Текст книги "В ожидании счастья"
Автор книги: Терри Макмиллан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
А секс? Да он практически прекратился, стал казаться почти неуместным, тем более что, даже если они и бывали близки, Джон вел себя так, словно одолжение делал, но даже и в этом переигрывал. Ты перестала надевать чулки с подвязками, кружевные сорочки и туфли на шпильке. Убрала видеофильмы, которые раньше так его вдохновляли, и вообще перестала делать вид, что „это" тебе нравится. Никакого желания, просто так, одна неизбежная обязанность. Конечно, тебе уже стало ясно, что все это ненормально, но ты не знала, как можно что-то наладить, исправить, да и не слишком хотела.
А в прошлом году, как раз когда Оника пошла в школу, Джон просто помешался: вдруг возмечтал о третьем ребенке. Впервые за многие годы ты нашла в себе силы сказать „нет". Не для того ты училась, чтобы навечно стать домохозяйкой. Он пришел в ярость, а ты легла в больницу и тебе перевязали маточные трубы.
Глория, твоя чокнутая подруга-парикмахерша, когда ты пожаловалась ей на свои проблемы, сказала, что лучшее лекарство от скуки – заняться чем-нибудь стоящим. Сама она активно участвовала в Движении черных женщин Финикса. Оно объединяло женщин, которые не хотят всю жизнь только мыть, стирать, убирать и возиться с детьми, тех, которые хотели бы изменить свою жизнь, а также тех, которые уже достигли некоторого положения в обществе и теперь ищут лучший способ борьбы со стрессом – неотъемлемой частью любого успеха, и, наконец, женщин, которые не желают быть просто „примером для подражания", а, действительно, стремятся помочь тем черным, кому по той или иной причине живется плохо. Ты присоединилась к этому движению.
Глория перезнакомила тебя со всеми, но именно с Робин ты сразу нашла общий язык, хотя вы совершенно разные. Робин – дерзкая, смешливая, неисправимая оптимистка и болтушка, каких мало. Ни вкуса, ни стиля, но видно, что очень старается развить и то и другое. А тебе было все равно, потому что в Робин тебе больше всего нравилось, что эта девчонка точно знала, кто она и чего хочет от жизни. Как выяснилось, больше всего на свете она хотела ребенка. Она тут же произвела себя в „тетю Робин" и стала водить твоих детишек на прогулки, в зоопарк, кино, кататься на роликах, есть мороженое и просто развлекаться – насколько хватало выдумки и рекламы в воскресных газетах. Как точно она тогда определила: все очень удачно, тебе – свободное время, мне – опыт в воспитании детей. Правда, что касается мужчин, то она была немного со странностями, потому что ее парень мало того что жил за ее счет, он еще обращался с ней хуже некуда, но ты держала свои мысли при себе и на этот счет особо не распространялась, потому что наконец-то у тебя появилось то, чего ты так давно была лишена: было куда пойти, что делать, и главное, ты больше не была одна.
Когда Джон в очередной раз отказался дать денег на твое кафе, заявив, что не хочет рисковать, ты устроилась в фирму по торговле недвижимостью (скука, конечно, жуткая) и, утаивая часть денег от зарплаты, принялась копить в надежде, что однажды все-таки начнешь свое дело. Из-за того, что ты пошла работать, Джон пару раз закатил скандал – ведь у тебя появились свои деньги, а главное, после стольких лет он, дети и его дурацкий дом перестали быть твоей единственной заботой.
Это и стало началом конца.
– В воскресенье зайду забрать свои вещи, – раздался голос Джона. – И скоро с тобой свяжется мой адвокат.
Слишком это у него легко. Впрочем, как и все, что он делал, обеспечение под эту программу наверняка готовилось долго. Тебе ли не знать. Компьютерщик, как же. Но и ты не вчера родилась, тоже знаешь, как входить в банк данных, вести поиск и производить замены. Тебе захотелось крикнуть ему в лицо „Просчитаешься!", но ты вдруг поняла, что уже не нужно ничего ему доказывать, и перевела курсор. Страница закрыта.
