Текст книги "Круг Раскрывается: Холодный Огонь (ЛП)"

Автор книги: Тэмра Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Моррачэйн кивнула. Её бледно-зелёные глаза не отрывались от лица Ниа.

‑ Не забывай, чем медленнее, тем лучше, ‑ рассеянно сказала Ниа, перелистывая очередную страницу.

Вопреки своему гневу на Моррачэйн, Даджа улыбнулась:

‑ У меня есть трое друзей, которые сказали бы тебе, что медлительностью я овладела мастерски, ‑ заверила она Ниа, и покинула кухню.

В сенях она надела тулуп, шарфы, перчатки и даже шерстяную шапку, чтобы не поддаваться соблазну использовать магию для обогрева. Взяв коньки, она пошла к водоёму.

‑ «Не выполняет свой долг», ‑ ворчала она, надевая левый конёк. ‑ «Бездельничает с чернью. Возится с грубыми инструментами». Да у этой женщины такой едкий рот, что в нём можно лимоны мариновать!

Она затянула ремни на правом коньке так резко, что те защемили ей стопу даже сквозь сапог. Ругаясь на языке Торговцев, она ослабила ремень.

‑ Как кто-то вроде Бэна мог произойти от этой старой, злой карги…

Она встала и оттолкнулась от скамейки. К сожалению, оттолкнулась она слишком сильно. Она скользнула поперёк водоёма и врезалась в снег на его краю. Даджа выбралась из снега, её лицо покраснело от стыда. Рядом не было никого, кто мог бы стать свидетелем её унижения, но она всё равно произнесла вслух:

‑ Я это нарочно.

Это было подобно медитации, осознала она, снова вставая на льду. Она не могла думать ни о чём, кроме коньков, когда ехала на них. Она закрыла глаза и начала делать глубокие вдохи, выкидывая Моррачэйн у себя из головы. Когда в её мыслях осталось лишь катание на коньках, она начала снова.

Через некоторое время к ней присоединилась Ниа. Моррачэйн ушла домой.

‑ Тебе она не нравится, так ведь? ‑ подала Ниа голос со скамейки.

Даджа упражнялась поворачивать.

‑ Мне не нужно, чтобы она мне нравилась.

‑ Я чувствую себя виноватой. Она так ужасно со всеми обращается, и такая добрая со мной и Джори.

Ниа встала и скользнула по льду.

‑ Джори так и сказала, ‑ признала Даджа.

‑ Я этого не понимаю, ‑ сказала ей Ниа, резко и быстро закружившись.

Замедлившись, она добавила:

‑ Я думала, что все рассказы о ней – просто ложь ревнивых людей. А потом… потом я увидела, как она однажды избила нищего кнутом кучера её кареты. Как она может так ласково относиться к нам, и так ужасно – ко всем остальным? Что может заставить человека стать таким?

‑ Я не знаю, ‑ ответила Даджа. ‑ Я никогда прежде не видела таких людей. Моя Тётя Хьюлуими плохо относилась ко всем без исключения. Навигатором была отменным, но человеком – ужасным. Я просто рада, что Бэн – не такой, как его мать.

‑ Весь город этому рад, ‑ заверила её Ниа.

Она схватила Даджу за руки:

‑ Давай. Попробуем лёд на канале.

‑ О, нет, ‑ сказала Даджа, пытаясь вырваться. ‑ Нет, нет, нет!

‑ Да, ‑ ответила Ниа. ‑ Давай. У тебя получится.

К удивлению Даджи, Ниа была права. Они осторожно прокатились от Дома Банканор на север, к верхушке Кагасепа, и обратно. Даджа упала только один раз, когда наехала на неровный участок льда. Обе девочки вернулись в Дом Банканор, залитые победным румянцем.

Их хорошее настроение передалось и медитации Ниа, когда они зашли внутрь. Девочка уверенно впала в дыхательный ритм. Даджа наблюдала, как её сила прокатывается по её коже, покрывая её светящимся слоем. Чем более пустыми были мысли Ниа, тем реже её сила вырывалась прочь от её кожи. Она была близка к тому состоянию, когда она сможет управляться со своей силой так же, как с древесиной.

‑ Камок дал тебе задание на сегодня? ‑ спросила Даджа, когда они покинули классную комнату.

