Текст книги "Его трудное счастье (СИ)"
Автор книги: Таша Таирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Глава 26
Валя прикрутила кран на газовой плите – кухня нагрелась, можно раздеть Надюшку и искупать перед сном. Девочка в последнее время капризничала и часто плакала – скучала по дедушке. Папе уже стало намного легче, но врачи пока не спешили его выписывать, потому что после острой фазы у него возникло нарушение сердечного ритма, которое грозило очередным серьёзным приступом. Валя иногда с ужасом смотрела на появляющиеся будто ниоткуда коробки с дорогими лекарствами и растворами. И хотя никто даже не заикался о том, что долги надо будет вернуть, она всё чаще и чаще тихо плакала от собственного бессилия. Ведь если бы ей не помогали чужие люди, она бы никогда не справилась с этой ситуацией.
А скоро заканчивается учёба, осталось-то всего четыре месяца, пять экзаменов – и на вольные хлеба. Но через месяц в марте ей предстоит пережить ещё одно заседание комиссии по трудовому распределению. Как ей недавно было заявлено: «А что вы хотите? Вы учились на бюджете, получали стипендию, государство имеет право потребовать отработать затраченные на вас ресурсы». Как будто она отказывалась работать! И этот Зубов не давал прохода, особенно сейчас, когда они пришли на последние занятия по акушерству и гинекологии. Вчера он вёл себя вообще по-хамски, попытавшись у всех на виду погладить её колено. Валя возмущённо откинула мужскую руку и выскочила вон из аудитории, но услышала слова, брошенные в спину: «Дура, сама приползёшь, вот тогда-то я и отыграюсь».
Надюшка, будто почувствовав подавленное настроение мамы, захныкала и вдруг громко расплакалась, выгибая спинку и стараясь вывернуться из маминых рук. Валя старалась успокоить зашедшуюся плачем дочь, но Надюшка не успокаивалась, а кричала всё громче и громче. Обессиленная мама быстро смыла мыло тёплой водой, с трудом натянула на дочь пижаму и уложила малышку на узкую кровать, на которой они спали на прогретой кухне.
Завтра с утра надо отвезти дочь Воеводиным, потому что даже опоздание уже могло привести к неприятностям. Не говоря уже о том, чтобы отпроситься или пропустить занятия. Зубов следил за её учёбой подобно питону, что ждёт, когда же преследуемый кролик ошибётся. А может, права была Касаткина? Может, фиктивный брак сможет помочь и спасти её от этого озабоченного Казановы? Но тогда… а где гарантия того, что брак этот будет фиктивным? Её начинало трясти и почему-то появлялась тошнота только при одном упоминании о её «счастливом» замужестве. Да и говорят, что такие услуги стоят немалых денег. А где их взять, если её стипендии и детского пособия с трудом хватало на продукты и оплату коммунальных услуг? А больничного ждать не приходится, потому что у папы на работе получали зарплату в конвертах. Господи, что же делать? Валя прижала холодные ладони к чашке с остывающим чаем и прикрыла глаза. Надюшка уже успокоилась и тихо сопела во сне, теперь в тишине нужно ещё раз прочесть конспекты и просмотреть вопросы к тестированию. И хотя бы несколько часов поспать. Если получится…
***
Валя сидела посреди кабинета, вдоль стен которого стояли столы. Очередная комиссия. И их декан, по словам Люды, сидящий как лошадь на свадьбе – весь в цветах и в мыле. Он так отстаивал место Вали в санэпидстанции, что аж вспотел, несчастный. Но один из доцентов кафедры педиатрии монотонно и спокойно доказывал, что выпускница Баланчина должна стать педиатром.
– А кого я отправлю в санстанцию? – визгливо спросил декан.
– Я поеду, – уже со злостью заметил доцент.
– Ну знаешь, этому учиться надо, – с мерзкой улыбочкой заметил его оппонент.
«Вот правильно когда-то Людочка назвала его недомерком, все беды в этом мире от таких вот хорьков маленького роста с их комплексами, – подумала Валя и вытерла повлажневшую ладонь о брюки. – Может, напомнить им о моём присутствии? Ещё несколько минут, и они передерутся. Вот это я понимаю, демонстрация коллегиальности и взаимоуважения в присутствии студентки и посторонних лиц».
