Текст книги "Бес (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

И тут он меня удивил.

Стригой встал очень прямо, вытянул руки по швам и скроил официальное лицо.

– Я, Тарас Кандыба, президент футбольного клуба «Зенит», прошу официальной встречи с дознавателем Санкт-Петербурга, Александром Големом. Даю слово: не применять во время встречи никаких способностей, не вынашивать тайных планов и не хранить злого умысла.

Я смутился.

– Ты же понимаешь: я не могу дать такого же официального ответа.

– Достаточно будет, если ты передашь мою просьбу, – Тарас улыбнулся и воспарил над крышей. Нет, как ему это удаётся?.. – Когда-нибудь я тебе расскажу, – стригой растаял в воздухе, как Чеширский кот.

Светало. Стоя на крыше, я наблюдал, как над далёким горизонтом светлеет узкая полоска, как она наливается багрянцем, ширится, превращаясь в шелковое красное полотно. Как оно, в свою очередь, светлеет, становится золотым, и наконец в небо выплывает солнце...

Из-за пенных волн Океана Красный бык приподнял рога

И бежали лани тумана За скалистые берега...

Я и раньше любил поэзию. Помнил многое наизусть, но Алекс вывел это на совершенно другой уровень. По-сути, я мог припомнить подходящее четверостишье на любой случай... Одно плохо: меня это поэтом не делало.

Но Алекс всё равно говорил: – учи. Даже если количество не перейдёт в качество, хотя бы сойдёшь за умного.

Вот такой он, мой шеф: добрый, ласковый и чуткий.

Высмотрев сверху безлюдный пятачок, я спрыгнул во двор.

Ну, если совсем честно, это был не совсем прыжок. Несколько раз я тормозил кроссовками о бетонную стену, да и приземление вышло не таким красивым, как мне хотелось. Древний стригой Тарас наверняка посмеялся бы над моей неуклюжестью. Но как говорится в известном анекдоте: – я и сам помладше буду...

А вот дома меня ждал сюрприз. Петенька.

Я и забыл уже про мелкого паршивца. Но зато Фёдор Михайлович не забыл.

Когда я зашел в ворота особняка, настроение было приподнятым: дом, как говорится, родной дом. И знакомый скрип кованой калитки, и эти гортензии по бокам дорожки, разросшиеся за лето и пожухлые от осенних заморозков, и багряные листья клёна, на белом песке как кровавые пятна... Вдохнув родной воздух, я улыбнулся.

Алекс наверняка уже дома, сидит на кухне, и девчонки отпаивают его лучшим в мире кофе... Как я соскучился по нашему кофе! И по кухне, и по девчонкам... По простору своей комнаты на втором этаже, принадлежащей мне одному.

В цирке больше всего напрягало обилие народа. И в общаге, и в тренировочных залах, и на арене – всегда кто-то был, всегда кто-то толокся. И хотя я чрезвычайно уважаю и очень люблю шефа, делить с ним крошечную комнату довольно хлопотно.

В общем, ступив на порог родного особнячка в довольно приподнятом настроении, за дверью я почувствовал, как планка падает... буквально, ниже плинтуса.

Потому что из кухни доносился детский, но по-стариковски брюзгливый голосок сопливого стригоя.

Поймите меня правильно: в целом – в целом, детей я люблю. Теоретически. Но с Петенькой я не знал, как себя вести. С одной стороны, он старше меня – если верить чутью и откровениям графа о его происхождении. С другой – психика-то у него детская. Изворотливый хитроумный маленький паршивец.

Зоя призналась, что он выманил её из цирка старым, как мир приёмом: потерявшееся дитя. Он постучал к ней в комнату, и со слезами на глазах поведал, что потерялся после выступления: пошел в туалет, и заблудился. Где-то там его ждёт мама, волнуется, плачет наверное, а он никак не может найти дорогу...

Сердобольная девушка, накинув халатик, обещала проводить мальчика к маме, но в фойе её уже ждали.

Идя на кухню, я заранее представлял себе печальную картину: угрюмая Антигона, мрачная Афина и заплаканная Амальтея. А в центре внимания – Петенька. Мелкий стригой, уже искусавший моих девочек до полусмерти...

Но замерев на пороге кухни, я понял всю несостоятельность своих умозаключений.

