Текст книги "Время между нами"
Автор книги: Тамара Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Можно выйти из класса, притворившись, что мне внезапно стало плохо. Или можно пойти и занять место рядом с
сеньором
Кестлером на другой стороне класса, будто я не разобрала, что сказал учитель из-за его жуткого акцента. Но, как всегда, было уже поздно. Беннетт слышал все указания так же четко, как и я, и теперь смотрит на меня, словно хочет сказать «не бойся, я не кусаюсь». Он делает движение головой вверх, словно просит меня подняться, я встаю, он разворачивает мою парту к себе лицом.
– Привет! – говорю я, как только мы занимаем свои места.
– Привет! Анна, правильно? – Сейчас, произнося мое имя, Беннетт выглядит совершенно спокойным, ни намека на то странное поведение два дня назад в столовой.
– Ага. – Я опускаю глаза и смотрю в стол, куда угодно, лишь бы не в его глаза, иначе рискую утонуть в них снова. – А ты Беннетт.
Он кивает.
– Тебя обычно называют Бен? – Боже! Ну зачем я это спросила!
Он улыбается.
– Нет. Просто…Беннетт.
И опять я вся покраснела как рак. Интересно, ему бы хотелось увидеть меня с нормальным цветом лица, мне вот хотелось бы увидеть его с другой стрижкой.
– Спасибо, что одолжил. – Я протягиваю ему карандаш, а у самой на языке вертится столько вопросов к нему, что только успевай задавать, но когда он сидит так близко, прямо напротив меня, не могу произнести ни слова.
– Всегда, пожалуйста, – говорит он, и кладет его в углубление деревянной парты. Должно быть, этот карандаш обладает какими-то особыми свойствами, раз втянул нас во все это.
– Какое у нас сегодня задание? – спрашивает Беннетт, наклоняясь вперед, я просматриваю вопросы.
– Боюсь, это довольно трудно. – Я протягиваю руку и кладу карточку со словами перед ним.
Он берет ее и расплывается в улыбке.
– О, ну это легко. – И он наклоняется вперед, словно собирается раскрыть мне какой-то секрет. – Я уже проходил собеседование на должность официанта, и это было как раз в Мадриде.
– Что, серьезно?
– Нет, конечно, – он улыбается, – я шучу.
Кажется, я рассмеялась слишком громко.
– Хорошо. – Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы, и прижимаю руки к парте, так будет незаметно, что они трясутся. Теперь уже я наклоняюсь к нему и говорю:
– Вообще не представляю, как надо наниматься на работу в этой стране, хотя и в любой другой тоже.
Забираю карточку у него со стола и откидываюсь на спинку стула, стараюсь выглядеть как можно более расслабленной.
– Итак, – начинаю я, старательно произнося испанские слова, – расскажите мне о вашем опыте работы официантом, сеньор Купер.
Беннетт начинает подробно описывать свою работу в воображаемых ресторанах по всей Испании. Отлично построенными предложениями он описывает свой профессиональный опыт в уборке крошек. Он объясняет, каким образом он может уговорить посетителей заказать блюдо дня вместо того, что они уже выбрали. Рассказывает, что может одновременно обслуживать десять столиков и даже большие праздничные ужины и что он всегда получает больше чаевых, чем все другие официанты. Он рассказывает обо всем этом с невозмутимым видом и еле заметным блеском в глазах.
Я понимаю его испанский, но мне все равно приходится сосредоточиться, чтобы понять все слова. У него красивое произношение. Его голос спокойный и уверенный, ритм неторопливый, и я практически не могу пошевелиться, очарованная силой его голоса. Теперь он рассказывает об еще одной выдуманной работе в ресторане Севильи под названием «El Mesero Mejor», что значит «Лучший официант».
В конце его рассказа я невольно улыбаюсь. Смеюсь. И даже немного прихожу в трепет. И вот он, наконец, подводит итог:
– Как вы видите, я прекрасно подхожу для вашего ресторана.
Даже не знаю, сколько времени прошло между его последним предложением и следующей фразой:
– Ну и? – Подняв брови, он ждет ответа.
Понимаю, что он опять заметил, как я уставилась на него, в смущении закусываю губу и жду, когда вспыхнет мое лицо, но этого почему-то не происходит. Тогда я продолжаю:
– Вы приняты на работу. – И пожимаю плечами.
