Текст книги "В ожидании счастья"

Автор книги: Терри Макмиллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРИТЯЗАНИЯ

Глория ушла. Свой счастливый билетик я развернула только в машине. Там было сказано: „Твое счастье и твой взгляд на жизнь неотделимы".

„Не врут", – отметила я про себя и вырулила со стоянки. У светофора включила первую скорость, нажала газ, и движок вдруг смолк. Десяток раз я пыталась включить его, но все впустую. Моя машина мешала движению, и все сигналили мне. Я застряла посреди улицы и не знала, что делать. Наконец один парень на красном „ягуаре" предложил позвонить из его машины. Я позвонила в Американскую автомобильную ассоциацию. Скоро оттуда приехали и увезли мою „симку" на буксире. Оказалось, что движок сгорел. Я сама подложила себе свинью: забыла залить масло.

Домой вернулась только около десяти. На ответчике оказалось две записи – Кеннет и, конечно, мама. Голос у нее был вполне веселый, так что я решила позвонить, когда переоденусь.

– Привет, милейшая женщина, – сказала я.

– Шейла-то опять парня родила. Головастый такой. Ты представляешь? Полный дом парней.

– Когда он родился?

– Два часа назад. Я звонила тебе прямо из больницы.

– Как она его назвала?

– Не выговоришь. Джахид, Джалил, Джамал. Что-то там на Джа… Позвони сама и узнаешь. Она в больнице Святого Августина.

– Сколько весит малыш?

– Три восемьсот тридцать пять. Большой мальчик!

– А как Пуки?

– Нормально. Пока ни в какие истории не вляпывается.

– От Сэмюэла что слышно?

– Пока ничего.

– Ты уже купила мне билет?

– Билет не надо покупать. У меня для этого проездные талоны есть. А что?

– Послушай, ты очень обидишься, если я не приеду?

– Нет. Но я думала, ты хочешь Аризону посмотреть.

– Хочу, но Шейле надо бы помочь на праздники.

– Ты уверена?

– Уверена. У нее забот по горло. А потом, – я услышала ее знакомый вздох, – здесь новые курсы открываются по составлению букетов и украшений для стола. Мне страшно захотелось пойти на них.

– Сколько стоит.

– Шестьдесят долларов.

– Хочешь, это будет моим рождественским подарком тебе?

– А что, есть выбор?

– Нет, – ответила я.

– А что у тебя хорошенького?

– Пытаюсь сделать кое-какие домашние заготовки для новой работы.

– А что же надо делать?

– Часами прочесывать газеты, искать темы для программы. То, что мне кажется важно для черной общины.

– А Кеннет больше не звонил?

– Мам, прекрати. Раз и навсегда.

– Я только спросила.

– Нет, больше не звонил. Я его просила больше не звонить.

– Ты же говорила, он тебе розы на день рождения прислал.

– Ну и что?

– Мне чего-то никакие мужчины никаких роз не присылали.

– Он может себе это позволить.

– Ты иногда бываешь просто настоящей мегерой.

– Наверное так, мам.

– В этом вся твоя беда. Слишком ты жесткая. Никакому мужчине ты не понравишься, если не станешь мягче. Этот человек все делает, чтоб тебе показать, как он к тебе относится. Почему не дать ему возможность?

– Мам, слушай, ты меня доведешь своими рассуждениями о моих проблемах. Давай, раз они мои, я и буду их сама решать. Ладно? До тех пор, пока ты не сможешь предложить что-нибудь дельное и конструктивное, оставь свои ехидные реплики при себе. Мне уже тридцать семь Я устала выслушивать, что делаю не так и что я, по-твоему, должна делать. А больше всего я устала от твоих вопросов о мужчинах в моей жизни. Нет у меня мужчин! Понимаешь? И самое главное, чтобы ты знала, мне на это наплевать!

– Не сердись, Саванна. Вот ведь. Я не хотела тебя обидеть. Извини, что так получилось. Ты права.

Никогда моя мама не просила у меня прощения.

– Что ты сказала?

– Ты же слышала. Я говорю, извини. И еще, что ты права. Просто ты моя старшая дочка, и мне хочется, чтобы ты была счастлива. Вот и все.

