Текст книги "Бес (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– И нечего с этим шутить. Нам и так непросто. Удержать цирк на плаву – задача не из лёгких.

– Эм... Я тут погуглил... У вас всё время аншлаги. И вы довольно много просите за билеты. Зал на две тысячи зрителей, четыре выступления в неделю. Да вы должны охренительно зарабатывать!

Зоя фыркнула.

– На цирке не зарабатывают. На цирк деньги ТРАТЯТ. Костюмы, реквизит, аппараты...

– Аппараты? – я уже слышал это слово из уст Зигиберта, и думал, это какой-то инженерный слэнг.

– Мостики, трапеции, штармборты, левиторки... КАЖДЫЙ номер стоит несколько миллионов. А мы живём здесь, в общежитии. Потому что на съём квартиры, даже в складчину, зарплаты не хватит.

– Но тогда зачем вы этим занимаетесь?

Зоя посмотрела на меня так, словно я был клиническим идиотом со справкой.

– Потому что это – лучшее занятие в мире.

Вот так вот. Сказала – как отрезала. И пошла дальше, задрав нос.

Но через минуту остановилась у одной из дверей. Изнутри доносился стрёкот швейной машинки и чей-то пронзительный строгий голос.

– Дорогу назад найдёшь сам, – с этими словами Зоя громко постучала в дверь и стремительно ретировалась. Только её и видели.

Через двадцать минут я стоял перед зеркалом и матерился, не переставая. Было, отчего...

Костюм облегал, как вторая кожа. Нет, не скажу, что он был тесным или душным – незнакомая ткань тянулась во всех направлениях и прекрасно дышала. Но...

Вот это самое «но» заставило меня краснеть, как шестиклассника на первом свидании.

Эта ткань – красная с чёрным, рисунок напоминает языки пламени, – выделяла всё. И если я говорю «всё» – это в буквальном смысле. Кажется, под ней проступали даже волоски на руках. Что уж говорить об остальном...

На голове у меня была обтягивающая шапочка, а-ля «уши Микки-Мауса», только вместо ушей – изящные острые рожки. Ноги ниже колен прикрыты имитирующими шерсть бриджами, а сзади располагался длинный гибкий хвост.

Но всё остальное было на виду. Словно голый, честной слово.

– Вау, какой прелестный дьявол! – местный костюмер, просил называть себя Николенькой. Розовая водолазка, белые джинсики в облипку и матерчатые мокасины на босу ногу. Это ему принадлежал пронзительный неприятный голос... Правда, со мной он разговаривал совсем другим тоном. – Какие формы, какое... содержание! – честное слово, я думал, он ущипнёт меня за зад!

– Я же буду метать ножи, – я сделал очередную попытку. – Намного лучше был бы костюм ковбоя, или индейца...

– Милый, ты просто не в теме, – на меня ласково махнули розовой пухлой ручкой. – Тема представления – спасение прекрасной Эвридики из царства Аида. Музыкант Орфей спускается в Преисподнюю, своим искусством очаровывает Аида и его жену Персефону...

– Спасибо, я помню эту историю.

– Историю! – Николенька презрительно фыркнул. – Это миф, прекрасная поэма! Вергилий, величайший из поэтов...

– Может, вернёмся к костюму?

Костюмер надулся. Зайдя мне за спину, он принялся там дёргать и что-то поправлять, отчего спереди всё натянулось ещё больше...

– Если тебе не нравится этот, могу предложить другой, – сердито буркнул он.

– Прекрасно!

– Короткие кожаные шорты, обмотанный цепями и кожаными ремнями торс, чёрные перчатки и шнурованные сапоги до колен.

– Спасибо, я останусь в этом.

– Генеральная репетиция состоится в час дня, – мстительно бросил Николенька, когда я направлялся к выходу, держа под мышкой свёрток с обтягивающим трико. – Ты должен быть в костюме. И не забудь про грим. Всё должно быть так, словно зрители уже сидят в зале. Такова традиция.

С ума они меня сведут со своими традициями...

К моему облегчению, на репетиции никто надо мной смеяться не стал. Тут все были такими.

