Текст книги "Комната Наверху и другие истории"
Автор книги: Терри Бэллантин Биссон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Барахлом?
– Подпрограммы, операционки, дистрибутивы, файлы… Собиралась вырвать их с мясом. Хотела наделать у них там шороху… Редактор у меня был с собой, так что я могла переписать код, даже находясь внутри. Но Клайд как-то унюхал. И убил меня.
– Маленьким молоточком?
– Ага! Ты уже начинаешь понимать, что к чему. Просто открыл ящик – чпок! Прямо между глаз. Но только Клайд не знал, что я могу сохраниться, ну, спастись, записаться. У меня всегда с собой макрос для автосохранения. Я написала его еще в колледже. Так что пропало всего минут десять и немного памяти. Ну и конечно, моя жизнь. Я сумела нырнуть в пространство своих тайных ходов, но, черт возьми, кому охота жить как крыса? Я ждала, пока явится мой принц и отведет меня в Комнату Наверху.
– Твой принц?
– Это просто фигура речи. Я ждала, пока откроется «Дива». Подошел бы любой идиот.
– Фигура речи… – повторил я.
– Да ладно тебе. В любом случае эта сучка Циснерос не знает, и Клайд, кстати, тоже, что в Комнате Наверху есть интерфейс с другими франшизами Внутреннего Прыжка – с Арктикой, Амазонским приключением. Я смогу выбраться из Дворца. А когда добавятся новые модули, моя вселенная расширится. Потом еще и еще. Черт возьми, я смогу жить вечно! Ты разве не заметил, что в НВ нет смерти?
Она встала и зевнула. Мне понравилась ее розовая глотка. Сняв кепку, она швырнула ее в стену. Кепка упала на пол возле небольшой щели у самого плинтуса. Щель была совсем тесной, но я все-таки протиснулся, сунув вперед одно плечо, затем другое. И оказался в комнате с каменными стенами и узким окошечком-бойницей. Баг…
– Не возражаешь, если я буду звать тебя Баг?
– Слушай, прекрати, а? Пошли!
На Баг было черное кружевное бюстье с глубоким декольте над рельефными чашечками и широко расставленными бретелями. Черные кружевные трусики высоко открывали стройные бедра. Разумеется, красная кепка была тут как тут. И очки. Она сделала шаг в сторону, чтобы я мог взобраться на стул и выглянуть из щели окна наружу. Было так высоко, что казалось, я видел кривизну земной поверхности. Мне чудилось, я ощущал изгиб ее бедра совсем рядом с моим, хотя и знал, что все это – только воображение. Воображение в НВ – самое главное.
– Мы уже недалеко от Комнаты Наверху, – сообщила Баг. – Посмотри, как высоко ты меня завел. Но в одном Циснерос права.
– В чем?
– Ты не можешь привести меня в Комнату Наверху. Ты окажешься заперт. Назад хода нет.
– А ты? – Мне нравилась линия выреза на ее панталончиках.
– Я уже заперта. У меня нет тела, в которое можно вернуться. Мое нынешнее, как я понимаю, обеспечил мне ты. – Наклонив голову, она сквозь очки оглядела бюстгальтер и трусики. – Думаю, потому-то я и ношу до сих пор очки.
– Я не против помочь тебе добраться до Комнаты Наверху, – сказал я. – Но почему ты не можешь войти туда сама?
– Я не могу двигаться вверх, только вниз, – объяснила Баг. – Забыл, что ли, я ведь мертвая? Если бы у меня был мой редактор – ResEdit, я могла бы… Вот дерьмо! – Тут тоже оказался телефон. Пока он не зазвонил, мы его и не видели. – Это тебя, – проговорила Баг, передавая мне трубку.
Не успел я произнести «Алло!», как уже рассматривал заляпанный водяными пятнами потолок Приемного зала. Заскрипели ботинки. Служитель помог мне выбраться из ящика. Клайд.
– Уже четыре сорок пять? – с удивлением спросил я.
– Когда развлекаешься, время летит, как птица, – усмехнулся он.
– Угадай, кто здесь? – спросила мать.
Я услышал, как сливается вода из туалетного бачка в ванной.
– Я не хочу ее видеть.
– Она притащилась сюда из самого Салема, – с упреком проговорила мать. – И привезла твое барахло.
– И где же оно?
