Текст книги "Высшая степень обиды (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Скорее всего – поэтому… Было много сообщений о ДТП. Щемило где-то в душе – как же это плохо, как же ужасно вот так – зимой, в такой холод... Трудно жить, думая о смерти и мы упрямо отрицаем ее для себя и своих близких – хотя бы на время. Наверное, все люди стараются не думать, не углубляться в эти мысли – что когда-то придется и им… придет их черед. А в такие вот моменты, как сейчас… нечаянно просыпается особенно сильная потребность и желание жить – неуемное и ненасытное.
Оторвавшись от окна, прошла и включила компьютер. Нужно было проверить одно дело. Потому что эта мысль… она не давала покоя – нереальная и даже дикая… неожиданная... Нашла правила и процедуру усыновления детей в РФ. Сведения были в свободном доступе – изучай-не хочу. Все понятно и ясно – только через суд. Сбор необходимых документов, подача их в ОПП, рассмотрение, собеседование, проверка условий, опрос соседей, сотрудников на работе… Психологическое тестирование, запрет на переезд во время процедуры усыновления, справка о здоровье, о доходах, жилищных условиях, проверка. Суд, решение, утверждение в родительских правах и скопом все занимает три-четыре месяца – в самом лучшем случае.
Первым позвонил Виктор:
– Погода нелетная, Зоя, завтра выезжаю поездом.
– Не нужно… – потухшим голосом решила я закрыть на время вопрос, – нет смысла спешить – все равно это детдом, в лучшем случае до лета…
– Нет, Зоя. Нам нужно поговорить. Очень серьезно. Ты имела в виду усыновление, так же? – не согласился Усольцев, ощутимо волнуясь: – Ты хотела поговорить об этом? Это очень серьезно. И скажи, пожалуйста, я должен знать – это будет твоим условием?
– Нет! Ни в коем случае, ты что? – растерялась я, – это будет семейный совет. Я ни в чем еще не уверена... в себе даже. Да, Витя, нам нужно говорить.
– Завтра поезд. Это сутки, родная… Прибытие в понедельник в десять утра. Попробуй согласовать с работой. А Бокарев выезжает утренним, сам позвонит тебе.
– Хорошо, что поезд, – выдохнула я с облегчением, и удивилась: – Я думала – Артем уже едет.
– А какой смысл ехать в ночь? – удивился в ответ Усольцев.
И в самом деле – тихо выдохнула я. Пусть сейчас решают мужчины – так, как нужно. А я испугалась, растерялась и запаниковала. И сейчас с огромным облегчением доверилась мужскому решению. И как же хорошо, что они есть рядом… как же это хорошо…
Переспав ночь с таблеткой, позвонила папе, даже не просчитав время суток – он терпеливо ответил мне, отчитался о здоровье и времени отъезда. Виктор перезвонил перед посадкой и предупредил, что, скорее всего, сутки в поезде он проспит:
– Рубит конкретно. Почти овощ, не дождусь – упасть...
Артем в свою очередь сказал, что куда нужно – он съездит сам. Потом подъедет и отчитается. На вопрос о деньгах ответил, что с ними все в порядке…
Пока ждала его, отпросилась на понедельник по семейным обстоятельствам и договорилась, что кухонное оборудование примет старший повар, уже нанятый на работу. Поговорила с мамой – Гриша пока не скучал, хотя о маме Свете спрашивал. Но они вместе доили Тасю, и это было приключением для ребенка, потом катались на санках и готовили еду…
– Решайте все вопросы спокойно, Зоя. Я справляюсь.
Я приготовила ужин для Артема, прибралась в квартире. Вечером сидели вместе с ним за столом на кухне…
– Две машины вынесло на переход… пострадало несколько человек, но только Света попала между… Остальные – травмы разной степени… тяжелых нет. Я был в похоронном… послезавтра на нашем кладбище. Знаешь… с одной стороны – коробит такой бизнес, а с другой – дай им Бог здоровья, – горько отмечал Артем, – из нашего выпуска Света – пятая. Кто как… Я заметил, где Светка кладет ключ… взял одежду, оставил там… хоть и в закрытом гробу, но по-людски нужно, так же?
