Текст книги "Время между нами"
Автор книги: Тамара Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Вообще-то я могу находиться в разных местах в одно и то же время, но не в одном и том же месте в одно и то же время.
– А что случится, если ты окажешься? В одном и том же месте в одно и то же время.
– Ну, я никогда не позволял такому произойти случайно. Но если я делаю это намеренно, то первый «я» исчезаю и тогда «я» нынешний занимает его место, как это произошло в момент ограбления. Так и происходит замена.
Теперь уже я беру книгу и перелистываю страницы.
– Так ты мне солгал насчет болезни твоей бабушки?
– Не совсем, у нее и правда болезнь Альцгеймера, просто… в 1995 году ее еще не было.
– Тогда почему она считает тебя студентом Северо-Западного университета? – Поднимаю на него глаза.
Беннетт вздыхает.
– Просто я так сказал ей, когда снимал комнату.
Рука Беннетта прижимается к моему плечу, но я отодвигаюсь от него подальше и начинаю нервно дергать нитку, торчащую из ковра, стараюсь унять участившееся дыхание.
Он может переноситься в будущее после 1995 года потому, что именно с этой точки и начинается
его
будущее.
Он живет у женщины, которая даже не подозревает, что он – ее внук.
Да и вообще, его не должно быть здесь в 1995 году!
– Сейчас ты в своем прошлом, – заявляю я.
– Да.
– Как долго ты оставался где-нибудь в прошлом? – Закрываю глаза, не могу смотреть на Беннетта.
– Тридцать шесть дней, – чуть слышно выдыхает он.
– И когда они истекают?
Возникает пауза.
– Завтра будет ровно тридцать шесть дней.
Еще крепче закрываю глаза. Не уверена, что способна такое вынести.
А ведь я еще даже не слышала всего остального. Не знаю, о чем он бормотал в тот вечер в парке, как он попал сюда, откуда он пришел, и, вообще, что он делает в Эванстоне. Почему он предполагал пробыть здесь только месяц, но все еще здесь.
Наконец все-таки открываю глаза и смотрю на него.
Я на шестнадцать лет старше него. Но это не так.
Он на год старше меня. Нет. И это не так.
Беннетт смотрит мне прямо в глаза.
– Послушай. Я знаю, все это звучит довольно дико. И хотя я рассказал тебе второй секрет полностью, тебе все же известны только два из трех. – Он смотрит на потолок и молчит какое-то время прежде, чем снова перевести взгляд на меня.
– Дело в том, что меня не должно быть здесь, Анна. Ни в Эванстоне. Ни в 1995 году. Я не должен знать тебя, Эмму или Мэгги. Не должен ходить в эту школу, делать домашние задания или зависать в вашей кофейне.
Тут Беннетт берет меня за руки, словно собирается перенести нас куда-то, но мы не покидаем комнату, а лишь садимся ближе друг к другу.
– Я нигде не остаюсь. Я посещаю, наблюдаю и ухожу. Я
никогда
не остаюсь.
Не знаю, что теперь мне делать со всей этой информацией. Сказать, чтобы он уходил? Или чтобы остался? Но у меня не оказалось времени, чтобы придумать еще какие-то варианты, потому что Бенннетт стремительно приблизился ко мне, я оказываюсь притиснутой к шкафу, он берет мое лицо в свои ладони и начинает страстно целовать меня – словно он
хочет
быть здесь, словно, если он долго и страстно будет меня целовать, то все, о чем он только что мне рассказывал, никогда не станет правдой. Но я знаю, что все это правда, что невероятно глупо испытывать чувства к кому-то, кто даже не принадлежит к этому времени, к кому-то, кому даже не нужен самолет, чтобы уехать отсюда, и все же мои руки отрываются от ковра, находят его спину, притягиваю Беннетта к себе. Потому что сейчас он здесь. А я вполне уверена, что не хочу, чтобы все это заканчивалось. Никогда.
Вдруг он отодвигается от меня.
– Извини.
– Ничего. Все в порядке, – говорю я и пытаюсь выровнять дыхание.
– Нет. Ничего не в порядке. Я это не планировал – мне не следовало усложнять все еще больше. – Беннетт встает, запустив руку в волосы. – Мне нужно идти. Извини.
