Текст книги "Ты теперь мой враг (СИ)"
Автор книги: Тиана Тесса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Это сон.
Если бы.
На мужчине лишь джинсы, которые он сейчас застёгивает, направляясь к двери. Я хочу его остановить, но он меня не видит, а я будто приросла к месту и не могу сказать ни слова, словно в тумане наблюдаю, как входная дверь после щелчка открывается.
Слышу голос и замираю от ужаса.
А через мгновение вижу и самого Демида.
Встречаюсь с его мрачным взглядом, тёмным настолько, что вмиг подкашиваются коленки.
Сердце трепыхается в груди из последних сил, мне кажется, оно то останавливается совсем, то начинает биться слишком усердно.
Глеб вдруг оглядывается, но на него я посмотреть не могу. Меня испепеляет взглядом тот, кто прямо сейчас считает, что я его предала.
Хочу крикнуть, что это какая-то ошибка, нелепость, но слова застревают в горле.
Мой муж стискивает зубы, я вижу и то, как он сжимает кулаки.
– Демид, – шепчу одними губами.
И в следующую секунду, он срывается, Глебу прилетает незамедлительно, и завязывается борьба, я не успеваю как следует испугаться, потому что от шока не могу прийти в себя до сих пор. Драка также внезапно прекращается. Демид отпихивает Астахова к стене, бросает на меня уничтожающий взгляд и просто выходит.
Я не сразу отмираю, а когда понимаю, что произошло, бегу к двери, но меня останавливает Глеб.
– Он ушёл, Лика. Куда ты в таком виде? Он всё равно ушёл, – прерывисто дыша, повторяет Астахов, скулы, как и губы, разбиты.
– Ушёл, – шепчу еле слышно.
Ловлю взгляд светлых глаз и вырываюсь из хватки, Глеб отпускает меня тут же, а я опираюсь на ближайшую стену и, протирая её спиной, опускаюсь вниз. Закрываю ладонями лицо.
А потом просто слышу отчаянный крик.
И не сразу понимаю, что он мой.
_________________________________________________
Афтепати* – вечеринка, следующая за каким-либо мероприятием
Глава 34
Наши дни
Новая вспышка молнии, и я открываю глаза. Коротко вдыхаю и выдыхаю – прямо сейчас по новой чувствую всё, что переживаю тогда. Разъяренный взгляд Демида стоит перед глазами, и я даже здесь, в расстоянии года от того кошмара, ощущаю холод, которым он обдаёт меня в то необратимое утро.
Медленно поднимаюсь с кровати. Голова раскалывается, тошно до помутнения.
Подхожу к окну и отмечаю, что на улице уже темно, ухмыляюсь, сначала решаю выпить кофе, бросаю взгляд на кофеварку, на две чашки в раковине и чувствую новую порцию горечи. Просто иду в комнату и снова зарываюсь в простыни.
Несколько дней так и проходят в тумане. Нет, я уже выбираюсь из дома, даже веду лекции, но ничего не чувствую. Любимое дело больше не спасает от уныния, и клиенты мне теперь не помощники. Апатия подкрадывается со всех сторон, я просто бесцельно на автомате продолжаю жить, не анализируя происходящее.
Меня на удивление никто не беспокоит. Ни Ирина, ни таинственный заказчик нашей дружбы, ни кто бы то ни было ещё. Но я каждый раз вздрагиваю, получая очередное сообщение.
Не знаю, на что надеюсь. Вспоминаю наше прощание с Демидом, и сердце на куски разрывается. Оно глупое, всё надеется, оно верит, оно же чувствует.
Сегодня я прихожу домой раньше, и вместо того, чтобы по обыкновению свалиться на кровать, чтобы весь вечер просто пялиться в потолок, изменяю недельной традиции и сажусь в кресло. Тут же выхватываю взглядом на столике записную книжку, которая лежит там же, куда и положила ещё несколько дней назад, притягиваю её к себе и, скорее по инерции, открываю, листаю, перебирая пальцами страницы и слушая бездушный шелест.
Смятый лист, на котором я делала пометки, так и лежит вложенным внутрь, достаю его и, расправляя, вдруг замираю. Смотрю некоторое время, пока медленные удары в груди отбивают глухой ритм, а потом чувствую, как накрывает волной дрожи. Нервной, зудящей в каждой клетке.
