Текст книги "Высшая степень обиды (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
– Зоя, ну… ты полежишь пойдешь, да? – виновато прятал он глаза. Заодно стало жаль и его – до кучи. Мчался человек, спешил… Вот же гадство – поветрие какое-то! Вокруг одни жертвы.
– Не переживай, Паш. Нас всех так тряхнуло, что трудно даже судить о чем-то здраво. А может, так и нужно было и все получили по заслугам? Просто перетерпи. А Лешка рад был, что ты приехал – иначе просто быть не может. Ты мальчикам крестный папа, так что у него, считай – появились братья. Мальчишки никогда его не обидят и всегда помогут. Ты же знаешь их – сам приложил руку к воспитанию… – вдруг споткнулась я на слове.
– А что ты сказал Сане, когда отказался брать младенца?
– Что чужие дети мне не нужны, – мрачно произнес он, – что у меня уже есть Алексей, Ромка и Сережка.
– О, Господи… – отвернулась я и вышла из кухни. Пошла в свою комнату.
Папа сидел перед телевизором, и я улыбнулась ему. Он – тоже. Закрывая за собой дверь, я видела, как он встал и прошел на кухню к Паше. Это хорошо. От алкоголя папа давно отказался, а Пашка устал говорить о плохом – он тоже не железный. Так что мирно поговорят о Севере, о лодках, мало ли?
Полежать и отдохнуть? Пожалуй… Я так и сделала – прилегла и укрылась для уюта. Угрелась и принялась обдумывать очередную информацию. Богатый на нее оказался день…
Санька только плачет и даже не оправдывается перед Пашей, хотя видит, что теряет его. Состоявшиеся скоты так себя не ведут, а вот те, кто чувствует вину и даже не надеется на прощение – да. Со слов Сысоевой – науськивала и подзуживала? Ну, не верю – не в ее характере, даже если ревность и обида имели место. Еще и Пашка усугубил… В сердцах сказать про меня плохое, выплеснуть на благодарную слушательницу то, что накипело Саня могла. А вот замышлять целую операцию…? Это сильно вряд ли.
И сильно испугаться тогда она могла, да так, что и не помнила, что несла… все-таки не чужие люди и столько лет рядом. Чувство вины, опять же... А зрелище было еще то – я, вся в блевотине – «умирающая», Усольцев… за меня борется. И еще неизвестно, что он там творил… кроме того, что таскал меня, хотя и двигать-то нельзя было. Все не в себе были. Господи! Что за бесконечный ужас и когда все это закончится? Когда уже настанет спокойствие? Только его хочу!
Когда все улеглись спать (Паша в гостиной на диване), часов к двенадцати ночи завибрировал телефон под подушкой. Дурацкая привычка – держать его там. Знаю же и про волны, и про риски, а переволнуюсь и опять на автомате сую…
– Зоя… – тихо говорил Усольцев, – не разбудил тебя?
– Нет. Что ты хотел? – так же тихо, чтобы не разбудить остальных, отвечала я.
– Ты же разрешила…
– Звонить ночью?
– Не хотел сильно надоедать, а уснуть не могу… Как там Пашка? Встретился с сыном?
– А его разбудить и спросить – слабо?
– Ну, поймала… – тихо засмеялся он, – голос твой хотел услышать. Можно, я буду звонить – просто «спокойной ночи»?
– Только чуть раньше. Уже завтра у меня ранний подъем, поеду смотреть помещение. Прикину твои, мамины и свои идеи заодно… Скоро излагать.
– А как называется организация? Название полностью? Я посмотрю их сайт – интересно.
– Общество российско-кубинской дружбы. Там еще филиал в Москве, но председатель – товарищ питерский… судя по всему – коренной, потому что подъезд парадным называет…
Мы опять проговорили с полчаса, а то и больше. Пашкины дела я освещать не стала – сам расскажет. Затрагивать известную тему – тоже. Устала… Уверена, что и он. Каждый из нас получил положенную ему порцию дерьма, искупался в нем от души и теперь, как может и умеет, выбирается сам. Каждый отрабатывает свою карму – и я в том числе.