Ниа покачала головой:

‑ Я спросила, могу ли я взять на время книгу о магии для твёрдых пород дерева, а он только хмыкнул. Я думаю, он имел ввиду «да». Главное, что он знал, что я её взяла. Я почитала её сегодня немного – спрятала её в молитвеннике.

Она улыбнулась:

‑ Папа увидел, но ничего не сказал. Думаю, ему тоже становится скучно в храме.

Даджа покачала головой, когда они разделились, чтобы переодеться к ужину. Поев, Даджа провела вечер в книжной комнате вместе с семьёй. Спать она пошла с чувством того, что она в этот день многого достигла, не смотря на Моррачэйн. «Глупо было позволять этой женщине себя раздражать», решила она, заползая под одеяла. Моррачэйн была унылым существом, ненавидимым большинством людей, не понимающим, каким сокровищем у неё был Бэн. Её следовало жалеть, а не бороться с ней.

Было почти темно, когда Бэн покинул склад, в грубом шерстяном плаще и валенках поверх его одежды. Он замотал голову шарфами, полностью скрыв лицо, оставив лишь щель для глаз, а своё устройство и фонарь нёс в корзине. Он незамеченным присоединился к потоку слуг, возвращавшихся в дома своих господ, пригнув свои головы под дувшим с Сиф крепким ветром. Бэн был ветру рад: защищая от него лицо, он также скрывал свой рост.

С тех самых пор, как он начал учить пожарных, он обошёл каждый дюйм большинства островов Кугиско, по дворам и аллеям, мимо мусорных ям и колодцев, вокруг флигелей и вдоль стен. Он спускался в погреба и забирался на чердаки и башни. Он знал эти острова, в том числе Алакут, лучше живших там веками людей.

Благодаря этому знанию у него был богатый выбор мест для проверки его единственной пожарной бригады Острова Алакут – лакеев и продавцов, которые пропускали треть уроков, потому что ходили по делам своих господ или просто забывали. Их нужно было подтянуть. Для этой проверки он выбрал кондитерскую лавку на Улице Холлискит. Она была достаточно близко к Дому Ладрадун, чтобы его бригада немедленно послала за ним после начала пожара, но не настолько близко, чтобы навлечь на него подозрение.

Улица Холлискит была практически пуста. Семьи, которые имели здесь эксклюзивные лавки, не считались достаточно хорошими, чтобы жить на Алакуте: на Водный день их магазины закрывались. Была там и гостья, о которой кондитер на знал, нищая, забравшаяся в погреб, чтобы поспать. Но она пришла под покровом темноты, когда её никто бы не смог заметить.

Бэн её видел, конечно же. Он два месяца следил за этим местом, прежде чем принять решение. Теперь он воспользовался её узким лазом в лавку, чувствуя, как его одежда, похожая на облачение слуг, цепляется за края лаза. Он оставит после себя кусочки ниток, по которым маги магистратов могут отследить владельца одежды, но это не было проблемой. Он оставит в очаге возгорания свою верхнюю одежду и поклажу: маги не могли использовать следственные заклинания на предметах, прошедших очищение огнём. Бэн улыбнулся, спрыгивая на пол погреба, представляя себе этих подобных раздосадованным гончим магов, ищущих след, который замыкался сам на себя.

Он зажёг фонарь и поднялся наверх, где он установил своё устройство в кладовой и поджёг фитиль. Он подпёр дверь, чтобы оставить её открытой и подпитывать пламя воздухом, и положил пустые мешки и кувшины оливкового масла рядом, чтобы послужить топливом, когда устройство подожжёт помещение. Корзину он тоже оставил там.

Снаружи он снял свой плащ, шарфы и валенки, и запихнул их в погреб, осторожно, не цепляясь своими остальными предметами одежды за края отверстия. Последним делом он задул фонарь и также бросил его в погреб. Это место было прямо под кладовой: ткань превратится в пепел, а фонарь – в оплавленный кусок олова, к тому времени, как прибудут маги магистрата.

Затем он поспешил домой, где он будет запуганным сыном своей матери, пока его не призовут. Пока она кормила его своими бесконечными выговорами и оскорблениями, он представлял, как лавка начала гореть. Этот образ помог ему пережить ужин и её обычную речь на Водный день, в которой она говорила, что это он виноват, и что именно его невнимательность, его глупость послужили причиной смерти её внуков. Он выдержал. Были дни, когда он гадал, а не права ли она. Но не в этот день: в этот день он думал только о своей проверке. Закончив, она приказала ему идти спать, чтобы он не жёг понапрасну свечи. Бэн подчинился. Он всегда подчинялся.