Антигона была вовсе не угрюмой, а весёлой и раскрасневшейся от смеха. Она жарила что-то аппетитное в сковороде. Афина, взобравшись на высокий табурет коленками и отклячив круглую попку, перелистывала журнал. Амальтея, тихо улыбаясь, что-то вязала в уголке...

Петенька, болтая ножками, сидел на барной стойке, и жрал варенье прямо из банки.

Мордашка ребёнка была измазана малиной, в руке он сжимал крупную ложку, которую то и дело отправлял в рот. Банка стремительно пустела.

– Что здесь происходит? – я этого не хотел, но вопрос прозвучал настолько резко, что все вздрогнули. Петенька выпустил банку из рук, и та грохнулась на плиточный пол. Во все стороны брызнули осколки и красные брызги.

– Шурик! – возмутилась Афина. – Ты зачем ребёнка испугал?..

Амальтея молча отложила вязание, и взяв тряпку и ведро, принялась прибираться. На меня она даже не взглянула.

Антигона продолжала священнодействовать. И вовсе не в сковородке, а на электрической вафельнице. Она пекла вафли! И я даже знаю, для кого...

Нет, не такого приёма я ожидал после почти двухнедельного отсутствия.

Мелкий гад посмотрел на меня и коварно подмигнул.

– А где шеф? – я хватался за соломинку. Как утопающий.

– К Гиллелю поехал, – ответила Афина. Она так и не встала с табурета, изучая какие-то страшно интересные наряды в журнале. Что на неё, если подумать, не слишком похоже...

А я разозлился. Как мог Алекс оставить девчонок наедине со стригоем?..

Пусть он и от горшка два вершка, но я слишком хорошо помню, как он заламывал руку Зое, а потом чуть не отгрыз мне голову. Как шеф мог так рисковать?

Я бросил сумрачный взгляд на Петеньку, тот ответил глумливой ухмылкой. А потом сказал приторным до судорог в скулах голосом:

– Тётенька Антигона, а можно мне водички?

– Конечно, зайчик! А может, лимонадику? Или сгущенного молочка?

– Он не пьёт воду, – рявкнул я, не сдержавшись. – И варенье тоже не жрёт! Потому что ему сто лет, и сидит он на кровавой диете.

Все три девы посмотрели на меня так, словно я пнул щенка.

– Шурик, ты что-то путаешь, – мягко произнесла Амальтея. – Это всего лишь ребёнок. Он заблудился, попросил водички, и позвонить маме... Скоро за ним приедут родители.

– Да не родители по нему плачут, а отряд зачистки!

И тут я догадался проверить ауры. А потом нервно сглотнул. Петенька их загипнотизировал! Это был почти что гламор, но какого-то другого качества. Он не делал стригоя более красивым. Он заставлял окружающих ДУМАТЬ, что он захочет.

– Перестань сейчас же, – потребовал я.

– А то что? – мальчик растёр по мордашке варенье и приподнял светленькие бровки.

– Урою.

– Ты не можешь меня убить. Я – птенец самого Мастера. Я под его защитой.

Что характерно: девчонки, продолжая заниматься своими делами, нашей перепалки даже не замечали.

– А мне и не нужно тебя убивать, – я улыбнулся как можно более зловеще. – В нашем подвале стоит гроб. Я запихаю тебя в него, опутаю серебряными цепями... А потом сброшу в залив.

– Мастер тебя накажет.

Мне кажется, или в голосе паршивца появилась неуверенность?

– Может и так. Но ты-то будешь на дне моря. И даже если тебе удастся сломать или прогрызть доски гроба, серебряные цепи не дадут тебе всплыть. Тебя сожрут рыбы. Обглодают, как куриное крылышко.

Где-то я читал, что с детьми нужно быть предельно искренним. Дети чувствуют ложь и перестают доверять. Так вот: сейчас, в этом разговоре с Петенькой, я старался быть ПРЕДЕЛЬНО честным.

Я смотрел прямо ему в глаза, и малец не выдержал первым. Прерывисто вздохнув, отвёл взгляд и сказал, глядя в сторону.

– Ладно, девочки. Кончаем ломать комедию. А то у нашего друга скоро подшипники задымятся.

Глава 20

Антигона очнулась первой. Встряхнувшись, словно её окатили водой, она сощурила глаза, скрючила пальцы и бросилась на Петеньку.

– Ах ты, мелкий крысёныш! – к ней присоединились Амальтея и Афина.

