Текст книги "Его трудное счастье (СИ)"
Автор книги: Таша Таирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Глава 22
– В таком случае объявляю ваш брак расторгнутым.
Судья, уставшая женщина с крашеными фиолетовыми волосами, еле слышно стукнула молоточком, ставя точку на этом этапе Валиной жизни.
Конечно, это был обман. Но лучше так, чем тянуть ещё месяц. Всё равно Король на заседание не явится, потому что все письма из почтового ящика Валя вынимала сама. Как хорошо, что вынужденные каникулы позволили ей следить за почтой уже бывшего мужа и уничтожать присланные повестки в суд на бракоразводный процесс. Да и конверт, сунутый Воеводиным сегодня утром в карман мантии уставшей судьи, тоже сыграл свою роль. А в итоге – «Я свободен!»*, как поёт Валерий Кипелов в своей новой песне.
– Ты сейчас куда? – спокойно спросила Люда, будто разводы в их жизни были делом пустяковым и привычным, натянула перчатки и озабоченно огляделась по сторонам, ища мужа. – Давай кофейку треснем?
– Нет, не хочется, да и не лезет в меня кофе в последнее время. Тошнит всё время.
– Слышь, подруга, а ты случаем не залетела?
– Нет, я же на таблетках.
– Ну-ну, но те пресловутые десятые процента никто не отменял. Ты бы к врачу сходила, пока не поздно.
– Не поздно для чего? – Валя сглотнула, лихорадочно вспоминая график приёма таблеток. Но она всегда очень аккуратно принимала все препараты, каждое утро за завтраком. Неужели всё-таки те самые ноль-десятые доли сработали. Но тогда Король, наверное, должен об этом узнать? Да нет, это просто нервы! Скоро начнётся учёба, там будет не до дурных мыслей и слёз. А к Заславской придётся пойти, надо проконсультироваться насчет дальнейшего приёма лекарств.
Но консультироваться, как оказалось, необходимо было уже совсем по другому вопросу.
– А Людмила оказалась права, Валюш. – Заславская внимательно посмотрела на Валю и тихо добавила: – Что ты собираешься делать с этим ребёнком?
Баланчина усмехнулась, застёгивая пуговицу на медицинском халате, и задумчиво ответила:
– Как это у вас провокационно получилось – «с этим». Не знаю, если честно. Только после всего пережитого в течение этого месяца меня уже ничего не может испугать. Или расстроить. Или обрадовать. Я как-то перестала чувствовать и переживать.
– Послушай меня, Валя. Ты же знаешь, что у нас с Денисом… Викторовичем тоже не так всё просто начиналось. Первая его жена, к сожалению, умерла. Когда мы познакомились, он был уже вновь женат, да и я была несвободна. Но вот так случилось, что… короче, когда я забеременела, он ещё не был в разводе. Да, я очень тогда струсила. Особенно когда узнала, что у меня двойня. А потом в один миг всё поменялось, когда в консультации, куда я, собственно, пришла на аборт анализы сдавать, услышала рыдания одной женщины, которой врачи сказали, что у неё никогда не будет детей. Понимаешь, её плач, нет, вой что-то перевернул в моей душе. Не знаю, уж что такое у неё случилось тогда, но эта незнакомая мне женщина плакала от того, от чего я пыталась избавиться. Фу, прости за сумбурность, аж жарко стало от этих воспоминаний.
Заславская помахала перед лицом бумагами, что лежали у неё на столе. Она смотрела куда-то в угол кабинета, не замечая, как глаза наполнились слезами, а рот скривился, чтобы удержать всхлип.
– Сейчас, когда этим паразиткам, избалованным своим отцом донельзя, скоро исполнится уже шестнадцать лет, мне иногда так хочется взять ремень и напомнить, кто хозяин в доме, но я вспоминаю ту женщину и девочек своих совсем маленькими, когда они по очереди плакали и ручки свои ко мне тянули, и всё. Ухожу в другую комнату, а они обе через минуту приползают, садятся рядом и начинают меня смешить. Правда, папа у нас бывает очень строг, так что прощения тоже просить умеют. А если бы я тогда… то не было бы в нашей с Денисом жизни двух наших хулиганок. Конечно, наверное, были бы другие, что не факт. Но этих-то не было. Понимаешь?