– Ух ты! Вот так просто? – говорит он, уже на английском. – Легко с таким управляющим как ты.
Пытаюсь ответить что-нибудь умное, но в голове, как назло, пусто.
– Ты замечательно говоришь по-испански, – произношу я вместо этого.
– Я был в Барселоне прошлым летом, обучающая программа.
Я улыбаюсь, представила его живущим в Барселоне в семье местных жителей.
– Я тоже бы так хотела. Это, наверное, очень круто – там жить, полностью погрузиться в чужую культуру.
– Да.. Это было просто потрясающе! – Он кладет руки на парту. – А ты? Ты когда-нибудь была в Испании?
– Нет, – отвечаю я еле слышно. – Я.. вообще нигде не была. Я работаю в книжном магазине отца и много времени провожу в отделе про путешествия. Только так и узнаю об остальном мире.
– Ты меня удивляешь. – Он наклоняется ко мне ближе, словно хочет раскрыть секрет. – Я всего третий день здесь, и мне кажется, что в этой школе все только и делают, что путешествуют.
– Так и есть. – Я пожимаю плечами. – Боюсь, только… что я не из их числа.
– Итак, ты работаешь в книжном магазине. – Это скорее утверждение, чем вопрос. – И читаешь книги о путешествиях.
Я смотрю на него и пытаюсь придумать ответ. Я невероятно смущена тем, что оказалась самым бедным учеником в этой школе для богатых, но ему это знать ни к чему.
– Так и есть. А ты, я вижу, много путешествуешь.
– Я? – Он смотрит на стол. – Да. Можно сказать и так… – Он умолкает, пытаясь сдержать улыбку.
– Я люблю путешествовать, – говорит Беннетт. Должно быть, выражение лица выдает смущение, потому что он тут же становится серьезным и поясняет. – Да. Я много путешествую… Всегда, когда есть возможность.
– Везет тебе. – Это прозвучало как-то резко, поэтому мне тут же захотелось забрать свои слова назад. – Извини. Я, наверное, показалась тебе грубой. Я не хотела.
– Нет.
Он же не виноват в том, что я практически никуда не выезжала за пределы штата.
– Ты не была грубой.
– Думаю, тот, кто хочет путешествовать, найдет способ это сделать. Просто нужно подойти к этому творчески.
Внезапно появляется сеньор Арготта и оказывается в пределах слышимости, тогда Беннетт снова переключается на испанский. Он смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Знаешь, есть такое выражение «La vida es una aventura atrevida o no es nada»
(исп. – Жизнь – это либо дерзкое приключение, либо ничто)
.
Затем смотрит украдкой и задумывается.
– Не помню, чьи это слова.
Я еле заметно улыбаюсь.
– Что? – Беннетт улыбается вместе со мной, хотя и озадачен, что же меня так развеселило.
– Хелен Келлер, – шепчу я, вспомнив плакат, провисевший целый год в кабинете английского у мисс Уотерс, когда я училась в седьмом классе, на нем была изображена белая парусная лодка, борющаяся с течением, внизу была цитата «Жизнь – это либо дерзкое приключение, либо ничто».
– И скорее всего она сказала это не на испанском.
Я стараюсь сдержать улыбку, но не получается.
– Нет, скорее всего, нет.
Мы оба широко улыбаемся и продолжаем смотреть друг на друга, но мне приходится разорвать эту связь – смотрю наверх, нужно убедиться, что Арготта не слышит, как мы разговариваем на английском. Но он прохаживается по классу, склоняется над одной из групп, чтобы помочь им с переводом. Когда я снова поворачиваюсь к Беннетту, то обнаруживаю, что он все это время не отрывал от меня глаз.
– Знаешь, не важно, на каком языке эта фраза, – говорю я, – но я с ней согласна. Что касается меня, то я согласна, если в моей жизни будет как можно больше путешествий и как можно меньше ничего.
Вдруг улыбка исчезает с его лица, и он смотрит на меня уже серьезно. Такое ощущение, что он хочет сказать мне что-то очень важное, но вместо этого лишь плотнее сжимает губы. Я все еще смотрю на него в ожидании, но в итоге понимаю, что он твердо решил промолчать.