– Я счастлива, мама. Настолько, насколько сейчас могу. Если вдруг я стану счастливее, ты первая об этом узнаешь, можешь не сомневаться. Сменим тему?

– Давай.

– Отлично. Я тебя люблю. А теперь позвоню Шейле.

– Погоди секунду!

– Что теперь, мам?

– Что ты делала в День Благодарения?

– Была в церкви.

– В церкви? С каких это пор ты ходишь в церковь?

– Я помогала кормить бездомных.

– Это хорошее дело. Ладно, иди теперь, детка. Пока.

Я уже потянулась выдернуть шнур телефона, когда раздался звонок. „Только бы не Кеннет", – подумала я, снимая трубку.

– Алло?

– А, Саванна, как жизнь?

– Все хорошо, Кеннет. А у тебя?

– Так себе. Слушай, я хотел тебя кое о чем спросить.

– О чем?

– Через две недели я еду на конференцию в Палм-Спрингс. Ты могла бы ко мне приехать?

– Не могу.

– Почему?

– Не хочу, вот почему.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Я тебя слушаю. Говори.

– Нет, не по телефону.

– О чем же, Кеннет?

– О нас.

– О нас? Не выдумывай, пожалуйста.

– Я не выдумываю. Я думал о том, что ты в прошлый раз сказала. Я собираюсь кардинально изменить свою жизнь.

– А почему бы тебе не сделать так: пригласи меня в Палм-Спрингс, когда закончишь кардинальные перемены в своей жизни. Как ты на это смотришь?

– Саванна, я не прошу тебя ничего делать. Просто хочу побыть с тобой. Хочу посмотреть, можно ли продолжить то, что между нами есть.

– Как мило, Кеннет. Просто очень мило.

– Слушай, я только прошу тебя приехать в Палм-Спрингс. Естественно, за мой счет. На несколько дней. Нам надо заново узнать друг друга. Надо посмотреть, так ли все серьезно, как я чувствую. Почему ты не хочешь?

– Черт бы тебя побрал, Кеннет! И тот день и час, когда ты появился. – Я бросила трубку.

Конечно, он тут же перезвонил.

– Что с тобой, Саванна? Что, тебя кто-то обидел, пока мы не виделись? У тебя горечь в голосе.

– Никакой горечи. Мне лучше. Можно спросить?

– Спроси, конечно.

– Ты подал на развод?

– Пока нет. Но мы уже говорили об этом.

– Так я и думала. А ты хочешь, чтобы я приехала в Палм-Спрингс, потом потрахать меня три дня и вернуться домой к жене. А через месяц-другой ты позвонишь, весь такой несчастный, и скажешь что-нибудь, вроде, я тебя до смерти люблю, но сейчас от жены уйти не могу, потому что буду чувствовать вину перед ребенком, или потому, что деньги держат, или еще почему-нибудь, – за такими, как ты, не станет еще хоть тысячу причин выдумать.

– Саванна, ты, видно, слишком плохо меня знаешь. Я собираюсь поступить совсем иначе.

– Все так говорят, Кеннет. Мне тридцать семь лет. У меня было достаточно всякого в жизни, чтобы встать на прикол и ждать, пока ты разведешься с женой. Понимаешь? Ну почему вы, мужчины, вечно эту шарманку крутите? Такие вы несчастные, что гуляете от жены почем зря, а потом хотите, чтобы другая вас ждала, чтобы увенчать ваши чертовы планы. Да вы рехнулись! Я прекрасно знаю, полно женщин, которые с радостью ухватятся за такой шанс. Ты действительно, что называется, хороший улов. Но я-то не из таких. Я-то еще не настолько отчаялась.

– Я и не говорю, что ты отчаялась, Саванна. Я только прошу, чтоб мы встретились и посмотрели, что между нами есть. Мне казалось, что ты привязана ко мне так же сильно, как я к тебе. Я не прав?

– Ты, видно, меня не слушаешь, Кеннет.

– Слушаю. Каждое твое слово. Но в жизни есть не только белое и черное, Саванна. Все совсем не так просто, как тебе хочется. Я бы все отдал, чтобы сказать тебе, что все бумаги уже подписаны и все кончено. Но это не так.

