Текст книги "Высшая степень обиды (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Глава 39
Вскоре мужчина вернулся, опять сел за стол и внимательно посмотрел на жену. Она улыбнулась ему, кивнув на поднос с небольшой бутылкой на нем и бокалами и поинтересовалась:
– Тебе с соком? – и уточнила уже для меня: – Карибские ромы легче. Этот в чистом виде – ядреная убийственная штука. Пьют с чаем или соком.
Но сразу стала серьезной, когда он отрицательно качнул головой и ответил:
– Мне придется уехать сегодня.
– Надолго? – напряглась она. Савойский ей не ответил, только пожал плечами. Наверное, не хотел ничего объяснять при мне.
– Я с тобой, – сразу определилась она, и он согласно кивнул, глядя уже на меня.
– Хочу уточнить, чтобы немного убрать неприятный осадок… На Кубе невозможно оскорбить женщину, указав на ее возраст. Даже беззубая столетняя старуха только подмигнет в ответ и уверенно озвучит преимущества своих лет. Там женщины ценят себя в любом возрасте…
– Хмм… – отозвалась Лиля, – точно не оправдание, потому что все остальное… был подтекст. Мне тоже было гадко.
– Я не оправдываю его – это непростительно, – подтвердил Савойский, – какой-то глупый, отчаянный флирт – на грани. Могу только догадываться…
– Лара и чувства? – не поверила она.
– Скорее – нервы… он действительно сожалеет. Извините еще раз за все это, Зоя Игоревна, – обратился он ко мне, – оставим эту тему – время поджимает. Вы беретесь за работу?
– А вас все устроило? Просто я еще не успела прочитать договор. Только то, что должность называется «администратор», – неосознанно, наверное, тянула я время.
Неприятное чувство оставалось, хотя по большому счету и я, и Лара сказали правду. Но да – взорвалась я не из-за обиды за страну – подтекст был. И тут оказывается, что мне сделали едва ли не комплемент. А я должна была в ответ подмигнуть и ответить что-нибудь эдакое… возраст мой лихо рекламирующее. Все оказалось бы почти весело...
– Все-таки хотелось бы посмотреть всю папку. Если мы уезжаем сегодня… может, сбросить на флэшку прямо сейчас? – постучала Лиля ногтями по ноуту. Я кивнула – да не жаль. Для кого я все это готовила, если не для нее?
– Пустые – в коробке, – кивнул Савойский на свой стол. И протянул ко мне руку за листами договора... Быстро и размашисто подписал их.
– Если все-таки… завтра к десяти часам сюда подъедет вот этот человек – Павел Шмелев, – показал он фото на контакте, – все вопросы и финансовые тоже, будете решать через него. Дизайнер Элина Дворцова с ним уже знакома… – взглянул он на жену, и она согласно кивнула в ответ: – У нее своя строительная бригада. Мы будем рады работать с вами, Зоя Игоревна. В процессе всегда что-то меняется и дорабатывается, но ваше отношение и общая картина нас устраивает. Согласна, Лиля?
– Будем держать связь через почту, – кивнула она, – хотелось бы видеть все в процессе. Мы с тобой не очень надолго?
Савойский опять неопределенно пожал плечами. А в дверь стукнули, и охранник внес два небольших, но очень красивых… как-то небрежно растрепанных букета с карточками-извинениями.
– Сожалеет, говоришь? – усмехнулась Лиля, нюхая цветы. Скривилась.
– Ты не любишь его, – признал ее муж, – но через пару дней он улетает. Что бы ни означал его выпад, такого больше не повторится. Думаю, что больше мы его не увидим. Если подпишете документы, отдадите один экземпляр Павлу, он же ответит на вопросы, если они возникнут, – опять повернулся он ко мне.
Еще несколько фраз инструктажа… и они уехали. Свой букет я оставила женщине, которую запомнила еще с того приема, как помощницу Агустина. Вызвала такси, оделась… постояла немного возле окна в фойе…
И пока еще было время, открыла ноут. Быстро набрала в поисковике «кубинский слэнг и ругательства». Слово «brYxa» действительно означало – ведьма, но могло трактоваться и как шлюха (устар.) Пометочка обескуражила. Пришлось пройтись по тамошней обсценной лексике и освежить ее в памяти. Конкретное слово «шлюха» звучало иначе – «fylana». Была еще парочка обозначений – более современных и сочных. При обучении я, очевидно, копала глубже – в классику, если можно так сказать.