А я представила себе, как мужчина выбирает одежду, достойную погребения в ней… заплакала.
– Я ничем не помогла тебе – совсем, Тема.
– Ага, только тебя туда, – тяжело вздохнул он и вдруг взглянул на меня как-то отчаянно: – Были мысли у меня… Я не говорил тебе, трудно было даже думать об этом, но недавно узнал, что Зоэ ждет ребенка... И я смирился, Зоя – сам виноват. И подумал… грешным делом – а почему нет? Светка – солнышко такое… зачем все эти страсти, если уже согласен на просто устроенность, уют и покой? И сам тоже можешь дать это другому… по-настоящему хорошему человеку, которого ценишь? А еще – бедность там, а мальчишка такой хороший... Я думаю, что сложилось бы – без надрыва, по согласию и желанию. Я может и не заслуживал ее, но дать им мог многое. Но даже телодвижений никаких не предпринял – не успел, только мысли... И тут, как ответка – вот это. Страшно, Зоя…
Мы еще посидели… я даже предложила ему переночевать у нас на диване. Выходить в ночь, на холод казалось таким неуютным… Неужели ему хотелось?
– Нужно… мне очень нужно посмотреть квартиру, Зоя. Давно в Питере не был. Переночую у себя.
– Прямо так сильно нужно? – удивлялась я ему.
– Да, есть такое… – растерянно улыбался он, – хоть на счет этого буду спокоен, когда еще вырвусь?
Когда уже проводила Артема, проследив из окна, как он садится в такси, как осторожно машина покидает двор, слегка пробуксовывая в низких снежных заносах, прошлась по квартире… Эти сутки перевернули что-то во мне задом наперед. Трудно было понять – что изменилось.
Мысли о детях? Рома и Сережа в порядке, сегодня у них никого не выпустили в увольнение – в связи с катаклизмом. Ребята психовали, докладывая мне об этом, а я думала об их начальстве с теплом и почти с любовью – святые люди, на самом деле. И неважно из каких таких побуждений и на каком основании был перекрыт курсантам кислород, как выразились мальчишки. Решение было мудрым.
Мама… там все было в порядке – Гриша накормлен и в тепле, а мама Света… она просто уехала. Ребенок принял это и пока ему интересно с няней, и он плотно занят, скучать по маме точно не станет. В запасе есть какое-то время.
Папа… вылетает через три дня. Чувствует себя неплохо. Только я знала, что даже если не очень – мне не скажет, и от этого было немного не по себе. Скорее бы вернулся!
А где-то в поезде под стук колес отсыпался вымотанный донельзя Усольцев. А я все-таки сволочь первостатейная – понимала я совершенно отчетливо. Отлично знала, что у него служба, да еще дополнительная нервотрепка в связи с переводом. Все эти перелеты туда-сюда с постоянным недосыпом… И при этом он умудрялся еще мотаться учиться танцам? Это просто нереально, я в таком режиме не протянула бы и недели, а он – месяц. Наверное, как и я сейчас – старался занять себя максимально и с пользой, чтобы не было времени на душевные метания. Или мужчины не мечутся? Я же восприняла это буднично – цветы оценивала, таскала его по Питеру…
Но как же хорошо, что он все ближе и ближе – с каждой минутой. От этого становилось все спокойнее, я ждала его совета и решения. Готовилась. Утром в понедельник готовила еду – замариновала отбивные, поставила в духовку перловку с овощами, мы любили такую кашу. Пробежалась еще раз по квартире с тряпкой, даже заглянула в папину комнату и протерла пыль на его столе, сдвинула клавиатуру… и увидела под ней два конверта.
Взяла их в руки машинально – даже не успела ничего подумать – записка это для меня или еще что? Конверты не были заклеены и на них не указан был адрес… я приоткрыла и потянула вверх исписанный лист. Глаз выхватил только обращение – Томочка...