– Татьяна Борисовна, но тогда Королю надо будет сообщить.
– С какого х… художника? С точки зрения анатомии и физиологии стать отцом довольно просто. Гораздо сложнее быть им, а он, как я понимаю, вовсе не стремился к этому. То, что он Верке пацана заделал, то это… О, господи, прости меня, Валь, прости!
– Хм, жена всё узнаёт последней, – хмыкнула Валя и спокойно добавила: – Но учёба? Я только на третьем курсе, рожать мне на четвёртом, впереди будет ещё два с половиной года учёбы. Я не смогу вытянуть всё одна. При этом без мужа…
– Женщины, Валя, – это не слабый пол. Слабый пол – это гнилые доски. А мы можем всё! И пусть кто-то откроет свой поганый рот, сразу затыкай, позабудь о своём воспитании, поняла? Будь уверена, в твоём окружении всегда найдётся человек, у которого с собой есть гвозди для твоего распятия. Да только чужие слёзы не поймёшь, пока своих не наглотаешься. Ты подумай, может, стоит с родителями поговорить? Всё-таки первый внук. Это же такая радость! А таблетки не принимай больше, чтобы гормональный фон стабилизировался. И помни, случайности в этом мире обладают весьма продуманными схемами. И если что-то случается, так было задумано свыше. А жизнь очень любит терпеливых.
Валя улыбнулась, кивнула и вышла из кабинета. Надо ехать к родителям, всё рассказать и объяснить. Она вышла из корпуса, посмотрела на тяжёлое, затянутое свинцовыми тучами совсем не мартовское небо, и медленно пошла к остановке маршрутного такси. Такси… А давка такая, что начинаешь бояться за своего будущего малыша. Бог мой, что за мысли? Неужели она уже боится за него, хотя ещё ничего не решила? Но если в голове начали возникать такие думы, то вопрос можно считать решённым, не так ли? Валя вдруг громко рассмеялась и натянула шарф на нос, негоже сейчас простуду схватить, малышу это не понравится.
***
Мама сжала губы и пробарабанила пальцами по столу.
– Я так и знала, что этим всё закончится. Николай, чего молчишь? Как теперь соседям и знакомым в глаза смотреть, когда муж её бросил?
– Не совсем так, мама. Это я подала на развод.
– Какая разница теперь? Мужику-то что? Очередная девица в постель к нему быстро запрыгнет, а ты всю жизнь будешь опозоренной ходить. Говорила я, что не ровня он тебе, говорила! Что же делать-то теперь?
– Но это ещё не все новости, – тихо проговорила Валя и прищурилась, догадываясь о реакции матери. – Я беременная.
– Что? – Галина Михайловна схватилась рукой за сердце, сделал глоток из стакана и задушено спросила: – А кто его отец?
– Мама, ты что? Я замужем была!
– Вот именно «была»! Господи, если тебя ещё после этого твоего развода Гена и согласится подобрать, то с ребёнком…
– Что значит «подобрать», мама? Меня что, в помойной яме нашли?
– Не дерзи матери, – чуть слышно прошептал отец, сгорбившись сидя на стуле.
– Я и не думала дерзить, папа. Да только что вы мне предлагаете? Аборт сделать?
– Никто тебе такого и не говорил, – тут же ответила мать, но мимолётно усмехнулась, что вызвало у Вали какое-то судорожное подёргивание лица. Она поднесла ладони к щекам, стараясь успокоиться и внимательно разглядывая родителей, будто видела этих людей впервые. – Да только ты должна понимать, что тебе и так будет сложно теперь свою жизнь устроить, разведёнок в нашем кругу не празднуют, а уж с нагулянным прицепом и вовсе никому ты не снилась.
– Мама, а ведь это твой внук или внучка, а не прицеп, как ты изволила выразиться.
– Не дерзи матери, – опять пошептал Николай Александрович.
– А ты, папа, только это хочешь сказать своей дочери? Или тоже считаешь, что меня только ваш Геночка подобрать может? Правда, без прицепа, я правильно понимаю?