Савойские зацепили и заинтересовали, оказавшись не совсем понятными для меня, но кажется – неплохими и интересными людьми. Общение с ними обещало новый опыт, да и условия договора, которые мы изучили вместе с папой, вполне устраивали – речь шла не о той работе, которую озвучил раньше Агустин, а только о Клубе.
После этого разговора в помещении Общества я увидела обоих Савойских только перед самым Новым годом – могло случиться, что неприятности Лары оказались заразными. Или были общими – меня это не касалось.
Прощаясь, Лиля обещала оценить все мелочи и даже кидать на мою почту идеи, если они обнаружатся, но в самом начале я дождалась только общего одобрения. Наверное, с ее стороны не имело смысла копаться в мелочах, когда задачи уже поставлены, а идеи одобрены – меня тоже это устраивало. Фотографии помещений на разных этапах отделки мы с Элей отбирали вместе и сбрасывали ей на почту, как она и хотела, а в ответ получали короткие комментарии – в основном одобрительные.
Мне казалось, что я уже понимала, почему это дело предложили мне – очевидно идея устроить клуб окончательно созрела как раз в то время. Найти подходящего человека требовало времени и усилий, потому что нужен был не просто исполнитель, а единомышленник. И Зоэ охарактеризовала меня именно так, как требовалось. И я, наверное, не разочаровала Лилю на первый взгляд, а еще вызвала симпатию тем, что совпало наше отношение к Альваро.
Осадок от неприятного инцидента не просто остался… Негатив как-то нечаянно проецировался на супругов Савойских, и в тот вечер я всерьез решала – соглашаться или не соглашаться на эту работу. Тем более что отношения работодатель-работник намечались непривычными для меня. Было бы удобнее четко регламентировать расстояние. И тут я задумалась – а почему оно так? Вот эта зажатость, неуверенность и отстраненность, которые я увидела в себе, и решили все. Вернее – я решилась – на что-то новое и интересно познавательное.
С Элиной – Элей у нас сразу установились хорошие рабочие отношения. Понаблюдав потом, как она работает – почти с фанатизмом отдаваясь делу, я поняла, что вот этим она и взяла Савойских – работоспособностью, деловитостью и ответственностью. А мне было легко с ней. Все эти материалы и цвета, фактура и стиль… мы обсуждали их настолько вдумчиво и серьезно, что я действительно поверила в то, что выдала хоть и сырые, но стоящие идеи. Это придало уверенности, за что я была особо ей благодарна.
Мы ездили и искали, отбирали, примеривались и покупали, обсуждали и спорили… Я узнавала новые слова и названия, постигала новые понятия, училась выбирать и даже видеть, как все это будет выглядеть в готовом виде – освоила соответствующую компьютерную программу. Обычная вещь для кого-то, а для меня – еще один интересный и полезный опыт.
Савойский выделил для нас машину с водителем. Часто вместе с нами выезжал и тот самый Павел. Если Элина была приятной женщиной лет сорока пяти, то Павлу хорошо, если исполнилось тридцать. Он был молчаливым и не очень красивым. Худой, невысокого роста и очень спокойный, скоро он стал казаться мне и очень надежным. И еще – стоило узнать его чуть лучше, как я перестала видеть водянистый цвет его глаз и волосы мышиного цвета – улыбка красила его просто необыкновенно.
Еще была бригада строителей – двенадцать человек во главе с прорабом. За время строительных работ я постепенно познакомилась со всеми. Один из них потом подвозил меня на работу и с нее – жил неподалеку. Когда появлялось свободное время, я полюбила сидеть на подоконнике или в другом укромном местечке, где никому не мешала. И наблюдала, как опускают на тяжелые дубовые балки потолок, делая его ниже, а помещение уютнее. Как перекладывают пол, устилая его светлыми досками. Как монтируют обрешетку для будущих телепанелей и место для проектора…
Само собой, я в общих чертах обсуждала эту работу с мальчишками и родителями. С мамой тогда, когда приезжала к ней на выходные. В один из таких дней мне позвонил и потом подошел к нам домой Артем. Вручил маме пакет с пирожками из кафе… Втроем мы пили чай в креслах возле буржуйки, и он просматривал таблицы, которые я дисциплинированно заполняла все это время… А когда мама ушла на кухню и оставила нас одних, вытащил из кармана коробочку и серьезно спросил:
– Вот – посмотри, такое подойдет?
