Текст книги "Время между нами"

Автор книги: Тамара Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

В его комнате почти темно, света маленькой лампы, которая слабо освещает деревянный стол, явно недостаточно. Повсюду разбросаны стаканы из-под кофе и пустые пластиковые бутылки, когда-то наполненные водой. Пол и кровать усыпаны беспорядочно разбросанными книгами и бумагами. Антикварная мебель и здесь просто великолепна, но вряд ли соответствует вкусам старшеклассника. На фоне этого моря красного дерева он выглядит как-то неуместно.

Чтобы закрыть дверь спальни, ему приходится протянуть руку прямо у меня над плечом, и от такой близости мое сердце начинает бешено биться. Это длится до тех пор, пока я не замечаю, что от него пахнет потом и грязными носками. Должно быть, на моем лице отразилось что-то вроде отвращения, потому что он тут же опускает взгляд и отступает.

– Я не ждал сегодня гостей.

– Все в порядке.. Просто я… извини. Я тебе помешала, да? – Никаких признаков, что он принимает мои извинения. Никаких попыток расчистить пространство, чтобы я могла присесть. Так что так и стою, облокотившись на дверной проем, чувствуя себя жутко неловко, и нервничаю.

– Извини за бабушку, – произносит он так тихо, что мне приходится напрягать слух, чтобы услышать его.

Я сбита с толку.

– За бабушку? Мэгги – твоя бабушка?

– У нее болезнь Альцгеймера. – Он смотрит мимо меня и старательно изучает дверь, обдумывает, что еще сказать. – У нее в голове я… я еще ребенок.

– Правда? – Мысленно снова прокручиваю разговор в гостиной. – Но…так эти фотографии были сделаны семнадцать лет назад?

Он кивает. Возникает длинная и неудобная пауза, и я уже жалею, что завела разговор о фотографиях.

– Они расстраивают ее. Нужно их убрать.

– Тогда кем она считает тебя?

– После смерти дедушки денег стало не хватать, она жила одна, вот и стала сдавать эту комнату студентам Северо-Западного. – Он обводит рукой комнату и опускает глаза в пол.

– Полагаю, она думает…

Тут он умолкает, и в комнате воцаряется тишина.

Он выглядит ужасно. Кожа желтоватого оттенка, глаза покраснели.

– С тобой все в порядке? Ты выглядишь уставшим.

Он смотрит на меня, потом, наконец, начинает говорить, но не отвечает на мой вопрос. Вместо этого он хмурит брови, и задает свой: – Что ты здесь делаешь?

То, как он задал свой вопрос, заставляет меня нервничать еще больше.

– Я не видела тебя с прошлого воскресенья, ну с той ночи в парке… когда ты.. знаешь..

Какое-то время жду от него реакции, но ее нет, и я выпаливаю все остальное.

– Тебя не было в школе всю неделю. И я начала беспокоиться, я.. я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. – Я потихоньку нашариваю дверную ручку у себя за спиной. – Но теперь я знаю, что ты жив. Что… знаешь… очень здорово. Поэтому я пойду.

В голове молнией проскакивает мысль, что лучше было позвонить по телефону, захотелось убить Эмму. И о чем я только думала, когда появилась на пороге этого дома, будто я и вправду хорошая знакомая.

– Воскресенье. – Он украдкой смотрит на меня. – Точно. Совсем забыл об этом.

От неожиданности отпускаю ручку и с удивлением смотрю на него. Забыл? Как можно о таком забыть?

– Ты уверен, что с тобой все в порядке, Беннетт?

– Да, все нормально. Я просто… – Он выглядит обеспокоенным. Да нет. Он паникует!

– А как ты меня нашла, вообще-то?

Чувствую, что руки начинают дрожать.

– Взяла адрес в офисе администрации. – Это правда, и не придется впутывать Эмму, если не будет особой необходимости.

– Кто-то в офисе дал тебе мой адрес?

– Нет, он был написан на стикере. – Тоже правда.

Он озадаченно смотрит на меня, открывает рот – собирается что-то сказать. Но внезапно бледнеет. Слегка покачнулся и придерживается рукой за стену, чтобы не упасть.

Подхожу и беру его за руку.

– С тобой все в порядке?

Он пытается что-то сказать, но у него не получается. С трудом делает несколько вдохов.

– Я пойду позову твою бабушку. – Начинаю отпускать его руку, но тут он вырывается сам и хватает меня за запястье, точно так же, как сделал тогда в парке.

– Нет, не нужно. – Звучит так, словно он пытался крикнуть, но все, что может, так это только шептать. Он отпускает мою руку и начинает тяжело дышать.

– Просто.. все уже в порядке.

Он медленно и глубоко вдыхает.

– Просто мне нужно прилечь.

– Ты уверен?

Он открывает дверь. – Тебе нужно идти. – Снова глубоко вдыхает. – Сейчас.

– Но, я не могу…

– Нет. Сейчас. Пожалуйста.

Я скрещиваю руки на груди.

– Ты не можешь заставить меня уйти и оставить тебя здесь в таком состоянии. Я не сделаю этого снова.

Его глаза становятся холодными и пугающими, он сверлит меня взглядом.

– Это мой дом. И я говорю тебе, чтобы ты ушла. Прямо сейчас.

Стоило мне оказаться в коридоре, как дверь захлопывается за мной с такой силой, что можно подумать, он просто рухнул на нее. Я отступаю на несколько шагов и останавливаюсь в нерешительности – что же делать? Снова подхожу к двери и уже поднимаю руку, чтобы постучать, но останавливаюсь, отхожу, разворачиваюсь и медленно бреду по коридору к лестнице.

Останавливаюсь в фойе, снимаю пальто с крючка. Застегиваю пуговицы, попутно обдумывая, что же сказать его бабушке. «Думаю, он снова заболел» или «думаю, вам следует проведать его». Но вспоминаю его решительное «нет», и вопреки лучшим душевным порывам, принимаю решение хранить его секрет. Поэтому просто захожу на кухню, говорю Мэгги, что рада была с ней познакомиться, и, убедив ее, что меня не нужно провожать, выхожу на улицу.

– О! Как хорошо, что ты здесь. – Как только дверной звонок возвещает о моем прибытии, выходит папа, он в хорошем настроении, слишком хорошем для моего нынешнего состояния.

– Не возражаешь, если я пойду.

Возражаю? Господи, конечно же, нет. Пожалуйста, уходи, чтобы я смогла побродить по пустому магазину, размышляя, не оставила ли я Беннетта умирать одного в его неубранной комнате, полной антикварной мебели.

– Для этого я и пришла, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко.

– Спасибо. А то твоя мама уже два раза звонила, спрашивала, когда я буду дома. Мне кажется, она слегка перевозбуждена из-за этой вечеринки.

Он выглядит очень красивым. Подхожу к нему и поправляю галстук.

– Мы будем в Историческом музее Чикаго. Должны быть дома около полуночи, но ты нас не жди. Ты же знаешь, твоя мама и ее друзья могут долго болтать.

– Иди. Повеселитесь там. – Кладу руку ему на плечо и подталкиваю к двери.

Он делает несколько шагов вперед, но внезапно останавливается и оборачивается.

– Еще раз спасибо за то, что согласилась поработать в пятницу вечером. Мы же не помешали твоей личной жизни?

– К сожалению, нет.

Как только папа уходит, начинаю ходить по магазину, машинально поправляю книги на полках, а сама думаю о том,

как

на меня посмотрел Беннетт. Прохожу мимо входной двери и останавливаюсь, очень хочется повесить табличку «Вернусь через десять минут» и сбегать до его дома. Прохожу мимо подсобного помещения, приходится бороться с желанием позвонить Эмме, рассказать ей обо всем, что только что произошло. Прохожу мимо окна и вижу полицейскую машину, припаркованную у кофейни, тут же хочется подбежать к ним и сказать, чтобы они ехали по адресу Гринвуд, 282. Но, конечно же, ничего из этого я не делаю. Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, захожу в детский уголок, беру синее кресло-мешок, переношу его в секцию «Путешествия» и устраиваюсь там с «Путеводителем по Москве» в руках.

◄►◄►◄►

Я в подсобном помещении, набираю код на сейфе, когда раздается дверной звонок. Чуть выглядываю из-за двери, чтобы посмотреть, кто там. Какой-то человек в шерстяной кепке и черном пальто в руках стоит возле прилавка.

– Простите, но мы уже закрыты! – кричу я. Набираю последние три цифры, дергаю тяжелую стальную ручку и забрасываю внутрь виниловую сумку с наличными.

Поглядываю на часы и возвращаюсь к прилавку.

– Простите, но мы закрываемся в …

Посетитель поворачивается ко мне лицом. Это Беннетт. Робкая улыбка появляется на его лице.

Я просто застываю.

– Привет.

Не уверена, что мне удалось скрыть свое изумление. Он выглядит намного лучше, чем три часа назад: темные круги под глазами исчезли, глаза уже не красные. Сейчас он расслаблен, одет в темно-коричневые слаксы и светло-голубой свитер, благодаря которому его глаза сияют как-то особенно. Ну и, конечно же, я не могу не отметить про себя, что теперь пахнет от него так, словно он только что вышел из душа. В общем, выглядит он намного лучше, но все еще таким же уставшим.

– Привет, Анна.

– С тобой все в порядке? – Чувствую такое облегчение, что хочется подбежать и обнять его.

– Да, все хорошо. – Он улыбается. – Итак..

Осматривает магазин.

– Так вот где ты работаешь?

Я лишь киваю.

– Довольно мило. – Он делает несколько шагов навстречу мне и облокачивается о прилавок. – Я рад, что ты оказалась здесь – я не был уверен, работаешь ли ты по вечерам в пятницу.

– Обычно не работаю. Но мои родители пошли на вечеринку в городе. – Больше я не знаю, что сказать, поэтому тоже подхожу к прилавку и повторяю его позу.

– Знаешь, я хотел извиниться. Мне не следовало быть таким грубым.

– Все нормально.

– Нет, не нормально. Мне было очень приятно, что ты пришла. – Выражение его лица мягкое, голос добрый, а следы раздражения бесследно исчезли из глаз.

– Лучше было бы, если бы я просто позвонила, вместо того, чтобы приходить.

– Нет, это мне не следовало уходить из парка тем вечером. Но я не помнил о том, что ты была там, пока ты не рассказала. – Он внимательно смотрит на меня, словно пытаясь оценить, что я по поводу всего этого думаю, и понять в каком ключе дальше продолжать беседу.

– Что бы ни случилось, спасибо, что помогла мне. И жаль, что не сказал тебе этого раньше.

– Всегда, пожалуйста.

Он смотрит мне прямо в глаза и еще шире улыбается.

– Могу я как-то загладить свою вину?

– Загладить вину?

– Как насчет чашечки кофе?

– Кофе?

– Ну да. Если только, – обводит глазами пустой магазин, – ты не занята.

Чувствую, что морщу лоб.

– Ты уверен, что достаточно хорошо себя чувствуешь для того, чтобы пить кофе?

Он пожимает плечами. Кивает.

– На самом деле оно даже помогает избавиться от мигрени. Ну же! Соглашайся! Это самое меньшее, что я могу сделать для тебя после того, как выставил из своего дома.

Он стоит и ждет от меня ответа, я вспоминаю слова, которые Эмма сказала мне сегодня в Пончике. «Просто скажи это», настаивала она. «Тебе ведь нравится этот парень, так ведь?” Хоть и нельзя сказать, что я хорошо его узнала, но, пожалуй, это так.

– Хорошо. Пошли. – Может быть, пока мы пьем кофе, мне удастся узнать его лучше. Может быть, я даже смогу получить ответы на вопросы, которых становится все больше.

Прохожусь по магазину, выключаю повсюду свет, меняю вывеску на «Закрыто». Пока закрываю дверь, Беннетт снимает с моего плеча рюкзак и перекидывает через свое.

◄►◄►◄►

Мы медленно в полном молчании идем до конца квартала. Слышу шум, доносящий из кофейни, и чем ближе мы подходим, он становится все громче, в морозном воздухе проплывает аромат, превращается в облачко и исчезает где-то вверху. Мы входим, когда как раз уходит небольшая компания людей, и, лавируя между переполненными столиками, занимаем диван из мягкого бархата в углу.

– Чего бы ты хотела?

– Кучу объяснений, – я тянусь, чтобы достать бумажник из рюкзака, – и латте, пожалуйста.

– Понял. – Беннетт слегка дотрагивается до моей руки, тихо ругаю себя – опять это прикосновение вызвало дрожь во всем теле. Он поднимается и спустя несколько минут возвращается с двумя стеклянными бокалами, наполненными латте с горячей молочной пеной.

Он ставит их на столик и занимает свое место на диване. Выжидающе смотрю на него.

– Для серьезного разговора не помешали бы бисквиты, – говорит он. Позволяю себе ему улыбнуться.

Он несколько раз обмакивает печенье в свою кружку с кофе и начинает его жевать. Ловлю себя на мысли, что просто сижу, уставившись на него, приходится перенести свое внимание на кружку. Кофе теплый и нежный.

– Ну и? С чего мне начать? – Он продолжает макать печенье в кофе, но теперь уже смотрит на меня.

– Наверное, начать нужно с воскресного вечера. С парка? Должен признаться, мои воспоминания в некоторых местах весьма туманны, но я, кажется, уже говорил тебе про мигрень?

Чувствую, как мое лицо смягчается, мне очень любопытно, я киваю в ответ.

– Если честно, то даже не понимаю, что произошло. Я бродил по городу и вдруг почувствовал надвигающуюся головную боль. Но прежде, чем я успел сообразить, что происходит, она уже накрыла меня… – он снова откусывает печенье и делает глоток кофе прежде, чем продолжить. – В любом случае, совершенно не представляю, сколько времени я просидел в том парке, когда ты нашла меня. Все, что я отчетливо помню, это как пытался попасть домой.

– Я могла тебе помочь. Почему ты просто не дождался меня? Я бы проводила тебя. – Уставившись в свою кружку, делаю очередной глоток. А когда поднимаю глаза, вижу, что он все еще смотрит на меня.

– Я ушел, как только смог идти. – Он делает паузу и осматривается вокруг, как будто ищет что-то, что мне не дано увидеть, потом снова поворачивается ко мне и смотрит в глаза. – Мне жаль, но я совершенно не помню, почему ты ушла.

– Я побежала в кофейню, чтобы принести тебе воды.

Он кивает, возникает чувство, будто он начинает что-то вспоминать.

– Извини, я не собирался сбегать от тебя. Просто мои мысли перепутались.

Он качает головой, словно пытаясь отогнать воспоминания о том вечере.

Никогда еще не чувствовала себя настолько неловко, видно насколько он сбит с толку из-за всего произошедшего.

– Так ты болел всю неделю?

– Время от времени. Я уже собирался пойти в школу в четверг, но вновь почувствовал, как начинается приступ головной боли, и забеспокоился, что подобное может произойти снова. Было бы очень неприятно потерять сознание в новой школе, едва отучившись две недели.

Удивительно, что его волнует, что мы можем о нем подумать.

– И теперь за эти выходные мне нужно будет выполнить тонну домашних заданий. После того, как ты ушла, пришла женщина из школы и принесла их.

– Мисс Доусон.

– Когда ты пришла, я подумал, что это она. Вот почему я был так удивлен, увидев тебя.

– Удивлен? – Я приподнимаю брови. – Вот как ты это называешь.

Беннетт теребит рукой спинку дивана.

– Я и правда, сожалею, что заставил тебя уйти сегодня вечером. Он улыбается и отклоняется на спинку дивана, замечаю, что только что сделала то же самое. – Но сейчас все в порядке.

– Да ты практически… вышвырнул меня.

–Вышвырнул тебя?

Он опускает взгляд, затем снова поднимает на меня глаза, и я вижу на его лице смущенную улыбку.

– Но ведь я выглядел просто ужасно. У меня на пороге появляется красивая девушка, а я весь потный, воняю и выгляжу так, словно месяц не спал. – Он не сводит с меня глаз. – Но мне все равно не стоило быть таким грубым.

– Ладно, не беспокойся об этом. – И я улыбаюсь.

– Спасибо, что ничего не сказала Мэгги. Не хочу, чтобы она беспокоилась.

– Конечно. – Он продолжает пристально смотреть на меня, и из-за повисшего в воздухе напряжения решаю сменить тему.

– Твоя бабушка довольно милая, – говорю я, и замечаю, как просветлело его лицо.

– Да, она замечательная.

– Так ты переехал из Сан-Франциско, чтобы жить с ней?

– Я пробуду здесь только месяц, пока мои родители не вернутся из Европы.

– О, – вот и все, что мне удается сказать в ответ. Наклоняюсь вперед, а у самой сердце уходит в пятки. – Я этого не знала.

Ну, это объясняет, почему он так старается ни с кем не сближаться.

– Да, но это еще не все.. у меня такое ощущение, что тебе я могу сказать правду. Ты же сможешь хранить секрет? – Он замер в ожидании, пока я кивну. – Дело не только в том, что мои родители путешествуют.

– О? – Откусываю кусочек бисквита и жую. Надеюсь, он понял, что это значит, что ему нужно продолжить рассказ.

– Я должен был ехать с ними, но совершил ошибку, – говорит он. – И более того, в итоге она превратилась просто в огромную ошибку. Родители меня поняли, но сказали, как бы это поточнее выразиться, что сейчас лучшее место для меня – это Эванстон. Лучше заботиться о Мэгги, чем провести этот месяц с ними… или в исправительной школе.

Огромная во весь рот улыбка, застывшая на его лице, заставляет меня задуматься – а не разыгрывает ли он меня?

– Ну и? – спрашиваю я.

– Что «и»?

– Ты не собираешь рассказать мне, чем заслужил такое наказание?

В ответ он качает головой и снисходительно улыбается.

– Поверь мне, тебе не захочется об этом знать.

– Да ладно! Не может быть, чтобы все было настолько плохо. Ты же никого не убил. – Собираюсь откусить еще печенья, но рука застывает в воздухе, и я смотрю на него. – Или убил?

Он старательно помешивает кофе в кружке, словно пытается найти в ней ответы.

– Нет, я никого не убил. Но кое-кто… исчез. И это полностью моя вина.

Тут я вспоминаю, как он сидел на скамейке в морозном парке, раскачиваясь то назад, то вперед и постоянно бормоча, что ему нужно кого-то найти. Рассказываю ему, что слышала, и пытаюсь выспросить у него, что это значит, но одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы прекратить расспросы. Повисает мучительное молчание, пытаюсь все-таки что-то выяснить.

– Ну не такой уж это и большой секрет. Это все, что ты хотел мне рассказать?

– Пока да. – Его лицо оживляется, и он спрашивает:

– Сколько лет ты уже живешь в Эванстоне?

Удивленно смотрю на него.

– Теперь мы будем говорить об этом? – спрашиваю я.

– Об этом, – отвечает он.

Позволяю ему сорваться с крючка, но одариваю таким взглядом, чтобы сразу было понятно – ему еще многое придется мне объяснить. Прежде, чем ответить, вздыхаю.

– Всю свою жизнь. Я выросла в том же доме, что и мой отец. В том же доме, где вырос мой дедушка.

– Ух ты! – Сначала мне показалось, что я вижу взгляд понимающих глаз, но уже потом осознаю, что за этим выражением кроется сочувствие. Словно я хоббит, который никогда не покидал Шир.

– Да уж. – Мне становится стыдно. – Ух ты.

Беннетт наклоняется ко мне как можно ближе, заполняя все оставшееся между нами пространство, словно ему действительно интересно, что происходит в моей жалкой и такой обыденной жизни.

– А ты никогда не чувствовала себя так… словно оказалась в ловушке?

Очень хочется рассказать ему о своей карте и планах путешествовать по миру, но, когда пытаюсь сформировать слова в голове, понимаю, как жалко они звучат. Да, сейчас я словно в ловушке, но так не будет вечно. Пока я способна не позволить реальности, в которой живу, полностью поглотить меня – пока я могу мечтать обо всем, о чем захочу. Может быть, когда я стану уже старой и седой, буду сидеть на крыльце с вязанием, а в магазине, который будет принадлежать мне, будут работать мои внуки, они будут считать меня сошедшей с ума старой летучей мышью, потому что я даже боюсь приближаться к разделу с Путешествиями. Но пока еще так далеко все не зашло.

– Каждый день, – отвечаю я.

– Даже представить себе не могу, как можно так долго оставаться на одном и том же месте. – Я отклоняюсь от него, но он наклоняется вперед и подпирает голову руками, заполняя возникшее по моей вине пространство. – Я вот побывал практически везде. Видел больше, чем многие успевают увидеть за всю свою жизнь.

Как это замечание может мне помочь, неужели не понимает? Видимо все-таки понял, потому что меняет тему.

– Но зато у тебя есть то, чего никогда не было у меня.

Выражение на его лице немного смягчается, оно становится даже немного печальным.

– Глубокие корни. История этого места. Ты видишь, как твои друзья, которых знала еще с детского сада, вырастают у тебя на глазах. В отличие от моих родителей и сестры, я живу с постоянным ощущением, что все, кого я знаю, – тут он делает паузу, чтобы подобрать правильное слово, – временные, что ли.

Теперь уже настает моя очередь сочувствовать ему. Я знаю Джастина дольше всех моих друзей, но даже и представить себе не могу, чтобы могла подумать о ком-то из них, как о чем-то временном.

– Только не говори мне, что собираешь поступать в Северо-Западный Университет. – Он продолжает открыто улыбаться мне, а я продолжаю все ему рассказывать, словно кто-то ввел мне сыворотку правды.

– Господи, нет, конечно. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Скорее всего, как и все, я буду подавать туда документы, но не думаю, что это будет мой единственный выбор. – И я рассказываю ему о беге и о моих планах на стипендию, а Беннетт смотрит на меня и жадно ловит каждое мое слово, хоть мне и не понятно, почему. Его глаза широко раскрыты и наполнены интересом, поэтому, когда я в очередной раз вспоминаю о своей карте, то решаюсь рассказать ему больше.

– А еще есть один план, – говорю я, – о котором мои родители пока не знают.

Он восхищенно улыбается.

– Так я тоже узнаю секрет?

– Да, только с небольшим отличием – я собираюсь рассказать тебе все, – отвечаю я, это заставляет его улыбнуться так широко, что его глаза почти превращаются в щелочки.

– Я подумываю о том, чтобы посвятить год после окончания школы путешествиям. Я знаю, что мне нужно поступать в колледж, но чувствую, что для меня это будет единственная возможность увидеть мир после окончания школы.

Опускаю взгляд и сижу, уставившись на диван.

– Но, конечно же, мои родители этого никогда не одобрят.

– А что тебе мешает путешествовать уже после колледжа?

Ну да, он не мог этого не спросить. Я видела, где он живет.

– После колледжа мне нужно будет сразу же искать работу, чтобы выплатить кредит за учебу, – объясняю я. – Даже если я получу стипендию, как член команды по бегу по пересеченной местности, и финансовую помощь, мне все равно этого не хватит.

Его улыбка подбадривает меня, и я продолжаю.

– Поэтому думаю, что если не поеду сразу после школы, то не поеду уже никогда, а мне это просто… просто необходимо.

Он долго смотрит на меня, думает о чем-то.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ты невероятно интересная. – Его рот изгибается в полуулыбке. «И красивая», так и хочется мне добавить. «Раньше ты говорил, что я красивая». – Я так и думал, что ты окажешься интересной.

Он опять смотрит на меня, а я все надеюсь, что он скажет что-нибудь еще.

В ответ смотрю на него и вдруг понимаю, что за этот час напрочь забыла о всех тех вещах, которые беспокоили меня в последнее время. О том, как он просто растворился в воздухе на треке, а потом это отрицал. О том, как он странно отреагировал, когда впервые услышал мое имя. О том, как я нашла его в парке тем вечером. Даже об этом странном посещении дома его бабушки несколько часов назад. Не знаю, что уж там он нашел во мне интересного, но вот он меня точно заинтересовал – я до сих пор ничего не знаю о нем. А так хочется сложить эту головоломку, но самые важные куски почему-то постоянно падают на пол, как назло приземляясь картинкой вниз, и так и остаются лежать вне зоны досягаемости.

Но все эти вновь возникшие в моей голове вопросы опять исчезают, стоит ему наклониться ближе ко мне, он медленно проводит линию на моем лице большим пальцем, от челюсти к подбородку. Я закрываю глаза – его палец скользит по направлению к моему рту и гладит нижнюю губу, чувствую, что непроизвольно наклоняюсь все ближе и ближе к нему, словно у его тела есть собственная гравитация, которая притягивает меня. Кажется, он хочет меня поцеловать, я снова закрываю глаза и делаю небольшой вдох в ожидании прикосновения его губ.

Но поцелуя нет. Я чувствую, как он останавливается. Его дыхание остается у меня на щеке, и я слышу, как он тихо шепчет мне на ухо: «Прости».

– За что? – бормочу я в ответ.

– За это. – Он вздыхает. – Прости. Но я не могу…

– А как же дерзкие приключения? – Очень надеюсь, что он услышит улыбку в моем голосе.

Чувствую, как рядом с моей шеей раздается смешок, и Беннетт снова вздыхает.

– Боюсь, что в одном таком я уже нахожусь. Но, к сожалению, не в этом. – Чуть отклоняюсь, чтобы заглянуть в его глаза, и удивляюсь, насколько они печальны. Он снова проводит большим пальцем по моей щеке и отодвигается от меня. Смотрит на часы.

– Послушай, мне уже пора возвращаться к Мэгги. Могу я проводить тебя до дома?

В смущении сильнее вдавливаюсь в спинку дивана. Я удручена.

– Все нормально, здесь идти всего пару кварталов.

– Я буду чувствовать себя ужасно, если с тобой что-нибудь случится.

– Например, если я исчезну? – саркастически отвечаю я. – Ведь кажется, именно такой эффект ты оказываешь на людей?

Я сижу пока еще достаточно близко, чтобы заметить, как Беннетт изменился в лице, его черты стали более жесткими.

– Спасибо. – Он отодвигается от меня еще дальше, и та часть меня, что расстроилась из-за несостоявшегося поцелуя, чувствует себя удовлетворенной. – Сейчас вернусь.

Он идет в уборную, а я остаюсь одна на диване, ругаю себя, на чем свет стоит.

– Беннетт, прости, – говорю я, когда он возвращается. – Я всего лишь пыталась пошутить.

Он наклоняется, чтобы подобрать с пола мой рюкзак.

– Все в порядке, не беспокойся.

Мы надеваем куртки, молча проходим мимо диванов и столиков, выходим на улицу. Вроде бы идем рядом, но между нами явно ощущается целая пропасть. За все три квартала мы так и не произнесли друг другу ни слова, тот Беннетт, который сейчас провожает меня домой, сильно отличается от того, с кем мы только что разговаривали весь последний час.

– А вот и мой дом, – говорю я, когда мы подходим к нему. Смотрю, как Беннетт разглядывает наш дом, который мои предки сами построили еще в 19 веке, разглядывает его осыпающуюся желтую краску и изогнутый фонарь, который служит единственным освещением на улице. Свет на кухне включен, но не заметно, чтобы там кто-то был – моих родителей не будет дома еще несколько часов.

– Может, хочешь…

– Нет, – резко отвечает он, и ставит рюкзак на землю у моих ног. – Послушай, ты была права… ну, то, что ты там сказала.

Его голос звучит мягче, но, похоже, он специально прикладывает усилия, чтобы он таким не казался.

– Да ладно тебе, я же пошутила. – Пытаюсь развеселить его, но он лишь стоит, засунув руки в карманы, и всячески старается избежать моего взгляда. В жизни бы не подумала, что мой комментарий настолько ранил его, что человеку достаточно просто сходить в уборную, чтобы вернуться оттуда уже совершенно другим. Тот первый пытался меня поцеловать. А этот дождаться не может, чтобы поскорее уйти отсюда.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Подхожу ближе и улыбаюсь ему, флиртую, надеюсь, что смогу вернуть того Беннетта из кофейни.

– Я знаю уже два твоих секрета. – Тот почти случившийся поцелуй придает мне смелости, я подхожу к нему ближе и берусь за лацкан его шерстяного пальто. – А это уже что-то, так ведь?

Он придвигается ко мне ближе, как тогда на диване, но на этот раз лицо у него жесткое, и он даже не пытается приблизиться к моим губам. Он хватает меня за запястье, чтобы убрать мою руку, и я рефлекторно отпускаю лацкан. Выражение его лица становится еще холоднее.

Не могу поверить, что мое замечание так задело его.

– Да что с тобой такое?

Беннетт делает большой шаг назад.

– Послушай. Такого больше не должно произойти. Ты меня понимаешь, Анна? Это, – говорит он и делает движение рукой между нами, – не должно было произойти в это время.

– Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь! И что значит «в это время»?

– Ничего. – Он скрещивает руки на груди и смотрит мне прямо в глаза. – Я пробуду здесь еще две недели, просто потому, что у меня нет другого выбора. Потом я уеду, и ты меня больше никогда не увидишь. Поэтому, пожалуйста, возвращайся к своей привычной жизни.

Он разворачивается и уходит, а мне ничего не остается, как лишь смотреть ему в след.

Тридцать пять дней. Беннетт появился у нас в городе тридцать пять дней назад, а значит, по моим подсчетам, он должен был уже уехать еще четыре или пять дней назад. Тем не менее, каждый раз приходя на урок испанского, я вижу его. После той ночи в кофейне, три недели назад, мы едва парой слов перекинулись. Он никогда не смотрит на меня, а если наши взгляды случайно и встречаются, то он небрежно улыбается мне, а я отвожу взгляд. Но воспоминания о том вечере не покидают меня. У меня все никак не укладывается в голове – как же так, вот он ворвался в мою жизнь, перевернул все с ног на голову, а сам остается прежним, в нем ничто не изменилось.

– У меня для вас новости! – Радостно произносит сеньор Арготта, широко улыбается и разводит руками. Он медленно окидывает взглядом класс, теперь мы все заинтригованы его словами и внимательно следим за ним – как он, не спеша, подходит к своему столу и садится на его край.

– Кто из вас уже слышал о моем Ежегодном конкурсе путешествий?

Несколько человек из класса поднимают руки.

– Хорошо, – говорит он. – Но в этом году даже вас мне есть чем удивить. Потому что в этот раз приз действительно стоящий и невероятный.

Он спрыгивает со стола и вытягивает огромный плакат с надписью «Мексика». Гигантская, раскрашенная во все цвета карта страны разворачивается от самого потолка.

– Но сначала, позвольте, я расскажу вам о самом задании. Каждый из вас должен спланировать потрясающие двухнедельные каникулы в Мексике. Все вылетают из нашего всеми любимого аэропорта О’Хара, а вот приземлиться вы вольны, где захотите. И с этого момента вы должны создать план путешествия, который позволит посетить в Мексике как можно больше мест, сколько это вообще возможно за четырнадцать дней. Тот, кто создаст самый логичный, интересный, но в то же время еще и бюджетный план – выигрывает конкурс.

Он идет к доске и останавливается.

– Звучит здорово, не правда ли? – Двадцать учеников в унисон кивают головой.

– Что ж, замечательно. Планы путешествий вам необходимо сдать к следующему понедельнику, то есть ровно через неделю. – Он поворачивается спиной к классу и начинает вытирать доску.

В кабинете по-прежнему стоит тишина. Мы потихоньку переглядываемся друг с другом. Наконец, Алекс не выдерживает, прочищает горло и поднимает руку.

Тут Арготта поворачивается и всплескивает руками.

– Постойте-ка минутку! – Он начинает расхаживать взад-вперед по классу, ухмыляется.

– Держу пари, – говорит он медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, – вы хотели бы узнать, что получите, если выиграете, так?

Он останавливается перед доской, кивает и улыбается, мы киваем ему в ответ. Алекс опускает руку.

– Ну конечно же, конечно же. – Он опять начинает расхаживать по комнате в такт своим словам, напряжение в классе нарастает. – У меня есть друг, знаете ли, который работает в одной из основных авиакомпаний.

Почему-то меня не покидает мысль, что Арготта сегодня все утро практиковал свою речь перед зеркалом.

– Я рассказал этому своему хорошему другу о моем Ежегодном конкурсе путешествий, и ему показалась замечательной идея организовать от имени своей авиакомпании вознаграждение в виде чека на пятьсот долларов, благодаря которому победитель смог бы осуществить свое путешествие.