Текст книги "Комната Наверху и другие истории"
Автор книги: Терри Бэллантин Биссон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Ходили слухи, что еще одна семья простила и как-то сумела все уладить, но мы их никогда не встречали. Говорили, что они поменяли тела во время автокатастрофы, а потом отослали своего мака в лесную школу в Канаде. Даже если это и правда, в чем я сомневаюсь, ему сейчас должно быть уже пять лет, а у них максимальный срок жизни десять. Говорят, через десять лет их внутренние органы твердеют. Так в каком агентстве вы работаете?
Своего мы сбросили с самолета. У моего дяди есть большое ранчо за Мэйфилдом. Со взлетной полосой и всеми делами. «Сессна-172». Это, конечно, незаконно, но что они нам могут сделать? C’est la vie,точнее, c’est la mort —такова смерть. И все дела.
Они заставили нас убить его. Разве он не был наш? Мы могли делать с ним все, что захотим. Разве не в этом смысл? Он убил моего папочку, как собаку, и если я хочу привязать его, как собаку, это только мое дело! Говоришь, ты из колледжа? Что-то ты слишком любопытный.
Электрический стул. Он в гараже. Хочешь посмотреть? Там на сиденье осталось пятно дерьма.
Мой папа пришел домой с маком, позвал нас с мамой на задний двор и заставил смотреть, как он в него стрелял. Прострелил с ног до головы. Никому от этого лучше не стало. Моя тетя все равно не оживет. Ее тела почти не нашли, только часть ноги. Не хотите конфетку? Это из Англии.
Вечность? Это было всего пять лет назад. Я отказалась от доставки. Думала, я одна такая, но потом узнала, что были еще восемь семей. Думаю, их снова засунули в чан. В любом случае они больше пяти лет не живут. У них твердеют внутренности. Разрушается ДНК или что-то в этом роде.
У меня было другое Завершение, свое собственное. Вон фотография моей дочери. А что до маков, то они все умерли. В свой срок. Немного пожили, страдали и умерли. Какое нам всем до этого дело? Как вы сказали, из какой вы церкви?
Я не возражаю против того, чтобы сообщить вам нашу настоящую фамилию, но если будете нас называть, то лишь как № 49. Это номер, который мы получили в лотерее. Мы получили своего мака в среду, продержали его неделю, потом посадили на кухонную табуретку и выстрелили ему в голову. Мы и понятия не имели, сколько от этого будет грязи. Им следовало дать нам какие-то инструкции или указания.
Никто не знал, какой из них настоящий. Так и должно быть. Иначе для всех остальных Завершение будет испорчено. Но могу вам сказать, наш – не был. Я просто чувствовала. Потому мы его просто пристрелили и на этом закончили. Нет, я не слишком нервничала из-за убийства чего-то едва живого, хотя подразумевалось, что у него сохраняются все чувства и воспоминания. А вот некоторым понравилось, они даже посетили несколько казней. У них было нечто вроде локальной сети.
Дайте взглянуть на ваш список. Вот с этими двумя я бы точно поговорила: 112-й и 43-й. Ну, может, еще 13-й.
Значит, вот как они нас называют – 113-й? Я снова превратился в номер. Когда увольнялся из армии, то надеялся, что больше такого не будет. Полагаю, у нас был настоящий, настоящий Маккой. Потому-то его так трудно было убить. Мы разрезали его двуручной пилой. Нет, сэр, мне было плевать на кровищу. Да, он мучился ужасно. Все двадцать с чем-то минут, вот сколько это заняло. Я бы скормил его своей собаке, если бы они не потребовали вернуть труп. Конец долбаного кино.
О да. Вдвое больше удовольствия, вдвое больше забавы. Даже втрое. Я считаю, только один способ был лишним, у № 61. Распятие. Считаю, возникают неправильные мысли. Но соседям понравилось.
Утопить в туалете – тоже неплохо придумано. Яд, огонь, повешение – все, что хотите. Люди тащили из библиотеки старинные книги, но все эти средневековые штучки требуют специального оборудования. Один парень построил дыбу, но соседи возражали против воплей. В конце концов, даже «Права жертв» должны иметь ограничения. Это и к сажанию на кол относится.