– Валентина Николаевна, – раздался женский голос откуда-то сбоку.
Валя резко повернула голову и увидела серьёзную женщину, которая совершенно не обращала внимания на спорящих мужчин. Она листала бумаги, какие-то листы откладывала в сторону, другие так же аккуратно оставляла в папке.
– Я могу предложить вам место педиатра, но это будет место в районной больнице. Если вы согласны, то я сейчас быстро прекращу этот маскарад. Что скажете? Есть два варианта, но учитывая то, что у вас есть ребёнок – да, я знаю об этом! – то более близкий по расстоянию вариант для вас будет более привлекательным. Что скажете?
Валя улыбнулась и коротко кивнула. Женщина устало склонила голову в ответ и громко произнесла:
– Валентина Николаевна Баланчина получает распределение в районную больницу города Полесье по специальности педиатрия. Я как представитель облздрава подтверждаю наличие там вакансии, а студентка Баланчина согласна отработать положенный срок. На этом мы закрываем прения по этому вопросу, – громко и с некоторым нажимом закончила она.
Валя встала, повернулась к ставшему на её защиту преподавателю и широко ему улыбнулась, после чего быстро вышла из кабинета.
– Ну что? Почему так долго? Чё там за ор стоял? Декана будут бить или живым отпустили? – одногруппники забросала Валю вопросами. Она молча кивала им в ответ, остановившись и замерев посреди коридора. Район… Ни жилья, ни накоплений. А Наденька? А папа? И в очередной раз подумала о предложении Касаткиной. Брак… Нет, только не это!
– Поздравляю, Валентина, – раздался ехидный голос Зубова. Профессор оглядел непокорную студентку с ног до головы и продолжил: – Вам ещё экзамен на моей кафедре сдать надо, а я позабочусь, чтобы вы его не сдали. Запомните, как бы хорошо ни учился студент, преподаватель всё равно знает больше. И потом уже не обижайтесь. Надеюсь, вы всё поняли правильно?
– Я уже вышла из того возраста, Игорь Станиславович, чтобы обижаться. Теперь я делаю выводы и поступаю взаимно. А если вы будете мне угрожать, то и я буду поступать по отношению к вам так же.
– Не слишком ли смелое заявление?
– Нет, – рядом послышались лёгкие шаги, и Валя с удивлением посмотрела на профессора Касаткину. – А я помогу Валентине во всём. Мы с вами работает на одной кафедре, не так ли? Так вот, экзамен Баланчина будет сдавать мне. И не надо мне перечить, коллега. Иначе я предам огласке некоторые факты. Думаю, что вы в курсе, не так ли? Как вы говорили только что – надеюсь, вы всё поняли правильно?
Зубов как-то странно скривил губы, уголок его рта дёрнулся несколько раз, он резко повернулся и быстро направился по коридору.
– Валентина, не бойтесь, больше он не сделает вам ничего дурного. Знаете, некоторые люди напоминают копилку – чем меньше у них внутри, тем громче они гремят. Так и с некоторыми… Ну да бог с ним. Что с вашей мечтой? Я слышала, что вам удалось добиться своего.
– Да, Екатерина Кирилловна, я получила педиатрию. Но… но мне придётся уехать на интернатуру, а потом и отработать три года в районе.
– Первый месяц интернатуры на всех кафедрах заочный, Валя. Как бы вам ни хотелось остаться дома, но вам придётся поехать к месту вашей предполагаемой работы, но потом несколько месяцев интерны учатся в институте на кафедрах. Поверьте, учитывая тяжёлое положение с отоплением и электричеством у нас в стране, как правило, весь зимний период учёбы интерны проводят в стенах нашей альма-матер. Сколько вашей дочери, Валя?
– Два и четыре.
– Да, малышка совсем, брать её с собой не имеет смысла. Не удивляйтесь моим словам, просто я в своё время первый месяц интернатуры прожила в так называемом «Красном уголке» приютившей меня больницы. Вы же постарайтесь устроиться в ординаторской. Там, как правило, есть масса розеток, куда можно воткнуть кипятильник, в наличии вода и спальное место. И ещё раз запомните – экзамен по акушерству и гинекологии принимать у вас буду я. А теперь бегите к своей дочурке, Валя. Всего доброго. Идите, коллега.