Я сейчас как школьница, которой влюбленный мальчишка внезапно подкидывает записку в рюкзак. Только вместо любовного передо мной признание другого характера.
Рядом с моими пометками почерком Демида: «Почти угадала». И обведены некоторые пункты, которые я сама записала совсем недавно. От них стрелкой тянется линия к имени «Глеб», а кое-что всё же к имени «Демид». И несколько линий к дописанному «Лика». Я даже оглядываюсь и тут же понимаю, насколько это смешно. Конечно, в квартире, кроме меня никого нет.
И не было всё это время.
Я бы заметила обязательно. По еле уловимому аромату, по мелочам, по ощущению. Больше скажу, каждый раз, приходя домой, я ищу хоть какие-то следы его пребывания здесь, но тщетно.
Бронский не появляется.
Его нет.
И выходит, эти записи он делает в ночь, когда я считаю, что сплю на его плече.
* * *
Перед сном я ворочаюсь: мысли, которые всю эту неделю я давлю, как только они появляются, теперь врываются потоком, словно нашли лазейку, и теперь опережают друг друга, словно в схватке, кто же ранит больнее. Зря стараются. Они все попадают в цель. И утром я встаю совершенно разбитая.
Сегодняшнюю лекцию провожу снова на автомате. На улице хмуро, темно так, что кажется, день близится к завершению, повсюду сумерки, а с неба свисают тяжёлые тучи, лишь временами срывается пара капель, но на этом всё.
Уже иду по направлению к парковке, когда вижу её. И скептически поджимаю губы. Мне вот только Чистяковой и не хватало.
Оксана стоит недалеко от входа, огромные тёмные очки закрывают половину лица, довольно странный аксессуар, учитывая, что на улице и так практически темно, но всё же меня больше удивляет её появление, чем внешний вид.
– Привет, Лика, – говорит она тихо, когда я с ней равняюсь. – Мы можем поговорить?
Теперь понимаю, зачем ей очки.
Оксана плачет. Прямо сейчас замечаю на щеках мокрые дорожки, делаю глубокий вдох и всё же указываю в сторону парковки. У самой сил нет, но в свете последних событий просто не могу проигнорировать её нахождение здесь. И когда мы садимся в машину, Чистякова очки снимает.
Я не ошибаюсь: красные от слёз глаза, распухшее лицо, искусанные губы, девушка, должно быть, уже сутки плачет.
– Что ты хотела, Оксан? – задаю вопрос, предчувствуя, что случилось что-то серьёзное. Сердце сжимается от предположений, но я их торможу.
Сначала выслушаю её, а тут мне нужна свободная от накрученных мыслей голова. Чистякова молчит, сжимает губы, они дрожат. Девушка просто пытается справиться с эмоциями, и когда уже считаю, ей нужно помогать, чтобы она наконец начала говорить, Оксана вдруг закрывает ладонями лицо и выдаёт, переходя на рыдания:
– Демиду… угрожает опасность. Но он… он… Он меня не слушает, Лика.
Оксана пытается успокоиться, вытирает протянутой мною салфеткой лицо, а я внимательно её разглядываю.
– Расскажи всё, – говорить пытаюсь спокойно, но чувствую, как охватывает тревога. – Почему ты ко мне пришла?
– Ты могла бы его переубедить, это же он из-за тебя… Из-за тебя…
Оксана снова плачет, плечи трясутся, мокрые волосы липнут к лицу. Она всё-таки не может справиться сама, поэтому хватаю её за плечи и, пытаясь прекратить истерику, хорошенько её встряхиваю. Девушка удивлённо поднимает глаза.
– А теперь по порядку. Что произошло и причём здесь я?
– Иван… Он приходил ко мне, угрожал, говорил, я не могу держать язык за зубами, поэтому начнут страдать близкие мне люди. Из его речи, поняла… – Оксана всхлипывает снова, – что Демиду и так грозит опасность, у Юдина терпение заканчивается, и сроки поджимают. Сказал, что пора решать проблемы кардинально.
– Оксана, если честно, я ничего вообще не поняла. Почему Демиду грозит опасность?