Бернадин прокашлялась и заставила наконец свой голос слушаться:
– А дети? Джонни, Оника?
– Я их по-прежнему люблю, – сказал он. – Не волнуйся, я о них позабочусь.
– Позаботишься?
– Без денег ты не останешься.
– Денег?
Вот оно что. Раздел. Деньги. Денежки. Доллары. Перетрясся уже, что оберут его, бедненького.
Бернадин опять почувствовала дурноту. Руки тряслись, ноги дрожали. Дар речи вроде бы вернулся, только сказать было нечего. Она повернулась и побрела через гостиную наверх, в их с Джоном спальню. С силой захлопнула дверь и повернула ключ.
Бернадин обвела взглядом комнату. Вполне сойдет за похоронное бюро. Кровать красного дерева слишком роскошна и похожа на огромные сани. И невиданные, фантастические цветы на покрывале – такие надуманные, неживые. Слишком, слишком много картин. Уродливая живопись в уродливых золоченых рамах. Она хотела для книг белые стеллажи, но Джон настоял, чтобы сделали деревянные и непременно кленовые. И этот китайский ковер: она его просто ненавидела, как и все зеленое. И вообще ни в этой комнате, ни в целом доме ничего не говорило, что здесь живет черная семья. Бернадин перешагнула через ковер и стала босыми ногами на кафельный пол. Ноги тут же замерзли, но комнатные туфли она надевать не стала. Так босиком и пошла в ванную.
Сквозь окно в потолке лился солнечный свет. Тяжело опираясь о край умывальника, Бернадин тупо уставилась в зеркало. Глаза припухли, губы потрескались, красные пятна на одной щеке. Хороша, нечего сказать. Она повернулась, посмотрела в большое зеркало бельевого шкафа и, сама не зная зачем, задрала сорочку. Боже, что стало с ее грудью! Не то что до рождения детей. Тощая, почти плоская, соски чуть не в пол смотрят. Тело рыхлое, кожа тускло-коричневая со светлыми растяжками на животе и бедрах. Старуха, да и только. Она чувствовала себя старой и выглядела гораздо старше своих тридцати шести. Бернадин подошла к зеркалу так близко, что от ее дыхания оно запотело. Принялась придирчиво изучать свое лицо. Бернадин и раньше-то не была красавицей и теперь лишний раз в этом убедилась. Она отступила на шаг, снова осмотрела себя с ног до головы, пытаясь представить, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь назвать такое страшилище привлекательной женщиной. Потом опустила рубашку. Придирчиво осмотрела зубы: все еще желтые, хотя уже больше трех месяцев не курит. А, вот чего не хватает! Сигарету бы сейчас. С сигаретой легче поверить в случившееся. С сигаретой легче будет понять, что жизнь перевернулась. С сигаретой легче будет решить, что делать дальше. Как жить. То, что без мужа, это она уже осознала. Стоп. Без мужа? Она опустилась на край ванны и уткнулась лицом в колени. Казалось, муж у нее был всегда. А сейчас получается, что после развода она останется в тридцать шесть лет с двумя детьми и без мужа. То есть одна. Одна?! Она так и взвилась, вспомнив то, что упустила из виду.
– Сволочь! Сукин сын! – Она подскочила к зеркалу. Кому она такая нужна? Начать сначала! С какого, подонок, начала? Жизнь-то уже не в начале, а очень даже в середине. Да еще с двумя детьми. Бернадин бросилась к аптечке, нашла флакон с нужной этикеткой. Сунула в рот сразу две таблетки успокоительного, хотя раньше принимала по одной. Почувствовав горечь на языке, сообразила, что надо бы водой запить, и открыла кран. Оперлась ладонями на туалетный столик, словно разглядывая черно-золотые крапинки облицовки. Плечи тяжело опустились. Она об этом никогда не думала. Не приходило в голову подумать, как жить, если их брак развалится. Он не должен был развалиться. Она подставила под струю пластиковый стаканчик, залпом выпила и швырнула смятый стакан в мусорную корзину. Бернадин задыхалась от ярости, от злости за свою былую самоуверенность, за непростительную наивность. Ей хотелось избить себя, наказать за это, и она со всей силы пнула большое зеркало на двери. Серебристую поверхность тут же затянула паутина трещин, и ее отражение словно раскололось на сотни мелких кусочков.