И она ушла. С гордо поднятой головой. И роем мыслей. Совсем не радостных. Впереди ещё учёба и последняя сессия – пять государственных экзаменов. За папой нужен постоянный уход и пристальное наблюдение, он уже сейчас хорохорится и пытается всех убедить, что с ним всё в порядке, но даже после небольшой прогулки по больничному коридору у него чуть синеют губы и появляется одышка. Надюшка ещё совсем маленькая, слава богу, практически не болеет – сезонные сопли не считаются, – но в остальном это совсем ещё крошечка, для которой наличие мамы рядом является основным требованием. А если ей придётся уехать на целый месяц? Как они с папой переживут это время? А вдруг папе станет хуже? Или дочь заболеет? Люде с этим проще – они с Димой уже твёрдо решили уехать сразу после получения диплома, никто даже не вякнул, когда студентка Воеводина в довесок к свидетельству о браке представила бумаги из столичной клиники, где она будет проходить интернатуру. Что же делать?
Валя добралась до дома Воеводиных, рассказала всё Люде и Марине Михайловне, выслушала тихие сочувственные слова Димкиной мамы и громкие возмущения подруги и уехала с Надюшкой в Людочкину квартиру, которую она уже привыкла считать своей. Но если Воеводины решат окончательно перебраться в столицу, то, наверное, будут продавать обе квартиры. А где взять деньги на съёмное жильё? Столько вопросов и ни одного ответа!
Уже поздно вечером, когда Надюшка уснула, Валя встала из-за стола, чтобы налить себе кипятка в остывающий чай, и вдруг почувствовала, как закружилась голова, к горлу подкатился горький комок, в глазах потемнело. Она медленно опустилась на табурет и потрясла головой. Что это? Надо открыть дверь и позвонить в неотложку. Валя с трудом дошла до двери, хватаясь за стены и мебель, провернула ключ и успела прошептать в трубку адрес.
Очнулась она уже на диване, вокруг неё суетились медики, а молодая красивая женщина-фельдшер бубнила себе под нос:
– Почему под здоровым образом жизни подразумевают отказ от курения и алкоголя? Почему про постоянный недосып, жизнь от зарплаты до зарплаты и невроз тактично умалчивают? Это что, очень полезно для здоровья?
– Петрова, не бубни, а лучше ещё раз давление посмотри. Ну что же вы, голубушка? – врач улыбнулся Валентине и приложил пальцы к руке, оценивая пульс. – Хорошо что успели дверь открыть, а что бы с вашей девчоночкой было?
– Надюшка! Что с ней? Где она?
– Спит ваша красавица, похныкала немного, но моя Петрова детей на раз «засыпает». Вы мне лучше скажите, что с вами-то делать будем? В больницу надо бы, но я так понимаю, что дочь оставить не с кем?
– Спасибо вам, но мне нельзя в больницу, я студентка, скоро выпуск.
– Ясно, а учитесь где?
– В медине, – с усмешкой ответила Валя.
– Понятно, – протянула Петрова, набирая в шприц какой-то препарат. – А ела когда нормально в последний раз?
– Да что-то аппетита нет, – оправдалась Валя, глядя на ленту электрокардиограммы в руках у врача. – Вы извините меня, просто я испугалась, когда в голове шуметь начало.
– Чтобы там не шумело, вам бы отдохнуть и выспаться. Можно даже на голодный желудок, он своё потом потребует. А пока только по рецепту Карлсона – «спокойствие, только спокойствие» и витамины. Да и помощь вам нужна, хотя бы на несколько дней, пока организм поймёт, что всё обошлось. Пока обошлось, – и доктор сделал театральную паузу, выразительно глядя на Валю. Она кивнула и слабо улыбнулась. Медики быстро собрались и помчались на следующий вызов.