– Ты что-то хотел мне сказать? – не выдерживаю я.
Он слегка улыбается.
– В общем-то да…
Но тут звенит звонок.
– Не важно, – говорит он, поднимается и направляется к выходу. – Увидимся позже, ладно?
Наблюдаю, как он идет по классу и выходит в коридор. Взгляд возвращается к парте, и я вижу, что карандаш так и остался лежать в углублении, куда его положил Беннетт. Скручиваю волосы, одной рукой придерживая их, а другой – закрепляю на месте при помощи карандаша.
◄►◄►◄►
Увидимся позже. Так он сказал три дня назад. Увидимся позже. Но позже я его так и не увидела. Его не было в столовой, я не наткнулась на него в Пончике, и в толпе учеников его также не было.
Он был на уроке испанского и в среду, и в пятницу – и оба раза, я уверена, он постоянно поглядывал на дверь в ожидании меня, но как только я входила в класс, он тут же переводил взгляд, уставившись в стол. Его лицо больше не сияло, когда он видел меня, он больше не улыбался своим мыслям, пока чертил что-то в тетради – оба раза он даже не взглянул на меня, когда я занимала свое место. Каждый раз я собиралась вернуть ему карандаш, но он тут же выскакивал из класса, стоило только прозвенеть звонку. Словно нашего с ним разговора никогда и не было.
Шторм, начавшийся еще утром в субботу, не позволяет выйти на пробежку, не дает спать всю ночь и вообще не выпускает из дома почти до полудня. Я бреду в книжный магазин, словно во сне. И как только умудрилась ничего не сломать себе по пути? В кофейне на углу решаю вознаградить себя чашкой латте. Но даже после этой остановки у меня есть еще пятнадцать минут до смены, так что я решаю забежать в музыкальный магазин.
– Анна! – кричит Джастин, как можно громче, чтобы перекричать фоновую музыку, которая доносится откуда-то из-под потолка, божественная, проникающая в каждый уголок помещения. Он выходит из-за прилавка и заключает меня в объятия.
– Я так надеялся, что ты заглянешь на выходных.
– Привет, дружище! – говорю я, а сама тихо себя ругаю за то, что опять так его назвала. Это еще хуже, чем называть его Веснушкой, но слова «дружище», «приятель» и подобные им синонимы так и выскакивают из меня, когда я вижу его. Буквально на секунду он отстраняется и смотрит на меня, но даже за такое короткое время я замечаю – ему обидно, когда я его так называю.
– Что играет? – спрашиваю я и указываю наверх туда, где раздается музыка.
Он придвигается ближе.
– Вот, заполучил. – Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто его не услышит, но подслушивать некому – мы тут одни.
– Барабанщик из Nirvana записал демо, Эллиот мне одолжил на время.
Я не знакома с Эллиотом, но уверена, что это какой-то важный человек со студенческой радиостанции Северо-Западного университета, где Джастин проходит практику последние три месяца. И если я мечтаю посетить далекие страны, то он хочет переехать в многоэтажное студенческое общежитие вниз по улице, специализироваться на радиовещании и во время учебы подрабатывать диджеем на легендарной станции The Rock Show.
– Хочешь дам послушать? – спрашивает он и подходит еще ближе.
– Да нет, не нужно. – Мотаю я головой, но он даже не замечает – уже отошел, скрылся за прилавком и выключил музыку. Возвращается, несет диск. – Вот, возьми. Расскажешь потом, как тебе.
– Серьезно?
– Конечно. Только верни на следующей неделе.
– Спасибо. Это так круто, – говорю я, прижимая диск к груди.
– Тебе должно понравится.
– Уверена, что понравится. Ты же знаешь, я доверяю твоему вкусу.
Я поднимаю глаза и вижу, как он смотрит на меня, и в этот момент понимаю, что он хочет сделать. Он хочет меня поцеловать.
– А еще что-то новенькое есть? – пытаюсь я переключить его внимание на новые релизы на прилавке.
– Здесь такого нет. – Он улыбается мне и машет рукой, чтобы я следовала за ним, идет к своему обычному месту за прилавком. Вдруг исчезает под ним и появляется уже с диском в руках. Обложка коробки раскрашена акварельными красками – голубыми, красными, зелеными. Они образовывают затейливые узоры и чуть тускнеют по бокам. Как и любая акварель, эта вещь – уникальна. Единственная в своем роде. И будет отлично смотреться на моей полке в спальне.