– Пачку сигарет, пожалуйста.
– А помельче нет? – Парень за прилавком в супермаркете неохотно взял у нее стодолларовую купюру.
– Не знаю, – ответила Бернадин, даже не подумав поискать нужную банкноту.
Парень посмотрел на нее с подозрением. Чокнутых он здесь и раньше видел, но эта-то вроде бы нормальная. Только волосы как у комиков: накрутила, да так и не расчесала. И потом, в халате, в домашних туфлях на босу ногу, а бриллиант на пальце не хуже, чем у Лиз Тейлор. И глаза красные, как у кролика. Может, от слез, а может, и от наркоты. Точно. Не проспалась еще. Белые дуры, у которых пропасть денег, только и делают, что таблетки глотают да пьют целыми днями. Они сюда часто приходят, за вином и все такое, и в сумочках у них всегда полно беленьких пакетиков, ну, аптечных, они, когда расплачиваются, то видно. Парень смотрел, как Бернадин с трудом запихивает сдачу в кошелек. Обидно. Эта все-таки черная.
Бернадин не помнила, как ушла из дома, как и куда ехала, или то, что Джон ушел раньше нее. Не помнила, что упала на ступеньках спальни, когда искала сумочку. Не понимала, что вот сейчас, в эту минуту, дети спят дома одни или что сегодняшние плюс тридцать два градуса просто рекорд для февраля. Сев в машину и включив зажигание, она не услышала гула мотора. Руки не чувствовали руль, музыка звучала глухо и отдаленно, хотя радио она запустила на полную катушку. Бернадин старалась не закрывать глаза, но все кругом казалось серым. Жара, конечно, бывает серебряной, но даже поморгав, Бернадин не избавилась от этого серого цвета. Она сорвала обертку с сигарет, прикурила и глубоко затянулась прохладным дымом. Даже не кашлянула. Сев поглубже в кожаное кресло, она задним ходом, не глядя, выехала со стоянки и попыталась вспомнить, как ехать домой.
СЧИТАЙ, ЧТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО
Говорят, что любовь это улица с двусторонним движением. Что-то не верится, потому что улицу, на которой я болтаюсь вот уже два года, иначе как грязной мостовой не назовешь. В конце концов я поставила крест на Расселе – лживой, скользкой и непостоянной Рыбе, – когда поняла, что он никогда не женится на мне. Когда я в первый раз заговорила с ним об этом, ответ был таков: „Потерпи немного, детка". И я ждала. Так прошло полгода, а он так ни разу и не заикнулся об этом. Тогда я первый раз поймала себя на мысли, что так может продолжаться всю жизнь.
Как-то раз в январе мы сходили в кино и, вернувшись, как следует занялись любовью. Рассел был в хорошем настроении – самое подходящее время для серьезного разговора. И что же? Оказывается, женитьба его пугает, и он пока не готов „принять решение". Тут я спихнула его с себя и села.
– Что же тебя так пугает?
– Все, – ответил он, поглаживая мою грудь.
– Это не тюрьма. – Я отвела его руку. – Мы уже год вместе, что изменится?
– Многое.
– Рассел, ты на самом деле любишь меня?
– Конечно, я люблю тебя, – сказал он и поцеловал мне руку.
– Ты разве не счастлив со мной?
– Очень счастлив.
– Разве я не удовлетворяю тебя?
– Полностью.
– Тогда непонятно, в чем же дело. Тебе уже тридцать семь, Рассел.
– Я знаю.
– А мне через полгода будет тридцать пять.
– Знаю и это, – сказал он. Теперь его указательный палец рисовал круги на моем животе.