Валя медленно села, опустила ноги на пол и прикрыла глаза. Спокойствие… Покой нам только снится. А она устала, очень устала, вот и силы закончились. И голова как колокол гудит, и тошнота, и впереди только безысходность и непонятное будущее. И никакого просвета! И никого рядом, кто мог бы просто выслушать, кто дал бы возможность поплакать и поспать. Дал бы возможность почувствовать, что рядом крепкое плечо, что можно немного расслабиться, что не нужно думать, где достать молоко, что завтра не придётся ехать и оставлять свою кровиночку в семье подруги. Что можно жить, не суетиться, потому что жизнь любит, чтобы её жили!
Валя и не замечала, как крупные слёзы текли по щекам, капали на тёплую кофту, оставляя после себя тёмные разводы. Одна, совсем одна… Она раскрыла записную книжку, где фиксировала свои траты, чтобы посмотреть, может ли она позволит себе купить витамины, и на пол медленно опустилась визитка. «Запомните, Валя, вы всегда можете обратиться ко мне за помощью. Слышите, всегда. В любое время дня и ночи. В любой день». Валя наклонилась, посмотрела на цифры и обернулась к телефону. Рука зависла на несколько секунд над трубкой, но потом она дрожащими пальцами набрала номер и сильно зажмурилась.
– Алло, отделение нейрохирургии, – послышался томный женский голос.
– Добрый вечер, извините, я могу поговорить с Валентином Павловичем Кучеровым?
– А вы кто?
Валя часто заморгала, сжала кулак и пожала плечами:
– Знакомая.
– Валентин Павлович занят, он в операционной.
– Да, извините. Передайте ему, что звонила…
– Девушка, Валентину Павловичу некогда перезванивать всем просто знакомым. Если у вас нет ничего срочного и важного, то не стоит сюда звонить и отвлекать занятых людей.
В трубке раздались короткие гудки, которые отдавались в голове звоном и неприятной пульсацией. «Всем просто знакомым…» А ведь она права. Кто ей Кучеров? Бывший интерн, хирург, с которым они и встречались-то всего несколько раз в жизни после окончания интернатуры. Но как же неприятно было слушать брошенные в трубку слова. Но зато теперь не осталось сомнений – ты, Валя Баланчина, одна. И никто никогда тебе помочь не сможет. И не должен. А посему собралась, ты должна думать о дочери, об отце, о себе и своём будущем. Ты справишься! Всем назло справишься! А плакать ты будешь потом…
Глава 27
Полковник Пиратов отложил историю болезни в сторону и задумчиво провёл пальцами по подбородку. Наташа вчера вечером поделилась с ним новостью, теперь же Максиму Игоревичу предстояло решить – говорить Кучерову или нет. Наверное, всё-таки сказать надо, а вот решение о дальнейших шагах будет принимать уже он сам.
– Валентин Павлович, у меня тут для тебя есть новость. Уж и не знаю, хорошая или так себе. Правда, назвать её новостью сейчас, спустя почти полгода после произошедшего нельзя. Но Наташа моя только вчера узнала и всё честно мне рассказала.
Кучеров поднял голову, отрываясь от чертежей и рисунков, и внимательно посмотрел на Пиратова.
– Тут такое дело, – полковник кашлянул и вдруг выпалил: – Валентин, тебе полгода назад ночью какая-то женщина звонила. Представилась «знакомой». И никто бы ничего не узнал, если бы тебе вчера Вегержинов на рабочий не позвонил. Дежурная сестра после разговора в сердцах и бросила, что типа звонят Кучерову, покоя нет, то мужики, то бабы. Наталья решила уточнить и узнала, что как-то поздно вечером весной ты в операционной ещё был, а тебе на наш отделенческий номер неизвестная барышня звонила.
Кучеров сжал кулак и слегка стукнул им по столу:
– Она не барышня, Максим Игоревич.
– Прости, не знал. Что делать-то теперь?
– Кто дежурил?
– Самсонова. Ты меня ещё раз извини, это, конечно, не моё дело, но что у вас с ней может быть общего, с этой Самсоновой? Свистулька и пустышка.