У меня затряслись руки, и перекрыло дыхание. Сердце поползло к горлу и застучало там, сдавливая его. Вдруг встало перед глазами… по-дурному, дико, глупо, по вдруг представилось – с ним что-то случилось… Нет! Случилось самое страшное, как со Светой, а я стою и читаю это его «Томочка» и умираю от того, что не знаю – что с этим делать?! Ничего нельзя – ни отдать письмо маме, ни уничтожить его! Потому что это…
Звонок в дверь прозвучал, как спасение. Я кинулась в прихожую, распахнула дверь и увидела заснеженного Усольцева. Мы смотрели друг на друга какие-то мгновения. И его взгляд стал встревоженным, а брови нахмурились. А я шагнула, взяла в ладони его лицо, встала на цыпочки и поцеловала – сама, как он хотел. В губы и щеки, в нос и подбородок… заплакала от радости.
– Зоенька… родная моя, что… такое случилось? – успевал говорить он, – дай мне хоть войти.
– Нет, Витя, нет, – бестолково мотала я головой, прижимаясь к холодной одежде всем телом.
Он подхватил меня одной рукой и внес в прихожую. Бросил сумку и поставил меня на пол. Сам обнял и поцеловал – осторожно и бережно. Вытер слезы со щек.
– Что стряслось, пока я спал? Все наши живы? Что тебя так колотит, Зоя, из-за чего?
– Да… да – живы, – кивала я, – колотит. Согрей меня, Усольцев. Нужно мне, не могу больше одна… без тебя. Сейчас, пожалуйста… хочу…
Глава 43
Двигаться не хотелось. В теле чувствовались сразу и приятная усталость и уютная легкость. Я лежала на плече мужа, тесно прижатая тяжелой рукой к его телу, и чертила ноготками узоры на мерно вздымающейся мужской груди. Мы расслабленно молчали… Все было так, как всегда. Все, как годы до этого – ощущение двух сложенных вместе, наконец, половинок. И невыразимое удовольствие от идеального их совпадения. Но никогда еще я не слышала столько признаний и обязательно с наречием «очень». И смеялась, и плакала от этого, а сейчас успокоилась, расслабилась, пригрелась… И так захотелось забыться! Лежать бы вот так… совсем бездумно. А не получится, нельзя.
– Витя... здесь серьезный разговор не получится, давай вставать. Иди в душ, и буду кормить тебя…
День клонился к вечеру, мы сидели на кухне по разные стороны стола и смотрели друг на друга. Обед сильно припозднился, скоро пора уже было собираться на вокзал. И поговорить, наконец, по существу – сейчас, когда ничего уже не отвлекает и не мешает.
– Полдня прошло… – напомнила я, – мама там ждет. Сегодня вечером нужно ехать, завтра похороны.
– Поедем вместе. Расскажи мне про мальчика, – попросил он, и я растерянно покачала головой.
– Мальчик… маленький. Ты сам увидишь. Я не знаю – справимся мы или нет? Боюсь наломать дров... Помочь хочется, а вот уверенности, что смогу быть такой мамой, как Света, нет. Что делать, если он начнет вредничать? А я же, как фельдфебель… когда ты был в море, а у мальчишек – переходные бзики…
– Зоя… – прошептал Виктор так, что у меня дрогнуло сердце: – Чего ты хочешь сама?
– Помочь, я же говорю! – рассердилась я... на себя, наверное, – ну его же не в тюрьму заберут, Витя! И я не уверена, что мы с тобой – лучший вариант. Могут усыновить по-настоящему хорошие люди.
– А мы с тобой – не самые.
– Ой, далеко не самые – оба, – признала я, – ты и сам это знаешь. Сначала даже в голову не пришло усыновление. А когда пришло – испугалась, только теперь уже ни о чем другом думать не могу.
– Испугалась ответственности… Такое же, наверное, чувство… Я не уверен, Зоя – неожиданно... – потер он седой висок, – никогда не думал о таком, и мальчика этого не знаю. Дай подумать, хорошо? Ты вот увидела его, и что почувствовала?
– Жалела, что не решилась родить второй раз. Хотела же… – вздохнула я, – даже собиралась поговорить с тобой, но помешало что-то, а потом очередной переезд…
– И я хотел, но даже просить не посмел, – серьезно кивнул он, – давай сначала посмотрим и решим каждый для себя – сможет он стать родным или нет? Иначе не стоит и начинать.
– Согласна. Но там такая процедура… и сначала его отберут. Вот этого я больше всего и боюсь.