Вот пересплю с этим ночь, вдумчиво пройду все эти различения, идентификации… опознаю и уясню суть информации и завтра утром выскажу Пашке все, к чему сейчас пришла в своих размышлениях, а заодно – что думаю про него.
Хотя... нет. От того, что я влезу между ними и стану мирить, эти двое не изменятся. Она так же станет годить ему и даже еще больше. А он вообще может перестать с ней считаться. С Сашкой ему, конечно, хорошо было. Это всегда чувствовалось – умиротворенная обстановка в доме, уют, тишина... штиль. Похоже, он был Саней же приучен ее мнение во внимание особо не принимать и это устраивало обоих. Зато штиль и хорошо... Что-то я уже сказала ему сегодня, и если он не понял в чем был неправ, то просто не способен. Или ему это не нужно. Или не права я... поэтому – сами...
Пускай теперь он всасывает информацию. По проторенному, так сказать – различение, идентификация... и иже с ними. Но это же надо быть настолько... мужиком!
Глава 38
Прощание с Силиным на следующее утро вышло немного неловким. А когда он ушел, неожиданно накатило настоящее облегчение. Искать причин я не стала – это, скорее всего, было временно и неважно. На фоне того, что происходило... все равно Паша – это Паша. Мое настроение может меняться, я могу скатиться... опуститься на самое дно – своровать, и даже убить... но это Паша. И я всегда сделаю для него – дурного и глупого, то же самое, что он готов сделать для меня – «я сам убью за тебя»... фигурально, конечно, сказано, но это дружба и доверие. Высшая степень доверия была к Усольцеву. Это был столп и константа... потому и трудно, потому и горько. А Паша – тоже подпорка, за которую я бесконечно благодарна, но не столп...
В этот день я смотрела помещение, которое в будущем нужно будет обустроить и переоформить. Оно чем-то напоминало школьное фойе – большое пустое пространство, длинный зал с кучей окон и темным полом. Крашенные в белое ровные стены... Мужчина-охранник показал мне еще одну примыкающую комнату – чуть поменьше. Она почти вся была заставлена старой офисной мебелью, которую, очевидно, собрали со всех остальных помещений. Потому что дальше шла целая анфилада небольших пустых кабинетов с неплохим ремонтом. В конце этажа находились подсобки, и можно ли будет переоборудовать их под кухню, решать будут строители – не я.
Телефонный звонок прозвучал в гулком пустом пространстве, как пожарная сирена. Давлятовна... И десять часов…
– Роза Давлятовна, вы, наверное, ясновидящая. Я сама выжидала время, чтобы позвонить. Утром у вас, кажется, планерка или что-то подобное. В терапии точно было… – поздоровалась я и осторожно поинтересовалась: – У нас проблемы?
– Нет, я бы так не сказала. Ваш муж человек очень выдержанный, – вздохнула она, – но у них с Анатолием Сергеевичем (это психолог) в самом начале… не задалось.
– То есть, Усольцев… скорее всего, выразился в отношении психолога нецензурно, – предположила я на основании своих собственных ощущений от затянувшейся эпопеи и услышала в ответ смешок.
– А так же предложил задействовать детектор лжи и прекратить делать из него идиота... со всем уважением ко мне. Они попили чаю – я оставляла им свой кабинет и сердечно распрощались через двадцать минут. Очевидно, в любом правиле все-таки есть свои исключения, и ваш муж, Зоя, как раз одно из них. Не вписывается в картину, не умещается в рамки… но это все лирика – главное результат. Я звоню вам по делу.
– Все плохо, да?
– Нет, плохо было, когда он покорно давал мне копаться в своих ранах. А в этом его протесте я как раз вижу положительную динамику. Хотелось бы понять ее причину, но он отказался обсуждать с психологом ваши отношения, поэтому я спрошу вас. Можно?
– Мы поговорили… спокойно. Расстались мирно, и сейчас он звонит каждый вечер… с моего разрешения, чтобы пожелать спокойной ночи. Мы разговариваем. Это все.
– Хорошо, – спокойно заключила она, – не люблю давать личные советы, но сразу было ощущение, что ваше спасение друг в друге.