– У нас? – Кучеров усмехнулся и качнул головой. Да, эта ушлая девица пришла к ним в отделение год назад и сразу же начала охоту на одиноких – и не очень – офицеров. Как-то Валентин случайно услышал её фразу «если этой дурочке Пиратовой удалось такого мужика заарканить, то чем я хуже?» Работала она неплохо, тут ничего не скажешь, но её макияж, резкий аромат духов и дерзкое поведение иногда бывали не то чтобы неуместными, а просто вызывающими! Ещё и имя Нина… Будто прошлое вернулось. Но это мелочи, а вот когда и зачем звонила Валюша, – а Кучеров не сомневался, что звонила именно она, потому что больше некому, – и чем закончился разговор, узнать было необходимо. Он обещал ей поддержку в любое время дня и ночи, а получилось, что дал слово джентльмена, которое ни хрена не стоит.
Он резко поднялся и вышел в коридор. Пиратов поднял брови и пожал плечами – жди грозы… Несмотря на кажущуюся мягкость майор Кучеров мог так отрезать в разговоре или тихим голосом уточнить детали, что собеседники терялись и начинали нести чушь. Тем временем Валентин заглянул в процедурную, поинтересовался, где найти Самсонову, и был неприятно удивлён, когда медсёстры начали криво ухмыляться и прятать глаза.
– Девочки, а что происходит? Чем вызвана такая реакция на мой вопрос?
Одна из медсестёр тихо пробормотала «извините», а другая выдохнула и подошла к Валентину:
– Валентин Павлович, вы уж простите нас, да только Нинка тут такие истории рассказывает про вас, что все думают, что вы с ней… ну… близки, что ли.
– И давно я являюсь героем не своего романа?
– Давненько, – ответила женщина и прямо глянула ему в глаза. – Хотя, с другой стороны, вы человек молодой, ни жены, ни детей…
– Довольно, – обрезал Кучеров медсестру, но тут же более мягко заметил: – Если я не распространяюсь о своей личной жизни, это не значит, что у меня её нет, понятно? И к Самсоновой это не имеет никакого отношения. И запомните, сплетни заканчиваются тогда, когда они доходят до мудрого человека. Такого – увы! – видимо в нашем коллективе не нашлось. Где мне её найти? Пара вопросов появилась, знаете ли.
– В сестринской, перерыв на чай у неё.
Кучеров развернулся и покинул светлый кабинет, услыхав напоследок тихий голос медсестры:
– Вот дура, и без мужика осталась, и с работы может вылететь, если разозлит его сейчас.
Валентин усмехнулся – увольнять он никого не собирался, не начальник, а вот указать место не мешало бы. Порой люди забывают о субординации и ведут себя слишком нагло. В такие моменты важно выстраивать личные границы, иначе быдло сядет вам на уши и будет манипулировать, а вы этого даже не заметите. Он постучал в дверь и вошёл в комнату отдыха медсестёр.
– Ах, Валентин Павлович! – Самсонова даже не попыталась встать, наоборот, откинулась на спинку кресла и игриво прошептала: – Вы меня искали?
– Да, искал, чтобы задать вам вопрос – когда звонила моя жена? И почему я об этом не знаю?
Самсонова выпрямилась, захлопала густо накрашенными ресницами и задавленно прошептала:
– Какая жена? Я не знаю ни о каком звонке! А потом, у вас же нет никого, я узнавала.
– Значит так, запомните раз и навсегда: если не совать нос в чужие дела, то можно переделать кучу своих. А теперь быстро и внятно, когда звонила Валюша и что она сказала?
– А она не сказала, что она ваша жена, – с победной улыбкой ответила Нина и подняла брови. – Она представилась просто знакомой.
– Значит, всё-таки звонила. – Кучеров закрыл глаза и покачал головой – если Валюша решилась на звонок, тем более ночью, значит, всё было совсем плохо. И столько времени прошло, считай потеряно! Он из разговоров с Димычем знал, что они с Людочкой закончили учёбу, сдали экзамены и готовились к интернатуре. Господи, болван, какой болван! С головой ушёл в работу, в науку, порой забывая о еде и сне, но всегда помнил о любимой женщине. Помог деньгами, когда родилась Надюшка, помогал лекарствами, когда заболел её отец, но никогда не приезжал, не звонил, чтобы не смутить или дать понять, что он что-то требует в ответ. И Валя никогда не просила ни о чём, только плакала, они с Алёшей всё узнавали от Воеводиных. А вот когда Валюша позвонила лично, он ответить не смог.