– Он же с Юдиным связан, я знаю это, один раз подслушала разговор. Он так разозлился, когда узнал, что я тебя к Мирославу чуть не отправила, это же он сказал, чтобы я тебя отговорила от идеи с ним встречаться. А я так боялась. Чувствовала, что нравлюсь ему, но, видимо, не настолько… и он был рядом, чтобы убедиться, как я выполнила его «просьбу». Но мне так хотелось, чтобы он подольше убеждался.
Ну тут Чистякова ошибается. Демид если бы хотел – выяснил, ему необязательно притворяться, он не будет это делать.
– Ты снова зря переживала, Оксана. Он был рядом, потому что хотел. У него всегда именно так.
Даже смешно. Успокаиваю её и объясню, что Демид не такой. Она смотрит на меня с надеждой и кивает. А я сжимаю губы – вся ситуация какой-то большой абсурд.
– А на мой день рождения… Он порвал со мной.
Снова в её глазах стоят слёзы.
– Просто ушёл, сказав, что пользоваться мной не хочет и что-то обещать тем более. Что для утех он может кого угодно найти, но я для него не такая. Слишком близка, как подруга, – по щеке Оксаны снова сбегает мокрая дорожка. – Но я готова довольствоваться даже «для утех».
Чистякова в отчаянии, но не понимаю, почему она выбирает меня жилеткой, для этой роли я самая неподходящая кандидатура.
– Оксана, я слушать это не намерена. Если у тебя всё, выход там, – указываю на дверь, она тут же опускает глаза.
– Прости, – вновь поднимает взгляд и так на меня смотрит, словно сама решается. И наконец выдаёт: – Он тебя любит, Лика. Твоё имя он шептал, – Оксана прикрывает рот рукой. – Ты ему изменила, а он всё равно тебя любит. До сих пор.
Я наклоняюсь и толкаю дверь с её стороны. Упрекать я и сама себя умею. И выслушивать это по новой не собираюсь. А её домыслы насчёт любви… Я бы хотела, чтобы это было правдой, но… слишком много «но».
– Я уйду, – тихо произносит она и наконец переходит к сути. – Просто знай. Демид Юдину собирается что-то вернуть. И после этого Мирослав его в живых ни за что не оставит. Если не вернёт, пострадаешь ты, а он этого допустить не может.
Чистякова закрывает рот рукой. Рыдания прорываются, но она продолжает:
– Демид не допустит, чтобы с тобой что-то случилось, понимаешь? Он сам подставится, но тебя выгородит. И никакие уговоры даже слушать не станет.
На этих словах Оксана выскакивает на улицу, так громко захлопывая дверь, что эхо от удара ещё долго не прекращается, оно перемешивается с её словами, которые теперь звучат в голове всё громче. И хоть в салоне авто душно, меня охватывает леденящий ужас.
Весь день я теперь словно в тумане. Как доезжаю до дома не помню, выпиваю несколько чашек кофе, прежде чем решаюсь на важный шаг. Нахожу чёрную визитку, на которой золотыми буквами выбит лишь номер и слушаю длинные гудки, кусая губы.
На том конце провода явно испытывают моё терпение, и когда уже собираюсь отключиться, слышу мужской голос:
– Здравствуй, Лика.
Тут же узнаю, кто мне отвечает. И сдерживая волнение, произношу:
– Я хочу встретиться.
Мирослава я не вижу, но даже вот так, на расстоянии, когда он молчит, ощущаю его превосходство. Он, конечно, выжидает паузу, а потом называет время и место.
* * *
Юдин выбирает довольно странную локацию для разговора. Я подозреваю, что мы снова будем говорить в огромном бездушном кабинете, да даже вариант с полуподвальным сырым помещением, как в фильмах, рассматриваю. Но что это оказывается парк у набережной, меня удивляет.
Когда я подхожу, он кивком головы указывает на тропинку вдоль ряда берез и мы какое-то время вот так идём. Молча. Единственную попытку начать разговор, он пресекает, подняв руку. Странная прогулка вызывает не только вопросы, но и тревогу. Проходит, по меньшей мере, минут двадцать прежде чем Мирослав наконец-то произносит:
– Ничем тебе помочь не могу, – выдаёт он, и я снова прихожу в недоумение. Он же не может мысли читать? – Ты бы не позвонила, если бы тебе не понадобилась помощь, не удивляйся.
Усмехаюсь. Чёртов психолог.