– Пока у нее в машине. Я не разрешила внести его в дом, – объяснила мать. – Потому-то она и плачет.
– И вовсе она не плачет! – прозвучал чей-то резкий голос.
– Господи Боже мой! – воскликнул я. – Он что, вместе с ней?
– Она не хочет тащить все это назад, – пояснил тот же глубокий голос.
Снова зашумела вода из бачка. У матери в ванной два унитаза: для нее и для меня.
– Я в отпуске, – заявил я. Ручка на двери ванной начала поворачиваться, и я решил отправиться на прогулку, а когда вернулся, их уже не было. На газоне валялись мои шмотки.
– Можешь вырыть яму и присыпать их, – поджав губы, заявила мать.
На следующее утро в Приемном зале я оказался первым. Однако вместо того чтобы помочь мне открыть свой ящик, Скрипучие Башмаки, то есть Клайд, служитель, дал мне подписать какую-то бумагу.
– Я уже подписывал согласие, – возразил я.
– Это мы дополнительно страхуемся, – пояснил Клайд.
Я подписал.
– Вот и хорошо, – улыбнулся он. Улыбка была не из самых чарующих. – А теперь ложитесь. Вдохните поглубже. – Ящик скользнул в пазах. Я набрал полную грудь витазина и словно очнулся от сна в строго обставленной гостиной с бежевым ковром на полу, диваном и креслом. Шемизетт стояла у высокого окна в бюстгальтере цвета топленого молока из жаккардового атласа с рельефными чашечками, глубоким вырезом и широко расставленными бретелями. На передней части трусиков из той же материи красовалась прозрачная вставка. Шемизетт держала в руках чашку и блюдце того же цвета. Пейзаж за окном состоял из зеленых холмов, бесконечной цепью убегающих к горизонту.
По комнате бродила громадная собака.
– Шемизетт! – позвал я. Надо бы объяснить ей, как обстоят дела, но некогда, нужно искать Баг.
Я осмотрелся: где туг мышиная нора? В темном углу, за лампой, обнаружилась низенькая арочка – словно вход в миниатюрную пещеру. Я едва сумел вползти в узкий проход – просунул сначала одно плечо, потом другое.
– Куда ты пропал? – Подтянув колени к подбородку, Баг сидела в бетонном зале на поблескивающем штабеле древесины. Над крошечными трусиками-бикини у нее опять была надета все та же футболка с логотипом MERLYN SISTEMS.И разумеется, красная кепка и очки.
– Они заставили меня подписать еще одно согласие.
– И ты подписал?
Я кивнул. Мне нравился маленький клиновидный краешек трусиков, убегающий под подол футболки.
– Идиот! Ты хоть понимаешь, что, подписав согласие, ты дал Клайду право тебя убить?
– Мне не нравится, как ты меня называешь, – упрямо заявил я.
– Эти долбаные Бонни и Клайд! Теперь я никогдане попаду в Верхнюю Комнату! – Я испугался, что она сейчас заплачет, но вместо этого Баг швырнула свою кепку об пол, а когда я нагнулся ее поднять, то увидел мышиную нору, такую узенькую, что туда едва-едва проходили три пальца, однако я все же заполз в нее на животе, протолкнув сначала одно плечо, потом другое, и оказался в комнате с голыми полами и абсолютно новыми окнами – даже стикеры еще не были сняты. На Баг было кораллово-розовое кружевное бюстье с максимально возможным декольте и французские трусики, высоко закрытые сзади, а впереди состоящие лишь из прозрачного треугольничка розовых кружев.
Следом за ней я подошел к окну. Далеко внизу виднелась мешанина облаков, моря, яркой, словно небо, земли.
– Должно быть, мы уже рядом с Комнатой Наверху, – заметил я. – Может, у тебя еще все получится! – Я хотел бы ее утешить. Мне понравился вырез на ее лифе.
– Не говори глупостей! – нетерпеливо воскликнула она. – Ты что, не слышишь этот вой?
Я кивнул. Казалось, к нам приближается целая стая гончих псов.
– Это кот. Разыскать и уничтожить. Найти и стереть. – Она резко передернула плечами.
– Но ты ведь можешь спастись!
– Все не так просто. Я уже опаздываю.
Мне показалось, она сейчас заплачет.
– Тогда пошли! – скомандовал я. – Я приведу тебя в Комнату Наверху. Плевать на опасность!