– Есть такая услуга – бесплатная юридическая консультация онлайн, – улыбнулся он, – если мы с тобой сумеем убедить органы опеки, то мальчика отдадут нам в гости… Не помню точно – на бегу говорили, но, чтобы не травмировать ребенка, предусмотрен такой «гостевой» режим проживания, пока собираются документы на усыновление. Все решаемо... Мы подходим по всем требованиям – я смотрел список документов. Теперь нужно решиться, оценить свои силы и желание. И помни самое главное – никто не заставляет нас это делать. На все наша добрая воля, так?
– Так, – кивнула я, как под гипнозом.
– И ты самая лучшая мама. Для Сережи и Ромы – точно.
– И ты тоже. У нас хорошие дети – тут правда… А у них спросить нужно? – вспомнила я вдруг и пожаловалась, прикрывая веки: – Я так туплю со вчера, Витя – страшное дело...
– Это понятно, ты всегда сильно переживаешь. Дед и бабушка… – погладил он меня по руке, мягко сжал пальцы и кивнул невесело: – И сразу же, как ломом по голове – Света. Любой бы растерялся. Мальчишки? Я тоже думаю, что нужно будет их официальное согласие, они же члены семьи? Ну, это потом… если решимся.
– Да… потом. Собираемся? Похороны, Витя… там еще нужно будет помочь Артему… финансово.
– Мы все решили. Хоть про это не думай.
– Ага, – слабо улыбалась я, вспоминая, что даже не поплакала, как следует по Свете – все еще не верилось, воспринималось отстраненно… трудно.
– Слушаюсь, мужчина, – согласилась я и напросилась на очередное напряженное признание:
– Соскучился… очень.
– У нас вся ночь впереди, – пообещала я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Опять отвыкла и глупо стесняюсь, что ли? Отвернулась…
Он как-то быстро оказался рядом, прижал к себе и сдавлено зашептал в волосы, вздрагивая то ли от волнения, то ли от возбуждения: – Иди сюда, – разворачивал к себе, – ну, не краснела бы… с ума сойти …
Потом мы долго вызывали такси, ждали, нервничали, что не пошли на метро. Но пройти даже сто метров по такой круговерти… занесло бы, превратило в два ходячих сугроба. Потом оттаяли бы, вымокли. Я перестала дергаться только в поезде – явно ведь проводятся мероприятия по борьбе со снегом, должны работать снегоочистители, а дальше по курсу следования везде леса, там пути заносит не так сильно.
Подходили к дому в тишине и по глубокому снегу. Уже возле самого дома Виктор провалился в сугроб, ругнулся и растерянно посмотрел на меня, а я засмеялась:
– Полные ботинки?
– Давно уже. По колени сырой, а тут канавка, что ли? И руки мокрые – полные перчатки. Высушусь… ничего.
Перед тем, как войти в дом, стукнула в то окно, где светилось, чтобы опять не испугать маму. На крыльце мы смели веником снег с обуви и одежды, потопали еще в прихожей, чтобы не нанести…
Вошли, и я быстро прикрыла за собой дверь, чтобы не тянуло холодом, включила свет. В распахнутых комнатных дверях стояла мама и смотрела на Усольцева. А он на нее.
– И у вас тоже, Тамара Платоновна, я прошу прощения, – напряженно прозвучал его голос.
– Заходите, – кивнула она, пристально взглянув на насторожившуюся меня: – Прохладно тут.
В комнате я поискала взглядом и спросила:
– А где же Гриша?
– Набегался и уснул. Мы почти весь день были на улице – лепили снеговика. Здесь метель часов в десять стихла. Вас сейчас кормить?
– Нет, мам, мы поели перед самым выходом, – нетерпеливо отчиталась я, – дай, пожалуйста, мужские носки, и можно мы посмотрим Гришу?
– Посмотрите… – перевела она взгляд на Усольцева и тот кивнул.
– В моей комнате… только не разбудите.