– Но ты можешь помочь мне, – он делает паузу, я всё это время за ним наблюдаю, а вот он на меня внимание обращает только сейчас. – Если, конечно, желаешь.
Взгляд такой, что сомнений не остается, желать или нет – ответ один.
– У Глеба узнаешь, что мне нужно. Нет времени объяснять, – небрежно бросает, как будто не он только что водил меня по аллеям и не давал слово сказать.
– Вы даже не спросите, что нужно мне? – усмехаюсь. Нервно.
– Вариантов немного, учитывая, с кем ты ночь недавно провела.
Тут же хмурюсь, а он качает головой.
– Я не слежу за подобным, если такие мысли пришли в твою голову. Мне доносят, – он морщится.
– И всё же, почему я должна помогать, если вы даже выслушать меня не хотите?
У меня нет страха. За себя нет. И хоть образ мужчины вызывает необъяснимый трепет, он безусловно опасен, но разобраться во всём я хочу ещё больше, и не боюсь задавать вопросы. Он смотрит внимательно. А потом добавляет:
– Ты очень похожа на мать, Лика, красивая была женщина.
Я даже не знаю, как на это реагировать, настолько удивлена его словами. Глухие удары в груди забирают все вопросы.
Он знал мою мать.
Не успеваю прийти в себя от потрясения, когда Юдин добавляет ещё одно:
– Но я привык к потерям. Поэтому иллюзий не строй.
Он, махнув рукой, просто удаляется, направляясь к трём джипам, которые замечаю у деревьев, а я так и стою, глядя ему в след. Сжимаю кулаки – до меня постепенно доходит смысл его слов. Он отвечает на мой вопрос, чёрт бы его побрал, но как обычно в своей манере.
Глава 35
Прихожу в себя далеко не сразу.
Юдин что-то знает о моём прошлом. А вот я совсем ничего! И вокруг слишком много всего происходит, чтобы не поинтересоваться, какого чёрта я во всё это втянута. Нет, имя моего отца на форуме не совпадение, теперь в этом не сомневаюсь, и если бы только могла, спросила бы о родителях у бабушки. Жаль, что ответить уже некому.
Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что в словах Демида есть смысл, и пусть в чувствах Глеба уверена, а всё же появление его в моей жизни вызывает сомнения. И я склонна верить бывшему мужу. Да, Юдин однозначно дал понять, кому следует задавать вопросы, но боюсь, так просто меня с распростёртыми Астахов не ждёт.
Поэтому сначала хочу подтвердить свои догадки, и пусть рискую, но быстро отыскиваю в недрах сумки визитку, которую оставляет мне Ирина и на следующий день её знакомый везёт меня за пределы города окольными путями.
За свои услуги, как и обещает Макарова, Руслан сдирает с меня немалую сумму, но выполняет свою работу отменно, нас никто не останавливает, хотя я всё жду парней в форме или хотя бы на огромных джипах, но сегодня приключений не случается, и вскоре мы подъезжаем к ветхому строению.
Сгоревший дом выглядит ужасающе. Понимаю, что полыхало, не оставляя шансов на уцелевшие вещи. Даже деревянный забор пострадал. У меня сердце замирает от того, что я вижу сейчас, ностальгия болезненными спазмами окутывает оцепенением. Ничего не осталось – сгорел ведь не просто дом, а словно всё прошлое, проведённое здесь. Моё детство, юность. И время, проведенное с бабушкой.
Прошу мужчину подождать в машине и вскоре захожу во двор, толкая старую калитку. Она легко поддается, и некоторое время бесцельно брожу по развалинам. Мне кажется, я даже пропитываюсь этим запахом гари. Едким и всепоглощающим.
В доме даже смотреть не на что, просто груды строительного мусора, а местами даже опасно, крыше удается уцелеть лишь в одном месте, но кажется, даже ей с такими увечьями недолго остаётся. Бросаю взгляд на небольшой сарай, обитый металлическим профилем, он тоже пострадал, но я всё равно, повинуясь порыву, дергаю железную дверь на себя.
Она со скрипом поддаётся, и я осторожно вхожу. Глаза постепенно привыкают к темноте, включаю фонарик на телефоне и осматриваю «владения». Взглядом выхватываю небольшую коричневую тумбу, она металлическая, я помню, что раньше она стояла у бабушки в спальне и вспоминаю её секрет.