Повелителя царства мёртвых, величественного Аида, изображал давешний здоровяк. Без легкомысленной гавайки, в золочёной короне и с кровавым плащом за спиной он действительно внушал трепет. Персефону играла незнакомая мне золотоволосая дама, очень красивая, в просторной, но совершенно прозрачной хламиде... Эвридикой была Зоя. А Орфеем – кто бы вы думали?.. Ну конечно же, Махендра, теперь уже не тигр, а высокий и гибкий альбинос, с жгучими чёрными глазами, бровями и тонкой фигурной бородкой.

Мы с Алексом исполняли роли рядовых чертей, слуг Аида – ему, кстати, костюм дьявола чертовски шел. Номер наш был сразу после антракта, а до этого мы могли беспрепятственно наслаждаться представлением из-за кулис...

Честно говоря, такого я не ожидал. Современная цирковая культура – акробатика, эквилибристика, даже фокусы – ушли далеко вперёд с тех пор, как я смотрел представления в детстве.

К тому же, «Вертеп Демидова» был не совсем обычным цирком...

В роли фокусника здесь был настоящий маг – Силантий Евграфович Кио. В помощниках у него ходил тот самый маленький мальчик, которого я видел вчера на арене – Боже! Казалось, с тех пор прошло не меньше недели...

Секундра Дасс оказался гигантским удавом – оборотнем. В образе змея он очень эффектно обвивал кольцами трон Аида – прямо мурашки по коже.

Воздушные гимнасты казались нормальными ребятами, без заскоков, но как они летали под куполом цирка! Каждый раз у меня захватывало дух.

– Почему нельзя поставить страховку? – спросил я шепотом у Алекса.

Он усмехнулся – в гриме шеф напоминал Мефистофеля – и похлопал меня по плечу.

– Если на репетиции будет страховка, артисты расслабятся, и им будет сложно выступать на публике. На генеральной репетиции всё должно быть по-настоящему.

– Но почему нельзя натянуть сетку и во время выступления?

– Нынче публика уже не та, что во времена твоего детства, мон шер ами. Или, если уж на то пошло, и моего тоже. Она жаждет подлинных чувств. Восторг, ужас – цирком правят эмоции. И им подвержены все – публика, а самое главное – сами артисты. Кураж, бравада – они просто жить не могут без этого. Но самое главное в цирке – страх.

– Но чего бояться артистам цирка?

– Видишь ли, мы не похожи на обычных артистов – таких, которые выступают в театрах и мюзиклах, – бесшумно подъехал в своём кресле директор. – Посмотри на них, – он кивнул на арену, где десяток девушек в прозрачных костюмах нимф, подруг Эвридики, исполняли зажигательный танец. – В обычном театре с возрастом актёры приобретают вес и уважение. С годами они только ОТТАЧИВАЮТ мастерство. Но если ваша профессия – полёты под куполом цирка, головокружительные трюки и акробатические номера – время наступает на пятки каждый день. Время – это враг. Признаки надвигающегося возраста могут проявится внезапно. И вместе с ними придёт неуверенность. Страх, что сегодняшнее выступление может стать последним ИДЕАЛЬНЫМ выступлением. С возрастом приходит немощь, суставы перестают гнуться, силы заканчиваются, и артист выходит в тираж... Что ему остаётся? Идти в униформисты, в буфетчики, в уборщики звериных клеток... В администрацию, – директор бросил короткий взгляд на свои, прикрытые пледом ноги. – Но ведь это уже не жизнь.

Я вспомнил, что говорила Зоя пару часов назад: цирк – это единственное, чем стоит заниматься.

– Все постоянно на нервах, – продолжил говорить Ефим Демидов. – Потому что ЗНАЮТ: каждое выступление может оказаться последним. И не только из-за возраста. Может оборваться трос, могут соскользнуть плохо натёртые мелом руки... На цирковой арене может случится ТЫСЯЧА несчастных случаев, и невозможно предугадать, какой настигнет тебя. Вот почему все так ищут удачи. Вот почему мы все так суеверны. Вот почему мы верим в Призрака. Все эти мысли о том, что он нас покинул, и поэтому премьеру ждёт несчастье...

– Люди действительно так думают? – вставил вопрос шеф.