Полагаю, у нас был не настоящий Маккой. Хотите знать почему? Он был такой спокойный и грустный. Просто закрыл глаза и умер. Уверена, что настоящего было бы убить куда труднее. Мой мак не был невинным, но и виноватым он тоже не был. Пусть он и выглядел как мужчина тридцати одного года, на самом деле ему было всего восемнадцать месяцев, и это как-то чувствовалось.
Я убила его, просто чтобы рассчитаться. Нет, не месть, просто Завершение. После того как пришлось столько потратиться на процесс, судебные издержки, не говоря уже о клонировании, доставке и всем остальном, было бы глупо не сделать этого, как вы считаете?
Да, я тоже слышала разговор о выживших, но полагаю, это просто слухи. Вроде того, что Элвис жив. Было много всяких слухов. Говорили, будто одна семья простила своего мака и пыталась услать его в Канаду или куда-то еще. Я не верю!
Можете попробовать поговорить с № 43. Они всегда утверждали, что у них был настоящий. Могу вам сказать, что мне было неприятно, да и сейчас еще неприятно, ведь мы все равным образом должны ощутить Завершение. Но некоторые всегда лезут вперед, вечно им надо быть номером первым.
В любом случае сейчас все кончено. Как вы сказали, на какую адвокатскую контору вы работаете?
Я точно знаю, что он был настоящий. Такой уж у него был злобный взгляд. Посидев неделю в крысиной норе, он уже так не смотрел.
Некоторым обязательно надо протестовать, писать письма и все такое. Но если кто-то родится, чтобы умереть?
Как протестовать против этого?
Жизнь не кончилась вместе с Завершением. Я продолжаю жить своей жизнью. Снова женился и уже развелся. Из какого, говорите, вы колледжа?
Настоящий Маккой? Думаю, он помалкивал и умер, как все остальные. А что он должен был говорить: «Вот он я!»? Чтобы самому себе навредить? А насчет того слуха, что кто-то выжил, скажу вам так: это из той же серии, что разговоры о духе Элвиса Пресли.
Еще ходила история о том, что кто-то подменил труп после автоаварии и отправил своего мака в Канаду. Я бы этому не слишком доверял. Люди в наших местах думать не думают о какой-то там Канаде. И о прощении – тоже.
Мы воспользовались ветеринарным набором, там есть яд. Слышал, что семей двадцать сделали то же самое. Мы усадили его, и Мэй сделала укол. Как воду в туалете спустила. Нам с Мэй – она уже умерла, Господи, упокой ее душу – нужно было Завершение, а не месть.
Вот этот, тринадцатый, как-то говорил мне, что у него был настоящий Маккой, но, на мой взгляд, он выдавал желаемое за действительное. Не думаю, что можно было как-то отличить настоящего. Не думаю, что вам бы и захотелось, если бы вы даже могли.
Боюсь, вам не удастся спросить его, они все погибли при пожаре, вся семья. Это случилось за день до того, когда они планировали провести церемонию. Какая-то медленная штука, они что-то придумали с проволокой, я не знаю подробностей. Была утечка газа или что-то в этом роде. Они все погибли, а их мака уничтожило взрывом. Огнем и взрывом.
Это было… У вас есть карта? О, какая подробная! Вот здесь. На углу Оук-стрит и Инкрис-стрит. Всего в полумиле от места первого взрыва. Ирония судьбы. Дома теперь нет. А вы из какой страховой компании, я что-то запамятовал?
Видите ту новую дорожку? Там теперь магазин, а раньше стоял дом. Там жила семья из тех, которые потеряли своих любимых и близких при взрыве в Оклахома-Сити. Они получили одного из маков по «Акту о правах жертв» для Завершения. Но к несчастью, случилась еще одна трагедия. Еще до того, как они прочувствовали Завершение. Неисповедимы пути Господни.
Нет, никого из них не осталось. Был какой-то бездомный парень, который тут болтался, но полиция его прогоняла. С бородой, как у вас. Может, друг семьи или какой-ни-будь полоумный кузен, кто знает? Столько горя они пережили. Теперь он живет на задах магазина в старом контейнере.
Вон там. Та желтая штука. Ее никогда не чистят. Не знаю, почему ее не уберут из города, но она туг почти пять лет.