Стригой ловко увернулся от тянущихся к нему рук и юркнул под барную стойку. Прополз на коленках под столешницей, вскочил и спрятался у меня за спиной. Ручки его весьма болезненно вцепились в моё запястье.

– Тётеньки... – голос его стал тонким, как у ребёнка в преддверии слёз. – Простите, я больше не буду!

– Врёт, поганец, – Антигона хищно оскалилась на малыша и схватила стоявшую в углу швабру. – Афина, заходи справа. Тея, давай слева. Зажмём его в клещи.

– Утопим в пруду? – деловито спросила Амальтея, хватая за ручку тяжеленный хрустальный графин.

– Такое не тонет, – презрительно искривив губы, Афина приготовилась ловить Петеньку, если тот бросится в её сторону. – Сунем его в шредер. Неделю назад как раз новый привезли. Для особо толстых документов.

Фурии, в которых превратились девчонки, были даже мне незнакомы. В их глазах загорелось что-то первобытное, древнее и беспощадное.

Враг покусился на самое святое: на дом. Такому врагу не будет пощады...

– Стригой, помоги... – тихо прошипел Петенька, сжимаясь за моей спиной в крошечный клубочек.

– Раньше надо было думать, – отрезала Антигона.

Пацан оскалился и зашипел. Упав на четвереньки, он напоминал зажатую в угол крысу, оскалившую мелкие, но острые зубы.

А ещё мне не давала покоя мысль, что зажатые в угол крысы могут быть очень опасными...

– Что за шум, а драки нету? – в кухню вошел Алекс.

Плохо. Я даже не услышал его шагов.

Петенька рванул к шефу с места, не вставая с четверенек, и спрятался уже за ним.

– Дяденька Голем! А они меня обижают...

Афина, Амальтея и Антигона тоже бросились к шефу, громко выражая свои претензии.

Алекс с минуту слушал общий гвалт, затем поднял и медленно опустил руки.

Установилась относительная тишина – не считая злобного сопения, задушенной ругани и тычков исподтишка.

– Девочки – на выход, – распорядился шеф. – Туристы сами себя не выгуляют, и деньги сами себя не заработают. Адьё!

Девчонки молча построились и вышли.

Вот что значит: авторитет... И как у него получается?

– Ты! – указующий перст упёрся в Петеньку. – Сидишь тихо и не отсвечиваешь. Иначе то, что пообещали мои девочки, покажется райским садом по сравнению с тем, что могу сделать я.

– Солдат ребёнка не обидит, – заискивающе прошепелявил Петенька.

– Обязательно проверю, когда увижу этого самого ребёнка, – шеф наклонился к стригою очень близко. – Тебя же я могу попросту запереть в несгораемый сейф. И забыть.

– Мастеру это не понравится, – заверещал ребёнок. Личико его побледнело, под бледной прозрачной кожей выступили синие вены. Клыки на фоне пухлых губок смотрелись особенно неприятно.

– Скоро у твоего мастера будет столько забот, что поверь: о тебе он и не вспомнит.

– Это угроза? – больше Петенька не походил на ребёнка. Он вообще не выглядел живым. Кожа обтянула маленький череп, волосы сделались как тонкие бесцветные нити. Ногти на руках удлинились и почернели.

Теперь Петенька напоминал гуля – обитателя кладбищ, пожирателя мертвечины. Или Голлума. На этой мысли я невольно улыбнулся: наверняка Мастер создавший образ мелкого пронырливого засранца, встречал таких, как Петенька.

– Это предупреждение, – заявил шеф. – Если хочешь, можешь передать его своему хозяину прямо сейчас.

Мелкий стригой оскалился и зашипел.

– У меня для вас тоже есть предупреждение, – сказал он с наглой улыбкой. – Если через пять дней вы не решите проблему с гильдиями, цирковых артистов ждёт смерть, – и он улыбнулся ещё шире. – Малышкой Зоей я займусь сам...

Алекс промолчал. На скулах его ходили желваки, кулаки сжались так, что побелели пальцы. Но шеф только задрал подбородок ещё выше и высокомерно посмотрел на стригоя.

– Если с головы Зои упадёт хоть один волос...

Петенька мерзко захихикал.

– Вот мы и нашли твою ахилессову пяту, господин дознаватель. Значит, я терпел унижения не зря. – Постепенно краски вернулись на его кожу. Щечки налились румянцем, волосы обрели объём и блеск. А руки вновь походили на пухлые и розовые конечности херувима. – Мастер всегда говорил: у каждого есть слабое место.