Я бы вряд ли обратила внимание на старинную вещицу, если бы не видела её раньше. К тому же понять, что за столешницей ящик довольно сложно. Я и знаю о нём лишь потому, что бабушка захлопывала створку, когда я как-то неожиданно вошла в её комнату. Сейчас лишь это вспоминаю, и тут же окутывает новой волной тоски.
Неужели ты правда что-то скрывала, бабуля, и зачем?
Не знаю, что могу увидеть внутри, просто хочу проверить всё.
Ломаю ноготь, чертыхаюсь, холодный металл поддаваться не хочет, но моя настойчивость побеждает, и я замираю, разглядывая то, что лежит внутри. Ничего особенного, записная книжка в твердом переплете под кожу, которая уже местами изрядно потрескалась, свечу фонариком и просматриваю, что внутри: рецепты, цитаты, может, и есть что-то важное, но я пока что не вижу в записях ничего особенного.
И всё же это память о бабушке, кладу блокнот в сумку и ящик закрываю.
Выходя, ещё раз оглядываю двор. Совершенно точно сюда больше никогда не вернусь и с тяжестью в сердце делаю глубокий вдох: деревянная сидушка проржавевшей качели вдруг покачивается от ветра, в тишине скрип раздается так неожиданно, что я замираю, и тут же к глазам подкатывает горечь, подхожу, касаюсь холодных прутьев, осторожно останавливаю раскачивание и сжимаю губы. Я прощаюсь с этим местом, когда-то родным и теперь как будто таящем в себе угрозу.
Ещё пара минут тишины, и вскоре выхожу со двора на дорогу. Глубоко дышу – это было настоящее испытание, и всё же чувствую досаду – я ничего не нашла. Впрочем, есть ощущение, что кто-то очень постарался. Уже собираюсь направиться к Руслану, который ждёт меня чуть дальше у участка, но кое-что заставляет задержаться. А точнее, кое-кто.
– Ликуня? – слышу совсем рядом знакомый голос и оборачиваюсь, растягиваю губы в улыбке. У соседней калитки стоит полная женщина в возрасте. Я её хорошо знаю.
– Здравствуйте, тёть Даш, – говорю и, приближаясь, рассматриваю. Она подозрительно косится за мою спину. – Что-то не так? – тоже оглядываюсь на Руслана.
– Тут уже и не знаешь, что так, а что не так. Сгорел ваш дом, – говорит она, как будто я сама этого не вижу. Наклоняется и пониженным тоном добавляет: – Да только сдаётся мне, помогли ему сгореть-то.
Для убедительности она даже глаза округляет.
– Вы что-то видели? Считаете, это поджог?
Женщина снова переводит взгляд за мою спину:
– А кто это там с тобой? – адресует она чёрному авто. Отвечаю тут же, напрягаясь.
– Мой хороший знакомый, вы не бойтесь, он хочет мне помочь, – на всякий случай уточняю я.
– Вот такой же помощник приезжал накануне пожара, – всё-таки сдаётся женщина. Мне кажется, ей в принципе тяжело даётся молчание, и сейчас она рада поделиться наблюдениями. Она тут же продолжает: – Вышел со двора вашего, не знаю, заметил ли, я сразу калитку-то обратно аккуратно прикрыла, прижалась и долго стояла, прислушиваясь. Не понравился вот сразу. Он подошёл и даже постучал, но я не открыла. А потом, когда услышала, как отъезжает автомобиль, вошла в дом и вскоре запах гари почувствовала, огонь перекинулся на наш сарай, благо, потушили. А ваш дом не успели, всё сгорело, – кивает она, хоть я уже в этом и так убеждаюсь.
– Хотите сказать, что видели эту же машину? – вдруг сама испытываю волнение по этому поводу, но женщина возражает:
– Нет, нет, та была серая. И номера заляпаны. Вот как у этой. Я успела машину на телефон сфотографировать до того, как этот мужчина вышел из вашего двора.
Ухмыляюсь, у Глеба серый джип.
– Не покажете?