– Ты нам тут свой характер не показывай! – неожиданно взвилась Галина Михайловна и стукнула ладонью по столу. – Натворила дел, а теперь из нас виноватых стараешься сделать?
– А характер он как оружие, – спокойно ответила Валя и вспомнила Заславскую – вот они первые люди, у которых нашлись гвозди для её распятия. – Пока его не покажешь, все думают, что ты мишень. Но я ею становиться не желаю. Спасибо за непредложенный чай, мама. И тебе, папа, спасибо за любовь и поддержку. Всего доброго!
Она встала из-за стола и быстро вышла в коридор.
– Валя, обожди! – вдруг воскликнул отец и вышел вслед за дочерью. – Ты пойми, дочь, но…
– Николай, сейчас же вернись! Сама заварила, пусть сама и расхлёбывает! Приползёт ещё, вот увидишь. Это она пока смелая, а как что случилось, так к маме с папой прибежала.
Отец прикрыл глаза и прислонился плечом к стене. Валя успокаивающе провела рукой по отцовскому плечу и молча кивнула. Она вышла на улицу, оглянулась по сторонам и поняла, что видит этот двор, наверное, последний раз. Осталась одна надежда – только на себя. Валя медленно шла к троллейбусной остановке и мысленно подсчитывала в уме сроки родов и декретного отпуска. Денег, конечно, будет не хватать, придётся брать подработку, от которой она раньше отказывалась – делать инъекции на дому, ставить капельницы. Этого должно хватить на еду, плюс талоны, что выдавались на работе. Что до детских вещей, тут всё уже решено – Воеводины сохранили даже пелёнки, распашонки и шапочки, к тому же Димкина мама отлично вяжет и обвязала, так сказать, не только маленького Мишутку, но и сына с невесткой. Не помешает взять у неё несколько уроков и вспомнить заброшенное рукоделие. А пока надо вернуться домой и собраться на работу, ночные смены пока ещё никто не отменял, а потом собраться с духом и встать на учёт в консультации. Хм, на четвёртом курсе у них уже начнётся акушерство, может, ей повезёт и она встретит на кафедре врачей, которые помогут ей и будущему маленькому Баланчину?
Валя неожиданно для себя вдруг успокоилась и зашла в остановившийся троллейбус. Через некоторое время она забежала в холодную квартиру, собрала сумку и направилась в госпиталь.
– Валюш, тут Король твой объявился. Странный какой-то, – быстро прошептала дежурная сестра Лена Золотницкая. – И в реанимации эта «доска почёта» шарится.
– Спасибо, Лена, меня это уже не волнует. Я развелась с Королём.
– Да ты что? – воскликнула Золотницкая, но потом прижала пальцы к губам и тихо добавила: – Ты прости нас, Валюш, за то, что молчали, но мы не хотели делать тебе больно.
– Всё хорошо, девчонки. Всё просто замечательно.
Валя проводила Лену, осмотрела операционную, проверила бирки на биксах и опустилась на диван. В полной тишине операционного блока было слышно только журчание воды в дистилляторе. Как быстро изменилась её жизнь, а ведь совсем недавно она была так счастлива. Глупая девочка, летала над землёй, а теперь осталась одна. Но поступила правильно, хотя иногда, как оказалось, правильные поступки делают человека одиноким. Где-то стукнула дверь, раздались шаги, от которых Валя сжалась и часто задышала. Король. Идёт прямо в оперблок. Но теперь он никто! И не имеет над ней никакой власти! Ни над ней, ни над надеждой, которая поселилась в её теле. Это единственное, что придаёт ей силы.
– Ну здравствуй, Валюшка.
Вадим стоял в дверях и оценивающе оглядывал жену. Хороша, мерзавка! Но придётся всё же с ней расстаться. Эта звезда Ильчанова оказалась не так проста, папаша-то у неё не последний человек оказался, так что есть возможность скорого перевода и повыше провинциального госпиталя.
– Вот зашёл попрощаться с женой и… Короче, я так понял, что ты решила, что наша семья тебе уже не нужна, когда ушла и вещи свои перевезла. Ты не переживай, на развод я подам в самое ближайшее время.
