Текст книги "Его трудное счастье (СИ)"

Автор книги: Таша Таирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 42

Лена откинулась на спинку мягкого кресла и выдохнула. Сегодня был праздник. Папин праздник. Ещё недавно только папин. А сегодня в их с Алёшей большом доме собрались родные и друзья, их жёны и дети, и получилось, что это мужской праздник. Даже маленький Павлик с утра улыбается в предвкушении подарков, не говоря уже о Мишутке, который скоро пойдёт в школу.

Но несмотря на то, что праздник мужской, именно мужчины сегодня руководили процессом приготовления шашлыка. И где только Алексей раздобыл почти пять килограмм мяса? Но по этому случаю все, по меткому выражению Валентина Кучерова, «девочки» были отправлены в большую гостиную, где их ждал чай и сладости, а все «мальчики» колдовали в отдельном домике в глубине загородного участка, где Вегержинов организовал зону отдыха. Он собственноручно под чутким контролем Николая Александровича Баланчина сложил небольшую печь и мангал, где и собрались сегодня мужчины, занимаясь мясом, тихо переговариваясь и делясь неспокойными новостями, приходящими с юга. Дима Воеводин, сохранивший дружеские отношения со своими сослуживцами, кратко обрисовал ситуацию, чем вызвал напряжённую тишину в их дружной компании.

– Думаешь, что там опять начнётся? – Кучеров с силой воткнул нож в деревянный стол, лезвие задрожало, издавая тонкий дребезжащий звук.

– Не думаю, Валь, – уверен, да оно и не заканчивалось никогда. Что-то много каких-то мелочей, взрывов тут и там, колонны военные уничтожаются, поезда сходят с рельсов, да и у нас тут недавно взрыв опять был на станции «Белорусская-кольцевая».

– Я так понимаю, – Алексей вытер нож и облокотился на деревянную сваю, – что это ещё на несколько лет, так?

Дмитрий кивнул и как-то тоскливо посмотрел на серое февральское небо:

– Я одного боюсь, мужики. Я за детей наших боюсь. Мишутке нашему через полтора года в школу идти. Не дай бог они начнут детьми прикрываться.

– Не думаешь ли ты, что они до такого опустятся? – Отец Алексея Александр Валерьевич Вегержинов, в прошлом офицер, военный врач, а сейчас удачливый коммерсант, посмотрел на сына и перевёл взгляд на Дмитрия.

– Александр Валерьевич, а шесть лет назад в Будённовске их кто-то или что-то сильно остановило, когда они только что родивших женщин с младенцами у окон поставили, когда стрелять начали?

– Алексей прав, – заметил отец Кучерова Павел Игнатьевич. – У нас в штабе тоже готовятся. Только боюсь, что одним югом не закончится, мужики, они сюда всё перенесут. Так что берегите девочек и детей, мужики. Но беречь мало, надо как-то мягко объяснить им, что не следует посещать места большого скопления людей, ограничить посещение театров и кино.

– Пап… – Валентин сжал пальцами переносицу. – Это всё можно сказать, объяснить, но наши жёны работают, они ездят на общественном транспорте, спускаются в метро, ходят в магазины, да и в школу Мишутку в любом случае водить придётся. А потом и Надюшку.

– Так, может, к тому времени всё как-то уляжется.

– Не уляжется, – уверенно сказал Роман Игоревич Фиккер. – Тут я полностью на стороне своего будущего зятя. Ты не хмыкай, Вегержинов, а то в лоб получишь. Но думаю, – нет, уверен! – что Алексей прав. Нам ещё несколько лет с этим очень плотно жить придётся. А вот девочек надо подготовить и объяснить, чтобы в панику не впадали. На себя они могут и рукой махнуть, а вот если что коснётся детей – полезут в самое пекло. Ленка моя так точно!

– Дома запру, – пробурчал Алексей, бросая взгляд на генерала. – Отштампую ей ещё одного мальца и запру.

Все мужчины медленно повернулись к бурчащему Вегержинову-младшему, который аккуратно нанизывал маринованное мясо на шампуры.

– Великий штампонист! Видали? – весело воскликнул генерал. – Ты ей ещё предложи попробовать садо-мазо, даю голову на отсечение – согласится!

– Это почему это?