– А как, расскажи-ка, – попросила я.

– Слушай, так мы с тобой не договоримся. Давай сделаем иначе. Я перезвоню через несколько дней. А ты пока подумай. Только очень всерьез. А потом поговорим. Уж в этой любезности ты мне не откажешь?

– А ты мне не откажешь в одной любезности, если уж на то пошло!

– В какой?

– Оставь меня в покое! – Я швырнула трубку и выдернула шнур. Хорошо, ай, как хорошо. Так хорошо, что я подпрыгнула и стукнула пятками в воздухе. Точно так, как это делал Чарльз.

Своему боссу я объяснила, что случилось с машиной, и предупредила, что утром, а может, и весь день, меня не будет. Сегодня мне идти к врачу. Я наконец решилась сходить на иглоукалывание. Но это после двенадцати: я собиралась вырваться туда в обеденный перерыв. Кроме того, я потихоньку от всех готовлю бросок для новой работы. Уже подобрала участников для программы о стариках. На самом деле, когда выяснилось, что я получила новое назначение, я просмотрела старые номера „Аризона информант" – газеты здешней общины черных – и вырезала статьи по темам, которые мне хотелось поднять. Одна меня особенно поразила. В ней говорилось о черных детях, которые дольше других задерживаются в приютах. Я связалась со службой „Черная семья и ребенок", чтобы получить побольше сведений, но глава службы оказалась занятой и предложила приехать к ней, что я и собиралась сделать сегодня. Я перезвонила ей и спросила, можно ли из-за поломки машины немного задержаться. Она была недовольна, но согласилась.

Я села в автобус и поехала в автомагазин фирмы „Ниссан". В пять минут десятого добралась до места, а около одиннадцати вырулила на черном „Ниссане-300 ZX" девяносто первого года. Первый взнос в рассрочку назначили на пятнадцатое января. В этот же день я получу первую приличную зарплату.

По дороге к врачу я выкурила сигарету. Но стряхивать пепел в новую пепельницу мне не хотелось. Доктор отвел меня в крошечный кабинет, велел лечь на кушетку (самую обычную кушетку, как у любого другого врача) и воткнул мне тоненькие иголочки в запястья и под коленками. Совсем не больно.

– Детоксикация, – пояснил он и вышел, закрыв за собой дверь. Я пролежала сорок пять минут, думая: ерунда это все, не поможет. Когда он вытащил иголки, я чувствовала себя точно так же, как раньше. Только во рту появился отвратительный вкус и хотелось почистить зубы. Доктор дал мне выпить специального чая и сказал:

– Больше вы не будете курить.

Я выкинула сигареты в урну, купила полоскание для рта в аптеке, позавтракала и отправилась беседовать с приютской дамой. В четвертом часу ехать на работу не было смысла. Обычно, если меня долго нет на работе, я звоню узнать, какие для меня есть новости. „Что толку?" – подумала я в этот раз. До „Оазиса" оставалось несколько кварталов, и я решила заехать к Глории – похвастаться своей новой машиной.

ДРУЖБА

Жива она или уже умерла? Что-то закрывало лицо, мешало смотреть, двигать губами. Это была кислородная маска. Но Глория этого не знала. Кожа ее была холодной и влажной. В руку были введены какие-то трубки. В груди болело. Кто-то ударил ее туда. Теперь зрение несколько улучшилось. Кто эти люди вокруг? Что они здесь делают? Голосов не слышно, но все они в белом. Врачи, наверное. А это больница.

– Где мой сын? – спросила она. Ее не услышали. – Что происходит? – И опять никто, видно, не слышал.

Намного позже, когда она смогла лучше соображать, врач сказал, что у нее был обширный инфаркт. От его страшных слов у нее едва не случился второй.

Она уснула. Проснувшись, увидела вокруг постели целую толпу.

– Кто вы? – Но ее все еще не слышали. Кто-то держал ее руки уже долго. Слева кто-то высокий, темный. Тарик.

– Слава Богу, с тобой все хорошо, – призналась она, но и он ее не слышал.

– Ты поправишься, мам, – сказал он. По голосу было слышно, что он плачет. Его лицо все еще было видно нечетко. А кто держит ее правую руку? Тоже темный, но не такой высокий.