– Это ты не переживай, Вадим, мы уже разведены, – не вставая ответила Валя, закинув ногу на ногу и положив руку на спинку дивана. Её поза казалась расслабленной и спокойной и не важно, что на самом деле творилось у неё в душе. – Вчера состоялось последнее заседание суда, документы вышлю куда скажешь. Ещё вопросы есть?
Лицо Вадима покраснело, он сделал шаг вперёд и резко остановился, услышав женский голос:
– Ещё один шаг, Вадим Васильевич, и я так заору, что вас выкинут и из оперблока, и из корпуса, понятно? Главный хирург и судебные медики в курсе вашего трепетного отношения к женщинам.
– Ты сама вынудила меня. Не говорила бы гадостей, я бы тебя не ударил.
– А не стала бы вашей женой, то вы бы меня и не изнасиловали.
– Фу, как грубо, секс – он разный бывает. Но не я, так кто-нибудь другой. Например, Резников. Или тот молодой мальчуган, что ошивался вечно рядом с тобой. Кучеров, кажется. Ничего не хочешь мне сказать по этому поводу, Валюшка, маленькая шлюшка?
Валя усмехнулась, хотя хотелось вскочить и расцарапать рожу когда-то, как ей казалось, любимому мужчине:
– Разве это преступление, когда у чужого мужика на тебя встаёт, а, Король? Это подчёркивает женскую красоту и даёт уверенность женщине, что она ещё интересна другим мужчинам. Если муж в это время трахает других девок.
– Ладно, ладно. Я пришёл сюда не за этим. Я уезжаю и хотел, чтобы знала, что уезжаю я не один, а со своей Верой, и… – В этот момент дверь в оперблок распахнулась и послышался громкий голос:
– Вадим, ты здесь? – и рядом с Королем остановилась Вера Ильчанова. Она с ехидной улыбкой посмотрела на Валю и обхватила Вадима за плечо: – Пойдём отсюда, ты не должен забывать, кто ты сейчас, а кто она.
– И кто ты тоже, – ответила Валя и улыбнулась. – Ты никто, поняла? Так, трахнули тебя пару раз.
– Она мне сына родила, – вдруг с пафосом ответил Король. – А ты даже этого не смогла!
Валя открыла рот, но тут же выдохнула, загадочно улыбнувшись. Он не стоит того, чтобы рассказать ему о ребёнке. Этот малыш никогда не узнает, каким дерьмом в итоге оказался его папаша.
– Что? И сказать нечего? – Вера искренне наслаждалась ситуацией, но Валя только молча улыбалась, чем злила её всё больше и больше. – Ну, чего молчишь?
– А что говорить? Я лучше промолчу, чтобы ты и дальше была уверена, что ухватила бога за яйца. Только запомни – мне повезло, что всё в прошлом. У меня такой бывший, что даже пьяная я ему звонить не буду. А выводы ты сделаешь сама. И очень скоро. Всё, освободите помещение, нечего тут в верхней одежде стоять. Вы теперь здесь люди посторонние! Пошли вон отсюда!
– Валя, – внезапно раздался громкий голос Заславского, – мойся, больного привезли. Добрый вечер, Вадим Васильевич.
– Здрасти, Денис Викторович, – вдруг пропищала Вера и шагнула за спину Короля. Заславский мельком глянул на заискивающе улыбающуюся женщину и повернулся к Вале: – Давай живо в операционную, некогда тут политесы разводить.
Валя молча кивнула, легко поднялась и гордо прошла мимо бывшего мужа. Она успела снять печать на первом стерильном биксе, как услышала позади себя виноватый голос главного хирурга:
– Валюш, кх-м, – Заславский стоял позади и тёр пальцем нос. – Ты это… не торопись. Мне просто Лена Золотницкая сказала, что Король к тебе направился, вот я и пошёл тебя спасать, да по пути в перевязочную заглянул. Он тебе ничего не сделал?
Валя усмехнулась и покачала головой, чужие люди привнесли в её жизнь столько тепла и участия, что стали намного ближе и роднее родных по крови.
– Нет, Денис Викторович, я выгнала их.