– О, не сомневайтесь, – директор грустно улыбнулся. – Все, от акробатов до последней судомойки уверены, что на сегодняшней премьере случится что-то плохое.

– Но они всё равно готовы выступать, – заметил я.

– Шоу должно продолжаться, – пожал плечами директор. – Разумеется, мы сделаем всё возможное, чтобы ничего не случилось. Именно поэтому я и обратился к вам за помощью...

– Мы будем готовы, – заверил его Алекс.

– Извините, – я притронулся к плечу собирающегося отбыть директора. – Зачем тогда нас включили в программу? Может, было бы лучше, если бы мы следили за шоу со стороны? Тогда была бы возможность пресечь саботаж...

– Ни о каком саботаже речи не идёт, – покачал головой директор. – Я точно знаю: на цирке лежит проклятье.

Глава 7

И вот он – вечер премьеры.

Снаружи цирк полыхал огнями, как рождественская ёлка. Сидя на подоконнике нашей с Алексом комнаты я наблюдал, как к ступеням стекается разряженная публика, а бедолаги, оставшиеся без билетов, толпятся у кассы отказников.

В толпе сновали перекупщики – куда ж без них?

Посадочных мест в цирке две тысячи пятьдесят, – вспомнил я почерпнутое из ознакомительного буклета. – Сейчас на улице народу гораздо больше...

– А это местечко пользуется успехом, – детей в толпе почти не было. Выступление для взрослых. Не зря заведение называется не «цирк», а «вертеп». И начинается оно не в шесть тридцать, как это принято, а в десять вечера... – Я это вот к чему, – продолжил я в спину Алекса. Тот, сидя за столиком, накладывал дьявольский грим. – С постоянным аншлагом у них не должно быть финансовых трудностей. Но директор всё время жалуется на огромные долги... Может, ему просто-напросто не стоило взваливать на себя управление цирком?

– Ефим – отличный руководитель, – не оборачиваясь, промычал Алекс сквозь сжатые губы – он как раз рисовал дьявольскую ухмылку. – Ты заметил, как тепло о нём говорят артисты?.. А то, что ему не слишком хорошо удаются финансовые расчёты – у всех свои недостатки. Я вот тоже не вижу смысла копить или зарабатывать. Деньги – тлен.

– Так обычно говорят те, кто никогда по-настоящему не нуждался.

Я вспомнил свои полугодичные блуждания по Питеру, и ночёвки на вокзале – до того, как попал в «Петербургские тайны».

– Ха! – шеф закончил с гримом и вскочил с табуретки. – Да знаешь ли ты, что нам с Ефимом приходилось есть, когда мы ещё были бродячим цирком? Похлёбка из змеи – это ещё не худший вариант. Но зато какой мы работали номер... – он мечтательно закатил глаза.

– Номер Бегемота? – мне было страшно любопытно, что это такое, но Алекс не кололся.

– И его тоже, – кивнул шеф и указал мне на своё место на табуретке. – Садись, мон шер, лицо само себя не нарисует.

Я сел и со страхом оглядел баночки, кисточки и карандаши. А потом беспомощно воззрился на Алекса.

– Ладно, так уж и быть. Показываю один раз, – он щедрой горстью зачерпнул какую-то серую замазку. – Но имей в виду: цирковые всё делают сами. Прислуга здесь не в чести.

Как я и ожидал, все места были заняты. Публика сидела даже в проходах, на приставных стульчиках. На сцене творилось Действо.

Орфей знакомился с нимфой Эвридикой, та, покорённая его волшебным пением и игрой на лире, беззаветно влюблялась в героя...

Декорации были потрясающие: золотые и хрустальные деревья «райского» сада, движущиеся мостики и решетки, на которых нимфы в полупрозрачных одеяниях исполняли головокружительные трюки. В какой-то момент вся сцена встала вертикально!.. Вот это да, теперь я понимаю, куда уходят все заработанные деньги...

Мастер Зигиберт – гений.

Я не сомневался, что все механические приспособы – его рук дело. Уж слишком много в них было от священного безумия.

Махендра в роли Орфея был великолепен. Он с кошачьей грацией летал с трапеции на трапецию, крутил сальто, не касаясь пола руками, и при этом пел!.. У тигра оказался очень приятный баритон, да и Эвридика – Зоя заливалась соловьём.