– Беннетт. – Я пытаюсь улыбнуться, пытаюсь не подавать вида, что все только что произошедшее слегка выбило меня из колеи, но он даже не смотрит на меня.
– Все хорошо. Беннетт, пожалуйста, не уходи.
Но он уже вышел, оставив меня наедине со своим вторым секретом и словами, которые произнес перед тем, как поцеловать меня: «Я никогда не остаюсь».
– Эй, Анна. Подожди! – Кортни захлопывает свой шкафчик и идет за мной. – Ты уже закончила свой план?
– Еще нет. – Попав в группу студентов, толкущихся возле шкафчиков, мы чуть ли не сталкиваемся друг с другом, но пройдя их, расходимся вновь. – Я работаю над ним. А как твой?
– Хорошо. Я вот тут вчера подумала, что нужно, наверное, добавить какие-нибудь развалины – в общем что-нибудь… образовательное. – И она смотрит на меня такими глазами, словно ждет, что я с ней соглашусь, поэтому я киваю. – Но пляжи там просто восхитительны. Клянусь, я бы провела все время, валяясь на различных пляжах.
– Ну тогда оставь только пляжи.
– А у тебя будут пляжи?
– Будет несколько. – На самом деле я сама еще до сих пор не знаю, что будет у меня в плане. Вчера вечером я пыталась продолжить свой жалкий список из двух колонок, который начала составлять еще в прошлый вторник, но большую часть времени я отвлекалась на путешественника во времени, который только посещает и никогда не остается. На невероятного, красивого парня с глазами, которые я еще не скоро смогу выбросить из головы, с телом, от которого мне совсем не хочется находиться далеко, и с руками, которые способны перенести меня куда угодно со скоростью мысли. На парня, которого не должно быть в 1995 году и который сидел вчера вечером на полу в моем магазине, словно лучшего места в мире нельзя было найти, и целовал меня так, словно нет в мире больше никого, кого можно было бы так целовать. На парня с секретами, один из которых пока так и остался нерассказанным.
– А что еще будет у тебя в плане? – невинно спрашивает Кортни, будто мы не участвуем в одном и том же конкурсе за приз в виде чека в 500 долларов.
Ее слова возвращают меня в школьный коридор, и я задумываюсь, что ей ответить.
– Ну… у меня множество… – начинаю я, но тут же снова теряю мысль, потому что вижу Беннетта, такого милого и немного лохматого, который оперся на шкафчики напротив кабинета Арготты и явно ждет меня. Стараюсь не сбиться с темпа, идя рядом с Кортни, хотя сердце у меня так и выпрыгивает из груди.
– Чего? Развалин? Я так и знала, что у тебя будет множество археологических мест. Наверное, и мне стоит… – Но после этих слов я уже больше ничего не слышу, мы поравнялись с Беннеттом, и я останавливаюсь. Сердце начинает биться еще сильнее.
– Привет, – говорит он и дарит мне свою невероятную улыбку, так что для меня Кортни совсем исчезает, словно ее никогда и не было, а я изо всех сил стараюсь не выглядеть безумно счастливой.
– Привет. – Ну вот, теперь еще и руки трясутся.
Кортни, тем не менее, все еще здесь, и я вижу, как она притворно оглядывается вокруг, словно пытается понять, откуда же возникли эти искры. Она переводит взгляд то на меня, то на Беннетта, и на губах ее возникает легкая загадочная улыбка.
– О, как интересно, – говорит она и направляется в класс с насмешкой на губах. – Прошу меня извинить.
– Мы можем поговорить? – спрашивает Беннетт.
Кошусь на дверь, ведущую в класс.
– Но ведь испанский вот-вот уже начнется.
– Я знаю. Идем. – Он проводит меня через боковую дверь школы, и мы идем по дорожке, спрятавшейся в зарослях кустарника, где-то в отдалении звенит звонок. Мы взбираемся по склону к растущим на его вершине деревьям и останавливаемся у самого высокого. Беннетт усаживается под ним и хлопает по земле, приглашая меня сесть рядом. Когда я сажусь, то сразу же понимаю, где мы находимся. Отсюда хорошо видна стеклянная стена столовой, даже можно разглядеть наш столик.