– Не говори глупостей! – повторила Баг. – Ты попадешь там в ловушку. Навсегда. Если раньше тебя не убьет Клайд. Если бы только у меня был мой редактор! ResEdit. Я смогла бы сама туда добраться.
– Так где же он?
– Я потеряла его, когда Клайд меня убил. С тех пор я его ищу.
– Как он выглядит?
– Как большие ножницы.
– Я видел у Шемизетт большие ножницы! – выкрикнул я.
– Вот шлюха!
– Мне не нравится, что ты ее так называешь… – начал я, но тут зазвонил телефон. Раньше мы его не замечали.
– Не отвечай! – крикнула Баг, но подняла трубку и передала ее мне. Разве она могла действовать иначе? Я же подписал согласие. Конечно, звонили мне. В следующее мгновение я увидел забрызганный водой потолок и опускающийся мне прямо между глаз серебряный молоточек.
И улыбку Клайда. Нехорошую улыбку.
Сначала стало совсем темно. По-настоящему темно. Потом стало опять светло. Как будто я очнулся ото сна.
Я находился в круглой белой комнате с выпуклыми окнами на всех стенах. Болела голова. Сквозь оконное стекло я видел серые звезды на молочно-белом небе. Баг…
– Ну вот, – проговорила Баг. Она стояла у окна в голубых, как незабудка, атласных трусиках, закрытых сзади, но с высокими вырезами по бокам. Вышитые прошвы нежных тонов украшали переднюю часть. А сверху – ничего. Никакого бюстгальтера. Никаких бретелей. Ни кружева, ни вышивки.
Голова по-прежнему болела. Но все же я восхитился, насколько высоко нам удалось забраться.
– Это и есть Комната Наверху? – с волнением спросил я.
– Не совсем, – ответила Баг. На ней все еще была эта красная кепка и очки. – Теперь удача от нас отвернулась. Кстати – вдруг ты не заметил? – Клайд и тебя убил. Только что.
– Нет! Только не это! – Ничего ужаснее я и представить себе не мог.
– Да. Именно так, – ответила она и положила руку мне на лоб. Я чувствовал,как ее пальцы ощупывают небольшую впадину.
– Что ты сделала, скопировала меня?
– Вытащила тебя из памяти. Едва успела. – В окне, далеко-далеко внизу, виднелся голубой шар, прочерченный белыми неровными полосами. – Слышишь этот вой? Это коты Клайда прочесывают Дворец комнату за комнатой.
Я содрогнулся. Но мне понравилось, как ее трусики оттеняют кожу бедра.
– Ладно. Что нам терять? – спросил я, сам себе удивляясь, что не расстроился из-за собственной смерти. – Двинули в Комнату Наверху!
– Не говори глупости! – воскликнула Баг. – Если ты тоже мертвый, ты не можешь туда меня протащить. – Вой становился все громче. – Теперь нам придетсянайти ResEdit! Где ты видел эту – как ее там? – с большими ножницами? В какой она была комнате?
– Шемизетт, – отозвался я. – Я не помню.
– Что было в окне?
– Не помню.
– А в комнате?
– Тоже не помню.
– В чем она была одета?
– Сильно облегающий бюстгальтер с низким вырезом и без бретелек. Из трикотажного шелка и кружева с твердыми чашечками. Бикини, высоко открывающие бедра, на широком поясе, впереди вставка из прозрачного кружева. Все белое, – закончил я.
– Тогда пошли, – решительно заявила Баг. – Я знаю это место.
– Я думал, мы никуда не можем пойти без – как это? – перезагрузки?
– Вниз– можем, – объяснила Баг. Она швырнула красную кепку и двинулась за ней сама. Кепка упала возле крошечной щели, в которую Баг с трудом могла всунуть кончики пальцев. Я протиснулся следом за ней. Мне по-прежнему нравилось, как вырез трусиков прилегает к телу. Мы оказались в старомодной кухне. Шемизетт что-то мешала в кастрюле парой огромных ножниц. На ней был плотно облегающий бюстгальтер с глубоким вырезом и без бретелей. Атлас и кружево. Твердые чашечки подчеркнуты отделкой. Трусики на широком поясе высоко открывали бедра по бокам, впереди – прозрачная кружевная вставка. Все белое.