– Как они умудряются петь, исполняя все эти трюки? – мы с Алексом смотрели представление с узкой галереи под самым куполом. Здесь были размещены блоки и шкивы подъёмных устройств для трапеций, крепления декораций, раздвижные лестницы и канаты.

– Отсюда не видно, но у всех артистов – микрофоны и небольшие динамики, – ответил Алекс. Говорили в полный голос – мы были на высоте двадцати пяти метров над ареной. – Фразы и реплики они подают сами, а пение даётся фонограммой.

– То есть, это опять обман?

– Но с полной иллюзией правды.

Первое действие кончалось тем, что Эвридика, гуляя с подругами, встречает змея, который её кусает. Дальше следовала волнительная сцена смерти, прощание с Орфеем и – антракт.

– Ну, пока всё идёт хорошо, – сказал я, когда манеж опустел. И тут же получил чувствительный тычок под ребро. – Что опять не так?

– Если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

– Да я ничего такого не имел в виду... Или что? Опять приметы?

Алекс фыркнул.

– Приметы – это ерунда, я в них не верю. Но вот злой рок, фатум – это действительно серьёзно. Особенно, когда этот фатум кто-то заказал.

– Директор что-то говорил о проклятье. Вы его имеете в виду?

Раздался гонг. Антракт подходил к концу и публика вновь начала заполнять кресла.

– Посмотри на них, – шеф повёл рукой вдоль круглого зала. – Что ты видишь?

Я послушно выполнил требуемое. Не совсем, правда, понимая, что конкретно он имеет в виду.

– Вижу людей, который пришли поразвлечься, – наконец сказал я. – Они едят мороженное, весело болтают, разглядывают друг друга...

Арена, кстати сказать, от зрителя была скрыта за высокими непрозрачными щитами. Там сейчас монтировали декорации подземного царства: трон Аида должен был подняться из-под сцены в клубах разноцветного дыма, а вместе с ним – и его свита: черти, сатиры и подземные духи.

– Вот, наконец отличное наблюдение, – похвалил Алекс. – В цирк не приходят смотреть. Сюда приходят РАЗГЛЯДЫВАТЬ. А ещё смеяться. Удивляться. Испытывать ужас. И наконец, когда всё закончится хорошо – катарсис.

– Но если что-то пойдёт не так, катарсиса не будет, – кивнул я. – И аура чудесного развеется. Все поймут, что волшебные существа – это всего лишь переодетые артисты, а представление – посредственный фарс, исполненный под фонограмму.

– Всё так, – кивнул Алекс. – А теперь я попрошу тебя ещё раз: посмотри, КОГО ты видишь в зале.

Свет уже приглушили – это был знак к тому, что действо вот-вот начнётся.

Места занимали последние обжоры, которых силой выдворили из буфета.

Пару секунд я скользил взглядом по крошечным с такой высоты лицам, а потом... ПРЕДВКУШЕНИЕ. НЕТЕРПЕНИЕ. ВОСТОРГ.

– Публика – это источник силы, – сказал я. – Каждый из них – как наполненная энергией батарейка.

– И во время катарсиса эти батарейки разряжаются, – кивнул Алекс.

– А артисты впитывают... – вот почему Зоя говорила, что это – самая лучшая работа.

– Когда выйдешь на арену, – продолжил Алекс. – Ты сам всё поймёшь. Но помни: упоение сценой – это наркотик. От него трудно отказаться. А власть над зрителем – ещё и ответственность.

И вдруг меня посетило озарение – иначе и не назовёшь. В порыве я ухватил Алекса за руку и крепко сжал.

– Осторожнее, – шеф спрятал помятую конечность за спину. – Мне ещё сегодня стрелять.

– Кто-то хочет заполучить эту энергию для себя! – я почти кричал, под куполом рассыпалось дробное эхо. – Может такое быть, что кто-то вредит цирку для того, чтобы занять это место? В смысле: уйдёт одна труппа – появится другая... И будет паразитировать на зрителях.