– Новая подборка хитов! – Я хватаю коробочку, раскрываю ее и начинаю читать названия треков.
– Ты даже представить себе не можешь, как мне уже надоело слушать одни и те же треки на моем диске. Твои мне всегда больше нравились.
– Должен сказать, что на этот раз я превзошел сам себя. – Он улыбается и краснеет, из-за этого веснушки на его лице совсем пропадают. Я знаю его очень хорошо, как ни одного другого парня, и даже на секунду жалею, что воспринимаю его только как друга.
– Уверена, что так и есть. – И опять это чувство. Наверное, сейчас в его голове возникает, словно кадр из фильма, такая картина – я перегибаюсь через прилавок и начинаю срывать с него рубашку. Но вместо этого я смотрю на часы. 15:59.
– Мне нужно бежать. – Я жестом указываю на книжный магазин через дорогу.
– Нужно сменить папу. Может, хочешь что-нибудь почитать? – Я хватаю новый диск. – Ты – мне, я – тебе.
Он кивает.
– Вообще-то я хотел спросить у тебя…
Но тут Джастин замолкает, мы оба смотрим на дверь, в которую входит девушка с нагрудным знаком одного из женских обществ Университета, она проходит прямо к прилавку и занимает очередь за мной. Джастин бросает на меня недовольный взгляд.
– Не важно. Постараюсь зайти в книжный попозже.
Поворачиваюсь к нему спиной и издаю вздох облегчения, как же я благодарна обществу Три-Дельта за подаренное мне время.
◄►◄►◄►
Время ползет очень медленно. Студенты Северо-Западного университета заходят, осматривают прилавки и уходят. Заходят мамочки, ведя за собой детей, просматривают отдел с книгами, рекомендованными книжным клубом, в то время пока их дети роются в секции с иллюстрированным книжками, как всегда, оставляя беспорядок. Я провожу оплату по картам, расставляю книги по своим местам, переплет к переплету, новые книги ставлю на самое видное место и все это время читаю гид Мишлена по Лазурному берегу. 20:50. Подсчитываю дневную выручку, складываю деньги в зеленый виниловый конверт и запираю его в сейфе, в подсобном помещении. Переворачиваю табличку «Закрыто» на входной двери и закрываю дверь на замок.
В кофейне просто не протолкнуться. Последние сессии в Северо-Западном сданы, и сегодня уже никто не занимается. Многие выглядят очень изможденными и изнуренными, словно начали праздновать еще вечером в пятницу.
В итоге прохожу мимо, как бы между делом заглядывая в окно – нет ли внутри Джастина с его друзьями с радиостанции. Он с таким воодушевлением разговаривал со мной сегодня, но в книжный так и не зашел..
Иду дальше, заворачиваю за угол, направляюсь в свой темный и тихий квартал. Вдруг в парке через улицу вижу какое-то движение, замедляю шаг и украдкой вглядываюсь в темноту. Разобрать трудно, но там точно кто-то есть, снова прищуриваю глаза и присматриваюсь, пока не различаю очертания человека, скрючившегося на скамейке и раскачивающегося взад-вперед. Захожу на газон, хочу взглянуть поближе. И от изумления открываю рот – я узнаю этого человека даже с такого расстояния.
Кажется, ноги сами направляются к нему, и вот я достигаю предела слышимости и шепчу:
– Беннетт? Это ты?
Ответа нет, но теперь я достаточно близко к нему и могу разобрать тихий стон.
– Беннетт?
Понемногу подхожу ближе.
– С тобой все в порядке?
– Уходи, – стонет он. Пытается поднять голову, но снова роняет ее на колени, трет виски и издает непонятные гортанные звуки. До меня начинает доходить, что он пытается мне что-то сказать, и я наклоняюсь ближе к нему.
– Я не могу уйти, – всхлипывает он. – Я должен найти ее.
Он обхватывает себя руками, стонет и постоянно повторяет эти слова. Смотрю на него и понимаю, что начинаю все больше приходить в ужас.