Правда была в том, что Моррачэйн была неудобным удобством. В обмен на роль её мальчика для вербального битья – физическому битью он положил конец за месяц до своей свадьбы – она дала ему крышу над головой. Если бы он жил один, то пришлось бы управлять домом и присматривать за слугами, бесконечные скучные детали, которые отнимали драгоценное время у смысла его жизни. Он давал матери свою работу на предприятии и козла отпущения; она же удовлетворяла его повседневные нужды. И однажды он расплатится с ней за все те моменты, когда он думал, что, возможно, именно он и виноват в смерти его жены и детей.

Отход ко сну создавал определённые проблемы. Он планировал читать, одетым в ночную рубашку, пока за ним не придут, но потом понял, что не хочет замёрзнуть, туша пожар почти голым. Он выложил свою одежду рядом, будто приготовил её на следующий день. Он сможет напялить их поверх ночной рубашки, возможно оставить концы рубашки болтаться снаружи его штанов. Приняв решение, он забрался в кровать и открыл книгу, «Типы ожогов их лечение» Годсфорджа. Читать было практически невозможно. Они скоро придут. Скоро, скоро…

Но часы продолжали бить. Никто не пришёл. Он не осмеливался подходить к чердачному окну, которое выходило на Алакут. Если они придут, и застанут его там, то будет трудно объяснить, почему он смотрел на пожар, а не бежал к нму.

Поэтому Бэн прождал всю ночь без сна. Некоторые члены его алакутской бригады пришли утром, когда всё уже давно кончилось.

‑ Мы думали, что сможем справиться, ‑ заныл старший лакей Дома Лубозни. ‑ Мы же учились неделями…

‑ Три, ‑ холодно перебил его Бэн. ‑ Когда вы вообще трудились явиться. У вас не хватало познаний на то, чтобы потушить подлесок в парке, не то что лавку. Кто-нибудь пострадал?

‑ Женщина, спавшая в погребе – она обгорела до черна. И двое из нас, ‑ сказала помощница повара Гильдии Огранщиков.

Повариха была крупной женщиной, одной из немногих, кто являлся на каждое занятие.

‑ Лекари сказали, что они наглотались дыма. Мы доставили их в алакутскую больницу…

Бэн резко набросил на себя тулуп.

‑ Дым! Вы были в масках? Я ведь говорил вам, что дым так же смертоносен, как и пламя?

Некоторые из них посмотрели на него так, будто это он виноват, что они не вспомнили о дыме.

Бэн распахнул дверь и вышел наружу, в отражающиеся от снега лучи утреннего солнца. По крайней мере его так называемые пожарные подогнали большие сани. Они забрались внутрь вслед за ним и погнали в больницу, прибыв вовремя, чтобы Бэн успел подержать руки надышавшегося дымом мужчины, пока тот не испустил дух. Когда губы пожарного покинул последний вздох, Бэн ощутил такую сильную радость, что расплакался. Лекари, и даже бригада пожарных, выглядели надлежащим образом серьёзными и почтительными. «Они думают, что я скорблю», ‑ подумал Бэн, содрогаясь в борьбе со смехом.

Ощущения были практически невыносимыми. Он установил правила. Он сказал им, они не послушали, и два человека поплатились – этот бедняга, и нищая женщина. Пожар убил их для него. Бэн выпустил пламя на волю, как маги выпускали ветра, чтобы спасти корабли в штиль, и огонь преподнёс ему величайший дар – власть над человеческой жизнью.

Разрушение дерева и стекла и фарфора ему безразлично, думал Бэн. Надо было видеть их, после всех их жалоб на учения и расписание. Дать одному из них умереть – дать одному из них бороться за каждый вдох, пока борьба не стала невыносимой – и вдруг Бэн заполучил их внимание. Вот, почему Кугиско так грубо с ним обошёлся. Ставки были недостаточно высоки.

Он мягко высвободился из хватки мертвеца.

‑ Я осмотрю другого пожарного, ‑ уведомил он лекарей. ‑ А потом на нищую. Что она там делала? А потом мне нужно увидеть совет Алакута. Пусть один из вас передаст им, что я встречусь с ними в зале совета, к полудню.

Лекари и горе-пожарные побежали исполнять его приказания. Поразительно, как мёртвые люди всё меняли.