– Бывает и так, что слабость оборачивается силой, – Алекс тоже успокоился.

– Бывает, – легко согласился Петенька, и подпрыгнув, взобрался на барный стул. – Но настолько редко, что этой погрешностью можно пренебречь.

Последние пару секунд шеф сосредоточенно принюхивался. Наконец, посмотрев на меня, он спросил:

– Тебе не кажется, что у нас что-то горит?

Я с недоумением огляделся, а потом посмотрел на плиту. Вафли! Антигона начала печь для паршивца вафли, а когда мы принялись ссориться, все про них забыли. Теперь из вафельницы вырывалась тонкая струйка чёрного дыма, а пахло с каждой секундой всё хуже.

Перемахнув барную стойку, я выдернул шнур вафельницы из розетки и открыв окно, выбросил раскалённый агрегат на лужайку.

– Да ты что! – тут уже взвился Алекс. – Это же раритет советских времён! Таких уже не делают...

Петенька рассмеялся.

– Человека не изменить, – сказал он. – Даже на пороге смерти он беспокоится о суетном.

Философствующий ребёнок был так же неприятен, как и проявивший свою истинную не-мёртвую сущность стригой.

Я должен был сообщить шефу о послании Тараса. А ещё очень хотел узнать, зачем он ездил к Гиллелю. Но при Петеньке всё это было невозможно.

Позволив нам вернуться домой, Фёдор Михайлович оставил очень короткий поводок. По-сути, нормально поговорить нам удалось только на крышах, пока мы преследовали вендиго...

– А не пора ли нам провести экскурсию? – спросил я, глядя на Алекса.

У того поползли брови, но шеф всегда соображал быстро.

– Разумеется, – он повернулся к Петеньке. – А заодно заглянем в Гильдии. Надо же начинать выполнять поручение мастера.

– Я с вами, – пацан резво соскочил со стула и поправил матроску, лишь чуть-чуть испачканную вареньем.

А может, и не вареньем... – впрочем, я не стал приглядываться.

– Это исключено, – отрезал шеф, но потом взглянул примирительно и немного лукаво. – Впрочем, у меня для вас, милостивый государь, имеется довольно интересное предложение.

– Деньги ребёнку ни к чему, – пожал плечами стригой. – А сладкого я, как вы понимаете, не ем.

– Как можно, – Алекс фыркнул. Вдруг он сделался похож на доброго дядюшку. – Фи, корнет, опускаться до такой пошлости... Вот, не изволите ли взглянуть.

И он гостеприимно указал направление.

Об этой комнате рассказать случая не было. Впрочем, и пользовались мы ею редко – с нашей-то профессией...

Когда-то здесь был бальный зал. Высокий, в два этажа, потолок с лепниной и громадными хрустальными люстрами, зеркала, канделябры и наборный паркет такой редкой красоты, что и ступать по нему было страшно.

Алекс здесь всё переделал. Окна занавесили толстыми бархатными портьерами, паркет укрыли ковром, на одну из стен повесили здоровенный экран – проекторы сейчас были такого качества, что картинка не уступала самым лучшим телевизионным панелям.

На ковре разместили несколько удобных кресел и диванов...

– Что предпочитаете? – светски осведомился Алекс. – Сказки? Мультфильмы? Боевики? Может быть, расчленёнка?..

У Петеньки засияли глаза.

– Может быть, у вас есть видеоигры? – довольно робко осведомился паршивец.

– Как не быть, – Алекс достал геймпад и включил приставку. Петенька тут же протянул жадные загребущие ручонки. – Один момент, – Алекс поднял пульт повыше. – Что мы скажем Мастеру?

– Всё время сидели дома, никуда не выходили, ни с кем не общались, – быстро, как по писаному, выговорил мальчишка.

– И ты не бросишься звонить графу, как только мы выйдем за дверь?

Петенька вздохнул.

– Знаете, что есть в моей комнате, в доме у Мастера? Ничего. Тюфяк, набитый соломой, свечка и одна-единственная книжка: «Преступление и наказание». Я прочёл её миллион раз. Я ненавижу в этой книге каждое слово. Я много раз просил Мастера дать мне что-нибудь ещё... Но он отказывает. Всегда.