Неожиданно он останавливается, его глаза находят меня. Кажется, он удивлен, обнаружив, что я стою рядом с ним.
– Анна?
– Да, это я. Давай я приведу кого-нибудь на помощь. Оставайся здесь, я скоро вернусь.
– Нет! – Это единственное слово он произносит твердо, но немного вымучено, и я понимаю, что в одиночку ему со всем этим не справиться.
– Беннетт, тебе нужна помощь, – говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Нет. – Он тянется и хватает меня за запястье. – Пожалуйста. Не. Уходи.
Похолодев, я останавливаюсь и оборачиваюсь. Кажется, он прикладывает все усилия, чтобы поднять голову.
– Это… – Он глубоко вдыхает. – …все сейчас пройдет.
Но я ему не верю. Не смотря на то, что на улице холодно, и скамейка, на которой он сидит, покрыта инеем, на его лбу выступили капли пота и теперь стекают по лицу. Он выглядит так, словно только что пробежал короткую дистанцию, сосредоточен на каждом вдохе и выдохе.
– Пожалуйста. Просто. Сядь.
Осматриваю непроглядную темень парка, бросаю рюкзак на землю возле его ног и опускаюсь на колени рядом с ним. Не могу заставить сесть себя на холодную скамейку.
– Сейчас пройдет. – Беннетт снова трет виски и медленно поднимает голову. Теперь его голос звучит увереннее.
– Это просто мигрень, – произносит он между вдохами. – У меня это началось, когда.. – Тут его голос умолкает.
– Просто посиди со мной, Анна. Пожалуйста.
Я поглядываю в сторону кофейни.
Не отдавая себе отчета, начинаю поглаживать его по спине, словно я друг, с которым он давно знаком – так обычно делает моя мама, когда хочет меня поддержать, но тут же одергиваю себя и заставляю убрать руки. Следующие пять минут сидим в тишине, не слышно ничего, кроме его тяжелого дыхания.
– Ты просто дыши, – говорю я. Понимаю, что это не поможет, но это все, что смогло прийти мне в голову.
Наконец он выпрямляется.
– Могу я попросить тебя об одном одолжении? – Он еще не успел объяснить, в чем оно состоит, а я уже киваю.
– Не рассказывай об этом никому.
– Не буду. – Снова киваю и вижу, как капельки пота стекают по его щекам.
– Но может мне все-таки принести немного воды? Я мигом.
Он не говорит «да», но ведь не в его положении сейчас спорить. И пока он не успел передумать и не остановил меня, я встаю, оставляя рюкзак у него в ногах, и быстро бегу к кофейне. Девушка за стойкой дает мне стакан ледяной воды, и вот я уже со всех ног бегу обратно к скамейке.
– Вот… – начинаю я, но мои слова повисают в воздухе. Мой рюкзак лежит на замерзшей земле там, где я его оставила, а вот Беннетта уже и след простыл.
Беннетта не было на уроке испанского в понедельник. И во вторник. Я потихоньку начинаю сходить с ума от беспокойства, а вот мисс Доусон из администрации, кажется, совсем этим не обеспокоена.
– Может быть, просто дадите мне его номер телефона? – умоляю я. – Я только хочу убедиться, что с ним все в порядке.
Напускаю на себя самый серьезный вид, чтобы казаться очень ответственной, но это не производит нужного эффекта.
Рассказывая мисс Доусон о Беннетте, я, конечно же, упустила большую часть истории – ничего не сказала о парке, о поте, стекающем по его лицу, и о том, что он постоянно твердил, что ему нужно кого-то найти. Уж не знаю, какую часть всего происходящего имел в виду Беннетт, говоря «только не рассказывай об этом никому», но я решила, что речь точно была не о мигрени, потому что никакой другой причины, чтобы попытаться выяснить в администрации его личные данные, придумать я не смогла.
– Мисс Грин, я понимаю, что у вас благие намерения, но вы же знаете, что сообщать конфиденциальную информацию об учениках – это против правил. Мне очень жаль.
Она говорит все это весьма поучительным тоном, и ничуть не похоже, что она сожалеет.
– Уверенна, завтра он появится.
Да откуда ты, черт возьми, можешь это знать?