– Это потому это, что после того, как ты мою рыжуху только попробуешь запереть дома, у неё будет только одна мысль, и именно об этом.

– О садо-мазо? – спросил ничего не понимающий Алексей и нахмурил брови.

– О нём, о самом. И не потому, заметь, что ей это нравится, просто тогда у неё будет только одна мечта – отпиздить тебя как следует!

Все мужчины дружно и громко рассмеялись, Алексей посмотрел на будущего тестя и покачал головой. Вот семейка досталась – зато не скучно!

– Вместо того, чтобы планировать мне рожу начистить, помогли бы лучше, – продолжал бурчать Вегержинов. – А если кто мою семью тронет, то будет ему кино – кому чо, кому ничо, кому хрен через плечо! Кому письку волосатую, кому сиську полосатую! Кучеров, итить-колотить, ты хирург или где? А ну взял шампур и представил, что это твои враги. Димка, готовь угли, а то спалим всё к ядреней фене! Пап, хорош мечтать! Кстати, товарищ генерал, а вы в курсе, почему ваш секретарь сегодня у нас в гостях? – вдруг ехидно поинтересовался Алексей. – Ага, не знает. А между тем, мой папаня за вашей Ириной Павловной увивается.

– Не натягивай сову на глобус, Алёшка, – миролюбиво ответил Фиккер.

– Я? А вы сами спросите у него.

– Саня, у тебя совесть есть? – Фиккер говорил совершенно спокойно, без злости и широко улыбался.

– Совесть, Роман, как хомяк, либо спит, либо грызёт, но организм уже принял решение. А твою Ирину я уже несколько лет уговариваю. Ещё когда на банкете ко дню города познакомились.

– Это когда ты ещё в госпитале запахивался до усрачки?

– Именно. Я тогда после двухсуточного дежурства так хорошо выглядел, что она мне такого наговорила!

– Давай, выкладывай, – генерал усмехнулся. – Сравним наши наблюдения. Я иногда от неё такие перлы выслушиваю!

– Подожди, сейчас буквы в слова соберу. Так, почти дословно, мужики. «Женщина в моём возрасте, которая ягодка опять, мечтает найти опытного ягодника для дальнейшей переработки её в самый сок в отдельном благоустроенном пакете. А вот всяких пожилых грибников со своими старыми мухоморами просьба не беспокоить».

Воздух опять сотряс взрыв мужского смеха. Александр Валерьевич вытер непрошеные слёзы и добавил, пожимая плечами:

– А ведь мне тогда даже пятидесяти не исполнилось. Представляете, какой красавчик перед ней свой облезлый хвост пытался распушить?

– А посему предлагаю выпить, – тихо пробурчал Баланчин и поставил на стол поднос с маленькими рюмочками, в которых дрожала чистая как слеза водочка. – Димке низя, а нам можно.

– Одну можно, – уверенно заявил Воеводин. – За нас, за пацанов, за тех, кто с нами, за тех, кого с нами уже нет, и за тех, кто придёт после нас. С праздником!

***

– Леночка, отдохни. – Рената Дмитриевна перехватила внука у уставшей дочери и уложила себе на руку. – И всё-таки ты рано из больницы ушла. Надо было ещё хотя бы недельку полежать.

– Ма, я бы там плесенью покрылась, честное слово. А потом я по вам всем так скучала. Спасибо, ма, тяжёленький Павлушка стал за моё отсутствие. Господи, какое счастье, когда у тебя есть мама, – прошептала она, прикрыв глаза, но тут же широко их распахнула и посмотрела на сидящих за столом Валю и Люду. – Девчонки, простите, я не знаю, как у меня это вырвалось.

– Потому что ты правду сказала, – успокоила её Валя.

Ирина Павловна, секретарь генерала Фиккера, внимательно посмотрела на молодых женщин и тихо спросила:

– Девочки, извините, а вы своих мам не помните?

Валя чуть растянула губы в улыбке и посмотрела в окно:

– Моя мама умерла в родах. Меня воспитала жена отца.

– Ты так это сказала странно, она была плохой матерью?

Валя опять улыбнулась и покачала головой:

– Нет, она была неплохой матерью. Пока я была послушной дочерью. Но как только я выросла и начала принимать решения самостоятельно, наши отношения испортились. Вот и всё. Поэтому папа остался со мной, а она… Она осталась в прошлом.