– Я просто хотел извиниться… снова… за прошлый вечер. – Он поднимает какой-то камешек и нервно теребит его в руках. Потом поднимает на меня глаза, такой грусти на его лице я еще никогда не видела. – Просто… мне столько раз хотелось тебя поцеловать.
Я наклоняюсь еще ближе к нему, надеясь, что ему захочется поцеловать меня еще раз, но вместо этого он отклоняется назад и опирается на ствол дерева.
– Каждый раз напоминаю себе, что нужно сдерживаться, потому что по отношению к тебе это будет нечестно. Я не хочу все усложнять. Понимаешь? Хотел бы я все тебе рассказать, и позволить тебе самой решать, что ты обо всем этом думаешь. Что чувствуешь ко мне.
– Я знаю, что чувствую, – говорю я, сокращая расстояние между нами, которое он создал минуту назад, хотя для этого и понадобилось все мое мужество. – Но тебе в любом случае лучше все мне рассказать, чтобы я могла решить…
Ободряющее улыбаюсь ему, чтобы он понял – я готова его выслушать. Хотя и знаю, что здесь замешана девушка. Пусть это и было почти месяц назад, но я так и не забыла, как он выглядел той ночью в парке – как он раскачивался взад-вперед и бормотал, что ему нужно ее найти. И как он рассказал мне потом в кофейне, кто-то пропал, и это его вина.
– Я потерял сестру. – Мои глаза раскрываются от удивления. – Мы с Брук ходим на концерты. Нам нравится проводить так время.
Брук. Не сразу я поняла, что речь идет о маленькой девочке с темными волосами и челкой, держащей на руках маленького братика на одной из фотографии в доме Мэгги. Его сестра. Которой два года. Или все-таки девятнадцать.
– Для нас это стало своего рода хобби. Я выбираю группы, которые мне нравятся, и нахожу их самое раннее выступление, на какое только могу попасть. А Брук всегда путешествует со мной.
Вижу, что ему трудно говорить. Такое впечатление, что рассказ о том, как он спас мою жизнь, или о том, что он на самом деле не из 1995 года, были всего лишь подготовкой к самому сложному – к рассказу о Брук.
– Помнишь, я говорил тебе, что могу путешествовать только в пределах линии своей жизни.
В ответ только нервно смеюсь.
– Да уж, сложно это забыть.
– Каждый раз, когда я пытался переместиться в дату раньше дня моего рождения, это не срабатывало. Закрываю глаза, представляю дату и… ничего не происходит. Но Брук так хотела попасть на это шоу, что все-таки убедила меня попробовать еще раз. Это был просто эксперимент. Никто из нас и не предполагал, что может что-то получиться. – Беннетт улыбается своим воспоминаниям. – В общем, мы взялись за руки, закрыли глаза, я представил место, куда мы хотели попасть, и дату в 1994 году, и…
– У тебя получилось?
– Да, но только на пару минут. Вот только что я был там, и вдруг меня там уже нет. Меня выбросило обратно в Сан-Франциско.
– Выбросило?
Беннетт пожимает плечами, словно это всего лишь небольшое неудобство.
– Обычно я полностью контролирую, куда и в какое время я отправляюсь, но тут я нарушил границы, всеобщие временные правила. И видимо, меня вернуло туда, где мое место.
– Но если ты отправился туда вместе с Брук, почему тогда тебя выбросило, а ее нет?
– Я не мог оставаться потому, что в марте 1994 года меня еще не существовало.
Внимательно смотрю на него, ожидая продолжения.
– А Брук могла. Потому что родилась в 1993 году.
– Ого! Серьезно? – задаю я вопрос, Беннетт в ответ кивает. – И куда же ты ее перенес?
– 10 марта 1994 года. Стадион Чикаго. – Он смотрит мне прямо в глаза и спрашивает: – Тебе ни о чем не говорит эта дата?
Задумываюсь. 10 марта. Прошлый год. 10 марта. Что-то не понимаю, о чем он говорит.
– Корешок от билета, – произносит он. – У тебя на доске над столом. Pearl Jam. Это не было какое-то особо крутое шоу. Брук просто хотелось прослушать их песни с альбомов «Ten» и «Vs.».
– Надо же. – Произношу я те же самые слова, которые он сказал, увидев у меня корешок от билета. – Я была там. С Эммой. Мы были там.