Со вторым пожарным радость была менее сильной: лекари сказали, что он выживет, хотя его лёгкие никогда не будут прежними. А вот нищая… он снова ощутил всепоглощающее возбуждение. Он сделал это – Бэннат Ладрадун, козёл отпущения своей матери, игнорируемый скупердяями островных советов. Теперь-то они к нему прислушаются, так ведь?

Он положил ладонь на обугленную лодыжку нищей, зная, как он выглядит со стороны, с его серьёзным взглядом и блестящими от слёз глазами. Пожарные с трепетом наблюдали за ним, борясь с позывами к рвоте, которые вызывал ужасный запах горелой плоти.

Он убрал руку с тела, притворяясь, что не замечает прилипшие к его ладони чёрные кусочки кожи.

‑ Такая страшная цена, ‑ пробормотал он, качая головой. ‑ Возможно, мы и не смогли бы спасти это бедное существо, но мы могли бы спасти своих собственных людей.

Они разошлись, позволив ему пройти, как дворянину, как королю. Это было лучшее утро в его жизни.

К третьему часу пополудни его мир снова поблек. Совет Алакута спорил, выражал сожаление, и отказался выделить ему средства на обучение второй бригады, хотя он и объяснил, что одной для целого острова было мало. Его бригада, сказали они, плохо справилась с их первым заданием. Им было необходимо выжидать и наблюдать. Но они будут настаивать на том, чтобы те, кто и так должен был обучаться борьбе с пожарами, посещали занятия чаще.

Бэн сумел удержать свою ярость до того момента, как добрался до склада. Там, где никто не мог его увидеть или услышать, он врезал по стене ладонями. Его уважал лишь огонь. Совету Алакута похоже требовался особый урок. Он боялся, что урок будет страшен, но они должны были усвоить, что огонь взимает страшную дань.

Глава 10

В ночь Солнечного дня Даджа и Фростпайн стояли в широкой галерее, от которой две лестницы спускались в парадный зал Общества Магов Кугиско. Они держали в руках бокалы подогретого со специями сидра, наблюдая за происходившим внизу. Маги Кугиско, одетые в разнообразную богатую одежду, собирались в кучки и разделялись, приветствуя своих коллег. Даджа тоже была одета в лучшее, что у неё было – выполненная в стиле Торговцев куртка до колен и леггинсы из золото-коричневой камчатной ткани с плетёной чёрной каймой. Никто не надевал изящные кожаные туфли, когда нужно было туда и обратно к саням под снегопадом, поэтому Даджа была обута в начищенные кугискские сапоги, окаймлённые тиснёными золотыми спиралями. Фростпайн, как обычно, был одет в своё Огненно-красное облачение поверх мирской одежды, но Фростпайна трудно было не заметить, даже в этой цветастой толпе. Свет отражался бликами от самоцветов и кристаллов, или мягко рассеивался бархатом и парчой. Как Даджа выяснила, маги, не являвшиеся жрецами или посвящёнными какой-то религии, в плане одежды и украшений вели себя как павлины.

Мастеров сопровождали сочтённые достойными этой чести ученики. Ученики, одетые в хорошую, но невзрачную одежду, с трудом скрывали благоговение. Даджа уже видела Камока, Арнэна и ещё двух молодых магов, которых она помнила по мастерской Камока, а также магов-плотников и магов-поваров, с которыми она уже встречалась.

‑ Не вижу Оленники Поткракер, ‑ заметила Даджа Фростпайну. ‑ Я хотела, чтобы вы познакомились.

‑ Поткракер однажды сказала мне, что она готовит для приёмов – но сама их не посещает, ‑ произнёс у них за спиной хриплый женский голос. ‑ Она также публично обзывала паразитами некоторых наиболее богатых членов Общества. Сомневаюсь, что они были бы ей рады.

Даджа и Фростпайн обернулись к говорившей. Ей было едва за пятьдесят, росту в ней было на два дюйма меньше, чем в Дадже, а её бледная, задубелая кожа собиралась морщинками в уголках её маленьких тёмных глаз. Её серьёзные губы были тонкими и обветренными, нос – острым уголком, сходившим вниз прямо от её лба. Как и многие другие пожилые жительницы Кугиско, она так часто осветляла волосы, что они были похожи на солому. Контрастируя с её невзрачной внешностью, её платье чёрного шёлка и тёмно-бордовая бархатная безрукавка были украшены золотой вышивкой. Пуговицы на её безрукавке были маленькими золотыми самородками. Она носила лёгкую чёрную вуаль и круглую тёмно-бордовую шёлковую шапку, закрывавшую неровные пряди её волос.