Люда выслушала подругу, усмехнулась, пожала плечами и спокойно ответила:

– А у меня есть мама, это Марина Михайловна. А все остальные меня не волнуют. Вы не смотрите так, Ирина Павловна, просто я детдомовская. Всё просто, как дважды два восемь. Только выйдя замуж за Диму, я поняла, как это чувствуется, ощущается, что у тебя есть мама, которая и поможет с ребёнком, и заменит у плиты, и удержит на своих плечах дом.

– И заберёт на день и мою крошку. – Валя с широкой улыбкой посмотрела на маму Дмитрия. – Мы-то с Людой и институт закончили, наверное, только благодаря Марине Михайловне, её помощи и советам. Мы дружим ещё с подготовительных курсов в медине, учились вместе, теперь вот родственниками станем. Мой папа долго не решался сделать предложение, всё своим здоровьем объяснял свою неуверенность, но в конце концов всё сложилось хорошо.

– Да, – вдруг обиженно прошептала Люда, – а теперь я без неё остаюсь. А Димка всё время на работе, а я вечерами одна буду, а если что случится, как я это всё сама вытяну?

И она неожиданно для всех тихо заплакала. Женщины замерли на мгновение, а потом стали наперебой успокаивать плачущую Люду, и только Валя внимательно посмотрела на подругу, коротким жестом остановив охнувшую Марину Михайловну:

– Люда… – Валя прищурилась и опустила глаза на стройное тело Воеводиной: – А ты ничего сказать не хочешь?

Людочка сразу успокоилась, детским движением ладони вытерла мокрый нос и выпрямилась, уставившись на Валентину. Лена прикусила губу и села поудобней, затем бросила взгляд на играющих Мишутку и Наденьку, усмехнулась и обратилась к Вале:

– Ты подумала о том же, что и я?

– Люд, давай колись, – уже со смехом заговорила Валя и толкнула подругу локтем. – Клянусь, что мы ничего Димке не скажем.

Марина Михайловна всплеснула руками и крепко обняла невестку:

– Людочка, счастье-то какое! А ты давно узнала? А когда тебе рожать? Господи, да я ради такого дела всё брошу! Боже мой, – и она залилась счастливыми слезами, гладя жену сына по волосам и что-то ей шепча на ухо. Они обнялись и замерли.

– Да, с тобой, Валентина, можно в разведку ходить, все тайны на раз угадаешь. – Лариса Евгеньевна, мама Валентина, отложила рукоделие и показала невестке большой палец.

– А ты когда Димке скажешь? – Лена поёрзала в кресле и чуть подалась вперёд.

– Сегодня вечером хотела. – Люда уже вовсю улыбалась и довольно щурилась, как большая и добрая кошка. – Сегодня у него праздник, ерунду всякую он уже получил, а главные подарок я оставила на вечер.

– А вы с Валентином о втором ребёнке не думали? – Рената Дмитриевна склонилась к внуку и не заметила, как лицо Ларисы Евгеньевны скривилось в болезненной гримасе.

Валя же пожала плечами и с сожалением ответила:

– Увы, мои первые роды дались мне очень нелегко, поэтому Надюшка у нас будет единственным малышом. К сожалению, не все женщины, как наша Людочка, могут обрадовать своего мужчину ещё одним долгожданным ребёнком.

Лариса Евгеньевна сжала пальцы невестки, та мягко положила ей голову на плечо. Ирина Павловна согласно кивнула и заметила:

– Это ты правильно, Валюш, сказала. Насколько я Валентина знаю, он с Надюшки пыль сдувать готов. Была я недавно свидетелем одного разговора. Ох, и врезал он одному полковнику, что я готова была аплодировать стоя, правда, у меня в руках поднос был. Но скажу вам по секрету, я бы тот поднос с удовольствием натянула бы на голову генеральскому посетителю.

Валя усмехнулась и посмотрела на Ирину Павловну:

– Это был мой первый муж, Ирина Павловна. Мы некрасиво расстались, вот Валик и отреагировал на его слова. Хотя зная Короля, уверена, что он пробовал упражняться в острословии.