Помыв руки и немного согревшись, мы поднялись наверх. Мамина кровать стояла ровно посреди комнаты. Так что, постояв немного возле нее, мы присели около мальчика с разных сторон. Смотрели молча, стараясь даже дышать тихо, а потом я протянула руку и осторожно поправила светлую прядку, что упала ему на лоб. Он шевельнулся и прошептал, не просыпаясь:
– Ма-а…
Я отдернула руку и замерла, чувствуя, как резко сдавило в груди, а в глаза поплыли слезы. Сжала рукой горло и подхватилась, испугавшись, что разбужу мальчика, всхлипнув или шмыгнув носом. Усольцев кивнул на выход. Мы вышли за дверь, и он обнял меня. Постояли так, пережидая, пока я успокоюсь.
– Да-а… Решаемся, родная? – спросил вдруг.
– Ты же не узнал его… как хотел. Не познакомился даже, – изумилась я.
– Познакомлюсь. А тебя уже захватило без возврата – понятно же. Значит, так положено. Справимся.
На Светиных похоронах я увидела Юру Михальчика, который был отмечен в ее телефоне, как «сыщик». Кроме нас, там было еще много народа – с работы, соседи, те одноклассники, что проживали в Новой Рузе, священник, который приехал на кладбище даже после отпевания в церкви… Перенервничавший и переволновавшийся Тема (иначе я не смогла объяснить себе его вопрос), тихо спросил его:
– Света… могла быть ангелом среди людей?
– Нет, все мы люди… – серьезно ответил пожилой батюшка, – смерть ей дали легкую – понять не успела. Но вы обязательно молитесь за нее. И я помолюсь. Возьмите… возьмите… – раздавал он желающим листы с нужной молитвой, – каждый этот день… всем миром…
Многие спрашивали про Гришу, и я объясняла, что он сейчас в порядке и с моей мамой. И что мы сделаем все, что положено для него – как нужно.
В кафе «Березка», где Артем заказал поминальный обед, мы не остались – ничего в горло не лезло. Посидели чуть и собрались домой, и они с Юрой вместе с нами. Артем вел машину и всю дорогу молчал, посматривая на нас с Виктором. До этого они только разговаривали по телефону, а теперь познакомились по-настоящему.
Возле дома мы познакомились, наконец, и с Гришей – румяным от мороза и веселым. Мама передала его нам, а сама пошла доить Тасю. Потом собиралась кормить нас, пригласив и Артема с Юрой.
Когда я наклонилась отряхнуть от снега Гришкину одежду, он спросил тихим шепотом:
– Ты плакала? Много, да?
– Плакала, – виновато призналась я, только сейчас вспомнив, что глаза у меня опухшие и красные.
– Ты замерзла, – сделал вывод ребенок и, повернувшись к мужчинам, тихо, но весомо заявил: – Пошли мы домой – Зоя замерзла. До слезок.
Все проходило как-то просто и обыденно – и решение пришло, будто само собой, и общаться с Гришей получалось легко и без напряга. И Юра, который «сыщик», оказался полицейским и присоветовал нам хорошего юриста. И мама молчаливо одобрила – будто так и надо было. А Артем все больше молчал, и только когда уходил, отозвал меня поговорить. Помолчал, глядя в сторону…
– Помнишь, я говорил тебе – задумал, что у нас с тобой все будет похоже? Видно, что вы с Виктором уже вместе. Ты же решила в тот день? Когда Светы не стало, – трудно говорил он. Что там было за опознание? Я могла только догадываться. И все равно, что он врач… А Тема глубоко вдохнул и продолжил:
– У Зоэ на базе института сейчас симпозиум… она не ожидала моего приезда и остановилась в нашей квартире, и мы с ней поговорили. Меня туда тянуло, Зоя, ты помнишь? Вот просто нужно было и все тут!
– Вы поговорили… – напомнила я ему.
– Был у нее… мужик. Еще до того, как я решился появиться. Так получилось... и она решила оставить ребенка даже когда уже поняла, что они не пара – возраст уже и ждать непонятно чего не имело смысла. А теперь слушай, – блеснули его глаза, – вы миритесь в этот день и у вас Гриша. Я в этот день говорю с Зоэ и… у нас точно есть шанс. Теперь я понимаю это – после того, как вы решили с Гришей. Я хочу, значит – смогу. И вы – тоже. Но лучше бы она жила! Да, Зоя?