– И правильно! – облегчённо заметил Заславский. – Никогда не удерживай на пороге уходящего от тебя мужчину… лучше разгонись и дай ему хорошего пинка, чтобы он не загораживал проход новому мужчине в твоей жизни!
– Денис Викторович! – со смехом воскликнула Валя, пытаясь удержать непрошенные слёзы. Как бы она не храбрилась, а встреча с бывшим и его пассией вывела её из равновесия.
– Но хотя бы нагрубила нормально или так себе?
– Не знаю, что значит это самое нормально, но от сделанной мною малой гадости мои нервные клетки, кажется, не только восстанавливаются, но и пребывают в некоем экстазе.
– Вот и умница, – ответил Заславский. – И запомни, ты ещё встретишь нормального мужика, поверь.
– Увидим, – выдохнула Валя. – Это в подростковом возрасте думаешь, что однажды встретишь «кого-то особенного», а к тридцати годам понимаешь, что особенных до фига, а вот нормальных маловато. Спасибо вам, Денис Викторович. И вам, и Татьяне Борисовне.
– Валь, а ты что решила-то?
– А что тут решать? Вот уйду в декрет, где такую сестру возьмёте, а? А потом и институт окончу, вот и считайте, работаем мы с вами, товарищ полковник, последние несколько месяцев. Вот такие дела.
– Да и хрен с ними, с месяцами. Ты себя береги и малыша. И всё у тебя получится, Баланчина! Потому что я в тебя верю. А теперь, пока пациенты не набежали – упала на спину и ноги вверх, чтобы отёков не было. Это я тебе как хирург говорю. Завтра проверю лично!
________________________________________
*«Я свободен!» – рок-баллада в жанре хеви-метал. Публика услышала «Я свободен» в 1997 году, когда песня стала одним из треков альбома «Смутное время» Кипелова и Маврина.
Глава 23
Как быстро летит время… Валя укуталась в шаль и подошла к окну. Зима… Темно, везде темно… Холодно… И страшно. Наверное, тем, кто живёт в больших семьях, легче; в институте ребята рассказывали, что вечерами все собираются вместе, вспоминают, поют под гитару, играют в настольные игры при свете свечей. Теплое по-человечески, но холодное по сути, тяжелое и немного наивное время, потому что все верят в лучшее, а где оно это лучшее?
Валя подошла к плите и включила газ, надо прогреть кухню перед сном, маленькой Надюшке, родившейся всего месяц назад, нельзя спать при такой низкой температуре, когда изо рта пар идёт. Скоро надо будет разбудить папу, ему сегодня в ночь, а пока пусть поспит с внучкой. И хлеба с луковыми котлетами побольше положить. Он всегда отказывался от еды, но Валя видела, как тяжело ему было от мысли, что он, здоровый мужик не в состоянии прокормить дочь и внучку.
Да, папа остался с ней. Хотя они никогда в жизни не были близки по-настоящему, поэтому неожиданный приход отца в квартиру Людочки, где так и жила после развода Валя, не просто её удивил, она была потрясена до слёз. А он гладил единственную дочь по заплетённым в косу волосам и тихо шептал «ничего, прорвёмся; ты не плачь, не плачь, а то малыша потревожишь». Фабрика, на которой работали родители, обанкротилась, сотни человек остались без работы. До пенсии Николаю Александровичу ещё было далековато, никаких выплат от государства они с Галиной Михайловной не получали. Его инженерное образование оказалось невостребованным, и отец устроился сторожем на автостоянку, там и познакомился с Димой Воеводиным. И наконец узнал всю правду о жизни своей дочери, а не ту сказку, что придумывала для него жена. Об избалованной жене богатенького офицера. А когда услышал, что и Дмитрий служил в армии, и не просто в штабах штаны просиживал, а в горячих точках получил боевое крещение, а значит врать не будет, то прямо спросил жену – зачем? И после скандала, учинённого уже чужой женщиной, ушёл. Долго сидел на лавочке во дворе Валиного дома, но после очередного включения света всё-таки решился и позвонил в дверь. Ему открыла совсем не та девочка, какую он знал и помнил. Перед ним стояла уставшая, худая с огромными глазами женщина, поддерживающая ладонью живот. Валя молча отошла в сторону, приглашая отца в дом, затем опустилась на стул в кухне и тихо плакала, слушая его исповедь. О первой жене, умершей в родах; о том, что почти всю Валюшину жизнь он винил дочь в смерти любимой женщины. О том, как познакомился с Галиной и женился с одним условием – она заменит дочери погибшую мать. А после этого просто постарался забыть о малышке, но дочь всегда прибегала к нему со своими рисунками, дневником, новой книгой, рассказами о кино и выставках, на которых бывала. А он слушал вполуха, не вникая в жизнь маленького человека, погубившего когда-то его жену. И только известие о разводе и беременности будто с размаху ударило его, давая понять, что девочка уже выросла, что у неё будет ребёнок. И что эта зародившаяся жизнь – это продолжение не только Валюши, а продолжение его и той, что подарила жизнь их дочери, отдав взамен свою. И просил простить.