– Да… – не нашлась я, что еще ответить и тоже решила говорить «по делу»: – Паша сказал, что после разговора с психологом все стало только хуже.
– Поднимать болезненную тему всегда трудно. И, конечно, он был расстроен, но дело не в этом – кажется, там что-то на службе. Подробностей не знаю, не спрашивайте.
– Вы больше не боитесь за него? Пожалуйста, в двух словах? – задержала я дыхание в ожидании ответа.
– Пока вы с ним – нет. И за вас я была бы спокойна… Спасибо за разговор. Всего хорошего, Зоя.
– И вам, доктор.
Вдруг накатило… ну просто нестерпимо захотелось закопать эту тему навсегда! Немедленно. Пресечь на будущее любые напоминания, закрыть все вопросы и всеми силами постараться забыть. Слишком затянулось это подвешенное состояние… для меня и для него тоже – не выдерживают нервы.
И слишком уж много людей оказалось вовлечено во все это… наверное отсюда и облегчение, с которым я проводила Пашу – не хочется любых напоминаний. И без конца толочь эту грязную воду в ступе... почти невыносимо. Выяснить раз и навсегда и решить, наконец – смогу или нет!
– Витя…?
– Зоя, ты? – почти сразу же отозвался опять-таки бесконечно удивленный голос Усольцева.
– Что ж ты так удивляешься все время? – вернула я его фразу из Александрии и дрогнуло, дернулось что-то внутри... К нему? Усилием воли, наверное, но вернулась в реальность: – Ты что – совсем не разговариваешь с Пашей? Он живет у тебя?
– Живет. Ужины готовит – я часто задерживаюсь. Ты о разговорах по душам? – ровно и сильно дышал в трубку Усольцев – по-видимому, шел куда-то по улице: – Ни он, ни я не копаемся где не нужно. Захочет – сам скажет.
– У тебя проблемы на службе? – не догоняла я – зачем тогда вообще мною была затеяна операция по спасению Усольцева с помощью Паши и, соответственно – наоборот... если там даже разговоров по душам нет?
– Бодаюсь. Должность, ремонт, отбиваюсь еще… но справлюсь. А как ты?
– Смотрю помещение… Витя, я не хочу больше возвращаться к тому, что случилось – ни словом, ни делом. Я устала от этого и ты тоже, наверное. Ты понимаешь – о чем я?
– Хорошо понимаю. Зачем тогда сейчас? – насторожился Усольцев.
– Нужно знать – что именно вызвало твое любопытство тогда? Что такого она сказала, что так заинтересовало тебя? Это было что-то личное – Паша так сказал.
– Извини, Зоя… – неуверенно прозвучало после недолгого молчания, и я замерла, почти ощутимо теряя опору под ногами… Но он продолжил уже нормальным, привычным своим голосом: – Я и правда не смогу вспомнить фразу дословно – что-то противится внутри. Мне грамотно объяснили, что так бывает. Но саму суть… Ты помнишь, как била посуду?
– Что…? – мне показалось или я не ослышалась? Виктор молчал, давая мне время… или себе. Как-то получилось сосредоточиться, и я подтвердила: – Помню… не каждый день ее бью.
– А помнишь – потом мы мирились? – улыбался он, – и уже ночью решили установить количественные потери исходя из уцелевшего числа – твои слова. Установили и опять мирились. И поклялись никогда больше так не делать. Я больше не оставлял тебя одну, а ты не била тарелки… Вместе покупали новые, и я тащил их на себе…
– Повспоминал? – отмерла я сердцем и выдохнула: – А как это относится к делу?
– Битых оказалось тринадцать штук, помнишь?
– Конечно – чертова дюжина. Все из белого стекла.
– Вот это твое «чертова дюжина» и прозвучало, Зоя.
Наверное, я растерялась. Или потерялась. Или плохо дошло? Но дошло все-таки...