Открыв ее, он вложил мне в руку короткое – под самую шею, наверное, ожерелье из белого жемчуга. Между жемчужинками были вставлены крохотные золотые шарики. Украшение выглядело очень красиво и необыкновенно нежно, а я смотрела на него, и хотелось провалиться сквозь землю…
– Артем… – сдавило мне горло, потому что в очередной раз за последнее время, я увидела себя и свои «добрые» дела, будто со стороны. Или их последствия…
– Тема, это просто безумно красиво…
– Но…? А что не так? – насторожился он.
– Не будет женщины счастливее Зоэ… но только подари не сейчас, а когда все у вас станет хорошо. Понимаешь… подарок, которым просто радуют, воспринимается совсем иначе, чем тот, которым замаливают грехи. Он всегда будет напоминать об этом грехе. Когда мы говорили с тобой… женщина поняла бы меня – я указала на масштаб твоей вины, соизмеримость ее с дороговизной украшений – условно, Тема… прости, – подступили к глазам слезы, – для тебя это был вопрос жизни и смерти, а я больше думала и вспоминала о своем и умничала… блин! Без злого умысла, но и без должного понимания…
– Зой, ну что ты снова… умничаешь? – потянул он из моей руки жемчуг, убрал его с глаз и погладил меня по плечу: – Главное – не будет ее счастливее, значит, потом подарю. Какая разница? Ты что – думаешь, это последние мои деньги? Обижаешь…
– Ох, Тема... – вытерла я слезы: – держался бы ты от меня подальше – подруга с меня так себе. Опыт уже показал. Все я делаю не так, и ожиданий, как правило, не оправдываю.
– А теперь давай по делу, – подсел он ближе, – цветы, пирожные и тортик это точно нормально? Или тоже одобрила так... чтобы отцепился?
– Не знаю, – честно кивнула я, – я бы такого сейчас не хотела. Виктор чувствует это, наверное – знает меня. А у вас уже прошло время и ты тоже знаешь ее, поэтому и выбрал такой торт и те самые цветы. И еще у вас есть Катя, а почти все девочки любят сладкое. А цветы это красиво, их жаль выбросить, даже если злишься. Но ты лучше звони ей каждый день… – улыбнулась я с облегчением, понимая, что есть у меня действительно хороший совет: – Попроси разрешения и звони... Снова приучай ее к себе и приручай – ненавязчиво, но так… по-мужски настойчиво. Чтобы это стало необходимостью, и она ждала твоих звонков, бежала домой в таком, понимаешь… радостном предвкушении – говорить с тобой, когда никого нет рядом. Это, как побыть вдвоем... когда ничто не отвлекает и не мешает слушать голос, ловить интонации и слышать подтверждение…
– Чего именно? – уточнил Артем, возвращая меня в реальность.
– Ну да, Тема, – обреченно признала я, – вам все нужно знать конкретно. И обязательно докопаться – откуда тарелки… это я так – о своем, – отмахнулась от вопроса. Объяснила:
– Подтверждение того, что ее любят, что она нужна, что по ней скучают. Это всегда есть в интонациях, в голосе, иногда даже в дыхании… Мы все умеем это слышать… и хотим. Нуждаемся.
Помолчала, успокаиваясь и стараясь понять сама себя – это же не откровения? Что личным, даже самым безобидным, делиться нельзя, я уже научена. А сейчас… это просто совет и желание помочь и загладить свою вину. А уж поймет он или нет, что я хочу сказать…? Артем тоже молчал. Наверное, ускоренно проходил все уровни усвоения информации.