– Уж в любом случае дольше меня. У меня не хватило времени даже, чтобы купить футболку.
Видимо, предполагалось, что здесь я должна была рассмеяться, но я лишь продолжаю недоверчиво смотреть на него.
– Как ты собираешься вернуть ее обратно?
– Точно не знаю. Сперва я подумал, что нужно вернуться в самую раннюю дату, какую только могу – в 6 марта 1995 года – Брук могла бы пожить годик у Мэгги и подождать меня там. Но у Мэгги ее не оказалось, и, судя по всему, никогда и не было. Поэтому мне остается только оставаться здесь и ждать, может она сообразила, что я жду ее в марте 1995 года, или что время само все расставит по местам и выбросит ее обратно в 2012 год, … или куда-нибудь еще, между сейчас и потом…
– Боже, как же, наверное, она напугана. – Я представила себе, как Брук бродит по улицам, потерянная во времени в поисках пристанища.
– Я знаю Брук, может сначала она и была слегка шокирована, но у нее с собой достаточно денег, хватит, чтобы выжить. Думаю, с ней все в порядке. А вот мама моя от этого не в себе, и, конечно же, винит во всем меня. Хотя, может она и права, и я не способен справиться со своим «даром».
Даже не знаю, что тут можно сказать.
– Как бы то ни было, вернулся я один и был настолько потерян, что пришлось сообщить об этом родителям и о том, что на поиски нужно время. Мама настаивала на том, чтобы я вернулся и оставался здесь до тех пор, пока не найду Брук. Но я объяснил ей, что смогу оставаться здесь только несколько недель, так что она заставила меня перенести в Эванстон отца, чтобы он записал меня в школу, где она когда-то училась.
Слышу горечь в его голосе.
– Вот поэтому я здесь. Иногда возвращаюсь домой, чтобы проверить, как там дела.
Мигрени. Расскачивание. Бормотание «Я должен найти ее. Я не могу еще уйти». Теперь все становится понятным.
– Значит, тогда ты вернулся из Сан-Франциско?
– Да. Я делал так множество раз в первые две недели. Просто исчезал из Эванстона и переносился в свою комнату в 2012 году, затем снова закрывал глаза и заставлял себя возвращаться сюда. На самом деле, в тот вечер, когда ты пришла к Мэгги, я только что вернулся. И выгнал я тебя только потому, что боялся, что меня может выбросить назад. Но этого не произошло. Было больно, но я смог остаться здесь, и с тех пор меня пока не выбрасывало.
Я вспоминаю тот свой визит – кофейные стаканы и бутылки из-под воды разбросаны по его комнате, помню, как он смотрел на меня там, в гостиной у Мэгги. Не удивительно, что он повел себя тогда так странно, когда обнаружил меня у себя в доме, болтающей с его бабушкой и рассматривающей фотографии его двухлетней сестры. Не удивительно, что выставил меня.
– То есть ты останешься здесь до тех пор, пока не найдешь Брук? – Беннетт кивает, мне становится не по себе. Но я ведь знала, что так и будет – просто где-то глубоко в душе запретила себе об этом думать, – с тех самых пор, как мне стал известен его секрет, я знала, что он не может остаться.
– Пора возвращаться в класс. – Он берет меня за руки, и я, не задумываясь, закрываю глаза. Но мы никуда не перемещаемся. Прохладный ветер продолжает обдувать мое лицо, я слышу его голос:
– Анна. – Открываю глаза и вижу, что он, не отрываясь, смотрит на меня. – Нам не стоило сближаться. Я бы очень хотел, но для тебя в этом случае многое поставлено на карту, даже больше, чем ты можешь себе представить.
Чувствую, что киваю. Беннетт наклоняется ко мне и нежно закрывает мне глаза. Он снова берет меня за руки, и я начинаю чувствовать, как знакомо скручиваются мои внутренности.
Когда я вновь открываю глаза, мы стоим у дорожки, теряющейся в зарослях кустарника, а у меня опять крутит живот. Беннетт лезет в рюкзак и достает небольшой пакет с солеными крекерами, начинаю их есть, откусывая маленькими кусочками. Потом он выуживает из рюкзака бутылку воды, откручивает крышку и осушает ее практически одним глотком. Кладет пустую бутылку обратно в рюкзак, и мы проходим через двери в школьный коридор. Беннетт останавливается на том же самом месте, где мы стояли не так давно. Заглядываю в класс и вижу, как Кортни занимает свое место.