– Ну и когда ты созреешь для этого шага? – спросила я и хлопнула его по руке.
– Скоро. – Он перевернулся. – Я действительно хочу жениться на тебе, Робин. Но это большие обязательства, и сейчас я стараюсь привыкнуть к этой мысли. Как только я буду готов, поверь мне, детка, ты будешь первой, кто узнает об этом.
И как круглая дура, я набрала в рот воды и провела в этом состоянии еще полгода. Я не хотела терять Рассела. За последние семь лет у меня было пятеро мужчин, отношения с которыми можно было считать серьезными, и два раза из этих пяти я оставалась одна, потому что появлялась другая. Я твердо решила – такого со мной больше не повторится, и поэтому делала все, что в моих силах, чтобы удержать Рассела. Я держала себя в форме – четыре раза в неделю обязательно занималась аэробикой и ни разу не появилась перед ним без косметики. Я потратила целое состояние на свою внешность и выглядела не хуже – если даже не лучше – Джанет Джексон. До сих пор я сама делала себе накладные ногти, но теперь взяла у Глории акриловые – Бернадин сказала, что мои выглядели уж совсем дешево. Лак у меня всегда был ровным, я очень за этим следила, и пятки никогда не были шершавыми – раз в месяц, а то и два делала педикюр. В квартире не найти было и пятнышка, а о том, что не умею готовить, я предупредила сразу же. Правда, он сказал, что это ерунда. Еще надо сказать, что он любил бывать на природе, ему нравились кемпинг, походы и рыбалка. Сама-то я терпеть не могла спать под открытым небом, не имея возможности зайти перед сном в ванную, да и рыбалка наводила на меня тоску, но я не жаловалась и все равно ехала с ним. А главное – я никогда не отказывала ему, когда он хотел заняться со мной любовью, даже когда бывала смертельно уставшей. Чего еще может желать мужчина?
Когда я познакомилась с Расселом, он жил со своей подругой в одном из шикарных районов города, и вот однажды, придя с работы, он нашел квартиру пустой. Подруга ушла, забрав из дома все. Стыдно сказать, но я была этому рада – так надоело все время прятаться и чего-то от всех скрывать. Я устала от того, что среди ночи ему нужно было спешить домой, что нельзя было звонить ему – только в те дни, когда ее не было в городе. Он работал в депо Южной Тихоокеанской железной дороги, так что и на работе его тоже было не поймать. Я бывала у него на квартире, но никогда не спала с ним в их постели, от этого я отказалась решительно – какая-то гордость у меня все-таки была. Рассел сказал тогда, что мог бы оставить за собой квартиру, только зачем? Он повторил, наверное, раз сто, что как только придумает, как расстаться с ней без скандала, тотчас же это сделает, потому что любит меня и никак не дождется момента, когда сможет быть со мной двадцать четыре часа в сутки. „Я думаю, ничего не происходит случайно, правда, детка?" – сказал он. Примерно то же самое говорила мне мой психоаналитик, которая также разбиралась в магических числах: „Главное – рассчитать все по времени". И так как пошел четвертый месяц, благоприятный для моего знака, то она объявила, что „пришло время исправления многих ошибок". Чьих, я тогда не поняла, но как же все обернулось!
Мне не хотелось знать, почему та женщина оставила его, да я и не спрашивала. Я была так счастлива, что он теперь принадлежал только мне. Четыре дня спустя разрешила ему переехать ко мне. Казалось, наконец-то на меня снизошло благословение – Рассел был так хорош, что, наверное, любая черная американка в здравом уме хотела бы его заполучить. Но теперь он стал моим, и только моим.
В то время у него были кое-какие трудности, и я решила, что вполне смогу помочь ему справиться с ними. Во-первых, Рассел залез в долги, и довольно серьезно, и я, не колеблясь, заняла три тысячи у родителей и дала ему взаймы. Кроме того, он стукнул свою машину, и оказалось, что страховка почему-то аннулирована. Я работаю в одной из крупнейших страховых компаний в Финиксе, поэтому удалось достать ему новый полис задним числом. Однако неудачи буквально преследовали Рассела: на этот раз машину угнали, и я помогла ему в покупке новой – не мог же он ездить на работу на мотоцикле.