А потом слушал Валю и сжимал кулаки, понимая, что в самый трудный и сложный этап жизни дочери он чуть не оставил её один на один с проблемами. И опять просил простить. Они не сразу поняли друг друга, но когда Валя однажды вечером, возвращаясь из соседнего дома, где делала инъекции пожилой даме, чуть не пострадала от рук местных малолетних бандитов, выскочивший на её крик отец разогнал их огромной дубиной, отобрав у одного обрез, и гнал всю банду прочь, периодически постреливая вслед. После этого отец пытался запретить Вале выходить из дома, но посчитав общий баланс, согласился с дочерью о необходимости такого заработка, но теперь всегда встречал её поздними вечерами.
Они выживали как могли. Горячая вода всегда была в термосе, чтобы в любое время можно было сделать горячий чай или кофейный напиток из цикория, потому что настоящего кофе они не видели уже давно. Надо было всегда иметь запас продуктов, не портящихся без холодильника. А ещё запастись питьевой водой, чтобы не таскать тяжёлые бутыли и канистры от крана во дворе, если света не будет целыми днями, благо что лифтом они не пользовались, в этом была прелесть первого этажа. Кроме того, всегда был запас технической воды – ведь обесточенные насосы не могли подавать воду. Отец предложил вынести продукты на лоджию и хранить их в картонной коробке, которую он утеплил немного снизу и сложил туда овощи. Если вдруг получалось купить мясо, точнее кости с обрывками мяса – хранить можно здесь же. Если на улице ниже нуля, то на неутепленной лоджии будет теплее всего на несколько градусов, а значит, будет температура как в холодильнике. Николай Александрович оказался мастером на все руки – и кран починить, и кроватку собрать, которая осталась после сына Воеводиных.
Валя училась уже на четвертом курсе, и в ноябре прямо в день рождения Мишутки Воеводина родилась Надюшка. Надежда Николаевна Баланчина, маленькая радость для мамы и дедушки. Валя ждала этого дня с радостью и со страхом. Она слышала слухи и сплетни о том, что рожать без денег в их тяжёлое время будет крайне тяжело, что молочные кухни закрывались и детишки часто оставались голодными, если у мам было недостаточно грудного молока. Перед декретным отпуском она переговорила с медсёстрами на работе, которые заверили её в том, что помогут в случае необходимости. И тут случилось самое неожиданное…
Она отдежурила последнюю смену, собрала все вещи и как-то с жалостью осмотрела операционный зал. Что бы ни произошло с ней в прошлом, всё-таки она была здесь по-своему счастлива. Наверное, иногда не осознаёшь ценность момента до тех пор, пока он не становится воспоминанием. Валя привычно пожала плечами и вздрогнула от тихого голоса:
– Здравствуйте, Валя.
Валентина резко повернулась, схватившись за косяк двери, стараясь унять внезапное головокружение, но тут же почувствовала, как сильные, но нежные руки прижали её к мужскому телу. Она резко оттолкнула неизвестного мужчину, но сразу же расслабилась, узнав. Этот человек никогда не сделает ей больно. Единственный, кто ничего не требовал и никогда не унижал. Валентин Кучеров.
– Что с вами? Вам плохо? Валя, не молчите, скажите что-нибудь. – Кучеров усадил её на диван и опустился перед ней на колени, пытаясь согреть ледяные женские пальцы в своих ладонях.