– Это Марвин, мам. Он сделал тебе искусственное дыхание и вызвал „скорую". Когда я услышал, как ты упала, я так испугался, что побоялся тебя оставить…

Глория сжала руку сына.

– Все хорошо, маленький. – Но он не мог ее услышать, Глории только казалось, что она говорит, на самом деле она молчала.

Марвин погладил ее руку.

– Мы с Тариком позаботимся о тебе, когда ты отсюда выберешься. Ни о чем не волнуйся. Ни о чем.

Слышались другие знакомые голоса. Бернадин, Саванна, Робин. Казалось, все ее тело растирают крепкие руки: ноги, руки, плечи. Но ногам было холодно. Почему? Она была при смерти, это ясно. Но она жива.

– Я жива! – как ей казалось, прокричала она. Но никто ее не услышал.

Вошел кардиолог и спросил, кто возьмет на себя ответственность за больную.

– Я, – сказал Тарик. – Она моя мать.

– Я ее муж, – сказал Марвин. – И отец мальчика. – Марвин и Тарик переглянулись и улыбнулись.

– Мы все за нее в ответе, – сказал Бернадин. – Она наша сестра. Скажите же нам, что она поправится.

Доктор обвел всех трех женщин взглядом. Он знал, что Бернадин говорит неправду, но он привык к такому.

– Произошла закупорка артерии. Мы не можем определить, в каком состоянии сердце было перед инфарктом, но очевидно, что в передней стенке появился тромб, что привело к спазму, прекратившему приток крови к сердцу. Мы стараемся стабилизировать сердцебиение. Конечно, есть повреждение, но сейчас она почти вне опасности. Первые четыре часа были критическими. К счастью, ей вовремя дали кислород и быстро доставили к нам. На данный момент все хорошо.

Врач велел всем уйти. Чьи-то губы касались лица и рук Глории. Непонятно, кто это, но было очень приятно. Какая-то жидкость течет по трубкам в ее руки. Ну, все равно. Приборы, много приборов подключено к ее телу. На маленьком экранчике видно, как бьется ее сердце. Оно живое. Но грудь болит, будто стиснута тугой повязкой. Все мускулы внутри болят. Левая рука затекла. Глория не знала, что каждые две минуты ей автоматически измеряли давление. Надо бы встать и принять лекарство.

Она нажала кнопку под правой рукой. Вошедшая сестра спросила, болит ли у нее что-то. Глория кивнула. Сестра прижала конец другой трубки, и боль исчезла. Глория поймала ее за руку и, с мольбой глядя на нее, указала на грудь.

– Вы поправитесь, – улыбнулась та, но Глория ее не услышала. Она уснула.

Через четыре дня Глории стало намного легче. Даже давление ей измеряли теперь раз в пятнадцать минут. Почти все приборы убрали. И она смогла впервые поесть. Когда ее перевезли из реанимации в обычную палату, раздались аплодисменты. Ее три лучшие подруги стояли рядом с врачом и сестрой. Тарик склонился к ее уху:

– Мам, меня приняли! – и потряс кулаком в воздухе.

Глория улыбнулась.

– Лучше бы тебе побыстрей выкарабкаться, – сказала Саванна. – Ты же меня так и не подстригла.

– А мне надоел мой причесон, – заявила Робин. – Пора его поменять.

– Глория! – Довольно громко произнесла Бернадин. – Я поняла, ты нарочно устроила себе инфаркт, чтобы не делать Онике „химию". Ведь так? Признайся!

Глория так смеялась, что не могла ответить.

– К тебе пришла сестра Монро, – предупредила Бернадин.

– Нет! – Глория аж села; в ее глазах мелькнул ужас.

– Шутка!

– Теперь-то уж тебе придется сесть на диету, а? – лукаво подмигнула Саванна.

Глория кивнула.

– Ничего. Мы тебя даже худышкой будем любить.

– Где Марвин? – прошептала Глория.

– Я здесь. – Он шагнул из коридора. – Надеюсь, ты не слишком-то потеряешь в весе. Моя женщина должна быть в теле.