– Не паразитировать, – мягко поправил Алекс. – Артисты берут только излишки. То, что и так плещет через край. Но в твоей догадке есть зерно. И в связи с этим, задание, – он перегнулся через перила ограждения и всмотрелся в публику. – Когда придёт твоё время выступать, постарайся определить: есть ли в толпе кто-то, кто не отдаёт эмоции, как другие. А принимает. Сможешь?

Я мысленно представил, как это должно выглядеть.

– Думаю, да. Только... Как мы их потом отыщем? Трудновато будет отличить одного зрителя от другого.

– О, не сомневайся! Ты их ни с кем не перепутаешь.

В этот миг окончательно погас свет. Послышался лёгкий шорох – униформисты в полном безмолвии снимали щиты, ограждающие сцену. А затем в центре арены всполыхнуло багровое пламя...

– Идём, идём, – подтолкнул меня Алекс. – Скоро твой выход.

По сценарию, задачей чертей было терзать души, попавшие во власть Аида. Поэтому в представление неплохо уложился и мой номер с ножами – бедную Эвридику с шутками и прибаутками привязывали к вращающейся мишени, и закидывали ножами; и номер Алекса: он расстреливал «эфирных духов», присланных с поверхности для спасения нимфы.

Себя я со стороны не видел, но номер Алекса меня потряс. Многозарядный револьвер, подарок Зигиберта, тарахтел не хуже пулемёта – шеф выпускал пули с огромной скоростью. «Духи эфира» летали вокруг, поднимались, скользя на тросах, под самый купол – ни один не ушел безнаказанным, Алекс ни разу не промахнулся. Публика выла от восторга.

Конечно же, во время своего выступления я напрочь позабыл о наказе шефа присмотреться к зрителям. Большую часть сил я тратил на то, чтобы стоять на подгибающихся ногах, не обращать внимания на бездну голодных, жаждущих зрелища глаз вокруг, и попадать ножами в цель – то есть, вокруг Зои, а не в неё.

Я не помнил, как вышел на арену. Не помнил толком и самого выступления, помнил лишь, как всё время твердил одно и то же: – не забыть про комплимент, не забыть про комплимент...

Этому меня научил Алекс. Комплиментом называли поклон в конце представления.

– Он должен быть исполнен таким образом, чтобы вызвать публику на аплодисменты, и одновременно выглядеть благодарностью на них...

Я тренировался в нашем тесном номере, пока не запутался в руках и ногах и не упал на кровать. Чувствовал себя последним дураком. Наблюдая, с каким изяществом и достоинством исполняют комплимент воздушные гимнасты, я был уверен, что запорю всё дело и надо мной будут смеяться.

Но как-то я его исполнил, и даже не услышал смешков за спиной, когда покидал арену... А вспомнил о задании, только сняв тесную шапочку с рожками и вытерев пот со лба. Времени на рефлексию не осталось.

Помня о том, что в самом конце представления у меня ещё один выход – вместе со всеми тварями преисподней я должен тащить Эвридику на суд Аида – я мгновенно взлетел на наблюдательный пункт, который мы облюбовали с Алексом под куполом цирка.

Сцена отсюда представлялась небольшим тусклым пятачком. Потрясающим мужеством надо обладать, чтобы шагнуть в двадцатипятиметровую пустоту, имея под ногами лишь тонкий натянутый канат...

Отогнав посторонние мысли, я сосредоточился на зрителях.

Прикрыв глаза, не глядя ни на что конкретно, я принялся ловить эмоции. Они поднимались над ареной, как испарения от горячего источника. Страх имел оттенок трупной зелени, восторг – искрящегося пузырьками шампанского, радость имела вкус сладкой карамели...

Во время выступления у меня не было времени на то, чтобы насладиться признанием публики. Зато теперь, стоя на узком балкончике под самой крышей, я хлебнул, можно сказать, через край. Тело налилось силой, кровь побежала по венам, сердце застучало ровно и упруго, как живой двигатель.

Я погрузился в эмоции, как в тёплую ванну, они омывали, как волны хорошей музыки, и проникали под кожу, искрились за глазами и вибрировали каждой жилкой моего тела...

Да, – решил я. – Зоя была права: ради этого стоит выходить на сцену.