– Мой язык. И Саня, – прикрыла я глаза, судорожно вспоминая, что еще могла растрезвонить по бесконечной своей дури? Наша семейная постель это табу, это – нет! А что еще я могла? Начинала побаливать голова – расстроилась, наверное... Вот не умеешь – не берись, правильно сказано! Не умела дружить, не было подруг никогда, так незачем было даже начинать и пробовать!
– Саня... – подтвердил он, – дальше – тоже… мелочи, известные только нам и диким образом вывернутые – хитро так... будто и безобидно на первый взгляд… Трудно было сориентироваться, как поступить правильно, Зоя. Ссорить вас с Саней не хотелось, и вносить смуту в их отношения с Пашей тоже. Но и оставить все так... тоже было нельзя. В тот день я отправил дока на лодку, предупредил Пашку и шел к нему, а тут опять она. И я решил, что это все – достаточно… Что-то нужно с этим делать. Назабавлялся, насмотрелся и наслушался уже… бесило.
– А потом, Витя? – прислушивалась я к его молчанию и дыханию в трубке. Ответа не дождалась, вздохнула и сама ответила: – Я все помню – злость, ярость, непонимание... Странная трансформация в страсть, мне трудно это понять… Но я помню твое письмо и такое объяснение принимаю. И это последний такой разговор… больше не хочу.
– Все, да? – прозвучало так, будто он прикрыл телефон рукой, как прикрывают от ветра курево.
– Ты не идеал, Усольцев, как я считала раньше. А весь такой… живой и грешный, – горько хмыкнула я, – глаз за тобой да глаз…
– Нет такой надобности, – тихо отрезал он и попросил: – Говори уже все, Зоя… все сразу.
– Я не могу разобраться во всем этом, – пожаловалась я каким-то тонким, непривычным самой себе голосом, – пыталась – бесполезно. Все равно твое поведение… исключение изо всех правил и попрание всех психологических канонов. Ты специалистов, годами работающих с человеческим мозгом, раком поставил, Усольцев – люди с тебя тихо охреневают. Так бездарно просрать свою жизнь! Только мужик и понял тебя, да, родной? Так он и мужик… Они не там искали, Витя! Не там рыли. Пашка прав и делать это нужно, исходя из самого простого – просто они видели умного, волевого, сильного мужчину, а ты еще и дурак, Усольцев... как и Пашка тоже. Хоть бы интуиция сработала! Ты же говорил – есть и выручает?
– На суше, наверное, отключается, Зоя. Здесь вся надежда – на тебя, – то ли всерьез, то ли в шутку признался он. Хотя… какие сейчас шутки?
– Я – дурак? А ты думаешь – это новость? Я крыл себя страшнее... одна надежда – что еще хоть немного нужен тебе.
– Я все услышала, Витя, и больше говорить об этом не хочу.
– Зоя, я все правильно понял? – прозвучало из трубки горько и растерянно.
– А что здесь непонятного? Я же русским языком говорю – мы все выяснили и навсегда закрыли эту тему! У меня уже крыша едет от всего этого!
– Нет, это ты что-то выяснила – что я не мечта и не идеал. Это плохо или хорошо для меня? – цеплялся Усольцев к словам. И я даже как-то растерялась, пытаясь припомнить, что объяснила не так? Наверное, на нервах утратила способность внятно изъясняться.
– Ты психолога материл, – возмутилась тихо, – что тут хорошего?
– Я извинился, – ожил его голос, – нормальный мужик, зря ты на него. Он ответил мне, кстати.
– Я не на него, а тебе о нем. А на него – это ты, родной, – устало уточнила я, – поэтому и не говоришь с Пашкой, да? Из-за Сани? Он тоже дурак, еще и запутался, а она молчит. Если бы объяснила все, как есть, он хотя бы не прислушивался к третьим лицам.
– Я не буду к нему лезть. Он не копается в моем…, я – в его, и это нормально.
– Я тоже об этом – хочу покоя. Больше не будем вспоминать, эта тема отныне – табу. Пусть само переболит и успокоится.
– Прости, Зоя... Забыть не получится, я понимаю. Не говори ничего, я знаю, что рано. Я же сказал – буду ждать.