– Нет, не беспокойтесь, всё в порядке, просто со мной такое бывает в последнее время. – Она улыбнулась и машинально положила ладонь на живот. Кучеров внимательно посмотрел ей в глаза, перевёл взгляд вниз, а затем вдруг уткнулся лбом ей в живот и тихо прошептал:
– Я многое бы отдал, если бы этот малыш был моим.
Валя с недоумением смотрела на его широкие плечи, замерев и стараясь не дышать. Кучеров невесомо прикоснулся губами к белоснежному халату, обхватив её за талию.
– Валентин Павлович, не надо. – Валентина мягко отвела его руки в стороны и поднялась, пытаясь отойти подальше от коленопреклонённого мужчины. – Поверьте, у вас всё ещё впереди. И дети тоже.
Валя не заметила кривую усмешку на мужском лице, подхватывая сумку с вещами.
– Подождите, я помогу вам. Не стоит вам тяжести таскать на таком сроке. Вы домой? Позвольте мне отвезти вас. – Баланчина резко повернула голову, но на неё серьёзно смотрел внимательный взгляд без намёка на пошлость. – Надеюсь, что моя небольшая помощь не приведёт к недопониманию.
– Спасибо вам. – Валя сбросила халат и аккуратно сложила его, прижимая к себе. – А недопониманий в моей жизни уже нет. И надеюсь, никогда не будет.
– А ваш муж? – Кучеров не раз хотел спросить у Воеводина о её семье, но всякий раз боялся, что разговоры о разводе закончились лишь разговорами.
– У меня нет мужа, я одна, – спокойно ответила Валя и тихо добавила: – И слава богу.
Кучеров поднял сумку, взял халат у Вали и просто сказал:
– Я жду вас у выхода.
Потом он молча вёз её по городу, а Валя облегчённо откинулась на мягкое сиденье машины и смотрела в окно на буйную летнюю зелень, разноцветные цветы, длинные очереди у магазинов и спешащих куда-то людей. Кучеров несколько раз уточнил у неё дорогу и вскоре остановился во дворе дома, где жили Баланчины.
– Валя, может вам нужна помощь? Вы скажите мне, не стесняйтесь. Я знаю, что вам помогают друзья, но и я вроде бы не чужой вам человек.
Она грустно улыбнулась и тихо ответила:
– Простите, но у меня почти не осталось близких людей. Даже мои родители… Но спасибо вам за предложение. И за то, что помогли мне с переездом, так сказать. Не думала, что у меня скопилось столько вещей за время работы. Прощайте, Валентин Павлович.
– Стойте. – Кучеров склонился к бардачку и вытащил оттуда небольшую мужскую барсетку. Он протянул Вале небольшой кусочек бумаги и прямо посмотрел ей в глаза: – Запомните, Валя, вы всегда можете обратиться ко мне за помощью. Слышите, всегда. В любое время дня и ночи. В любой день. Это номер телефона моей квартиры и моего отделения. Даже если я буду занят в операционной, я всегда перезвоню вам. Вы слышите? Всегда. И всегда буду рядом. Вы только помните об этом.
Валя молча кивнула, спрятав карточку в карман летнего платья, и вышла из машины. Она уже дошла до подъезда, как вдруг развернулась и сделала крошечный шажок к стоящему неподалёку мужчине. Кучеров широко шагнул ей навстречу, но тут Валя закрыла глаза и почти бегом скрылась в дверях. Чужая…
А потом были тяжёлые роды. Но и тут ей повезло, потому что в тот момент, когда её привезли в родзал, рядом оказалась профессор с кафедры акушерства и гинекологии, у которой учились Валя и Люда. И только благодаря умелым рукам и профессионализму врачей Валя смогла родить дочь, которая появилась на свет с громким недовольным криком. Это потом, когда молодая мама пришла в себя и поняла, что оказалась в отдельной палате, где к тому же было сухо и тепло для позднего ноября, она поняла, что Кучеров сдержал своё слово. И пусть Валя так и не увидела его, но она знала, что он был рядом в трудный для неё момент.