– Теперь ты знаешь все мои секреты.
Киваю и тайком оглядываю коридор. Мы вернулись обратно в тот же самый момент.
– Пообещай, что подумаешь обо всем, что я рассказал, ладно? И задавай мне вопросы, если нужно.
Вопросы? Да у меня куча вопросов! Все, что мне сейчас нужно, так это оказаться с ним наедине в каком-нибудь уединенном месте, где никто не сможет нас прервать и где мы могли бы оставаться до тех пор, пока я не пойму, что, черт возьми, он имел ввиду, когда сказал, что для меня многое поставлено на карту.
Беннетт уже развернулся, чтобы войти в класс, но тут я хватаю его за руку.
– Постой! Когда мы снова сможем поговорить? – Уж что-то, а сидеть все выходные в нервном ожидании, когда же судьба опять сведет нас вместе, я не собираюсь.
– Скоро, – говорит он и улыбается. Потом заходит в класс, а я следом за ним, хоть я и полностью погружена в свои мысли, тем не менее замечаю все, что происходит вокруг. Вот сеньор Арготта занял свое привычное место в начале кабинета, склонившись над учительским столом. Через парту от меня сидит Алекс со своими неприлично белыми зубами. Кортни с первой парты в первом ряду многозначительно поглядывает на нас с Беннеттом. И как только раздается звонок, слегка подмигивает мне.
◄►◄►◄►
– Хотите услышать последнюю сплетню? – спрашивает Эмма, ставя свой поднос на столик и присаживаясь.
Даниэль откидывает волосы и поворачивается к ней.
– А что за сплетня? – Глаза у нее так широко раскрыты, что, кажется, вот-вот выскочат и покатятся по столу. – И о ком?
– Об Анне… – мурлычет Эмма. – И о Беннетте.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, то я ухожу. – Я облокачиваюсь на спинку стула и вгрызаюсь в яблоко. Совсем не хотелось быть предметом сплетен, но сейчас я даже благодарна, что есть возможность подумать о чем-то другом, кроме путешествий во времени и 19-тилетней девушке, оказавшейся во временной ловушке.
Поворачиваюсь на своем стуле и нахожу глазами Беннетта, он стоит в очереди за ланчем, наполняет свой стакан кока-колой. Эмма следит за моим взглядом, видит Беннетта и лукаво мне улыбается.
– Люди говорят… Неужели тебе совсем не интересно узнать, что они говорят, пока он еще не подошел к нам?
– Неа. – Я не выгляжу заинтересованной потому, что так оно и есть. – Совсем не интересно.
– Ну и хорошо, – говорит она нараспев.
– А мне все равно, – также нараспев отвечаю я и снова откусываю яблоко.
– Я слышала, что он живет с бабушкой, – произносит Даниэль, я перестаю жевать. Мы с Эммой одновременно поворачиваемся к ней. Потом Эмма переводит взгляд на меня.
– Это так? – Она морщит нос. Не понятно, то ли она шокирована этой информацией, то ли ее просто раздражает, что кто-то узнал об этом раньше нее.
– А как ты узнала об этом? – спрашиваю я у Даниэль, но тут же замолкаю, понимая, что прозвучало это как-то очень уж оборонительно, и пытаюсь выдавить из себя улыбку.
– Джулия Стеферд мне сказала.
– Аа. Джулия. – Сейчас мой голос звучит мягко и обыденно, пришлось приложить массу усилий, чтобы он так звучал. Снова откусываю яблоко, пытаюсь еще больше создать видимость, что эта тема меня совсем не волнует. – А Джулии откуда это известно?
Даниэль складывает ладони в молитвенной позе и склоняет голову к пальцам.
– Пончик не умеет хранить секреты. – Она смеется и откусывает сэнвич.
– Умно.
– Так это правда? – спрашивает Эмма.
Убираю с лица следы раздражения и говорю спокойным и уверенным голосом:
– Да. Ее зовут Мэгги. И Беннетт заботится о ней.
– Ой, как это мило, – произносит Даниэль, благодарно ей улыбаюсь.
– А где же его родители? – шепчет Эмма, наблюдая за тем, как Беннетт пересекает столовую. – Разве им не пора было уже вернуться?