Глория еще раз оглядела друзей, с улыбкой прикрыла глаза. Все, кого она любила, были рядом.

ВСЕ НАПАСТИ СРАЗУ

Вчера утром, во сне, умер мой отец. И хотя он по-настоящему не понимал, что мы поместили его в клинику для престарелых, мама считает, что он это чувствовал. Поэтому сам решил покинуть нас, и именно так и именно тогда. Учитывая все обстоятельства, мама держится хорошо, а я никак не могу выйти из оцепенения. Это испытание нас так вымотало, но по крайней мере папа уже не мучается. И мы уже не видим близкого нам человека, когда он теряет свой человеческий облик. Я знаю, что там, где он сейчас, он такой же, каким был прежде.

Ребенок, которого я ношу. Я решила дать ему жизнь. Рассел может делать что хочет, но дитя я сохраню. Я еще не сказала ему, но скажу и сделаю это, когда все равно уже будет поздно что-то изменить. Я не хочу, чтобы он бросал свою жену. И не буду делать глупостей, чтобы взвалить на него ответственность. Таково мое решение. Он не дал себе труда поговорить со мной честно и не захотел ничего предпринять, чтобы у меня появилась хотя бы мысль вернуть его. Пусть даже сегодня разведется – я не пущу его обратно. Будет ребенок или нет – Рассел мне больше не нужен. Никчемный, испорченный человек. Наконец-то я это поняла. Слишком долго позволяла ему делать мне больно. Надоело быть другой, нельзя было настолько подчиняться ему, давать ему столько власти надо мной. Над моей жизнью. Надоело – ведь ему все сходило с рук. Но даже дураки когда-то устают быть дураками. И если смерть и учит нас чему-то, так это дорожить жизнью и ценить себя. Это то, что не вошло у меня в привычку.

И кто же пришел утешить нас с мамой, когда я позвонила и сказала об отце? Майкл. И кто сказал, что ему неважно, чьего ребенка я ношу, и что все равно он просит выйти за него замуж? Майкл. Я ответила, что не смогу этого сделать. Я не люблю Майкла. И он знает это. Я сказала ему, что он замечательный человек, но не для меня. И как бы я ни хотела замуж, как бы ни хотела определенности и уверенности, такой ценой мне это не нужно. Пора начинать учиться твердо стоять на своих двоих. Буду учиться надеяться на себя – в гороскопах ответа не найти. Он не спрятан ни в магическом числе, ни в линиях руки. Ответ находится во мне. И все же как греет душу то, что в моей жизни есть хоть один порядочный мужчина, который заботится обо мне.

Я подумываю об отпуске, хотя бы на месяц. Я очень нужна сейчас маме, и она мне нужна не меньше. О том, что я беременна, на работе пока не говорила, но скоро скажу. Что касается мамы, то не скажу, чтобы она бурно радовалась этой новости, однако уже готовит стеганое одеяло.

Да, мне наконец-то стали больше платить. Правда, у них не было особого выбора. Я подготовила тот счет на десять миллионов и назначила ставку несколько месяцев тому назад. Я хорошо понимаю, что значит получить такую большую страховую премию в конце года. Это значит, что не надо больше волноваться о возмещении убытков. Мое положение на работе теперь гораздо устойчивее, и начальник обещал ко всему еще и солидную премию к Рождеству. Я спросила, насколько „солидную". Он сказал, от пяти до десяти тысяч. Можно будет оплатить студенческий кредит, если будет нормальное самочувствие.

Врач сказал, что ребенок родится примерно пятнадцатого июня. Неважно, под каким знаком – главное, чтобы был здоров. Сказали еще, что можно сходить на ультразвук, узнать, мальчик или девочка. Но я не хочу узнавать. Это тоже мне не важно. Красивый, некрасивый – все равно, коли я все делаю не так, то здесь уж должно получиться! Наконец-то у меня будет кто-то, кому я смогу отдать всю свою любовь без остатка. Кто будет нуждаться во мне. Надеюсь, у меня будет по крайней мере лет восемнадцать, чтобы привыкнуть к этой мысли. А если появятся сомнения и вопросы, буду рассчитывать на Глорию и Бернадин. Они всегда знают, что делать.