Словом, все шло отлично, пока я не обнаружила в его спортивной сумке чью-то нижнюю юбку, а затем недосчиталась его собственных трусов, которые, кстати, сама ему покупала. И точно так же, как обычно показывают в кино, по пятницам он начал играть в покер „с друзьями". Что же, пусть меня считают дурой, но я не хотела признаться себе, что мой возлюбленный встречается с другой. Мама всегда говорила мне, что все не так плохо, как нам иногда кажется, по крайней мере, каждый человек может оступиться, мужчина – особенно, и ему нужно непременно дать шанс. Поэтому я ничего не сказала Расселу. Долго ломала голову, стараясь понять, что же я делала не так, не по моей ли вине он ищет чего-то еще? Бернадин сказала, что на моем месте вышибла бы ему мозги: „Я убью Джона, если он станет мне изменять!" Мама ограничилась тем, что напомнила мне о пользе презервативов, а отец, больной склерозом, вообще не понял, из-за чего весь сыр-бор.
Сдаться без борьбы было не в моих правилах, поэтому я еще больше старалась угодить Расселу. Я любила его, хотела выйти за него замуж и иметь от него законного ребенка. Сколько раз я мечтала об этом! Но теперь я хорошо усвоила уроки кармы. В книге магических чисел говорилось, что я слишком несобранна, склонна начинать борьбу ради самовыражения, поскольку всегда встречаю сопротивление. Я также могу захотеть сменить имя, чтобы усилить свое поле, потому что не умею „видеть за деревьями леса", что вообще свойственно числу пять. Но я не могу этого сделать. Числа Рассела еще хуже моих, у него сплошные четверки. А это значит, что он безответственный, разбрасывается по мелочам, беспокойный, вечно недовольный, а при пожаре бросится искать сразу все двери и, не найдя ни одной, начнет вопить и носиться кругами по комнате. Пока он не усвоит уроков своей кармы, так и будет искать все новые и новые удовольствия. Однако наши жизненные пути заканчиваются одним и тем же числом, из чего я сделала вывод, что он должен быть частью моей судьбы – так как же можно его отпустить!
Скоро домой начала звонить какая-то женщина, которая тут же клала трубку. Анонимное письмо пришло и ко мне на работу, на нем была пометка „лично", но секретарша заявила, что не заметила, и вскрыла его. Письмо было напечатано на машинке, и вот что в нем говорилось: „Какая же ты дура! Ты хоть понимаешь, что Рассел переехал к тебе только потому, что его подружка не захотела больше платить за его жилье и его просто выселили, так как с его жалким кредитом больше ничего не оставалось делать? Ты это знала? Ты знала, что не ты, а другая женщина помогла ему купить ту машину, а когда он не выплатил три взноса подряд, потребовала ее назад? Спорю, он сказал тебе, что ее украли, ведь так? А сколько ты одолжила ему? Он и тебе обещал жениться? У тебя нет чувства, что он вешает тебе лапшу на уши со всеми этими жалкими отговорками, что „не готов пока принять решение"? Продолжай и дальше мечтать, милочка. А лучше выпутывайся быстрее, пока совсем не завязла". Внизу стояла подпись: „Та, что уже обожглась".
Я порвала письмо на кусочки, но все-таки рассказала о нем Расселу. И что, думаете, он ответил? Должно быть, это какая-то злобная мадам из его прошлого, которая старается вернуть его назад. Он, дескать, не имеет понятия, кто это может быть, и если я поверила в эту чушь, значит, я недостаточно верю в него. А как можно жениться на женщине, которая недостаточно верит в тебя?.. Прошло несколько недель. Был выходной, который пришелся на праздник 4 июля, и мы только что вернулись из похода по Аризоне. До реки мы ездили на мотоцикле Рассела, и теперь при въезде на площадку парковки у дома я с ужасом увидела до неузнаваемости изуродованную крышу своего автомобиля. Это была последняя капля. Больше я не могла выслушивать его лживые объяснения. За подобные дела извинениями не расплачиваются. Я собрала его вещички и выставила эту задницу вон.