– Звоню тебе сама... слушаю весь этот бред про тарелки… – всерьез поражалась я ему. Похоже, да – на суше вся надежда на меня.
– А что там с Букашкой? Это от нее ты на таких нервах отбиваешься?
– Опять Паша? – усмехнулся Усольцев, – наши решили сделать собственный музей, приварив лодку к пирсу. Букахи стоят по всему миру – три в Штатах, еще в Германии, Бельгии, Индии, Голландии. Здесь, у нас – в Вытегре, Калининграде, Уфе... Любопытно людям, как мы там… как тараканы в будильнике. Я не против музея, но устраивать его – нет. Это моя "Буки...", я служил на ней – этой самой... я тонул на ней, Зоя, и она не подвела... Вырезать что-то из корпуса, чистить, принимать решения мне не слабо – нет. Просто, чтобы грамотно довести до ума, придется надолго задержаться на севере. А так… пара месяцев уйдет на ремонт и сдачу должности – это совместные выходы. Месяц перебьюсь дежурным по базе – вспомню молодость и наряды. А с марта месяц отпуска… Можно, я позвоню сегодня вечером? Расскажешь, что надумала по Кубе.
– Да… если я хоть что-то надумаю, – засомневалась я опять, оглядываясь вокруг.
– Даже не сомневаюсь в тебе. А то, как ты била тарелки – из самого лучшего... Люблю тебя…
Я тихо выдохнула. Получив от охранника на руки схему помещений, уехала домой – сидеть за компьютером и двигать идеи. Сейчас это должно быть намного проще… легче… спокойнее – не знаю. Да еще и отчитываться вечером... Значит, придется постараться.
А через несколько дней вернулись с отдыха Савойские… Зачем я им втемяшилась – так и оставалось для меня загадкой. Может, виделась такой смуглой вишенкой на торте – как раз в тему? Но при этом достаточно образованной и обладающей нужными талантами – эдаким экзотическим сорокалетним «цветком»? Чего доброго… Но в моих силах постараться, чтобы за всем этим они увидели и еще что-то… личность, например.
На удивление, несмотря на неожиданную аудиторию, я не сильно и нервничала, начиная это подобие презентации. Хотя в помощь мне имелся только ноут да пара буклетов.
– Как такового, кубинского стиля не существует, но это только мое мнение, и если кто-то захочет возразить…
Я обвела взглядом всех присутствующих, которые протестовать не стали, и продолжила:
– Остров, маленькая территория… поэтому на Кубе ценятся просторные помещения со светлыми полами, окнами без стекол, но с жалюзи, дающими доступ воздуху и спасающими от солнца. Речь идет о частных домах, но самобытный стиль ведь как раз там и ищут? Цвета… Это светло-голубой и бирюзовый – цвет океанских вод под солнцем. Варианты возможны, но эти два цвета любимы кубинцами больше других.
Мебель… изделия из натурального дерева или плетеные из прутьев. Есть простые вещи, и есть настоящие шедевры, присев на которые можно не бояться порвать дорогой чулок, – скосила я глаза на Лилю. Она понимающе кивнула.
– В нашем случае все-таки удобнее и привычнее заказать мебель из деревянного массива, с выработкой... под изношенность или же старинный эксклюзив – смотря какой уровень будет заявлен. Плетеные экземпляры стоит приобрести исключительно для антуража. Но обязательно – кресла-качалки для курительной комнаты. Они есть в каждом кубинском доме. Огромный камин, невысокое пламя – пусть даже спиртовое, если не удастся получить разрешение… Кресло-качалка, сигара, уютное удовольствие смотреть на огонь и вести неторопливый разговор… Камин и огонь это наше – северное, но зачем отказывать себе в таких простых приятностях?
Столы тоже… – перевела я дух, – это массив, ручная работа, но не ампир и тому подобное, скорее – качественный примитивизм. Здесь у меня образцы… подходящие, – развернула я ноут экраном к Савойскому. Он внимательно смотрел и, наверное, сравнивал мои выкладки с тем, что сам не единожды видел на Кубе.