– Было такое. Он мне моего бывшего муженька напомнил. Не знаю, как у тебя, Валюша, но у меня был как раз тот случай, когда папа не доделал, а мама не доносила.

Все женщины улыбнулись, а Валя ответила:

– Просто я перестала его устраивать в качестве удобной женщины, а о любви даже разговора никогда не было.

– Удобная? – Лена чуть склонила голову на бок и задумчиво глянула на задумавшуюся Валю.

– Да, Лен, удобная. Хочешь знать, что это такое? Удобная – это когда… – Валя выдохнула, прикрыла глаза и тихо начала говорить: – Когда он всегда отказывается говорить о ваших отношениях, заменяя все разговоры фразой «не выноси мне мозг». Он не заботится о твоих желаниях, о твоих ощущениях. Ему хорошо и ладно. – Валя сглотнула и чуть качнула головой. – Он не тратит на тебя свои ресурсы, а это деньги и время, и ты постоянно живёшь в режиме «я сама», стараясь уложиться в скромную зарплату и стипендию. Он никогда не спрашивает, что у тебя на душе и как ты себя чувствуешь, и если ему что-то надо, он всегда возьмёт своё, пусть даже силой. И в один прекрасный день ты начинаешь верить, что любовь – это не счастье, а страдание. И хорошо, если рядом окажутся люди, которые смогут вытащить тебя из этого омута.

– Да ладно, Валь, как это у тебя всё мягко получилось. Я тебе, Лен, так скажу – Король этот такое чмо, что в голодный год за таз пяльменей с ним спать не станешь! – зло ответила Люда и стукнула кулаком по столу.

– Нет, у нас не так, – пробормотала Лена.

– Глупая, если ты решила сравнить мою ситуацию и вашу с Алёшей, то выбрось всё из головы. – Валя усмехнулась, подняла руки и растопырила пальцы, уже откровенно пряча за ними широкую улыбку: – Хотя я никогда не думала, я даже не представляла себе, что Алёшка Вегержинов останется один на один с маленьким ребёнком и ни разу не взвоет!

Рената Дмитриевна хмыкнула и скривила губы:

– Ну, по его интонациям можно было понять, что иногда вечерами нашему Алёше очень надо было уехать куда-нибудь, чтобы он там мог поорать минут пятнадцать-двадцать. А так остался один, ушёл в себя… вышел из себя, пришёл в себя. Хорошо погулял и хватит. Но если говорить честно, то он справился с Павликом на отлично. Молодец.

– Так, смотрю я на наших мужиков, девочки, они там уже водочку хлещут, пора заявить, что мы сладкого уже наелись, теперь мяса хотим.

Валя бросила взгляд на усмехающуюся Ирина Павловну, обняла подбежавшую к ней дочь и замерла. История повторялась. Опять мужской праздник, опять спиртное, опять она останется наедине с пьяным мужчиной.

Вскоре раздались громкие голоса, весёлые мужчины занесли в дом большие блюда с ароматным мясом, посыпались шутки, тут и там раздавались взрывы смеха. Но через некоторое время Лена с Павликом попрощались со всеми, дети начали капризничать, Алексей вызвал такси и довольные гости разъехались по домам…

***

Кучеров медленно поднимался по лестнице, стараясь не беспокоить задремавшую дочь и искоса поглядывая на идущую рядом странно молчаливую жену. Он не понимал, что произошло, почему Валя весь вечер бросала на него немного, как ему показалось, испуганные взгляды. Он щёлкнул замком, пропуская жену в тепло квартиры, дождался, когда она снимет шубку и передал ей захныкавшую Надюшку. Валя быстро ушла в детскую, Валентин сложил пакеты с подарками от друзей в гостиной – завтра разберём, – и прошёл в ванную. Потом лёг в постель, прислушиваясь к шагам жены. Она зашла в спальню, порылась в шкафу и молча вышла. Затем раздался шум воды – Валя принимала душ. И очень долго не возвращалась. Валентин сел и внезапно понял – Валя чего-то боялась! И не просто чего-то отвлечённого, а именно его, своего мужа. Но почему? Что случилось сегодня, что она так странно себя ведёт? И ждёт там в ванной, ждёт, когда он заснёт! Он резко поднялся, натянул домашние брюки и босиком вышел из спальни. Дверь в ванную была закрыта и оттуда раздавался тихий плач.