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

Бернадин сидела на работе и делала вид, что напряженно считает. Зазвонил телефон. Наконец-то. Господи, только бы адвокат! Она все утро ждала этого звонка.

– Ну-с, – сказала Джейн Милхауз, – все.

Бернадин подумала, что сердце у нее сейчас выскочит из груди. Она глубоко вздохнула.

– И?

– Девятьсот шестьдесят четыре тысячи. Как вам?

Бернадин шумно выдохнула. Пробежала пальцами по кнопкам счетной машинки.

– Вы сказали девятьсот шестьдесят четыре тысячи долларов?

– Именно.

– Это же почти миллион!

– Совершенно верно, – сказала Джейн.

– Джон просто сдохнет с досады!

– Возможно. Но это уже не наша забота, правда?

– Да, не наша. – Бернадин судорожно глотнула. – А вы точно, совершенно уверены?

– Я только что рассталась с его адвокатом.

– Джон там был?

– Нет.

– Девятьсот шестьдесят с чем?

– Девятьсот шестьдесят четыре тысячи. И еще вы имеете право в будущем на половину его пенсии. Поскольку гонорар мы уже обговорили, детали соглашения о разделе имущества мы сможем обсудить позднее.

– Спасибо вам, – сказала Бернадин. – Огромное спасибо.

– Рада быть полезной. Кстати, когда вы хотели бы ко мне зайти?

– Когда скажете.

– Так, чек они обязаны доставить в течение двадцати четырех часов. Давайте послезавтра.

– Хорошо. И спасибо вам еще раз.

Первым делом Бернадин позвонила Саванне. Объявила свою потрясающую новость и сказала, что приглашает ее, Робин и Глорию на следующий день поужинать. Такое событие надо отпраздновать всем вместе. К удивлению Бернадин, оказалось, что у Саванны назначено свидание.

– У тебя что?

– Что слышала. Свидание.

– С кем?

– Я познакомилась с художником.

– Где?

– Да в той новой галерее черных живописцев.

– Что-нибудь стоящее?

– Я даже загадывать не хочу. Скажем пока, он приятный. Но я это отменю. Ради тебя.

Польщенная, Бернадин спросила:

– Ты по-прежнему не куришь?

– Представь, нет. Иголки-то и впрямь сработали. Совсем не тянет. Но врать не стану: я еще раз туда сходила. На всякий случай.

Бернадин рассмеялась. Саванна все-таки самая неунывающая женщина в мире.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила Бернадин.

– В каком смысле?

– Ну, что-нибудь?

– Ничего в голову не приходит.

– Хватит врать, стервозина! После всего, что мы пережили, нам обеим не помешает отдохнуть. И знаешь что? Новый год встречать будем в Лондоне. И не смей спорить. Кто все время твердил: хочу в Лондон, хочу в Лондон? – Бернадин не дала Саванне ответить. – Скажешь в твоем „Трам-Тарараме" или как так это ваше шоу называется, что едешь в Англию, посмотреть на королеву. Время пришло, – сказала она. – Время пришло.

– Сумасшедшая, – рассмеялась Саванна. – Но я сегодня же начну собираться. А ведь в Лондоне лучшие в мире шляпы! Я себе столько накуплю, сколько сумею втащить в самолет.

– Кстати, о шляпах. Давайте завтра все в шляпах пойдем на ужин, а, Саванна? И тряпки чтоб самые-самые. Никаких блесток, но что-нибудь живенькое. Помнишь, мы на том еще вечере договорились, что устроим как-нибудь свою вечеринку?

– Помню.

– Ну так время пришло.

– Ясно, – отозвалась Саванна.

– А Рождество ты где проведешь?

– С тобой и детишками.

– Не забудь и Джеймса, – поправила Бернадин.

– О, Господи, я и забыла. А что мне, собственно, целый день у вас сидеть? Заброшу детишкам подарки, выпью за Рождество и свалю.

– Саванна, может, хватит уже? Я хочу, чтобы ты осталась у нас. Поможешь мне играть Санта-Клауса. Приготовить еду, будь она неладна. Джеймс настоящий человек. Это тебе не Джон. Да, и пижаму не забудь теплую.