Вот, что мне хотелось выкрикнуть ей в ответ, но вместо этого я лишь бормочу: – Спасибо, – и выскальзываю за дверь. Ну зачем я оставила его там одного! Он всего лишь хотел, чтобы я посидела рядом, а я ушла, оставила его на холодной скамейке в темном пустынном парке, задыхающегося и всего в поту.
Я направляюсь в раздевалку, переодеваюсь, но услышав веселую болтовню друзей по команде, вдруг прихожу в ужас от того, что сейчас придется бегать по треку полному людей. Поэтому, не долго думая, решаю улизнуть из раздевалки, пока никто не заметил меня и не заставил передумать, отправляюсь на холод бегать по пересеченной местности. Бегу и стараюсь слушать звуки ветра и деревьев, слушать, как мои ноги шлепают по грязной дороге, но вместо этого слышу лишь его голос у себя в голове: «Просто посиди со мной, Анна. Пожалуйста». Чувствую себя ужасно.
◄►◄►◄►
Как потом выяснилось, мисс Доусон ошиблась. Беннетт не появился в школе в среду. И в четверг его тоже не было. Пятница. Вторая половина дня, где-то между пятью и шестью часами. Иду по Пончику – уже почти прихожу в отчаяние от того, что впереди выходные, а я так и не выяснила, что случилось с Беннеттом – и тут решение само возникает у меня в голове, словно ниоткуда. Да! Это мой единственный шанс!
Бегу к шкафчику Эммы, жду ее – ну куда же она запропастилась! Звенит звонок, вырываю лист из тетради и второпях царапаю: «Мне нужно с тобой поговорить». Сворачиваю бумажку и кидаю в одно из отверстий шкафчика, бегу в класс.
Заканчивается урок, и я со всех ног снова бегу к шкафчику Эммы. Вот она! Читает мою записку.
– Эм, мне нужна твоя помощь, – выпаливаю я. – Сможешь достать для меня кое-что из офиса администрации?
– Возможно.
– Мне нужен номер телефона Беннетта Купера. Я пыталась выпросить его у Доусон, но она мне отказала. Она же так любит, когда ты приходишь к ним в офис и расспрашиваешь о планируемом аукционе, может быть, тебе она скажет?
Она начинает что-то говорить, но я останавливаю ее. – Пожалуйста, не спрашивай зачем. Но мне очень нужен этот номер.
Эмма сжимает губы и поднимает брови. И теперь смотрит на меня этим своим «давай же расскажи мне все» взглядом.
– Послушай. Я наткнулась на него в прошлое воскресенье, и он выглядел…очень больным. А теперь вот уже неделю не появляется в школе. Я просто хочу убедиться, что с ним все в порядке.
Ну вот я сказала. Теперь стою, облокотившись на ее шкафчик, и жду, что меня будут пытать, но на лице Эммы мелькает лишь ухмылка.
– Да ты хочешь закадрить его! – Смеется она так громко, что тут же начинает озираться – не слышал ли ее кто-нибудь. – Ну, давай, расскажи же. Он тебе понравился, так ведь?
Мы стоим и смотрим друг на друга в упор. Я молчу. Она повторяет:
–Так ведь?
Шумно выдыхаю, выпуская воздух, который сжимает мои легкие.
– Я просто о нем беспокоюсь.
Она смотрит на меня своими большими глазами. И я не выдерживаю.
– Ну ладно, пусть так.
Она ухмыляется.
– Первый шаг – это признать, что ты бессильна, – говорит она, перевирая первый из двенадцати шагов для анонимных алкоголиков.
– Посмотрим, что я смогу для тебя сделать. Встретимся возле машины после занятий.
– Как ты собираешься его достать?
– Еще не знаю, но что-нибудь придумаю.
Час спустя, в уютном тепле Сааба, Эмма с воодушевлением рассказывает о проведенных ею хитрых манипуляциях.
– Не могу сказать, что в том, как все пошло с самого начала, была именно моя заслуга. Мне просто повезло, – рассказывает она, выезжая с парковки. – В общем, я вошла. Доусон как раз в этот момент разговаривала по телефону – с Арготтой, как я поняла – она говорила о том, что на этой неделе будет работа по испанскому, и поэтому ей нужно завезти ее домой Беннетту Куперу сегодня вечером. – При звуке его имени бабочки запорхали у меня в животе. Боже, кто-нибудь пристрелите меня.