Кучеров рванул дверь, увидел перепуганную жену, схватил её в объятия и крепко прижал к себе:

– Валя, Валюш, что случилось? Кто тебя обидел? Почему ты плачешь? Господи, маленькая, ну не молчи, скажи хоть слово.

Он подхватил плачущую жену на руки и быстро вернулся в спальню, уложил её в согретую постель и лёг рядом, прислушиваясь к сдавленным рыданиям. Он что-то говорил, пытался успокоить и гадал, что же произошло. Валя несколько раз глубоко вдохнула, стараясь справиться со слезами, и немного отстранилась от мужа.

– Валь, – Кучеров склонил голову и приподнял лицо жены за подбородок, – скажи мне, что с тобой происходит? Ты заболела? Устала? Или что-то ещё? Я не понимаю, Валюш, не понимаю твоих слёз.

Валя закрыла глаза и тихо прошептала:

– Я испугалась.

– Чего, маленькая?

– Что ты выпьешь и… потеряешь контроль, как…

Валентин усмехнулся, прижал жену к себе, открыл рот и… замер. Скотина! Так вот что именно имел в виду Николай Александрович, когда говорил, что Наденька вовсе не плод любви. Убью… Убью!

– Валюш, посмотри на меня и запомни. Я клянусь, что никогда не сделаю тебе больно. Ни морально, ни… ни физически. Потому как уверен, что главное, что может дать мужчина своей женщине, – это чувство защищённости и безопасности. И не просто так, на словах, а – как бы это сказать? – на трёх уровнях, что ли. На физическом. Я просто сильнее, Валюш, могу тебя на руках носить, а могу мебель передвинуть, сумки поднести. На материальном – я хожу, так сказать, на охоту и приношу добычу и деньги. И на психологическом – что бы ни случилось между нами, между тобой и окружающими тебя людьми, я всегда буду на твоей стороне. Я не буду разбираться, кто первый начал; мне плевать на справедливость, когда дело касается тебя и Надюшки; меня не интересует кто прав, а кто виноват. В любой ситуации я готов сказать, что ты у меня умница, красавица, – и это правда! – это они все вокруг придурки, поэтому никого не слушай. Мне плевать, что говорят и делают другие мужья. Ты моя жена, ты у меня одна. Слышишь, одна! Любимая и единственная, поэтому никогда не думай о дурном, не бойся и никогда не плачь. Слышишь, никогда!

Он говорил всё тише и тише, легко прикасаясь губами к мокрым щекам и дрожащим ресницам, ощущая, как тонкие нежные руки обняли его и вцепились в спину, царапая кожу короткими ноготками. Валентин накрыл жену своим телом и с улыбкой посмотрел в затуманенные желанием глаза. Бог мой, моя! Только моя! Единственная. Любимая…

Глава 43

Полтора года спустя.

Люда покрутилась перед зеркалом и грустно заявила:

– Купила это платьишко в прошлом месяце, сидело тютельку в тютельку. Вчера померила – давит, да и сегодня ничего не изменилось. Наверное, тютельки выросли.

Лена и Валя, следившие за показом моделей, устроенных Воеводиной, громко рассмеялись. Лена быстро вытерла нос Павлику, который сосредоточенно лупил пластмассовой лопаткой по ведёрку. Миша и Надя рисовали, сидя за столом недалеко от отдыхающих мам, присматривая за годовалой Катюшей, младшей Воеводиной, которая сидела в манеже и что-то бормотала, играя с разноцветными кубиками.

– Ну и в чём мне завтра на линейку к Мишутке идти? Первый класс всё-таки, мама должна быть на высоте, а мама? Мой Воеводин как глиста в скафандре, как был тощим, так и остался, только шрамы стали глубже да волосы полностью седые. А я раскабанела так, что в платья не влезаю. А всё оттого, что люблю вкусно пожрать и проводить выходные как пассатижи.

Валя нахмурила брови и спросила:

– Зная твою любовь к разного рода аллегориям, я уже боюсь что-то представить, но «как пассатижи» – это как?

– Перекусила и валяюсь себе дальше, – пробурчала Люда, пытаясь рассмотреть себя сзади.