Женщина кивает и лезет в телефон, а потом восклицает:
– Тьфу ты, я же с дочкиным выходила, у нее связь здесь лучше берёт, она как раз из города приезжала, на него и сфотографировала. Я пришлю, – говорит она, но я ещё прошу описать человека, которого, хоть и мельком, но надеюсь, успела рассмотреть тётя Даша, и после её ответа, ещё кое-что проверяю и иду в машину, кусая губы.
Под описание тети Даши очень подходит Глеб, и увидев его фото на телефоне, она кивает. Да, похож, хоть она и не уверена на сто процентов.
Конечно серых автомобилей пруд пруди, но что-то мне подсказывает, тётя Даша пришлёт фото знакомого мне авто. Всё не могу понять, что натворил Глеб и зачем если это действительно он? И пока мы возвращаемся в город, пытаюсь представить картину, которая врезается в уже собранную часть пазла новыми фактами.
Прощаюсь с Русланом недалеко от своего дома, но в квартиру не спешу. Вместо этого сажусь в свою «ауди» и пытаюсь найти в прошлом ещё один ответ.
Почти год назад
Я стою в полутёмной прихожей на пороге нашей квартиры, а Демид испепеляет меня взглядом. Он, конечно, ещё в ярости.
– Зачем ты пришла? – буквально рычит он.
Вопрос звучит сразу с угрозой, Демид обозначает бесполезность моих попыток что-то объяснить. Но я всё равно пытаюсь пробиться:
– Демид, выслушай… Пожалуйста.
Мой голос срывается, но вместо того, чтобы дать мне объясниться, он вдруг прижимает меня к стене рядом. Я выдыхаю, воздуха мне определённо не хватает. Впервые ощущаю на себе всю его злость так явно. Демид никогда раньше не применял ко мне силу, он даже в ссорах не переходил грань. А вот теперь так просто нависает, зло дышит, и если бы взглядом можно было размазать, в порошок стереть, он бы так и сделал:
– Я не хочу тебя слушать. И видеть тоже. Это понятно?
Его голос эхом звучит на повторе. Оно меня оглушает.
Нет, мне до сих пор это не понятно.
Я всё ещё в каком-то кошмаре, который меня медленно убивает. Близость Демида вызывает дрожь и совсем не от того, что он мне может причинить боль. Я до одурения боюсь его потерять, но уже ничего не могу сделать. Муж не оставляет ни единого шанса оправдаться. Впрочем, у него есть основания на это.
– Я не понимаю, как… – срывается с губ, но Демид отрезает безапелляционно:
– Мне неинтересно.
– Ты ведь даже не знаешь…
– И знать не хочу!
От бессилия закрываю глаза. Совсем по-глупому представляю, что Демид сейчас вдруг прикоснется к губам и прижмёт меня к себе. Мы вместе придумаем выход и решим, как быть дальше. Но этого не произойдёт.
Я бьюсь о стену. О толстый лёд.
Демид непробиваемый.
Про фото я пишу ещё утром, в мессенджере пересылаю, но ничего этим не добиваюсь. Фото даже не просмотрены, сообщения не прочитаны. Скорее всего, я попала в чёрный список. И не только в телефонной книге.
– Мне прислали фото, где ты… где ты не один… – говорю и снова получаю молчаливый упрёк.
Не знаю, на что надеюсь, просто использую все возможности объясниться. Но мои слова, словно теннисные мячи, так просто отлетают от него, как от стены.
– Знаешь, в чём между нами разница? – прищуривается Демид, и от его интонации замирает сердце. – Я тебе доверял, Лика. Мы должны были доверять друг другу, что бы ни случилось, – бросает он фразу пониженным тоном.
– Мы ничего не должны, – поправляю скорее на автомате, цитирую выдержку из лекций. – Это осознанный выбор, а не обязанность.
В ответ взгляд Демида становится ещё более мрачным.
Он достает из кармана телефон и открывает галерею. Листает фотографии перед моими глазами, комментирует, пока я прихожу в очередной шок.
– Мне тоже, представь, приходили фото, где ты с Глебом, Лика. Много фото за всё это время. Вот мой осознанный выбор. Посмотри, например, на эту.
Я закрываю глаза, останавливая слёзы, и снова распахиваю. Это фото сделано совсем недавно, я стою боком и улыбаюсь, Глеб улыбается мне в ответ. Мы тогда пересеклись прямо перед лекцией, недалеко от автомата с кофе, у него в этом же здании была встреча, да я в этот день просто поздоровалась, притормозив, и мимо прошла, совсем никакого кокетства, но на «удачном» кадре запечатлено, будто мы тут часа два любезничаем.