– Дураки же мы, Зоя… и я, и твой моряк тоже, – задумчиво глядя перед собой, крутил он в руках пустую чашку…
– Он умнейший мужик, Тема – исключительно. Дураку не доверят две тысячи Херосим. Там такой отбор… Но, наверное, невозможно быть умным абсолютно во всем. Одна ошибка, неверный шаг и вот результат – да, сейчас все выглядит именно так и Херосимы у него тоже отобрали… Но мы с ним давно уже два сапога и стоим друг друга… с самого начала. Как я чудила, Тема! Письмо нужно было прочитать еще дома, телефон не отключать… услышала бы раньше, скорее бы поняла, и стало бы легче. Я думаю, что и Зоэ тоже… любой женщине. Или ты можешь ездить к ним, – вдруг пришло мне в голову, – Катя точно обрадуется. Только предупреди, чтобы застать.
– А твой приезжает?
– Виктор? Нет… я попросила не ездить.
– А что так? – чуть склонил он голову к плечу, и я будто увидела того, далекого Темку – худого, с длинной шеей. Он всегда вот так приглядывался и прислушивался, если чем-то заинтересуется.
С чистой совестью я соврала:
– Нужно, чтобы прошло время, наверное.
Не объяснять же ему, что я смертельно боюсь, что опять ничего не почувствую… Что вдруг окажется – окончательно ушло то, без чего наши отношения не будут иметь никакого смысла. Потому что постель – логичное их развитие и продолжение, высший пик самых ярких эмоций и самый откровенный способ… или возможность выразить те самые чувства.
А если дойдет до поцелуя, и меня вдруг переклинит и перекорежит в этот самый момент, потому что вдруг встанет перед глазами…?
Нет, пускай все идет, как сейчас. Форсировать события и спешить точно не нужно. Я ждала какого-то знака, намека, случая… чего-то, что окончательно подтолкнет меня в ту или другую сторону.
Хотелось бы – к нему. Потому что с каждым нашим разговором я все больше убеждалась, что никакого левого увлечения там не было. Усольцев не смог бы скрывать такое от меня – просто не умел. А случись… просто ушел бы к ней и стал чужим. А он цепляется за возможность говорить со мной, потому что нуждается во мне сейчас, как никогда. И каждый раз намеренно или нечаянно старается затянуть разговор на лишние минуты… судорожно выискивая для этого темы… А я очень хорошо понимаю эту его потребность – нам обоим ужасно не хватает того, что мы привыкли находить друг в друге все эти годы. И поэтому я говорю… говорю – о своих делах, о ветрах в Кольском заливе, оттенках северного сияния, набегах песцов на мусорку за восьмым домом…
Я отлично понимала сейчас, что ни к чему из того, что случилось в той палате, он не готовился и доводить меня до криза точно не собирался. Как там могло бы быть дальше…? А хрен его знает! Но отдать его, уступить кому-то в будущем только потому, что возможно… предположительно… и может быть…? Освободить от себя и уйти в сторону, когда он всеми силами пытается удержать меня и когда мне так плохо и пусто без него? Да пошло все к черту! Самое главное это мои интересы и нужды – то, чего я хочу, что мне удобно и приятно. Нужно успокоиться и просто жить, делать свою работу и ждать этого самого знака… или поступка… или случая…
– Что…? – очнулась я от своих мыслей, услышав слово, царапнувшее слух в разговоре мамы и Артема: – Кто умер?
– Я не успела тебе рассказать, – объяснила мама, – у Светы на днях умерла мама – сразу, быстро. Ребята помогли с похоронами – Артем вот тоже… Там трудно сейчас… Если пойдете сейчас, то скажи ей – я могу сидеть с Гришей бесплатно, только нужно будет приводить его ко мне – Тасю я не брошу.
– А твоя работа?
– Я же не каждый день подменяю? Вместе будем ходить. Не сравнивай – или ацетоном ребенок будет дышать или в спортзале бегать. Садик им не дадут – один раз уже отказались, а группы сейчас заполнены под завязку – насокращали… Мальчишку я видела – спокойный, ласковый… доброе сердечко…
Прихватив наскоро собранные гостинцы и молоко в том числе, мы с Артемом пошли к Свете. Возле дома немного притормозили… было что-то неловкое в том, что полностью разделить ее горе мы не сможем. Когда, наверное, нужен такой человек, на плече у которого можно выплакаться. С нами Света будет держать себя в руках. Она всегда старалась никого не утруждать и не напрягать своими проблемами.