– Отдай-ка их мне, – потребовала Баг, ухватившись за ножницы. На ней тоже был плотно облегающий бюстгальтер с глубоким вырезом и без бретелей. Атлас и кружево. Твердые чашечки подчеркнуты отделкой. Трусики на широком поясе высоко открывали бедра по бокам, впереди – прозрачная кружевная вставка. Все белое. И красная кепка. Но где же очки?
– Стерва, – ласково сказала Шемизетт.
Я был потрясен – не думал, что она умеет говорить.
– Шлюха, – ответила Баг.
И в этот момент в комнате возникла собака. Из ниоткуда. В буквальном смысле.
– Кот! – крикнула Баг, пытаясь открыть замок кладовки кончиками больших ножниц.
Пес – нет, кот – зашипел.
– Сюда! – воскликнула Баг. Она толкнула меня спиной вперед в кладовую, а сама щелкнула ножницами, целясь в живот собаке. В живот коту. Ну, в общем, ясно. Брызнула кровь. Залила все вокруг. Я оказался в большой пирамидальной пустой комнате. Белый пол, белые стены сходятся в одной точке над головой. В каждой из стен – иллюминатор. Баг…
А вот Баг нигде не было. За стеклами иллюминаторов тоже ничего не было. Даже звезд. И дверей тоже не было. Снизу доносились лай и рычание.
– Баг! Кот стер тебя! – завыл я, понимая, что ее больше нет. Я боялся, что зареву, как маленький. Но не успел: люк в полу открылся, и появилась – ногами вперед – Баг. Кровавые пятна покрывали ее руки, она держала ножницы и была одета…
Баг была голой. Абсолютно обнаженной.
– Это я стерла кота! – с триумфом воскликнула она.
– Он все равно нас преследует, – сообщил я, прислушиваясь к дикому лаю внизу.
– Вот дерьмо! Там наверняка копирующая петля, – отозвалась Баг. Она была голой. Обнаженной. Раздетой. Нагой. Совсем без одежды. – И прекрати на меня пялиться!
– Не могу, – пробормотал я. Исчезла даже красная кепка.
– Это уж точно, – хихикнула Баг. Она была голой. Обнаженной. На ней ничего, совсем ничего не было.
Баг подбежала к одному из иллюминаторов и стала поддевать раму кончиком ножниц.
– Там ничего нет, – сказал я. Рычание становилось сильнее. Люк в полу закрылся, но у меня было такое чувство, что он снова может открыться. И скоро. Черт возьми всех этих псов! И кошек тоже.
– Здесь нельзя оставаться, – буркнула Баг. Она бросила открывать раму и разбила стекло ножницами.
– Я с тобой! – крикнул я.
– Не говори глупостей, – как всегда, ответила она и снова положила ладонь мне на лоб. Ладонь оказалась прохладной. Мне понравилось ее прикосновение. – Вмятина глубокая, но недостаточно. Может, ты и не умер. Просто в нокауте.
– Он треснул меня со всей силы. К тому же я все равно здесь заперт.
– Если ты не мертв, то и не заперт. Как только я уйду, они выключат всю систему и устроят перезагрузку. А ты, видимо, проснешься с головной болью, и все. И сможешь спокойно пойти домой.
Лай стал еще ближе.
– Я не хочу домой.
– А как же твоя мать?
– Я оставил ей записку, – соврал я.
– А твои вещи?
– Я их закопал к чертям.
Она была обнаженной. Абсолютно голой, только сияли ее изящные очки. Ничего сверху, ничего снизу. Исчезла даже красная кепка. В отверстие помещалась только рука, но я последовал за Баг, просунув сначала одно плечо, потом другое. Кругом был один белый цвет, собачий лай прекратился, слышался только какой-то вой, словно шумел ветер. Я взял Баг за руку и покатился. Мы оба катились. Я держал ее за руку, и мы катились, катились, катились по пустому, теплому снегу.
Я словно очнулся ото сна. Тело укутывала вонючая шкура. Глаза смотрели в прозрачный потолок маленького домика изо льда и листьев. Баг лежала рядом, укрытая тем же пахучим мехом.
– Где мы? – спросил я. – Я слышу, как лают коты.
– Это наши собаки, – ответила Баг.
– Собаки? – Я встал, пошел к двери, затянутой грубым шерстяным одеялом, откинул его и стал разглядывать мили и мили чистого свежего снега и далекую цепочку деревьев, увитых плющом. Серебристые собаки возились у стены маленького домика. Одна из них придушила змею. Большую змею.