На некоторых фото явно видно, что мы с Глебом что-то живо обсуждаем. Вот прощаемся у его машины, потому что моя дальше, но выглядит так, будто я садиться к нему собираюсь. Это всё такой бред, что я тут же хочу возразить. Ведь и половина кадров не отражает сути, я ни разу не флиртовала с Глебом даже в шутку и придерживалась исключительно делового общения. Сдерживаю новую волну отчаяния. Не флиртовала, но в его постели проснулась. Мои объяснения просто бесполезны.
– Ты следил за мной? – произношу вместо всего того, что досадно врывается в голову.
– Нет, – ухмыляется он. – Не следил. У меня не было в этом потребности. А вот мой отец тебе не доверял, его человек, как выясняется, какое-то время за тобой приглядывал.
Становится так паршиво, что хоть сквозь землю провались, а упреки всё равно, попав в цель, так и останутся внутри. Они буду сводить меня с ума.
– И я с ним из-за тебя не раз расходился во взглядах, Лика, – продолжает Демид, добивая. – Но он, выходит, оказался прав.
Мотаю головой. Нет. Неправ. Это не так.
– Я не давил на тебя, даже не впутывал. Я просто тебе верил.
– Демид…
– Молчи, – прерывает снова, наклоняется, он меня уничтожает, размазывает. – Я не всё тебе рассказывал, и да, чёрт возьми, не всё и сейчас говорю… – он делает паузу. А потом окидывает таким взглядом, который я ещё долго не забуду. Полный ненависти, обиды, отчаяния и боли: – Но я никогда тебе не изменял. Ты можешь сказать то же самое?
Его вопрос рвёт меня на части, Демид словно стреляет контрольным, ставя точку.
Мои глаза наполняются слезами, я их глотаю, но мокрые дорожки всё появляются и появляются, катятся по щекам, они выжигают правдой.
Ответ один – не могу.
– Оформлением развода я займусь сам, с тобой свяжется юрист, – произносит сухо, отталкивается от стены и отходит. С этих пор он надевает маску, которую я буду не в силах пробить. Это не обида, это расплата.
Моя вина неоспорима. Полностью её признаю, мне нет прощения, потому что я грань перешагнула, а он нет. Я бестолково киваю и, после того, как Демид разворачивается и скрывается в кухне, выскакиваю за дверь.
А потом стою у подъезда, потому что просто не знаю, куда идти. Звоню Оксане, но вдруг оказывается, из города она сегодня всё же уехала. Ключи от машины в квартире, возвращаться за ними не хочу. Телефон в руках издаёт последний сигнал, оповещающий, что заряда нет, и садится. Теперь я даже такси вызвать не могу. И куда поеду, тоже не знаю.
Дождь отчаянно льётся, не прекращаясь, разбушевавшийся ветер нещадно бросает мне в лицо холодные капли, и я снова промокаю до нитки. Ближайшая гостиница чёрт знает где, и выходит, идти только пешком. Либо же удастся поймать машину. Но я просто бесцельно бреду по улице и, обнимая себя за плечи, понимаю, что вчера, когда я вот так же шла, всё было ещё не так плохо.
Проезжающих машин практически нет, слышу звук мотора, невольно оглядываюсь, а потом ухмыляюсь. И мотаю головой.
Глеба обвинять не могу, это сейчас возникают сомнения, а тогда у меня ещё не получается трезво оценивать его действия, все прочие чувства глушит обида. Я очень резко говорю с Астаховым с утра, а он в ответ хмурится и задаёт вопрос, жалею ли я о нашей ночи, потому как он вчера решает, что я тоже этого хочу.
Он лишь просит прощения, что не смог устоять, говорит, что рядом со мной ему и так сложно сдерживаться, а тут у него появляется надежда, что я давно к нему что-то тоже испытываю. Просто то, что я в браке, не даёт мне переступить грань. И вчера я просто делаю то, что мысленно давно хочу. Вот так он думает. И я его тут же разубеждаю.
Да, считаю нашу ночь ошибкой. Даже не помню её.
Нет. Не чувствую. Ничего.