– А по-моему, выглядишь ты классно! – Лена откровенно любовалась стройной подругой. – У вас с Валей, наверное, какой-то заговор на похудение есть, а я только взгляну на торт – всё! Плюс килограмм! Как-то в начале лета пыталась натянуть летнюю юбку… жопа осталась зимней. Забросила её куда подальше, чтобы мне настроение не портила.

– Кого забросила? Жопу? – озабоченно спросила Люда.

– Воеводина, эта деталь моего организма всегда при мне. Юбку забросила!

– Да тебя Алёшка всё равно на руках носит. И в юбке, а уж без неё… И говорить нечего. – Люда села в кресло и глянула на подруг. – А он когда приезжает?

– Обещал завтра, – с плохо скрываемой улыбкой ответила Лена и выдохнула, чуть закинув голову вверх. – Соскучилась, сил нет. А твой Валентин когда дома будет?

– Не знаю, что-то там не всё гладко после ухода твоего отца из департамента, Лен. Не всегда перемены – это к лучшему. Здесь и Роман Игоревич, и наши мальчики довольно тесно сотрудничали с заводом «Технолог», но на фоне этой всеобщей приватизации акции завода продаются, рабочих увольняют. Одно радует, что фирмы, которые арендуют у них помещения, выпускают медицинскую продукцию. Но сейчас Валентин уехал в Венгрию на конгресс, заодно переговорит с венгерскими производителями, хочется верить, что получится наладить выпуск и покупку протезов и инструментария. Хотя он всё чаще приходит домой злой, я-то вижу, хоть он и пытается скрыть это. А ещё новый начальник департамента перетащил в столицу Короля, представляете? Так тот с проверками по госпиталям ездит. Валик говорил, что иногда по два раза в неделю проверки! Помощи никакой, зато проверок кучи.

– Во всём мире нет ничего более опасного, чем идиот, возомнивший себя гением и дорвавшийся до власти, – пробурчала Лена. Генерал Фиккер ушёл из армии, разругавшись с новым руководством. Похоже, что и военные врачи, работавшие с ним, тоже пойдут следом за своим генералом. – Но Алёша не раз говорил, что он Валика дождётся, а если надо будет, с руками и ногами оторвёт. Кстати, отделение нейрохирургии уже готово. И иногда мне кажется, что его именно под Валентина и строили. Даже рентгеновский аппарат в операционную купили. Павлик, ты уже сломал лопатку? Нет? Незачёт! Давай собирайся, пора к бабуле с дедулей.

– Вы сегодня куда?

– К Вегержиновым. Ирина Павловна обижается, что мы редко заглядываем, хотя живём недалеко друг от друга. Посплетничаем, пока дед Саша с внуком возиться будет. После их женитьбы дед наш Вегержинов как-то поспокойнее стал, даже хохочет над проделками Павлуши. Алёша говорил, что после смерти матери отец почти никогда не смеялся, а Ирина Павловна смогла его оживить, что ли. Так что поедем, поговорим, вкусностей поедим всяких, а потом домой, папу ждать.

– Да и нам тоже пора. – Валя позвала дочь, помогла ей надеть лёгкую курточку – августовское лето не баловало жаркой погодой. – Завтра мы прямо к школе подъедем. Проводим первого нашего школьника в долгий путь, так сказать.

Подруги попрощались, и Лена с Валей в сопровождении детей спустились вниз. Лена усадила Павлика в машину, махнула рукой Вале с Надюшкой и уехала домой. Кучеровы не торопясь пошли вдоль пока ещё зелёных улиц, рассматривая птиц и читая вывески на магазинах.

Вечером позвонил Валик, кратко рассказал о делах и потом долго шептал, как он соскучился, как хочет домой и ещё всякие глупости, от которых Валя краснела, как школьница, и ковыряла пальцем трещинку на лаковой поверхности стола. Она и спать легла с этими воспоминаниями. Завтра первое сентября. Мишутка идёт в школу. Как быстро пролетели года…

***

Дима позвонил около десяти утра и спокойно попросил забрать Мишутку из школы.

– Дим, но они сегодня до полудня в школе, у них четыре урока. – Люда успокоила захныкавшую Катю, прижимая плечом телефон к уху. – Пусть с детишками познакомится, погуляет.

– Людочка, сделай так, как я прошу. Пожалуйста.