Я бы туда не пошел. С ним лучше не шутить. Он никого не трогает, но кто знает…
Делайте как знаете. Если вы постучите, он выйдет. Подумает, что вы принесли ему поесть или что-то в этом роде. Дети иногда стучат просто так, балуются. Только не подходите близко, там такая вонь.
– Папа?
«СКАЖИ ИМ, ЧТО ОНИ ДЕРЬМО, И ПУСТЬ ИДУТ В ЗАДНИЦУ!»
– Мистер Президент, есть звонок, возможно, вы захотите поговорить. Это из НАСА, тот парень, с которым вы встречались в прошлом месяце в Центре Кеннеди.
– Прекрасно. Как там его зовут, Пэлавер? Соедини. Алло! Говорит Президент.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Что? Алло!
– Это доктор Салавард, мистер Президент. Из НАСА, программа СЕТИ. Помните, мы встречались в Центре Кеннеди? Вы дали мне этот номер и сказали, чтобы я позвонил в первую очередь прямо сюда, если мы получим результаты. Не ждать, пока все научное сообщество будет…
– Да, да, я помню, доктор Салавард. Так что у вас для меня?
– Мы получили сигнал, сэр. Так называемый специфический сигнал. С абсолютной достоверностью пока сказать нельзя, но…
– Вы имеете в виду контакт с внеземными цивилизациями какого-то типа?
– Складывается именно такое впечатление, сэр.
– Впечатление? Вы можете сказать мне что-либо определенное?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Что заставляет вас думать, что сигнал идет от разумного источника?
– Характеристики, мистер Президент. Сигнал, который мы получаем, является не цикличным повторением, а серией волновых пиков супернизкой частоты в цифровой последовательности, известной как возрастающий логарифм. Это практически точный признак разумности и намеренности. Мыс довольно большой достоверностью может полагать, что это именно контакт.
– С достаточной достоверностью, чтобы сообщить об этом завтра моему кабинету? Плюс нескольким избранным гостям с Капитолийского холма?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Вы сможете сделать свое сообщение по спутниковому телефону. Завтра здесь, в Белом доме, встреча до завтрака. Мои сотрудники позвонят вам ровно в восемь. Надеюсь, вам не нужно напоминать, что никому – ни слова.
– Леди и джентльмены, у нас сегодня неожиданный гость, сюрприз. Нам звонит по спутниковой связи доктор Бруно Салавард. Он в НАСА отвечает за программу СЕТИ. Вы не сидели бы здесь, если бы не были осведомлены о сути этой программы и о том, какое значение я придаю этому начинанию. Давайте, доктор Салавард, расскажите то, что уже рассказали мне.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– А теперь у нас есть время для нескольких вопросов. Вы можете задать их непосредственно доктору Салаварду, у нас включен динамик. Сенатор?
– Доктор Салавард, что заставляет вас думать, что это сигнал от внеземного разума? Разве не может он оказаться пульсаром или даже отраженным радиосигналом от нашего собственного спутника?
– Сенатор, мы уже проверили возможность такой ошибки. Сигнал идет к нам от системы Гордел 3433В, ближе к центру нашей галактики. Можно сказать, ближайшие соседи.
– Адмирал, хотите задать вопрос?
– Да, мистер Президент. Есть какие-нибудь с-соображения, что этот б-ближайший сосед хочет нам с-сообщить, профессор?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– У меня есть вопрос. Я – конгрессмен Элейн Лонгвуд из Чикаго. Какова процедура преобразования этой логарифмической математической последовательности в слова? Сколько времени пройдет, пока мы получим сообщение на языке, который сможем понять?
– Это является нашим главным приоритетом, миссис Лонгвуд. В этот самый момент, пока мы с вами разговариваем, сигнал обрабатывается в НАСА синтаксическим экстра-полятором на базе процессора 986. Если мы получим формулу, подлежащую компьютерной обработке, иначе говоря, то, что мы называем «дружественный стек»…
– Кстати, насчет дружественности. Мы полагаем, что они расположены к нам дружелюбно?
– Мы д-делимся этой информацией с другими членами Н-НАТО?
– Есть ли шанс, что они окажутся людьми вроде нас?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Спасибо, доктор Салавард. Леди и джентльмены, на этом мне придется прервать вопросы, чтобы доктор Салавард вернулся к своей работе. Сотрудники Белого дома будут держать вас в курсе развития событий. Доктор Салавард, спасибо, что уделили нам время. Надеюсь, мне не надо говорить, с каким нетерпением я буду ожидать известий от вас.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Доктор Салавард, это вы? С вами будет говорить Президент. Вы можете говорить?