– Лучше бы жила, это точно, – согласилась я, вытирая слезы.
– Но тогда все было бы иначе… или позже, или… вообще никак. Я в мистику не верю и поп сказал… Но Светка точно была, как ангел – ничего никогда за ней такого... Вот только ребенок не вписывается, но это ее осознанное решение – с горя. И я почему-то уверен, что и там зла не было. И не с женатым она – точно. Гриша – Александрович?
– И она, и мама ее. Отчество красивое – по бабке.
– Да… я не верующий, хоть и крещеный. А за нее молиться буду – как положено, по этому листочку.
– И я тоже, Тема, – пообещала я.
– Да. Похороны за ваш счет, а памятник или крест… крепкий, дубовый, я сам по весне ставлю. И маме ее тоже.
– Хорошо, Тема, как скажешь. Ты оставайся ночевать у нас. Выпей сейчас рюмочку и ложись – тут есть где.
– А давай… – устало согласился он. И остался.
Обнимаясь ночью с Усольцевым, мы тихо бубнили в темноте:
– Я, Зоя, в это не верю. Хотя все и правда выглядит странно. Не помню его тогда – в юности, даже случая этого не помню, нашего с ним разговора… Но сейчас совпадение и не совпадение совсем, а наше с тобой решение. И его – тоже. Если это что-то для него значит, то пускай – каждый ищет помощь, где может.
– Завтра – в опеку… потом Юрин юрист…
– Будем собирать, и отсылать ему нужные документы…
– Через месяц у меня отпуск, в мае – контракт…
– Разрешат пока Гришу оставить с мамой? Я буду ездить каждый выходной. Не могу подвести людей. Потом уволюсь.
– Зачем? – удивился Виктор, – не нужно. Наши мальчишки ходили в садик, и он тоже пойдет. Выберем самый путевый, если нужно будет – частный. Человек должен расти в социуме.
– Начнет болеть, могут обижать, – жалела я.
– Прекрати, – шептал мне на ухо Усольцев, – это иммунитет, это характер и опыт. Не дам делать из него бабу. Наши и дрались и болели.
– Ты учил их… это ужасно.
– Не бить, а защищаться – не путай. У Гриши есть характер, как он скомандовал – пошли в дом, Зоя замерзла, а? – восхищался Усольцев, – и говорит для своего возраста просто отлично.
– Бабушка когда-то была учительницей младших классов.
– А мама?
– А сейчас поступить на бюджет почти нереально… Она бы училась. Но Света талантище… я покажу завтра – еще сохранилось. Ох, Витя...
Мы проговорили почти до утра. И эта ночь в обнимку – планы шепотом, обсуждение сложностей и путей их решения, сближала больше, чем самый жаркий секс и наши признания в любви. Мы опять были одна семья – с заботами и ответственностью, и даже хм-м… со своеобразной гарантией. Все крепче прижимая меня к себе, Усольцев шептал:
– Если ты сомневаешься… боишься, что опять что-то такое… и ты останешься одна с ребенком... других женщин просто нет, Зоя. Для меня их нет.
– И как это понять, Усольцев – ты вдруг ослеп или тепло в паху отменяется? – горько хмыкнула я.
– Понять, как факт, – спокойно отвечал он, – это мои ощущения. И все меня устраивает.
***
– Я представляла себе не совсем так, – с легким разочарованием отметила Лиля, окинув взглядом опустевшее помещение Клуба. Уже выключены были телевизионные панели, и не плескалось больше за фальш-окнами Карибское море. Исчезал запах сигар, вытесненный морозным воздухом из форточек, открытых для проветривания. Двое кухонных рабочих быстро убирали со столов.
– Зоя сразу озвучила концепцию джентльменского мужского клуба по интересам, – хохотнул довольный вечером Савойский, – а ты хотела ресторан, Лиля – с цыганскими… кубинскими плясками и потными репетициями онлайн. Я потому и держал тебя на расстоянии. Невозможно обсуждать дела и полноценно отдыхать, если рядом прыгают и пыхтят чужие бабы, еще и претендующие на внимание – это нереально! Но вот что я тебе скажу – вторая половина этажа твоя – женская. И делайте там, что хотите.