Только ради этого и стоит жить.

Эйфория – вот что это такое. Ещё немного – и я сам буду фонтанировать силой, как тогда, в Клетке, после убийства вервольфа...

Воспоминания о совершенном мною убийстве отрезвили, сбавили накал бушующих в душе страстей. И очень вовремя: я почти пропустил тёмный провал, чёрную дыру, которая зияла в публике.

Нет, это не было пустое место в буквальном смысле: все места в западном секторе, рядом с оркестровым подиумом, были заняты. Но из нескольких зрителей энергия не исходила, а наоборот – закручиваясь спиралью, исчезала в чёрной воронке. Как вода в раковине.

Вот оно! То, что подтверждает мою догадку: представление посещают любители дармовой силы. Им не нужно для этого выкладываться на арене, исполняя головокружительные номера и леденящие кровь трюки. Им всего лишь нужно купить билеты, и... наслаждаться кормёжкой.

Расстояние было велико – я, как ни присматривался, не мог различить отдельных лиц. И тогда я принял решение подобраться к ним поближе.

Сказать – проще, чем сделать.

Галерея не была сплошной. Скорее, это были отдельные балкончики, штанги, перекрытия – под завязку нагруженные блоками, шкивами и канатами. Я понимал: если сдвину хоть один из них, вся конструкция может рухнуть в самый ответственный момент... Жизнь артистов зависит от того, насколько точно будут настроены эти сложные механизмы.

Время уходит, – понял я, бросив взгляд вниз, на арену. Скоро Орфей поведёт возлюбленную к выходу из Подземного царства, но не выполнив наказа Аида, посмотрит назад – ничего страшного, надо же убедиться, что Эвридика следует за ним по пятам...

Я внимательно присмотрелся к конструкции. По всему диаметру купола тянулся тонкий, но крепкий карниз. Алекс упомянул, что к нему крепится страховка для воздушных гимнастов, но сейчас карниз был пуст. Если взобраться на него, то можно очень быстро оказаться на другой стороне, прямо над западным сектором. Главное, быстро перебирать ногами, не боятся и не смотреть вниз.

Ты же стригой, – вспомнил я напутствие Алекса. – Тебе под силу многое из того, что недоступно обычным смертным. Ты видишь в темноте, ты в десятки раз сильнее, ты быстр и изворотлив.

И главное – ты не умрёшь, упав на арену с такой высоты.

Хотя об этом лучше не думать, – одёрнул я себя. – Ведь наша цель – избежать несчастных случаев, а не провоцировать оные.

Надо решать быстро.

В голове ещё крутились какие-то мысли, а руки уже покрепче вязали шнурки рогатой шапки под подбородком. Отработанным движением откинув гибкий хвост, я вскочил на карниз, руки распахнулись – чтобы удержать равновесие... И побежал.

Если бы я принял решение спуститься, а потом придумал, как подобраться к западному сектору поближе – я бы не успел на свой выход.

Ну да, всё правильно, я не знаю цирка, как потомственные артисты. Не помню всех ходов и выходов. Я бы обязательно заблудился, и упустил бы зацепку... – все эти мысли были призваны для того, чтобы не смотреть вниз, не думать о бездне под ногами, а просто переставлять ноги по карнизу.

А он не такой уж и узкий, – поздравил я сам себя с приятным открытием. – Сантиметров десять, как пить дать... В этот миг нога соскользнула. Я был в жестких ботинках – просто в голову не пришло, что босиком будет легче, что твёрдые и негибкие подошвы не дают большой площади сцепления... Но я удержался.

Напряг мышцы брюшного пресса так, что живот свело судорогой. Растопырил руки. Задержал дыхание. И устоял.

До цели – небольшой круглой площадки, от которой к другой стороне купола уходил пучок канатов – оставалось несколько коротких шагов.

Спрыгнув, я почувствовал, как завибрировала вся конструкция и схватился за бархатную петлю. Сглотнул, перевёл дух, и только потом оглянулся назад.

Безумие, чистой воды безумие. Если бы я только что не напитался силой толпы, восторгом публики – чёрта с два бы удержался на карнизе. Наверное, Алексу о моих подвигах лучше не знать...