– Ладно, ладно. Значит, ни фига себе миллиончик, а?

– Да, это тебе не кот наплакал. Пока. Я тебя люблю, – пробормотала под конец Бернадин и положила трубку.

Потом она позвонила Робин. Сообщила ту же потрясающую новость и дала указания насчет праздничного обеда, вплоть до формы одежды. Робин так за нее обрадовалась, что сказала:

– Ой, сейчас описаюсь! А шляпы у меня нет.

– Ну, так купи, – ответила Бернадин. – А если серьезно, как у тебя дела?

– Все в порядке. Хотя тошнит жутко. А крекеров я теперь ем столько, что это становится уже просто неприлично.

– А мама как?

– Нормально. Снова здесь, у меня, делает стеганое одеяло.

– Это хорошо. Веди себя прилично и держись подальше от неприятностей. От Рассела слышно что-нибудь?

– А как же. Хочешь знать, что этот ублюдок сказал?

– Что?

– Сказал, а откуда ему знать, что это его ребенок.

– Да ты что?!

– Вот так-то. Я о нем даже и не думаю совсем.

– Ну и пусть катится, – сказала Бернадин. – Я, Глория и Саванна – мы тебе поможем, разве что грудью твоего обормота кормить не будем. К твоему сведению, за недельку до родов я устрою такой прием с подарками в твою честь, каких еще не бывало. Ладно. Одним словом, втискивай завтра свои беременные телеса в машину и приезжай ко мне. И не забудь шляпу надеть.

– А шляпу-то зачем, Берни?

– Потому что мы выходим в свет, вот почему. Пришло время, – снова повторила она. – Кстати, о времени. Чтобы была у меня минута в минуту, ясно? В семь ровно, Робин. И не дури.

– Буду, буду, буду. Пока, богачка-чудачка.

Бернадин, все еще смеясь, позвонила Глории. Ну конечно, Саванна уже все ей рассказала.

– У этой трепачки ничего не держится. Успела уже, – беззлобно поморщилась Бернадин. – Вот, Гло. Скажи, тебе для Тарика денег нужно?

– Не-а. Все в порядке. Он вкалывает с утра до ночи. Дворы чистит, заборы красит, чего только не делает.

– Глория, мальчишка вокруг света едет, подумать только!

– Да знаю! Я тебе вот что скажу, раз ты в щедром настроении. Филипу несколько лишних долларов не помешало бы послать.

– Считай уже сделано. Только адрес мне его дай. Как у него дела?

– Получше. Но он надеялся, что клиентов будет побольше. Ты ему в самом деле поможешь. От тебя он примет – ты ему всегда нравилась.

– Как думаешь, он не обидится?

– Нет.

– Нашла замену Дезире?

– Мисс Черная Америка приползла на коленях, умоляя взять ее обратно, – съязвила Глория.

– А ты ей не наподдала за все прежнее?

– Нет. – Глория рассмеялась. – Я ей просто велела прибрать, подготовить место и приниматься за работу. Пока мы с ней не разговариваем, мы вполне уживаемся.

– Тебе точно ничего не нужно, Глория?

– Все, что нужно, у меня есть…

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, у нас с Марвином „нормалек", – хихикнула Глория.

– Ты что хочешь сказать, что вы наконец…

– Нет, это мы еще нет. У меня же восстановительный период, не забывай. Но он меня уже поцеловал.

– Поцеловал, – простонала Бернадин.

– Да-а. Еще как. И он такой заботливый. В доме у меня больше ничего не течет и не ломается. Подожди, вот только полностью поправлюсь, мы тут же вплотную и займемся. И когда это случится, я тебе позвоню прямо в процессе, сообщить, как я себя чувствую. Согласна?

– Иди на фиг.

– Прекрати ругаться, тебе не идет.

– Иди на фиг. Гло, ты никак не сможешь завтра втиснуть меня в свое расписание? Волосы привести в порядок просто необходимо. И может, акриловые ногти тоже сделаю. Хотя, постой… Не надо, я же буду в шляпе. И к черту ногти. Для того, что я задумала, чьи-то длинные ногти мне не понадобятся.

– И что ты задумала?

