

Год – достаточный срок, и если Демид всё это время просто жил в свое удовольствие, то в теперь он вполне может быть готов к новым отношениям. Потому что и сам не прочь остановиться после года разгульной жизни. Вот только не со мной.

Но сегодня он здесь. И хоть закрывается, но вижу, что ищет в моих словах ответы на свои вопросы, которые звучат лишь между строк. А это значит, ему не плевать. Не плевать, чёрт возьми! Эта осознание будоражит, сводит с ума и вновь бьет правдой по щекам.

Демид, вполне возможно, здесь по простой причине – тоже хочет поставить точку в нашей незавершенной истории. Только я за новую страницу, а он, быть может, рассчитывает на яркий финал, чтобы «книгу» закрыть и поставить на полку.

Собственное бессилие убивает – я не могу его удержать. Бронский из тех, с кем невозможно играть, и предугадать действия тоже без вариантов. Готова ли я его отпустить? Внутри себя. Понять, что навсегда. Готова?

Пока что нет, не прямо сейчас. Пока он в жалких сантиметрах от меня, пока я могу прикоснуться, лишь руку протянуть и снова обнять, прижимаясь к его груди – не готова. Эта мысль вызывает горечь, но несмотря на тоску, я близка к тому, чтобы разжать пальцы. Если он этого по-настоящему хочет.

Демид, отталкиваясь от столешницы, теперь выпрямляется, а я всё ещё чувствую на себе его дыхание, наваждение отпускает медленно. Он всё ещё близко, но уже неумолимо отдаляется. Но как же хочется его просто притянуть к себе. Ещё немного задержать, хотя бы на пару часов, не думаю, что у нас много времени. К сожалению, это хорошо понимаю, и иллюзий нет. Я большая девочка.

– Ты права, Лика, – устало произносит Бронский, внезапно прекращая затянувшуюся паузу. – Дело не только в тебе.

Он качает головой, руки он засовывает в карманы джинсов, замечаю, что взгляд исподлобья меняется, и я понимаю, что тема сейчас сменится:

– Есть кое-что, что ты должна знать.

А потом разворачивается и теперь занимает место за столом. Взглядом он предлагает расположиться тут же. С удивлением смотрю на него, чувствуя волнение, Демид меня не балует откровениями – и каждое его слово для меня открытие. Беру две чашки и сажусь напротив. Подвигаю одну к нему, звук эхом разносится по комнате, и Бронский поднимает на меня взгляд.

– Ты помнишь наше первое свидание? – интересуется так просто, что я замираю. Не понимаю, почему Демид задает этот вопрос, и поднимаю брови. Он ещё спрашивает… Да я вряд ли вообще когда-нибудь забуду.

– Помню, – отвечаю коротко, унимая эмоции от внезапных воспоминаний.

Демид опирается на стол локтями, пристально меня разглядывает.

– Ты интересовалась заброшенным районом.

– Который после сгорел, – киваю снова.

– Ты говорила, вы там жили.

Просто молча прищуриваюсь. Демид внимательно изучает меня глазами, он как будто снова ищет ответ на вопрос, о котором я даже не догадываюсь. А потом глубоко вздыхает и продолжает:

– Юдин об этом знает и ищет кое-какие документы, – он делает паузу, а я хмурюсь. – Они ему необходимы для продолжения проекта, который должен быть построен на этом месте. Точнее, ему нужно их изъять для успешного продолжения работ.

– И причем здесь я? – непонимающе поднимаю брови. Ловлю очередную ухмылку.