Из роддома её забирали Воеводины и уставший после ночной смены отец. Он-то и взял маленькую Наденьку на руки и тихо прошептал:
– Вот и дождался я тебя, маленькая. Теперь и помереть можно, – за что тут же схлопотал от Валентины и Людочки, наклонившихся к завёрнутой в одеяло малышке.
Сейчас, когда после того пасмурного дня прошёл месяц, Валя прекрасно понимала, что если бы не папа, она бы не справилась. Николай Александрович взял на себя дневные заботы о внучке, часто советуясь по телефону с мамой Дмитрия Мариной Михайловной. А Валя и Люда будто поменялись местами. Теперь уже Валя сбегала с учёбы, как только звучала фраза «все свободны». Теперь Люда писала конспекты, зарисовывала схемы и решала клинические задачи. И делилась своим пусть небольшим, но опытом.
Новогодние праздники прошли практически незаметно в суете и спешке. После двух недель отдыха студенты появились в клиниках, готовясь к предварительному распределению. Им выдали анкеты, где они написали свои пожелания и предпочтения, понимая, что некоторым придётся побороться за выбранную специальность. И Валя, и Люда выразили желание получить специализацию по педиатрии. Но если Валя видела себя только рядом с новорождёнными малышами, то Люда твёрдо решила стать детским невропатологом. О чём и поведала подруге.
– Как думаешь, наши отцы-профессора сильно будут нас щемить с такими желаниями? – Воеводина сидела на подоконнике и беззаботно болтала ногами.
– Не знаю, – пожала плечами Валя, поглядывая на часы. – Но это же не хирургия, не гинекология, и даже не дерматология. Потом это предварительное заседание, окончательно всё будет решаться через год, ближе к выпуску. Тут главное не ошибиться. Потом уже поздно будет что-то менять.
– Покажите мне тех людей, которые учатся на чужих ошибках. Я перед ними сниму шляпу, – тут же ответила Люда и спрыгнула с подоконника, увидев идущего в их сторону профессора.
Мужчина подошёл ближе и остановился, пристально глядя на Валю.
– Добрый день, Игорь Станиславович, – произнесла Валя и коротко кивнула головой.
– Валя? Рад вас видеть. – Профессор Зубов улыбнулся и поинтересовался: – Как мама?
– Спасибо, хорошо, – отозвалась Валя, зная, что после перенесенной операции Галина Михайловна действительно больше не жаловалась на здоровье.
– А вы здесь по какой причине?
– Сегодня у нас первичное распределение. Ждём своей очереди, – усмехнулась Валя.
– А вы работаете всё там же? И выбрали, наверное, хирургию.
– Нет. Я не работаю, я сейчас в декретном отпуске. И о хирургии я никогда не думала. Я хочу стать педиатром.
Зубов удивлённо поднял брови, осмотрел стройное женское тело и как бы между прочим заметил:
– Это хорошо. А я могу вам помочь. Так сказать, предлагаю вам своё… покровительство.
Люда, внимательно слушавшая их разговор, внезапно закашлялась, постукивая себя по груди и вытирая слёзы. Валя же отступила на шаг назад и попыталась улыбнуться:
– Благодарю, но я попытаюсь обойтись без покровителей.
– Как знаете, как знаете, – как ни в чём ни бывало отозвался Зубов. – Но помните, вы всегда можете на меня рассчитывать. При определённых условиях.
Он так же неспешно пошёл дальше по коридору, а Воеводина тихо прошептала:
– Это что сейчас было, Валь? Он тебя откровенно снимал, что ли?
– Да, Люда, об этом меня Заславский ещё несколько лет назад предупреждал. Но каков, а? Даже не скрывает своё гнилое нутро.
– Попутного ветра в горбатую спину! – прошипела Люда и добавила: – А будет ещё гадости говорить, мой Димка ему рожу набьёт.
Валя улыбнулась и обняла подругу:
– Надеюсь, обойдёмся без мордобития. Во всяком случае пока. А теперь пошли, нашу группу вызывают. А потом домой, Надюшка что-то плохо спит, животик беспокоит.
– Укропную водичку в аптеке возьми, стоит копейки, а пользы много. Ну, будущий неонатолог, погнали!