– Скоро увидишь. Не забудь, Глория. В шляпе. Ты ходишь в церковь, у тебя их полным-полно. Только постарайся одеться не как сестра Монро.

– Иди на фиг, Берни.

Положив трубку, Бернадин подумала, что ее подруги рады, что у нее все так устроилось, не меньше чем она сама. Даже в их голосах было что-то такое. Они ждали этого вместе с ней. А теперь как будто все вместе выиграли в лотерею. И Бернадин постарается, чтобы так оно и было.

Она посмотрела на контрольные листки, кучей наваленные на столе, на счетную машинку и попыталась вспомнить, где же остановилась. Но это оказалось практически невозможно. Скорей бы домой, рассказать детям. Хотя, что она им скажет? И тут ее осенило: она скажет, что папа решил быть немножко подобрее, и оставил ей немножко больше денег. По привычке, Бернадин потянулась за сигаретой, но передумала. Глубоко вздохнула, потом медленно выдохнула.

Она вдруг вспомнила, что у нее самой только одна приличная шляпа. Ладно, можно заехать в магазин по дороге домой. Заберет детей из школы и поедет. Нет. Она ведь обещала сводить их сегодня посмотреть „Один дома". Хватит невыполненных обещаний. И старая шляпа сойдет.

Бернадин посидела еще несколько минут, постукивая карандашом по столу, размышляя. Обо всем сразу. К черту работу. Но уйти можно будет только в начале года. Если она уйдет сейчас, они попадут в переплет. Так нельзя. Как говорит Робин, лучше иметь хорошую карму, чем плохую. Теперь наконец-то у нее будет больше времени на детей. Бернадин улыбнулась. Она будет забирать их после занятий раньше всех мам. Каждый день. Будет дожидаться в своем „Черроки" звонка, слушая Джорджа Уинстона.

Не придется никуда нестись в час пик. Уезжать на рассвете и возвращаться затемно.

И переживать из-за продажи дома тоже больше не придется. Нет, она от него избавится, только теперь можно снизить цену. А еще она пошлет скромный чек в Объединенный фонд негритянских колледжей. Ей давно этого хотелось. И поможет накормить хоть несколько африканских детишек, которых недавно по телевизору показывали. Надо только позвонить по телефону, он на холодильнике прилеплен, кажется. Может, пошлет какую-нибудь мелочь в Городскую лигу и, уж конечно, поможет двум-трем из тех программ, которые Совет Черных женщин уже лет сто пытается начать. С ее размахом, сумма подарков уже перевалила за миллион, но она все вспоминала, кому еще нужно помочь.

И, конечно же, Джеймс. Человек выполнил все, что обещал. Бернадин от него по-прежнему без ума и очень этому рада. Он приезжает на Рождество. Уже нашел квартиру, собирается открыть практику. Джеймс сказал, что постарается выяснить, чем он сможет помочь проведению референдума Кинга в этом расистском штате. Вот так. Он уже подписался под заявлением против решения Совета по торговле спиртными напитками разрешить открывать новые винные магазины в черных общинах. Саванна собиралась даже передачу сделать. Он оказался настоящим. Джеймс обещал, что не станет ее торопить, будет терпеливым. Но теперь Бернадин хотела, чтобы ее торопили. Хотела всего и сразу. Она вернула себе свою жизнь. Ту, что потеряла одиннадцать лет назад.

А еще, сейчас, когда наконец появились деньги, чтобы открыть кафе, Бернадин решила, что не стоит с этим возиться. Ее захватила новая идея. И ведь непременно получится. Эти белые на каком-то дурацком шоколадном печенье наживают состояния. Почему бы и ей не открыть небольшой магазинчик? Продавать только сладости, те, что особенно любят черные: пироги с черникой, персиками и со сладким картофелем, хлебный пудинг, банановый и рисовый пудинг, лимонный торт безе и сдобный кекс Магазинчик в самом крупном торговом центре Скоттсдейла. Станет готовить там самый изысканный кофе, какой только сможет найти: каппучино, эспрессо и прочие странные разновидности, без которых все сейчас просто жить не могут. Она уже даже название придумала: „Сладкоежки Бернадин". Звучит хорошо. Да, действительно, хорошо.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.