– Можно будет приглашать мужчин к себе и наоборот. Устраивать приемы, – предложила я.
– А еще членские взносы будут платить и муж и жена, – хохотал Савойский.
Лиля задумалась, накручивая на палец локон… улыбнулась.
– Зоя, так вы на их стороне? Вот не ожидала.
Я пожала плечами – Савойский сказал правильно. Великолепный же прием! С красной лентой, небольшим салютом и прочим-прочим-прочим… Пальмы в зале и мулатки в прибое, ром и сигары, колибри за стеклянной стеной и портреты экзотичных стариков-кубинцев и собак, кизомба в неплохом исполнении четы Савойских. А еще любимая еда для каждого – на сорок мужских персон. В том числе – почти все Кубинское посольство из Москвы, торговые представители, нужные Савойскому люди… И только четыре дамы – Лиля, Катарина – работник посольства и еще жена одного из бизнесменов, которая принимала живое участие в его делах. Я – только, как администратор.
И да – общение исключительно в джентльменском формате. Когда все-таки прорвется и возобладает наше – исконно русское, я не знала. Но совсем такого не исключала, надеясь, что это будут только эпизоды.
Лиля и еще две дамы в умопомрачительных нарядах купались в мужском внимании. Я была одета в униформу, которую установила для себя сама – свободный брючный костюм и удобные туфли, и носилась, как заведенная в одно место. Улыбаясь и принимая комплименты. Все было уважительно и корректно… планку поднял Савойский, обращаясь ко мне по имени-отчеству и своим тоном задавая формат общения. Это поднимало мою самооценку и давало понять, что он и гости всем довольны. Омываемая сейчас волнами мужского внимания, провожаемая заинтересованными взглядами, общаясь на русском, английском и испанском, я как никогда понимала то, о чем сказал тогда Усольцев. Мои глаза и уши были в полном порядке, а вот других мужчин, кроме него, для меня не было, их просто не существовало.
Ничего в этом не изменил даже пакет, который передал мне охранник перед началом мероприятия, извинившись за вскрытие:
– Зоя Игоревна, прошу прощения, но письмо прибыло на адрес Клуба, и я вынужден был проверить вложение.
Пакет был от Альваро Лара и, скорее всего, он и был приурочен к этому приему в Клубе. Я успела только взглянуть на колье из двух рядов жемчуга, с застежкой в виде пантеры из мелких черных камней. Короткое колье, такое носят на самой шее. Жемчужины были крупными и ровными, глубокого молочного цвета – мягко мерцающие, таинственные… Сейчас настоящий тяжелый жемчуг, а не бусины с напылением перламутра – редкость. Добыча натурального жемчуга запрещена.
Читать письмо было некогда – начали прибывать гости. Благодаря компьютеру, я знала каждого в лицо и по имени, и в числе моих обязанностей было встречать, приветствовать и провожать к месту за столиком. Савойские царили где-то там… показывая свой Клуб уже в подробностях и тонкостях. Открытые полки постепенно заполнялись статуэтками и сувенирами, все это оживленно обсуждалось, вспоминались разные истории, гости дегустировали новую марку рома, обживали курительную…
– Спасибо, Зоя, хорошая работа. Поварам выдадим премию. Для вас отдельный презент от нас с Лилей, но это потом. Вам обязательно понравится, – довольно улыбался, собираясь домой, Савойский.
– Верю, – ответила я. Их зарплата устраивала меня безо всяких презентов.
– Всего доброго. Поехали, Лиля?
Они ушли, а я присела, аккуратно поправив брюки. Ноги тихо гудели, нет – они отпадали. Ничего… такие приемы, скорее всего, будут случаться редко. И посетители в будние дни в самом начале – тоже. Скорее всего, основная работа для меня будет в выходные, и это было не очень хорошо. Хотя зарплата была сопоставима с половиной северного оклада Усольцева.
Я взглянула на рабочих, охранника в дверях – еще час – не меньше. Время было. Вытащив из широкого накладного кармана письмо, я расправила его и начала читать:
«Зоэ, я должен объяснить – неприятности на службе вывели меня из себя настолько, что тогда я сорвался. Прошу прощения и очень сильно надеюсь, что мое «ведьма» все же понято вами правильно… Вам всего лишь нужно было посмотреть на меня тогда – не вскользь, а как на мужчину… Просто посмотреть. И это дало бы мне сил пережить все мои неприятности.