– Ну, естественно, я вызвалась отвезти это задание.
– Так она дала тебе его домашнее задание?
– Нет. Она сказала, что я тут ничем помочь не могу – ей не позволено отдавать домашние задания других учеников.
Даже вам, мисс Аткинс
. – И она очень точно изображает голос мисс Доусон.
– Ну. Так ты достала его?
– Конечно, достала.
– Здорово. И где же?
– Я уже почти до этого дошла. – Она выруливает на улицу и тут же подрезает проезжавшую мимо машину, та громко ей сигналит.
– Итак, я начинаю задавать ей вопросы об аукционе – это же и было нашей легендой, так ведь? Доусон начинает рассказывать мне о чудесном домике Алленсов в Висконсине.
– Ой, ну брось. Не мучай меня. Давай уже ближе к делу.
– Ладно, ладно. Ну ,так вот, мы разговариваем об аукционе, и тут входит сеньор Арготта и оставляет на стойке пачку бумаг. Она благодарит его, он уходит, она подходит к монитору – а сама все рассказывает мне об антикварных фотографиях, которые кто-то там жертвует для аукциона – хватает бумаги, пишет адрес и приклеивает его на пачку.
– Ну и?
Тут она делает драматическую паузу.
– 282, Гринвуд.
– А номер телефона? Ты его достала?
Она поворачивает ко мне голову.
– Ты шутишь? Никаких тебе «Спасибо, Эмма»? Никаких – «Эмма – ты просто потрясающа»?
И она снова переводит взгляд на дорогу, качая головой.
– Я хотела лишь позвонить..
– Ну, номер телефона на бумажке она не написала, а экрана монитора, я не увидела. Но разве я не заполучила кое-что получше, чем просто номер телефона?
– Да. Но тогда мне придется туда ехать. – От этой мысли я вздрагиваю.
Эмма довольно улыбается, она всегда так улыбается, когда все происходит так, как она рассчитывает.
– Вот именно.
◄►◄►◄►
Не могу поверить, что все-таки пошла на это.
В который раз выглядываю из-за высокой изгороди и смотрю на дом. Впечатляюще. Два, или даже три этажа. В Тюдоровском стиле. И есть сарай на заднем дворе, если я правильно разглядела с этого расстояния за те три раза, что подходила, но каждый раз, испугавшись, снова пряталась за изгородью.
Боже! Что я вообще здесь делаю?
Тяжело вздыхаю, выхожу из-за изгороди и опять иду к дому – на этот раз уже боле уверенно – подхожу к недавно расчищенной дорожке. Еще только 17.30, но уже почти стемнело, а я дрожу, взбираюсь по ступенькам крыльца. Ну вот, я и наверху, берусь за дверное кольцо в виде головы льва, и делаю глубокий вдох перед тем, как постучать.
Жду.
Ответа нет.
Стучу снова, поплотнее закутываясь в пальто от ветра и радуясь тому, что догадалась сменить юбку и колготки на джинсы.
Так и не дождавшись, уже поворачиваюсь, чтобы уйти, как вдруг слышу шаги.
– Кто там? – спрашивает голос из-за двери, мне кажется, что он принадлежит пожилой женщине.
– Извините. Думаю, это не важно. – Отступаю назад и направляюсь к ступенькам. – Наверное, я ошиблась домом.
Но дверной засов издает глухой стук, и дверь медленно открывается. Я вижу женщину. Она не молода, но и пожилой ее назвать трудно, яркая, у нее длинные седые волосы и голубые, с поволокой, глаза. Она в темной, свободного покроя одежде, сверху наброшен красный шелковый шарф, она улыбается мне, на лице у нее явно читается любопытство.
– Привет, – она открывает дверь еще шире, приглашая меня пройти.
– Привет. Я ищу парня по имени Беннетт, но видимо я ошиблась адресом, – отвечаю я и снова поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Нет, ты не ошиблась. Беннетт живет здесь. Проходи, согрейся. – И она чуть отходит в сторону, чтобы я могла войти.
– Я Мэгги, – говорит она и протягивает мне руку.
– Анна. – Я пожимаю руку, попутно гадая, кем она может приходиться Беннетту.