– Потому что твоя ахиллесова пята – ты ребёнок. Ты любишь играть, развлекаться, узнавать что-то новенькое... Но мастер не позволяет тебе детских шалостей.

– Он говорит, что подавляя моё либидо, не даёт «ид» вырваться на волю.

– Ну так развлекайся, – Алекс бросил геймпад, Петенька его ловко поймал. – Выпусти своих демонов. Главное: не спали дом.

– А как же те... – стригой мотнул головой на дверь. – Те, трое. Я им не нравлюсь.

– Может, не надо было подавлять их волю и гипнотизировать, – сказал я.

– Я думал, это весело.

– Знаешь, в чём смысл детских игр? – Алекс присел перед Петенькой на корточки. – Весело должно быть всем. А не только тебе одному.

– Но я всегда один, – ребёнок вскинул огромные голубые глаза. В них было столько невыплаканных слёз, столько боли...

– Так. Всё, хватит, – сказал я, выталкивая шефа за дверь кинозала. – Ты опять применяешь гипноз.

– Не мог удержаться, – стригой ехидно усмехнулся. – Он так трогательно пытался отыскать во мне ребёнка.

– Значит, это тебе не нужно, – я протянул руку, чтобы забрать геймпад. – Идём. Запру тебя в сейфе.

– Взрослые тоже любят поиграть, – он ловко спрятал пульт за спину. – Не бойся. Вы с твоим мастером купили себе время.

И он отвернулся к коробке, набитой дисками с видеоиграми.

Приставка была не новой, да и игры по нынешним временам устарели. Но иногда мы с Антигоной приходили сюда, чтобы поиграть в ГТА или Мортал Комбат.

– Куда направимся? – спросил я, когда мы вылетели из особняка.

Мне даже не дали переодеться, хотя Алекс щеголял своим любимым сюртуком, под которым можно спрятать сколько угодно оружия, и новыми сапогами.

– Обратно к Гиллелю, – бросил шеф, и прыгнул за руль Хама. Господи! Как я по всему этому соскучился... – Намечается небольшой междусобойчик, в ходе которого нужно решить: что делать с графом.

– Встреча на кладбище, – пробормотал я. – Как это символично. Кстати, – я сел прямо и неуверенно посмотрел на шефа. – Пока я бежал домой...

– Не бежал, а прогуливался, – пробурчал Алекс. – Я хочу сказать: ты явно не торопился. Вернулся уже засветло.

– А вы оставили девчонок наедине со стригоем.

– Ты видал, как он их боится?

– Но когда я пришел, он управлял ими! Всеми тремя! Они пускали слюни, сюсюкали и чесали ему брюшко.

– Вряд ли он причинил бы девочкам вред, пока они чешут ему брюшко.

– Вряд ли? – я аж задохнулся. А если бы...

– Послушай, кадет, – оторвав одну руку от руля, шеф сжал моё колено. Я замолчал. Нечасто Алекс выражает свои чувства. – У меня не было выхода. Если ты не забыл, Петенька – эмиссар нашего хозяина, Фёдора Михайловича.

– Когда вы вот так говорите: «хозяин»... Становится крайне неприятно.

– А это и должно быть неприятно, кадет. Мы с тобой попали в крепостные! И к кому... – он глубоко вздохнул, успокаиваясь. – Ладно, проехали, – шеф крутанул рулём так, что я стукнулся о дверцу Хама. – Попали мы по собственной дурости. Но времени отрабатывать пятилетнюю кабалу у нас нет. Я тут проконсультировался с одним законником...

– Законником?

– Ну да, с законником. Стряпчим. Что тебя так удивляет? Он попробует аннулировать договор. Поищет лазейки.

– А если не выйдет?

– В любом случае, будет война. Вопрос: на каких условиях мы с тобой будем воевать. Кто согласится стать нашими союзниками – при том, что сами мы, де-юре, являемся слугами графа...

– Кстати, – повторил я с нажимом. – Когда я бежал домой, встретил некоего Тараса Кандыбу...

Шеф посмотрел на меня с тревогой.

– Ты цел? Он тебе ничего не сделал?

– Да нет. Он мне даже понравился.

– Осторожнее, мон шер ами. Тарас Кандыба, он же – князь Константин Раевский, он же – Морис Лё Шифр, он же – граф Сен-Жермен... Это существо очень опасно, – Алекс взял драматическую паузу. – Ты понимаешь меня? Чрезвычайно.