Это не любовь и даже не влюбленность. Но, вспоминая вас, я чувствую острое сожаление, не понимая сам – в чем оно, а еще тоскую об упущенной возможности, так же не представляя себе – в чем она? Потому что вы такая – единственная. Не моя мечта – я не idiotic, чтобы сходить с ума по несбыточному. Но! Я благодарен вам уже за то, что знаю теперь – всю жизнь искал не там и не то.
Примите подарок, как благодарность за это знание. Не вы первая отказали мне, но так яростно, так дико, Зоэ?! Я завидую вашему мужу – по-хорошему и без ревности, на которую не имею права. И немного понимая вас, прошу – не спешите избавляться от этого сувенира. Это старинный жемчуг из пиратского клада, если захотите найти – колье есть в перечне «Искусство и антиквариат». Но дело не в его цене – это моя совесть, пожалейте ее. А еще черная пантера… я увидел в ней вас. Такая вещь не может принадлежать кому-то другому.
Примите мое восхищение, Зоэ! И благодарность.
Альваро Лара»
Ничего странного в этом письме я не увидела. Может и его жена тоже вся в неудержимом поиске – кто их знает? Перед устройством на эту работу я ознакомилась с традициями и привычками, в том числе и кубинских мужчин.
Для кубинского мачо заинтересовавшая его женщина в поле зрения – внешний раздражитель, на который обязательно нужно отреагировать – присвистнуть, причмокнуть, проводить долгим взглядом или отвесить комплимент. Куба – лучшее место для того, чтобы повысить женскую самооценку. И, наверное, все же не стоило обзывать мужика сукой за почти невинное, в общем-то па, а просто сделать вид, что не заметила или же скупо улыбнуться – оценила, мол подкат, но не нуждаюсь. И не посылать матом торгового представителя, а вежливо указать на пометку (устар.) возле слова ведьма и пускай бы уже он, сука, рвал на себе волосы…
Но что случилось, то случилось – это наука и для меня тоже. А может быть – в первую очередь для меня. Я взглянула на часы – меня уже ждали дома, чтобы отметить настоящее начало моей работы – боевое крещение сегодняшним приемом.
Что касается колье, сначала я хотела посоветоваться с мамой. Но Виктору все-таки рассказать придется. Вместе и решим, как быть.
Поглядывая на часы в ожидании такси, я представляла, как скоро войду в квартиру, а навстречу обязательно выбежит Гриша, разведет ручками, как он любит, и расстроено скажет:
– Снова не мама…
Но с каждым разом он говорит это со все меньшим огорчением. А еще охотно идет ко мне на руки и сам цепляется на прогулке за палец Усольцева, а особенно любит своих будущих братьев. Сегодня они в увольнении и уже пришли, наверное, проводив своих девочек. Приехала мама. Это означало только то, что она поддерживает с папой мирные родственные отношения. И наверное, это предел того, на что она может пойти. То слово – «мечта», оно не просто ранило, а что-то убило в ней и, к сожалению – безвозвратно. Я не лезла к ним, надеясь все-таки на лучшее.
При каждой встрече с мужем я подпитывала и латала наши отношения, он – тоже. Мы расстаемся с большим сожалением, часто пишем и звоним друг другу, но по прошлому опыту я знаю, что когда он будет рядом, страсти эти поутихнут. Меня это устраивает – нельзя гореть постоянно. И совсем не хочется быть дурной пантерой – это выматывает и меня тоже. Мечтается о надежном и удобном спокойствии, а может это говорит во мне «умный» возраст? Или я уже достаточно повысила свою самооценку, переосмыслила что-то в жизни и чему-то, наконец, научилась? Я все чаще ловлю себя на том, что хочется быть ласковой кошкой, а еще хочется свой кошкин дом, и Усольцев обещал его мне.
Но и он, и я отлично знаем, что дурная дикая животина просто спряталась глубоко внутри меня и лучше не дразнить ее, а потихоньку гладить по шерстке.