Воеводина резко выпрямилась, сглотнула и тихо прошептала:

– Что случилось, Дим?

– Брат звонил, у них школу захватили прямо на линейке. Сашка с Юлей спаслись, со старшеклассниками смогли выбежать, но там дети в заложниках. Люда, забери Мишку, мне так спокойнее будет. Маме пока ни слова, поняла?

Люда молча кивнула, будто Дима мог её видеть, выключила телефон и опустилась на стул. Затем вскочила, заметалась по квартире в поисках одежды для Катюши, натянула на дочь комбинезон, схватила свою куртку и вылетела на лестничную площадку. Благо до школы было недалеко, она пробежала эти два квартала с дочерью на руках, совершенно не ощущая её веса. Дети бегали по школьному двору, кричали, смеялись, бросались начавшими опадать листьями, а в голове у Люды билась только одна мысль – «заложники… заложники… заложники». Брат Димы Виктор уехал на Кавказ несколько лет назад – ему предложили работу на асфальтовом заводе в небольшом городке. Они часто звонили, рассказывали о новом месте, о работе, о маленьком Сашке, который тоже орал в трубку, как ему тут весело живётся, сколько у него новых друзей, как дружно они живут – и осетины, и русские, и армяне. Три года назад Саша пошёл в школу и захлёбываясь эмоциями рассказывал, как здорово у них в школе, какой у них спортзал, какие светлые кабинеты. В этом году он пошёл уже в четвёртый класс. И вдруг – «заложники»…

– Мама! Мама! – Миша бежал к ней, раскинув руки и подпрыгивая. А Люда смотрела на него и не могла сказать ни слова, потому что ей вдруг показалось, что сын бежит в полной тишине, а где-то тут рядом в кустах, на деревьях, на крышах сидят снайперы, которые в любой момент могут убить! Убить! Убить её сына. Она поймала Мишу в объятия, лихорадочно ощупывая его худенькое тельце, заглядывая в глаза, поминутно целуя красные щёчки и ладошки, испачканные шариковой ручкой. – Мам, ты чего? Ты за мной, ма? Но у нас ещё уроки, мам.

– Ничего, я вашей учительнице скажу, что мы пойдём домой, хорошо? Я вам ваши оладушки любимые поджарю. С мёдом, хочешь? Пойдём, надо портфель забрать.

Они быстро вошли в класс, учительница вопросительно глянула на маму с сыном, но тут же согласно кивнула, когда Люда прошептала ей страшную новость. Они добрались домой, Люда закрыла дверь и только тогда опустилась на пол у двери и тихо заплакала, стараясь не напугать детей.

Вечером Алексей вернулся в столицу и сразу заехал к Воеводиным. К тому времени уже все телевизионные и радиовещательные каналы были заполнены страшными новостями и слухами.

Вегержинов посмотрел на хмурого Диму и тихо прошептал:

– Ты это имел в виду, когда говорил, что они детьми прикрываться будут?

Воеводин прикрыл глаза и отрицательно покачал головой:

– Нет, Алёшка, я до такого бы не додумался, даже предположить не мог. Это же… этому нет оправдания, понимаешь? Это кем надо быть, чтобы матерей и детей расстреливать? Их же тоже мать родила! Женщина! Это выше моего понимания. Где честь? Достоинство? Всё умерло, это даже не враги, это… даже названия подобрать не могу. А ты представляешь, что будет с этими малышами потом? Они всю жизнь это помнить будут! Это не взрослые мужики, хотя и среди военных тоже масса больных со стрессовыми расстройствами, а тут детишки…

Он обнял Катюшу, которая прижалась к отцу и что-то бормотала. Миша сидел рядом с Людой, водя пальцем по написанным им в тетради палочкам, точкам и завитушкам. Он что-то увлечённо шептал маме, а она молча гладила его по голове и поминутно целовала.

– Люда как с ума сошла. Ни в какую не разрешает Мишутке завтра в школу идти.

– Хочешь, возьми парней из охраны, пусть она увидит, что ребёнок под присмотром.

Дмитрий медленно повернул голову к Алексею и тихо выдохнул:

– Алёшка, ты гений!