– Ты должно быть его подруга из школы.
– Да. – Не уверена, что вправе называть себя его подругой. Но в данной ситуации это самый подходящий ответ.
– Извините за беспокойство, мэм. – Какая же я идиотка, что пришла сюда, и, к сожалению, только сейчас это поняла.
– Никакого беспокойства, дорогая моя. – И она жестом приглашает меня пройти в соседнюю комнату, расположенную по другую сторону широкой арки. – Присаживайся, я сейчас поднимусь наверх и приведу его.
Она поворачивается и начинает подниматься по лестнице, а я проскальзываю внутрь. Гостиная с массивными окнами, очень красивая, она со вкусом обставлена темной антикварной мебелью, которая делает ее довольно уютной – никогда бы не подумала, что такое может быть. Огонь в камине теплый и создает мягкий свет.
Вместо того, чтобы сесть на диван, я хожу по комнате и стараюсь повнимательнее ее рассмотреть. Стена, в которой расположен камин, снизу доверху уставлена окрашенными в темный цвет книжными шкафами, полными коллекций классики, которым позавидовал бы любой книжный магазин. Помимо одной черно-белой свадебной фотографии Мэгги и ее мужа, все остальное место занимают фотографии маленькой девочки с темными волосами и ровно подстриженной челкой, зачесанной набок. На некоторых она изображена с матерью. И уж совсем трудно пропустить снимок, занимающий центральное место на каминной полке – все та же маленькая девочка сидит в кресле, улыбается в объектив и сжимает в руках крошечного малыша с пучком темных волос.
– Это мои внуки, – произносит тихий голос у меня за спиной, от неожиданности я подпрыгиваю. Не слышала, как она вернулась. – Это Брук. Ей два года. А это мой младший внук. – Она берет фотографию и проводит пальцем по стеклу.
– Они милые, – говорю я.
Она возвращает фотографию на полку и берет в руки другую.
– А это моя дочь. – Она указывает на фото женщины, держащей маленькую девочку на коленях.
– Они живут не в Иллинойсе?
– Нет, в Сан-Франциско. – И она печально вздыхает. – Я пытаюсь убедить их вернуться домой, но из-за работы ее мужа они вынуждены оставаться в Калифорнии. Я еще даже не видела их новорожденного малыша.
Внезапно у меня возникает ощущение, что мы больше в этой комнате не одни. Осматриваюсь и, взглянув поверх плеча Мэгги, замечаю Беннетта, он стоит в дверях и наблюдает за нами. Его волосы свисают прядями, лицо неравномерно покрыто щетиной, а огромные круги под глазами такие, будто он уже не спал несколько дней. Отсутствующее выражение на его лице сменяется суровостью.
– Что ты здесь делаешь? – Его голос звучит натянуто, он непроизвольно моргает, как будто его глаза привыкают к слабому освещению комнаты.
Я не успеваю произнести ни слова, как за меня уже отвечает Мэгги.
– Я показывала твоей подруге фотографии моего новорожденного внука, Беннетт.
Она снова поворачивается ко мне.
– Ты не поверишь, раньше никогда не встречала ни одного человека по имени Беннетт, а сейчас вот знаю сразу двоих!
И как будто все еще не веря в невероятность такого совпадения, она качает головой.
В смущении перевожу взгляд с нее на Беннетта и обратно. Он вздрагивает.
– Хотите чаю? – спрашивает Мэгги, которая, кажется, не замечает возникшего внезапно напряжения. – Я как раз собиралась заварить.
– Нет, – отвечает Беннетт, опередив меня.
Но Мэгги не обращает на него внимания и смотрит на меня, в ее глаза застыл вопрос.
– Анна?
– Нет, спасибо, миссис…
Она кладет мне руку на плечо.
– Зови меня Мэгги, дорогая. Просто Мэгги.
Я улыбаюсь ей в ответ.
– Спасибо, Мэгги.
Беннетт жестом показывает мне, чтобы я шла за ним, и мы уходим, оставив Мэгги в одиночестве, заваривать чай. Мы в тишине поднимаемся по лестнице и идем по темному коридору. Как и в гостиной, здесь стены тоже увешаны фотографиями, но они сделаны намного раньше.