Тем не менее, я выиграл несколько драгоценных минут. И – да. С этой площадки отлично просматривался весь западный сектор. Только...

Я несколько раз моргнул. Протёр глаза. Перегнулся через перила всем туловищем и всмотрелся в ряды зрителей.

Кресла, над которыми завихрялась воронка силы, были пусты. Но я отчётливо помнил светлые монетки лиц, следящих за кульбитами эквилибристов, прыгающих сквозь кольца живого удава!

Значит, они ушли, пока я совершал рискованные акробатические трюки. Совершенно, как оказалось, ненужные.

У меня, что называется, всё опустилось. Руки бессильно повисли вдоль тела, внизу живота образовался холодный неприятный ком, ноги сделались ватными.

Всё напрасно. Я их упустил.

И тут зал взорвался аплодисментами. Вверх рванул такой поток силы, что я едва устоял на ногах. Он был как цунами, как горная лавина, как тёплый искристый ливень, который почему-то идёт вверх.

Ах, как это было хорошо! Зубы завибрировали от переизбытка энергии, в ушах зазвенело.

Я смогу перехватить их в вестибюле! – мысль возникла мгновенно, и не успев её додумать, я ринулся по приставной лесенке вниз.

Не замечая ничего вокруг, я слетел на устеленный матами пол, споткнулся, но тут же был крепко схвачен за шиворот. Рванулся, но шею будто обхватил стальной крюк. Ноги взбрыкнули в воздухе, и я даже упасть толком не смог – так и повис, покачиваясь, в воздухе, как нашкодивший щенок.

– А что это у нас тут за черти позади кулис? – голос принадлежал усатому распорядителю Палычу. – Сандро, если не ошибаюсь?..

– Извините, – я слабо трепыхнулся. Совсем, как воробей в зубах кошки. – Я заблудился.

– Выход на арену там, – мне придали ускорение, хорошенько шлёпнув по заднице. Чтобы не упасть, пришлось очень резво перебирать ногами.

Не успев опомниться, я вылетел под жадные взгляды публики

Глава 8

Я упустил этих гадов, – билось в голове. – Упустил...

Но бросив взгляд на западный сектор, я с удивлением не обнаружил ни одного пустого кресла! Что происходит? Я ошибся? Чепуха! Я отчётливо видел пустые сиденья с красной бархатной обивкой... Они морочат мне голову? Но... Как они узнали?..

Дальше думать было некогда.

Меня увлёк поток артистов, высыпавших на арену в качестве свиты Аида. Столпотворение! Пушки стреляют клубами разноцветного дыма вперемешку с блёстками, мечутся языки адского пламени, черти носятся, как угорелые.

– Не спи, кадет!.. – мимо, под ручку с очаровательной демонессой, проносится Алекс.

Меня тоже кто-то подхватил, и завертелось.

Орфей почти довёл Эвридику до выхода из Ада – впереди их ждала увитая виноградом пагода, символизирующая возвращение в мир живых.

И тут к певцу подскочил чёрт и бросил в глаза горсть золотой пыльцы... Орфей оглянулся.

В тот же миг раздался трубный глас.

Налетела толпа придворных Аида, и вырвав Эвридику из объятий Орфея, увлекла её обратно на сцену... Орфей, заламывая руки, прошел через пагоду один.

А с потолка уже спускалась конструкция, больше всего похожая на корабль – только сработана она была из блестящих металлических брусьев. Парусами служили чёрные лебединые крылья, а вёслами – громадные кусачие крокодилы.

Они так натурально сверкали глазами и щелкали челюстями, что по рядам зрителей прокатился дружный вопль ужаса.

Передавая с рук на руки, черти подняли Эвридику на корабль и вместе с нею стали подниматься в воздух.

Я, вместе с несколькими артистами, скрылся в одном из тёмных проходов: настала очередь воздушных гимнастов показать своё мастерство.

Это была кульминация, последний аттракцион.

Переодетые чертями акробаты скакали по кораблю, как сумасшедшие. Они летали, совершая сальто и кувырки, под его днищем, в самый, казалось бы, последний миг цепляясь за руки товарищей.

Они перебрасывали друг другу Зою, словно она – не живая девушка, а резиновая кукла.