Она продолжила:

‑ Лично я считаю, что Поткракер отозвалась о них слишком щедро. В конце концов, некоторые животные питаются паразитами, поэтому настоящие паразиты служат хоть какой-то цели. А вот наиболее богатые члены Общества питают только себя самих.

‑ Да будут благословенны Шурри и Хаккой за то, что не лишают мою жизнь радости, в отличие от твоей, ‑ сказал женщине Фростпайн, назвав богов, служению которым он посвятил свою жизнь.

Обращаясь к Дадже, он сказал:

‑ Все, кто имеет связь с магистратами, слишком часто видят грязную сторону жизни.

‑ Можете прятаться от неё в своих красивых храмах, ‑ сказала женщина.

Она смерила Даджу задумчивыми глазами:

‑ Мы – не прячемся.

‑ Поэтому я и предпочитаю красивые храмы, ‑ парировал Фростпайн. ‑ Вимэйси Хэлуда Солт, это моя ученица и друг, Вимэйси Даджа Кисубо. Хэлуда – маг, мы с ней работаем в последнее время.

‑ Приятно познакомиться, Вимэйси Солт, ‑ вежливо сказала женщине Даджа. ‑ Надеюсь, расследование проходит успешно.

‑ Мы почти у цели, ‑ сказал Фростпайн.

‑ Не говори так, пока этот нализ не окажется в кандалах, ‑ посоветовала Хэлуда.

Она протянула Дадже облачённую в кружевные чёрные перчатки руку. Её упрямые губы смягчились в улыбке, хотя глаза остались настороженными. Дадже показалось, что Хэлуда Солт не расслаблялась даже во сне.

‑ Я много хорошего о тебе слышала, ‑ сказала она Дадже.

‑ Значит с ним в точно не говорили, ‑ сказала Даджа, пожимая женщине руку и отпуская её. ‑ Он только и делает, что критикует меня.

‑ Но это для твоего же блага, ‑ сказал Фростпайн, снова оглядывая зал внизу. ‑ Я заставляю себя быть строгим, чтобы ты стала сильнее.

Хэлуда кивнула в сторону Фростпайна:

‑ Он всегда такой невозможный, или это из-за холода, о котором он постоянно ноет?

Даджа пожала плечами: она тоже могла быть осторожной как маг магистрата:

‑ Понятия не имею. Он любит морочить мне голову.

Над залом взвились в воздух пять золотых спиралей, собравшись в водоворот под огромным канделябром. Они искрились, кружась и расширяясь, пока не образовали висящий в воздухе дворец. Зрители зааплодировали. Иллюзия начала медленно блекнуть, пока в воздухе не остались блестеть лишь несколько искр. Они стали исчезать, одна за другой. Последняя замерцала, поблекла, затем взорвалась огненным всполохом, подобно солнцу. Затем тоже исчезла.

‑ Это традиция Общества, ‑ объяснила южанам Хэлуда. ‑ Иллюзионисты соревнуются всю зиму, и Общество голосованием выбирает победителя на последнем собрании, весной. Пустая трата магии, но никто меня не слушает.

‑ Если зарабатываешь на жизнь тем, что заставляешь старых мужчин выглядеть моложе, а толстых женщин – тоньше, то, полагаю, иногда хочется создавать что-то просто красивое, ‑ заметил Фростпайн. ‑ Пусть веселятся.

Они какое-то время наблюдали за толпой, Хэлуда называла им некоторых из магов Кугиско, и сообщала их профессии. Даджа стояла, облокотившись на каменные перила, прислушиваясь к доносившимся до неё снизу обрывкам разговоров.

‑ …и я сказал: «почему бы не отказаться от создания любовных зелий?». Если приходится постоянно переезжать, чтобы ревнивые мужья и любовники тебя не поймали…

‑ …продал по цене ниже моей на пять золотых аргибов. Пять! Я сказал ему: «ещё раз так сделаешь, я пойду в Совет Честных Практик»…

Горстка магов-учеников насели на столы с едой. Некоторые из них имели такой вид, будто неделю жили впроголодь. Даджа порадовалась тому, что Фростпайн был ярым последователем теории «сытые ученики работают усерднее». Многие наставники были с ним несогласны.