– Здесь все сходится в одну точку, – пояснила Баг, – Комната Наверху, Северный полюс, начало Амазонки.
– Исток Амазонки, – поправил я. – Где твои очки?
– Они больше не нужны.
– А мне они нравились.
– Тогда я снова их надену, – отозвалась Баг.
Я вернулся к ней под меховое одеяло. Хотелось узнать, во что она одета. К сожалению, с этого места я никак не могу рассказать вам, что это было, но, думаю, вам бы тоже понравилось. Конечно, если вы хоть чуть-чуть похожи на меня.
СМЕРТИ НЕТ
– Повторяйте за мной, – скомандовал Пиг Гнат. – О Тайный и Ужасный Оракул Затерянной Пустыни!
– О Тайный и Ужасный Оракул Затерянной Пустыни!
– Ключ от Оз! Да принадлежат тебе во веки веков…
– Ключ от Оз! Да принадлежат тебе во веки веков…
– Люди – пчелы! А теперь закройте его вон тем камнем.
– Камнем?!
– Сначала камнем, а потом листьями.
– Мы его потом ни за что не найдем.
– Понадобится – найдем. Я нарисовал карту. Видите? Давайте быстрее. Вроде уже поздно.
Действительно было поздно. Пока Нэйшен возился с камнями и листьями, а Пиг Гнат аккуратно складывал карту, Билли Джо взобрался по откосу канавы на самый верх. За кукурузной стерней по другую сторону дороги поблескивали ранние огоньки. Среди них – окошко миссис Пигнателли.
– Я вижу свет, – крикнул Билли Джо. – Значит, твоя мама дома? Может, стоит пойти напрямик, по полю?
– Сам должен понимать, – назидательно проговорил Пиг Гнат. – Тот, кто пришел по следу, по следу должен уйти.
Билли Джо и Нэйшен недовольно поворчали, но согласились. Они находились у истоков легендарного Тибетского Нила. След шел по берегу мутноватого потока, уходил прочь от проселка и домов на другой стороне, потом нырял в канаву и тянулся вдоль крутого откоса того, что было (если, конечно, прищуриться, а они как раз прищуривались) тысячефутовой пропастью. Там, где овраг сужался из-за остова брошенной машины («форда»), след пересекал Нил по головокружительно высокому мостику – два фута на четыре, – а потом уходил от потока (который на самом деле возникал только после дождя) и тянулся через пустыню Гоби-Серенгети, заросшую полынью, к дальней цепочке деревьев.
Билли двигался впереди. Пиг Гнат только год назад переехал в Мидлтаун из Коламбуса и сейчас шел в середине. А Нэйшен, которому принадлежало ружье (помповое, разумеется), а потому он сам его и нес, замыкал строй. Настороженный, готовый к игре и к опасности, он вдруг крикнул:
– Стой!
Трое мальчишек замерли в тускнеющем свете дня. Гигантская стрекоза сидела на заборе – на верхушке столба – и перебирала крыльями, удерживаясь на месте. Нэйшен прицелился и выстрелил. Чудовище рухнуло, разорванное почти пополам, лапы его трепыхались в последней агонии.
Нэйшен вернул на место ружье, а Билли Джо прикончил чудовище, чтоб не мучалось. Этому великолепному убийце, как и тигру-людоеду, полагалась смерть.
– Неплохой выстрел, – одобрительно буркнул Билли Джо.
– Повезло, – скромно отозвался Нэйшен.
Пустыня кончилась. Тропинка скрылась в туннеле из густых, невысоких зарослей, змеилась вокруг рваных шин, петлей забегала в Черный Лес – темную чащу кустовой акации и сассафраса, возвращалась на крутой глинистый склон, потом на щебеночную дорожку и наконец – снова на проселок.
– Напомни мне название склона, – попросил Билли Джо, пока они спускались.
– Аннапурна, – ответил Пиг Гнат.
И они цепочкой двинулись дальше. Один неверный шаг – смерть.
Когда они прощались у края дороги, было уже темно. Пиг Гнат побежал домой, мать уже вернулась – она работала в библиотеке Мидлтауна – и сейчас готовила еду и поджидала сына, чтобы вместе поужинать. Билли Джо тоже прибежал домой, но что толку. Отец был уже пьян, мать уже плакала, а близнецы уже орали. А вот Нэйшен не спешил. Все дома на улице, похожие, как горошины в стручке, сияли освещенными окнами. Ему всегда казалось, что можно выбрать любой и обнаружить на столе обед и свою семью, спешащую поскорее закончить, чтобы успеть посмотреть «Хит-парад».