Ко всему прочему, корабль начал угрожающе раскачиваться по продольной оси.

Зрелище завораживало. Публика стонала от восторга.

Из генеральной репетиции я помнил: отработав свой номер, гимнасты утаскивают Зою в подпотолочное пространство, откуда она должна спрыгнуть вниз, перед самой ареной перехватив перекладину качелей... Без страховки, без сеток – это был, наверное, самый опасный трюк в представлении.

И вот, когда корабль начал своё неумолимое восшествие во тьму, на арене раздался душераздирающий крик.

Вздрогнули все: униформисты, публика, артисты... Я решил, что кто-то таки сверзился с корабля и уставился на арену – боясь обнаружить искалеченные останки.

Но вместо этого увидел... Орфея!

Издав громкий вопль, он поймал одну из верёвок, и не теряя времени, принялся карабкаться на корабль.

За моей спиной раздались недоумённые шепотки: такого не было в сценарии!

Орфей уходит в мир живых, Эвридика остаётся в царстве Аида, подтверждая главенство рока, фатума над силой великой любви...

Но вот он! Как обезьяна, вскарабкивается на корабль и прокладывает себе путь к Эвридике.

Гимнасты, изображающие чертей, пытаются преградить ему путь...

Орфей движется ломаными рваными движениями. Ничего не осталось от былой кошачьей грации. Махендра словно одеревенел. Его прыжки больше напоминают судороги, иногда он промахивается мимо перил, и кажется, что великий певец вот-вот рухнет вниз...

Публика воет от восторга и ужаса.

Единый вздох прокатывается, когда Орфей, размахнувшись, сбрасывает с перекладины одного из гимнастов... Тот летит, широко раскинув руки, и кончиками пальцев успевает зацепить канат.

Я понял, что перестал дышать.

Слышатся гневные выкрики – гимнасты пытаются образумить Махендру. Но тот лишь мотает головой, и как амёба – к солнцу, устремляется к Эвридике...

Но Зоя, вопреки логике, не спешит к нему в объятья. Искусственно улыбаясь, она взбирается всё выше. Вот она уже на мачте корабля, среди чёрных лебединых крыл, вот она шагнула на последнюю перекладину...

И тут – наверное, это было волшебство – я перехватил её взгляд. Полный паники, ужаса перед неизбежным.

Если Махендра до неё доберётся, она бросится вниз, – понимание окатило холодом. Вцепившись в поручень в стене, я заскрежетал зубами. А потом услышал за спиной звуки борьбы...

Оглянувшись, не сразу понял, что происходит. Черноглазого альбиноса в костюме Орфея удерживает железной хваткой усатый Палыч, ему помогают несколько рабочих сцены.

Я перевёл взгляд на корабль. Кто же тогда там?..

– Клоун Брамсель, – пронеслось эхом за спиной. – Он всё-таки решил работать свой номер...

– Какой номер? – рядом со мной шептались двое униформистов: морщинистый, потрёпанный жизнью мужик с изъеденной, словно бы траченной молью кожей, и молодой парень с кудрявым чубом.

– Брамсель хотел участвовать в представлении, – пояснил молодой. – Господин директор ему запретили, и он вроде как смирился. Да и то сказать: какой выход без напарника?.. Но видимо, в последний момент всё-таки не утерпел.

С арены раздался ещё один крик: комически гневный, он был направлен на толпу чертей. Они преграждали Орфею путь к убежищу Эвридики...

После объяснения паренька-рабочего я немного успокоился.

Ладно, что-то пошло не по плану, но ведь всё ещё можно исправить!

Брамсель таки решил исполнить комический номер в концовке печальной и трагической истории любви... Разрядка смехом, так её дери. Может, несколько неуместная в предлагаемых обстоятельствах, но есть у артистов такое правило: коли вышел на сцену – работай номер до конца. Шоу должно продолжаться.

Главное: публика ничего не подозревает, ей кажется, что выходка клоуна – тоже часть представления.

Вот почему он двигается столь неловко, – решил я. – Он – клоун, а не гимнаст. Но... Почему Зоя так испугалась? И почему буквально озверел оборотень-Махендра?