‑ …теперь, когда у него есть покровитель из дворян, он может себе позволить использовать в своих приманивающих деньги заклинаниях жемчуг вместо лунных камней.

‑ Жена его покровителя тоже не возражает, поскольку её муж теперь на целые дни отлучается по делам, делает деньги!

Обсуждавшая эту тему пара понимающе засмеялась. Даджа их ненавидела. Разве для этого были необходимы медитация, труд и учёба – чтобы делать богачей ещё богаче, и служить поводом для непристойных шуток?

‑ Я сделала всё, что могла, ‑ голос был женским, полным слёз, и доносился с лестницы по левую руку Даджи. ‑ Я пыталась вызвать дождь, чтобы затушить огонь, но не могла справиться со снегом. Он… он замёрз. Покрыл всё как стекло.

Говорившая всхлипнула.

‑ Я говорила им об опасности, что я не смогу добавить достаточно тепла, чтобы пошёл дождь, но они мне приказали. Сама попытка меня едва не убила. Голова всё ещё раскалывается. Мой домоправитель хочет меня выселить, потому что жители квартала на меня злятся. Какой-то мужик поскользнулся на льду и сломал ногу.

Голос женщины задрожал:

‑ А эта нищая, которая всегда благословляла меня, когда я давала ей медяк? Она спала там, после ухода лавочника, и… и… да простит меня Грайнтэйн, она сгорале. Её вынесли…

Женщина зарыдала.

Даджа тяжело сглотнула. Пожар. Они говорил об очередном пожаре. Она хотела спросить, но ей не хватило смелости обратиться к рыдающей женщине. На её руку легла облачённая в чёрные кружева ладонь:

‑ Кондитерская лавка на Улице Холлискит, прошлой ночью. Остров Алакут, ‑ пояснила Хэлуда, когда Даджа нахмурилась, услышав название незнакомой улицы. ‑ Прямо по ту сторону Моста Поцкит. Кондитеру повезло, что его считали недостаточно состоятельным, чтобы жить на Алакуте, он там лишь продавал свои сладости.

Даджа нахмурилась. Если она правильно помнила, это было неподалёку от Дома Ладрадун.

‑ Тогда могло быть и хуже, ‑ сказал Фростпайн.

Он выглядел поглощённым созерцанием зала, но по своему обыкновению ничего не пропускал мимо ушей.

‑ А Бэн Ладрадун там был? ‑ спросила Даджа, пытаясь не показывать беспокойства.

Фростпайн бросил на неё слегка хмурый взгляд, затем снова начал наблюдать за собравшимися магами.

‑ Нет, иначе всё могло бы получиться лучше, ‑ ответила Хэлуда. ‑ Двое пожарных наглотались дыма. У одного из них больше никогда не будут здоровые лёгкие. Второй скончался этим утром. И вообще, они вели себя глупо, глупо. Даже не подумал послать за Ладрадуном, хотя до его дома по ту сторону Моста Поцкит можно было оттуда добежать за десять минут. Он начал их обучать лишь три недели назад. Они должны были понимать, что не смогут справиться без него. Он по крайней мере напомнил бы им про опасность дыма.

Сидр Даджи остыл, но печалилась она не из-за этого. Бэн не станет винить неопытных пожарных – он будет винить себя за то, что не был там. Таких как он не убедить в том, что есть вещи, которых исправить нельзя. Что хуже, пожар был поблизости.

‑ Никто не может везде успевать, ‑ тихо сказал Фростпайн, будто услышав её мысли. ‑ Он взрослый человек; он это поймёт.

‑ Да, но он воспринимает пожары так близко к сердцу, ‑ указала Даджа. ‑ Он вбил себе в голову эту идею…

Хэлуда откашлялась:

‑ Я говорила с магами магистрата Алакута перед тем, как прийти сюда. Они полагают, что пожар мог быть устроен намеренно. Они начнут работать следственными заклинаниями сразу, как только пожарище остынет – завтра, наверное.

Даджа покрылась гусиной кожей:

‑ Мы с Бэном считаем, что пожар в пансионе Квартала Продавщиц тоже был устроен намеренно, ‑ сказала она. ‑ Возможно, они связаны.

Хэлуда подняла брови:

‑ Пожар у Продавщиц был поджогом? Впервые об этом слышу.

‑ Но Бэн же об этом доложил, ‑ сказала Даджа. ‑ Или я думала, что доложил.