– В кубинских домах отсутствует мебельная планировка. Интерьер там – смесь испанских и африканских мотивов. Никакой симметрии и выверенных линий – просто живописный хаос, но хаос очень уютный. Зонирование – привычное дело, когда мебель стоит так, как удобно хозяевам, а не так, как положено и красиво. Нас вполне устроит идея такого зонирования по интересам – гости смогут переходить от одной группы к другой, а то и иметь свое постоянное местечко в каком-нибудь уголке.
Куба… – с улыбкой вспоминалось все то, что я успела узнать за эти дни, пытая интернет и папу: – Не мне вам рассказывать… но Куба это колибри, бокс и балет... что стало откровением для меня, а еще – домино во дворах и исключительно приветливые люди, несмолкающая музыка на улицах и в магазинах… бродячие собаки с ламинированными паспортами на ошейниках. Эту информацию можно как-то использовать, как и множество пышной зелени. С ее помощью зонирование станет особенно уютным.
Там привычны открытые полки со статуэтками и другими дорогими для хозяев мелочами… Лучше всего предупредить гостей заранее и тогда на первую встречу они придут со своеобразными «пропусками» – теми вещичками, которые привезли для себя на память с Кубы. Таким образом они привнесут свою лепту в оформление, и я уверена – потом с удовольствием будут искать взглядом и находить свой подарок. Часто даже недорогие вещи оттуда смотрятся высокохудожественно. Я тут засмотрелась даже… взгляните и вы, Аркадий Владимирович. И вы тоже, Лилия Витальевна, – в очередной раз повернула я ноут к Савойским.
Он внимательно изучил экран, а потом меня.
– Зоя… Игоревна...
– Именно, Аркадий Владимирович, – согласно опустила я ресницы, – если в клубе будет не только дружественная, но и уважительная атмосфера… солидная, пусть даже немного вальяжная… но это будет другой, особенный уровень общения и культуры. Но это мое мнение, решайте сами – порой нами правят привычки. Сеньор и сеньора… Это обращение уже принято в вашем Обществе и на меня точно произвело впечатление... Ну и... наконец, главная фишка нашего проекта – Карибское море посреди Питера и знойные мулатки на золотом песке, – ухмыльнулась я и подхватилась, не усидев на месте.
– Смотрите, – подсовывала я супругам рекламные буклеты производителей телевизионных панелей как раз с похожими картинками и оформлением под окна.
С противоположной стороны стола раздался вкрадчивый мужской голос: – Мулатки? Они тоже в ассортименте, Зоэ Игоревна?
Я подняла на него взгляд. Красивая девушка с бледно-золотыми волосами и чисто славянской внешностью, которая сидела рядом с мужчиной тоже улыбалась. Похоже, не особо понимая сути прозвучавшей реплики.
– Альваро, придержи язык. Ты в роли консультанта, так выскажись, наконец, – предложил Ларе Савойский.
– Ну, нет, так нет, – развел тот руками, – в вашей стране много доступных молодыхженщин.
– Куба круче! – дернуло меня, – даже революцию Фидель выиграл благодаря поддержке проституток – четверти всего женского населения.
– BrУxa! – изумленно вызверился Лара, дернувшись в мою сторону.
– Corijo tu! – взвилась я.
– Брэйк! – привстал со своего места Савойский.
– Это исторический факт, сеньор Лара… – затряхивало меня, – Аркадий Владимирович... я оставлю концептуальную идею вам в подарок. Ничего особенного в ней пока нет – у меня не было возможности и прав нанять дизайнера и устроить достойную презентацию. Интерьер доработают. Свое видение атмосферы клуба… как смогла – довела. Извините, я, наверное, пойду, – поправила я свой стул.
– Альваро… сейчас ты забылся, – опустился на место Савойский.
– Зоэ Игоревна, прошу прощения. Я прошу у вас прощения! – повысил Лара голос, – вернитесь, пожалуйста, я уже ухожу. Лиля, мои извинения. Марина!
Я стояла, держась за спинку стула, пока они уходили, не глядя на меня. Савойский сделал пригласительный жест рукой, и я села. На автомате, бездумно... Что это было…?