Когда до меня окончательно дошло, что его больше нет рядом, в моей жизни образовалась огромная пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Я была сама не своя. За две недели похудела на четыре кило и до сих пор не могу их набрать. Ниже пояса сзади у меня и раньше нечем было похвастаться, но сейчас там не осталось просто ничего. Не понимаю, как только меня не уволили: я пропустила все назначенные встречи с брокерами. Всю ночь я просиживала у телефона, но звонил кто угодно, кроме него.
В конце концов я устала от собственной депрессии, и чтобы как-то поднять себе настроение, усиленно занялась покупками, это продолжалось с июля до Рождества. Если где-то проводилась распродажа, я была там первой. Кроме того, я превзошла себя в заказах по почте. Обязательно два-три раза в неделю рассыльный звонил мне в дверь или оставлял пакеты у входа. Приятно было приходить домой, где тебя уже ждут коробки. Я постоянно забывала, что заказывала, и устроила игру в отгадывание: что же спрятано под оберточной бумагой. На кредитных карточках уже почти ничего не оставалось, поэтому пришлось добиваться у банка займа. Девять карточек заставили закрыть, но, слава Богу, оставили „Визу" и „Шпигель". Рассел до сих пор не вернул мне ни цента.
Меня мучило то, что я одна, я не привыкла к этому. Не могу вспомнить, когда в последний раз я оставалась без мужчины. Чтобы не сойти с ума и не развалиться окончательно, мне нужен был мужчина в качестве стимула и просто для компании, и я снова старалась быть привлекательной. Потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что выбор-то в сущности невелик. Раньше до меня не доходило, как трудно быть одной, пока сама не столкнулась с этим. Однако на этот раз я была полна решимости научиться отличать Настоящего от Притворщика. Немало вечеров провела я, занимаясь серьезным анализом кандидатов. Я называю это методом проб и ошибок.
Так называемые новые мужчины девяностых боятся таких женщин, как я. Я думала, что если быть честной и прямо выложить свои требования, то все карты будут на столе. Дуреха. Стоило сказать, что меня интересуют серьезные отношения, замужество и дети, – и они тут же разбегались, как мыши. И что здесь такого?
Я часто пыталась представить себе то время, когда я выйду замуж и заведу детей. Мне казалось, все будет чудесно, ну совсем как в кино. Мы безнадежно влюбимся друг в друга, и наша свадебная фотография попадет в журнал „Джет". Будет полный дом детей – я сама была единственным ребенком в семье и знаю, что это такое. Я буду образцовой матерью. Конечно, иногда могут возникать легкие ссоры, которые нетрудно уладить. И вместо того, чтобы идти на спад, наша любовь будет только расти. Мы будем полностью доверять друг другу. Люди будут завидовать нам, мечтать о такой же любви и лет через сорок спрашивать, как это нам удалось победить обстоятельства и быть такими счастливыми всю жизнь.
Такой вот глупой я была довольно долго.
С некоторых пор, правда, я стала задавать себе несколько трудных вопросов типа: „Что я делаю не так?" „Почему всегда влюбляюсь не в тех, в кого нужно?". Честно говоря, я так и не знаю, что я делаю не так, но точно выяснила, что моей главной слабостью всегда были красивые самцы с выдающимися мужскими достоинствами. И Рассел как раз вписывался в эту категорию. Я долго ломала голову, как бы избавиться от этого синдрома, но это ужасно трудно, особенно если только к этому и привык.