Она не могла вспомнить, что именно он сказал. Он сказал, что уже доложил, или что доложит в будущем?

‑ Значит весьма вероятно, что отчёт погребён где-то у меня на столе, ‑ ответила Хэлуда, пожав плечами. ‑ Я получаю для проверки копии отчётов от всех кварталов города – трудно успевать за ними, особенно когда у меня есть собственное серьёзное расследование.

Она повернула на пальце большое кольцо с самоцветом:

‑ У вас с Раввот Ладрадуном есть мысли по поводу того, кто именно устроил пожар?

Даджа покачала головой:

‑ Я не знаю, зачем кому-то устраивать пожар в городе, который построен в основном из дерева.

‑ О, есть десятки причин, по которым можно устроить пожар, ‑ сказала Хэлуда. ‑ Худший, что у нас был – мужчина, поссорившийся со своей женщиной, перегородил выходы из здания Гильдии Ткачей, и поджог его. Двести сорок человек погибло ради того, чтобы он мог сказать ткачихе-подмастерью, что он зол на неё. Я пошлю весть в офис Лорда Магистрата, чтобы кто-то проверил пожарище у Продавщиц, а также кондитерскую лавку. Опытный маг магистрата сможет определить, были ли пожары устроены намеренно.

Даджа подняла брови, гадая, поверила ли ей Хэлуда на слово.

‑ И хорошо, что этим займутся ваши люди, ‑ заметил Фростпайн. ‑ Ваши маги видят весь город, а не отдельные острова. Им будет известно, были ли подозрительные пожары в других частях Кугиско.

‑ Эй! Фростпайн! ‑ крикнул мужчина снизу.

Поверх своей серой бархатной куртки он носил инкрустированную сапфирами цепь главы Общества Магов.

‑ Хватит монополизировать всех красивых женщин. Веди их вниз, чтобы и нам выпал шанс!

Фростпайн широко улыбнулся. Он повёл Даджу и Хэлуду вниз по лестнице, противоположной той, где плакала женщина.

‑ Знаешь, в чём особенность Мастера Нортайса[10]10
  англ. Northice – «Северный Лёд»


[Закрыть]? ‑ пробормотала Дадже на ухо Хэлуда, пока они спускались. ‑ Он действительно верит, что мы красивые. Поэтому его каждый год переизбирают избирают главной общества. Он видит красоту везде.

Она грустно улыбнулась:

‑ Жаль, что я так уже не могу.

Помимо главы Общества, на первом этаже их встретил Камок Оукборн. Он поцеловал мага магистрата в щёку:

‑ Хэлди, великолепно выглядишь, ‑ сказал он ей, сверкая глазами.

Та по-настоящему улыбнулась в ответ; Даджа уже начала гадать, способна ли Хэлуда улыбаться:

‑ Ты тоже красавец, ‑ сказала она Камоку. ‑ Ты знаком с…

Она повернулась к Дадже, но Камок уже протягивал Дадже свою руку:

‑ Я знаком с Вимэйси Даджей, ‑ сказал он Хэлуде.

Он посмотрел на Фростпайна и поднял брови.

Даджа представила его:

‑ Это мой наставник, Посвящённый Адепт Фростпайн из храма Спирального Круга, ‑ формально произнесла она. ‑ Фростпайн, это Винэйн Камок Оукборн, наставник Ниа.

Фростпайн коротко пожал Камоку руку:

‑ Конечно. Рад встрече.

‑ Рад видеть вас здесь, Посвящённый Фростпайн, ‑ сказала Камок. ‑ Вы оказываете Кугиско честь своим визитом.

‑ Пока он был весьма интересным, ‑ небрежно бросил Фростпайн. ‑ Я хотел, чтобы Даджа на собственном опыте испытала, как работают другие кузнецы – и другие маги – хотя бы для того, чтобы понять, что мой способ – лучший.

Камок на это по-настоящему рассмеялся. Даже Хэлуда улыбнулась.

‑ Вы видели Посвящённого Адепта Крэйна, там, в Спиральном Круге? ‑ спросил Камок. ‑ Мы вместе учились в Лайтсбридже.

Слушая, как мужчины говорят о Крэйне и других знакомых магах, и как Хэлуда вставляет свои собственные комментарии, Даджа подумала, что такой Камок ей почти нравится. Если бы только она могла по-другому относиться к тому, как он обращался с Ниа.