– Конечно.
– Привет, Салавард. Это Президент. Есть какой-нибудь прогресс? Мы приблизились к реальной расшифровке внеземного послания? Если, конечно, это действительно послание нам.
– Никаких сомнений, что оно предназначено именно нам, мистер Президент. На это указывают два признака: передача крайне локализована, и сигнал становится мощнее. По правде говоря, с момента совещания в Белом доме два дня назад интенсивность и частота сигнала возросли на коэффициент 4.
– Надеюсь, ваш психический экстерминатор с этим справится?
– Синтаксический экстраполятор, мистер Президент. Он работает на принципе…
– Я пошутил, доктор Салавард. Но я звоню не за этим. Я звоню, чтобы сообщить: сегодня днем я выступаю в Совете Безопасности, на закрытой сессии. Уже надеваю шляпу и направляюсь в ООН.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Рано или поздно эта новость все равно просочится, профессор. Мне не хочется, чтобы все выглядело так, как будто мы пытаемся утаить от мира эту историю.
– Да, сэр. Однако мне хотелось бы иметь нечто более определенное.
– Не сомневаюсь, что будете иметь. Надеюсь, вы позвоните мне, как только ваши люди получат какой-нибудь результат. Днем или ночью. Вас немедленно соединят с Овальным кабинетом. Просто позовите к телефону меня.
– Да, мистер Президент.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Салавард, это вы? Говорит Президент.
– Как все прошло, сэр?
– Заседание в ООН? Нормально. Даже великолепно. Они чуть с мест не повскакивали. Но когда мы сможем предоставить им что-нибудь конкретное? Мне нужно слово, фраза, пусть даже это будет «Добрый день, как поживаете?».
– Когда? Я не знаю, мистер Президент. Возможно, в течение ближайших часов, от силы – дней. Синтаксический экстраполятор дает восемьдесят девять процентов готовности, и он все еще работает. Если мы не потеряем сигнал до окончания сообщения…
– Потеряете сигнал? Почему мы должны потерять сигнал? Вы что-то от меня скрываете?
– Нет, сэр. Дело в том, что синтаксический экстраполятор запрограммирован в так называемом режиме обратной раскрутки. Это означает, что он анализирует только законченное сообщение. И если сигнал не затухнет до окончания передачи, все будет о’кей.
– Я рассчитываю на вас, Салавард. Надеюсь, ничего у вас там не протухнет. Тем временем, я полагаю, нам следует оповестить об этом публику, пока нас к этому не вынудили таблоиды. Яхочу рассказать об этом народу. Сегодня.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Говорит Президент, Салавард. Яне могу выступать в ток-шоу. Для этого у нас есть вице-президент. Но он не осведомлен о программе СЕТИ. Так что полагаюсь на вас.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Леттерман круче Лено, Салавард. Не дайте ему вас затюкать. Постарайтесь донести свою точку зрения.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Добро пожаловать в наше шоу, доктор Салавард. Давайте сразу быка за рога. Общаться с инопланетянами – ваша работа? Так сказать, ежедневная рутина?
– Скажи им, что они дерьмо, и путь идут в задницу!
– Вам ведь платят за это, я имею в виду, именно за это вы получаете зарплату? А ведь на это идут наши налоги, ребята, наши денежки! Разве мы не имеем права знать, что с ними делают?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Интересно, какие у ребят, которые посылают нам сообщения, гонорары? Нельзя ли нам заполучить одного из этих инопланетян к нам на шоу?
– Наша программа синтаксической экстраполяции основана на анализе завершенной кривой возрастающих частот, Дэйв. Пока алгоритм не будет завершен, мы не получим никаких данных. Однако мы надеемся, что процесс закончится в ближайшие часы, и тогда у нас будет первое сообщение от внеземного разума.