– Граф Сен-Жермен?

– Это всё, что ты услышал, дурья твоя башка?

– Да нет, извините. Очень опасен. Я понял. Но... Сен-Жермен?

– Ой, всё. Заткнись.

Некоторое время шеф молча вёл машину. Мы уже подъезжали к кладбищу – на другой его стороне сверкали стеклянные многоэтажки – как он всё-таки спросил:

– Так что он хотел?

– Он просил официальной встречи с дознавателем.

– Просто встречи? Больше Тарас ничего не говорил?

Я припомнил разговор на крыше.

– Ещё он сказал, что даёт слово, – я помолчал, припоминая. – «Не применять во время встречи никаких способностей, не вынашивать тайных планов и не хранить злого умысла».

– Малая клятва, – кивнул шеф. – Сойдёт.

– А бывает большая?

– Большую клятву, на моей памяти, приносили один раз. Когда объединялись против... Впрочем, сейчас это уже не актуально. Большая клятва даётся на крови и с принесением жертв.

Меня передёрнуло.

– Так значит, я передам Тарасу, что он может присоединиться?

– А ты знаешь, как это сделать?

– Я принимаю ваше приглашение.

Алекс непроизвольно крутанул руль, меня бросило на дверь. Сам шеф, заложив крутой вираж, нажал тормоз и Хам встал, как вкопанный. Хорошо, что на обочине, а не на проезжей части.

Голос стригоя раздался прямо в Хаме, с заднего сиденья.

Мы обернулись.

Тарас улыбался, как ни в чём ни бывало. Во весь рот, но без клыков. Что в нынешней ситуации несколько успокаивало.

– Приятно, когда тебя считают НАСТОЛЬКО крутым, – промурлыкал он, оглядывая по-очереди меня и шефа. – Можно дать совет? – вдруг спросил древний стригой, слегка поморщившись. Я удивился, но кивнул. – Тебе нужно взять несколько уроков. Да вот, хотя бы у своего шефа – господин Голем обладает безупречным вкусом и чувством стиля.

Алекс иронично усмехнулся. Это можно было понять так: – Знали бы вы, сколько сил я потратил на этого олуха...

– Но мне удобно в джинсе, – возразил я. – А на клетчатых рубашках не так заметны пятна крови...

– Ты – стригой, – назидательно сказал Тарас – словно я об этом случайно забыл. – А мы, древние кровососущие существа, должны держать марку. Посмотри хотя бы фильм «Дракула». По Брэму Стокеру. Нас он не любил, но суть передал верно. Если не будешь стильным, как остальные поймут, что ты – крутой?

– Может, по моим делам?

– Будешь всем встречным взрывать бошки?

– Так ты и об этом знаешь!

– Могу я вставить слово в вашу высокосодержательную беседу? – Алекс был бледен от злости.

Кажется, я об этом упоминал: большинство людей от злости краснеет. Сосуды расширяются, кровь приливает к лицу и всё такое. Мой шеф становился бледным, как крахмальная простыня. Так вот сейчас он бледностью мог соперничать с листом бумаги. Тарас сделал серьёзное лицо – при этом подмигнув мне исподтишка.

– Первый вопрос, – сказал шеф ледяным, как снежная лавина, тоном. – Когда это вы успели перейти на «ты»?

– Ревнуешь, – улыбнулся Тарас. – Не беспокойся, Сашхен, я не уведу у тебя ученика. Просто дам несколько советов.

Я не сразу понял, что «Сашхен» относится не ко мне, а к шефу.

– Хорошо, – Алекс заметно расслабился. – Тогда ещё вопрос: зачем ты просил официальной встречи? И почему не пришел сразу ко мне?

– Ну, это уже два вопроса, – нравился мне Тарас всё больше. Он говорил дружелюбно, не выпячивая свою «инаковость» – как это делал, например, Фёдор Михайлович. – Отвечаю на второй: ты забыл, что отозвал приглашение посещать твой дом? А значит, мне пришлось изыскивать иной способ увидеться. А на первый, мон шер ами, я полагаю, ты уже и так знаешь ответ.

Голос древнего стригоя вдруг сделался мягким, словно он говорил с близким и дорогим человеком.

– Я бы всё же предпочёл, чтобы твоё желание было озвучено, – деревянно сказал Алекс.