Потом они подросли, и дороги их разошлись. В старших классах Билли Джо связался с крутой компанией, ему не раз пришлось бы провести ночку-другую в камере, если бы не отец, который сам был полицейским. Нэйшен превратился в футбольную звезду, от него забеременела первая красавица университетского выпуска, и через месяц после окончания университета он на ней женился. Пигнателли поступил в Антиохийский университет, где его экс-отец, как он его называл, был преподавателем. Продержался он там целых два года, до того самого семестра, когда на кампус одновременно обрушились антивоенное движение и ЛСД.
Шестидесятые пронеслись над Америкой бурным потоком, таким широким и глубоким, что не перепрыгнуть и не перейти вброд. Так что вместе все трое оказались в Мидлтауне только на десятую годовщину окончания школы, может, раньше тоже бывали, но они об этом не знали. Жена Нэйшена, Рут Энн, организовала встречу. Она по-прежнему была первой красавицей выпуска.
– Помните дорогу к Оракулу Затерянной Пустыни? – спросил Билли Джо. Он был пьян. Как и отец, он состоял на службе закону (по его собственному выражению), однако был не полицейским, а адвокатом.
– Разумеется, – отозвался Пигнателли. – Я ведь нарисовал карту. – Он приехал на встречу из Нью-Йорка, где скоро должны были поставить его первую пьесу. На Бродвее. Ну, в общем, в районе Бродвея. Его очень задело, что никто и не подумал спросить об этом.
– О чем это вы тут вдвоем шепчетесь? – спросил Нэйшен. Он с женой, Рут Энн, пересел к их столику.
Пиг Гнат ответил:
– Пошли со мной.
Они оставили своих дам и тихонько выскользнули через боковую дверь спортзала. За спортплощадкой, за дорогой, там, где прежде было кукурузное поле, теперь сверкал огнями торговый центр, залитый холодным лунным светом, а дальше клубилась бесконечная ночь. Дверь за ними захлопнулась, музыка стихла. Они представили узкую тропу, тьму между деревьями, крутой подъем к Тайному Оракулу и содрогнулись.
– Подразумевается, что мы должны предаваться школьным воспоминаниям, так? – спросил Нэйшен.
Билли Джо подергал дверь, но она была заперта. Внезапно он протрезвел. Первая Красавица налегла на задвижку и открыла дверь изнутри.
– Что вы тут делаете, мальчики? – спросила она.
– Би Джей, нам пора, – позвала Билли Джо жена – девушка из Луисвилля.
Двумя годами позже Пигнателли бросил писать пьесы, точнее, отложил это занятие, и устроился на работу в нью-йоркский офис «Ассоциации творческих инициатив» на Пятьдесят седьмой улице. В октябре того года он приехал в Мидлтаун на шестидесятилетие своей матушки. Остановился у Нэйшена Форда и очень удивился, обнаружив, что тот начинает лысеть. Нэйшен торчал под машиной – очень странное местоположение для управляющего собственным делом.
– Бизнесом теперь занимаются отец и Рут Энн, – объяснил Нэйшен. Он умылся, они разыскали Билли Джо в здании суда и двинулись в Лексингтон, где хвост Пигнателли не вызывал такого пристального внимания. Билли Джо нанял приятеля, чтобы он занимался его разводом.
– Это как у врачей, – пояснил он. – Никто сам себя не лечит.
– Надо бы нам пойти в поход, пожить на природе, – сказал Нэйшен. – Втроем.
Через два года они так и сделали. Два раза в год ассоциация посылала Пигнателли в Лос-Анджелес, и он сумел на одну ночь заехать в Мидлтаун. Билли Джо встретил его в аэропорту с двумя взятыми напрокат спальными мешками и палаткой, Нэйшен присоединился к ним на полдороге между Луисвиллем и Мидлтауном, и они двинулись обратно по крутым холмам вдоль Оттер-Крик. Билли Джо собирал дрова, Пиг Гнат складывал костер.