Она оглядывалась, пока не увидел Арнэна, ученика Камока, за столом вместе с группой других магов-учеников. Они ели и разговаривали. Даджа подошла к ним, взяв пару анисовых рожков, и встав, ожидая, пока Арнэн её заметит.

Наконец кто-то сказал Арнэну: «У тебя появилась тень», ‑ и захихикал.

Даджа посмотрела на говорившего – молодого человека с бледным лицом и светлыми волосами восточного наморнца. Он что, хотел её оскорбить этой ремаркой?

Арнэн обернулся и увидел её:

‑ Вимэйси Даджа, добрый вечер, ‑ сказал он.

‑ Если есть минутка, я хотела бы узнать, как идут уроки у Ниа, ‑ ответила Даджа. ‑ Она говорит, что в мастерской все работают не покладая рук.

Арнэн кивнул, сверкнув в свете свечей золотой серьгой:

‑ У нас бывают сумасшедшие дни, особенно с приближением Долгой Ночи, ‑ сказал он. ‑ Но она не доставляет хлопот, если вы об этом.

Даджа совсем не это хотела услышать.

‑ Как идёт её обучение? ‑ спросила она. ‑ Изучение рун, наиболее подходящих для работы с древесиной масел, и так далее.

‑ Скоро она начнёт тебя учить, как вбивать колья в пол, Арнэн, ‑ заметил бледный молодой человек. ‑ Или как остругивать ножку для стула. Девочка, ‑ сказал он, обращаясь к Дадже, ‑ каким бы фокусам ты там не научилась у себя на юге, ты здесь взрослых людей прерываешь. Будешь говорить только тогда, когда кто-то заговорит с тобой.

Даджа обхватила правой рукой левую. Латунь у неё на ладони нагревалась по мере того, как она выходила из себя. Ей не нравилось, что над ней глумится выскочка-как с кожей как у личинки. Поскольку она отказывалась выходить из себя из-за идиота, Даджа заметила:

‑ Основы магического обучения одинаковы, вне зависимости от направления учёбы.

‑ Заткнись, И́обан, ‑ сказала одна из девушек в группе. ‑ Тебя что, мама не учила, как вести себя с гостями?

‑ Но она же не моя гостья, а? ‑ потребовал белобрысый Иобан. ‑ Она – всего лишь очередная южанка, приехавшая, чтобы отобрать у работящих магов их заработок.

Даджа вздохнула:

‑ Можно нам поговорить подальше от этой трещотки стражника? ‑ спросила она Арнэна.

Трещоткой называлась пара плоских кусков дерева на верёвке, предназначенных для создания шума.

‑ Я ничего не слышу из-за её стрёкота.

Иобан легонько толкнул её в грудь, заставив отступить на шаг:

‑ Возвращайся в свою соломенную хижину, девка, ‑ огрызнулся он.

Даджа посмотрела на него, ненадолго задумавшись, теребя одну из своих косичек. Её названные сёстры и брат спорили у неё в голове – не буквально, но они так часто спорили о таких вещах, что она знала, что именно они бы сказали. Браяр бы врезал Иобану или оплёл его лозами. Сэндри бы одарила Иобана дворянским презрением за то, что он, простолюдин, коснулся её подруги. Три бы так раскалилась от гнева, что ей буквально пришлось бы искать резервуар с холодной водой, которую она могла бы вскипятить раскалывающей её голову яростью.

Даджа просто запустила руку за пазуху и вытащила свой медальон. Она показала его Иобану, чтобы тот ясно увидел знак аккредитованного мага.

Будучи учеником, он таким знаком не обладал.

‑ У меня сейчас дела, ‑ тихо сказала она, ‑ иначе я бы научила тебя хорошим манерам. Но я занята. Тебе придётся подождать. Тронешь меня ещё раз, и ждать тебе долго уже не придётся.

Увидев, как он сглотнул, она отвернулась от него и посмотрела на Арнэна:

‑ Мы говорили о Ниа.

Его глаза метнулись к её медальону. Даджа показывала его Камоку, но не ему, хотя она думала, что Камок упомянул бы Арнэну об этом. Арнэн снова взглянул Дадже в глаза:

‑ Сегодня мы начали работать с простыми инструментами, как их чинить, и затачивать режущие кромки там, где они есть, ‑ сказал он ей. ‑ Она много знает, для девочки её происхождения – она говорит, что плотники, работавшие вокруг Дома Банканор, всё ей объясняли.