– Лара не имеет дипломатического статуса и с должности торгового представителя его тоже вскоре отзывают. На моих делах этот инцидент не отразится никак. И еще… прошу прощения, что не успел одернуть его раньше вас. Лиля, у тебя тоже. Я сейчас вернусь, – вышел он вслед за Ларой и его спутницей.
– Неприятно... Не ожидала, – расстроено произнесла Лиля, – но да – у него большие неприятности и точно – его отзывают. Он напросился с нами, но со спутницей… я не ожидала ничего подобного, хотя обычно ситуацию просчитываю. С нашей стороны не было злого умысла, Зоя, он действительно мог бы помочь, если бы только захотел… Что он сказал вам?
– Ведьма… может трактоваться, как шлюха. Интонации…
– Я не уловила чего-то такого… Ну, а вы?
– Послала адресно, – покачала я головой, – не должна была... извините. Можно было найти... слова.
– Подобного не повторится, – кивнула она, – Аркадий человек дела, но его фишка – патриотизм. Иногда это выглядит немного слишком, будто напоказ – вы сами увидите. Но все это искренне... Он не смолчал бы, и это было бы намного жестче, чем у вас. Дальше вы узнаете его лучше и станете доверять… Давайте посмотрим эти экраны? А откуда возьмутся мулатки?
– Фильмы… это сезонные фильмы с трансляцией часа на два-три с эффектом присутствия. За окнами песок, море, красивая девушка проходит... можно – ребенок или мужчина, яхта вдали, шум прибоя… Или шторм, но чтобы обязательно движение, динамика… только ненавязчиво – игра в пляжный волейбол не подойдет, – на автомате продолжала я свою презентацию, соображая, как хотя бы уйти красиво.
– Зоя… давайте все-таки по имени – времени жаль. Только наедине – вы и я. А может, немного выпьем, чтобы снять стресс? – предложила она вдруг, – наперсток рома, как вы…? Это "Stroh" – восемьдесят процентов... я пью его только наперстками. А потом подпишем трудовой договор.
– После всего? Серьезно? – невесело улыбнулась я, – Тогда вначале это, если вы не против. Чтобы на трезвую голову.
– Конечно, ознакомьтесь. Не спеша и внимательно… я его не смотрела – не успела, но на вопросы, если они возникнут, отвечу. Полистаю? – потянула она к себе мой ноут, по уши загруженный рекламой проекта. В том числе и картинками, которые присоветовали Сережа и Рома – пожилая кубинка с сигарой, старый кубинец в соломенной шляпе…
Дура! Психопатка… костерила я себя. Показала товар лицом – ту самую драгоценную личность. Это которая вот только... учила Усольцева, как нужно жить. Как он выдерживал это – что завожусь с полтычка, вспыхиваю, как спичка? Обижаюсь чуть что, психую... требую, учу. Почему только сейчас будто со стороны увидела себя вот так...? Хоть к старости...
Работа, конечно, интересная.... – слепо смотрела я на листы в своих руках. Как-то незаметно я загорелась, прониклась ею за эти дни, обсуждая разные мелочи с папой, отчитываясь о проделанном перед Виктором... Думаю – справилась бы. Опасение внушало не это, а неоправдано лояльное отношение ко мне нанимателей. Или опять что-то не так со мной, если достойное поведение Савойского кажется мне неестественным? Может, потому, что первое впечатление было другим и он показался мне немного снобом? А могло – деловой человек решал вопросы без лишних реверансов – быстро, просто, прозрачно... приняла за снобизм... что я понимаю в этом?
Попробую... почитаю, изучу в спокойной обстановке и подумаю. Им тоже дам время передумать...
– Лиля, а можно забрать это домой? Не получается сосредоточиться, – честно призналась я.
– Обменяемся... завтра, – опустила она крышку ноута, притягивая его к себе собственническим жестом и улыбаясь: – Много любопытного... документы для бродячих собак? Я взяла бы его себе... похоже – мальчик... на этом фото, – объяснила она.
– Да, их всегда жаль... часто даже больше, чем людей, – согласилась я.
– Тогда по наперстку?
– Наверное... чисто символически.