– Я знаю, – согласно кивнул Вегержинов и встал: – Завтра Валька возвращается. Что-то не нравится мне его новое руководство, голову даю на отсечение – уйдёт Валентин из армии. Помяни моё слово, не в его характере терпеть то разпиздяйство, что сейчас устроили. Отец говорит, что с их новым начальником ни о чём нельзя говорить, такое впечатление, что он вообще ни черта в медицине не понимает. Этакий военный хитрожопый экземпляр. Ему важно, чтобы форма была наглажена и тротуар подметён. Он первым делом у Валентина спросил, сколько коммерческих договоров его отделение заключило. О как! А раненые, которые после Валькиных операций на ноги встали, – херня! Ладно, меня Лена с Павликом ждут, пойду я. Люд, мы тут посовещались и решили охрану в вашу школу направить, а со временем сделать это на постоянной основе. Так что ты не бойся, мы Мишутку в обиду не дадим.

Люда резко обернулась и улыбнулась, кивая и стараясь унять непрошенные слёзы. Миша же широко зевнул и привалился к маме. Первый день учёбы, новые впечатления и непонятные разговоры взрослых утомили его. Пора спать… Завтра в школу…

***

Валентин стоял посередине кабинета начальника департамента и слушал генерала, чуть склонив голову набок. Интересно, на кой хер он это ему говорит? Или пытается спровоцировать его? Так мы уже стольких начальников пережили, что нам уже всё музыкально, как говорится. И жизнь у нас как музыка! То в бубен, то по барабану.

– Ты понял, полковник?

Валентин поднял одну бровь и тихо сказал:

– Понял, товарищ генерал.

– Что ты понял?

– Что вас совершенно не интересует судьба и дальнейшая жизнь наших раненых и больных.

Генерал открыл рот, лицо его покраснело, он медленно поднялся и упёрся кулаками в стол:

– Ты как со мной разговариваешь? В войска захотел? Так я это тебе быстро устрою! – заорал он и стукнул кулаком. – Ты с кем тягаться решил? Да я тебя…

Валентин усмехнулся и спокойно ответил, глядя орущему начальнику прямо в глаза:

– А я начинал в войсках и знаю, что это такое, в Югославии год с войсками отмантулил. Я пережил развал СССР, реформы Гайдара, прихватизацию Чубайса, перевыборы Ельцина в девяностые – вы меня чем, блядь, напугать хотите?

– Ты что себе позволяешь?

– Пока ничего. Но служить под вашим началом я не буду. Завтра же напишу рапорт на увольнение. Если я не в состоянии помочь своим пациентам, то грош мне цена. Лучше я этим на гражданке заниматься буду.

Генерал молча открывал и закрывал рот, как рыба выброшенная на берег, а потом громко рявкнул:

– Король! – Дверь тут же открылась и в кабинет вошёл довольный Король, слушавший весь их разговор в приёмной. – Завтра же его рапорт мне на стол. Свободен.

Валентин коротко кивнул и чётко произнёс:

– Честь имею, – после чего вышел из кабинета.

– Кучеров, подожди, – вслед за ним выскочил Король. – Ты бы так должностями и звёздами-то не разбрасывался. Молод ты ещё, не знаешь, что на гражданке нас никто не ждёт. А я могу тебе помочь кое-чем, что в моих силах. Только при одном условии.

Вадим Васильевич смотрел на Кучерова и чувствовал, как внутри закручивается в тугую спираль непонятные ему самому чувства. Высокий, красивый, умный, сука. А главное – молодой! И стоит перед ним, будто не его только что вышвырнули из кабинета, да что там – из армии! Но ничего, не дурак, должен понимать, куда ему в жизнь без погон?

– Ты жене нашей передай, чтобы помягче и поприветливей со мной была, и твоё место останется за тобой.

В следующую минуту тишину приёмной разрезал оглушительный визг новой секретарши, макияж которой мог соперничать с боевой раскраской киношных индейцев. Свой первый удар Валентин сопроводил словами «‎это от меня», второй – «это от моей жены‎», а в третий вложил всю злость и ненависть, после чего Король упал на ковёр и услышал тихий шёпот:

– А это тебе, сука, за 23 февраля. А теперь можешь на меня рапорт писать. И тебе мой совет: не попадайся мне больше на глаза и под горячую руку. Убью, скотина.

После чего Кучеров выпрямился и спокойно сказал секретарше: