Текст книги "История ансамбля "Битлз""

Автор книги: Тамара Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

СТЮАРТ САТКЛИФФ

Стюарт Сатклифф провел в группе всего три года, но оказал на нее сильное и яркое воздействие, особенно на Джона. Стюарт учился с Джоном на одном курсе, и его считали необычайно талантливым и перспективным художником.

Знакомство произошло в кафе колледжа. Блестящий и многообещающий студент, Стюарт, может быть, никогда бы не заметил апатичного и неуспевающего Леннона, если бы не было посредника. Им стал Билл Хэрри, подающий большие надежды журналист и активист студенческого профсоюза. Билл был знаком с литературными пробами Джона Леннона. Стихи и рассказы Джона очень нравились Биллу. Он считал их необычными, увлекательными, остроумными, а Джона – талантливым поэтом и прозаиком. И он решил показать сочинения Джона своему другу по колледжу, эрудиту и тонкому ценителю литературы Стюарту Сатклиффу.

Джон ожидал чего-то необычного и был удивлен, увидев щупленького и несколько взвинченного паренька. Но когда Стюарт стал говорить, Джон был покорен: таких знаний, таких зрелых суждений и таких независимых взглядов не было ни у кого из его знакомых.

Стюарт был шотландцем. Он родился в 1940 году в Эдинбурге. Отец его работал инженером на военном заводе, мать была учительницей. Вскоре после рождения Стюарта семья переехала в Ливерпуль. Отец ушел в море, мать работала в начальной школе для малышей.

У Стюарта очень рано проявились художественные способности. Его приняли в художественный колледж в порядке исключения: по возрасту он еще должен был учиться в школе. Уже в первые годы в колледже Стюарт обнаружил удивительную способность копировать стиль любых художников – от Микеланджело до Матисса. Он быстро схватывал то, что показывали преподаватели, легко осваивал программу и тяготился всякой рутиной. Он много читал, имел обо всем собственное мнение, был категоричен и резок в суждениях. Его работы поражали оригинальностью и новизной. Даже одевался Стюарт не так, как все. Он носил узкие брюки, розовые или алые рубашки с накладными воротничками и сверху свитер с закатанными до локтей рукавами. Ботинки у него были на толстой микропористой подошве. Этот стиль поразил Джона. Стюарт не походил ни на пижона – «тедди-боя», ни на завсегдатая джаз-клубов.

Джон быстро сблизился со Стюартом. Оба были острыми, умными, талантливыми, незаурядными. Страсть Стюарта к живописи, искусству, литературе передалась и Джону. Благодаря Стюарту он познакомился с французским импрессионизмом, который показался ему созвучным рок-н-роллу. Теперь он стал смотреть на мир больше глазами Ван Гога, нежели Элвиса Пресли. Стюарт подтягивал Джона по специальности, и тот даже стал хорошо учиться. Внезапный энтузиазм Джона к занятиям в колледже повысил там его престиж.

Пол, готовившийся в это время к выпускным экзаменам в институте, был рад присоединиться к интеллектуальным дискуссиям и эстетическим спорам Джона и Стюарта. Для Джорджа это было труднее: возраст и образование не давали ему возможности участвовать в этих беседах на равных, но он внимательно слушал.

Стюарт считал своим долгом войти в группу нового друга, хотя не разбирался в поп-музыке и не умел ни на чем играть. Вместе с Джоном они поселились в мансарде одного из домов в Вултоне, и Стюарт стал постигать азы музыки. Он твердо решил, что станет бас-гитаристом,– это казалось ему простым делом. Приобрести бас-гитару помог счастливый случай. Стюарт выставил свою картину на очень престижной выставке, которая организовывалась каждые два года в Англии. Спонсором ее был известный и влиятельный меценат и коллекционер Томас Мур. На этот раз на выставке были представлены работы современных художников, в том числе авангардистов. Картину Стюарта купил сам Томас Мур за 65 фунтов стерлингов. Это была довольно большая сумма, и Стюарт потратил ее на бас-гитару. Пока он осваивал свою новую профессию, Джон, Пол и Джордж играли с разными случайными бас-гитаристами. Вскладчину они купили усилители, и звучание группы изменилось – это был уже мощный бит. На сцену они выходили в ковбойских, по их мнению, нарядах: в брюках с бахромой и со шнурками от ботинок вместо галстуков.

Ангажементов почти не было, и «Куорримен» решили попробовать свои силы, участвуя в конкурсах. Победив в каком-нибудь, можно приобрести имя, а с ним и ангажементы. Но им не везло – кто-то их всегда опережал. Пол рассказывал, что однажды их опередила женщина, которая играла на ложках.

Время от времени группа Джона выступала в небольшом ливерпульском клубе «Касбах», который располагался в подвале частного дома. Дом принадлежал Моне Бест, старший сын которой Пит увлекался поп-музыкой. Он упросил мать позволить его друзьям привести подвал в порядок и сделать его местом для прослушивания пластинок. Получилось что-то вроде клуба. Мона стала продавать там кофе и закуски, а затем пригласила постоянную бит-группу, которой и стала группа «Куорримен». Рекомендацию Джону и его музыкантам дала подружка Кена Брауна, который в это время был гитаристом в их группе. Сначала все шло хорошо, но потом они поссорились с Моной. В «Касбахе» стала играть группа «Блэкджекс», созданная Питом Бестом и Кеном Брауном. Впрочем, она скоро распалась, и Пит остался не у дел.

Однажды, уже в 1959 году, в газете «Ливерпульское эхо» ребята увидели объявление, что в Ливерпуле состоится первый, отборочный тур конкурса мистера Кэррола Льюиса по прозвищу «Открыватель звезд». Заключительный тур должен был состояться в Манчестере. Они срочно поменяли название группы. Действительно, к «Куорри» они не имели уже никакого отношения. И группа стала называться «Джонни энд Мундогз» («Джонни и „Лунные собаки"»). Тогда было принято, чтобы в названии группы присутствовало имя ее лидера, и Джон впервые был утвержден им официально.

Ливерпульский тур ребята прошли успешно. В Манчестере им много аплодировали. Однако программа была составлена так, что все участники после окончания прослушивания должны были вновь выходить на сцену и исполнять несколько строчек из своего номера. Кому больше будут аплодировать во время второго выхода, тот и будет назван победителем. Но «Джонни энд Мундогз» нужно было торопиться домой. И они ушли, не дождавшись конца программы, чтобы успеть на поезд. Кто знает, возможно, «Джонни энд Мундогз» и стала бы той группой, которая получила бы больше всего аплодисментов.

В это время бит-группы возникали во всех уголках Англии. В Ливерпуле открывались молодежные клубы, где эти группы могли играть. Но так как клубов было еще мало, а групп – много, «Мундогз» никто не приглашал.

Стюарт уже играл в группе, но получалось у него это очень плохо. Во время выступлений он всегда стоял спиной или вполоборота к публике, чтобы никто не видел, что он еле-еле управляется со своею бас-гитарой. Тем не менее профессионализм троих остальных рос. Они теперь в основном собирались в доме Пола, когда Джим был еще на работе. Но однажды он пришел раньше и услышал, как они играют и поют. Джим не интересовался такой музыкой, но чутким ухом бывшего руководителя джаза услышал, что это было что-то новое и довольно интересное. Играли ребята, по его мнению, тоже довольно прилично. Зная об их мытарствах в поисках приглашений, он уговаривал их переключиться на джаз, который был в большом фаворе и имел хорошие площадки. Действительно, почему бы им не исполнять старые, но милые песенки, вроде тех, которые пользовались громадной популярностью в дни его молодости? Например, он бы им помог интересно сделать «Когда святые маршируют» или «Лестница в рай». Но ребята категорически отказались. Они упрямо стояли на своем. И роль Джима в конце концов свелась к тому, что он стал готовить им еду. Джон и Джордж мгновенно съедали все, что им предлагали. Пол был более разборчив – они с Майклом привыкли к вкусным обедам, которые готовил отец. Но все-таки Пол считал, что сладкий крем из яиц и молока Джим приготавливает лучше всех в мире.

«СЕРЕБРЯНЫЕ ЖУКИ»

Одним из центров информации о шоу-бизнесе был джаз-клуб «Джакаранда». Там можно было сидеть хоть целый день за чашечкой остывшего кофе, обсуждая свои вопросы, анализируя коньюнктуру музыкального рынка, поджидая приглашения на выступления.

Хозяином «Джакаранды» был Аллан Уильямс. Он владел многими подобными заведениями в Ливерпуле, но основной доход ему приносила посредническая деятельность на музыкальном рынке, поскольку он хорошо знал поп-музыку и был довольно тонкой артистической натурой (когда-то даже чуть не стал оперным певцом). У него была жена-китаянка, которая помогала ему в кафе, изобретая и приготавливая вкусные яства.

Поначалу Аллан Уильямс весьма скептически относился к компании Джона, считая ребят бездельниками и лентяями, которым вряд ли удастся добиться успеха в жизни. Однако, понаблюдав за ними, стал относиться к ним добрее и даже подбрасывать маленькие ангажементы. Хотя он был плохого мнения об их профессиональных качествах и полагал, что они не умеют играть, но все же рискнул предложить «Мундогз» выступать у него в те дни, когда его постоянный джаз-оркестр был выходной.

В конце 1959 года Аллан показал «Мундогз» «королю британского рок-н-ролла», известному менеджеру Ларри Парнсу. «Король» прибыл из Лондона и искал музыкантов, которые могли бы в течение двух недель сопровождать по Шотландии его новое открытие – певца по имени Джонни Джентл (правда, сначала объявили, что ищут ансамбль для знаменитого Билла Фьюри). Конкурс был жестким, и то, что выбор пал на группу Джона, стало великой радостью для ребят. Еще бы – это их первое официальное приглашение поехать в настоящее турне!

Но для такой поездки нужно было изменить название группы. Сообща поразмыслив, решили последовать примеру американской звезды Бадди Холли – тогдашнего кумира Джона Леннона. Группа Бадди Холли называлась «Crickets» («Сверчки»). Перебрав всех известных им насекомых, они остановились на жуках (the beetles). Быстрый, остроумный Джон немедленно изменил написание «Beetles» на «Beatles», подчеркнув многозначный и многообещающий контекст нового слова, связав его с бит-музыкой.

Действительно, название «Beatles» вызывает целый ряд ассоциаций: удар, ритм, размер, ритмический пульс, регулярное увеличение и уменьшение громкости звучания, такт, взмах дирижерской палочки, даже орнамент. Как глагол это английское слово переводится в значении «беспрестанно ударять», «стучать», «колотить», «отбивать такт». На американском жаргоне «beat» – это сенсационное сообщение, опубликованное в единственной газете.

А слово «beetle», пишущееся через «ее», кроме жука означает еще и колотушку, бабу для забивания свай, трепальную машину для пеньки.

Наконец, в портовом городе, знакомом с пикантными словечками разных народов, бытовало и еще одно значение слова «beetle» – от американского «холостячка», «девушка, ведущая себя независимо».

Как видно, выбранное название содержало букет разнообразных смысловых оттенков и, стало быть, должно было привлекать внимание само по себе. Совокупный смысл, который адресовался к сознанию публики, имидж, который закладывался в новое название группы, сконцентрировался в одном коротком слове «Beatles», которое в Англии, Америке и других англоязычных странах понимают как «жуки-ударники».

Однако поначалу ограничиться одним только словом показалось недостаточным, так как оно все-таки не звучало броско. Поэтому на прослушивании у Ларри Парнса группа выступила как «Silver Beatles» («Серебряные жуки-ударники») и носила это название до конца 1959 года.

О происхождении названия ансамбля рассказал нам сам Леннон в своей первой в жизни газетной заметке «О многозначности названия „Битлз"», которая была опубликована в первом номере ливерпульской музыкальной газеты «Mersey Beat» («Мерсийский бит»). Эту газету стал издавать друг Джона и Стюарта по художественному колледжу Билл Хэрри. По утверждению Джона, название группе подсказал волшебник, который прилетел на ковре-самолете.

Когда название было придумано, нужно было срочно искать ударника. На прослушивании у Ларри Парнса с ними выступал Джонни Хатч из джаз-оркестра, который в тот период играл в клубе Аллана Уильямса «Голубой ангел». Хатч считался одним из лучших ударников Ливерпуля и никогда бы не согласился поехать на гастроли с неизвестными «Серебряными жуками». С собой они взяли безработного в то время Томаса Мура, у которого была своя ударная установка.

Для гастрольной поездки молодые музыканты решили взять псевдонимы. Пол Маккартни стал Полом Районом (Этот псевдоним Маккартни использовал еще раз в 1969 году, когда записал со Стивом Миллером его песню «My Dark Hour» («Мой темный час»)) – это красиво звучало. Джордж Харрисон взял имя своего любимца Карла Перкинса и стал Карлом Харрисоном. Стюарт придумал для себя фамилию Де Стиль – это было название объединения голландских архитекторов и художников 20—30-х годов. Леннон сначала склонялся к имени Джон Силвер (Джон Серебряный), но потом все-таки сохранил свое подлинное имя.

Ансамбль объехал северо-восточное побережье Шотландии, выступая в небольших танцевальных залах. Джордж очень подружился с Джонни Джентлом. Музыканты уже сыгрались, хотя часто спорили, ссорились и обижали друг друга. Больше всех доставалось Стюарту. Но в общем поездка была великолепной. Главное – их имена стояли на афишах.

В конце поездки их автобус попал в аварию, Томми Мур серьезно пострадал. Он пролежал несколько дней в больнице и, чтобы не сорвать поездки, вышел, не поправившись окончательно. Вернувшись в Ливерпуль, Томми решил, что больше не будет играть с группой. Джон расстраивался: Томми Мур был лучшим барабанщиком из всех, которые у них играли.

Больше Ларри Парне им ничего не предложил, и опять начались мытарства в поисках приглашений. Хотя количество бит-групп увеличивалось, на них продолжали смотреть свысока. В почете был традиционный джаз. Джон впоследствии говорил: «Мы всегда были антиджазом... Это глупая музыка, глупее даже, чем рок-н-ролл. Джаз всегда один и тот же. Мы ненавидели джаз еще и потому, что нас не пускали играть туда, где играли они...»

В репертуаре «Серебряных жуков» были песни собственного сочинения, в том числе «Love Me Do», «Thinking Of Linking», «One After 909», «Years Roll Along», «Keep Looking That Way», инструментальные пьесы, как, например, «Looking Glass Catswalk» или «Winston's Walk» и старые песни типа «Ain't She Sweet», «You Are My Sunshine», «Moonglow», «You Were Meant For Me» и другие в новых аранжировках. Эти песни они подбирали по слуху, так как не знали нот.

Дважды им предлагали поиграть в знаменитом «Каверн-клабе» («Пещере»), но больше не приглашали, так как, несмотря на запрет исполнять там рок-н-ролл, они, объявив джазовую пьесу, сыграли «Long Tall Sally».

Они были счастливы, если им удавалось получать приглашения поиграть где-нибудь хотя бы один раз в неделю. В основном это были кабаки, куда приходили проститутки и моряки. Подчас подвыпившие посетители таких заведений не замечали, играет ли в зале ансамбль или автоматический проигрыватель.

Одно время главной резиденцией «Серебряных жуков» стал небольшой стрип-клуб, где им приходилось играть сентиментальную музыку, которая была им явно не по душе. Но здесь хотя бы платили.

Иногда Аллан устраивал им выступления в третьесортных клубах в рабочих районах Ливерпуля. Танцы там, как правило, заканчивались драками. Летели стулья, бутылки из-под пива, переворачивались столы, по полу визжа катались вцепившиеся друг в друга девушки, лилась кровь. В одном из клубов, где они играли, насмерть забили сапогами шестнадцатилетнего парня. Музыканты в эти потасовки не вмешивались. Даже Джон, за которым закрепилась слава драчуна, предпочитал скорее унести ноги – нужно было беречь инструменты. Но однажды после танцев в здании ратуши Литерленда их подкараулили. Дюжие молодцы избили музыкантов. Стюарту проломили голову, из раны всю ночь текла кровь.

Джон усиленно продолжал искать барабанщика. Томми Мур наотрез отказался, как его ни уговаривали. Он навсегда распростился с карьерой музыканта и пошел работать на завод. Свою ударную установку, правда, он оставил «Серебряным жукам».

Поиски были тщетными. Джон даже пошел на хитрость. Каждый раз перед выступлением группы он выходил на сцену и как бы полушутя обращался к аудитории: «Кто из вас считает себя барабанщиком, может подняться сюда и попробовать». Однажды откликнулся здоровенный валлиец. Он стал так усиленно колотить по барабанам, что чуть их не разбил.

ГАМБУРГ

В это время «Битлз», как они стали теперь себя называть, получили приглашение играть в Гамбурге. Произошло это совершенно неожиданно.

Как-то еще в середине 50-х годов в «Джакаранду» забрели гамбургские моряки. Тогда там играл оркестр из Вест-Индии. Вернувшись домой, моряки стали рассказывать, что в ливерпульских кабаках играют великолепную музыку. Оркестрантов из Вест-Индии пригласили в ФРГ.

Аллан Уильямс поехал с ними. В Гамбурге он познакомился с владельцем клуба «Кайзеркеллер» Бруно Кошмидером. Аллан всячески расхваливал Кошмидеру ливерпульских музыкантов, и тот решил пригласить кого-либо из ливерпульцев к себе на Репербан (Репербан – известная во всем мире улица в Гамбурге, где сосредоточены разные увеселительные заведения (публичные дома, стрип-клубы, рестораны и т. п.)). Первым отправился Тони Шеридан. Он был хорошим певцом и гитаристом, но ему не очень везло дома. В Гамбурге Тони имел сенсационный успех. Следующей была ливерпульская рок-группа «Дерри энд Сениорз» – и снова успех. В 1960 году Кошмидер опять обратился к Аллану Уильямсу с просьбой найти для него хороший ансамбль. Ливерпуль в это время буквально кишел рок-группами, многие из которых играли лучше «Битлз». Но у одних были ангажементы дома, другие просто не хотели ехать. И выбор пал на группу Джона Леннона.

Ребята были бесконечно счастливы. Но как ехать без барабанщика? Контракт предусматривал полный состав ансамбля. Тогда-то Маккартни и позвонил Питу Бесту.

Родители не разделяли восторгов молодых музыкантов. В Гамбурге было много такого, что крайне шокировало традиционно строгих англичан. А о Репербане говорили только шепотом. Мона Бест, правда, полностью полагалась на скромность и серьезность сына. Луиза Харрисон тоже не боялась, что ее младший сын пустится на чужбине во все тяжкие: он ведь был совсем маленьким. Что касается Милли Сатклифф, то вопрос о поездке дома не обсуждался: Стюарт просто поставил ее в известность. Он, правда, сам сначала не очень хотел ехать, но Джон уговорил его. Стюарт был рад помочь другу. Хуже дела обстояли у Пола. Он давно уже запустил занятия в Ливерпульском институте. В этом году он сдал только один экзамен по программе средней школы и по настоянию отца остался еще на год в промежуточном классе, чтобы подтянуться и попытаться сдать английский язык и гуманитарные дисциплины на повышенном уровне (Экзамены на получение аттестата об общем образовании сдаются в английской школе по разным программам: 1) на обычном уровне по окончании 5 класса; 2) на повышенном и на стипендиальном уровнях по окончании 6 класса),– отец все еще мечтал, что сын поступит в педагогический колледж. Сам Пол поначалу хотел вообще бросить школу, но сообразил, что если пойдет работать, то не сможет столько времени уделять музыке. И вот как раз сейчас должны были начаться экзамены. Отец и слышать не хотел о Гамбурге. Полу пришлось пригласить для переговоров Аллана Уильямса, и Джим в конце концов дал согласие.

Сложнее всего было уговорить Мими. Она и без того переживала, что Джон бросил колледж, бесконечно куда-то убегает из дома, пишет дурацкие песенки и не занимается ничем путным. Она считала, что «безнравственный» город Гамбург окончательно погубит ее племянника. Джон не мог соблазнить Мими даже перспективой получения хороших денег. Наконец Мими сдалась, и Джон в знак примирения сказал: «Ведь это здорово, Мими. У меня будет 100 фунтов в неделю».

В августе 1960 года пятеро молодых музыкантов, а с ними Аллан Уильямс, его жена, брат жены и знакомый гамбургский менеджер погрузились в автофургон Аллана. На боку фургона было выведено крупными буквами: «BEATLES». Музыканты были в черных свитерах, джинсах и теннисных туфлях, а в багаже находились новые сценические костюмы: пиджаки в клетку, невероятно обуженные черные брюки, белые рубашки с узкими черными галстучками и несколько пар теннисных туфель.

Гамбург в те годы был как бы немецким Ливерпулем. Такая же агломерация близлежащих городов, такой же многонациональный международный порт, такие же портовые сооружения, такой же тоннель под рекой, такая же крупная судоходная компания, обслуживающая линию Гамбург – Нью-Йорк. Только в Гамбурге уже не было следов войны, магазины были переполнены товарами, люди красиво одеты, дома восстановлены.

В Гамбурге их встретил сам Кошмидер. Он повел их в «Кайзеркеллер», и клуб им понравился. Стены помещения были разрисованы сценами из жизни островитян южных морей и океанов, ложи были сделаны в виде гондол, а вместо столиков стояли бочки. Но играть их определили в маленький стрип-клуб «Индра».

Разместились они в крохотных каморках над экраном кинотеатра «Бэмби». С утра до вечера в «Бэмби» шли старые боевики с пальбой, грохотом, криками. Кровать была одна, одеяла вообще отсутствовали, а умываться можно было только в туалете в фойе кинотеатра.

Первое выступление в «Индре» было явно неудачным. Народу собралось мало, но на музыкантов, тем не менее, никто не обращал внимания. Моряки, проститутки, какие-то непонятные типы пили, шумели, занимались своими делами. И ребята растерялись, скисли, играли вяло, пели вполголоса. Аллан Уильямс и Бруно Кошмидер были недовольны: «Надо делать настоящее шоу!» Необходимо было срочно что-то придумывать, чтобы завоевать эту аудиторию.

Здесь никто не знал английского языка, значит, надо было что-то спеть на немецком. Но Джон немецкого совсем не знал. Пол учил его в школе и порядком забыл. Однако он одолел популярную немецкую песенку «Деревянное сердце», и слушатели пришли в восторг.

Еще одна проблема требовала срочного решения. В их репертуаре было не более 30 песен, а играть приходилось семь часов подряд. Джон нашел выход: пороть всякую чепуху под музыку, а музыку повторять по нескольку раз. Это тоже понравилось. По городу поползли слухи о ливерпульцах, в клуб стал собираться народ. Появились поклонники, которые приходили уже регулярно. Их обязательно нужно было удержать. Учить новые песни и репетировать не было времени, а если играть одно и то же, можно наскучить слушателям.

И тогда решили играть длинные и разнообразные импровизации. Думали, спорили, пробовали, слушали, искали красивые созвучия. У них не было музыкального образования, и они интуитивно, благодаря своим способностям и упорству находили то, чему другие учатся в музыкальных учебных заведениях. Сами того не зная, они научились гармоническому варьированию, разработали разнообразные приемы модуляции. Это уже было то, что со временем выделило «Битлз» в особую категорию поп-музыкантов и помогло им создать собственный музыкальный язык. Такая вынужденная практика импровизации обогатила опыт ансамблевой игры и пения музыкантов группы, помогла им опробовать возможности своих инструментов, расширить пределы своих собственных умений и навыков, найти варианты сочетаний голосов.

Однако удлинение номеров за счет импровизации было половинчатым решением проблемы нехватки репертуара. Импровизировать бесконечно нельзя – слушатели здесь не те тонкие знатоки, которые посещают джаз-клубы.

И ребята нашли еще один выход. В Ливерпуле они всегда вели себя на сцене непринужденно. Они разговаривали друг с другом и с залом, смеялись, спорили и ссорились между собой, ели, пили, разгуливали по сцене. Это нравилось молодежи. Вместе – музыканты и слушатели – они составляли одно целое. Однако то, что срабатывало в молодежной аудитории, не могло стать эффективным в этой разношерстной толпе. И Джон придумал включить в программы выступлений «Битлз» элементы буффонады и мьюзикла.

Совместными усилиями удалось вычленить набор общезначимых тем, которые можно было успешно обыгрывать с этими грубоватыми людьми: гитлеризм и фашизм, нелепости быта, секс, промахи провинциала на Репербане. Джон шаржированно гримировался под Адольфа Гитлера и в таком виде исполнял соло на гитаре. Кривлянья и малопочтенные жесты пародируемого персонажа вызывали восторг аудитории. В другом номере Леннон выскакивал на сцену с нацистским приветствием и с одурелым выражением лица, нацепив на шею сиденье от унитаза и засунув в рот сосиску. Молодой задор и нахальство действовали безотказно. Публика каталась от хохота. Но больше всего оваций срывал Джон, когда у него на сцене сваливались штаны и он убегал за кулисы в трусах.

Однако, как это часто случается, в тот самый момент, когда «Битлз» завоевали сердца посетителей «Индры», когда туда повалил народ, ее закрыли, потому что люди, живущие в соседних домах, стали жаловаться на ужасный шум. «Битлз» перешли в «Кайзеркеллер». Там они стали играть попеременно с «Роури Сторм энд Харрикейнз» – еще одной ливерпульской группой, которую пригласил Кошмидер. Это была очень хорошая группа, лучшая в Ливерпуле.

В «Кайзеркеллере» музыканты вынуждены были сидеть безвыходно по двенадцать часов вместо восьми. Перерывов не было. Когда на сцене играли одни, другие ждали своего выхода тут же в зале, сидя за столиком и накачиваясь спиртным. Пили они и на сцене, потому что благодарные посетители посылали им вино и пиво прямо туда.

Несколько лет спустя, вспоминая Гамбург, Джон удивлялся, как в таких условиях им удалось сохранить здоровье. Правда, у Стюарта все время болела голова, а у остальных были напряжены нервы. И все были в любую минуту готовы к ссоре – часто из-за пустяков.

Обе группы подружились. Подружились они и с Тони Шериданом. Джон считал, что «Роури Сторм энд Харрикейнз»,посильнее, чем «Битлз». Играли они громче, напористее, а ударник их делал такой бит, что аудитория впадала в транс.

Пит Бест, напротив, был чрезвычайно сдержанным, сосредоточенным, неулыбчивым. Джону не нравилась и игра Пита. Казалось странным, что он пользовался успехом у публики и буквально сводил с ума девушек. По мнению Джона, Пит не вписывался в ансамбль. В общем, назревал конфликт. Конечно, плох был и Стюарт. Джон кричал на них обоих, причем Стюарт расстраивался, а Пит не обращал на это внимания.

В остальном все было неплохо. Все вместе ребята бродили по городу, заходили в магазины, где было столько всего привлекательного. Джону и Полу нравились бары, пивные, всякие злачные места. Деньги уплывали неизвестно куда, правда, их и было-то очень мало. Приходилось экономить на еде: на обед ели бифштекс с яйцом, вечером довольствовались чипсами и пакетом молока. Зато можно было наслаждаться немецким пивом. Пит с ними никуда не ходил. Он всегда был чем-то занят. В магазинах он покупал только детали для своей установки.

Спать приходилось очень мало: клуб закрывался далеко за полночь, а утром будил шум – начинался сеанс в кинотеатре, днем было то же самое. Чтобы не засыпать вечером в клубе, все, кроме Пита, стали принимать наркотик. Это было лекарство для похудения «Прелюдии», обладающее наркотическими свойствами. Джон очень скоро начал употреблять его гораздо чаще, чем это требовалось.

Ударник в группе «Роури Сторм энд Харрикейнз» был маленький, худенький, бородатый, с огромными синими глазами и с кольцами на каждом пальце. Настоящее имя этого парня было Ричард Старки, но на сцене он становился Ринго Старром: Ринго потому, что носил кольца, Старр потому, что исполнял соло на барабанах (От англ. ring – кольцо и star – звезда, ведущий актер, гвоздь программы). Все свободное время он проводил в зале. Когда играли «Битлз», он посылал им записки с заявками, прося исполнить тот или иной номер. Джорджу он очень не нравился: «Я не мог на него смотреть. Торчащие дыбом серые космы вызывали у меня отвращение. Но этим противным типом оказался Ринго – самый лучший из нас».

Ринго действительно оказался очень симпатичным парнем, мягким и добрым. Он везде неотступно следовал за группой Джона. Когда один из солистов ансамбля «Роури Сторм энд Харрикейнз» решил записать пластинку, он пригласил «Битлз» как сопровождающую группу, а они, в свою очередь, пригласили Ринго, ничего не сказав Питу.

Эта поездка очень много дала «Битлз» как музыкантам. Они научились играть громко, мощно, эмоционально, они поняли, что нужно потрясать и поражать аудиторию, в то же время не замечая ее, они создали свой музыкальный стиль, они выработали стереотипы сценического поведения, рассчитанные на потребителя, а главное – они поверили в себя. Гамбург помог им найти свое лицо.

В этой поездке ансамбль обрел своих первых «битлома-нов». Это были представители гамбургской богемы – студенты, художники, интеллигенция. Они проповедовали экзистенциализм, пессимизм, абсурдность мира и т. п., что было неведомо ни Джону, ни его музыкантам. Экзистенциализм в то время был еще мало распространен в Англии, но очень популярен в Германии, особенно Западной. Он поголовно притягивал к себе молодежь многообещающими идеями свободы самовыражения, главное – свободы выбора, секса, потребными горячему сердцу, здоровому телу и буйной голове.

Все началось с того, что студент художественного института Клаус Форман случайно забрел в «Кайзеркел-лер». Он был заворожен игрой музыкантов из Ливерпуля, быстро сблизился с ними и вскоре познакомил их со своей приятельницей – художницей и профессиональным фотографом Астрид Кирхгер, а потом еще с несколькими молодыми людьми их круга. Астрид была очень красивой девушкой с аристократическими манерами. У нее были огромные темные глаза, светло-золотистые волосы и белоснежная кожа. От нее веяло респектабельностью и благополучием. Одевалась она богато и необычно. Увидев ее, скупой на комплименты Джон буркнул: «Вроде бы ничего». Молоденький Джордж Харрисон был пленен, смущенный Пол делал вид, что очень занят делами группы, Пит Бест не проявил никаких эмоций. Астрид же из всех битлзов сразу выделила Стюарта. Но ей нравились и остальные – смешные английские «тедди-бойз».

Все подружились. «Экзис», как стал называть новых знакомых Джон, каждый вечер приходили в клуб. После того как он закрывался, всей компанией шли либо к Астрид, либо к кому-то из ее друзей. Астрид часто их фотографировала. Ее снимки были удивительными по замыслу и композиции. Она фотографировала ребят в доках, на ярмарочной площади, на эскалаторе, на рельсах железнодорожной линии, на набережной канала. Позы и лица Астрид схватывала в самых неожиданных и мимолетных ракурсах. Казалось, она их видела насквозь: Джон на фото был вызывающе дерзким и самоуверенным, Пол – очаровательным молоденьким денди, Джордж – красивым мальчиком, Стюарт – привлекательно-загадочным и отрешенным. Пита она не фотографировала – он категорически отказывался. Один снимок, который сделала Астрид, особенно поражал своей необычностью: на черном фоне высвечивались только половины лиц Джона, Пола, Джорджа и Стюарта. Впоследствии эта идея была использована при оформлении обложки первого американского альбома «Битлз».