– Надо же, нам уже по тридцатнику! – воскликнул Нэйшн. На самом деле им было по тридцать два года, но чувствовали они себя (по крайней мере когда были вместе) все такими же пацанами, то есть бессмертными. Пиг Гнат пошевелил в костре, в черное небо фонтаном взлетели искры, смешавшись с яркими звездами. Они решили никогда не стареть.
Еще через два года, тоже в октябре, они встретились в аэропорту Лексингтона и двинулись на восток к лабиринту невысоких гористых складок Камберленд-маунтин и разожгли свой костер у подножия утеса в ущелье Красной реки. Девочки-близняшки, дочери Нэйшена, только что отпраздновали «весну жизни» – свое шестнадцатилетие. Пигнателли встречался с одной старлеткой, чье личико частенько попадалось на рекламных плакатах в супермаркетах, и начинал задумываться, не завести ли детей.
Еще через год, в октябре, они забрались в ущелья Грейт-Саутфорк у реки Камберленд, практически на одной широте с Теннесси. Там были уже настоящие горы, не очень высокие, но крутые. По ночам звезды сияли, как ледяные кристаллы.
– Но только вечные, – заметил Пиг Гнат.
Они провели там две ночи. Юрист, которого нанимал Билли Джо, женился на его бывшей жене, переехал в доставшийся ей дом и теперь растил его сына.
Потом они стали встречаться каждый год, в октябре. Би Джей подхватывал Пигнателли в аэропорту Луисвилля, а Нэйшен присоединялся к ним в горах. Билли Джо пребывал во втором браке, Пигнателли переехал в Лос-Анджелес, Нэйшен разводился, а они обследовали Большой Южный хребет. Первой Красавице достался дом на Коффи-Трилейн. У них сложились традиции, совсем как в прежние времена. Нэйшен выбирал место, Билли Джо занимался дровами, Пиг Гнат разводил костер. Двадцатилетие окончания школы они пропустили. В любом случае их дружба пережила окончание школы.
В год, когда им исполнилось по сорок лет, шел дождь, и они стали лагерем у входа в неглубокую сухую пещеру, откуда можно было сидеть и смотреть на небо: камень, звезды, и все.
– До скольких вы хотите дожить, ребята? – спросил Нэйшен. Когда-то сорок лет представлялись им старостью, а теперь и пятьдесят – ерунда. Забавно, как растягивается время: впереди много, сзади – мало. Обе дочки Нэйшена были замужем, и он скоро станет дедом. Би Джей сам занимался своим вторым разводом. В год, когда умерла матушка Пигнателли, он, разбирая бумаги, нашел в столе раскрашенную от руки карту. Ему и разворачивать ее не пришлось – он сразу догадался, что это такое. Сунув карту в пластиковую папку, Пиг Гнат взял ее с собой в Калифорнию.
В какие-то годы они пробовали провести октябрь в других местах, но всегда возвращались в свои края. Адирондакские горы выглядели слишком голыми и пустынными по сравнению с тесным и темным лабиринтом Камберленда. Скалистые горы, конечно, живописны, но масштаб абсолютно не тот.
– Слишком мы старые, чтобы пялиться на этакие просторы, – прокомментировал общее настроение Пиг Гнат. В шутку, конечно, но не совсем. Ему было сорок шесть. В Камберленде горизонт всегда близко, открытых пейзажей там не увидишь. Крутые склоны нависают над глубокими ущельями. Все ущелья похожи одно на другое, как годы или деревья. Звезды крутятся над головой, словно неспешные искры. Иногда кажется, что во всей Вселенной только они трое пребывают в покое, все остальное вертится, разлетаясь в разные стороны. – Реальность здесь, – пояснил Пиг Гнат, вороша костер. – Весь остальной год – всего лишь вьющийся над ней дымок.
Когда умер отец Нэйшена, тот нашел на чердаке старую винтовку, затянутую пленкой ржавчины и без магазина. Почистил ее и сунул в гараж Рут Энн. Та вернулась к Нэйшену и водила его «форд». Кстати, половина все равно принадлежала ей.
– Все еще первая красавица, – посмеивался Нэйшен. Как друзья они ладили лучше, чем как супруги. Пигнателли им завидовал. В тот год они стояли лагерем среди сикоморов безымянной излучины Ничьей реки.
– До скольких вы хотите дожить, ребята? – спросил Билли Джо. Вопрос уже стал привычной шуткой. Никто не хочет стареть, но с каждым годом все равно становится старше.