– Валентин Павлович, откуда же я знала, что эта просто знакомая…
– Бывает, разговариваешь с человеком, а у него взгляд такой, будто свет горит, – тихо ответил Кучеров. Затем посмотрел на часы, что-то оценивая и высчитывая, и добавил: – А ума нет.
Самсонова вдруг резко встала и подошла к Валентину так близко, что почти касалась грудью его халата, и тихо выдохнула:
– Что вы все находите в бабах такого, чего нет у меня, а? Почему какая-то знакомая вдруг оказывается женой, а я…
– Потому что вы не она, – ответил Валентин и усмехнулся. Опять Нина, опять сравнение, опять не та женщина.
– Разумеется, я не собираюсь быть похожей на каких-то там…
– Вам лучше замолчать. И что до каких-то там… Лично я делю женщин на две категории: кошки и курицы. Кошки редко дружат с другими кошками, а если уж дружат, то навсегда и с немногими. А курицы же всегда легко и весело собираются в курятник и счастливы в нём. При этом всякая курица думает про себя, что она лебедь. Моя жена – это кошка. Думаю уточнять, кого я могу отнести к курицам, не надо, не так ли?
– Вы жестокий человек.
– Я это уже слышал, – спокойно ответил Валентин и вышел. Люда начала работать в больнице, значит, у Вали такой же график. А с кем осталась Надюшка? Надо ехать. Тем более что он не был в отпуске со дня рождения Надюшки, а это уже больше двух лет. А там уже решим – жена или просто знакомая…
***
Валентин смотрел на высокого мужчину с маленькой девочкой на руках и лихорадочно искал ответ на свой невысказанный вопрос. Отец? Или… Выглядит молодо, поджарый, волосы на висках седые, но это ни о чём не говорит, у него самого после Югославии седина появилась. А малышка так доверчиво прижалась к нему, сразу видно, что они ладят между собой.
– Добрый день. – Даже голос сел, чёрт возьми! Валентин откашлялся и посмотрел мужчине в глаза. Зелёные с крапинками… Отец! – Мое имя Валентин Кучеров. Я могу увидеть Валю? Валю Баланчину.
Мужчина как-то засуетился, услышав его имя, шагнул назад и махнул рукой, приглашая гостя войти в квартиру. Девочка с интересом посмотрела на Кучерова и схватила мужчину за ухо:
– Дядя?
– Да, манюня, дядя. Мы сейчас с тобой гостя чаем напоим и узнаем, что нам дядя скажет. Да?
Девочка заёрзала на руках у дедушки, как уже догадался Валентин, сползла вниз и уставилась на гостя мамиными глазами. А ведь будет такой же красавицей, как и Валюша.
– А я о вас от Вали ни разу не слышал. – Николай Александрович прошёл в кухню, включил газовую плиту, на которой стоял чайник, достал чашки и небольшое блюдо с румяным пирогом. – Надюшка, иди тоже чаёк пить. Будешь чаёк или кашу? Да вы проходите, проходите, молодой человек
Кучеров смотрел во все глаза на пока что незнакомых ему людей и уже почему-то знал, что они будут с ним. И этот мужчина, и эта красавица-малышка.
– Мы с Валей работали одно время в госпитале. Я хирург. Мне бы с Валюшей… Ох, простите! С Валентиной поговорить.
Мужчина с интересом посмотрел на Кучерова и молча указал на табурет. Затем аккуратно налил кипяток в чашки и вдруг тихо прошептал:
– Спасибо вам, огромное вам спасибо. – Валентин удивлённо уставился на него и коротко пожал плечами. Но Валин отец качнул головой и так же тихо продолжил: – Я догадываюсь, что именно вам и вашему другу я обязан тем, что живу и радуюсь моим девочкам, не так ли? Поверьте, Валя ни разу не говорила мне о том, откуда появлялись дорогие и дефицитные лекарства и выделяли ли их мне из больничных фондов, но я догадывался, что не всё так просто. А потом я услышал ваше имя в разговоре Дмитрия и Люды. Ваше и незнакомого мне Алёшки, с которым, я очень на это надеюсь, судьба сведёт меня тоже. Только для того, чтобы тоже поблагодарить. Просто больше у меня ничего нет.