Лучше бы она об этом не упоминала, потому что я вдруг понимаю, что мне не известна его легенда. До того, как рассказать мне все свои секреты, Беннетт говорил, что его родители путешествуют по Европе. Но что он рассказал о своей семье в школе, я не знаю, но уж точно не оставлял для экстренной связи телефоны людей, которые живут в 2012 году.
Поворачиваюсь на стуле и вижу, как Беннетт подходит к нам.
– Спроси у него сама, – говорю я, указывая на него. Будем надеяться, что у него найдется подходящий ответ.
– Привет, – здоровается Беннетт, ставя поднос на стол.
– Привет, – одновременно откликаются Эмма и Даниэль, со слишком уж большим энтузиазмом.
По крайней мере, эти двое были так любезны, что позволили Беннетту пару раз откусить свой сэнвич прежде, чем начать свои расспросы. Но вот Эмма поднимает брови и многозначительно смотрит на Даниэль. Игра началась.
– Итак, Беннетт. – Даниэль складывает руки на стол. – Я слышала, что ты живешь с бабушкой.
Он отпивает глоток из своего стакана и кивает, кажется, его ни сколько не смутил тот факт, что она лезет в его личную жизнь.
– Мои родители в Европе, и пока их нет, я живу с бабушкой.
– Здорово, – подключается Эмма, – но я думала, что ты пробудешь здесь только месяц. Они решили задержаться в Европе подольше?
– Да. Так что я пока не знаю, как долго я еще остаюсь здесь.
Пока они разговаривают, я думаю о Брук, гадаю, где же она может быть и что сейчас делает. В голове мелькает эгоистичная мысль – хорошо бы она замечательно проводила время и не торопилась возвращаться в 2012 год.
– Мой отец сейчас работает над каким-то крупным проектом в Женеве, – рассказывает Беннетт.
Я улыбаюсь и закатываю глаза, он подмигивает мне.
И дальше они начинают обсуждать, как же красива Женева.
– Итак, – решаю впервые вторгнуться в их разговор, – как проходит аукцион?
Так-то лучше. Теперь уже мы вместе с Беннеттом сидим и наблюдаем за тем, как, перебивая друг друга, с восхищенными интонациями и употреблением разных словечек типа «самый клевый» или «самый знаменитый», разговаривают Эмма и Даниэль. Пока они болтают без умолку, Беннетт периодически бросает на меня взгляды, словно пытается понять, о чем я сейчас думаю, но это невозможно – я и сама не знаю, о чем думаю. Может какая-то мысль и придет мне в голову, но сейчас, все, что меня волнует, – это то, что Беннетт сидит рядом, а у меня такое ощущение, что его место именно здесь.
Звенит звонок. Эмма и Даниэль поднимаются со своих мест и идут к мусорным бакам, не прекращая разговора. Мы с Беннеттом идем следом за ними, его рука случайно касается моей, и он тихо шепчет мне:
– Какие у тебя планы на завтра?
Думаю, что он даже не заметил, что Эмма и Даниэль сразу же прекратили разговаривать.
– Завтра вечером?
– Нет. Завтра. Весь день. – Он улыбается и добавляет: – Или я много прошу?
Никаких планов на завтра у меня нет. И мысль о том, чтобы провести столько времени с Беннеттом, с трудом укладывается у меня в голове. Я радостно улыбаюсь.
– Нет. В смысле, у меня нет планов на завтра.
– Замечательно. Тогда я заеду за тобой в восемь?
– Утра?
– Да.
Даниэль издает тихий смешок, Эмма хватает ее за локоть.
– А куда мы пойдем?
– Это сюрприз.
Снова начинаю радостно улыбаться, а может и вовсе не переставала. В любом случае, говорить мне сейчас явно трудно.
– Ах, да. И надень свою одежду для бега.
– Зачем?
– Это тоже сюрприз. Извини, мне пора. – Миновав Эмму, он бросает свой поднос в мусорный бак и стремительными шагами направляется к Пончику. Пока он не скрывается из виду в коридоре, никто не произносит ни слова.
Потом Эмма поворачивается ко мне и произносит тонким голосом:
– Ой! Это было так мило!
– Да, но причем здесь одежда для бега? – спрашивает Даниэль.