– Доктор Салавард, а вы проверили свой автоответчик, может быть, что-нибудь пришло, пока вы были в Зеленой комнате?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– В Зеленой комнате не было никаких зелененьких человечков? Надеюсь, они не явятся сюда за гонораром?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Спасибо, доктор Салавард, что пришли к нам на шоу. Оторвались, так сказать, от напряженных бесед по телефону с Президентом и тому подобного. Эй, ребята, ну-ка не трогайте это табло! Далее в программе Лайль Ловерт со своей новой невестой Деми Мур, вот только послушаем наших спонсоров.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Салавард, это вы? Говорит Президент. Я видел вас у Леттермана вчера вечером.
– К сожалению, я очень нервничал, мистер Президент.
– Бросьте, все было прекрасно.
– Вам не показалось, что я без конца повторял одно и то же?
– Послушайте, вы не позволили ему вас затюкать, а сумели высказать свою точку зрения. А это главное. Что это вы такой мрачный?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Вы от меня ничего не скрываете?
– Сигнал, сэр. Вчера вечером, пока я был в Нью-Йорке, начался, как мы это называем, ниспадающий логарифм. Когда я вернулся сюда, в Хантсвилл, сигнал уже начал затухать.
– Затухать? И что мы на данный момент имеем?
– Девяносто шесть процентов, мистер Президент.
– Ах так!
– Я понимаю, кажется, что это много, но, помните, я говорил вам, что наша программа синтаксической экстраполяции базируется на анализе завершенной алгоритмической кривой. Если последовательность усечена, мы получаем разрыв.
– Разрыв?
– Это похоже на предложение, в котором последнее слово объясняет все: существительные, глаголы – все. Мы все еще регистрируем сигнал, но…
– Ну и прекрасно. Сегодня я собираюсь выйти в эфир и обратиться к нации. Как говорится, куй железо, пока горячо.
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Я скажу им, что смысл сообщения не так уж и важен, сенсация в том, что такое сообщение существует. Мы не одни во Вселенной. Есть кто-то еще. Кто-то, кто хочет войти с нами в контакт. И, Салавард…
– Да, мистер Президент?
– Не давайте им повесить трубку. Я рассчитываю на вас.
– Мистер Президент, думаю, вы захотите ответить. Это…
– Салавард? Это вы? Как вам понравился мой «Треп у камина»? У вас есть для меня новости?
– Да, сэр. Плохие новости. Самые плохие.
– Вот дерьмо! Я так и знал.
– Мы потеряли сигнал раньше, чем кончилась экстраполяция. У нас остались только математические символы, которые ничего не объясняют. Мне очень жаль, мистер Президент. Следовало бы…
– Следовало что?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Что? Алло!
– Я говорю, сэр, что не знаю. Программу никак нельзя заставить работать быстрее. Если бы у нас возник еще шанс, мы могли бы вывести сжатую последовательность и прогнать ее через параллельный компилятор, который позволил бы нам начать анализ с первичного сигнала, но…
– Не извиняйтесь, Салавард. Вы сделали, что смогли. По крайней мере мы убедились, что программа СЕТИ – не пустая трата времени. Так? Черт возьми, теперь мы знаем, что в космосе кто-то есть, так ведь?
– Скажи им, что они дерьмо, и пусть идут в задницу!
– Почему же у меня так скверно на душе, а, Салавард? Может, мы что-нибудь упустили?
– Упустили, сэр?
– Может, они передавали нам нечто такое, что мы не готовы были воспринять? Нечто, что мы просто не желаем слышать?
– Я не могу представить, как такое возможно, мистер Президент.
– Ну ладно. Может, они еще дадут о себе знать. Вы подготовите свою программу. Почему бы им и правда не подать голос?
– Не вижу, почему бы и нет, мистер Президент.
– Что? Алло!
– Я говорю, почему бы и нет, мистер Президент.
ПЛЕЙЕР
Пояс – спокойное место. Солнце так далеко, что его пения не слышно. Рев миллиона миллионов звезд, пожирающих друг друга, превращается здесь в абсолютную тишину. Но молчание было прервано звуком: бип-бип-бип.
Афени Бен Кэрол услышала этот писк. Стала искать источник искателем, определила место определителем. То, что она обнаружила, было размером с автомобиль. Она затянула его сетью в трюм.
Афени Бен Кэрол назвали в честь ее матери и отца, а тех назвали в честь их родителей из предыдущего поколения. Она была из рода называющих, который пережил появление (вот они мы!) уже сотни поколений, что выпадает каждому называющему роду, а выживает лишь один из тысячи. И тогда обустраивается во Вселенной, где каждый вид, разумный или нет, проживает жизнь длиной в один оборот галактики.