В октябре двухтысячного года они шли вдоль скалистого гребня, убегающего, как дорога в небеса, на северо-восток от Камберлендского Прохода. Ветер срывал с деревьев последние листья. Два тысячелетия! Самый холодный октябрь за последние годы. Они провели ночь в сухой пещере, затянутой пылью, как лунный кратер. Следы ног останутся здесь на тысячу лет или по крайней мере навеки. Жизнь была прекрасна. Билли Джо снова женился. Нэйшен опять сошелся с Рут Энн. Еще не время.
Где-то в шкафах валяются фотографии, на которых они в самом начале, в детстве, выглядят такими похожими, в том смысле, как похожи все мальчишки. На поздних фотографиях видно, как они начали отличаться друг от друга. Би Джи – в синих костюмах и галстуках. Пигнателли – в шелковых куртках спортивного кроя и стодолларовых джинсах. Нэйшен – в комбинезонах и сдвинутых на затылок шляпах. После пятидесяти, сидя на уступе известнякового склона высоко над Биг-Сэнди-ривер, они снова выглядели как горошины из одного стручка – редеющие волосы, набирающее силу брюшко. Это был их последний октябрь. Через неделю после Рождества Нэйшен умер. Внезапно. Пигнателли даже не знал, что тот был болен, а потом позвонила Рут Энн. Сердечный приступ. Ему было почти пятьдесят девять. До каких лет вы хотите дожить?
Пиг Гнат вынул карту, которую держал у себя в офисе, но разворачивать не стал. У него было ощущение, что развернуть ее можно только один раз. Билли Джо вместе с молодой женой подхватили его в аэропорту Луисвилля и направились прямо в Мидлтаун на похороны. Билли Джо выглядел рассерженным, его молодая жена – виноватой. После похорон в доме на Коффи-Три-лейн были поминки. Пигнателли пошел к гаражу, за ним увязались две маленькие девочки – у Нэйшена были только внучки, ни одного внука. Он развернул карту на верстаке, и, разумеется, древняя бумага на сгибах растрескалась. Пиг Гнат нашел старую винтовку под верстаком, ржавую, но с запахом смазки. Потом стал искать магазин, девочки ему помогали, но они так ничего и не нашли.
Вернувшись в дом, он поцеловал на прощание Рут Энн, размышляя, как уже размышлял и раньше, женился бы он, если бы у него была возможность жениться на Первой Красавице. Почти все гости уже ушли. Билли Джо напился, но злоба его не прошла.
– Черт возьми, мы слишком долго ждали, – бормотал он. Пиг Гнат отрицательно покачал головой, но сам-то он ни в чем не был уверен. Может, и правда слишком долго? Ему было жаль молодую жену Билли Джо. Они оставили ее в доме с Рут Энн и последними гостями. В январе рано темнеет. Кукурузное поле, тому уже сорок лет, превратилось в торговый центр, но лес и полынная пустошь были на месте и торчали за ним, словно белое пятно на карте. Дорога от шоссе по-прежнему засыпана щебенкой. Они припарковали электромобиль (ну и словечко!) у подножия крутого глинистого склона.
– Напомни-ка мне его название, – пробормотал Билли Джо.
– Аннапурна, – отозвался Пиг Гнат. – Ты как?
– Исключительно дерьмово, но уже не пьян, если ты это имеешь в виду.
Узкий след змеится по склону к Черному Лесу. Один неверный шаг, и ты – «труп». Колючий снег бьет в лицо. На вершине след убегает в темную-темную лесную чащу.
Билли Джо тащит винтовку. Разумеется, без магазина от нее толку нет. Продравшись сквозь кусты, они выбираются из леса.
– Здесь начинается самая таинственная и сокровенная часть пути, – процитировал по памяти Пиг Гнат. – Здесь мы начинаем путешествие по древнему Тибетскому Нилу. – Они пересекли овраг (старый «форд» давным-давно сгнил) и прошли по великой реке до ее истока в дренажной трубе, теперь почти скрытой под обломком плиты на задах торгового центра. – Все на колени! – провозгласил Пиг Гнат.
Они встали на колени. Пиг Гнат палкой раскопал листья.
– Разве не надо что-то говорить при этом? Или как? – спросил Билли Джо.
– Это потом. Ну-ка помоги мне сдвинуть камень.