– Есть, – выдохнул Валентин. – И для этого я здесь. Николай… Простите, не знаю вашего отчества.
– Александрович, – с улыбкой представился Валин отец и протянул руку внучке. – Вот, манюня, дядя хороший. Мы с тобой сейчас будем пирог резать.
– Но! – громко заявила кроха, увидев нож, которым дедушка собирался разрезать пирог.
– Да, это нож, – согласился тот.
– Болёй! – добавила Надюшка и взвизгнула, убирая ручки за спину.
– Большой нож, – перевёл детский лепет Николай Александрович и объяснил Валентину: – Валюша как-то порезала палец, вот Наденька и боится ножей. Иди сюда, маленькая.
– А можно мне попробовать? Надюшка, иди ко мне.
Малышка с интересом уставилась на Валентина, потом схватила дедушку за штанину и неожиданно шагнула к Кучерову. Он подхватил девочку, усадил её на локоть и замер, наблюдая, как девочка прикусила пальчик, разглядывая незнакомого мужчину.
– Странно, что она приняла вас. – Николай Александрович смотрел на внучку, которая аккуратно трогала Валентина за щёки, уши, будто знакомилась с ним поближе, улыбаясь и что-то лопоча на своём детском языке. – Валентин, может быть, моя просьба покажется вам немного странной, но, пожалуйста, заберите Валю с Наденькой отсюда. Я вас очень прошу.
Кучеров застыл на миг, а потом тихо спросил:
– Где она?
– Уехала по распределению в городок Полесье. Вы не подумайте, что я жалуюсь, нет, я справляюсь, да и Марина Михайловна Воеводина нам помогает, когда мне в ночную надо. Просто за последние полгода от моей дочери осталась только тусклая телесная оболочка, иногда мне кажется, что она перегорела и живёт будто по привычке. По привычке что-то решать, тянуть на своих плечах, взвалив на них всю заботу обо мне, о дочери, а теперь ещё и других детях.
– Вы хорошо знаете свою дочь, Николай Александрович, и догадываетесь, что убедить её поменять что-то в жизни будет крайне сложно.
– Знаю, но у вас есть одно преимущество в разговоре с Валей, практически козырь. Это судьба Надюши. Но даже если вам удастся убедить дочь, вы должны знать…
– Обращайтесь ко мне на «ты». – Кучеров опустил взгляд и улыбнулся – Надюшка положила голову ему на плечо и теребила пуговицу на рубашке, что-то тихо бурча себе под нос.
– Ты должен знать, что Валя не подпускает к себе мужчин.
– Да, она всегда была строга в этом отношении.
Николай Александрович сжал губы и посмотрел в окно, затем перевёл взгляд на Кучерова и тихо ответил:
– Надюшка вовсе не плод любви Вали и её бывшего мужа, от любви там ничего не осталось, думаю, что и не было никогда ничего. Да и в институте один козёл ей нагадил, из-за него Валя теперь работает у чёрта на куличках. Вот мы с Надюшей и остались в одиночестве.
Кучеров прижал девочку к себе и уверенно ответил:
– Девочка будет моей дочерью. Моей единственной дочерью, у меня, поверьте, тоже всякого в жизни хватает. А теперь я поеду, пожалуй, к вечеру буду в Полесье. А всё остальное решаемо.
Он поцеловал малышку в нос, девочка прижалась к нему и обняла. Николай Александрович перехватил Надюшу и прижал к себе:
– Дядя сейчас уедет за мамой.
– Мама, – с улыбкой прошептала девочка и неожиданно добавила: – Папа.
Валентин замер, а потом кивнул и обратился к дедушке:
– Папа скоро вернётся, только маму заберёт, – после чего быстро вышел, чтобы Николай Александрович не увидел его повлажневшие глаза.
Дочь! Маленькая красавица Наденька Балан… Нет, Наденька Кучерова!