Эмма опустошает свой поднос и упирается рукой в бедро.
– Ну разве это не очевидно? Он повезет ее на стадион и заставит бегать, а сам будет наблюдать с трибун.
И она чуть не лопается от смеха.
– Да замолчи ты! – Сильно толкаю ее в плечо, но смеяться она не перестает.
– Да, он действительно милый, – глубокомысленно изрекает Даниэль.
– Ну да, – соглашается Эмма.
– Но я все еще наблюдаю за ним, – произносит она, словно является членом британской разведки, – хотя думаю, мы поладим.
– И так мило, что он заботится о своей бабушке, – добавляет Даниэль.
Тут Эмма смотрит на меня так, словно ее только что озарило.
– Ха! Да у нас с тобой у обеих завтра свидание! Встречаемся в воскресенье утром. В кофейне. Сравним.
Ровно в восемь утра у моего дома останавливается голубой внедорожник, я с грохотом опускаю окно и спускаюсь вниз. Уже в сотый раз перебираю в уме варианты, куда Беннетт собирается меня перенести. Раньше я надеялась, что он магическим образом перенесет нас в Париж, но после его странной просьбы всю ночь изучала места, для посещения которых может понадобится спортивный костюм. Швейцарские Альпы? Мачу Пикчу? Борнео? На самом деле мне было абсолютно не важно, куда мы перенесемся, просто удивило его требование к одежде.
В дверях сталкиваюсь с отцом, он пожимает руку Беннетту, а сам смотрит на меня упрекающим взглядом. Да уж. Когда вернусь вечером домой, мне выскажут все по поводу того, что я не представила их надлежащим образом. Он читает Беннетту лекцию о безопасном вождении и напоминает, что меня следует привезти домой до того, как стемнеет. Наконец, мы идем к двери, отец провожает меня глазами и шепчет одними губами «ужин». Я киваю и закрываю за собой дверь.
– Это твоя машина?
Беннетт открывает дверцу новенького джипа Grand Cherokee и ждет, когда я залезу внутрь. В принципе ожидаемо. Ведь все те, кого я знаю, водят машины слишком дорогие для учащихся старших классов.
– Это машина Мэгги. – Внутри все очень опрятно, даже чувствуется запах салона нового автомобиля. Беннетт закрывает за мной дверь, обходит машину, залезает на водительское сидение и поворачивает ключ в замке зажигания. Машина с урчанием заводится.
– Готова? – спрашивает он меня, пока еще не трогаясь с места. Облокачивается на спинку кожаного сидения и склоняет на бок голову, наблюдает за мной, пока я пытаюсь прочитать на его лице хоть какие-то подсказки.
– Конечно. И куда мы направляемся?
– В путь. – Он пристегивает ремень и улыбается мне.
– Мы поедем на машине? И как далеко?
– Около трех часов в одну сторону. – Беннетт смотрит через плечо на дорогу и начинает выезжать с подъездной дорожки.
– Ехать…а куда именно?
Он поднимает брови и мрачно смотрит на меня.
– Это все еще сюрприз.
– Мне еще нужно с собой что-нибудь взять?
Беннетт внимательно рассматривает меня сверху донизу. Я одета в длинные брюки для бега, кроссовки и флисовую кофту на молнии. Все, как он и просил.
– Нет. Ты великолепна.
– Хорошо. Тогда почему мы едем так далеко, когда можем просто… ну ты знаешь… – И я делаю какой-то странный жест, словно он должен обозначать путешествие во времени.
– Вы поглядите-ка, кто у нас тут все портит! – Он едет по кварталу к шоссе, двигаясь на север. – Во-первых, поездка дает нам уйму времени для разговора. Во-вторых, я еще ни разу никуда не выбирался из Эванстона с тех пор, как попал сюда. И, в-третьих, мне захотелось сделать для тебя что-то обычное.
– Обычное.
– Понимаешь. Что-то, что не связанно с моим маленьким странным талантом.
Устраиваюсь на сиденьи поудобнее и очень стараюсь не выглядеть разочарованной.