Глеб сейчас стоит передо мной и просит его выслушать. Он впервые так настойчив, и вскоре, когда я его просто молча обхожу, он останавливается передо мной снова, на этот раз перекрывая путь на тротуаре джипом.
Говорит, что его квартира пустует, и что сам он там находиться пока не будет, уезжает на несколько дней и позже найдёт, где жить. Повторяет, что чувствует свою вину, и обещает, что я его даже не увижу. Он просто хочет помочь и взамен ничего не просит.
Всё-таки сажусь к нему в машину, у меня просто больше нет сил, и когда он привозит меня к себе, сначала поит чаем, а потом действительно уезжает. Мы сойдёмся с ним намного позже моего развода. Оба сходящие с ума от несчастной любви.
А тогда я словно живу на автомате, просто существую. Сплю в гостиной, из квартиры почти не выхожу, к тому же выясняется, что со мной разрывают договоры компании. Я сначала довольно спокойно на это реагирую. Во-первых, мне сейчас на всё плевать, во-вторых, будут другие. Но когда тот самый знакомый Глеба в трубку произносит:
– Ты же понимаешь, это не от меня зависит, – удивленно хмурю брови. Он при этом добавляет: – Да и помещение, в общем-то, принадлежит не мне, я лишь арендую. Сама знаешь, у кого.
А я только сейчас и осознаю, что моя карьера шла вверх не просто так – Демид помогал мне взлететь, и делал это, находясь в тени: хорошие цены на аренду, выгодные пакеты рекламы, интересные партнёры и многое другое – всё это мне предлагают с его подачи. А я создаю себе иллюзию, что всего добиваюсь сама.
Сама. Но за плечом стоял Бронский. Такой вывод я тогда делаю.
Оксана всё время оказывается занята, сначала она вроде как уезжает, но потом возвращается в город. И в нашу единственную короткую встречу, я чувствую, что она тоже меня безмолвно упрекает. Разочарована она вовсе не как в подруге, а как в жене Демида.
Наверняка падаю в её глазах, тогда не понимаю, почему она принимает его сторону, а не поддерживает меня. Мне ведь тоже плохо. Я чувствую холод и сама встреч больше не ищу. Мы постепенно просто отдаляемся, а со временем замечаю, что подруги у меня больше нет.
Не отстают и социальные сети. Правда они передают нашу историю по-своему. Это народ умеет. Сначала я читаю и округляю глаза, потом и вовсе перестаю следить. Просто не могу.
Меня уверенно топят со всех сторон, пока я схожу с ума и кричу в пустоту.
И всё же решаюсь на очередной разговор.
Демид так просто соглашается, когда я пишу сообщение с другого номера – хочу прийти за вещами, что глупое сердце отчаянно цепляется за этот шанс. И пока собираю сумку, выхватывая взглядом знакомые и до боли родные мелочи в нашей спальне, всё представляю наш диалог. Но оказывается, Демид беседы со мной вести снова не собирается, а просто решает показать, что прекрасно справляется без меня.
Он точно знает, как больно мне будет видеть у него в квартире Малену. И всё безупречно рассчитывает, чтобы отныне я даже попыток не делала к нему приблизиться.
Просто смотрю на них и не верю, что это происходит по-настоящему: и когда она врывается в наш мир, словно к себе домой, и увидев, как Демид её целует. Вот так, при мне.
Представляю, как она счастлива. И даже ей завидую. Он её обнимает. Её. Не меня.
Я теряю дар речи. По венам несётся царапающее чувство, оно накрывает с головой, уничтожает и забирает все слова.
– Присоединяйся, ну, – бросает Демид, оторвавшись от девушки, отходит назад, опускается на диван, рукой хлопает по месту рядом, а я наконец отмираю. – А что не так?
При этом так широко улыбается, что выходит наигранно. В глазах вижу боль и всё-всё понимаю. Он никогда меня не простит.
Любит Демид на полную. Ненавидит в сто раз сильнее.
Теперь, не мешкая, покидаю гостиную, не помню даже, как обуваюсь, как беру спортивную сумку с вещами, ключ я просто бросаю в сторону зеркала и выбегаю из квартиры, захлопнув дверь.
Только сейчас замечаю, что по щекам катятся слёзы.
Это конец.