Надо было обратить больше внимания на слова Линды Гудман и китайских астрологов: я должна держаться подальше от Рыб, Дев, Стрельцов, Весов и Близнецов. Это беспокойная и ненадежная группа. Да, и забыть о Быках, Петухах, Драконах и Крысах. Я имела отношения с мужчинами, рожденными под этими знаками, и теперь мне наплевать, как они выглядят и что у них в штанах. Встречалась по крайней мере с двадцатью или тридцатью такими чудиками – достаточно, чтобы обнаружить сходство в их поведении. За это время я научилась точно составлять на них астрологические характеристики. Например: Рыбы постоянно врут, ленятся, никакой воли и ответственности; Девы жутко педантичны, всегда делают из мухи слона и забавно ведут себя в постели; Стрельцы – эгоисты на грани маниакальности, только и делают, что любуются собой, характера они стервозного, но как любовники исключительны; Весы слишком сентиментальны и ревнивы и такие собственники, что в конце концов пропадает всякое желание с ними спать; Близнецы – вот уж невероятно скучный народ, причем сами считают себя глубокими натурами, а трахаться не умеет ни один.
Не могу сказать, что я не испытывала соблазна разрешить Расселу вернуться, особенно с тех пор, как уже в течение двух последних месяцев он только и делал, что умолял меня об этом. Он говорил, что не в состоянии перенести разлуки и окончательно исправился. Но доказать этого он не мог. Я сознаю, что допустила ошибку, разрешив ему провести у меня пару ночей во время его первой осады, но на прошлой неделе Глория сообщила мне кое-что, заставившее меня наточить когти. Парикмахерша Дезире сказала Глории, что видела женщину по имени Каролина за рулем машины Рассела, той самой машины, которую я фактически купила ему. И еще ей показалось, что эта женщина беременна. Я ответила Глории, что Рассел не единственный в Финиксе, кто водит черный „форд". „Я знаю, – сказала она, – но как насчет слова SUAVE[5]5
Нежный, сладкий (англ.).
[Закрыть] на номере?"
Теперь я точно знала, что не питаю никаких иллюзий насчет Рассела, но мне захотелось послушать, что скажет этот лжец сам. Поэтому я позвонила ему на работу и попросила передать, чтобы он как можно быстрее со мной связался. Он позвонил лишь два дня спустя. Заявил, что не знает никакой Каролины. Насколько ему известно, ребенка от него никто не ждет. Но я-то знала, что он нагло лжет. Я сказала ему, что он подлый кобель, из тех, что питаются на помойках, и бросила трубку. Он тут же перезвонил и стал уверять, что не знает, кто пускает о нем все эти сплетни, но если мне так нравится, я могу и дальше верить им. Сообщил также, что все еще хочет жениться на мне, как только разрешится его финансовый кризис, что он уладит дела еще в этом году и можно будет уже думать о том, чтобы заиметь ребенка. Каким же дураком он себя выставил! Он унижал меня слишком долго, чтобы так легко сбить с толку. Чего мне действительно хотелось, так это сдать его задницу на мыловарню или позвонить в ФБР и сказать, что это он зарубил топором тех, о ком я только что прочитала в газете. Я так мечтала о пожизненном заключении для него! Пусть мучается, пока не поймет, что женская любовь это привилегия, а не право.
Лгать себе бессмысленно – я в полном отчаянии. Вот уже месяц, как я последний раз выходила в свет с мужчиной. Пытаюсь убедить себя, что все еще в хорошей форме, но в последние дни не могу пройти мимо зеркала, не всматриваясь в собственное отражение. Я выискиваю все новые изъяны и пытаюсь убедиться, что больше не выгляжу на двадцать четыре и красоты во мне не на десять баллов, а на шесть. Долгое время я ограничивала себя общением только с красивыми парнями, и вероятно, поэтому сейчас меня бросает в другую крайность.
Вот и сейчас: сижу здесь и жду Майкла, с которым договорилась пообедать. Майкл не красавчик, но это пока все, что имеется в наличии. А он еще и опаздывает уже на полчаса, хотя мог бы и позвонить. Надеюсь, что с ним ничего не случилось. Сегодня наша первая встреча. Мы работаем в одной компании, но в разных отделах.