– Я пришел помочь тебе освободиться, – и Тарас опять улыбнулся.

Но теперь его клыки сверкали во всей красе: белые, длинные и острые.

Глава 21

Я думал, Алекс откажется. Уж такой он, мой шеф: первым спешит на помощь другим, но из своих неприятностей предпочитает выпутываться сам.

Но он не успел ничего сказать.

Рядом с нами, буквально в полуметре, затормозил чёрный «Порш». Дверцы его распахнулись одновременно, по ушам ударил плотный бит. Из внедорожника вывалилась толпа стригоев. Их было шестеро, и все они были пьяны в стельку.

Это было необычно. Насколько я понимаю, метаболизм стригоев не приспособлен перерабатывать алкалоиды. Во всяком случае у меня ни разу не получилось напиться. Но эти шестеро вели себя, как пьяные: корчили рожи, шатались, неловко взмахивая руками, издавали громкие вопли, цеплялись друг за друга и громко ржали.

– Боже, ну и пошлятина, – Тарас закатил глаза. – Можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – никогда.

Стригои были одеты сплошь в чёрное. На груди у них покачивались дутые золотые цепи, глаза прикрывали чёрные очки.

Самый высокий из них, с чёрной чёлкой, спадающей на глаза, рисуясь подошел к Хаму и постучал в окошко.

Алекс демонстративно медленно приспустил стекло.

– Чем обязан, милостивый государь?

Стригой выдохнул, и салон Хама наполнил запах свежей крови. Я поморщился, Тарас демонстративно зажал нос.

– Мы... ик... от Мастера, – тон его был развязным, мерзкая ухмылочка – фамильярной. – Хотим предпрдить... – стригой покачнулся. – Ты не должн общаться с этой мразью.

– О ком идёт речь? – холодно осведомился шеф.

– Об этм, – стригой презрительно ткнул пальцем в Тараса.

Белки глаз его были красными. Не так, словно в них полопались сосуды, а просто красными. Целиком.

– С кем я общаюсь – вас не касается, – Алекс натянул кожаные перчатки, упёрся в морду стригоя и с силой оттолкнул его от машины. – А вот к ВАМ, – открыв дверь, он спрыгнул в пыль на обочине. – У меня есть несколько вопросов.

– Да кто ты такой, чтобы допрашивать НАС! – это уже другой стригой. У него тоже были красные глаза и бобрик коротких выбеленных волос.

– Я дознаватель этого города, – отчеканил шеф. – И имею право привлечь вас за нарушение Закона.

– Ты – слуга, – палец длинного стригоя уставился Алексу в грудь. – Смерд. Ты не можешь нам ничего сделать.

– Потому что Закон – это мы!

Эти слова выкрикнула девушка. На щеке её была татуировка красной розы, и даже из-за тёмных стёкол очков угадывался красный блеск глаз.

– Теперь это наш город! – крикнул белобрысый. – И мы будем делать здесь всё, что захотим.

Тем временем один из тех, кто в разговоре участия не принимал, подошел к кромке асфальта и вытянул руку, словно голосуя. Ближайшую к нему машину – малолитражку «ЛАДА», закрутило волчком, мелькнули полные ужаса глаза пассажиров.

Другие машины уворачивались, тормозили, и только чудом не произошло столкновения.

Тот, кто это устроил, пьяно пошатываясь, гоготал в голос.

– А ну прекратить! – взревел Алекс и выхватил револьвер.

Я уже стоял рядом с шефом, Тарас – с другой стороны.

– Вот что бывает, когда новообращённых никто не контролирует, – проворчал древний стригой брезгливо.

Тот, что останавливал машины, услышав приказ Алекса, лишь рассмеялся. Уставил на него указательный палец и сделал вид, что стреляет.

– Пуфф... – пьяно прокричал стригой.

Шеф, к моему изумлению, покачнулся. На груди его проступили пятна крови.

– Ничего ты нам не сделаешь, смерд, – прокричала деваха. – Ты – в нашей власти.

Завизжав, она сдёрнула чёрную обтягивающую майку, и оставшись в одном лифчике и джинсах, запустила майку в проезжающую машину. Та налипла на лобовое стекло, и машина вильнула, чуть не врезавшись во встречную.

Стригои пьяно расхохотались.

– Ты разрешишь мне разобраться, мон шер ами? – мягко спросил Тарас у шефа.

Алекс невесело усмехнулся.