Мы разговариваем и слушаем музыку, а спустя три часа и двадцать минут въезжаем в парк Девилс-Лейк. Я знаю об этом не потому, что Беннетт все-таки сообщил мне какую-то информацию по дороге, а потому что так написано на вывеске у въезда в парк. Он паркует машину, и мы выходим. Беннетт открывает багажник. Внутри лежат два доверху набитых красных рюкзака, чувствую, что от неожиданности делаю шаг назад, пораженная таким количеством неопрена, липучек и блестящих кусочков металла.
– Что это? – спрашиваю я и указываю на рюкзаки.
– Это рюкзак, Анна.
– Да, спасибо, я вижу. Но для чего он?
– Он для тебя.
– И что в нем?
– В твоем – ланч. Еще туфли и страховочный пояс. Все остальное оборудование у меня.
– Оборудование?
– Веревки, карабины…
– Ты привез меня сюда, чтобы убить и закопать?
– Нет, тебе понравится. Поверь мне.
– Что именно понравится?
– Скалолазание.
У меня не хватает духу сказать ему, что, хоть я не считаю себя трусихой, но все же стараюсь избегать видов спорта, где отсутствует твердая земля под ногами. Например, парашютный спорт, прыжки с тарзанкой. И скалолазание.
Беннетт похлопывает меня по спине, словно мы закадычные друзья.
– Ты атлетически сложена. Тебе понравится. – Он берет меня за плечи, разворачивает и надевает мне рюкзак. Второй рюкзак одевает сам, затягивает лямки и закрывает багажник. Он очень воодушевлен, хватает меня за руку и ведет к тропе. Немного разочарована, что мы не будем пить кофе на берегу Сены, но вида не показываю.
Молча идем по тихой тропинке, пока спустя полмили не доходим до места, которое Беннетт находит «просто превосходным». Для меня же это просто очень высокая скала. Очень высокая. И если не ошибаюсь, именно на нее мы и будем взбираться.
– Постой пока здесь, – говорит он, открывает наши рюкзаки и начинает доставать какое-то оборудование. Наблюдаю, как он переобувается, застегивает толстый страховочный пояс и забрасывает свернутый моток веревки себе на плечо.
– Сейчас вернусь, – с этими словами проворно, словно для него это не составляет никакого труда, Беннетт начинает подтягиваться и карабкаться по практически отвесному склону скалы. Всего пара минут, и вот он уже на вершине, перелезает через уступ и исчезает из вида. Проходят минуты, а Беннетта все нет, начинаю уже подумывать, а не решил ли он оставить меня тут.
– У тебя там все в порядке? – кричу я.
Его лицо появляется на вершине скалы.
– Просто здорово. Сейчас спущусь. Отойди чуть в сторону.
Следую его инструкциям и делаю несколько шагов назад, может даже чуть больше, чем предполагал Беннетт. Тут с вершины горы опускаются две толстые белые веревки, их концы приземляются в нескольких фунтах от меня. Потом по одной из них спускается Беннетт, скользит вниз, попутно отталкиваясь от скалы. Светящийся от счастья, он опускается на землю.
– Ну что, готова?
– Нет.
– Сначала нужно переобуться. – Он достает из моего рюкзака пару забавных красных туфель, у них тонкая резиновая подошва и остроконечные носы.
– Шикарно. – Переворачиваю туфли, они выглядят абсолютно новыми. – Ты купил их специально для меня?
Он улыбается.
– Это маленький подарок.
– Как ты узнал мой размер? – Одеваю туфли – подходят идеально.
Беннетт пожимает плечами, снова лезет в мой рюкзак и вытаскивает второй страховочный пояс, поменьше, очевидно, для меня. Оттуда же появляется маленькая сумочка, которую он крепит к ремню.
– Твой мел, – поясняет он.
– Мел, – словно эхо повторяю я. Встаю. Туфли эльфа выглядят очень забавно.
– Он поможет тебе лучше цепляться, – объясняет Беннетт. Он раскрывает страховку, чтобы надеть ее на меня, закрепляет пояс вокруг моей талии, поднимает конец веревки, обхватывает меня руками и начинает возиться с чем-то у меня на спине. От него хорошо пахнет.
Окидываю взглядом отвесную скалу.
– Никакое количество мела не поможет мне взобраться на эту штуковину.
– Следуй за мной. Трусишка. – Он поднимает другой конец веревки, пропускает ее через какое-то хитроумное приспособление и закрепляет его на своем поясе.