Честно сказать, Майкл никогда не вызывал у меня бурных эмоций, пока, просмотрев старую записную книжку, я не обнаружила, что все, с кем я раньше встречалась, уже вычеркнуты: кто женился, а кто оказался так жалок в постели, что ничего не оставалось, как только провести жирную черту на их имени. Поэтому, когда в информационном листке появилась фотография Майкла и сообщалось о том, что его повысили до представителя по маркетингу (вот почему я перестала встречать его в лифте), я сразу обратила на него внимание. К тому же было ясно, что он больше не носит обручального кольца. Я только что прослушала тогда учебный семинар о настойчивости и, решив и быть такой, отправила ему поздравление по внутренней почте Спустя максимум два часа он позвонил и пригласил меня на ленч в свой офис. Стоит ли говорить, что я тут же приняла приглашение, совершенно не думая о последствиях, потому что еще никогда не заводила шашни со своими сослуживцами. Однажды, правда, было такое, но это не в счет.
Как бы то ни было, он уже заказал два швейцарских бутерброда с индейкой и пепси. Его самонадеянность странным образом понравилась мне – люблю мужчин, которые берут инициативу в свои руки. Зубы у Майкла были в отличном состоянии, такие симпатичные и беленькие, глаза немного сонные, что некоторые женщины считают признаком сексуальности, хотя мне показалось, что это из-за того, что он выпил немного лишнего. Я бы дала ему лет тридцать восемь-тридцать девять, потому что на лице у него уже были такие морщинки, которые бывают у тех, кто много улыбается, правда, он вовсе не улыбался. Еще у него были самые толстенькие и самые коротенькие ручки, какие я когда-либо видела у мужчин. Я слышала много историй о коротышках с толстыми пальцами, но в мире столько пустых слухов, в которые верят невежественные люди. Я всегда говорю, что сама должна убедиться.
После небольшой беседы о его двух неудачных браках, от каждого из которых осталось по ребенку, о выкачивающих деньги бракоразводных процессах, о делах нашего офиса и о массе других вещей мне стало ясно, что он был тем, кого подростки обычно называют занудой. Но тут он придвинул стул и, глядя мне в глаза, спросил: „Робин, как же это, такая красавица, как ты, и до сих пор не замужем?" Все, что я смогла из себя выдавить, было: „Не встретила человека, с которым захотелось бы связать свою жизнь". Я не решилась сказать ему правду, состоящую в том, что особо никто не звал, ведь последнее легковесное отчаянное заявление Рассела нельзя было брать в расчет. Я не могла поверить, что Майкл действительно назвал меня красавицей.
– А ты сам, Майкл? Думаешь, еще раз решишься на такой шаг?
– Конечно, – ответил он. – Плоха не сама идея брака, а те, кого мы выбираем: из-за них многие не верят в семью. – Он усмехнулся. – Мне кажется, я стал умнее и в следующий раз буду оценивать строже.
Оценивать? Так вот, значит, что они делают: оценивают нас! Между прочим, если прямо сейчас пришлось бы оценивать его по десятибальной шкале, то по доброте своей я дала бы ему пять. Во-первых, он безусловно не в моем вкусе. У него светлая кожа, тело под рубашкой уж точно бледное – и как насчет этих веснушек? Волосы такого ржавого рыже-коричневого цвета, потом он на полголовы ниже меня – значит, его незавидный рост составляет сантиметров сто шестьдесят восемь. Тренажерный зал он посещает явно не часто и скоро станет совсем кругленьким. Но кое-что надо все же признать. Приятный баритон и сочные губы могли бы перевесить весы в его пользу.
Пообедала я с ним и на следующий день – он меня пригласил. На этот раз мы пошли в ресторан. Большинство мужчин говорит всегда только о себе, так что не остается ничего, о чем можно было бы спросить, но не Майкл. Он действительно интересовался мной.
– Робин, – сказал он, – расскажи побольше о себе.
Я уже говорила ему, что закончила университет штата Аризона по специальности антропология, что выросла в Сьерра-Висте, где служил в армии мой отец, и была единственным ребенком в семье.