– Ты же знаешь, я бы предпочёл сделать это сам, – он с отвращением оглядел шестёрку пьяных. – Но в данных обстоятельствах... Даю тебе официальное разрешение на применение силы.

– И я могу действовать по своему усмотрению? – глаза Тараса сделались весёлыми и немного злыми.

– Ты – взрослый мальчик, мой друг, – улыбнулся в ответ шеф.

В следующий миг фигура Тараса стала размытой. Он двигался так быстро, что походил на небольшой локальный смерч.

Смерч подлетал по-очереди к каждому из шестерых стригоев, и в этот миг их фигуры ломались, сминались, словно были вырезаны из фольги.

Потом по-очереди хлопнули все четыре дверцы «Порше» и стало тихо.

Мне стало любопытно, и я решил посмотреть: что же там, внутри...

– Не советую, кадет, – крикнул Алекс мне в спину.

Но я уже успел заглянуть в салон через лобовое стекло... Да. Лучше бы я этого не делал.

– Ух ты, – подойдя к Тарасу, я смог выразить свои впечатления лишь таким скудным набором слов. – Ух ты.

– К вашим услугам, – изящно поклонился древний стригой.

– Набери Котова и дай координаты, – сказал шеф. Им всё ещё владела холодная ярость, но в глазах мелькали искры удовлетворения. – Нужно, чтобы кто-нибудь ликвидировал это безобразие, – подойдя к машине, Алекс тоже заглянул через стекло. – Испортил хорошую тачку, – пожурил он Тараса. Но по его поведению было видно: стригои получили ровно то, что заслужили.

– Почему они вели себя, как пьяные? – набрав майора, я коротко обрисовал ситуацию и сбросил координаты. Котов сказал, что отряд быстрого реагирования будет через пять минут, и попросил дождаться. Во избежание.

– Помнишь, ночью я тебе рассказывал, что молодым стригоям нужно гораздо больше крови? – спросил Тарас. Я кивнул. – Так вот: эти, – он скосил глаза на «Порш». – ПРОСТО УПИЛИСЬ В УМАТ. Наверняка высушили каждый по паре человек.

– Ужас, – я почувствовал, как немеет лицо. – Но ведь это значить, что...

– Что где-то в городе осталась целая гора трупов, – закончил Алекс. – Для полиции – случай беспрецедентный. Массовое убийство... – у шефа не было слов.

– Сопоставимо, по меньшей мере, с терактом, – кивнул Тарас.

Выглядел древний стригой обеспокоенным, в то время как Алекс был мрачнее тучи.

– И это не конец, – продолжил шеф. – Это только начало.

– Но почему?.. – я вспомнил интеллигентного Фёдора Михайловича. Его жесткий взгляд, разумные речи о том, что при едином хозяине в городе настанет тишь да благодать... – Неужели Мастер добивается именно этого?

– Вряд ли, – подал плечами Алекс. – Тут, скорее, совсем другое.

– Он взял на себя слишком много, – пояснил Тарас. – И перестал контролировать своих птенцов.

– С ним пришла Аллегра, – тихо сказал шеф.

Древний стригой пару секунд переваривал новость, а потом тряхнул золотой шевелюрой и улыбнулся. Правда, не слишком весело.

– Ах вот оно где собака порылась, – пробормотал Тарас как бы про себя. – Ну что ж, этого следовало ожидать...

Я хотел пожаловаться, что ничего не понимаю. Хотел потребовать объяснений. Но не успел. К нам подъехали две полицейские машины. Из одной вышел человек в полицейской форме и Алекс направился к нему.

– Она называла графа Мастером, – тихо сказал я Тарасу. – И я этого не понимаю: Аллегра намного старше него.

– Это плохо, – Тарас поморщился, а потом полез на заднее сиденье Хама. – Значит, она ведёт свою игру, – и захлопнул за собой дверцу.

Шеф вернулся довольно быстро, влез на водительское место и завёл двигатель.

– Ситуация изменилась, – сказал он, вырулив с обочины и встроившись в поток машин. – Мы не будем думать, как договориться с графом. Мы должны понять, как его уничтожить.

– Договариваться не было смысла с самого начала, друг мой, – Тарас вновь стал милым и вежливым, хотя в голосе Алекса всё ещё клокотали эмоции. – Вопрос в другом: как это сделать, не подставив под удар тебя и... твоего друга.