Сейчас тоже – открыла нам и заулыбалась, хотя по глазам было видно, что недавно плакала. Пригласила в дом, приняла гостинцы… мы поговорили о том, что случилось – спокойно и коротко. Пока они с Артемом по-деловому обсуждали вопрос – ставить на могилке памятник или простой крест, я, испросив разрешения, прошла в комнату к Грише и увидела, что он уснул на полу – на ковре среди игрушек. Наверное, только что – когда мы уже были здесь, иначе Света уложила бы его в кроватку. Я прислушалась к разговору на кухне, огляделась и осторожно подняла мальчика.
Первый раз с тех пор, как мои были такими, я держала на руках малыша. Он был легоньким и теплым. Светлые волосы вкусно пахли ребеночком – я немного постояла, улыбаясь и принюхиваясь… Почему я не решилась на еще одного? Появлялись же мысли… даже собиралась поговорить об этом с Усольцевым. Страшновато показалось – почти все время одна, а потом переезды, академия… Да и двое детей – как бы норма. А нужно было – отчаянно жалела я, прижимая к себе теплое детское тельце. Уложила в кроватку, замерла, когда шевельнулся… затих. Укрыла и вышла из комнаты.
Улыбалась, наверное, потому что навстречу мне улыбнулись так же ласково и мягко.
– Спит. Я положила в кроватку, – доложила Свете.
– Ой, спасибо! Как я проворонила? Конечно, ему пора спать, – извинялась она. Света…
Разговор зашел о Грише. Поговорили, обсудили… решали, как будет лучше для него и в конце концов договорились, что Света со следующей недели станет приводить его к моей маме. С его любимыми игрушками, запасными штанишками… мало ли – четыре всего, но без еды. Еще чего! Мама всегда приготовит молочную кашку или паровые тефтельки с картошкой-пюре – сама сказала.
Глава 40
30 декабря подошли к концу работы по отделке помещений. 3акончился рабочий день, и Эля отправила свою бригаду на праздничные выходные.
Савойские, вернувшиеся из поездки, застали интересную картину: закипающий на подоконнике чайник, рядом на стульях – мы. Пить в помещении, которое хоть и отдано было нам под штаб, но все равно являлось как бы кабинетом Савойского, показалось… не то. А вот с видом на сотворенную красоту – оно самое.
Почему мы засиделись? Да просто захотелось спокойно осмотреться, когда люди уже разошлись, убрав за собой строительный мусор. Стал лучше виден пусть и промежуточный, но уже результат: новые потолки и стена из темных пока окон-обманок, новые полы из досок светлого дерева, светло-бирюзовый цвет стен… Приятно, но и чуточку странно было видеть то, что раньше было только фантазиями и планами. Накатило облегчение от того, что какая-то часть забот ушла в прошлое. Само собой, впереди маячили другие, и они в свою очередь потребуют усилий…
Когда мелькнула мысль о том, что пора бы уже домой, Элина вдруг выдала:
– Ну что – с Наступающим? Ты как, не очень спешишь? А если понемножку…?
– С Наступающим, – отозвалась я, – никогда не пробовала ром… Лиля соблазняла, но до дела так и не дошло. Его пьют с соком?
– Тот, что у Лили – с чаем, как бальзам. Думаю – не обидятся…
Скоро мы сидели и пили обжигающий чай с ромом. Объем наперстка представлялся сложно, а вот чайная ложка показалось – самое то. И то ли давящая ответственность чуть схлынула, то ли алкоголь упал на пустой желудок и быстро всосался в кровь, успокаивая и расслабляя, но первый раз мы разговаривали, как две женщины, а не как сотрудники и коллеги…
– А потом он умер… во сне, тихо так – не беспокоя, – спокойно рассказывала она, – я тогда первый раз почти за год выспалась – веришь? Не почувствовала, не услышала…
– Ужасно, – расстроено шептала я, грея руки горячей чашкой. Кажется, и холодно не было, а озноб пробирал от этих ее слов, тона, голоса…
– Тринадцать лет уже, – подняла она чашку, – давай не чокаясь.
– Царствие небесное, – как будто правильно ответила я и пригубила горячий чай.
– Да… а теперь дома пусто – дети разлетелись…
– Мои тоже, – задумчиво признала я, – а замуж так больше и не вышла?
– Венчанная вдова… Но я не из-за венчания…
– Сильно любила... – пьяно копалась я в ее ранах.
– Не знаю… Первые годы – сильно, когда полыхало еще, а потом жили, как все живут – привычно, спокойно. Хорошо жили. Других как-то не захотелось… совсем. Работа – тоже хорошо... – в очередной раз обвела она взглядом зал:
– С тобой легко работать. И ты только глянь – как получилось, а? – развела она руками, будто обнимая все пространство вокруг нас.
– Работа проделана серьезная и качественная, – раздался от входа веселый голос Савойского.
Мы дернулись и обернулись, и я сразу же трусливо сдала все пароли и явки:
– Вот – пьем. Ваш ром. Сами как-то взяли… с чаем.
– Наливайте тогда и нам, что ли? – блаженно выдохнул Савойский. Рядом с ним улыбалась Лиля в короткой пушистой шубке… Позади маячил охранник.
Добавились стулья и чашки. Мы делились планами, описывали пройденные сложности, нас хвалили, наливали опять чай… с ромом.
Нам с Элиной показали своеобразный символ или даже герб будущего Клуба, пока просто набросок его – резной пальмовый лист и сигарный дымок, в завитках которого угадывалась танцующая женская фигурка. А еще на зеленом листе рядом с сигарой лежала простая флэшка. Лиля нашла в своей сумочке и покрутила ею – той самой.
– Аркадий по рукам стучал, велел не лезть к вам. Вот я и висела… Здесь и то, что вы сбрасывали.
Дальше темой для разговора стали заказанные уже фильмы и вечерние блюда, которые будут подавать в Клубе – с голодухи, наверное, речь зашла. Мы немного поспорили, но снова вернулись к моему предложению – уютной домашней обстановке и удобстве для всех без исключения членов Клуба. А значит, любимые блюда будут готовиться для каждого по предварительному заказу, но и пару-тройку кубинских тоже нужно будет иметь в запасе.
Потом речь зашла о танцах, и я пожаловалась, как намучилась тот раз от мышечной крепатуры, и отчиталась, что теперь каждый день делаю специальную гимнастику для растяжки, которой научил меня Андрей. Что-то показала даже, но без фанатизма… Лиля старательно повторяла, а Савойский от этого первого урока отказался, сказавшись уставшим…
Как я так ужралась – не знаю, хотя все мы тогда были хороши, кроме Аркадия и охранника. Но как раз в тот вечер и тронулся лед в отношениях с Элиной и супругами Савойскими. Нормальные оказались люди, хоть и неприлично богатые. Кажется, еще мы говорили о службе моего мужа, о том, что он пока невыездной с севера – лишнего я не наговорила даже под градусом. А потом нас с Элиной развезли по домам.
В тот вечер мы опять разговаривали с Виктором, и вот это я помнила уже неважно – урывками. Еще раньше я сказала ему, что встречаю Новый год с папой, потому что у мамы встреча с двумя подругами, куда приглашали и меня, но я отказалась. Он доложил, что на север прибыли мальчишки, что-то еще про еду было…
А потом оно прорвалось – сквозь запреты и заслоны, которые я выстроила в своей голове. Неконтролируемо вырвалось и прозвучало – в связи с моими опасениями и страхами. И вот эту часть нашего разговора я запомнила, потому что мои слова меня же и отрезвили. Не совсем, но…
– А ты не целовал меня в Александрии, – обижено и горько сорвалось вдруг с языка. Прозвучало, как общий вопль моих разочарований в нем, тайных надежд и дурных мечтаний. Сообразила и замерла, сердце испуганно бухнуло, дыхание сбилось…
– Тебе стоило напиться… – осторожно выдохнул Виктор, будто боясь спугнуть меня: – Хотел и мог, но ты или взорвалась бы… а скорее откликнулась – мы одно уже… Но только телом, а потом – неизвестно. Я рад был, что хоть говорить согласилась.
– А молодецким наскоком, мужицким напором? А, Усольцев? – обижено бушевал во мне ром.
– Дурочек берут, Зоя – вопрос не решит. Я буду ждать твоего осознанного решения.
– А вдруг не дождешься? – сама испугалась я такой возможности.
– Мы ужеговорим о нашем, – почти шептал он.
– А куда это ты крадешься, Усольцев? – пьяным шепотом удивилась я.
– Мальчишки вернулись,– улыбался он, – сейчас ворвутся – жаль… не вовремя. Ложись спать… я целую тебя, – и отключился.
Я тихо возмутилась, а потом сообразила, что да – лучше маме говорить с мальчиками на трезвую голову.
И еще одно… разве могла я лечь спать просто так? Когда такое настроение – половина работы сделана, контакты на работе налажены – нормальные, человеческие. А еще телефонный поцелуй. Проходя мимо папы, который листал в компьютере семейные фото, брякнула:
– Напиши ей письмо, папа – бумажное… рукой.
– Ох, Зоя… да ты напилась, что ли? – поразился он.
– На пожарный случай… э-э-э – тазик найди, мало ли, – протопала я в свою комнату.
Обошлось. И Новый год на следующий день мы благополучно встретили. Было красиво и вкусно, был стол с еловой веткой, а вместо игрушек – три маленьких мандарина… Удивительно, но хорошо работала связь, и я напоздравлялась и нажелалась с мамой до и после двенадцати, а после еще с мальчишками, с Пашей и Виктором. Нечаянно представляла себя там – со всеми ими. Мы накрыли бы стол, и потом был бы торт с чаем, а может и шашлыки у пирса. Глядя вместе с папой на цветные шапки салютов, которые запускали во дворах, я будто наяву видела их отблески в водах Кольского залива – то тонущие в снежной круговерти, то сливающиеся со сполохами северного сияния…
Первого января в час дня раздался звонок и голос Усольцева:
– Зоя, через два часа я буду в Питере. Еще через час – возле твоего дома. Пожалуйста, надень то синее платье – с квадратом наверху… ты поняла.
– Что? – охнула я, – а как же мальчишки?
– Отпустили меня. И Паша тоже.
– А зачем… почему это вдруг? – растерялась я.
– Ты совсем ничего не помнишь? – посмеивался Усольцев.
– Помню… если ты о поцелуях, то извини. Ты же еще на посадке?
– Не помнишь, значит… Мне зайти за тобой или сама спустишься?
– Не обязательно… нет – не нужно. А что ты планируешь…? – задала я, наконец, вопрос по существу.
– Значит, сюрприз будет, – с облегчением засмеялся он. А дальше оказался недоступен.
Я кинулась к шкафу с одеждой, потом в ванную и замерла, глядя в зеркало. Похоже, это будет свидание, потому что ощущения нахлынули подзабытые, но знакомые. Было уже такое дело, только на лавочке и с мороженым. Потом были у нас и театры, и рестораны, но уже без такого… трепета, что ли? Мы все планировали вместе, выходили тоже. И было ожидание праздника, но не встречи, не значимых взглядов и прикосновений... А теперь все будет по-настоящему. Я чувствовала это так, поэтому занервничала, и нахлынули сотни разных мыслей… самая глупая, наверное – какую выбрать обувь? Потом прикинула время и поняла, что успеваю все – и даже успокоиться.
Что это было? Я, конечно, собиралась выяснить потом, но никаких неприятных эмоций и чувств его выходка не вызвала. Наоборот – приятно удивило то, что он предупредил меня о своем приезде, хотя мог явиться нежданно – настоящий сюрприз получился бы. Но потрясения мне, как бы, противопоказаны? А еще я могла отказаться и тогда он не сел бы в самолет. Решила пока не думать об этом и просто постараться хорошо провести время и, может быть, проверить себя.
Да, мы бывали с Усольцевым в ресторанах – не раз и не два, но не так. И точно ни разу не встречались у такси, где он ждал меня по гражданке и с букетом в руках… Темные кожистые листья, крохотные белые цветочки с длиннющими тычинками – это я рассмотрела потом.
– И что это, Витя, зачем? – смотрела я на него, принимая букет.
– Запах понравился, а название сильно сложное – не запомнил, – улыбался он, заглядывая мне в глаза, угадывая…
Да, запах был – пряный, фруктовый. Я зажмурилась от удовольствия. Снова совпало у нас…
– Я не о цветах. Что ты сорвался? Зимой опасно летать.
– Помню-помню… – сел он на заднее сиденье рядом со мной, – ты вообще боишься. Сегодня не страшно – погода летная. Тебе куча приветов от Сережки и Ромки, примчались с катера голодные… – рассказывал он, пока мы ехали по городу.
Я внимательно слушала и смотрела в окно. В новогоднюю ночь выпал снег – совсем мало, как раз столько, что убирать его не стали, посыпать чем-то – тоже. И сейчас по слегка утоптанной уже тонкой снежной простыне, укрывшей асфальт, по заснеженным козырькам и балконам гуляли слабые блики от множества гирлянд, украшающих центральные улицы. Тающие сосульки и светящиеся дождевые капли, стекающие вниз; световые завесы в витринах, цветная бахрома и искристые водопады – сказочное царство света и свежего снега. И настроение… ощущение праздника – наконец-то! Улыбаясь, повернулась к Виктору – он смотрел на меня. Кивнул, мягко соглашаясь:
– Красиво… а совсем стемнеет – будет еще лучше. Мы уже подъезжаем.
Это был ресторан кубинской кухни – в подвальчике, с полукруглыми сводами над головой, выложенными камнем, дощатыми панелями на стенах… Кубинский флаг на стене, старая машина зачем-то, ненавязчивая музыка, приятный свет, фотографии – здесь было хорошо и уютно, но у нас обещало быть лучше.
– Ты не знала, какое меню выбрать для клуба. Ну вот… – подводя меня к заранее заказанному столику, объяснил Виктор: – Сейчас все и решишь – посмотришь, попробуешь. Мое любимое… – провел он взглядом по вырезу-каре моего платья и поднял взгляд на лицо, выискивая в нем что-то или чего-то ожидая?
Мы встретились первый раз после Александрии. Здесь и сейчас – в приглушенном свете ламп, он выглядел намного лучше. А еще – свежая стрижка, выбрит, что называется – до синевы, даже седина странно красила его, делая солиднее… не старше.
– Сама не сообразила бы… не собралась – точно. Спасибо, Витя, – понимала я, что уже не вспомню – что наговорила тогда и насколько большой проблемой выглядел выбор меню? Вряд ли, как катастрофа. Скорее, как неплохой повод для встречи.
Отказавшись от выпивки (я не рискнула, а он поздно вечером улетал), заказав что-то из блюд и особо не заморачиваясь с выбором – салат с утиной грудкой или со стейком акулы, мы сидели напротив, смотрели друг на друга и опять говорили... Обо всем подряд, как привыкли в последнее время – как отучились мальчики, как они сейчас выглядят, как встретились отец и сын Силины … Неприятные вещи замалчивались – не вспоминали состоявшийся уже развод Сани и Паши, перемены в службе Усольцева и даже гарнизонные новости – мало ли… портить вечер не хотелось нам обоим.
Это была то ли маленькая репетиция наших будущих отношений, если они состоятся? То ли… такая себе проба, которая покажет силу нашей выдержки – моей особенно. А еще степень готовности пойти навстречу друг другу, границы дозволенных речей… Мы шли наощупь. Он – опасаясь ранить или обидеть, нечаянно вызвав воспоминания, я – без желания упрекать, но еще не в состоянии совсем отпустить то, что было. Какие там поцелуи? Разве что взглядами…
К концу вечера я чувствовала их почти физически – теплым жжением на губах, горячими мазками – по беззащитному декольте… Росло напряженное ожидание непонятно чего – следующего шага или слова? А дальше будет такси и возможно то самое соприкосновение рукавами. Я не боялась этого – смешно бы… но понимала, что Усольцев ждет… и я тоже жду.