Меньше, чем мне показалось, думала она. Не на английском, но на языке, в котором все еще звучали отголоски этой древней, летящей, скрипучей, ароматной смеси. Язык, как Дугласова ель, живет около пятисот лет.
* * *
Афени Бен Кэрол частенько разговаривала сама с собой. Она была хорошим слушателем. Она уже почти год барражировала вдоль Пояса, выискивая тяжелые металлы. То, что она нашла, оказалось серебристой сферой размером с автомобиль. Она втащила его в трюм сетью.
Не корабль, сказала себе А.Б. Кэрол. Это стало понятно сразу. Нет двигателя, нет систем притягивания и ориентации. В самой глубине юного сердца мелькнула тень древней, как мир, мечты: а вдруг это дым чужого костра? Ибо то была вещь, сделанная руками, а она и сама была из рода делающих.
Она прервала полет и вернулась с добычей домой. Ибо она была из рода домашних и собирающих, тех, что собирали ветви чужих планет и плели из них колыбели своим младенцам. Она несла добычу к древней, промытой водой и высушенной ветрами Заре, или Земле, или Золе, или Воле, или Соли, или Доле.
Группа Кью пригласила ее присутствовать (ведь она сетью втянула этов трюм). В Группу Кью входили: ТРан де Маркус, горько-сладкий Биттер Свит, Орсон Фарр и Гроон Элизабет плюс два комплекта близнецов для симметрии. Все они были из этого рода – любопытного, вопрошающего, сующего нос во все.
Группа Кью собралась на совет, а вокруг тихо кружили дубовые листья, мягко, как снег, укрывая землю. Прекрасные слушатели, они молча слушали песню небес: бииип-би-иип-бииип.
Каждый бииип состоял из меньших биипов, а в них, в свою очередь, слышались еще более краткие «бип». Математика. С математикой разобрался Биггер Свит. «Найди меня», – говорил пришелец.
* * *
Уже сделано, сказала себе Афени Бен Кэрол.
Они нашли маленькую панель размером с дверь. Внутри обнаружилась меньшая сфера, которая вращалась в луче неизменного света. Вращалась и пела: бииип-бииип-бииип.
ТРан де Маркус расшифровал музыку. «Поправь меня», – пела музыка. Так они и сделали, ибо были из поправляющего, налаживающего рода. Легкое покачивание, осмотр, простой тест рукой. Звезды натянулись на своих серебряных струнах. «Бииип» свернулось в «бум-м-м», долгое, плоское и высокое.
Потом прекратилось. Тишина была красноречива. «Отошли меня дальше», – шептала она. Группа Кью кивнула в унисон, ощущая себя покинутой. Их работа окончена.
Афени Бен Кэрол доставила его обратно в Пояс. Ее сопровождал Орсон Фарр. Мимо, кружась струящимся водоворотом, проносились планеты.
Афени Бен Кэрол думала о тех, кто находил и налаживал пришельца до нее, и о тех, кто до них и кто еще раньше. Космический путешественник стар. Интересно, кто найдет и наладит его потом, когда она снова отправит его в дорогу? А если никто не найдет, что тогда? Ей было страшно отпускать его от себя.
Его нужно находить и налаживать примерно каждый миллион миллионов лет. Иначе он замедлится, говорила она. Начнет раскачиваться. Появится фальшь в мелодии. А потом вообще перестанет играть. Страшно отпускать его от себя.
Давай оставим его здесь, предложил Орсон Фарр. Мы ведь можем прожить миллион миллионов лет. Но скорее всего нет.
* * *
Наверное, нет, сказала Афени Бен Кэрол, которая втянула путешественника в трюм сетью. Она натерла его, и он стал сиять, как зеркало. Заглянув внутрь, А.Б. Кэрол увидела миллион колец из кружащихся угольных искр, которые когда-нибудь, вероятно, смогут, которые когда-нибудь наверняка сумеют соткать еще один ищущий, находящий и налаживающий род.
Что он играет? – спросил Орсон Фарр.
А. Б. Кэрол направила его к звездам. Вселенную, ответила она, слегка крутанула его рукой и отправила дальше.